Будь светом, Халазия

      Джанго

      Тонкие шелка драпировались вокруг необыкновенно загорелых для колониальной дамочки плеч, воздушными воланами ниспадая на изгибы ее стройного тела, а глаза — пытливые медовые огоньки — с нездоровой настойчивостью следили за каждым моим движением. И хотя ее присутствие в шатре было едва ощутимо, раздражало оно не меньше, чем надоедный комариный писк. Она не отступала, пока я позволял ей то и дело поглаживать мою руку или юрко скользить ладонью по облаченной в белоснежный безрукавый плащ груди. Все, что она могла предложить, уже могло бы принадлежать мне, если бы я только разрешил ее доступному телу заработать пару крупиц привилегий, которых у Стриклэнда оставалось не так много. Она вглядывалась в мои глаза, надеясь, что я буду милостив. Пока приказ Лорда, словно грозовое облако, нависал над разбитым у северных ворот шатром, я не мог быть милостивым. И никогда не был.       Иногда она прерывала молчание, прося об одном и том же — чтобы я взял ее с собой в Халазию.       Голос ее звучал мелодично и протяжно, но в нем я не слышал ничего, кроме эха собственных пустых желаний. Мне было плевать, кто она, и какие помыслы ее тянули в священную столицу. Как и было плевать на сотни других женщин, чьи утонченные тела нередко мелькали на моем пути. Да и мог ли я снизойти до гадкого животного притязания и трахнуть сейчас эту сомнительную девку из Стриклэнда? Когда женские прелести пред тобой не больше, чем блеск дешевой безделушки, можно всегда прикрыть глаза.       Женщины — средство достижения целей, инструмент для удовлетворения потребностей, словом, ценнейший сосуд в мире, лишенном жалкого чувства привязанности и иллюзорной любви; в мире правильном и систематизированном. Моя политика была до абсурдности проста: чтобы доказать свой шанс на жизнь, ресурс должен оказаться полезным. Всех их, халазийских и колониальных, объединяли лишь красота и доступность. И если первые были исключительными любовницами, то последние, подобные той, что сейчас расторопно пробиралась пальчиками к моему паху, были куда поживее и чувственнее… До тех пор, пока проживали свои бессмысленные мгновения в Стриклэнде и ложились под небезызвестных мне воинов, некогда живущих на этих землях вместе с ними. Что ж, когда мы заберем и поимеем их всех, нам останется лишь тешить себя халазийскими Шаарáмами.       Увы, забавы с колониальными прислужницами сегодня не входили в мои планы.       Сегодня я пришел лишь за пятью из них, и приказ Лорда весьма предупредительно наделял их некоторой неприкосновенностью, которую мне полагалось им обеспечить, пока все они не ступят во владения Халазии. Глаза и уши Теней, наместников колонии или, проще говоря, моих безликих исполнителей, снующих по Стриклэнду словно верные псы, проникали в каждый дом и переулок, выявляя предателей и Ау́рисов . Их безупречное выслуживание значительно облегчило мне задачу, когда пару дней назад я был приглашен в Цитадель Света на конфиденциальную дружескую беседу.       То, чем поделился со мной Лорд Сонхва в тот неофициальный прием, вызвало во мне ироничную улыбку. Вместе с иронией в моей памяти тут же всплыли предания, давным-давно стертые из ослепленных роскошью халазийских умов. Но я помнил о них. Я всегда помнил о том, что другие стремились забыть.       Паки считались удивительно суеверной и дальновидной династией. Чего только стоил прародитель нашего Лорда, Пак Интак, при жизни прослывший, возможно, куда более безжалостным правителем, чем сам Сонхва. Немногие из Теней в стенах самой столицы верили подобным слухам, некогда оплетающих город также цепко, как ныне священная кровь, что стремительно завладевает сотнями душ Аурисов.       Легенда гласила, что однажды жадный до власти молодой Лорд Инак встретил женщину, прозванную Пророчицей Бездны, которая и предсказала гибель настоящего солнца, некогда озаряющего Чумные Земли. «И будет то не затмение, а божественная кара». Результату сего пророчества мы служим по сей день, изредка принося в жертву Солнцу непригодных для этого мира особей из колонии. Минули десятилетия, и воспетые Халазией могущество и богатства, кажется, были нерушимы и безграничны, пока у стен столицы вновь не появилась загадочная предсказательница.       «Когда одна душа обратится к свету, мертвое Солнце померкнет. Лишь тот, кто свободен от тени Халазии, принесет конец проклятому властвованию».       