Девушка в красном

Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем.

Фридрих Ницше.

«По ту сторону добра и зла»

      Элайджа, выбравший сторону своей сестры Фреи, не ожидал, что вскоре окажется в куда более сложной ситуации, чем раньше. План Фреи заключался в создании ловушки, которая позволила бы сделать Далию смертной. И вот вроде все элементы этого плана складывались гармонично, подобно мелодии, звучащей в унисон. Однако последний аккорд вызвал диссонанс, когда Фрея объявила, что Хоуп станет приманкой. Элайджу охватили тревога и гнев. Его сестра, непреклонная и не допускающая компромиссов, настаивала на своем плане. Теперь ему нужно было срочно найти Лилит и попытаться договориться с ней, прежде чем Фрея насильно заберет девочку.       Чайник на плите постепенно закипал, наполняя помещение тихим гулом, в то время как Лилит сидела на темном кожаном диване, поджав под себя ноги. Рядом, обвитая мягким пледом, мирно спала ее дочь. Лилит отчаянно составляла в голове план «Б», но все было тщетно. Мысли крутились без остановки, изматывая до невозможности. В какой-то момент силы иссякли, словно кто-то выключил внутренний генератор. Теперь она просто сидела, время от времени погружаясь в дрему, которая не приносила ни отдыха, ни утешения.       — Эй, — произнес Кай. — Алло, чокнутая, Земля вызывает. Нетерпеливый щелчок пальцев перед лицом вынудил прийти в себя. Впервые за это время Лилит заинтересовалась тем, что происходит за окном. Там мир выглядел замершим: под тяжелым серым небом улица казалась бесцветной и туманной. Голые деревья были покрыты тонким слоем инея, а опавшая листва образовывала грязные кучи на тротуаре.       — В последнее время ты до усрачки пугаешь, — хмурился Кай, глядя на нее. Прежде он уже встречал «такую» Лилит — погруженную в свои мысли, но не до такой степени. Он даже не мог решить, хорошо это или плохо. Однако одно было ясно: жить с бесконечным водоворотом мыслей — то еще дерьмо.       — Не хочу давить, но предложение Энтони удрать отсюда куда подальше звучит вполне разумно. Повернуть голову в сторону голоса далось нелегко — сказывалось полуамебное, желейное состояние всего тела, что вызывало замедленность движений и дезориентацию. Лилит лишь сейчас заметила грубую кирпичную кладку на стенах, старинные часы с бронзовым маятником, застекленный шкаф с бокалами и длинный бар, за которым, оперевшись, стояла Хейли, а рядом с ней — Марсель. Внезапно она осознала, что не помнит, как оказалась здесь, будто в голове была каша, сваренная наспех.       — Джексон отлично знает лес, — произнесла Хейли. — Мы поможем вам скрыться и выжить там, пока не доберемся до пункта, где ты сядешь в машину и уедешь.       — А дальше что? — спросила Лилит. — Мы оставим всех, кто нам дорог, и будем скрываться, пока Далия снова не погрузится в сон на сто лет? А когда проснется Никлаус, то нам придется прятаться и от него, и от его гнева? Да и где гарантия, что у нас все получится? Лилит искала ответы в лицах Хейли и Марселя, но те лишь молчали, обменявшись растерянными взглядами. Нет ничего хуже неопределенности. И уж точно нет ничего хуже мучительного ожидания. Оно, словно пиявка, медленно вытягивало все соки. Тишину комнаты нарушил раздражающий звук — это была карамельная конфета, ударяющаяся о зубы и звенящая за щекой.       — Прости, но ты похожа на няньку, чьи детишки разбегаются, кто куда, лезут в огонь и суют гвозди себе в рот. Ты пытаешься бежать во все стороны сразу. Но это бессмысленно. Бессмысленно и глупо, — сказал Кай, сглатывая скопившуюся от сладости слюну. — Ты не сможешь всем помочь и остаться хорошей для каждой стороны, как ты этого не понимаешь? Никакого гениального плана не существует, — сказал он. — Я не хотел, конечно, нагнетать, не поймите неправильно, но давайте смотреть правде в глаза: всем не помочь. Порция освежающей пощечины в форме новых мыслей и нарастающего страха ударила по щекам. Она знала, что не выдержит еще одного удара, если кто-то из ее близких погибнет. Будем реалистами, как сказал Кай: кто-то может пострадать, будь-то близкий человек или случайный прохожий, и не стоит испытывать угрызений совести по этому поводу. Легко сказать! У Лилит было только одно возражение: как потом спать по ночам? Каково это — закрывать глаза и видеть перед собой лица тех, кто пострадал или умер, а ты, как трус, сбежал? Как потом смотреть на свою дочь и оставаться для нее примером после всего этого?       — Послушай, Майклсоны как-то пережили тысячу лет. Они справятся и с Далией, и с гневом своего брата. Нам остается только держаться подальше от их пути, — произнес Марсель. Лилит тяжело вздохнула, но Вселенная не откликнулась на ее горестные вздохи. Она оставила ей лишь два выбора: принять предложение Энтони или придумать что-то получше. Вибрация в кармане черных джинсов сигнализировала о новом сообщении. Лилит извлекла телефон и увидела на экране лаконичное СМС: «Я внизу». Не скрывая удивления, она встала, машинально кивнула Каю, прося его присмотреть за Хоуп. Выйдя на улицу, она сделала несколько шагов по тротуару. Дыхание превращалось в клубы пара на холодном воздухе, а сквозь туман было видно знакомую фигуру.       — Уезжай отсюда, я ведь просила, — произнесла Лилит.       — Мне нужно время…       — Майя, — прервала ее Лилит. — Сравни размер проблемы не с прыщом на заднице, а хотя бы с венком на гробовой крышке. Это далеко не мелочь. Это серьезно. Это, черт возьми, опасно. Если кто-то вздумает меня искать, первое место, куда они явятся, — это твой дом.       — Нет же! Я все прекрасно понимаю, — прорычала Майя. — Поэтому не могу уехать одна. Мне нужно забрать свою семью. Но вот беда: когда я подсовывала маме вербену, не думала, что это обернется против меня. Она просто отказывается ехать! — развела руками она.       — Я… Попрошу Марселя что-нибудь придумать, — произнесла Лилит, впервые услышав от подруги столь нехарактерный крик. Майя сама была удивлена собственным тоном. Она ощущала, как ее мозг превращается в тающий воск, стекающий куда-то в низ живота. Ладони покалывало от напряжения, а голос стал ниже, как будто она всю ночь горланила песни и охрипла. Она отчаянно пыталась подобрать хоть какие-то слова. Ведь неплохо бы сейчас сказать что-то умное или хотя бы веселое… Чтобы поддержать подругу.       — Эй, — голос Майи дрогнул, и она прочистила горло. — Это не конец, а лишь еще одна битва, которую нужно пройти с достоинством, — попыталась улыбнуться она. Но Майя вдруг осознала, что страх Лилит был не просто страхом перед неизвестностью. Что-то непонятное происходило с ней. Но ни одна догадка не успела зародиться в ее голове, как над ними раздались крики.       — Уходи отсюда немедленно! — закричала Лилит и бросилась к пожарной лестнице, которая вела к логову Марселя. Решетчатая поверхность лестницы пружинила под ее весом. Лилит мчалась вверх, и, когда она достигла двери и ворвалась в помещение, ее сердце колотилось на подходах к горлу. Мир будто замедлился, а кулаки невольно сжались. Все происходящее казалось абсурдом, но этот абсурд был неоспоримой реальностью. Перед Лилит стояла Фрея. Прошла секунда, которая по ощущениям длилась добрые пять минут. В это мгновение шея Марселя с хрустом сломалась, а Хейли врезалась в деревянный стеллаж с книгами. Когда она рухнула на пол, на нее сверху обрушился и сам стеллаж. Несколько массивных томов и тяжелых статуэток полетели вниз, и в тот же миг с верхней полки сорвалась старинная сабля, стоявшая на подставке. Сабля со смертоносной точностью пронзила Хейли. Болезненные импульсы, мучительная невозможность вздохнуть, ощущение замедленности времени переплеталось с парадоксальной стремительностью происходящего, а перед глазами расцветал яркий калейдоскоп мимолетных воспоминаний. Неужели это все? С уголка глаза скатилась слеза, и, прикрыв веки, Хейли погрузилась в объятия темноты.       — Где ребенок? — эхом отразился вопрос в стенах. Фрея надавила рукой на обломок стекла от разбитой витрины, который торчал из области живота Кая, где располагался аппендикс. Все знают, что мир давно сошел с ума. Но то, что случилось с Фреей, когда в ее жизнь вмешалась тетушка, было куда страшнее любого безумия. Эти вынужденные угрозы, страх, совершенно ненужная злость, что трещала в мышцах, — все это выбивало ее из колеи. Фрея не могла контролировать себя и не заботилась о том, как выглядит в глазах родных. Какая разница? Ведь важен был лишь результат: сохранить семью. И тогда все убедятся, что она всегда была на их стороне.       — Хех, я немного припрятал ее, ну, ты же знаешь, наш клан славится такими фокусами, — на выдохе произнес Кай, крепко сжимая в руках осколок.       — Я была уверена, что твоя тупость уже достигла предела, но ты каждый раз умудряешься перещеголять самого себя. Фрея остановилась, заставила себя закрыть глаза на мгновение, пытаясь найти внутри силы стать чуть более сдержанной и еще раз объяснить, что и почему она делает. Но эту тихую, умиротворенную гавань разрушил говнюк. В одно короткое мгновение Кай реабилитировался: сделал обманный маневр и ударил ее кулаком в солнечное сплетение. Мощный толчок отбросил ее к стене.       — Я сейчас выпущу тебе кишки, намотаю их на твою шею и вздерну, — прошипел Паркер, вытащив обломок из себя и утешительно поглаживая место ранения.       — Какого черта ты тут устроила? Ожесточенное лицо Фреи на миг вытянулось. Она замерла, вслушиваясь в голос, и медленно повернула голову. Вот так сюрприз!       — Какие люди, черт тебя дери! — провозгласил Кай. — Твоя манера уносить ласты в самый неподходящий момент, знаешь ли, порядком так надоела. Лилит, убедившись, что Хейли и Марсель в порядке, поднялась и подошла к Фрее.       — Я пытаюсь спасти всем нам задницу, — сказала Фрея в свою защиту. — У меня все готово, чтобы избавиться от Далии. Не хватает только одной детали…       — О да, она хочет использовать Хоуп в качестве приманки! — перебил ее Паркер.       — Это единственный способ! — возразила Фрея.       — Как удобно предлагать такой план, когда Клаус в гробу. Он наверняка сейчас там переворачивается, — парировал он. Фрея выгнула бровь и посмотрела на Паркера как на говорящего комарика: вроде разумное существо, а убить все равно хочется.       — Я еще раз повторяю: время, которое нам дала Далия, истекает. Только через Хоуп мы можем осуществить наш план, — сказала Фрея, не отрывая взгляда от Лилит. — Либо ты отдаешь Хоуп мне сама, либо я заберу ее силой. Других вариантов просто нет.       — Нет, — ответила Лилит коротко, но ясно. — У тебя совсем крыша поехала? Моя дочь не будет приманкой. Фрея резко встала с пола, сжимая кулаки до белизны костяшек.       — Это единственный способ избавиться от Далии! — воскликнула она.       — Если ты разучилась понимать по-английски, я могу объяснить на языке кулаков, Фрея. Этот язык международный. Фрея продолжала смотреть на Лилит с выражением, которое одновременно сочетало осуждение и понимание. Конечно, любая мать не станет отдавать своего ребенка.       — Хорошо… Если ты не согласна, придется действовать по-другому…       — ФРЕЯ! Голос пронзил сознание, как последний, сокрушительный удар по приговоренному на электрическом стуле.       — Я ведь сказал, что сам справлюсь, — сказал Элайджа, шагнув к центру помещения. Он проверил свою одежду, аккуратно поправил несуществующие складки.       — Ты уже как час назад должен был «справиться», — прорычала она, клацая зубами, пока горло першило от подавленного возмущения.       — Возвращайся в дом, я поговорю с Лилит и сделаю то, что обещал, — добавил Элайджа. Фрея, хотя и не была довольна, кивнула и, не говоря больше ни слова, направилась к двери. Как только дверь закрылась за ней с глухим щелчком, Лилит с глубоким вздохом и тревожным выражением на лице сразу произнесла:       — Что? — за ребрами проснулось нечто щемящее, выгрызающее изнутри. — Элайджа, не глупи. Даже если применишь силу, тебе ее не заполучить.       — Послушай, — вздохнул он, утомленно касаясь переносицы. — Ситуация «немного» вышла из-под контроля, но мы с Ребеккой нашли способ обойтись без Хоуп. Но нам нужна ее кровь… Лилит, доверься нам. Пудовые веки Лилит усердно моргали, сосредоточив взгляд на нем, а ее и без того прямая поза вытянулась, из-за чего она стала напряжена, как тугая струна. Ей нужно было знать гораздо больше о плане, хватит уже держать ее в неведении.

