Spring Await Us

Я приду, чтобы ещё раз обнять тебя весной, когда зацветут форзиции и сливы.

      — Я не знаю, что делать.       — Ты говорил это тысячу раз, ради всего святого, Тсуму, заткнись к чёртовой матери. Я пытаюсь заняться своими делами.       — Ну, не похоже, что ты стремишься получить звезду Мишлен или…       — Нарежь ветчину.       Атсуму надул щёки и, ворча, принялся нарезать кусок мяса на кубики. Его брат-близнец Осаму, а также владелец «Онигири Мия», повернулся к нему, озадаченно хмурясь.       — Это прекрасный шанс, не так ли? Ты мечтал получить предложение от команды первого дивизиона; у всех остальных были контрактные сеттеры. «Шакалы» довольно известны, да? Тем более, у них есть Бокуто из Фукуродани.       — Я имею в виду, меня устраивает Бокуто, и у них солидный состав. Просто, — он бросает взгляд на розовые кубики ветчины, — ты знаешь.       На сковороде Осаму, пока он помешивает лук, раздаётся шипение.       — Только не говори мне, что ты ломаешь голову из-за того, что Сакуса Киёми в команде?       Тишина. Шипение, шипение. Стук, стук.       — Иисус Христос, повзрослей, Тсуму.       — Ты просто не понимаешь!       — Что ж, возможно это потому, что ты никогда не говорил мне, почему ты ненавидишь его до глубины души!       Атсуму принялся разочарованно нарезать ветчину.       — Не то чтобы я его ненавижу, я… — он щурится на нарезанные кубики, — мы не ладим.       — Ты не ладишь с девяноста пятью процентами людей, чем он особенный?       — Я же говорю, всё не так просто.       — Поверь мне, Сакусе будет плевать, если ты присоединишься к команде, — он надувает губы. Близнец шлёпает его жирной лопаткой, и Атсуму визжит. — Ты не можешь ненавидеть этого парня больше, чем любишь волейбол. Ты действительно позволишь своим чувствам взять верх над годами усилий и упорства?       Осаму, конечно, был прав, потому что Осаму всегда безоговорочно был прав. Такое случается раз в жизни, — ну, нет, ему всего двадцать два — но он ждал этой возможности с тех пор, как окончил среднюю школу. Тренер Фостер предложил подписать контракт с Шакалами и пообещал ему постоянную позицию сеттера в команде. Даже Суна играет за EJP Raijins; Атсуму не может позволить себе отставать.       Это просто Сакуса Киёми.       — Ты идиот, а не идиот, Тсуму.       — Что, чёрт возьми, это вообще значит?       — Обрати внимание на интонацию, — Осаму украдкой бросает на него взгляд и продолжает помешивать лук. — В любом случае, что за отвращение при любом упоминании о Сакусе? Ты не такой человек, а я знаю тебя лучше, чем кто-либо на этой планете.       — Он, — Атсуму хмурит брови, — скраб.       — От тебя это звучит несерьёзно, — качая головой, проворчал Осаму. — Если ты не хочешь мне рассказывать, то ладно, но я не знаю, что может быть такого плохого.       Плохого?       Это не было на самом деле плохо.       Не плохо. Это было ужасно.       Мия Атсуму мало что помнит предельно чётко.       Он забывает, что ел на завтрак. Ему приходится записывать свои задания в дневники, потому что он не может запомнить даже своё расписание занятий на год. Было время, когда он был так поглощён тренировками по волейболу, что почти пропустил свой день рождения, если бы клуб не устроил вечеринку-сюрприз для близнецов. Он не утруждает себя тем, чтобы выучить имена своих двадцати с чем-то одноклассников, потому что он не сможет этого сделать, не говоря уже о том, что ему это не так уж и интересно.       Но одна вещь, всего одна.       Это воспоминание, которое живёт в его памяти до сих пор, воспоминание, запечатлевшееся в его мозгу, настолько яркое, что он как будто переживает его заново.       Когда он впервые встретил Сакусу Киёми.       