Inside of my head

Его селят в большой уютной комнате, только вот ему это незнакомое бездушное пространство совсем не нравится. Монструозных размеров кровать выглядит холоднее морозилки, а предметы меблировки, выдержанные в новом веянии хай-тека, только делают пространство еще более зябким. Он садится на подогреваемый пол у самого окна, даже не разбирая вещей, смотрит на тьму за окном, на облака внизу, в голове блаженно пусто. Он вообще не понимает, почему пальцы не колет снова, искать какой-то зал или заниматься самому совсем нет настроения. Он не двигается с места больше получаса, только вытянув ноги, спиной откинувшись на боковину кровати. Забавная электронная помощница с приятным слуху голосом предлагает ему душ, и сразу за согласием он слышит шум воды за стеной. Чертовы умные дома. Он все же вытягивает из сумки какие-то вещи, совсем не знакомые, он бы такие, наверно, не выбрал. От этой мысли тошно и гадко, словно он ворует чужое время, словно его сломанное существование отравляет его самого. Теплая, приятная телу вода тропического душа бьет по голым плечам, пока в голове странное обещание, которому хочется верить. «Разберем, соберем обратно поровнее» Яркий и резкий рыжеволосый мужчина ему понравился, как и его серьезный и хмурый охранник и друг, черной, почти сливающейся со стеной фигурой остававшийся все время за тонкой спиной. Он даже позволяет себе поверить, что у этой безумной затеи Кхуна, боявшегося его до крика, будет благоприятный исход. Порче заслуживает хорошую жизнь, без проблем с кукухой, любви и простого счастья, которое он не в состоянии ему обеспечить. Он выбирается из душа и, едва успев натянуть на себя чужие вещи, получает приглашение обратно в комнату – ужинать и разговаривать. Длинные коридоры высотки кажутся практически тюрьмой, и он идет по ним, затянув руки в карманы просторных спортивок, глубоко надвинув капюшон на глаза. Птица встречает его у входа в столовую с теплым приглушенным светом, удивительно уютную, в отличии от комнаты, в которой он был до этого. Небольшой деревянный стол в центре комнаты, деревянные же панели кухонного гарнитура, отделенного от столовой островом. у окна на длинном горизонтальном пенале стоит телевизор, а напротив – диван, мягкий с множеством поушек и беспорядочно валяющимися пледами. В раковине все еще стоит посуда, а вместо сервировки – просто еда на тарелках и столовые приборы. Это не показушное приглашение – это обычный домашний ужин, и от него не ждут соблюдения этикета. Он чувсвует, как покалывает пальцы и мотает головой, не давая себе провалиться в блеклые ощущения, которые непременно спрячут его в глубину, оставляя Порче наедине с незнакомыми ему людьми. – Присаживайся, – Птица неопределенно взмахивает рукой, оставляя за ним право выбрать себе место за столом. – Волч на тайском не очень, так что воспринимай Марго, как его голос, если что. Он кивает, устраиваясь по правую руку от рыжего, осматривая легкое, безмолвное взаимодействие двоих мужчин перед собой, разговаривающих без единого слова, словно сросшихся в один организм, идеально функционирующий. На секунду ему кажется, что так, наверное, себя должны вести близнецы, как в Гарри Поттере Уизли – целое, разбитое надвое. – Итак, ты придумал имя? Он качает головой. Это было тяжелой задачей, над которой он продумал почти все свободное время, но так ничего и не смог выбрать. Перед ним опускается кусок запеченной курицы, от которой исходит фантастический цитрусовый аромат, а хмурый мужчина, именуемый Волчем, толкает к нему овощной салат. – Ничего, значит позже. Пока обойдемся фамилией? – он кивает, и Птица довольно кивает в ответ. – Что ж, Киттисават, сколько тебе лет? Рыжеволосый спокойно говорит за едой, и он следует чужому примеру, берясь за вилку и разделывая окорочок на части, чтобы потом просто накалывать мясо на вилку, не пачкая руки. Он задумывается, вспоминая, когда