***

      Легкий щекочущий сигнал пробудил веки. Звуки, изначально едва уловимые, постепенно становились яснее, а легкая дымка, окутывающая мысли, медленно рассеивалась. Вскоре давление и жжение в груди, подобные воздействию дефибриллятора, пробудили каждую клетку тела, заставив сделать глубокий вдох и открыть глаза.       — Итак, Никлаус, ты оказался здесь со мной. Он резко вскочил на ноги и ринулся к ведьме, пытаясь схватить ее, чтобы потом раздавить до состояния мелких частиц.       — Что ты со мной сделала? Где моя дочь? — спросил он, но ведьма продолжала ускользать из его рук. — Прочь из моей головы!       — Не я в твоей голове, а ты в моей, — пояснила Далия. — И пока ты лежишь здесь, заколотый своим любимым братом, тебе остается только слушать меня. Никлаус снова вспомнил о ране, нанесенной его братом, и скривился, прежде чем вернул взгляд на ведьму. Та была явно позабавлена происходящим и, усмехнувшись, кивнула ему, предлагая следовать за ней. На подковообразной поляне, которую лес, словно бережными крыльями, обнимал с обеих сторон, сотни людей наслаждались жизнью. Тут дети с озорными улыбками носились по деревенской площади, а женщины готовили ужин, распространяя ароматы, от которых слюнки текли. Мужчины же таскали тяжелые бочки с водой и рубили дрова. Никлаус стоял на возвышении, с неохотой наблюдая за больными грезами Далии, как вдруг его внимание привлекли мелькнувшие сбоку фигуры. Это были викинги, которые ворвались в деревню, неся с собой хаос и разрушение. Люди в панике заметались, их глаза, полные ужаса и отчаяния, искали спасения. Среди этого хаоса мимо Клауса пронеслись две девушки — блондинка и брюнетка, чьи лица казались знакомыми. Они, дрожа от страха, укрылись за стогом сена, прижимаясь друг к другу. В этот роковой день они дали обещание — всегда быть вместе, несмотря ни на что. Эти слова напомнили семейный девиз: «вместе и навсегда», отчего он не смог удержаться и закатил глаза.       — Дай угадаю, викинги вырезали всю вашу деревню? — усмехнулся Клаус.       — Мы с Эстер — единственные, кто выжил, — ответила тетушка. — Мы поклялись никогда не расставаться.       — «Быть вместе навсегда»… Знакомая клятва, — изрек Клаус. — Думаешь, мы теперь родственные души? Далия ограничилась лишь сухим прищуром в сторону родственника.       — Не совсем. Я лишь хочу показать, что мы можем стать союзниками. Гибрид, офигевший от внезапно услышанной информации, просто застыл на месте, пока калейдоскоп воспоминаний ведьмы складывался в новые узоры. Теперь перед ним предстала сцена: пыль покрывала каждый угол, паутина свисала с потолка, а в воздухе витал запах затхлости. Это было жалкое пристанище, где Далия вынесла ужасы плена у викингов, подвергаясь их жестокости на протяжении многих лет. Она исполняла темные ритуалы по их требованиям, лишь бы уменьшить их злодеяния по отношению к Эстер. Хотя Далия жертвовала собой, она не держала ни малейшей обиды на сестру, которая лишь беззаботно собирала травы под солнцем. В хижине предстала Эстер, облаченная в голубое платье, с венком на голове и букетом полевых цветов в руках. Ее сияющая улыбка и легкий румянец на щеках выдавали ее радостное состояние.       — Ты была с Майклом… — догадалась Далия с ноткой печали, после чего мотнула головой, пытаясь прогнать мысли. — Неважно. Смотри, что у меня есть: шалфей, пропитанный кровью змеи. Он дарует нам силы. Мы сможем выбраться, Эстер! Вместе мы сможем жить вечно! С этими словами Далия подбежала к Эстер, чудом избежав столкновения с горшком, стоящим на земле. В порыве радости она обняла сестру, оставляя следы грязи и крови на ее чистом голубом рукаве.       — Далия, прекрати, — резко отстранила ее Эстер. — Я больше не хочу заниматься колдовством.       — Но лишь магия могла нас защитить, — возразила она.       — А теперь меня будет защищать Майкл, — твердо заявила Эстер. — Мы собираемся пожениться и создать семью. Воздух стал недосягаемой роскошью, и она не могла его вдохнуть. Ковыляя и мучительно заставляя себя дышать, Далия не верила собственным ушам и вновь вцепилась в сестру, как утопающий за спасательный круг.       — Эстер, мы дали друг другу слово, — сказала она. — Стой, стой, давай споем нашу песню!       — Далия, я уже не помню эту глупую мелодию! Мягкая ткань проскользнула по подушечкам пальцев, оставив за собой пустоту и боль. Девушка опустилась на пол под звук шагов удаляющейся сестры и тихое мычание мелодии. Далия подошла к своему юному и уязвимому Я. Она с сочувствием рассматривала себя: хмурые густые брови, тонкое лицо с впалыми щеками. Губы были темными, сухими, пересеченными мелкими ранками, из которых выступали капельки крови. Кожа, хоть и более смуглая, чем у сестры, выглядела болезненно. Далия отчетливо помнила свои чувства в тот момент. Боль, ненависть и шок не могли просто пройти сквозь нее, оставив ее нетронутой. Эти чувства обрушились на нее, разлились по телу, нанося невидимые раны и разрушая все самое прекрасное. Говорят, что легче пережить смерть человека, чем его предательство.       — Значит, Эстер была жестока… — с легкой насмешкой произнес Клаус. — Прошу прощения, что не удивлен. Это банальное клише из бульварных детективов, где за любым происшествием или преступлением якобы стоит женщина. Что-то случилось? Ищите женщину. Кто-то погиб? Женщина — причина. В стране переворот? Вероятно, женщина стоит за мятежниками или стала яблоком раздора. По мне, это глупо, — фыркнул он, улыбаясь. — Мужчины тоже умеют создавать катастрофы, ха.       — Она променяла меня на мужчину, который перебил нашу деревню и похитил нас, — сказала Далия, пытаясь вернуть трагизм в свою историю. — Меня бросила собственная сестра, и с тобой поступили так же, — кольнула она, обернувшись к нему. — Как и тебя, меня несправедливо назвали злодейкой в этой истории.       — Слушай, мне глубоко плевать на свою мать…       — Дальше! — перебила она его. — Речь пойдет не о ней, а о твоей дочери. Если ты хочешь уберечь дитя от того, что ее ждет, советую послушать меня. Когда калейдоскоп вновь закрутился, Клаус тяжело вздохнул. Снова вокруг раскинулся лес, а вдали замерцала избушка, к которой они приближались. Казалось, братья Гримм писали свои истории, вдохновленные образом Далии: злая ведьма, заточившая девочку в хижину в темном лесу…       — Полагаю, Хоуп ждала бы та же участь…       — Я не заточила Фрею, а уберегла ее от тех, кто использовал нас и ненавидел нас. И, что более важно, я защитила ее от самой себя. Ну что ж, либо тетушка окончательно тронулась умом после предательства, либо она на полном серьезе считала, что действовала во благо. Фрея Майклсон внезапно выросла перед глазами. Видимо, Клаус неслабо так ушел в раздумья и проморгал момент, когда она появилась. Однако, по большому счету, он и не потерял ничего важного. Это была одна из тех истерик Фреи, которые он уже наблюдал в реальности, но на этот раз что-то явно пошло не так. Земля под ногами задрожала, а с небес посыпались птицы. Невероятная сила гирляндой оплела тело Фреи. Охваченная паническим страхом от своей неуправляемости, она протянула дрожащие руки к тетушке, стремясь найти спасение.       — Хочешь сказать, что она вышла из-под контроля? — осведомился Клаус.       — Первенцы нашей родословной наделены разрушительной силой, и это же ждет Хоуп, — ответила Далия. — Ее страдания будут неописуемо велики, так как ее магия сочетает в себе след крови вампира и ярость духа волка. Без наставника, каким могу быть только Я, ее сила будет стремительно расти и выходить из-под контроля. Она будет срываться на всех, даже на тебя, — изрекла она. — Я сама была первенцем, и только мне удалось защитить Фрею от самой себя. Клаус, ты сам все видел — я нужна тебе. Он не прекращал прокручивать в голове слова ведьмы, которые перевернули его сердце вверх тормашками и бросили его вниз, откуда оно так и не вернулось.       — Найду ей учителя подружелюбнее, это будет легко. Кто угодно дружелюбнее тебя! — провозгласил Клаус, удаляясь, не зная куда.       — А собеседование ты намерен проводить с кинжалом в груди? — подметила она. Слова оглушили, припечатывая к земле. Клаус коченел, ощущая, как сказанное пронизывало его вены ледяным гневом. — Сколько времени потребуется, чтобы Элайджа и Ребекка освободили тебя? Сколько лет будет Хоуп? Гибрид ощутил себя подвешенным то ли в петле, то ли над пропастью.       — Значит, после двух неудачных попыток создать собственную семью ты решила присвоить мою? — произнес он, сжимая кулаки. — Не выйдет, милочка.       — Семью? — возмутилась Далия. — Семья приносит лишь страдания. Мне нужна лишь сила, а сила Хоуп — моя по праву. Без нее через год я вновь погружусь в сон, — заявила она, шагая вокруг него змеей. — Фрея восстала против меня, потому что я лишила ее в самого важного — родительской любви. Потому мне необходим ты, — продолжила она, глядя на него. — Клаус, ты останешься ее отцом. Просто представь: ты сможешь растить свою дочь, а я обрету обещанную силу и помогу ей овладеть дарами, которые ты и понять не сможешь. Пока мы с тобой, никто не осмелится идти против тебя. Ну, или можешь возлагать надежды и молиться, что Элайджа освободит тебя прежде, чем Хоуп начнет называть его папочкой. Далия надавила на больную мозоль, и Клаус почувствовал, как у него глаза полезли на лоб, а в груди вспыхнуло яркое клокотание, напоминающее то ощущение, когда вот-вот бросишься в драку. Он заставил себя сжать губы, с трудом сдерживая колкое «да пошла ты».       — Насколько я знаю, в словах зловредных ведьм всегда кроется подвох, — поинтересовался он. — Так в чем же он?       — Мать не отдаст своего ребенка без борьбы. Чтобы добиться успеха и обрести мир, придется устранить Лилит.       — Просишь лишить меня женщины и отнять у моей дочери мать, чтобы она выросла и ненавидела меня! — огорчил он, сцепляя зубы.       — Брось, это не первая и не последняя «Лилит» в твоей жизни, будут и другие. Или ты думаешь, что она вытащит из тебя кинжал? Давай на чистоту, она побоится это сделать, — ответила она, отмахнувшись. — В общем, когда Хоуп вырастет, можешь наплести ей что угодно. Главное, чтобы этот выбор был правильным для нее. Далия смотрела на Клауса. Клаус смотрел на нее. Каждый думал о чем-то своем…       — Дважды предлагать не стану, — произнесла ведьма, протягивая ему горсть какого-то серого порошка. В следующую секунду пыльца окутала его, как облако. Он резко вздохнул, и мир перед его глазами закружился. Когда туман рассеялся, он обнаружил себя лежащим в гробу с кинжалом, воткнутым в грудь. Не медля, он вытащил его, но в тот же миг все тело охватила мучительная слабость. Мутное зрение и головокружение, словно от опьянения, сделало каждое движение нестерпимо трудным. Поднявшись, Клаус видел, что комната вокруг него представлялась как странная и неразборчивая масса, очертания ее смазывались перед глазами. Его ноги подкашивались, но, собрав всю оставшуюся силу, он направился к коридору, откуда доносились приглушенные голоса. Притаившись в тени за массивным каменным столбом у входа, он наблюдал, как Фрея стояла посреди его картин.       — Когда заклятие будет завершено, Далия не сможет войти сюда и остаться бессмертной, — уведомила она, проводя рукой в воздухе последний раз, а затем, растерянно оглядевшись, развела руками. — Элайджа, где ребенок?       — Обещай, что Хоуп не пострадает, если мы воспользуемся ее силой, чтобы выманить Далию, — подошел он ближе.       — Далия не сможет больше причинить вреда, ни одно дитя больше не пострадает от ее рук, — уверила она. Ей почудилось, что в легком кивке брата скрывалось молчаливое согласие и некое зарождающееся доверие, но это оказалось лишь иллюзией. Внезапно она ощутила укол в районе горла — острый кончик скользнул вдоль живой плоти и проник внутрь, распыляя неизвестную жидкость. Фрея смотрела на Элайджу взглядом оленя, погибшего под колесами легковушки.       — Надеюсь, это правда, ведь теперь приманка — ты, — сказал Элайджа. — В тебе кровь Хоуп, а значит, Далия будет искать тебя, — произнес он. — Ребекка уверяет, что это сработает, а я доверяю ей больше, чем тебе. Осуждающе поджатые губы Фреи кричали: «Что за идиот!», но взгляд был совершенно потерянным и потускневшим.       — Продолжай приготовления, — указал Элайджа, уходя. Пока он двигался сквозь комнату, пальцы его невольно запутывались в волосах. Элайджа не хотел так поступать с сестрой, но у него не было выбора, как и с младшим братом, хотя теперь он понимал, что поспешил с последним. Так Элайджа, хоть и на короткий промежуток времени, остался наедине с собой, погруженный в самобичевание в гулкой тишине, не замечая, как брат наблюдал за ним со стороны.       — Слышал что-нибудь о Лилит? — осведомилась Ребекка, держа в руках телефон, который за последний час звонил столько раз, сколько не звонил со дня покупки. — Она не отвечает на звонки. С ответом он мялся, стараясь спрятать взгляд в необычной для себя манере.       — Я не знаю, где она, — ответил Элайджа. — Помню, что искал ее и нашел у Марселя, но дальше все как в тумане. Я совершенно ничего не помню, но у меня есть подозрение, что она могла применить внушение на меня. Ребекка внезапно задумалась, но так и не озвучила свой вопрос, лишь крепко моргнула глазами.       — Знаю, о чем ты думаешь, но, возможно, бегство — это не такой уж плохой выход. Помнится, Катерина умела укрываться от Никлауса целых пятьсот лет.       — А если она не вернется? — горестно спросила Ребекка. — С самого рождения Хоуп наша семья стремится погубить ее. Даже избавившись от проклятия первенца, она останется дочерью Ника и унаследует всех его врагов. Ребекка вслух выразила то, что тревожило Элайджу. Семья Майклсонов не предназначена для Хоуп, она не заслуживала той боли и страданий, которые несет с собой эта фамилия.       — Какое бы решение ни приняла ее мать, мы должны его поддержать. Какая-то хуйня началась у Клауса — то ли приближающийся сердечный приступ, то ли еще какая-то людская хрень. В один миг он взбесился так, что сердце заколотилось, словно протестуя, а дышать стало тяжело от бурлящей ярости. Конечно, Лилит не могла просто покорно сидеть дома у кроватки дочери, как он просил, не предпринимая ничего. И теперь независимо от укоризненных взглядов Элайджи, упреков Ребекки и ненависти Лилит, Клаус будет действовать так, как считает нужным, начиная с этого момента.

