Проклятый Рай

«Она лежала так, словно все заснеженное поле принадлежит ей»

Давайте не будем играть в прелюдии и прочие интриги. По законам жанра Лисицын, конечно, не мог умереть. Иначе какой смысл продолжать историю, если нет главного героя? Главный антагонист — краеугольный камень любой истории. Пока что, Я автоматически приписал ему статус «неубиваемого». Дальше как пойдет. В этот день мир впервые окутала тишина падающего снега. Белые, словно пух, снежинки, невесомые и холодные, ласкали щёки Константина, оседая на ресницах, превращаясь в крошечные капли и покрывая всё вокруг своим безмятежным белым покровом. Он лежал на самом краю берега, ощущая под собой жёсткую гальку, придавленный к земле тяжестью собственного тела. Бурная река, всё ещё властная и неистовая, продолжала свой бег, а он, выброшенный на берег, смотрел на верхушки высоких сосен, качающихся над головой. Каждое движение, каждый вздох давались с трудом. Казалось, он забыл, как это — дышать полной грудью. Течение, протащило его по острым камням, оставив на лице и теле багровые следы. Тонкие струйки крови, густые и тёмные, медленно стекали вниз, контрастируя с девственной белизной снега. Он прерывисто дышал, каждый вдох сопровождался хриплым всхлипом, кровь, заполнившая рот, душила его, не давая вздохнуть. Он сплёвывал её снова и снова, но она, коварная и липкая, возвращалась, наполняя рот вкусом меди и боли. «Вот он, оказывается, какой — конец, — пронеслось у него в голове, отзываясь горечью на языке. — Не героическая смерть под градом пуль, не быстрая казнь. Просто… конец». Разум был на удивление ясен, словно отстранённый наблюдатель, но от этого не становилось легче. Может быть, это шок, эта ледяная ясность, или то самое предсмертное спокойствие, о котором так много говорят, но которое не утешает. Константин, чувствуя, как силы покидают его, прокручивал в голове все возможные варианты, и каждый из них был хуже предыдущего. Он медленно, неуверенно положил руку на ногу и попытался ущипнуть себя. Слабая попытка. Он ничего не чувствовал. Ни боли, ни прикосновения. Холод медленно проникал внутрь, до костей, убеждая в неизбежном. Сколько времени он пролежал в ледяной воде, он не знал. Он помнил только, как, собрав последние силы, с трудом, с каждым мускулом, протестующим от боли, отполз от края, мокрый до нитки, измученный и смертельно уставший. Ошибки… Они преследовали его.  Их было слишком много, целая вереница, тянувшаяся за ним. Сотрудничество с «Раем»... Женщины, их слёзы, их мольбы, которые он научился не слышать, — всё это, разъедало тонкие грани дозволенного, превращая их в размытые пятна. Он нарушал закон, попирал свою совесть, наслаждаясь чувством безнаказанности. Он купался в этой вседозволенности, пока не захлебнулся в ней.  Я хотел обелить его, сделать невинным, внушить читателю, что он тоже был всего лишь пешкой в чужой игре, что его руки не обагрены кровью. Но в последний момент, я передумал. Нет, он заслужил свою судьбу. Пусть все видят его таким, какой он есть, — оборотнем в погонах, предавшим свою честь. Система, эта ненасытная машина, защищала его, пока он был её винтиком, но теперь, когда она рухнула, он остался один на один со своими грехами. Убийство было совершено непрофессионально. Лис знал это, понимал в глубине души. Хотя до последнего, цепляясь за иллюзию, он считал себя профессионалом, непогрешимым и умелым. Очевидно, он жестоко ошибался. Теперь он осознавал, что его жизнь была всего лишь тщательно спланированной игрой в русскую рулетку. За исключением того, что патрон всегда находился в барабане, всегда. И сегодня судьба нажала на курок, и пуля, выпущенная с безжалостной точностью, достигла цели. По всей видимости, когда машина, скакала по камням, он, опять же по нелепой случайности, выпал из окна. Только благодаря тому, что сидел сзади, непристёгнутый, не связанный ремнём безопасности. В этой ситуации, как ни странно, именно ремень сыграл бы с ним злую шутку. Спасением оказалось то, что в другой ситуации привело бы к смерти. Ирония судьбы, жестокая и нелепая, преследовала его до самого конца. Видите как хорошо, когда ты под эгидой автора. Его охватило какое-то дурацкое, бессмысленное чувство, будто он проиграл в какой-то жестокой игре, о которой даже не подозревал. И он понимал, что речь сейчас не о борделе. Эта женщина…эта невероятная женщина...