Еще один шанс

В девятнадцать мы окончили школу. Я получил красный диплом и множество хвалебных рекомендаций в наилучшие учебные заведения. Джимми, с горем пополам, смог выцарапать аттестат, хотя его финальные усилия были далеки от идеала. За все годы обучения он рисковал быть отчисленным как минимум три раза, и я старался сделать всё возможное, чтобы его не исключили, и чтобы он смог доучиться вместе со мной. Сначала я пытался поднатаскать его лично, но вскоре осознал, что его основная проблема состоит не в глупости или необразованности. На самом деле Джимми был достаточно умён, просто его внимание всегда отвлекали приключения, которые он выбирал вместо учёбы. Он часто уезжал за город, подрабатывая на мелких работах, и неизменно впутывался в неприятности, из-за которых его регулярно ставили на учёт. Каждый раз, когда я пытался поговорить с ним о его будущем, он злился и становился агрессивным. Я не мог просто взять на себя роль учителя в его жизни. Вместо этого я решил стать его соратником. Я выполнял все его задания, сдавал контрольные работы и отчитывался за него перед директором, как будто мы были частью одного целого. Поступали мы в одно учебное заведение. Изначально я рассматривал лучшие и самые дорогие университеты страны, но так как у Джимми не было возможности туда поступить, вместе мы выбрали что-то более простое и доступное для нас обоих — факультет авиационных систем, специализация: Эксплуатация космических судов и организация воздушного движения. С самого детства я мечтал стать пилотом, управлять космическими судами, и делился этой мечтой с Джимми каждую свободную минуту. Он внимательно слушал и говорил, что вдохновлён моими стремлениями, и что хотел бы разделить эту мечту со мной. Я был рад, что мы шли вместе к общей цели, но вскоре начал догадываться, что наши интересы, возможно, не совпадают. Джимми просто следовал за мной, привязанный к моему пути. Во время обучения в университете я стал замечать, как Джимми начинает отдаляться от меня. Несмотря на то, что учёба шла у него куда лучше, чем в школе, его результаты были далеки даже от среднего балла. А меня запоминали как одного из лучших учеников, и на последнем курсе профессора начали рекомендовать меня на дополнительные проекты и стажировки. Я привлекал внимание однокурсников, и вновь оказывался в центре внимания, окружённый людьми, которые ценили и поддерживали меня. Я был в восторге, но, погружаясь в новую реальность, совсем забывал о своем обязательстве перед Джимми. Я начал осознавать, что хочу вести свою жизнь, и это было нелегко, ведь в этот момент я понимал, что наш общий путь начинает расходиться. Я не знал, как помочь ему, когда сам оказался столь занят своей карьерой. Я не заметил, как случайно оставил Джимми позади, из-за чего он совсем перестал стараться и поддерживать успеваемость в учебе. Мы жили с ним в одной комнате университетского общежития, и с неких пор он начал постоянно пропадать, и вскоре вовсе перестал приходить. Я должен был с ним поговорить, объясниться. Разговор произошёл поздно ночью, когда я вернулся с вечеринки празднования дня рождения одной из одногруппниц. Я бы никогда не согласился идти куда-то без Джимми, потому что он невероятно злился, когда я проводил время с кем-то другим, но в тот день Джимми как три дня не появлялся в общежитии, так что я дал себе право расслабиться хотя бы разок. Вернувшись в нашу комнату, я увидел там забившегося в угол Джимми. Он тяжело дышал и прикрывал лицо. Я заметил кровь на его ладонях. От него несло перегаром, и я сразу понял, что он снова что-то