Будь светом, Халазия

      Свежая прохлада раннего утра обрушилась на меня, словно стылое одеяло. Я шагнула наружу, но тело все еще сковывала невидимая тяжесть, обуявшая меня после пережитого разговора. Воздух в шатре был плотным, сдавленным и тягучим, будто напоенным могуществом Джанго, чей неподвижный могучий силуэт до сих пор жил в моей памяти. По периметру лагеря пролег зыбкий туман, из которого то и дело доносился невнятный шепот солдат и недовольное фырканье лошадей. Ледяная свежесть омыла лицо, но не избавила от разлившегося на щеках жара. Казалось, ничто не было способно привести меня в чувство.       С трудом передвигая ноги, я покорно двинулась вслед за Чонсоном. И хотя безмолвный воин уводил меня прочь от шатра, чутье подсказывало мне, что это бегство было временным. То был мой не последний разговор с доверенным референтом Халазии. Юноша впереди меня не замедлялся и не оглядывался, но я чувствовала, что он был настороже. В его холодной отстраненности я улавливала безликие оттенки недоверия с тех самых пор, как Джанго велел ему отвести меня к остальным девушкам. Он был не просто исполнителем, он был тем, кто всегда знал свое место и свою роль, и теперь, двигаясь бесшумно и грациозно, делал то, чему был обучен: видел, но не вмешивался.       Я не могла не думать о Джанго. Не могла не думать о том, что он не просто подозревал меня, а видел насквозь. В шатре каждое его слово пробивало мою броню и вспарывало полотна тайн, которые я старалась соткать. Его проникновенный, холодный голос кишел скрытыми угрозами и до сих пор звучал во мне. Он догадывался, что я — не Лия, и намеревался использовать это знание против меня. Негласно он предложил мне выступить на его стороне, но то не было предложением выбора. Он дал понять, что я бездумно угодила в его ловушку, и мое везение на деле не больше, чем изощренная игра — способ испытать мои границы и проверить, как далеко я готова зайти. Блеск его хитрых сапфировых глаз таил в себе нечто большее, чем жгучее желание уничтожить или поработить меня. И этот взгляд жёг сильнее, чем несколько капель проклятой крови, оброненных на мою кожу.       Пугающее недопонимание немой вуалью окутало меня с тех пор, как он велел Чонсону вывести меня из шатра. Он позволил мне присоединиться к остальным избранным, и эта противоречивая игра распирала мой разум десятками ужасающих догадок. Джанго был крайне умен и проницателен, и его милость — ничто иное, как часть плана, в котором мое присутствие имело первостепенное значение. Иначе я не понимала, для чего я была удостоена чести доказать свою полезность.       Я ненавидела его. Если когда-то он и был единственным побратимом Юнхо, то ныне проклятая кровь уподобила его своему существу, и бывший предводитель отряда Сопротивления больше не заслуживал восхищения. Чхве Сан превратился в расчетливую холодную статую. И все же моя ненависть не отрицала его власти. Он знал, как с изумительной легкостью его ленные приказы способны были заставить царство живых преклонить пред ним колени. И эта уверенность, граничащая с высокомерием, раздирала меня изнутри. Он был воплощением безграничного контроля, и именно это пугало меня больше всего.       Ещё вчера, прячась за вязом на главной площади Стриклэнда вместе с Ю-ю, я хотела запомнить лицо Джанго. Запомнить и уничтожить. Теперь я знала, что забыть его лицо была не в силах, как и знала, что была невыносимо глупа, позволив себе столь опрометчивые мысли. Силы Джанго было предостаточно, чтобы уничтожить всех нас, и сегодняшняя встреча только пуще укрепила это знание.       Резко вскинув голову, я окинула территорию импровизированного лагеря усталым взглядом и болезненно прищурилась. Линия горизонта, подобно огненной ленте, разгоралась вдали от города, освещая далекие вершины гор и мили цветущих полей. Над ними парили первые лучи солнца, рассыпая искры света на спящую землю. Восход Халазии был так красив, но так бездушен.       