Полагаю, что именно одержимость пророчеством свела Интака с ума. Слепая ярость подвела его к тому, что он вознамерился уничтожить не только любое упоминание о пророчестве, но и саму Пророчицу. Он приказал сжечь ее в пламени Эльпрамар, надеясь, что вместе с ее телом сгорит и роковое предсказание. То омерзительное чучело из ее останков по сей день увековечивает эшафот ритуального пламени. Страх перед неизбежностью судьбы вскоре покинули мысли Интака, а черное пугало в день жертвоприношения еще долгие годы тешило его безграничную власть.       Я бы никогда не добрался до этих знаний без увлекательной и интеллектуальной болтовни Уёна.       По началу, я долго размышлял над тем, кем же все-таки могла оказаться та самая душа. В Халазии, по сути, все мы были аллегорически бездушны, а колония на протяжении нескольких лет теряла связь со своими душами, с тех пор, как мы изъяли все зеркала в Стриклэнде. А потому, я не на йоту не верил в эту зловещую сказку. Пророчество хорошо звучало для тех, кто не понимал, как устроен этот мир. Чтобы сокрушить империю, возведенную на крови и страхе, нужна сила, армия и ресурсы. Реальной силой мира Халазии и раскинувшихся у ее подножия Чумных Земель была власть, которую мы держим в руках. Без этого любая душа — ничто. Империя не падет от слов. Империя падет от силы.       От силы, что принадлежала мне и пока подчинялась Лорду.       И сейчас приказ Лорда велел доставить к Цитадели пятерых избранниц, тщательно отобранных моими самоотверженными Тенями. Я видел, как его аппетиты неукоснительно росли, а абсолютный сосуд требовал куда более имперского могущества, нежели чем то, которое ему обеспечивал его нынешний статус. Лорд Сонхва грезил о наследнике, способном усилить его могущество. Но я-то знал, что куда больше он грезил о порабощении. Таково было его истинное желание.       Моя кампания сложилась куда бы проще, не будь халазийки столь восприимчивы к крови Лорда и подвержены моментальной мучительной гибели от этой фатальной несовместимости. Проклятие Лорда могла вынести лишь та, что прежде не ступала за стены Халазии, потому эти красивые декоративные украшения, послушно служащие нашим прихотям, в этом деле были бесполезны. Впрочем, эта девушка, крутящаяся подле меня, не понимала, что сегодня я не нуждался в ее услугах. Все мои мысли были сосредоточены на том, чтобы привести в город особей, одна из которых была способна выносить дитя правителя. Я лишь исполнял свою партию и нетерпеливо ожидал возвращения в Халазию.       — Возьмите меня с собой, — змеиная природа так и сквозила в ее многозначительном шепоте. — Я могу быть полезной.       Я не шелохнулся, когда ее рука скользнула вдоль мышц кора и плотнее прижалась к моему члену — тщетная попытка вырваться из окружающей ее серой обыденности. Особь надеялась, что ее красота, молодость и умение угождать смогут убедить меня выбить ей место под солнцем. Но я пресытился подобными иллюзиями. Только власть могла утолить мою жажду, не мелкие наслаждения.       — Я сказал, что сегодня со мной отправятся пять, — я не удостоил ее и взглядом. — И ты не одна из них. Убирайся.       Она на мгновение замерла, пораженная столь резким отказом, но быстро отстранилась, проглатывая оказанное унижение. Как и положено покорной жертве.       Я думал об иных вещах. О планах Лорда, чья показательная церемония бракосочетания таила в себе нечто большее, чем попытку обзавестись наследником. О своих планах. И о том мятежном поганце, сумевшему улизнуть за стену. Окажись Феникс в моих руках, и говнюк будет молить о том, чтобы я поскорее содрал с него шкуру.       Мои размышления прервал приближающийся к шатру силуэт. Я вскинул голову, обнаружив, что обозленная особь уже удалилась и внутрь вошел Чонсон — мой лучший и способный воин. Сейчас его нежданное появление едва ли удерживало меня от яростного рывка прогнать его прочь.       — Что тебе нужно, Чонсон? — говорил я тихо, но глубина моего вопрошающего тона рябила раздражением. Застывшая у входа рослая фигура юноши заставила меня насторожиться.       — Господин, последняя девушка, Лия Хван, — помедлил тот, очевидно, прицениваясь к моему прищуренному негодующему взгляду, то и дело нервно поигрывая ножнами меча. — С ней что-то не так. Ее стоит проверить.       — Что ты имеешь в виду?       — Караул обнаружил ее у северных ворот грязной и… несовершенной. Покалеченной, в каком-то смысле. Я подумал, что Вы бы хотели взглянуть на нее лично.       Мои пальцы впились в подлокотник кресла. Ядовитый дым недовольства заклубился в глубине сознания. В день, когда все должно идти по выверенному плану, стриклэндцы умудряются доставлять неудобства. Все должно быть идеально — от подготовки до исполнения.       Я сдержанно кивнул.       — Приведи ее сюда.