натворил. «Джимми, что произошло?» — в панике спросил я, присев рядом с ним. — «Что случилось? Где ты пропадал?» «Сколько вопросов… Бессмысленных и тупых вопросов…» — совсем вяло проговорил он, сдерживая позывы тошноты. «Джимми, мне нужно знать, что творится с тобой. Иначе я не смогу тебе помочь.» «Давай, делай вид, что тебе не плевать, чтобы после по-быстрому решить мои проблемы, отделавшись от меня, и снова забить хер и отправиться веселиться со всякими остолопами.» «Ну зачем ты так…» — ошеломлённо произнес я. — «Джимми, я обязательно объяснюсь тебе, но сейчас, как я вижу, есть более важные дела, которые нам нужно уладить.» «О нет, мы будем говорить сейчас.» — с серьезным настроем заявил он. — «И ты наконец скажешь мне, почему так несправедливо со мной поступил!» «Джимми…» «И не смей говорить, что не понимаешь!» «Понимаю… Я все понимаю…» Я понимал, но не на уровне сознания, а эмоций. Я ощущал перед ним глубокую вину, но за что? Почему я постоянно чувствовал себя так стыдливо перед Джимми? Почему я вечно был плохим для него? Что я делал не так? «Джимми, я знаю, что обещал тебе всегда быть рядом, и я честно собираюсь сдержать это обещание, но…» «Ты уже нарушил его,» — рявкнул он. — «Развлекаешься с нашими одногруппниками, знакомишься с девушками, участвуешь в проектах, которые доверяют исключительно тебе, получаешь хвалебные рекомендации. Это ведь намного лучше, чем возиться со мной, с единственным другом, который ценит тебя больше, чем кто-либо, и которому ты обещал многое, и не сдержал ни единого слова!» «Джимми, ты ведь понимаешь, что я делаю все ради своего будущего, и это правда тяжело, требует много сил. Знаешь… Мне кажется, если бы и ты был заинтересован в своем будущем, то…» «Я что, недостаточно вкалываю?!» — Джимми резко перешёл на крик. — «Мне еще приходиться совмещать учебу с работой, если ты не заметил, чтобы хотя бы оплатить обучение, ведь мне не повезло родиться у богатеньких родителей, как тебе, и я не хочу подлизываться к учителям, выпрашивая у них похвалу!» Его слова ранили меня, и все же я не мог на него злиться. Я вообще отключил это чувство по отношению к Джимми. Я мог лишь винить себя, или сочувствовать его болезненной реакции. «Я понял, Джимми, я не прав…» — признал я, и это был лучший способ закрыть одну конфликтную протечку. — «Но я правда не хотел тебя обижать. Просто у меня действительно нет времени…» «Ага. Как сегодня на вечеринке, как и пару дней назад, когда ты ушел гулять с какой-то бабой, или на прошлой неделе, когда ты уезжал на выездной проект!» Я только открыл рот, чтобы поспорить, но понял, что это бессмысленно. Что мне ему сказать? Что мне действительно очень понравилось внимание в коллективе, которому я нравлюсь? Или что мне хочется проводить больше времени с женщинами, узнавать их ближе, заниматься с ними сексом? Что мне нужно было ему сказать, чтобы не быть оскорбленным в очередной раз? «Я не могу принадлежать тебе полностью, Джимми.» — заключил я, пронзительным взглядом смотря на него. Вес сказанного я осознал не сразу, но вскоре пришел в себя и понял, что нужно выкручиваться, оправдываться, но сказать в свою защиту было нечего. Или мне вовсе не хотелось защищаться? «Тогда зачем ты мне?» Вопрос поверг меня в такую тревогу, что я умолк, проглотив язык. По ощущениям ледяная волна накатила на меня, лишив сил и мыслей. Он смотрел на меня с непониманием, его глаза искали хоть какое-то объяснение, но я не мог выдать ни звука. «Я… я не знаю,» — наконец выдавил я, голос дрожал, как ветка под снегом. — «Я не могу обещать тебе больше, чем уже дал.» «Но разве это