Они встретились в юношеском волейбольном лагере U18 для будущих спортсменов национальной сборной Японии. Прохладный аромат салонпаса, неизбежный привкус резины и остатки солёного пота смешались и витали в воздухе. Корт был деревянным, с белыми линиями. Солнечный свет проникал сквозь оконные стекла сверху. Было немного душно и жарко, так как кондиционер включили всего пару минут назад.       Ему тогда было шестнадцать, он был первокурсником, сеттером из Инаридзаки. Осаму не пригласили, чего Атсуму не понимал, но его брату было всё равно.       Последовательно он размял руки, затем ноги, левую, а потом правую. Он поприветствовал других игроков, помог им потренироваться и обменялся скучными разговорами о национальных.       — Эй, — пробормотал кто-то, — это не Сакуса Киёми?       Сакуса Киёми.       Атсуму обернулся.       Там был мальчик в джерси наполовину лимонно-зеленого, наполовину жёлтого цвета. Чёрные кудри спадали на лоб, а руки были засунуты в карманы. На нём была синяя хирургическая маска, и он выглядел так, словно не спал три недели.       Если бы на этом всё закончилось, то Атсуму не смог бы воспроизвести отрывок того дня даже годы спустя.       Не то чтобы он считал Сакусу поразительно привлекательным, учитывая его ужасную позу и навязчивую маску. Не то чтобы Сакуса сказал или сделал что–то странное — на самом деле, он не произнес ни единого звука. Сакуса просто прошёл мимо Атсуму, сгорбив спину и побледнев.       Именно в тот момент по щекам Атсуму покатились хрустальные слёзы.       Слёзы лились ручьями, разбиваясь о пол корта. Случайная капелька задела косточку его большого пальца.       Это было внезапно, неожиданно и унизительно. Ему повезло, что всеобщее внимание было приковано к Сакусе, а не к нему. Атсуму дотронулся до уголка глаза — он был мокрым. «Что за хуйня?», — прошептал он, яростно вытирая глаза руками. Кровь с бешеной скоростью прилила к сердцу, и он почувствовал, как холодный пот выступил на ладонях. Колени подкашивались. На долю секунды он потерял равновесие и наклонился вперёд, но смог восстановить его, сделав резкий вдох. Что происходит? Ощущение, похожее на панику и тревогу, действовало на нервы, и он схватился за грудь.       Он чувствовал себя опустошённым.       Как будто кто–то проделал гигантскую, неизлечимую дыру в его животе, лишив его легких и других внутренних органов.       (Я хочу умереть.)       Всё это произошло в течение пяти секунд.       — Эй, Мия, ты в порядке? Ты бледный.       Дальше его воспоминания размыты. Однако он помнит, что избегал Сакусу, как чуму. Он не разговаривал с этим мальчиком, вообще не общался с ним — ни разу за три года их совместной работы в лагере. Они обменивались короткими командами и фразами, такими как «Сакуса, мяч» и «Мия, выше» — стандартный волейбольный диалог. К счастью, Сакуса не был экстравертом и не стал спрашивать про очевидное невежественно по отношению к спайкеру. Потому что что он мог сказать? Да, я заплакал, когда увидел тебя, абсолютно без причины, и это чертовски меня беспокоит.       Да, верно.       Не поймите его неправильно, Атсуму — эмоциональный человек. Он рыдает над дрянными романтическими комедиями, визжит над фильмами ужасов и зомби-апокалипсисом, а в двадцать лет заливался слезами после просмотра документального фильма о собаке по телевизору (да, собака умерла. Собаки всегда умирают. Атсуму не знает, почему они всегда убивают собак). За свою жизнь он пролил много слёз.       Однако он не плачет из-за людей, а если и плачет, то редко.       Он пережил немало расставаний — большинство его девушек были недовольны тем, что он никогда не уделял им достаточно внимания, а большинство его парней были недовольны отношением к ним. Всё, что было между ними, было обычным, без каких-либо обязательств. Последний раз, когда он открыто рыдал, были похороны его бабушки, с которых прошло уже четыре года.       Итак, тот факт, что Атсуму плакал из-за какого-то подростка, которого он никогда раньше не встречал, имел огромное значение. В его защиту можно сказать, что это было бы огромным событием для любого человека.       