***

      С той самой первой секунды, как несколько воинов завели эту особь в полумрак бледного шатра вместе с проблесками предрассветного зарева и до мгновения, когда я увидел глаза Лии Хван, яркие и вызывающие, я остро ощутил, что было в ней что-то не так. Хотя бы по той очевидной причине, что выглядела она отлично от тех запуганных овечек, что накануне мне удалось встретить снаружи. Грязная, измученная и, к моему откровенному ликованию, покорная, она настороженно притаилась у входа, обхватив себя щуплыми руками. Ее темные спутанные волосы обрамляли бледное изможденное лицо, на правой щеке алела свежая ссадина, а голодную худобу едва прикрывала застиранная становина.       Я молчал, позволяя напряженной тишине поглотить эту девчонку. Она пыталась казаться спокойной и храброй, но я чувствовал хрупкую стесненность, обуявшую ее существо, как только она осмелилась взглянуть мне в глаза. Я неприкрыто изучал ее. Тени не могли ошибиться, тщательно отбирая заявленных особей по-моему указу: здоровых, безупречных и совершенных. В этой девчонке не было ничего, что делало ее избранной. Так кем же она была на самом деле?       — Ты знаешь, зачем ты здесь? — вкрадчиво произнес я, поднимаясь с кресла. Мое приближение взволнованной искрой блеснуло в ее глазах, когда я остановился напротив нее, но она не сдвинулась с места.       — Ваши люди сочли меня неправильной, — тихо отозвалась она. Ее голос был необыкновенно звенящим. Это изумляло и раздражало. Аурисы едва ли могли говорить столь откровенно и осознанно.       Ее слова меня повеселили.       — Ваши люди? Не затем ли ты здесь, чтобы эти люди стали твоими?       На этот раз она промолчала, и я удовлетворенно кивнул. Несмотря на то, что она, должно быть, преодолела не одну сотню миль, чтобы оказаться у северных ворот, сила, которую источало ее загнанное тело, была поразительна и чужда мне. Покорность этой подозрительной особи горела пламенем жизни, которым не горит ни один ослабевший в Стриклэнде дух. Она не была одной из тех, кто шел на встречу с судьбой, послушно склонив голову перед неизбежным, а посему меня начинала тревожить столь очевидная парадоксальность.       Я не мог позволить себе слабость, но это предчувствие… Это странное предчувствие не отпускало меня. Ее присутствие здесь было неправильным, и мне полагалось развеять недопонимание.       Я потянулся к нагрудному карману плаща и нащупал крохотный хрустальный флакон. Глаза особи удивленно дрогнули, когда в моей руке оказалась склянка с густой темной жидкостью, зловеще поблескивающей в свете горящих в шатре ламп. То была кровь Лорда, напитанная могущественным священным проклятием.       — Ты знаешь, что это? — твердо спросил я.       Дыхание девчонки на миг участилось, и, следя за каждым ее движением, я упивался страхом неизвестности, застывшим в ее встревоженном взгляде. Она знала, что это такое.       — Проклятая кровь, — наконец ответила особь. Она сжала губы, ее глаза гневно сверкнули, но она больше ничего не сказала.       — Если ты действительно Лия Хван, то тебе нечего бояться, — вкрадчиво произнес я, медленно отвинчивая крышку склянки.       Этот скромный ритуал не был подкреплен приказом Лорда — я должен лично удостовериться, что эта самозванка была достойна вверенной мне миссии. Если она действительно была Аурисом, то несколько капель божественной крови лишь обожгут ее кожу, подтверждая разорванность ее тела с душой. Если нет…       — Дай мне свою руку, — приказал я.       