была послана за ним. Наблюдала, собирала информацию, методично и беспристрастно, но так и не узнала, что он не был для нее монстром, не знала о его искренних чувствах. Она ведь тоже проклинает его, как и все остальные. А он, как последний дурак, всё это время действительно любил. Глупо, отчаянно и наивно. Ирония судьбы, жестокая и насмешливая, или кара, ниспосланная свыше? «Да… – прошептал он разлепляя слипшиеся губы, – мне бы не так умирать, а рядом с ней, только с ней… Вот бы так… спокойно… держать её за руку… даже не надеясь на взаимность. Просто умирать рядом. Никогда не думал, что смогу так отчаянно, так неистово полюбить». – с улыбкой на лице размышлял он. Наверное, так всегда бывает, глупо и наивно, появляется смысл жизни, и именно в этот момент, как назло, эта жизнь и обрывается. «Чудо, что я ещё жив», — эта мысль, как и все предыдущие, вихрем крутилась у него в голове, смешиваясь с болью и отчаянием. Он больше ничего не хотел. Ни жизни с её вечными разочарованиями, ни смерти с её пугающей неизвестностью. Ни порядка, который обернулся хаосом, ни хаоса, который теперь был его реальностью. Он чувствовал себя опустошённым, выпотрошенным. Несмотря на пронизывающий мороз, сковывающий всё вокруг, он не чувствовал холода. Как и ног. Будто всё, что ниже пояса, больше ему не принадлежало, став частью промёрзшей земли. «Наверное, останусь инвалидом», — мелькнула в сознании обречённая мысль, но он тут же отбросил её. В такой ситуации, с такими ранами он просто не выживет ни при каких обстоятельствах. Смирившись со своим поражением, с этим жестоким приговором, он закрыл глаза, отдаваясь на волю судьбы. Но смерть, словно насмехаясь, как назло, не спешила приходить за ним. Где-то в прошлых главах вы, конечно, помните о женском монастыре, затерянном вдали от мирской суеты, неподалёку от того места, где всё произошло. Попасть в него можно было, следуя по течению бурной реки. Логика Власовой, была проста, как дважды два: раз один труп, принесённый водой, нашли неподалёку, то и второй, скорее всего, где-то рядом. И вполне возможно, что набожные монахини, бродя по окрестностям, могли наткнуться на его израненное тело. Казалось бы, идеальный план, что может пойти не так? Проблема, как всегда, заключалась в безжалостном течении времени. С момента внутреннего монолога Кости, когда он лежал на берегу, прошло не один, а целых два бесконечных дня. За это время многое необратимо изменилось. Монахиням, живущим вдали от цивилизации, в этом затерянном мире, для выживания и поддержания тепла в своих обителях требовался хворост. Конечно, никто не пошёл рубить дрова, это не женское дело, хотя эти женщины, казалось, могли справиться со всем на свете. Они, организовали целую небольшую экспедицию, с обозом сновали по окрестным лесам, добывая всё необходимое для выживания в эту суровую, морозную зиму. В этот раз женщины, прогуливаясь вдоль берега, заметили вдалеке что-то синее, что-то, что резко выделялось на фоне белого снега. С опаской и любопытством они поспешили подойти ближе и, когда поняли, что перед ними лежит обессилевший человек, не смогли пройти мимо, оставив его на верную смерть. Решающую роль сыграла форма, милицейская форма, которая убедила их в том, что этот человек нуждается в помощи. Лисицын был уже без сознания, когда его, привезли в монастырский лагерь. Небольшие деревянные домики из толстых просмоленных брёвен, словно слившиеся с лесным массивом, укрытые шапками снега, похожими на миниатюрные горные вершины, приютили его. Стены местами покрылись толстой ледяной коркой, создавая причудливые узоры, похожие на морозные кружева, а из труб домиков тонкой струйкой вился дымок. Деревянные тропинки, протоптанные в снегу, соединяли домики между собой, а ограждений не было вовсе, впрочем им они были незачем. – Позовите матушку, – раздался тихий, но твёрдый голос одной из монахинь на въезде в монастырь. Через несколько минут матушка Ефросинья с решительным выражением лица уже стояла возле повозки, осматривая раненого, бледного мужчину. Она взглянула на его израненное лицо, провела рукой по его ледяному лбу и, нахмурившись, велела отнести его к знахарке. Он был в таком ужасном состоянии, что даже опытная