Еще один шанс

КЕРЛИ

Случилось страшное: защитный чемоданчик, в котором хранился пистолет, пропал. Первое, что пришло на ум — это Джимми. Только он мог быть причастен к этому. Только он мог так просто задуматься о смерти. Я чуть не сошел с ума от паники, и, забыв обо всем, бросился на поиски по всему кораблю, как зверь в клетке, не находя себе места и представляя самое страшное. Каждый угол, каждая каюта были наполнены мрачными мыслями. В такие моменты понимаешь, насколько дорог тебе человек, насколько сильно ты боишься его потерять. Весь мир вокруг сжимался до размера этой потери, и я стал забывать, кто прав, а кто виноват. Все, о чем можно было думать, — это о том, как сильно я боюсь утратить Джимми. Пусть я буду виноватым всю жизнь, лишь бы он остался рядом. Эта зависимость, которая оставляла ощущение удушья, казалась мне невыносимой, но в то же время я готов был претерпеть все, лишь бы знать, что Джимми не исчезнет из моей жизни. Каждая мысль о его отсутствии была подобна острому лезвию, пронзающему ауру спокойствия, и я чувствовал, как все внутри меня корчится в невыносимом страхе. Я нуждался в нем больше, чем когда-либо, и эта зависимость становилась все более очевидной, чем больше я искал его. И какое счастье, что в кабине пилота, в которой я ожидал увидеть Джимми, оказалась Аня. Всего лишь Аня. Какой же незначительной она была в тот момент, и как же я был рад, что именно она была той, кто находился в отчаянии. Она сидела на полу, вся заплаканная и дрожащая. Я присел рядом с ней и бережно взял ее за плечи. «То, что нас уволили», — не повод накладывать на себя руки. Аня, ты наши медсестра, поэтому твое психологическое обследование провести было некому. Мне надо было этим позаботиться. Если тебе тяжело — надо было прийти ко мне «И что бы вы сделали?» — спросила она сдавленным голосом. «Что угодно, ведь вы мой экипаж. Я несу за каждого из вас личную ответственностью. Я уже много раз тебе говорил.» «Ничего я с собой не сделаю… Вы сами знаете, что пистолет в защитном чемоданчике, доступа у меня нет, но чемоданчик я спрятала.» «Скажи, где он. Я не буду заносить это в протокол. Мы с тобой все уладим.» Аня подняла на меня глаза, полные слез, и на мгновение мир вокруг замер. «Я беременна.» Эта новость словно разразилась громом среди ясного неба. Я остался недвижим, не в силах осознать сказанное. Моя… Моя Аня? Как такое могло случиться? «Ты… Что? От кого ты могла…» «Капитан. Я говорила.» Я не мог поверить, но сразу осознал, что на самом деле произошло. Все прежние слова Ани в свете этого неожиданного откровения обрели смысл. Я вспомнил, как она часто упоминала Джимми; внутренний разрыв, который я испытал, стал невыносимо болезненным. Ужасное положение, в котором она оказалась, тем не менее не заставило меня безоговорочно встать на чью-то сторону, потому что я должен был заботиться не только об Ане, но и о Джимми. Джимми, которого я знал всю жизнь, и которым дорожил даже несмотря на все его ужасные поступки. Джимми, которого я клялся защищать, так что каким бы омерзительным не был его поступок по отношении к Ани — девушке, которую я любил, первое, о чем я думал: как помочь Джимми в этой запутанной ситуации. Вопросы вертелись в голове, но ответов не было. Я чувствовал, что должен действовать, но что делать в такой сложной и щемящей ситуации: просто не знал. «Послушай. Мы все исправим. Я его сто лет знаю. Я с ним поговорю.» «Я знала, что вы не дадите мне оружие для самообороны… Все что мне остается… сделать так, чтобы и ему оно никогда не досталось…» Каждое слово отзывалось в моем сердце, словно эхо. Ужасал тот факт, что ситуация зашла так далеко, и я, как капитан этого бедствующего корабля, должен был найти выход. Но как возможно было восстанавливать порядок, когда все было настолько разрушено? Я обещал поговорить с Джимми в тот