не значит, что я не важен для тебя?» — нахмурился он, боль в голосе была явной. «Ты важен, Джимми, но…» — чувствуя, как сердце стучит в унисон с нарастающим напряжением, я не смог закончить. Повисло долгое молчание. Джимми безотрывно смотрел на меня, и я даже не заметил, как его глаза горят, и как они полны эмоций, которые я никогда не мог прочесть. Я был так погружён в свои мысли, что не сразу понял, что происходит. Вдруг, совершенно неожиданно, он набросился на меня, повалив на пол, навалившись всем своим телом. Его губы прижались к моим, и волна ужаса и недоумения охватила моё сердце. Я пытался выдавить из себя хоть какое-то действие, но он так крепко держал меня за руки и с такой горячностью кусал мои губы, что я оказался в полнейшем шоке. Этот момент застыл, мир вокруг исчез, осталась только эта мгновенная близость, и я не знал, как реагировать. Я никогда не думал, что Джимми мог поступить так дерзко — поцеловать парня, поцеловать именно меня. От шока я не сопротивлялся — замер, подобно опоссуму, притворяющемуся мертвым, или овечке, застывшей в пасти хищника. Я превратился в каменную статую и не мог ни вздохнуть, ни шевельнуться, но Джимми все равно прижимал меня к полу с такой силой, словно пытался вжиться в мою душу, заполнив каждую пустоту, которая могла быть между нами. Я не понимал, что происходит, и не знал, нужно ли сопротивляться или поддаться его странному желанию. Ведь это было желание Джимми, и я никогда не мог быть ему преградой, даже если дело касалось моего положения. Джимми, которого явно отрезвило мое молчание, вдруг пришел в себя и в страхе взглянул на меня. Я смотрел на него в ответ с кошмаром в глазах, немой и оглушенный его агрессивным порывом чувств. С его лица мгновенно спала безмятежная уверенность, и на смену ей пришла паника, когда он осознал, что сделал что-то, что не следовало. Его глаза расширились от ужаса, и я мог видеть, как его мир рушится, как его смелость оборачивается против него самого. «Прости», — едва слышно прошептал он, его голос дрожал, тело напряглось под тяжестью осознания. Он отпустил мои руки и отстранился, словно я был горячим углем, от которого он не ожидал получить ожог. Я не мог найти слова, чтобы описать то, что чувствовал. В моем сознании всё перемешалось, и мир стал расплываться в тумане. Не в силах вымолвить ни звука, я просто уставился на него и искал в его лице ответ на вопрос, который терзал меня: что это было? «Почему?» — это было всё, что я хотел понять, но не мог найти подходящих слов, чтобы задать вопрос. «О Господи…» — начал он почти жалостливым, добрым голосом. — «Прости меня, Керли, прости…» — Джимми бросился мне в объятия, прижавшись головой к моей груди. — «Прости… Прости… Что же я творю… Боже, Керли, мне так жаль… Ты никогда не должен был об этом узнать…» — он содрогался от приступа плача. — «Керли, я не знаю, что со мной… но мне кажется, что я больше никогда не смогу без тебя жить… Я… Я так боюсь тебя потерять, что веду себя как идиот… Поэтому мне так больно, когда ты меняешь меня на кого-то другого, ставишь в приоритет ниже кого-либо… Я так хочу быть для тебя на первом месте, потому что не переживу, если ты меня бросишь. Я не переживу, если у тебя появится девушка. Керли, если у тебя появится девушка, я просто умру. Я не прощу тебе этого… Если ты найдешь кого-то, кто станет тебе дороже меня, и если ты в конечном итоге оставишь меня… Я покончу с собой… Я не знаю, что еще делать, Керли… Я так люблю тебя… Так люблю…» Он крепко сжимал меня в своих объятиях, так, что становилось больно. Но я отвечал ему, и я прижимался