Мы приблизились к группе девушек, безмолвно застывшим неподалеку от солдат в белоснежных сюртуках, чьи бесстрастные лица были сосредоточены на подготовке лошадей. Они, подобно бездушным машинам, работали точно и слаженно, служа своей нерушимой цели — сделать все быстро и безукоризненно. Тяжёлые повозки на деревянных колесах мучительно скрипели под их руками, кожаные ремни вились тугими узлами, а дюжина ящиков с припасами выстраивалась стройными рядами, прячась за прохудившимися серыми брезентами. Над повозками трепетали шелковые знамёна, вышитые золотыми узорами, а на переднем плане красовалась фигурная конь, выполненная из слоновой кости, с блестящей золотой сбруей. Лошади-альбиносы, стоящие у края лагеря, были поразительно красивы в своем призрачном облике и в предрассветном зареве, окутывающим лагерь, походили на чудных пегасов. Их белоснежная шкура лоснилась на алеющем свету, а кроваво-красные глаза мерцали в стремительно отступающем мраке. Они нетерпеливо перебирали копытами, пока солдаты проверяли упряжь. Когда, наконец, металлические крюки были защелкнуты, белые мундиры отошли назад, позволяя животным свыкнуться с тяжестью туго затянутых пряжек. Тишину лагеря нарушило внезапное фырканье, и тот час густой пар заклубился вместе с их мерным дыханием.       Чонсон остановился и обернулся лишь на мгновение, чтобы смерить меня колючим равнодушием.       — Можете присоединиться к остальным, мисс.       Я так и замерла посреди пыльного лагеря, пропитанного затхлостью, сыростью и терпким запахом выжженной земли. По привычке выверенное обращение Чонсона моментально резануло по нервам, напоминая о роли, которую мне предстояло сыграть. Считал ли он меня мисс на самом деле? Помнится, для него, как и для его главнокомандующего, я не больше, чем особь.       — Благодарю, — в ответ учтиво кивнула головой я, провожая стремительно удаляющегося Чонсона. С непоколебимой решительностью его строевой шаг пересек местность палаточного лагеря и в миг его стройная фигура, словно тень, растворилась за тяжелым занавесом шатра. Меньше всего я желала знать, зачем Чонсон вновь заглянул к Джанго.       Превозмогая паническую дрожь, я обернулась к избранницам Халазии, уже успевшим зацепиться за мою заморенную фигуру своими зоркими глазами. Нельзя сказать, что я не была готова к столь красноречивой приценке. Напротив, я ждала этих недоуменных, заинтересованных и полных неприятия взглядов, кажется, с минувшей ночи, когда прямиком из смрадного топкого болота добралась до чужого дома на окраине Стриклэнда. Я кралась вдоль прохудившегося забора, как вдруг на бельевой веревке аккурат разлома в ограде заприметила шеренгу из свежевыстиранной одежды. Там я и избавилась от своей поношенной грязной робы, дрожащими пальцами натягивая краденую становину и оставляя некогда белоснежный плащ матери Минги на заднем дворе ограбленного поместья. Следы халазийского убранства были не менее опасны, чем мое отчаянное путешествие. Я понимала, что тем самым ставила под удар одну ни в чем не повинную семью. Если людям Джанго удастся отыскать плащ, ничто и никто не сможет опровергнуть их причастности к сокрытию столичного лазутчика. Сейчас эта мысль пронизывающим холодом скользнула вдоль позвоночника, но тогда, гонимая страхами и инстинктами, я должна была поспешить, чтобы выжить.       Теперь, стоя среди этих, голословно особенных девушек, я не могла не заметить колоссальной разницы, пролегающей между ними и мной. Их одежда, чистая и аккуратная, была тщательно выглажена; все они были облачены в платья свободного и приталенного кроя, а волосы собраны в тугие хвосты и заплетены в косы. С моим приближением ни одна из них не проронила ни слова, и я ясно ощутила, как тень презрения и недоверия поглотила не только меня, но и их всех. Каждая из них пылала духом соперничества, то и дело выжидательно поглядывая то на шатер Джанго, то на неспокойную возню лошадей. На их лицах не было ни следа усталости или тревоги. Быть может, они не спали всю ночь, готовясь к утренней переправе в Халазию, полные грёз и надежд.       Я была другой. Не только потому, что чувствовала себя чужой среди них. Застиранная становина была пропитана страхом прошлой ночи; ноги помнили тяжесть затягивающих топей, руки — дрожь от холода, уши — стонущее тело Минги, а глаза — искалеченное лицо Юнхо. Каждый случайный всполох воспоминаний пронзал мое существо невыносимой болью. Я была другой хотя бы потому, что им не суждено было познать, через что мне пришлось пройти, чтобы оказаться среди них.       