день, но после разговора с Аней вернулся в свою каюту и замкнулся в ней до наступления следующего дня. Вернуться к реальности было невозможно, мои мысли кружили в голове, а чувства стиснули сердце в железные объятия. Все навалилось вдруг и без предупреждения, и я был не в силах осмыслить произошедшее. Сначала я испугался, что Джимми покончит с собой, и чуть с ума не сошел от страха, но потом оказалось, что это Аня спрятала оружие, потому что Джимми изнасиловал ее и угрожал. Он совершил непростительное преступление. Я должен был его ненавидеть. И все же… Достоин ли был Джимми ненависти? В идеале, да. Но он был не просто знакомым; он был моим другом. Другом, с которым нас связывали годы самых близких отношений. В то же время Аня была любовью всей моей жизни, той, с кем я когда-то мечтал построить общее будущее прямо за горизонтом. Я хотел, чтобы мы были вместе, даже если для этого нужно было убрать Джимми из нашей жизни. И вот, мы стоим на краю, и есть шанс, что мы совсем потеряем друг друга, попрощаемся навсегда, и я понимаю, что не готов его отпускать. Аня, которую я стремился защитить, и Джимми, с которым связывала история — все это вместе ни с чем не сравнимо. Мое сердце разрывалось между двумя людьми, и все же я выбрал Джимми. Понимание того, что Аня могла быть готова пойти на крайние меры, внушало страх. Она ведь могла пожаловаться руководству, обратиться в полицию после возвращения домой, намечая отвратительную судьбу для человека, который, казалось, и так испытывает на себе непостижимый груз жизни, и я не мог допустить, чтобы это произошло. Джимми всегда был несчастлив, угнетенный судьбой. Я наблюдал за всеми испытаниями, через которые ему приходилось проходить, и каждый раз у меня сжималось сердце. Я не мог позволить ему снова страдать, не мог. Мы все были запутаны в этом порочном круге: Аня, ее честное желание справедливости и Джимми, за которого я чувствовал глубочайшую привязанность. Даже если это приводило к постоянному внутреннему конфликту, мне было слишком жалко Джимми, до горьких слез. Каждая минута наполнялась неопределенностью, но одно я знал точно: найти компромисс — это было обязательно. Я должен был убедить Аню, что есть иные пути, что подходить к этому конфликту можно с другой стороны. Ведь Джимми, и я в том числе — мы все заслуживали шанс быть прощенными за свои грехи… И все-таки, чуда не произошло. Наступил следующий день. Тот самый. Роковой день. «Я все рассказала…» Сердце мое разрывалось от страха и напряжения. Я даже представить не мог, в каком состоянии Джимми, и хотел в ту же секунду рвануть к нему, успокоить, обнять. Но и в глазах Ани нужно было хоть немного оставаться хорошим капитаном. «Аня, ты… надо было меня подождать! Что он сказал?» «Ничего из того, что помогло бы делу.» «Как он, злой? Куда он пошел?» «Просто взял и ушел…» — выдавила она из себя, еле сдерживая слезы. — «Керли, я не хочу больше его здесь…» «Подожди, блять!» — перебил я ее в надежде опустить разговор о жалобе руководству. — «Не спеши, мне надо его найти. Все будет хорошо.» Я оставил ее с сердцем, сдавленным от нежелательных решений, и выбежал из медицинского отсека, стремясь уйти от тяжести, которая обрушилась на мои плечи. В голове все смешалось, но одно я знал точно — мне нужно было найти Джимми. Бедного… Бедного Джима. Его несчастье терзало меня не меньше, чем горе Ани. Нет… намного. Намного больше. Мысли о том, как он может сейчас себя чувствовать, вызывало во мне невероятную жалость. С каждым шагом по пустым коридорам я ощущал растущее давление, будто чем ближе я к Джимми, тем невыносимее становился груз. Я понимал, что должен увидеть его, поговорить, попытаться понять, в какую бездну он может упасть. Никто не заслуживал быть брошенным в тени, особенно он. Джим нуждался в том, чтобы его кто-то понял, кто-то, кто знал его