женщина, лечившая здешних монахинь, замерла, не зная, за что хвататься, с чего начать. Она, не теряя времени, закатала рукава и велела принести тёплой воды, приступая к своему тяжёлому делу. Около трёх мучительных часов она боролась за его жизнь, вытаскивая из когтей лихорадки, укрощая обморожение и заражение крови, обрабатывая каждую рану, словно латая изорванную в клочья душу. Когда все манипуляции были завершены, казалось, что всё немного успокоилось, но облегчения никто не испытывал. – Он слишком серьезен, не так ли? – спросила матушка, глядя на страдальческое лицо мужчины. — Нам остаётся только надеяться. — ответила ей знахарка, вложив в эти слова всю свою боль и тревогу. Матушка ничего не сказала в ответ, лишь молча перекрестилась и вскоре ушла, позволив знахарке продолжить своё дело. И действительно, словно Бог услышал их искренние молитвы. Целый день монахини стояли на коленях, молясь за новоиспечённого больного, прося о его скорейшем выздоровлении. И, о чудо, автор – Бог, так и сделал. На следующий день он очнулся. Тогда одна из молодых послушниц, заглянув в комнату и увидев, что его глаза открылись, словно подстегнутая ветром, со всех ног бросилась к матушке. – Матушка Ефросинья! Очнулся! Живой! – кричала она, вкладывая в этот крик всю свою радость и изумление. На ее зов тут же собрались все, но матушка, оттолкнув любопытных, первой вошла в домик, где лежал Константин. Он все еще был дезориентирован, взгляд его был мутным, он промычал что-то невнятное, словно пытаясь позвать на помощь. Знахарка подскочила к нему, напоила водой и с надеждой посмотрела на его реакцию. Прошло два дня, и, словно по мановению волшебной палочки, состояние Константина резко улучшилось вопреки всем медицинским прогнозам. Он расцветал на глазах. Видимо, всё же где-то там, в бескрайних небесах, есть кто-то, кто услышал их искренние молитвы, кто снизошёл к их просьбам о милосердии.

Я конечно же.

 Постепенно он начал выходить на улицу, с трудом переставляя ещё слабые ноги и вдыхая морозный воздух, который казался целебным нектаром. За всё время его пребывания в этом тихом приюте никто ни разу не спросил его о прошлом, не пытался заглянуть в его израненную душу, не бередил его старые раны. За эту молчаливую благотворительность, за это понимание без слов он выражал им безмолвную благодарность каждое утро, просыпаясь под их чуткими, сострадательными взглядами.  Обладая, несмотря на своё тёмное прошлое, добрым и общительным характером, он быстро подружился со всеми обитательницами этого необычного места. Он помогал им, чем мог, не отказывался ни от какой работы, словно пытаясь искупить свою вину. Оказалось, что он не только мастер по уничтожению жизней, но и неплохой повар, а кромсать ножом морковку, а не человеческую плоть, было гораздо интереснее и приятнее, да и последствия были куда безобиднее и вкуснее.  К монахиням часто приезжал лесник Максим — он был их связующим звеном с внешним миром. Раз в две недели он ездил в поселок за необходимыми им товарами, брал у них длинный список и привозил все, что они просили. Чаще всего это были предметы первой необходимости, мыло, какие-то лекарства, нужные для поддержания здоровья. Но сегодня матушка Ефросинья попросила весьма странный набор, необычный и непонятный. Она обратилась к Максиму с просьбой привезти ей мужскую одежду и обувь, вплоть до самых банальных, казалось бы, мелочей. Лесник, конечно, засомневался в необходимости этих вещей, все-таки монастырь был женским, мужчине здесь было не место. Прочитав список от начала до конца, Максим поднял удивлённый взгляд на Ефросинью, пытаясь прочитать в её глазах объяснение. – Матушка, я понимаю, что это не моё дело… но вы, часом, не приютили у себя того, кого полиция уже вторые сутки ищет? – спросил Максим, глядя на неё с тревогой в глазах, не зная, стоит ли говорить об этом, но не в силах молчать. Матушка многозначительно промолчала, словно намекая, что не собирается обсуждать эту тему, а затем невозмутимо продолжила: – Мыло заканчивается, возьми побольше и не забудь про соль, а то скоро все запасы иссякнут. Лесник понял, что его вряд ли будут слушать, что его слова — как горох об стену, но всё равно, не в силах сдержать волнение, продолжил: — Поговаривают, что он какой-то серьёзный