в первый раз увидел свет, когда осознал себя, ощущение четкое и ясное, от этого снова становится неуютно. – Три с половиной года. – Значит, пока стремно делиться, да? Он снова кивает. Мужчина, судя по виду, поведению и обширным познаниям, с его случаем сталкивался либо лично, либо в ком-то близком. Просто понимает, что пока, наверное, в нем нет желания отобрать себе чужую жизнь, только защитить, разобрать пиздец, в который его с завидной частотой в последнее время окунают, и свалить обратно в свою тьму. Совсем недавно у него начались пугающие ночные прогулки по комплексу, тогда же он научился стрельбе, тогда же понял, что тянущая боль в мышцах и усталость помогают легче уснуть Порче, а потому старательно иссушал чужие резервы до предела. В это же время он впервые занялся тем, о чем не думал раньше – изучением мира вокруг себя. Так он узнал о Танкхуне, который свое безумие качественно фальсифицировал, о Вегасе, случайно наткнувшись на того в ринге и выйдя из драки победителем только из-за того, что не боялся боли и дрался, как в последний раз. Так он выясняет их общее прошлое, учится понимать, что вообще происходило в жизни человека, к которому так привязан. – Именно это тебе и нужно сделать, – на удивленный взгляд Птица только усмехается. – Ты сможешь это отпустить, только когда пройдешь до конца. Волч наливает ему воды в стакан, все еще подталкивая салат ближе, проявляя странную, неуместную заботу. Почему-то не хочется от этого смеяться, как будто в мужчине это инстинкты, заставляющие приглядывать за парнем, похожим на собственного друга и подопечного. Странно ощущать это на себе от кого-то, раньше он исчезал до того, как Порш возвращался, заключая в теплые объятья Порче. Он со своими проблемами во время пиздеца справлялся сам, он для этого и был нужен – решить проблему. Сейчас только ему придется учится этому. Учиться принимать помощь, учится иметь свое мнение и желания, предпочтения и привычки. Птица хочет сделать из него отдельную личность, а не выкорчевать к чертям собачьим из чужой башки. Идея, безумная по своей гениальности. Осталось только выяснить, в какую сторону все же склонятся часы. – Для более тонкой работы, ты слишком самостоятельный, а для другой у меня не хватит силы. Птица играет руками, и только сейчас он замечает искры, бегающие между чужих пальцев, понимает, почему чужие волосы казались ему водопадом огня. Васильковые глаза сощуриваются, а мелькнувшая улыбка заставляет тихо втянуть воздух в резком осознании. Заметив шок на его лице, рыжеволосый довольно откидывается на спинку стула, через трубочку втягивая коктейль из высокого запотевшего бокала. – Я многоликая тварь, предку спасибо. Локи. Чертов скандинавский бог, потоптавшийся в чужой родословной. Он не удивляется, чувствовал то же от Кхуна, который от него всегда загораживался куполом, боясь нападения. Вегас тоже иногда стрелял в него глазами-молниями, посылая весьма не фантомные вспышки молний, чужая сила была колючей и холодной, как и весь наследник Второй семьи. И вот теперь он может лицом к лицу действительно познакомиться с тем, кто носит в себе наследие. – И как это будет? Птица улыбается снова, помогая Волчу собрать пустую посуду со стола, резко наклоняется почти к его лицу, но он даже не дергается, не видя в этом смысла. – Буду делать тебе больно. Это его не пугает – боль их связь с Порче. Именно она становилась всегда спусковым механизмом, запуская смену. А значит, это могло сработать, когда вместо него внезапно возникал бы Че. – Долго? На этот раз ему отвечает Волч, который смотрит ему прямо в глаза, опуская тяжелую руку на тонкое плечо Птицы, все еще затянутое в зеленый шелк. Темный взгляд действительно пугает, а общее впечатление только добавляет напряжения. – Пока ты не скажешь «хватит». Чужого тайского на эту фразу, поселившую в его животе болезненный узел, хватает с головой.