Теперь, окинув стоящих передо мной девушек, я твердо знала, в чем заключалась моя отважная миссия: мне предстояло сымитировать поведение и манеры каждой из них, раствориться в их мечтах и страхах и уподобиться их увлеченному Халазией существу. Сомнительный ком вопросов, одолевающий меня после испытания в шатре, я предпочла оставить на потом. Ни одна из них не могла бы дать мне точного ответа на приключившуюся неразбериху, ровно так же, как ни одной из них я не могла доверять. Ни Джанго, ни кому-либо из обитателей за стеной. Иначе всё, ради чего я оказалась здесь, рухнет.       Высокая незнакомка с россыпью густых черных волос по узким плечам тяжело вздохнула и с одним ей ведомым недовольством в глазах разочарованно сморщилась. Ее лицо, искусно выточенный камень, обратилось ко мне.       — Так это тебя забирали на досмотр? — ее голос прозвучал, точно удар хлыста. — Не каждому выпадает честь оказаться в покоях Джанго. Нужно или очень постараться, или всё очень испортить.       Я с трудом прикусила язык в судорожной попытке защитить себя от этой хамской нападки. Девушке в застиранной становине и с вековой усталостью в глазах следовало вести себя неприметно и тихо. Мое загадочное появление успело наделать шуму.       — Прошу, Аврора, помолчи. Ты же не хочешь, чтобы Джанго посчитал твои слова вызовом против его воли? — отозвалась другая девушка, небрежно расположившаяся на старом деревянном ящике. Ее вьющиеся каштановые волосы были собраны в высокий хвост, а на смуглом лице пролегла легкая тень возмущения. Она виновато улыбнулась.       — Извини, все мы сейчас несколько взволнованы, понимаешь? Меня зовут Алина, а это Эва и Джозефина… и Аврора, — она поочередно указала на двух девушек, стоящих чуть поодаль от меня, и напоследок кивнула в сторону черноволосой красавицы. — Ты Лия, верно? Эва случайно услышала разговор солдат у повозок. Многие были обеспокоены, увидев, как тебя забрал Чонсон, но теперь ты с нами, а значит, всё в порядке.       Ее дружелюбие невидимым теплом коснулось моего недоверчивого взгляда, и я понимающе кивнула в ответ. Внутри всё оставалось холодным, как если бы это доброе приветствие не нашло места в моём сердце.       — Какая разница, как нас зовут, — холодно отозвалась Аврора, глядя на меня так, как если бы ее руки угодили по локоть в ушат с отходами. — Скоро весь смрад Стриклэнда не будет иметь никакого значения. Халазия даст нам новую жизнь и новые имена, и, наконец, мы навсегда забудем про эту дыру.       Стриклэнд и правда казался затянувшейся кошмарной паузой, безжизненным местом, откуда не было выхода, но Халазия не казалась мне спасением. Я не знала ничего об этой незнакомке с крутым нравом, но догадывалась, что для неё этот путь был не просто возможностью спастись, а настоящей победой над миром, который однажды её непростительно предал. В её высокомерной уверенности было что-то опасное, неумолимое, как рёв океана перед бурей, и чутье подсказывало мне, что эта девушка пойдет на всё, чтобы выбить себе место под солнцем. Она была совершенной. Возможно, самой красивой и привлекательной среди нас. Ее глупые грезы раздражали меня, но я не могла злиться на нее всерьез. И пусть тень проклятия пока придавала ей небывалую решимость, страх остаться позади все еще жил в ее колючем взгляде.       — А ты уверена, что прошлое не станет преследовать тебя в Халазии? — не удержавшись, тихо спросила я, обращая внимание на ее напряженные движения. Аврора резко обернулась ко мне, её губы скривились в снисходительной полуулыбке, больше похожей на едкое предупреждение.       — Ты действительно веришь, что те, кто ступит на белые улицы столицы, вернутся назад? — она засмеялась, резко и цинично. — Стриклэнд исчезнет для нас, как только мы переступим порог города. Забудем его, как дурной сон.       — Стриклэнд, возможно, и будет забыт, но его следы останутся с нами, — поспешно добавила я, распаляя и без того томительное ожидание. Я не бросала вызов, скорее, просто пыталась донести мысль, которая грызла меня изнутри. Халазия не прощает. Она поглощает. Я понимала это лучше других — за городом по прежнему оставались Пустоши, дорогу к которым мне не забыть никогда.       