еще сильнее, делал еще больнее. Ему не нужно было это говорить, заходить так дело, ведь… «Ты и так для меня самый дорогой человек на земле…» Я слегка отстранился от Джимми. По его лицу текли слезы, он смотрел на меня туманным взглядом, в котором приплёскивалась малая часть осознанности. Я прижал руку к его щеке, не замечая сильный привкус крови на своих губах. «Мне жаль, что тебе пришлось пережить…» — сказал я. — «Джимми, ведь все из-за того, что произошло в детстве, правда? Из-за отца…» Джимми увел взгляд и потер глаза. «Я не хочу об этом говорить…» «И в тот момент только я находился с тобой рядом. Конечно ты ко мне так привязался…» «Керли…» «Ты не просил, но я решил, что должен брать ответственность за тебя и твое будущее, за чувства, которые ты испытываешь, за хорошие воспоминания, которые давал тебе лишь я один. Джимми… я тоже виноват. Ты и так был сломлен, а я, опекая тебя, лишил у тебя возможности научиться полагаться на себя. Я понимаю, почему ты так сильно привязан ко мне — я сам тебя к себе привязал, и если эта близость родила в тебе чувства ко мне более близкого плана…» «Нет, пожалуйста, давай не будем вспоминать!» — вскрикивает Джимми так жалостно, как раненный зверь. — «Давай притворимся, что ничего не было, и будем общаться как раньше. Хорошо?» Мы безотрывно смотрели друг на друга, и глядя в его заплаканные глаза я понимал, как же сильно он мне дорог. Настолько, что я был готов сделать для него все, что угодно, лишь бы осчастливить его. И если для этого требовалось принести себя в жертву, отдаться ему — пускай берет все, что только захочет. «Что ты делаешь?» — спросил Джимми удивленно, смотря на бутылку крепкого алкоголя в моих руках. — «Ты же не пьешь. Это мое.» «Надо же когда-нибудь распробовать.» «Я, конечно, не против, но в прошлый раз ты напился до отключки.» «Ничего страшного.» Я закинул голову назад и сделал пару тяжелых глотков. Спирт тут же разнесся по всему моему телу, пробил нос и чуть не вызвал рвотный рефлекс. Аж голова закружилась. А я все пил и пил, лишь бы напиться до состояния забвения. В моменте я уловил взгляд Джимми. Он быстро все понял. Тогда он смотрел на меня как нетерпеливое от крайнего возбуждения животное, смотрящее на свою жертву, вот-вот готовую лично залезть ему в пасть. Пока состояние опьянение не ударило мне в голову, я вдруг ощутил страх, такой, что захотелось сбежать. Я боялся. Мне не хотелось. Но я должен был. «Джимми, скажи, а ты много помнишь с того самого дня?» — спросил я, лишь бы отвлечься. «С какого именно?» «С самого худшего.» «У меня много таких дней.» «Ты понимаешь, о чем я, Джимми…» — язык уже начинал заплетаться. Джимми погрузился в раздумья. Лицо его при этих воспоминаниях никак не исказилось, и он не выдал ни единой эмоции, говорящей о его боли. Он никогда не показывал своих чувств, и не потому, что не хотел, просто действительно осознанно не мог погрузиться в весь ужас того дня. Зато по ночам он часто кричал и просил отца остановиться. Кошмары ему снились каждую ночь, начиная с детства, в котором мы спали вместе в одной кровати. И даже в юношестве, учась в университете, я не стал прогонять его от себя, и мы по-прежнему спали вместе, хоть это и было странно. Зато Джимми было так спокойнее, и я не смел думать о своем комфорте в этот момент, даже когда чувствовал, с каким напором он прижимался ко мне. «Я ничего не помню, практически,» — сказал Джимми. — «И даже ничего не думаю. Как-то плевать.» «Вероятно, чтобы спасти тебя, мозг отключил эти воспоминания.» «Если человек не помнит произошедшее с ним, разве можно считать, что