бандит. Матушка, если он у вас, скажите! Это же опасно! Ефросинья, не ответив, отвернулась от него и пошла прочь, всем своим видом показывая, что не намерена продолжать этот разговор. Сразу от лесника она направилась прямиком в домик Константина. Знахарка, склонившись над ним, как раз обрабатывала его раны. Велев ей выйти и оставить их наедине, Ефросинья подошла к Константину и, осенив его крестным знамением, перекрестила. Почему-то Лис сразу понял, что его крестят не просто так, что этот жест — не просто формальность, а нечто гораздо большее. Монахиня что-то пробормотала, произнося слова молитвы, и среди непонятного рокота он успел услышать обрывки фраз: «Отпускаю все твои грехи…». Конечно, полиции это ничего не значит, и он так и останется виновным в их глазах, но для него это было гораздо важнее. Прощение старейшей монахини было для него как праздник, как долгожданное спасение. – Я могу рассказать, если вы пришли сюда за этим, – произнес Константин, глядя на нее прямо и открыто, как никогда прежде. – Не нужно. Не мне восхвалять или осуждать тебя, не мне решать, виновен ты или нет. Неважно, что ты совершил в прошлом, важно, чтобы ты понимал, что так нельзя, что за это нужно понести наказание и что для этого нужно измениться, в первую очередь, внутри себя. – Я согласен на всё, матушка, но вы не представляете, что я натворил, – с тоской в голосе произнёс он. – Ваше прощение много значит для меня, но больше всего я хотел бы услышать это от другого человека. Я не верил, что одна встреча может так круто изменить мою жизнь и что эта же встреча может изменить меня. Я уйду, матушка, как только вы сами это скажете, я не задержусь здесь, и поверьте, я не останусь в долгу. – Нам не нужны твои деньги, главное, чтобы ты нашёл свой путь. – Значит, я найду другой способ отплатить вам. Я благодарен вам за всё, что вы сделали. И не только вам… Они продолжали философствовать, погрузившись в глубокие раздумья, когда в домик, ворвалась одна из монахинь, запыхавшаяся от быстрой ходьбы. – Матушка! Там милиция пришла! – выпалила она на одном дыхании. Ефросинья и Константин переглянулись, и в их взглядах было молчаливое понимание, без слов. Старейшая поняла все, что он не сказал, а Лисицын окончательно решил для себя, что не может долго задерживаться здесь, что он не имеет права мучить себя и тревожить их своим присутствием. Матушка с безмятежным выражением лица и монахиня, поспешно следовавшая за ней, подошли к каменистому берегу реки, где, стояли Власова и Березин, а также все остальные монахини, неотрывно следившие за происходящим. Оперативники, предъявили свои удостоверения, и матушка с невозмутимым спокойствием спросила: – Чем мы можем помочь? – У вас тут труп не пробегал? – спросила Власова, настороженно оглядывая деревянные домики издалека. – Мы бы такое не пропустили. – Точно? Брюнет, среднего роста, коренастый? Нигде не проплывал? – уже с явной иронией спросил Роман, пытаясь вывести их из себя. – Поразительная лёгкость, с которой вы, милиционеры, общаетесь, – ответила она без тени улыбки на лице. – Обычно со мной разговаривают повежливее. Чужаков здесь нет. У нас женский монастырь. – затем она с большим достоинством перекрестила оперов, безмолвно отправляя их туда, откуда они пришли,как по команде, синхронно перекрестились все остальные монахини. Прошла целая неделя. Каин узнал о захвате особняка. Сопоставив все факты, понял: без вездесущих фэсовцев здесь не обошлось. Возвращение в логово было равносильно самоубийству — теперь они были как на ладони. Оставалось лишь одно — затаиться, пригревшись на шее у Салтыкова. Эта ситуация бесила, но выбора не было. Параллельно с этим хаосом Субботин, неотступно следовал за Юлией, напросившись на Алтай под каким-то надуманным предлогом. Его одержимое внимание к ней прослеживалось на протяжении всей их истории, и не заметить, что в этих ухаживаниях пульсирует нечто большее, было просто невозможно. Под предлогом допроса он пришел к ней, но радость встречи лопнула, разбившись о холодность Юлии. Она прогнала его, не скрывая своего раздражения. Ее тревожила и одновременно ранила мысль о том, что близкий друг вдруг захотел стать кем-то «большим», кем-то, кто будет претендовать на нечто большее. Особенно болезненно эти переживания стали проявляться