Огромным событием настолько, что теперь Атсуму серьёзно обдумывает, стоит ли ему отказываться от контракта с командой первого дивизиона только потому, что в команде есть Сакуса.       — Слушай, Тсуму, если ты откажешься от этого предложения из-за Сакусы, я перережу тебе горло этим ножом.       — Почему моя жизнь зависит от тебя?       — Потому что я хороший брат.       Атсуму фыркнул.       — Что насчет тебя и Сунарина?       — Не переводи тему.       Он надулся, стукнувшись лбом о столешницу. Он, конечно, знает, что эта внутренняя игра в перетягивание каната глупа. Это очевидно. Он горит желанием попасть в национальную лигу, на Олимпийские игры и в мир за этими пределами. Волейбол был его кислородом, его кровью, его карьерой и его мечтой, и так будет всегда. Сакуса Киёми, который, так уж случилось, является профессиональным волейболистом, — никто в «Чёрных Шакалах».       Никто.       Несмотря на это, он не может забыть эмоций, которые охватили его в тот полдень.       Острая боль в груди, мучительное покалывание, отдающееся на кончиках пальцев, онемевшая боль в сердце, иголочки под подошвами кроссовок — и слёзы. Хотя Атсуму никогда раньше не имел опыта в умирании, в тот момент он был по-настоящему убеждён: именно так это и должно ощущаться. Смерть. Встреча с Сакусой была похожа на смерть. Что-то более жестокое, более грубое, более зверское, чем смерть.       Но почему?       — Саму, если я умру, — пробормотал он, — похорони меня рядом с волейбольной сеткой.       — Просто иди и подпиши этот чёртов контракт, Тсуму.       Закрыв глаза, он думает о синей маске Сакусы без единого пятнышка.

* * *

      — Ты уже принял решение?       — Ах, да, — скривился Атсуму, получая толстую пачку бумаги от Самсона Фостера, тренера Шакалов. Условия соглашения, да-да-да… — Извините, что это заняло так много времени.       — Нет проблем. Многие игроки обдумывают свои варианты, прежде чем выбрать команду. Ты уже ознакомился с нашим составом?       — Похоже, это сильная команда, — кивнул Мия.       — Безусловно. Я искал сеттера с более твердым характером и решил, что ты идеально подойдёшь для Шакалов. Наши спайкеры, ну… дикие, — Атсуму в этом не сомневается. Амбициозный и харизматичный Бокуто тоже был известен, когда они учились в старшей школе. — О, вы с Сакусой ровесники, верно?       Он ощетинился на миллисекунду, но тут же улыбнулся:       — Да. Он был настоящим зверем.       — Он и сейчас такой. Я думаю, что в ближайшие годы он будет одним из кандидатов в национальную сборную. Вы друзья?       Друзья. Так-то они были незнакомцами. Атсуму предпочитает быть незнакомцами.       — Нет, мы… мы мало общались. Молодёжные лагеря были довольно короткими, и мы не встречались ни на межшкольных, ни на весенних турнирах. Думаю, мы знакомые.       — Ну, начнём с того, что он не слишком общительный, — посмеялся над этим Фостер. — Возможно, он расслабится, когда ты присоединишься к команде.       Очень скептически отношусь к такой вероятности. Он пролистывает контракт и берёт ручку. Пульс слегка учащается, когда он заносит её над листом — вот и всё. Он приближается к своей мечте, к желаемому образу всей своей жизни. Беспокойство по поводу Сакусы рассеивается, когда он ставит свою подпись на пустой строке.       — Сделано.       Фостер просматривает бумаги и складывает их в стопку.       — По воскресеньям у нас нет тренировок — выходной как для игроков, так и для персонала. Субботние тренировки, как правило, на три часа короче обычных тренировок по будням, но спортзал будет открыт каждый день до полуночи. Сезон официально начинается в следующую среду, так что у тебя будет около недели, чтобы приспособиться к игре с нашими игроками.       — Вас понял.       Тренер встаёт и протягивает Атсуму руку.       — Добро пожаловать в Чёрные Шакалы, Мия Атсуму.