оно влияет на него?» Бутылка была опустошена. Резкое опьянение ударило мне в голову. Всё вокруг закружилось, мир стал чёрно-белым калейдоскопом. Губы стали тяжёлыми, а язык перестал поддаваться воле, обхватывал вкус горечи и сладости одновременно. Мой взор расплывался, теряя фокус, а в ушах уже не оставалось ни звуков, ни ощущений. Я пытался вдохнуть, но воздух казался тяжёлым, будто я погружался на дно океана. «Керли?» — донёсся голос откуда-то вдали, но в тот момент он казался слишком абстрактным. «Да… Я надеюсь на это…» — еле проговорил я, понимая, что мои мысли были уже в беспорядке. Мое тело начало расплываться по полу, меня сковала тяжесть, которая не оставляла ни единого шанса подняться. Я помнил обрывками то, как Джимми взял меня на руки и понес на кровать. Как он навалился на меня всем телом и продолжил то, на что я никогда бы не смог согласиться будучи в сознании. Его поцелуи пробивали мое тело на дрожь, обжигали мою плоть. Джимми, который столько времени старался сдерживать свои порывы, сейчас, потеряв контроль, с неистовым нетерпением рвал с меня одежду. Холодный пот, вызванный внутренним страхом, выступил по всему оголенному телу. И в тот момент, когда последний проблеск сознания окончательно еще не покинул меня, я почувствовал сильнейшую боль во всем теле, такую острую, будто меня разрывали на части изнутри. Я ощущал как член Джимми вспарывает мой живот, его агрессивные толчки, слышал безостановочные шлепки. Я всхлипывал и постанывал, но не был в силах шевелиться, что возбуждало его еще больше. Только тогда я действительно осознал всю жестокость Джимми, его невыносимую, болезненную жажду властвовать над другими людьми. И я плакал, потому что не мог поверить, что так долго закрывал глаза на этот страшный факт. Он вдалбливался и разрывал меня на части, душил и сдавливал грудь. Я никогда не мог подумать, что его любовь ко мне может выражаться таким болезненным способом. Но это не важно. Совсем скоро я окончательно отдался небытию. На утро Джимми в комнате не было. Я проснулся в мутном состоянии, чистым, явно помытым Джимми. Я встал и тут же прибрался в комнате, еще раз принял душ, после душа сменил простыни, приготовил завтрак. Все было нормально. Ничего не произошло, потому что я мало что помнил. Только внутри меня какое-то неприятное, мерзкое ощущение, взявшиеся не пойми откуда. Правильно ли я поступил? Джимми, наверное, все понравилось, и для него этот акт самопожертвования, вероятно, был показатель самой большой любви к нему. Так почему мне было так тяжело?.. Боль в ягодицах, откуда еще текла кровь, была почти нестерпимой, — это напоминание о том, что произошло ночью. Редкие кадры случившегося врезались в самые глубины моей души, зависли надо мной, как кошмар, в который я вновь и вновь погружался. Я старался не поминать детали; с каждым воспоминанием внутренний мерзкий комок расширялся, давя на грудь. Чувство собственной низости охватило меня, словно мне вдруг показали отражение в кривом зеркале — искаженную, отвратительную версию меня, которой я никогда не хотел бы стать. Все действия, которые я совершал после того, как проснулся: душ, уборка в комнате, смена простыней, приготовление завтрака — были как будто лишь жалким маскарадом, затмевающим свинцовую тяжесть внутри. Всё было нормально, да, но «нормально» звучало как мантра, которая притупляла резь навязчивой мысли: «Ты не помнишь, что произошло, но ты знаешь, что это было отвратительно». Я ненавидел себя. Ненавидел за то, до чего довел самого себя, лишь бы порадовать Джимми…

Джимми. Джимми. Джимми.

Все ради Джимми.