настоящего, а не лишь образ, созданный его поступками. Я был готов отдать всего себя ради Джима. Мысли о том, чтобы взять вину на себя, вдруг стали неожиданным спасением. Едва мысленно формулируя этот план, я понимал, что это может стать единственным выходом из ситуации. Джимми стоял у входа в кабинe пилота, его прищуренные глаза выдавали недовольство и страх. Казалось, он ждал меня все это время. Я вдруг вспомнил, что не общался с ним с тех пор, как рассказал экипажу правду, и мы поссорились. Стало ужасно совестно, стыдно за себя, за то, что обижался на Джимми, и думал, что смогу оставить его, шагнув в лучшее будущее… Каким же эгоистом я был… «Джим, я могу все исправить», — произнес я, стараясь вложить все свои чувства в эти слова. «И что, по твоему, будет, когда мы прилетим домой?» — его тон был таким, будто я произнес глупость. Я заметил, как его руки сжались в кулаки. «Мы что-нибудь придумаем вместе.» «Я только и слышу какой-то чудесный командир… Как же меня это бесит!» — воскликнул Джим, и меня снова вогнало это в стыд, потому что я всегда пытался выглядеть хорошим в чужих глазах, забывая, что только с ним должен был быть таковым. — «И что теперь? Что теперь случится по прилету? Как ты сам-то думаешь?» «Мы все исправим вместе», — мои слова теряли силу в этой буре. «Все, на что мы с тобой жизнь положили, все эти достижения, изменения — все станет неважно…» — Джимми вскидывал руки, его лицо искажалось от боли. «И не из такого выбирались. Ты в этот раз справишься будешь решать проблемы поступательно.» «Дело не только во мне. Это ведь ты должен был держать все под контролем. Твои слова. Корабль, команда, все произошедшее — это ответственность была целиком на ваших плечах, капитан. Вот что тебе придется выслушивать до конца своей жизни, или же все это запомнят как несчастный случай: капитан герой отдал свою жизнь, но не смог предотвратить трагедию. Экипаж Тулпара так и не был найден. Выживших нет. Вся правда утонула в звездных пучинах…» — я не понимал уже ни слова, что он говорил, но я воспринимал это не как бред, а то, что я не в силах даже осознать из-за своей никчемности. — «И вот ты снова стоишь на вершине холма, и оттуда тебя уже не скинет никто, никогда.» — его голос накалился, и в нем звучала ярость, гнев, но также и глубокая печаль. Слова звучали как выплеск ненависти, и я знал, что он прав. — «Как же я раньше не догадался… Звучит?» «Звучит.» — тут же ответил я, низко склонив голову, словно ребенок, которого ругали. Не важно, что говорил Джимми. Он был прав во всем, и я не мог этого отрицать. Все его обвинения, вся его ярость только подчеркивали бездну, в которую я сам погрузил нас обоих. Я всегда ошибался, вел себя не так, как надо, и расстраивал его своими поступками и бездействием. Эти мысли, как острые ножи, резали мою душу, вызывали волны ненависти к себе. Я ненавидел себя за то, что не стал тем человеком, который мог бы поддержать его, когда он так в этом нуждался. Я был причиной всех его страданий и унижений. Это я был виноват в том, что Джимми оказался таким — потерянным и несчастным. Ему не хватило меня. Я должен был быть с ним, сильнее им дорожить, давать ему больше поблажек и понимания. Это я виноват. Я. Я. Я! Я должен был принадлежать Джимми полностью, но имел слишком много горделивости и свободы, поэтому не смог защитить его в самых тяжелых обстоятельствах. Теперь, стоя перед ним, я чувствовал непреодолимое желание взять на себя ответственность за его страдания, за то, что он оказался в этой ловушке. Я должен был что-то сделать. Должен был взять ответственность. Вдруг, рука Джимми легла на мое плечо. Мы посмотрели друг другу в глаза, но не успел я уловить в них хоть что-то, как он развернулся, и прошел ко входу в кабину пилота. Я остался стоять на месте, хлопая глазами. «Я решу вопрос.» — бросил он напоследок.