Я молча обвела взглядом остальных девушек. Джозефина стояла неподалёку. Её бледно-голубое платье и безупречно собранные волосы придавали ей вид нежной фарфоровой куклы. Она выглядела так, словно каждый её жест был выверен и просчитан заранее, как у женщины, привыкшей к вниманию, но отчаянно его избегавшей. Её глаза, карие и тёплые, были устремлены в сторону горизонта, раскинувшемся над северными воротами.       Рядом с ней стояла Эва, чья миниатюрная фигура в простом лиловом платье казалась ещё более хрупкой на фоне пляшущих предрассветных красок. Её мягкий взгляд был полон тревоги, которую она тщетно пыталась скрыть. Она не бросала ни слов, ни взглядов, но я видела, что внутри неё бушевала борьба.       — Но что, если Халазия не выберет нас? Что, если мы не понравимся Лорду? — неожиданно прошептала она. Эва то и дело теребила край своего лилового платья, будто это была её единственная защита от реальности. — Халазия… она ведь изменит нас. Мы оставим позади всё, что знали, но если Халазия не примет нас, что станет с теми, кто окажется недостойным?       Ее простой вопрос всколыхнул хрупкое равновесие, на миг повисшее между нами. Аврора усмехнулась, хотя в её глазах все же скользнула тень сомнения.       — Лорд увидит в нас только то, что мы видим в себе сами, — сказала она уверенно, словно произносила слова пророчества. — И если он решит, что мы недостойны, то так тому и быть. Но я не боюсь. Мы все уже избраны, иначе нас бы не выбрали.       Каждая девушка, стоявшая здесь, искала в них утешение. Они верили в Лорда. Верили, что его выбор — это благословение и шанс на новую жизнь. Но что-то в словах Эвы заставило всех замереть. Алина, сидящая напротив, бросила на меня растерянный взгляд. В её глазах был скрытый вопрос, и я увидела, что она сомневается. Сомневается не только в будущем, но и в самой себе.       — Мы уже приняли свою судьбу, — к моему удивлению сказала Алина. — Халазия — это дар. И мы должны быть благодарны за то, что нас выбрали. Даже если путь будет тяжёлым, это наш долг перед Лордом. Кто мы, чтобы сомневаться в его выборе?       — Все так, — напоследок выдохнула Джозефина, нарушившая свое угрюмое молчание.       Мое присутствие в обществе непонятых мною девушек становилось невыносимым. Я знала и видела больше, чем они могли представить, а потому мне было искренне жаль их. Они жили в иллюзии, созданной проклятием Халазии — в искусственном мире, где, как они думали, служат великой цели. На их счастье, им не была ведома настоящая правда. Их души уже были слабы, а проклятая кровь готова была поглотить ничтожные остатки их человечности, которые им пока принадлежали. В отличие от них я знала, какой обман был уготован для всех нас и шла ему навстречу безрассудно.       Вдруг лагерь ожил и мои компаньонки тут же отвлеклись от своих тоскливых мыслей, устремляя вглубь лагеря полные трепета и волнения лица. Причина их благоговейного испуга была мне ясна. Я скоро обернулась, упираясь взглядом в распахнувшиеся полы шатра. Мое сердце невольно забилось быстрее в приступе тревожного ожидании.       Прямиком из темноты шатра навстречу нам шел Джанго. Мрак, доселе окутывающий его обитель, будто отступил, пропуская вперед его статную величественную фигуру. На мгновение прекратив приготовления к дороге, воины замерли в молчаливом почтении — в странном и необъяснимом акте поклонения и уважения, которым они приветствовали своего вожака.       Джанго двигался ленно, но твердо, с достоинством, которое было свойственно тем, кто привык властвовать. Не доходя до нас, он остановился и тотчас из пелены стелющегося тумана выросла фигура невысокого юноши. Джанго склонился, передавая воину крохотный пергаментный сверток так ловко и незримо, что я с трудом смогла различить его издали. Липкое друное предчувствие тут же расползлось по телу, когда Джанго резко вскинул голову и его соколиный взгляд выхватил мои вопрошающие глаза. Сомнений не осталось — смотрел он именно на меня. Пристально, ядовито и предупреждающе.       И хотя его присутствие было слишком опасным, я не могла показать свою слабость. Не сейчас. Не перед ним.       