И жить я буду хуже, лишь бы быть с Джимми на одном уровне. И не буду думать о будущем, в котором нет его. Не буду смотреть ни на кого, кроме него. Я буду делать все для Джимми, наплевав на себя, на свои желания. Лишь бы ему было хорошо. Я буду делать это, чтобы осчастливить его, чтобы он считал, что судьба благосклонна к нему, чтобы он радовался, что она подарила ему меня, как человека всегда послушного, выполняющего его любые желания. Как же мне это надоело… Я зашел слишком далеко. Я ощущал себя так, будто прогнал себя через мясорубку, и это было невыносимо, ведь я никогда не хотел делать это с собой в его угоду. И разве он, если бы действительно любил меня, позволил бы мне чувствовать себя так отвратительно? Я был зол. Впервые зол на Джимми. Я сидел и плакал в нашей комнате, вспоминая все, через что я проходил все эти годы, отчего отказывался. Нужно было что-то менять, выставить границу, или, если потребуется, отказаться от Джимми вовсе… Я должен был поговорить с ним об этом в тот день, но… Если говорить по порядку, сначала я увидел письмо, подложенное в дверной почтовый ящик. Там было приглашение на стажировку в знаменитую службу доставки Pony Express, в которую меня рекомендовал куратор. Отправившись к нему, я узнал, что мне будет позволено до конца последнего учебного года совмещать учебу с работой, на которой я буду знакомиться со всеми тонкостями и документацией, подготавливаться в настоящим космическим полетам. Я не сразу осознал своего счастья. Боль во всем теле парализовала чувства, и хорошему событию пришлось пару мгновений вытеснять терзающие меня мысли, чтобы я наконец-то смог прийти в себя и переварить информацию, павшую на меня совершенно внезапно. И когда я перечитал письмо, обдумал слово куратора, я пришел в дикий восторг, заставивший меня забыть обо всем, что тревожило, даже желание поговорить с Джимми. Но и счастье мое длилось недолго. В тот же день я узнал, что Джимми арестовали. Обвиненный в грабеже с причинением тяжкого вреда здоровью, он был помещён в следственный изолятор. В голове мысли о Джимми вновь вытеснили все, что могло радовать меня, и я тут же ринулся к нему. Тогда же и боль в теле вновь начала ощущаться с разрушительной силой, особенно когда я сидел перед ним, одетого в костюм заключенного, выглядевшего так разгневанно, словно в проблеме был причастен и я. Когда я взволнованно спрашивал, что произошло, и чем же я могу ему помочь, внутри омерзение снова накрывало меня, как волна. Я вспоминал ту ночь, когда его губы касались моих. «Они дадут мне пять лет, не меньше…» — говорил Джимми. — «Черт… Мне стоило уехать еще в ночь… Зря я вообще вернулся в общежитие… Хотел сбежать утром, а они, уебки, как готовенькие меня поджидали…» «Мы можем скинуться на адвоката. Я помогу тебе со средствами. У меня много сбережений.» — предложил я без энтузиазма. «Ага, а что мне делать при выходе на свободу? Как я вообще проживу? Ну уж нет… Я и копейки не потрачу на этих шарлатанов, тем более в таком проигрышном случае…» Мне вдруг стало не по себе. Почему я вообще защищаю и поддерживаю его? Почему я столько лет смотрел на него, отделенного решеткой, как на нормального человека? «В таком случае, остается просто не наломать еще больше дров, а сидеть как миленький на суде, со всем соглашаться.» — сказал я. «Я и сам это знаю, не тяготи душу…» «А как же учеба?» «Ты серьезно? Думаешь, меня сейчас она так тревожит?» «Оставалось пару месяцев до диплома… Как же так, Джимми…» «Керли, заткнись, блять, я сам это прекрасно понимаю.» Я опустил взгляд и сжал губы. В глазах Джимми промелькнула тень беспокойства. Он будто бы пытался прочитать мои мысли. Напряжённая тишина витала между нами, как невидимая стена. «Что-то случилось?» — спросил он, его голос звучал слегка хрипло. В горле стоял ком, и я почувствовал, как сердце колотится в груди. «Нет, ничего, просто…» — я ощутил, как паника нарастает, и напряжение в воздухе стало невыносимым. «Ох, Керли, только не грусти, хорошо?» — сказал он мягко, с улыбкой. — «Года пролетят незаметно, и меня, скорее всего, выпустят куда раньше за хорошее поведение. А пока будем