именно в тот момент, когда Лисицын влюбился в нее. Да и вообще, здесь всё переплелось. Любовный многоугольник, где началом и концом выступает Константин. Первой, кто попался в эти сети, была вахтёрша, её тайные вздохи по Лису были очевидны. За ней тянулся Влад, чей взгляд всегда останавливался на ней с теплотой. Матвей, несчастный влюблённый, горел страстной любовью к Вике, которую Лис убил. Сам Константин увяз в чувствах к Юле, в которую давным-давно был влюблен Субботин, и, возможно, в эту игру включился и сам Салтыков. Лазарева в свою очередь, так рьяно защищала Лисицына, возможно, тоже втайне была им очарована. А Каин, влюблённый в Лазареву, в итоге убил Лисицына за все его «геройства». Казалось бы, один человек смог нажить себе целую армию ненавистников! У каждого был мотив отправить его на тот свет, а этот гад, насмехаясь над всеми, умудрился ещё и выжить! Какая злая ирония судьбы. Лисицын уже прощался с монашками. Он поцеловал руки Ефросиньи, а она его перекрестила. – Матушка, я еще обязательно передам вам весточку. – Делай что задумал. Только не забывай о той, что сдерживает тебя, не позволяя совершать недобросовестные поступки. – Он кивнул, и вскоре скрылся за соснами. Лис шел по направлению реки, оставив монашек. Константин, несмотря на пульсирующую боль в боку и ноющую хромоту, уверенно держался курса. Он запомнил примерное направление по карте, мелькавшей на планшете в последние секунды перед катастрофой, и теперь, неотступно следовал к цели. Тяжело дыша, он выбрался на берег реки, где, с трудом согнув негнущееся колено, опустился на корточки. Каждый его шаг, каждое движение отзывались острой, режущей болью в ране, а нога не желала подчиняться. Полтора часа он пробирался сквозь густые заросли и поваленные деревья, хромая, прихрамывая, измученный болью и усталостью. Протянув руку к ледяной воде, он случайно задел что-то твёрдое и скользкое. Внимательно присмотревшись, Константин с удивлением увидел, как из глубины реки на него смотрит знакомая рукоять. Потянувшись чуть дальше, он извлёк на свет потемневший от воды, промокший до нитки Макаров. Он поспешил проверить пистолет, не зная, что это вряд ли поможет ему, но как будто сама судьба преподнесла ему этот подарок. За время, проведённое в стенах монастыря, Константин пересмотрел свою жизнь. Все поступки, хорошие и плохие, предстали перед ним как на ладони. Он понял, что пришло время меняться. Не ради призрачной надежды на искупление, а тупо ради неё. Мысль о Юле вдруг обожгла сердце. Каким-то диким абсурдом казалось, что именно она, единственная, смогла зацепиться за его душу, вырвав ее из оков цинизма и безразличия. Он любил ее не за обворожительную внешность, не за острый ум и хитрый нрав, а просто так, до боли, без всяких условий и причин.Их встреча, их странная связь — как приговор. С его темным, «героическим» прошлым их ждет неизбежное. Механизм пистолета не поддавался, окончательно заклинив от влаги. Впрочем, он и не рассчитывал на него как на реальное оружие, лишь как на талисман, на всякий случай. Немного передохнув, дав телу и разуму хоть немного покоя, Константин решительно поднялся и продолжил путь.  Через полчаса он был уже в поселке. Вышел он как раз со стороны особняка Салтыкова. Увидев во дворе одного из домов какую-то старуху. (Ну, мы уже знаем, что это бабка Любка.) Резко упал на снег, не желая попадаться на глаза. Позже, рядом с ней во дворе появилась и Соколова, которая пришла ей чем-то помочь. Они уже прощались, а Лисицын не мог поверить глазам, что он так быстро ее нашел. Юля зашла к себе, а Лис подождал пока бабка зайдет к себе. Как только бабуська скрылась в доме, он прихрамывая рванул к ее двери. Из особняка в этот момент вышел всеми обожаемый Каин. Константин метнулся к сараю и засел там на некоторое время. Вскоре, в его голове созрела идея, и он остался ждать темноты. Соколова уже собиралась ложиться спать. Здешняя природа хорошо на нее повлияла, она стала выспаться и даже считать, что в отпуске. За исключением того, что работает под прикрытием. Почаще бы так работать. Она проверила рабочий чат с Тихоновым, поинтересовавшись,что тут забыл Леонид, и нашли ли труп Лисицына. – Вот видишь как Леня к работе рвется! – с явным сарказмом писал Иван. – Лично хочет труп Лисицына найти! «Кого-то