Словно по невидимой команде, солдаты пришли в движение — сборы по возвращению в столицу были окончены и я ясно ощутила, что каждый звук стал резче и острее.       Неторопливо и степенно Джанго приблизился к нашему притихшему отряду. Его глаза — два темных глубоких озера — оценивающе скользнули по каждой из нас.       — Прошу извинить меня за это ожидание, — необыкновенно любезно обратился он к нам. Его обходительный тон заставил меня насторожиться. — Вы все здесь по праву, а ваше путешествие в Халазию — начало великого пути. Так будьте признательны и достойны шанса, который дает вам наша священная империя, — он иронично помедлил, позволяя нам свыкнуться с зловещим наставлением.       — А теперь прошу, дамы. Халазия ждет вас, — Джанго кивнул в сторону повозок и замер в пригласительном жесте. Слишком подозрительно, слишком приветливо. Его слова тяжелыми кандалами медленно затягивались на моих запястьях.       Аврора и Алина проследовали к первому тарантасу, Джозефина и Эва оказались в следующем, а я поднялась в последний, осознавая, что проведу мучительное путешествие в гнетущем одиночестве. Я была уверена, что это совпадение было продиктовано волей Джанго. Он продолжал испытывать меня. Я чувствовала его пристальный взгляд, как если бы он видел меня насквозь — и мое прошлое, и мои страхи, и мои планы.       Повозки тронулись. Десятки белых коней следовали стройными рядами, словно ледяные непроницаемые отголоски Халазии. Величественный жеребец Джанго, к моему удивлению, мерно шагал позади белоснежной колонны. Я не поворачивала головы, но чувствовала его присутствие неподалеку от моей повозки. Джанго знал намного больше, чем говорил, и это не давало мне покоя. Пока я жива и пока я здесь, я не позволю ему взять верх.       Я так и сидела, вцепившись пальцами в край деревянного сиденья, пока из водоворота мрачных мыслей меня не выдернул пронзительный скрип закрывающихся ворот. Я невольно обернулась назад.       В щели между стремительно смыкающимися массивными воротами я увидела крохотный исчезающий силуэт сестры. Лия пришла. Лия пришла и, к ее неведомому счастью, опоздала.       Мир вокруг вдруг тут же затих. На краткое мгновение я перестала дышать, чувствуя, как слезы солеными бусинами копятся в уголках глаз. Я с трудом сдержала рвущийся из груди крик и поспешно отвела взгляд, пряча испуганное лицо от окружающих меня халазийцев. Губы дрожали, а глаза щипало от застывшего в них безмолвного лика сестры.       Вместе с болью внутри меня зародилось долгожданное облегчение. То была слабая радость, жгучей горечью оседающей на устах. Пока сердце рвалось на сотни кровоточащих лоскутков, я знала, что Лия была в безопасности. Я смогла уберечь ее.       А еще я смогла уберечь Его. Теперь имя Юнхо и воспоминание о нашем с ним мире не больше, чем подрывающая мой дух роскошь. И пусть пока я не признавала этого, часть меня молила, чтобы я разучилась думать о нем. Чувства сделают меня слабой, а Халазия не прощает слабости. Я обязана выжить. Ради людей, которых любила.       Потеряв счет времени, я испуганно вздрогнула, когда моя повозка резко остановилась. Вскинув голову, я увидела Чонсона. Прямо за ним бескрайними равнинами простирались цветущие земли Халазии. Территория врага была чужда, но поразительна в буйстве своих изнеженных солнцем красок.       — Мисс, — холодно обратился он. — Джанго велел Вам выйти.       Волна ужаса скользнула под потрепанную становину, а в душу закралось ощущение неизбежной беды.       — Это приказ, — настойчиво повторил Чонсон.       На негнущихся ногах я выбралась из повозки. Сердце лихорадочно застучало в груди, когда на моем запястье сомкнулась чужая ледяная рука.       Джанго. Он появился из ниоткуда, смиряя меня презрительным взглядом.       — Что-то не так? — негромко спросила я, с трудом удержавшись, чтобы не выдернуть свою ладонь из его грубой хватки. Паника захлестывала меня десятками пугающих догадок.       — Всё так, Лия, — сказал Джанго, вызывающе смакуя мое имя на своих устах. — Мы только обсудим, почему ты не боишься проклятой крови, а потом вновь двинемся в путь.       И прежде, чем я смогла разобрать смысл сказанных им слов, Джанго властно потянул меня за собой — прочь от молчаливого белоснежного кортежа.