общаться так, как сейчас. Навещай меня хотя бы два раза в неделю, и я уже буду счастлив.» Он попытался поднять дух, но оставлял на мне ещё большее чувство вины. «У меня… Не получится…» — слова врезались в душу. Молчание. Я не смел смотреть ему в глаза. Пальцы дрожали, когда я скрестил руки на груди, пытаясь защитить себя от его реакции. «Что?..» — его голос дрогнул от непонимания. «Не знаю, как сказать…» «Договаривай.» — сказал он, нахмурив брови. Он не собирался оставаться в неведении, и это добавляло тяжести моему молчанию. «Я… я буду совмещать стажировку и последние месяцы учебы, а потом уйду работать на космическое судно и, как ты знаешь, это надолго…» — произнёс я наконец. «Ты оставишь меня?..» — спросил Джимми, его голос звучал как удар молнии. «Нет, я просто…» — начал я, но уже видел, как его недовольство растёт. «И когда ты собирался сказать?» «Я узнал об этом только сегодня утром, правда. Я ничего от тебя не собирался скрывать.» — каждое слово казалось каплей воды, падающей на раскалённый камень. «Что ж… Хорошо. Замечательно. Керли — прекрасный ученик, любимчик группы, с чудного настоящего отправляется в еще более чудное будущее, пока его друг в очередной раз будет гнить в тюрьме. Ты поднял мне настроение!» — вскрикнул он с оттенком сарказма. Внутри меня что-то уже начинало ломаться. «Я понимаю, что это не к месту. Я не хочу, чтобы ты радовался за меня. Я должен был предупредить тебя, чтобы ты знал — я не смогу видеться с тобой как минимум весь следующий год.» — я говорил быстро, пытаясь избавиться от тяжести, давившей на меня. «Да лучше бы ты ничего не говорил, чем хвастался достижениями в таком ситуации! Я уже устал слушать, как у тебя все хорошо, когда у меня самого все так плохо!» — заорал Джимми, и его крик оказался как нож, пронзающий все пространство. «Хватит, Джимми!» — закричал я, впервые повышая на него голос. — «Ты ведь сам во всем виноват! Зачем тебе вообще понадобились деньги? Зачем нужно было ввязываться в ограбление?! Я мог тебя всем обеспечить, если бы ты только попросил! Я бы все для тебя сделал: и помог сдать диплом, и пойти со мной на стажировку, и устроиться в хорошее место!» — слова просто вытекали из моего рта, и я не мог остановиться говорить все то, что копилось во мне многие годы. — «Знаешь что, Джимми, ты эгоист! Ничто не могло помешать тебе построить светлое будущее, но ты попросту не захотел, и теперь злишься на меня, хотя я единственный, кто готов терпеть тебя, невыносимого, вечно ноющего человека! Больше ты не можешь оправдывать себя своим прошлым, потому что оно не может полностью определять тебя, как злого человека! Джимми… Ты только и делаешь, что портишь жизнь себе и…» Я замер. На меня, разгневанного и безумного, смотрел маленький мальчик. Тот самый, с которым я подружился лишь из-за имени собаки. Мальчик, что так счастливо улыбался мне, несмотря на серьезные гематомы. Ребенок, которого я привязал к себе, и к которому привязался сам. Несчастное дитя, которое никто никогда не любил, кроме меня, а я, как самый ужасный человек на земле, сейчас ругаю его просто за то, что не смог совладать с эмоциями и собственными решениями причинять самому себе боль, ему в угоду. Джимми молчал. Каждая невыраженная эмоция витала между нами, как мираж в далеком космосе. Он отвернулся и посмотрел куда-то в сторону, его силуэт сливался с тусклым освещением в маленьком пространстве изолятора. Наконец, он тихо произнёс: «Отправляйся в свое светлое будущее, Керли, в котором не будет меня. Надеюсь ты счастлив избавиться от такого бремени…» С этими словами он встал, и пару охранников, сопровождающих его, последовали за ним до двери. Я резко встал и прислонился к стеклу, разделяющее нас. «Пожалуйста, не злись на меня, Джимми! Я вернусь, обещаю!» Он ушел быстрее, чем я закончил, и я не знаю, услышал ли он меня вообще. Я снова сел на место и прижал ладони к лицу. Слезы текли по моим щекам. Я стал тем, кто все-таки причинил Джимми боль, и я ненавидел себя за это, и еще больше ненавидел за то, с каким облегчением теперь мог вздохнуть, думая о своем спокойном, предписанном светлом будущем.