мне это напоминает» – подумала майор, вспоминая точно такое же маниакальное желание Каина. Потушив телефон, поставила его на зарядку, а сама легла спать. Пока Лисицын был в сарае, услышал странные звуки под собой. Прислонившись ухом к деревянному, покрытому соломой полу прислушался. Человеческие стоны и всхлипы. Внизу точно кто-то был. Ясное дело, что Юля вряд ли подозревала об этом. Еще раз удостоверившись своих доводах, он стал отодвигать солому в поисках входа. Найдя люк, открыл его. Заглянув внутрь, тихо сказал: –Тут кто-то есть? Хоть и слабый лунный свет, упал на лица заключенных. Там было двое связанных людей. Мужчина и девочка. Очевидно, Николай и его дочь Маша. Лис не мог к ним спуститься из-за своей ноги, поэтому проговорил: – Не бойтесь! Я сейчас не могу к вам спуститься, но обещаю, что вернусь утром. Вас никто не тронет. Хорошо? – ответа он и не ждал. Но кажется, те слегка успокоились, и Лисицын вновь прикрыл подвал. Дождавшись полной темноты, когда в доме погаснет последний отблеск света, он тихонько выбрался из сарая, и, прихрамывая, подошёл к двери. Она, естественно, была заперта.  Вспомнив, что в сарае завалялся длинный нож, он вернулся обратно. Немного повозившись с дверным замком, вскоре открыл его. Такие двери закрывались на простой крючок, и, если правильно поддеть этот крючок из щели, то войти внутрь не составит никакого труда.  Дома было немного прохладно, но значительно теплее, чем в сыром и ледяном сарае. Закрыв за собой дверь, он тихо, прошёл в комнату Юли. Сердце забилось быстрее, когда он снова увидел её вблизи, такую хрупкую и беззащитную. Стараясь ступать как можно тише, он подошёл к кровати, хромая на ногу, которая всё ещё ныла от боли. Он осторожно коснулся её плеча с нежностью, достойной любовника, вглядываясь в её лицо, пытаясь запомнить каждую черту, каждый изгиб. На лице Лиса появилась слабая улыбка, искренняя улыбка... Он укрыл её одеялом, которое она небрежно откинула во сне, и, бросив на неё последний взгляд, вышел из комнаты, стараясь не потревожить её сон. Проснулась девушка посреди ночи, из резкого желания попить, так же она почувствовала, будто температура в доме переменилась. Включив лампу, хотела посмотреть по телефону время, когда обнаружила, что телефона нет, а зарядка торчит. Уже с плохим предчувствием, она направилась в другую комнату. Зайдя, заметила, что горит печь. Кто-то похозяйничал без ее ведома. Телефон лежал на обеденном столе. Подойдя, наконец взглянула на время. – Четыре утра. - буркнула она под нос, как вдруг услышала, будто позади скрипнула половица. Сердце ушло в пятки. Майор медленно положила телефон на место, и неуверенно спросила, по прежнему не оборачиваясь. – Кто там? – перед ней было зеркало, в котором через мгновение появился Лисицын. Не веря собственным глазам, она медленно обернулась, словно боясь спугнуть это видение. Израненное лицо, уставшее и побледневшее, хромающая походка, немного ссутуленная спина. Таким он предстал перед ней, словно вынырнув из ее воспоминаний. Он сделал шаг – Юля! А она метнулась взяв первое, что попалось под руку – грязную вилку, что лежала возле раковины. – Стой не подходи!.. Костя? – Костя. – с неловкой улыбкой подтвердил он. – Ты как вообще... – Выжил? - с нахальной улыбкой уточнил мужчина. – Твой труп уже неделю ищут! А ты паразит живой! – Ну нифига себе. Я жив, а она меня обратно в могилу загоняет. – в свойственной себе манере сказал майор – Убери вилку, ты все ровно ничего мне не сделаешь ей. – подходя к Юле. – Не подходи, я буду кричать!.. – Я тебя даже пальцем не успел тронуть! Повод кричать? – ухмыльнувшись добавил. – Ты же не призрака перед собой увидела. Я кстати и не собирался тебя трогать. – но все ровно продолжил подходить. А она, увидев его, никуда не девшуюся настойчивость, хотела уже крикнуть, как он закрыл ей рот рукой. – Да тихо ты! Через пару минут, Лисицын сидел на корточках у камина подкидывая дровишки. Хоть садиться в эту позу было больно, все же уже находясь в ней, было комфортно. Вскоре он сел выпрямив больную ногу, и чуть кряхтя от боли в боку. Юля сидела привязанная скотчем ко стулу, и пыталась что-то кричать, с заклеенным ртом. Он взглянул на нее, и улыбнулся вертя ее же телефон в руке. – Кто такой Тихонов? – спросил Лис что-то делая