* * *

      Он просыпается с лёгкой головной болью.       Этого нельзя допустить — это его первая тренировка с Шакалами. Он проглатывает обезболивающее и укладывает волосы гелем. Осаму звонит ему, когда он жуёт батончик-мюсли на завтрак.       — Чёрт возьми, что ты ешь?       — Батончик.       — Не будь придурком сегодня.       — Я ценю твою непоколебимую веру в меня.       — Не радуйся слишком сильно, ты можешь перепутать красный сигнал светофора с зеленым и врезаться в столб.       — Это слишком реалистичный пример, Саму.       — А что насчёт твоей аллергии на Сакусу?       — Аллер… у меня нет аллергии на него, не говори так!       — Просто напоминаю тебе, что нужно взять себя в руки. Расскажешь мне, как всё прошло, мне пора открывать магазин.       — Ладно, ладно.       Спортивный зал находится в двадцати минутах езды от его новой квартиры. Он нервно вцепляется в леопардовое покрытие руля. Первый дивизион. MSBY Black Jackals. Олимпийские игры. Национальная сборная. Это просто начало новой главы, ещё одна веха, усмехается он про себя.       У входа в главное здание стоит мужчина в футболке Шакалов. Заметив Атсуму, он машет ему в знак приветствия.       — Привет, — он похлопывает Атсуму по плечу — у него мозолистые ладони. Должно быть, он много тренировался. Ох, бакенбарды. — Ты Мия, верно?       — Да, сэр, — выпрямляется он.       — Не будь таким напряжённым. Я Мейан Шуго, капитан Шакалов, — а, парень из списка. Понял. Его мышцы расслабляются. — Напомни, в какой команде ты был? Я перепутал имена.       — TY Eagles из второго дивизиона.       — Точно, точно, последние пару сезонов у них всё шло хорошо. Как много ты слышал о Шакалах? — Мейан позволяет ему непринуждённо поболтать, пока выводит Атсуму на площадку.       — Не так много — наравне с Адлерами.       Мейан цокает языком при этом упоминании.       — Адлеры завербовали Кагеяму Тобио. Они были настоящей занозой в заднице только с Ушиджимой и Хошиуми, боже мой, — он кинул искрящийся взгляд на Атсуму: — Но теперь, когда в нашей команде есть звёздный сеттер, это не проблема, да, Мия?       — Ага, — значит, Тобио-кун с Адлерами, хах, — да.       — Ну, не то чтобы мы собираемся опираться на тебя в течение всего сезона. У нас надёжная команда, — капитан проводит его по раздевалкам, большим кортам, тренажёрному залу и кафетерию. — Я рекомендую салат из куриной грудки. У них полезная и вкусная заправка. Примерно в это время мы должны были провести тренировочную игру, но, поскольку это твоя первая тренировка с нами, мы все договорились собраться в конференц-зале.       Все.       — Это очень любезно с вашей стороны, — сглотнул Атсуму.       — Ты готов? — Мейан указал большим пальцем на дверь. «Конференц зал» читалось на табличке.       Готов ли я?       Невозмутимое лицо Сакусы затуманивает его разум. Лицо, которое много лет назад довело Атсуму до слёз. Лицо, которое Атсуму жаждал стереть из памяти на протяжении, кажется, целой вечности. Сакуса Киёми был существом, которое Атсуму не мог понять. Он никогда не смог бы связно описать эмоции, переполнявшие его той весной, абсолютную мрачность, наполнявшую его душу каждую секунду разговора с этим человеком, — вот, чем Сакуса Киёми был для него.       Однако это было шесть лет назад, и Мия Атсуму должен двигаться вперед.       — Да.       Дверь открывается.       Его первое впечатление — ого, как громко.       — Мия! — восклицает Бокуто, размахивая руками. — Давно не виделись! — в углу, прижавшись друг к другу, стоит троица, обсуждая что-то с торжественными выражениями лиц; они оборачиваются, когда Бокуто даёт пять Атсуму. — Кажется, что прошла вечность, братан! Прошло четыре года, да? — братан? Были ли мы такими же дружными в старших классах? — Я видел, как ты в прошлом сезоне забил восемь очков в прыжке с плавающей подачи в игре против «Лягушек»! Святые угодники, это было феноменально, ты должен меня как-нибудь научить! — неугомонный, хаотичный, буйный — Бокуто Котаро, к вашим услугам.       — Конечно, — отвечает он, наполовину ошеломлённый, наполовину испуганный. — Э-э…       — Эй-эй, — махнул рукой худощавый великан, — он должен быть не ниже двух метров, чувак, два метра — на самом деле, их оказалось двое. — Томас Адриа, — Адриа говорит по-японски с западным акцентом, чтобы представиться.       — Оливер Барнс, — Атсуму вспомнил их обоих из Sports Daily; они были на обложке журнала.       — Привет, — он имитирует стандартный токийский диалект, надеясь, что им будет легче его понять. — Мия Атсуму.       Оливер поспешно роется в карманах и достаёт свой телефон. Что он делает? Мужчина гордо улыбается, показывая Атсуму свой экран. Там маленькая девочка с румяными щёчками, похожими на розовые зефирки, спит в кроватке, причмокивая губами. Атсуму, сверкнув жемчужными глазами, бросает Оливеру:       — Чёрт возьми, это твоя? — его попытки говорить на токийском японском терпят крах, поскольку он сходит с ума, потому что она, вероятно, самое милое существо, которое он видел за две тысячи лет. Оливер с энтузиазмом кивает. — Она похожа на клубничный дайфуку в человеческом виде, Господи.       — Она бывает в спортзале примерно раз в неделю, — подхватывает кто-то ещё, и Атсуму предполагает, что он либеро, судя по росту. — Я Инунаки Шион, либеро, — бинго. Инунаки ухмыляется. — Ты угадал мою позицию по моему росту, не так ли? — опачки. — Всё в порядке, всё в порядке. У тебя не очень-то бесстрастное лицо, не так ли?       — Не толпитесь вокруг Мии, — Мейан отмахивается от них, как от мух, — он не Мона Лиза.       — Чего? Он единственный, которого выбрали не через отборочные испытания, само собой нам любопытно!       — Мы все знаем, что Мия — исключительный сеттер.       — Поколение монстров, — выдыхает Адриа, — да? — он поворачивается к Бокуто, и тот от души хохочет.       — Это просто безвкусное название, — заслуга Ушиджимы и Хошиуми. — Кстати о поколении монстров, где…       — Ох, Сакуса!       Пауза.       Он не сдвигается с места ни на дюйм, застывая. Его взгляд прикован к углу кофейного столика, стоящего в центре конференц-зала. В его голове проносятся несколько предупреждений: не плачь. Не заикайся. Не веди себя странно. Будь естественным. Будь уверенным в себе. Будь нормальным.       Не плачь.       (Сожми кулак, разожми кулак. Сожми, разожми. Согни пальцы ног, разожми пальцы ног. Вдох, выдох. Вдох, выдох)       Дежавю — знакомое ощущение.       Знакомое, но в то же время непривычное.       — Эй, Мия, это Сакуса Киёми, наш нападающий.       Выше. Он стал выше. Его осанка улучшилась. Теперь он носит чёрную маску вместо синей. Его кудри подстрижены до шеи. Другой. Он стал другим.       — Привет, — он протягивает руку, а затем останавливается. О, точно. Этот парень, он… ещё раз, кто он такой? У него какая-то фобия. Какая? Рука всё равно убирается. — Мия Атсуму.       