Иопос. Паучий дом

Вдох. Лёгкие прожигает от резкого расширения и холодного воздуха так, что голос срывается на хриплый кашель. Харкающие звуки не прекращаются, лишь появляется желание выплюнуть все внутренности наружу. Потихоньку кашель перерастает просто в хрипы и учащённое дыхание. Где. Где я. Где, чёрт возьми, я? Шею свело судорогой, от попыток повернуть её под невозможным углом. Темно. Сыро, чуть прохладно. Резкие выдохи вырываются с хрипом чуть осипшего горла, тело дрожит. Нет. Нет. Нет. Это не мог быть он. Он далеко… Он не мог меня найти. Глаза мечутся из угла в угол. Зрение немного проясняется. Всё ещё темно. Насильное успокаивание дыхание, ведь пока он не чувствует. Это странно. Нет ни боли, ни противного ощущения сырости, ни рук на теле. Руки тянутся вдоль тела. Всё на месте, кроме ножей. Плохо. Встать получается не с первого раза – тело шатается и отказывает в функционировании. Голова налилась свинцом и каждый мыслительный процесс отдаётся ужасной болью. Но надо подняться, надо двигаться, надо убираться прочь. Толчок всеми конечностями. Шатание. Бах. Холодный, гладкий пол впечатывается в него. Стена? Или пол? Напряжения на ноги нет, значит пол. Подниматься на четвереньки ещё сложнее, а принять сидячее положение и подавно. Но ему это удаётся. О чём он думал? Последнее воспоминание… Его нет. Отличная память подвела его в самый роковой момент. А ещё, под пеленой растерянности и страха, проступает что-то не совсем понятное ему. Он должен был что-то сделать. Что? Голову простреливает очередной болью, и он не в силах сдержать крик. Он звонко отскакивает от стен, новой волной боли ударяя по ушам. Руки не держат, ноги словно вата. Перспектива поваляться на холодном полу уже не кажется такой уж опасной. Звенит. В голове звенит и больно. Но зато разум трезв, в отличии от тела. Он почувствовал это – прохладу внутри. Вены, мышцы, нервные окончания – всё не только не подчиняется, их как будто бы нет… Их нет?.. Н-нет… Нет, нет, нет… Нет! Они на месте, он же чувствует? Нет, не чувствует! Нет! Холод и отчаянье заполняет разум. Он думает лишь об этом. Ноги. У него нет ног. Руки. Их тоже нет. Он помнит… Высокую массивную фигуру, почти в два раза выше его самого. Он не видит его лица, но знает его… Он подходит… Нет, отойди! Уходи! Прошу, уйди! Он подходит ближе и заносит руку. В руке у него?.. Глаза расширяются, узнавая острый холодный металл, который уже через секунду он чувствует кожей. Прямо внутри. Он торчит из него. Из его ноги. Красный. Лужа красная. Металл снова вытаскивается и от него больно. Слёзы застилают взор, но фигура всё никак не хочет пропадать. Он кричит. Уходи! Умоляю, перестань! Оставь меня! Прекрати, пожалуйста! Он не прекращает, а всё сильнее рассекает мою плоть. Я кричу, всхлипываю и задыхаюсь. Не пошевелиться. Руки чем-то стянуло. Новый удар с отвратительным хлюпающим звуком и я чувствую, как лезвие дошло до кости. Новый вскрик разрывает мои голосовые связки, новый поток слёз. Дрожь по всему телу, судорога, немота. Он хватает меня за ногу… А я её не чувствую. Он так легко поднимает её и дёргает на себя, разрывая хлипкие мышцы. Он с такой лёгкостью отбрасывает её куда-то в сторону. Я вижу её. Прямо перед собой. Моя, кажется, ещё тёплая. Разум щёлкает, когда он снова заносит лезвие. Пусто. Темно. Я отключился? Но ведь это не остановит его. Точно не остановит. …Или нет? Зрение застилает слишком яркая вспышка. Слишком светло, шумно. Наконец стало больно. Минута за минутой, он начал чувствовать это. Шаги. Он приближается. Пришёл снова? Он убьёт меня? Я не хочу умирать! Как я сбегу? У меня нет ног… Нет рук… Я – кусок живого мяса?.. Всё тело, всё что от него осталось, прошибает холодным потом и дрожью. Хрипы доходят до истерического исступления. Глаза мечутся, но видят лишь силуэты. Они что-то звенят и громыхают. Руки. В руках что-то. Они его убьют. Он пытается свернуться, спрятаться. Он пытается дёргать руками, ногами. Нет. Они близко. Слишком. - …П-прочь!.. – хрип, мало похожий на слова отскакивает от стен и это единственное что он успевает выдать. Они водят хороводы. Тени в ослепительном свете, в ослепительной комнате насмехаются над ним. Близко. Шумно. Страх. Звериный, бескрайний и леденящий душу наполняет его и вырывается в скулеже, хрипах и слезах. Ему страшно. Пожалуйста, прекратите это! П-прошу! Господь милостив, ведь в глазах темнеет… Сразу после раздирающей боли в его позвоночнике. Время потеряло смысл в этом месте. Секунды, минуты, часы, может даже дни. Он всего лишь просыпается. Иногда темно. Иногда светло. Кто-то есть и нет абсолютно никого. Всегда больно. Всегда холодно. Всегда пусто. С каждым новым разом всё дольше в сознании, но постоянно в состоянии сомнамбулы, предсмертной слепоты. Он видит чётче. Осознаннее. Комната. Камера заключения. Дом? Он не знает где он, но оно небольшое. Он может проползти это по периметру. Он это сделает. Позже. Он же должен знать, где заканчивается его место. Кто-то ходит. Они делают больно. Или не делают. Или делают. Он не знает. Кто они? Кто он? Они разговаривают. Звуки складываются в слова. -…Пре..