в телефоне. – Он вам, товарищ Майор, пишет. – сделав акцент, на том, что догадался об ее роли в Рае. – Не ну некрасиво, надо ответить. – что-то ответив от ее лица, положил телефон рядом, ковыряясь кочергой в камине. Кое-как поднявшись с резкой болью, открыл ей рот, сначала предупредив: – Ты не кричи только. Поговорить с тобой хочу. Ладно? – он отодрал скотч и она облизнув губы взглянула на того. – Вау, действительно не кричишь. Уже лучше. Начну с самого банального. Как тебя зовут? – Саша. – В жизни не поверю, что тебя отправили работать под прикрытием, со своим же именем. ФЭС серьезная организация, думаю новенький паспорт они организовать могли. Так как тебя зовут? – она молчала. Повисла пауза. – Ладно, не говори. Но я уверен, что любое имя, кем бы тебя не называли, прекрасно бы звучало. – Как ты выжил? Кто тебе помог? – Я очень ценю этих людей, они на многое мне открыли глаза, поэтому я не буду тебе об этом говорить. Мне больше интересно, об особняке, о последних новостях. – О Каине, обо мне! – с сарказмом продолжила майор – Мне он не интересен. Но о тебе бы с радостью послушал. Правда, сейчас больше интересно об особняке. Тут вообще все нормально? В плане семья, хозяева. – он чутка передвинулся морщась от боли. – Ты ранен? – Ну конечно, я же не мог без единой царапинки выплыть. Кстати твои коллеги приходили и искали меня. – Они труп твой искали. У меня как раз бинт закончился. Я не смогу тебя перевязать. – И не надо. А у тебя есть что-то покушать? – Я смотрю кому-то полегчало. – Очень даже. –Тогда отпусти. – Убегать не будешь? Саш, давай дружить иначе будет худо тебе. – поднимаясь и обрезая скотч. – Юля. Тот взглянул на нее. – Не понял. Какая Юля?.. Или ты Юля? – Я Юля. Лисицын расплылся в улыбке и плюхнулся на диван. – Знаешь, а это имя тебе идет действительно намного больше! – Спасибо - неуверенно сказала она достав с шкафчика аптечку, и вдруг кинула в окно чашку, разбив его, дабы привлечь соседей. – Ты что творишь! – поймав ее и отбросив на диван. Я думал мы договорились! - он взглянул на разбитое окно. – Саша, или Юля, короче, хватит играться с огнем. Я видел в сарае кусок фанеры. Неси его сюда, сейчас будем стеклить. И не вздумай даже убегать. Впрочем, поздно он спохватился. Только взглянул в окно, а она уже тарабанит в домик к Эдику, того на месте не оказалась. – Ну где он шляется! – буркнула Юля, а когда обернулась, то Лис, уже ее нагонял. Ничего не оставалось как бежать в лес. Ранее утро, еще темно, скользкие дорожки и буквально мгновение как она спотыкается и падает прямо в сугроб. Сразу после подоспел Константин, он достал ее из снега, смотря на нее. Та конечно была без сознания. – Кинокомедия, а не Юля! Хотя даже сейчас, лежа в сугробе, он лежала так, будто весь заснеженный лес ей принадлежит. Он аккуратно очистил снег с ее лица. Вопреки боли, взял на руки и понес к дому. Благо свидетелей этого дурдома не нашлось. Он занес ее в дом, уложив на кровать. Ночью у неё поднялась температура, и Костя все время не отходил от нее. Видя её состояние, сделал вывод, что без антибиотиков не получится. Полазив в аптечке так ничего и не нашел. Где-то ближе к утру, он ушел в аптеку. Хоть и надев капюшон, все ровно побаивался ходить в открытую. Стоял он в очереди, как по иронии судьбы, позади бабки Любки. Та о чем-то общалась с аптекаршей. Обратив свой взор на Лисицына спросила: – Ой, а ты милок кто таков? Раньше не видала тебя в поселке. - пытаясь заглянуть под капюшон. – Да ладно вам баб Люб, не приставайте к человеку. – вмешалась уже аптекарша. – Ой, да сильно я и не пристаю! – Мужчина, что вам? Юля проснулась от озноба. Хоть и была укрыта по голову, все ровно мерзла. Вспомнив случившееся, попыталась встать, что у нее не получилось. К тому моменту пришел Лисицын, он быстро заколотил ей что-то по типу противовирусного, и стал отпаивать. Она сначала поморщилась. – Что это?.. – Лекарство, не боись. Тебя травить не стану. – заправив прядь ее волос за ухо, и придерживая будто насильно вливал в нее это лекарство. – Не надо притворяться заботливым. – кашляя говорила она. – А я считаю напротив. Самое время показать, что я могу таким быть. Тебе нужно допить лекарство. Аптекарша обещала, что через денька два будешь как новенькая. – тихо говорил он, дабы не бить резким голосом по ушам. – Отдыхай. На следующее утро, Соколовой стало значительно легче, она сама поднялась с кровати и прошла в комнату с камином. Там и находился Константин. Он глядел в окно, услышав предательский скрип половицы, обернулся на нее. – О, тебе лучше? Температура спала? – подходя и кладя руку на лоб, та немного отстранилась, от него. – Кого высматриваешь? – Да трется там какой-то мужик. Юля подошла к окну. – Так это же Леня. – Что еще за Леня? – подойдя к ней. – КоллеКа?