Под моим пристальным взглядом она протянула свое узкое запястье. Стремительно и решительно, не отводя своих карих глаз от багрового пузырька. Эта особь не была похожа ни на одного Ауриса, когда-либо проходившего подобное испытание. Разумеется, они боялись крови. Боялись и слепо вожделели. Та самая брешь, образовавшаяся между душой и телом, жаждала безусловного порабощения, мечтала разделить сакральную связь со своим господином, стать звеном в несокрушимой совершенной системе.       Она была удивлена, но не напугана.       Я ясно чувствовал, что Лия Хван не была Аурисом. Неприкрытое отвращение к крови Лорда полыхало в ее глазах, и я едва ли остановил себя от импульсивного желания уничтожить эту дерзкую девчонку прямо сейчас.       Когда несколько капель крови оказались на ее коже, я ожидал увидеть известную мне реакцию. На этот раз моему взору предстало нечто иное. Нечто, что неожиданным откровением поразило меня. Темная кровь заструилась по ее запястью, алой росой оседая у ее ног. Кожа едва покраснела, но осталась нетронутой, а ее взволнованное лицо не исказилось в мучительной гримасе. Как если бы во флаконе был не яд, а горячая вода.       — Интересно. Ты не одна из нас, — задумчиво прищурился я, возвращая склянку в нагрудный карман. Лия Хван напряглась, продолжая выжидательно наблюдать за мной. Увиденное впечатлило ее не меньше меня.       Это было невозможно. Я смутно помнил резкую невыносимую боль, разрывающую мое существо в ночь Обращения. Тогда кровь Лорда вспарывала мою прежнюю жалкую сущность, формируя новую. А эта девчонка… она стояла передо мной так, словно ничего не произошло.       Изъятие зеркал, которое мы провели несколько лет назад, искоренило революционную чуму в колонии. Без зеркал и без возможности видеть свое отражение, связь между душой и телом ослабевала, позволяя ускорить процесс Обращения. Кровь проникала в эту щель, разъедая человека изнутри, и куда быстрее завладевала новым сосудом. А сейчас результат этой никчемный проверки смиренно ожидал моего решения. Неуязвимый, живой и… мятежный.       Теперь я знал, откуда взялась эта девчонка, вот только не понимал, зачем эпидемия из Пустошей лезла в смертельное пекло.       Она думала, что может обмануть меня, наивно считала, что может обмануть меня, Джанго, предводителя несокрушимой армии Халазии? Того, кто вырезает ложь из душ, словно заразу из гниющей раны? Я видел ее насквозь и знал, что Лия Хван была не такой, как все остальные избранные особи. В ней было нечто большее — нечто неуловимое, но вместе с тем пробуждающее во мне корыстный интерес. Моя голова кишела темными догадками, но ни одну из них я не мог произнести вслух.       Даже своему господину. В девчонке была дерзость, которая озадачивала меня. Ее молчание было поразительно уверенным. Слишком прямым, слишком… неподходящим для обыкновенного жителя Стриклэнда. Я привык отправлять ей подобных на алтарь смерти и не терпеть гадкой живости, горящей в мятежных глазах. Чутье подсказывало мне, что будет непреднамеренно глупо порекомендовать Лорду придать ее священному пламени или отправить в Шаарам. Я мог дать ей шанс, занять свое решающее место среди отобранной пятерки.       — Пятеро девушек, которых избрали для переправы в Халазию, должны быть здоровыми, сильными и красивыми, — размеренно заговорил я, не сводя с нее глаз. — Но ты… ты выглядишь так, как будто еще вчера должна была умереть. От тебя смердит слабостью. Ты едва держишься на ногах, а с твоими заморенными формами тебя едва ли определят даже к халазийским наложницам. Так есть ли тебе место в рядах нашей империи, лживая девчонка?       На мгновение ее глаза вспыхнули в приступе немой ярости. Я видел, как предательски трещит эта оболочка. Все, что она скажет сейчас, станет ее приговором.       — Вы правы, — гордо ответила она, чуть приподнимая заостренный подбородок. — Я не сильна и не здорова. Живые куклы лишены разума. Вы видите, что я не такая. В Вашей воле уничтожить меня или позволить доказать, что я достойна стать частью империи.       — Ты забавляешь меня. И почему же я должен изменить свое решение?       — Потому как я не похожа на остальных. Те девушки ослеплены своей миссией. Они настолько уверены в своей исключительности, что не видят реального мира. Они избраны, но они не выглядят таковыми. Мне не нужна власть, как и не нужны привилегии. Я лишь хочу выжить. Выжить прежде, чем меня предадут огню.       Я прищурился, оценивая услышанное. Глупость? Или она действительно понимала, куда стремится? Ее слова звучали вызывающе, но в них не было дерзости, которая бы привела ее к гибели. Ею двигало не чувство собственного превосходства, а понимание того, как устроена игра. Признаюсь, это меня заинтриговало. Неужели эта изможденная, безнадежная девушка рассчитывала на то, что ее остроумие поможет выжить ей в моем мире? Мире, где внешняя красота и физическая сила гарантировали выживаемость?       — И на что ты готова, чтобы выжить? — непривычно мягко произнес я, подступая еще ближе.       — На всё.       Я задумался. В ее словах был смысл. Лорд Сонхва искал нечто большее, чем просто физическую оболочку. И если эта храбрая девчонка доберется до столицы, она может стать ключевым звеном, способным усилить могущество проклятия. Или способным разрушить его, если я перехвачу ее прямо здесь, на шахматной доске. Она ненавидела Лорда.       Как и я.       Она была слишком живой, слишком разумной. Была непокорной и своенравной. Девчонка была крайне уверена в себе, поверив, что сможет выдержать уготовленные для нее испытания. Это было весьма трогательно. Весьма.       Всепоглощающее осознание охватило меня: я хочу сломать ее, пусть в этом и не было ничего удивительного. Вот только я не желал ломать ее так сразу. Девчонка должна поверить, что убедила меня в своей ценности. Я переступлю через свои желания и позволю ей насладиться этой иллюзией контроля. И чем дальше она будет забираться в Халазию, тем сильнее увязнет в сотканной мною паутине.       — Твой первый ход сделан, — грубо отчеканил я, смеряя ее ликующим взглядом. — И это лишь внеочередное испытание, которое тебе придется преодолеть. Отнесись к своему выживанию с умом, Лия Хван, если не хочешь, чтобы по Пустошам полилась кровь.       Ее глаза испуганно вспыхнули, но лицо осталось непроницаемым. Моя угроза обезоружила ее, и пронзивший ее существо страх не мог не очаровывать меня. Она должна понимать всю жестокость затеянной ею кампании. И пусть пока я не планировал забираться в Пустоши, эта искусная манипуляция сделала свое дело — ее маска дрогнула. Незамысловатый блеф нередко был моим козырем.       — Ты не из Стриклэнда, Лия. Но кем бы ты ни была, ты совершила непростительную ошибку, ввязавшись в эту игру, — мой голос прозвучал подобно урчанию затаившегося хищника. Моя охота только началась.       Не медля больше, я позвал Чонсона, ожидающего моего приказа у входа в шатер.       — С особью всё в порядке. Можете готовиться к отправлению, — командно отчеканил я, возвращаясь в глубь шатра.       И хотя тень удивления скользнула по его сосредоточенному лицу, Чонсон почтительно поклонился, бережно провожая девчонку к выходу. Избранные требовали особенного отношения. По крайней мере, пока они не принадлежали Лорду.       Я замер в тусклом полумраке шатра. Едва заметная усмешка коснулась моих губ — эта Лия Хван, или кем бы она ни была на самом деле, могла отдать мне не только свое тело. Она могла отдать мне свою душу.