ат..не..он… - ничего не понятно. Говори яснее. Второй говорит ещё не понятнее. Его звуки вообще не складываются в слова. Глаза закрываются. Сон спадает моментально и его разрывает от боли. Он кричит. Его телу не больно. Больно больной голове. Отчаянье. Он то помнит, то не помнит, но он сам не знает, что хуже… Помнить или не помнить. И снова провал. Как вниз головой в омут. Как пытка водой. Но он в воде постоянно. Зрение туманно, дышать тяжело, прохлада. Где он как не под водой? Место небольшое. Всего три раза сознания. Но он не уверен. Всегда приходилось начинать заново. Темно. Потом снова резко светло. Они снова пришли. Снова много. Высокие, размытые, тёмные… Каждый раз бьёт дрожь. Они яркие. И снова эти непонятные слова. Сегодня он напряжёт свой мозг и слух. Слова вроде знакомые, но не совсем. - Я не.. к…вы… - знакомый голос, говори чётче. -…Ак!... пол…пе..се..цы…он! – новый голос. Он такого не слышал, но на слух он приятен. Пе…сец? Песец? Остальные слова вылетают у него из головы, как и пролетает мимо оставшийся диалог. Это он? Это то, чем он является? Нет, он ведь человек… А человек ли он после этого?.. Грудь снова пронзает болью. Давит, жмёт. Хрипы беспрепятственно вырываются у него из горла. Он привык. Становится шумно, и он снова засыпает. Даже во сне. И на следующее пробуждение. И на следующий сон, и на последующее пробуждение его не покидает образ полярной лисы. Всяко лучше, чем те образы, что мерещились ему раньше. Лиса. Песец. Он мягкий. Тёплый. Яркий. Почти как его место. Он свой? Он рядом? Может в этом углу? Взгляд мечется к одному из белых углов. Не, в другом. Глаза уже не другом углу. Или он рядом? Голова ворочается, осматривая место под собой. Он не видит своего тела, всё белое. Но песца нет. Нет его чёрного носа и ярких глаз. Где же он? Поиски занимают любое свободное время, когда его не поднимает паника и отчаянье. То есть каждое восьмое пробуждение. Но он не уверен. А потом. Комната становиться слишком большой для него. Похоже на очередное ужасное видение, на приход его. Страшно. И не зря. Он тут. Снова с металлом, снова над ним. Нет… нет…Только не снова… Его каждый раз убивает, когда он снова тут. Когда он снова, и снова, и снова вонзает в него своим лезвием. Он кричит, рычит и хрипит. Это никак не останавливает его. Снова замах и… Приступ боли. Где боль? Глаза, что были сжаты до сих пор открываются, являя взору борющегося песца и его. Это так… Необычно. Глаз не отвести. Всё стало чётче. Он видит его. Он видит его лицо, его руки, его тело. Образ навсегда впечатался к нему в голову. А ещё лиса. Она больше не пятно с чёрным носом и глазами огоньками. Она имеет тело. А ещё кровь. Впервые не его собственная. Она орошает ближайшие стены, пол, светлый мех лисицы и одежду его. Зверь, словно бешенный вгрызается в плоть мужчины, а тот бьёт её ножом. Никто из них двоих не умирает. Но он знал к чему всё клонило. Может быть, это было, потому что он хотел. Лисица, острой пастью вгрызается ему в глотку и выдирает кусок плоти. Мужчина падает на пол и корчится в агонии. Теперь он кричит. Его голос эхом ударяется от стен, проникая ему в уши и это… Почти бесподобно. А потом песец ест его. По кусочку, не медленно, но и не быстро. Его уже пронзала боль, что толкала к грани забвения, но он просто не мог пропустить этот момент триумфа. С каждым кусочком лиса становилась больше. Всё закончилось, когда она проглотила его ступню целиком. Розовый язык прошёлся по морде, нисколько не смывая кровавые разводы на светлом меху. Её морда повернулась к Эндрю. Он видел её белые зубы, что оскалились. Он видел, как она приготовилась к прыжку. Он видел, как нос дрогнул, подсказывая направление новой добычи. Он видел, как опасно загорелись её жёлтые глаза. А ещё он видел, как песец лишил его мучителя. Поэтому он смотрел прямо на него с благодарностью и смирением. Если уж одному не удалось убить его, то он был бы только рад умереть от неё. Она сорвалась с места, прыгнула и в полёте раскрыла пасть. Он видел её нёбо, клыки, шершавый язык. Чувствовал жар и запах свежей плоти и крови. А ещё чувствовал… … Темно. Снова. Это был сон? Что это вообще было? Он дёргается, когда вновь зажигается свет, прерывая его размышления. Дверь, нисколько не выделяющаяся на фоне белых стен, открывается и входит только один. Один. Слишком знакомый. Он видит слишком чётко. Мыслит слишком трезво. Ощущает слишком… - Ну как ты? – говорит он, подходя чуть ближе. На его губах что-то наподобие улыбки. Он не уверен. Но в чём он был точно уверен, так это в том, что он помнит. Он слышит, слегка весёлую интонацию в голосе и больше не видит того в голубизне глаз. Того противного… Рыжий приседает к нему, осматривая с любопытством и проводя рукой по его спутанным волосам. Он немного почёсывает голову и ем приятно. Возможно, это отразилось на его лице, ведь улыбка стала искреннее. Лишь бы его хриплый голос его не подвёл. - …Какого ху…