– выделил он. – Зря ревнуешь майор. – То есть я намного лучше? – с довольной улыбкой пробормотал Лис. – Нет, ты не лучше. Но Леню воспринимать как кого-то больше друга я не могу. – А я рад, что он тебя любит! Такому заявлению Юля очень удивилась, даже потрогала его лоб. – Не заразился? – он взял ее руку хитро чмокнув. – Не-а! Благодаря его вниманию, ты поняла, что кроме меня тебе никто не нужен. – самодовольно сказал он. Она точно хотела сказать ему что-то в ответ, но увидев в окне движение, Леонид двинулся к дому быстрым шагом. Увидев это Юля поспешила подойти ко входу, но Лис ее остановил. – Я надеюсь ты хорошо меня поняла. И не будешь ему обо мне рассказывать. – Ага. – с сарказмом сказала Юля. Но тут Костя резко... Думаете « схватил и нежно приблизившись поцеловал ее влажные губы»? Нет, тренирую вас. Костя резко ударил себя по лбу. – Точно-точно, стой, помнишь я про особняк спрашивал? – К тому моменту Субботин уже стучал в дверь. – Так, все потом! – Я кое-что узнал, тебе будет интересно. Но, ты же понимаешь, что если выдашь меня, никогда не узнаешь? Она закатила глаза. – Паразит! – Я тоже скучал. – уходя в дальнюю комнату. Он прекрасно знал, что заинтриговал ее и она теперь точно его не выдаст. Девушка открыла дверь Субботину. – Юля! Ты чего так долго? Все в порядке? – Да я..приболела чуть-чуть... Думаю не лучшее время для общения. – Как ты умудрилась вообще?– спросил мужчина – Долгая история...тебе лучше уйти. – Ну стой, может лекарства какие-нибудь нужны? – Соколова старалась держать его за дверью, но Леонид слегка заглянул за ее спину. – Там что мужская обувь? Ты не одна? – нахмурившись спросил он – Леня! Угомонись уже. Это хозяйская еще до меня тут была. Иди уже. ничего мне от тебя не нужно. – еле вытолкав его, и закрыв дверь. – Еще один на мою голову. Она прошла в комнату Константину. – Рассказывай. Лисицын развалился на кровати, делая вид, будто очень сильно поглощен в чтение книги. Он поднял на нее взгляд и улыбнулся. – Я знал, что ты меня не выдашь! Ладно я начну, ты говорила что-то про особняк...Хотелось бы еще раз услышать. – В особняке что-то не то твориться. Там должен жить какой-то Мещеряков, а живет Салтыков. Я уже ничего не понимаю. – Присядь. – усадив ее рядом и потрогав лоб. – Стесняюсь спросить... –Господи, тебя же нужно обработать. – А. ну да. Было бы славно. Короче...Это тот Мещеряков, что сейчас в подвале? – Каком еще подвале? – рыская по аптечке так и не находя бинт. – Который у тебя в сарае. В котором еще какая-то девчонка. Я заглянул к ним и пообщел в скором времени освободить. Как ты понимаешь, вниз спуститься я не смогу. А предугадаю твой вопрос, ждал пока ты спать ляжешь. – Так чего ты молчал?! – Ну вот, говорю. Она рванула в коридор, оставив Константина на кровати. - Перевязку снова откладываем, да?... да? Юля! Кинокомедия! Они вновь открыли подвал. Двое изнеможденных смотрели на них снизу. – Если они тут, как ты говоришь более недели, то и ели они тоже давно. – Ладно, я спущусь, стой тут. Все ровно не сможешь. Лисицын кивнул и девушка спустилась в подвал. – Юль, осторожно! – говорил он, светя ей фонариком. Майор освободила девочку, затем ее отца. Оба были без сил. Если как-то взять под руку Марию удалось, то с её отцом возникли проблемы. Кое-как они все же смогли их высвободить. – Мне кажется мы их не выходим. Им нужно в больницу. Ты можешь как-то со своими связаться? – проверяя пульс то девочки, то отца. – Телефон верни и свяжусь. Он посмотрел на нее, достав из кармана телефон и протянув ей. Юля стала кому-то писать, а позже взглянула на Константина, что преданно сидел рядом. – Иди спрячься в доме, они не должны видеть тебя. Он улыбнулся, осознав, что та все же прикроет его. – Надеюсь я не пожалею? Он улыбнулся и кратко чмокнул ее руку. – Не в коем случае!..