Сакуса уставился на него отсутствующим взглядом, как будто ему было всё равно.       — Я знаю, — и с этими словами он направился к холодильнику за бутылкой воды.       Краткий обзор психического состояния Атсуму крупным планом:       Вам знаком момент, когда вам приходится встретиться лицом к лицу с чем-то, от чего вы прятались? Будь то ваша акрофобия, пугающие четырнадцать пропущенных звонков от матери в час ночи, отчёты об оценках в конце семестра, назревающий разрыв отношений, что угодно — у каждого бывают такие моменты. Моменты, когда вы должны преодолеть подобные препятствия.       И когда вы это сделаете, то поймёте, что это было легче, чем казалось.       Одни вздохнут с облегчением, а другие даже обрадуются.       Мия Атсуму, однако, разозлился.       Потому что он избегал даже тени Сакусы Киёми почти четверть своей жизни ради… ради чего? Ради этого? Ничтожного, безразличного «Я знаю»? Он переключал телеканалы быстрее скорости света, когда в титрах появлялось «Са» из-за Сакусы; он не смотрел игры Шакалов, потому что в них ему пришлось бы видеть Сакусу; он пропускал рекламу на YouTube с участием Сакусы и Ушиджимы, — какую-то дурацкую рекламу мужских духов — его шестилетние усилия для- чёрт возьми.       Я чувствую себя идиотом.       — Мия?       — Иду! — он украдкой бросает взгляд на Сакусу. В нём нет ни пустоты, ни слёз, только немного узнавания. Что, возможно, нормально, учитывая, что они встречались на национальных соревнованиях и в лагерях в течение трёх лет.       Чего, чёрт возьми, я так боялся?       Вот что его так разозлило.       Он никогда не узнает, почему так боялся снова встретиться с Сакусой Киёми.       Никогда.

###

      ( — Ты веришь в реинкарнацию?       — Реинкарнация, — повторяет он. — Перерождение?       — Да, это её значение.       — Я никогда не мог себе этого представить.       Фехтовальщик фыркает и утыкается носом ему в колени.       — Может быть, прошло бы сто лет… или двести, — он поглаживает жёлтый цветок форзиции, свисающий с металлического кольца, которое проходит через мочку его уха.       — Ты бы хотел переродиться?       — Хм… если Оми будет там.       «Оми» расчёсывает взъерошенные волосы мужчины своими тонкими пальцами.       — Это не имело бы значения, если бы мы были незнакомцами.       — Я не позволю нам остаться незнакомцами, — в голосе собеседника слышится комичная решимость. — Ты слишком симпатичный, чтобы не привлечь моего внимания.       — Я всё ещё советую тебе обратиться к медику, Мия. Кажется, твоё зрение ухудшается с каждым походом.       — Неудивительно, что ты становишься красивее с каждым моим возвращением, — «Мия» переплетает свои покрытые шрамами пальцы с пальцами Оми и целует его бледные костяшки. — Я узнаю тебя, когда бы, где бы и кем бы ты ни был, и ещё раз полюбуюсь весенними цветами вместе с тобой.       — А что, если я рожусь на десятилетия раньше, чем ты? — фыркает Оми.       — Подожди меня, ладно? Подожди, пока я не приду за тобой.       — Подожду тебя… и?       — И просто будь, — губы Мии скользят вверх по рукаву кимоно Оми, — остальное я сделаю сам.       Его губы изгибаются, когда он чувствует тепло Мии       — Хорошо.)       Сакуса Киёми смотрит в зеркало, пристально вглядываясь в своё отражение. Он касается стеклянной поверхности. Под ним течёт вода из крана, с журчанием бегущая по трубам. После тренировки он один в раздевалке.       — Лжец, — неслышно бормочет он.