***

      Судари и сударыни, прошу вас устроиться поудобнее. За окном плюс шестнадцать, но небо хмурится, предвещая ливень, вихри и, быть может, даже град. Однако нет резона унывать. Там, куда мы направляемся, на градусниках стабильно плюс шестьсот, и с небес падает только сухой, теплый пепел. Следующая остановка — Ад… Если же сказать проще: дело дрянь.       — Марсель и его люди обшарят каждый закоулок в поисках Никлауса, — пробормотал Элайджа, с кислым лицом разглядывая пустой гроб, а затем перевел взгляд на распахнутое окно. Картину «маслом» завершали размазанные кровавые следы на белом подоконнике.       — Надеюсь, Ник не перебьет их к чертям. Судя по всему, он вышел на тропу войны и намерен прописать каждому знатных звездюлей. Так что, мать вашу, повторяю вопрос: как он вообще смог проснуться? — выпалила Ребекка, скрестив руки на груди, тщетно пытаясь подавить знакомое чувство страха, который, словно спрут, зашевелился под ребрами, скользя холодными щупальцами к самому горлу. «Далия помогла», — прозвучали слова.       — Это ее поганый план. Мы поссорились, и она смогла переманить Клауса на свою сторону, — так легко заверила Фрея.       — Что за бред? Ник никогда не станет помогать Далии, — тут же возразила Ребекка. — Он убьет любого, кто попробует забрать его дочь.       — А разве Лилит сейчас не бежит с его дочерью? — приподняв бровь, спросила Фрея.       — С их дочерью, — уточнил Элайджа. — Не забывайте, что наш враг — Далия. Нам следует сосредоточить все силы на борьбе с ней.       — У меня все готово, — провозгласила она. — Ингредиенты, помещенные в картины Клауса вместе с моей кровью, сделают ее уязвимой. Как только она пересечет границы картин, она станет смертной. Это даст тебе возможность уничтожить ее. Фрея протянула Элайдже нож в кожаном чехле. Когда он распаковал его, то узнал в нем отцовский нож: длинное лезвие с выгравированным узором и рукоять из дерева.       — Давина сотворит заклятие с помощью биения моего сердца, а это, — она указала на глиняную фигурку Голема, изображавшую неуклюжего существа с мощными мускулами и грубо вылепленной головой, — с помощью него она создаст копию Хоуп. Как только Далия попадет в западню, ты сделаешь то, что должен. Взглянув на семью, Фрея заметила в их глазах глубокое сожаление из-за происходящего. Разумеется, учитывая миллионы вариантов, как все может пойти не так, первой пострадает именно она.       — Должна признать, сперва я была недовольна, что Элайджа предпочел свой план моему, — сказала Фрея. — Все вы готовы пожертвовать чем угодно ради защиты Хоуп. Мне было завидно, — горестно улыбнулась она. — Но всю свою жизнь я желала иметь то, что есть у вас, и уж лучше увидеть это хоть раз перед смертью, чем всю жизнь бежать, — произнесла Фрея. В ответ на ее слова сестра опустила руку на ее плечо. Все надеялись, что все пойдет по плану.       Ветер, казалось, сошел с ума: он безжалостно терзал деревья, рвал последние листья и швырял их по воздуху. Ребекке это не нравилось: душу терзало дурное предчувствие. Она постукивала ногтем по ножке бокала, пока за ее спиной Давина зажигала свечи. Тем временем Фрея стояла с фальшивой Хоуп в руках, а Элайджа, скрывавшийся в тени, крепко держал рукоятку ножа. Спектакль начался. Красная завеса приподнялась.       — Я пришла сюда, чтобы вернуть то, что мне принадлежит, и кого же я встречаю. Голос главного антагониста прозвучал, как выстрел из пистолета. Фрея сжала одеяло Хоуп до хруста пальцев, но, прикинув, что это выглядит странно — ослабила хватку.       — Тетя, — промолвила Фрея. — Я предала остальных и привела тебе это дитя. Отдаю ее тебе в обмен на свое освобождение от долга перед тобой. Далия с усмешкой на устах медленно обвела взглядом плотно сжатые губы Фреи.       — Забавно, что ты пытаешься торговать тем, что принадлежит мне по праву. Однако я поражена твоей жестокостью: ты предала семью, которую так стремилась завоевать. Как низко ты упала ради собственной выгоды.       — Я надеялась, что они примут меня как сестру, но я ошибалась… Далия, неспешно приближаясь к картинам, произнесла с презрением:       — Разумеется, глупое дитя, как ты могла надеяться, что отпрыски Эстер будут заботиться о тебе? Их ужасные преступления известны всему миру, и все же ты пошла к ним вместо того, чтобы остаться со мной. Я клялась защищать тебя, но ты предала мое доверие и осталась одна. Элайджа, наблюдавший за происходящим, вдруг услышал, как со второго этажа раздался вопль: «Марсель, что ты делаешь?». В мгновение ока, не успев осознать ни причины, ни смысла происходящего, Элайджа стал свидетелем невероятного: в руках Фреи копия Хоуп рассыпалась на мелкие кусочки. Лицо Далии мгновенно исказилось, когда до нее дошло, что ее провели, как ребенка. Гнев забулькал в ее жилах, и, срываясь на крик, она выплюнула слова: «Ах ты лживая тварь!». Однако ее «тварь», несмотря на собственный шок, молниеносно пришла в себя и без колебаний толкнула тетку к картинам. Как спусковой курок, Элайджа мгновенно сорвался с места, готовый наконец всадить нож в ведьму. Но, едва начав движение, пошатнулся, его траектория внезапно изменилась.       — И вот твое предательство вернулось к тебе. Элайджа встряхнул головой, а затем резко заморгал, пытаясь убедить себя, что это лишь галлюцинация. Но вскоре почувствовал смачный удар, который эхом отозвался по всему телу, оставив ощущение, будто земля уходит из-под ног.       — Она-а-а, манипулирует тобой, — едва выдавил он, отшатнувшись. — Сопротивляйся ей.       — Она лишь вытащила кинжал, который ты вонзил мне в сердце. Следующий удар не принес ожидаемого результата: вместо того чтобы упасть, старший Майклсон лишь пошатнулся. Однако в его карих глазах все еще читались смятение и неверие.       — Чего только не бывало… Наша семья прошла через немыслимые испытания, и из каждого мы извлекали урок. Но вы, — презрительно покачал головой Клаус. — Продолжаете жить по схеме «авось пронесет, авось повезет, авось выкрутимся», — сказал он. — Ты нарушил клятву, и теперь я заберу у тебя кое-что ценное! Старший Майклсон, с широко раскрытым ртом, едва мог скрыть ужасное осознание: Клаус выжег из своей памяти все остатки разума и отдался во власть безумию. Кулаки неумолимо вбивались в межреберные промежутки, и каждый удар сопровождался оркестром трескающихся костей. Элайджа старался затолкать воздух в свою спертую глотку, но его внутренние мускулы сжимались в судорожном спазме. В мгновении отчаяния он сумел нанести удар кулаком по телу брата, но это кратковременное преимущество быстро испарилось. Вскоре Клаус скрутил Элайджу, зафиксировав его руки за спиной, и наступил ногой на его позвоночник. Элайджа почувствовал, как суставы и кости начинают ломаться под неумолимым давлением. Каждый миг приближал его к состоянию тряпичной куклы, повисшей в руках брата.       — Эй, да, да, ты, дорогая моя, проходи, не стесняйся. Нам тут, как всегда, «охуеть как рады»! — бодро вымолвил Клаус. Элайджа вытянул шею вперед и изо всех сил барахтался, как курица с отрубленной башкой, но все-таки сумел взглянуть на происходящее. Он не отрывал взгляда, хотя разум отказывался верить тому, что он видел.       — Хейли, уходи немедленно! — проревел Элайджа.       — Я не могу, — ответила она. Хейли подняла нож и полоснула себе по горлу. Ткани под кожей разорвались, и кровь, вырываясь из поврежденных сосудов, начала литься по шее мощным потоком. Все выглядело как сцена из фильма, где ты возмущен и тщетно надеешься, что твое отчаяние способно изменить ход событий. Элайджа умолял, вопил и подпрыгивал, но никак не мог вырваться из рук брата.       — Огорчен, братец? Ты еще не видел, что я приготовил для Лилит. Клаус растягивал губы в широкой, пугающей улыбке, подобно сумасшедшему клоуну из старых комиксов. Элайджа старался подавить охватившую его дрожь. Что-то пульсировало и болезненно разливалось по его телу — быть может, это было сердце, которое уносило с собой образ Хейли. Но затем все вдруг превратилось в острую, нестерпимую боль — холодный клинок вонзился в его грудь. Элайджа рухнул на колени, и мир вокруг него начал растворяться, погружая его в бесконечную агонию.       — Наконец-то, — раздался голос Далии. Клаус медленно повернул голову в ее сторону, и взгляд его скользнул по лежащей позади Фреи. Она искусно сплела зловещую ловушку, но судьба, как часто бывает сыграла злую шутку. Майклсоны упустили одну ключевую деталь, сокрытую глубоко в сердце Далии — она никогда не питала ни капли любви к Фрее, и потому ее кровь, предназначенная для ритуала, оказалась бесполезной. План был обречен на провал с самого начала, даже тогда, когда они пытались уничтожить Далию еще в стенах старой церкви. Звук неустойчивого предмета вырвал Клауса из глубины мыслей. Повернувшись, он заметил на комоде качающуюся вазу, готовую вот-вот рухнуть. Взглянув выше — два огромных, сверкающих, как прожекторы, глаза впились в него из полумрака.       — Тебе не следовало сюда приходить, — произнес Клаус. Ноги неохотно тащились, словно все тело отказывалось повиноваться инстинкту самосохранения. Казалось, сама душа противилась этой затее. Вопрос «почему?» назревал в ее сознании, не находя ответа.       — Нет, Клаус, — проговорила она. — Я знаю, что ты не причиняешь мне вреда.       — Бедняжка. Ты реально веришь, что дружба с Лилит спасет твою шкуру? — с издевкой протянул он. — Что ж, скажу прямо: Лилит давно в прошлом, так что меня не короебит, как она воспримет твою смерть. В шею Майи, казалось, вонзились два острых, сверлящих инструмента, медленно вращаясь и пронзая ее плоть. Каждый их оборот вызывал ощущение, что мир вокруг нее постепенно тускнел.       — Оставь ее! — завопила Ребекка. Она пыталась вырваться из хватки Марселя, который сжал ее руками, не позволяя подойти ближе. — Отпусти, ублюдок! Когда ей удалось вырваться, она сделала несколько шагов вперед, но вдруг замерла, словно наткнувшись на невидимую преграду. Клаус отшвырнул Майю в сторону и демонстративно дернул уголками губ.       — Видишь ли, я помню, что вы сделали, и отплачу вам десятикратно, — произнес он, заставив сестру сморгнуть слезную поволоку. — Если не хочешь, чтобы Марсель присоединился к Хейли, советую не делать лишних движений. Этот парень запрограммирован на харакири.       — Катись в Ад! — отчаянно крикнула Ребекка.       — Если это место, где предают дорогие тебе люди, то я как раз оттуда, — холодно ответил Клаус. — Далия, нам пора уходить. Концентрация предателей на квадратный метр просто зашкаливает. Ребекка сглотнула горечь, которая сжигала ее изнутри. Теперь можно было признать, что ее брат пал. Хотелось бы сказать, что он достиг самого дна, но то место, в котором он оказался, было еще ниже.

***

      Джексон, шагая впереди, держал арбалет наготове, когда они вышли на открытую местность, где трава, сверкающая от дождя, в лунном свете казалась серебряной. Долгий и тяжелый путь измотал их, оказавшись гораздо сложнее, чем они ожидали. Поэтому Джексон объявил о привале. Лилит с облегчением передала спящую Хоуп Энтони и, не медля, умчалась к кустам.       — Какой очаровательный ребенок, не правда ли? — с теплотой улыбнулся Энтони, покачивая малышку на руках.       — Ее крошечное тело и огромные глаза вызывают у нас гормональную реакцию, — отозвался Кай. — Это подсознательный механизм, чтобы мы их не съедали. Старик посмотрел на него неодобрительно, по-отцовски качая головой.       — Я говорю о том, что она всю дорогу спокойно спит, хотя мы опасались, что путь для нее окажется тяжелым. Кай отреагировал неожиданно: его глаза расширились, он смущенно прокашлялся в кулак и нервно пнул лежащий на земле камушек.       — Ну, я… Э-э… Дал ей кое-что, чтобы облегчить дорожные тяготы, — пробормотал Кай. Энтони прищурился, его глаза сузились до двух щелок.       — Ты ведь не накормил ребенка снотворным?       — Божечки-кошечки, — вздохнул Паркер. — Разве лучше, чтобы она не спала и видела всякие ужасы, если вдруг что-то пойдет не так? Утром Хоуп будет как огурчик.       — Ты что, дурак или только прикидываешься?       — Пардон? — обиделся Кай. — Я не хотел, чтобы девчонка перепугалась больше, чем нужно. Может, даже Лилит со мной согласится!       — Согласится с «чем»? Кай почувствовал, как его горло пересохло. В голове мелькнула мысль: «Ну вот и все, прощай, мир!». А Лилит, видимо, уже потеряла нить разговора. Она задумчиво уставилась на темное небо. Капли дождя лупили по ее лицу, но она не замечала этого.       — Да-да, именно так, я сказал, что хватит тут стоять, и, безусловно, ты согласна со мной, верно? — с улыбкой проговорил Паркер. — Эй, вы все! Шагом марш на восток, давайте-давайте, живее! Кай подтолкнул Лилит в область поясницы, вынуждая ее двигаться вперед, но даже сквозь завесу дождя можно было различить, как густая листва леса перешептывалась встревоженным шелестом. Кай и Лилит, подчинились зову судьбы и одновременно обернулись. Их сердца, бьющиеся в такт, замерли на мгновение, когда взгляд упал на густые заросли, из которых выступили две фигуры.       — Какого черта?! — первым озвучил общую мысль Кай, окаменев от удивления. Он в упор посмотрел на фигуру, следовавшую за Клаусом. — И почему, ради всего святого, ты здесь с НЕЙ?       — Добрый вечер, волчата и «вы» оба, — произнес Клаус. — Думаю, вы понимаете, что ничего хорошего вас не ждет? На удивление, Лилит не впала в истерику, не завизжала, как поросенок, и не затряслась, как осиновый лист. Напротив, она сохраняла спокойствие. Сквозь стену дождя она внимательно следила за его жестами и мимикой, в надежде уловить хоть какой-то намек на то, что все это — не более чем часть какого-то дьявольского плана. Мозг — штука непредсказуемая: порой сложно понять свой собственный, что уж говорить о чужом.       — Лилит, бегите, мы их задержим! — крикнул Энтони, но не успел передать внучку, как Лилит оказалась сбита с ног. Удар виском о поверхность камня был достаточным, чтобы перед глазами закружилась чертова карусель.       — Ну куда же ты, милая? — спросил Никлаус. Она медленно возвела свои глаза, встречаясь с чужим зелено-голубым взглядом. Эти глаза не излучали ни капли тепла. В них не было ничего живого — лишь холодная, бездушная пустота, словно мутное стекло, истертое временем и покрытое уродливыми разводами. Но в его глазах сквозил и проблеск: зверское негодование и опьяняющее наслаждение, которое можно испытать только тогда, когда ты обладаешь абсолютной властью над смертью. Взгляд Лилит невольно скользнул по застывшим от боли и ужаса лицам. Раз, два, три, четыре, пять, шесть… Шесть изуродованных тел: разорванные горла, где ткани были смяты и перемешаны с обломками костей. Рассыпавшиеся фрагменты черепа, мозговое вещество, кровяные сгустки и волосные фолликулы смешались в жуткую картину. Люди, что отважились протянуть ей руку помощи, — были мертвы.       — Раз связалась с собаками, может, и станешь частью их? — поинтересовался Клаус, приседая на корточки. — Я стянул у Марселя проклятие, которое он наложил на стаю полумесяца. Далия с радостью внесла изменения, чтобы оно подействовало на тебя. Теперь, дорогуша, ты будешь в волчьей форме ВСЕГДА, за исключением полнолуний. Хм… Спуск с небес на землю был на двоечку по пятибалльной шкале. Лилит перевела взгляд на Далию, настроившись на уровень концентрации Хатико. У нее было целых пару минут, чтобы обдумать, как выбраться из этого «замечательного» положения. Она видела, что Энтони с Хоуп успели сбежать, и это, мягко говоря, было весьма некстати.       — Заклинание не работает, — прошептала Далия, сжав кулаки до побелевших костяшек. Ее взгляд задержался на фрагменте головоломки в тщетной попытке разгадать причину неудачи. Несколько напряженных секунд, и в ее голове пазл наконец сложился. — Я не могу превратить ее в волка, да и сама она теперь тоже не сможет. «Прекрасно», правда? Ведь беременные не могут обращаться. Молчание трещало в ушах. Весь спектр эмоций Клауса обрушился на Лилит вместе с холодными каплями дождя. Его жесткий, почти звериный оскал вдруг растаял в неведомом смятении. Но это длилось всего лишь миг.       — Ну конечно, раз ты не удивилась, значит, знала, — прогремел Клаус. Лилит лишь коротко кивнула. Несколько долгих мгновений они просто смотрели друг на друга, а дождь безжалостно лился с небес. Да, она знала. С того самого момента, как их чудесная попытка уничтожить Далию в церкви провалилась с треском. Тогда, на миг, она испытала нечто вроде радости, но стоило вспомнить про Далию, как весь свет померк и пришло осознание, что ребенок в ее чреве — не жилец. Так она решила, ведь нужно было защищать дочь. От этого щемило в груди.       — Значит, сопротивляться она не будет. Ты ведь сифон — высасываешь магию из самой себя и можешь вытянуть ее из ребенка, убив его, — задумчиво произнесла Далия, подбираясь ближе. Лилит вскочила так резко, что перед глазами вспыхнули звезды.       — Я с тебя шкуру сдеру, — прошипела она. Лилит схватила с земли несколько камней и, не задумываясь, метнула их. Далия не могла о «лучшем» исходе и мечтать: первый камень угодил прямо в глаз, и ощущения были такие, словно ей туда швырнули кирпич. Второй камень попал в нос, а третий камень не успел долететь, потому что вмешался Клаус. Он заломил ее конечность за спину и впечатал лицом в шершавую кору дерева. Но Лилит не сдавалась, брыкалась, извивалась. Она тщетно пыталась повернуть голову, чтобы встретиться взглядом с ним. Сердце до последнего билось в надежде, что все это — лишь игра и он вот-вот подмигнет ей.       — Отдай Хоуп добровольно, и, быть может, наказание обойдет тебя стороной, — молвил Клаус. Лилит резко втянула воздух. Все, что говорил Клаус, можно было свести к одному отвратительному выводу: «У тебя все равно будет ребенок». Словно Хоуп можно было просто заменить и забыть, как ненужную игрушку. Да если она потеряет ее, если не сможет уберечь — как тогда вообще жить? Как позволить себе дышать, если все потеряет смысл? Абсолютно все.       — С хера ли? — возмутилась Далия. — Забыл о договоре? Или у нас тут акция невиданной щедрости, мать его?       — Ох, тетушка, давай же, скажи мне, как от нее избавиться! Любые варианты приветствуются! — произнес он, скривив губы. — Но, если она согласится отдать мою дочь, разве не разумнее будет просто разойтись? Она уже получила по заслугам, ведь еще не знает, что ее ждет, когда вернется домой.       — Ах да, та волчица… Хейли, если память не изменяет, — с ехидной усмешкой проговорила Далия. — И еще кто-то, как ее звали? Светловолосая такая… Ну, в общем, пусть земля им будет пухом. Сердце дрогнуло. Вселенная, казалось, не знала меры: раз за разом вонзала стрелу в уже израненное сердце, проворачивала ее, а затем вбивала поглубже. Так глубоко, что острие прорезало тело с другой стороны. Лилит, судорожно вздохнув, ударила назад ногой, точно в колено Клауса. Удар был настолько мощным, что он вскрикнул и с мучительной гримасой на лице отпустил ее. Картина не предвещала ничего хорошего: нога была явно сломана, белая кость торчала из-под разорванной кожи и мяса. От болевого шока он громко задышал, сквозь зубы выдохнув стоны. Вскоре, он надавил на кость, чтобы вернуть ее на место.       — Ты…       — Не надо так смотреть на меня, — завопил Клаус, затем последовал резкий, хрустящий звук, напоминающий скрежет песка под ногтями, когда кость вновь вернулась на свое место. — Вы думали, что все это может вам сойти с рук?       — Это безумие. Безумие, что ты позволяешь этому повторяться снова и снова! — закричала Лилит. Она метнулась вперед с такой скоростью, что он едва успел различить ее силуэт, прежде чем резкий удар сбил его с ног. Мокрая земля под ним чавкнула, поглощая его тяжесть, а его руки инстинктивно пытались удержать ее. Пальцы Лилит замерли всего в дюйме от его глазниц, готовые вонзиться до самого зрительного нерва, чтоб он наконец прозрел. Далия, оставшаяся чуть поодаль, была как статуя — внешне спокойная, но ее поза выдавала внутреннее раздражение. Руки ее были скрещены на груди, одно плечо чуть приподнято, а бедро вынесено вперед, словно каждый ее мускул кричал о том, как все происходящее ей осточертело.       — Ты решил, что сможешь справиться один, не доверяя и не подпуская нас, но наша сила — в семье! В том, чтобы сражаться вместе! — вскипела Лилит. — Ты не имеешь права так поступать со мной. Не имеешь права так поступать с нами! Все, что происходит сейчас, — исключительно твоя вина, а нам теперь расхлебывать? Нихренашеньки! Лилит со всей силой вонзила кулак прямо в нос Клауса. В воздухе раздался хруст, словно стекло треснуло под ботинком. Кровь, струящаяся из носа, растеклась по лицу, как густой сироп. Клаус прорычал от боли, но ответного удара не нанес. Он только и делал, что отражал удары. И так долго, что дождь успел стихнуть, а облака — разойтись.       — Все, кто окружал тебя, были готовы отдать свои жизни ради спасения нашей дочери. Предательство, ха? — произнесла Лилит. От этих слов ей захотелось рассмеяться — истерично, навзрыд, до такой степени, что слезы рекой потекут из глаз, не зная преграды. — Преданность — это не просто служение и поклонение твоему величию, но и стремление защищать то, что тебе дорого. Разве ты, черт возьми, заслужил это? А? Борись же ты! Демоны Клауса на миг, с вопиющим стыдом поджав хвосты, попытались заползти обратно, делая вид, что они тут ни при чем. Но тем временем его руки, словно железные кандалы, схватили ее за запястья и отбросили в сторону. Лилит, отлетев назад, в воздухе сгруппировалась и приземлилась на ноги. Ее взгляд был прикован к его лицу, но внезапно ее восприятие застыло, и она увидела, как он отшатнулся в сторону.       — О кошки-матрешки! Чуть кишки не вылезли из носа, но я в порядке, — только Кай успел произнести свои слова, как Клаус припечатал его к земле. Костные структуры ребер с каждым ударом издавали звук, подобный потрескиванию сухих веток, а внутренности уже, казалось, стали безжизненной кашеобразной массой. Кай видел это как сквозь стеклянную стену — и не мог двинуться, только чувствовал, как боль выжигает его тело изнутри. Он напряг слух, цепляясь за каждый шорох, за каждое колебание воздуха, надеясь услышать, что Лилит успела сбежать и уже вдали от этого кошмара. Но нет… Руки Лилит схватились за голову, а пальцы, скользя по волосам, вцепились в них с такой силой, что костяшки рук начали синеть.       — Приходится все брать в свои руки, — сказала она. — Хотя убить тебя я не могу, у меня есть альтернативный метод, — изрекла Далия, присев рядом с Лилит. — Я вырву тебе сердце, а затем, когда ты отключишься, устрою тебе потрясающее путешествие на дно океана. Ты будешь вновь и вновь просыпаться, захлебываясь и умирая, и так снова и снова. И знаешь, это только первый план. У меня есть еще парочка идей, которые я вынашивала, пока вы тут устраивали свои семейные разборки, — произнесла она, схватившись за волосы Лилит и натянув их с такой силой, что ее голова запрокинулась назад. — Запомни мое лицо, ибо оно будет последним, что ты видишь.       — Далия, не смей! Я сам с ней разберусь! — донесся крик, который Далия прервала раздраженным цоканьем, словно родитель, осознавший, что его дитя — бестолочь. Под зажмуренными ресницами блестели слезы, сливаясь с бледной, почти синюшной кожей. Лилит ощущала, как ее голова раскалывалась на мелкие фрагменты, а сердце пробивало себе путь — прямо в руки Далии. Она сопротивлялась и изо всех сил пыталась преодолеть этот магический барьер, но все было тщетно. Далия была сильнее. С губ сорвалось мучительное и полное отчаяния «прости». Эти слова были адресованы двум детям, которых она не смогла уберечь. Лилит медленно разлепила глаза в последний раз. Одна слеза скатилась по ее щеке, оставляя за собой сверкающий след. Она подняла взгляд к безмолвному небесному простору, где звезды, подобные осколкам разбитого зеркала, осыпались с высоты, создавая завораживающий звездопад. Лилит с трудом расцепила одну руку от своих спутанных волос. Кто бы ни твердил, что она — ошибка природы, сегодня сама природа встала на ее сторону.       — Идем со мной, я покажу тебе, как выглядит настоящий Ад, — вымолвила Лилит. Она погрузила руку в карман и, ощупав круглый предмет, сжала его пальцами. Вслед за этим из ее ладони вырвалась белая вспышка. Мгновение спустя, и Лилит, и Далия растворились, словно их никогда и не существовало. Однако это было трудно не заметить. В воздухе завис кулак Клауса, а на его лице застыла гримаса, сочетающая зверскую ярость и хладнокровное спокойствие, как у человека, который, несмотря на все, сохраняет иллюзию контроля над ситуацией.       — Г-где она? Где они?! — вырвалось из уст Клауса, его голос дрогнул. Он схватил Кая за кофту, в неистовстве тряся его. Кровь, затопившая лицо Паркера, лишь частично скрывала едва заметную улыбку на его иссеченных губах.

***

      Клинок вонзался в плоть, словно тысячи стеклянных осколков разрывали каждую жилу и каждую клетку. Внутренности, казалось, плавились, а сознание погружалось в мутный океан боли, тянущий на дно. Но внезапно эта пытка, длившаяся вечность, дала слабину. Легкие заполнились, растягиваясь, как паруса под порывом ветра, но лицо приобрело карикатурное выражение: губы приоткрылись, напоминая букву «о», а брови изогнулись. Элайдже было трудно сосредоточиться на звуках, его взгляд был устремлен на тело Хейли. Так вот что означало выражение «сердце разрывается». Он думал, что знает, что такое разбитое сердце, но теперь… Теперь он осознал это по-настоящему. Ранее испытанная им боль казалась детской забавой, а это… Это была пытка. Как если бы грузовик проехал по нему, сломав все ребра, и теперь обломки торчали внутри, прокалывая легкие с каждым вздохом.       — Элайджа, послушай! Он проник в мои мысли и все рассказал. Его лицо побелело, нижняя губа дрожала, а глаза беспокойно метались.       — Он завоевал доверие Далии, чтобы в конце концов сыграть против нее. Все должно было выглядеть убедительно.       — Ты с ума сошла! Он сошел с ума! — воскликнул Элайджа. Встав на ноги, он едва сдерживал боль, все еще терзавшую его от раны, причиненной клинком. — У нас был план, а он в одно мгновение разрушил его!       — Элайджа, выслушай. Он обернулся и увидел свою сестру, сидящую на диване. Ее лицо было залито слезами, которые оставили длинные дорожки, из-за чего тушь размазалась под глазами и слиплась на ресницах. Рядом с ней сидел Марсель, его плечи были скруглены, а голова опущена в руки. На заднем плане Элайджа заметил старшую сестру, которая накрывала тело Хейли белой тканью.       — Наш план не сработал бы, — произнесла Ребекка, и Фрея стыдливо опустила голову. — Ник знал это и был вынужден создать свой собственный план. Взгляд Элайджи изменился: скепсис постепенно уступал место смятению, но воспоминания о том, что брат натворил, неизменно возвращали его в прежнее состояние. Он метался, тяжело переступал с ноги на ногу, отрицательно мотал головой, смахивал пот с лба и снова и снова зажмуривал глаза.       — Он заставит Далию создать с ним связь.       — Мой брат решил связать себя с нашим врагом? Она станет непобедимой! — возмутился Элайджа.       — Он велел убедить тебя, что все необходимое он должен сделать сам, — продолжила Майя. — Ваши собранные ингредиенты и оружие против Далии. Он тянет время, пока не найдет верное ре-ше-ние, — она протянула последнее слово, настороженно прислушиваясь к приближающимся шагам. Из дверного проема появился Клаус, неся на руках Хоуп. Между его пальцами болтался кулон с буквой «М», принадлежавший Лилит. Его фигура, проникающая в комнату, приносила с собой странное чувство облегчения. Однако это облегчение приносило горькое послевкусие, оставляя на языке едкий налет.       — План потерпел фиаско, и все благодаря Лилит, — возвестил Клаус. — Хотя, если разобраться, от Далии мы действительно избавились.       — Не удосужишься нам объяснить?       — Лилит, похоже, вообразила себя высшей интеллектуалкой среди нас и утащила Далию в тюремный мир, — заявил Клаус. — Теперь мы не знаем ни года, в котором они находятся, ни когда ждать следующего удара. Ведь Далия, конечно, может разобраться, как работает этот тюремный мир, и найти способ сбежать. Но изначально Лилит собиралась попасть в тюремный мир, прихватив с собой ХОУП, чтобы задержаться там на годик, пока Далия не погрузится в свой столетний сон, — сказал он. — Вся эта прогулка по лесу была лишь отвлекающим маневром, чтобы дождаться звездопада и потянуть время. Да, я знаю, гениальность ее плана приводит меня в охуительный восторг! Это морально добило и пригвоздило к земле могильной плитой.       — Ради всего святого, что творится в твоей голове?! — несколько растерянно пробормотал Элайджа, подступая к брату. — Посмотри, что ты сделал? — его палец прошелся по кругу, останавливаясь на каждом. — А? Какого хрена ты натворил? Ты хоть понимаешь, что говоришь? — продолжил он. — Ты обрек мать своего ребенка на такой исход! Она всего лишь хотела защитить дитя, а ты ее обвиняешь! По Клаусу нельзя было сказать, что ему жаль, — его лицо оставалось непроницаемым. Но под тем колючим слоем, которым он обтянул себя, скрывалось гложущее чувство вины. Оно болезненно било его по лицу, шепча в ухо, какой же он дурак. Семья не понимала, что все его действия были сделаны лишь ради одного: чтобы Далия ему доверилась. Он пошел против собственной крови, растоптал все связи. Он был готов к их ненависти, если это привело бы к успеху. Но сейчас, когда результат ускользнул, он остался ни с чем: союзники потеряны, семья разрушена. Клаус едва держался на ногах. Воспоминания о сегодняшнем дне, всплывающие перед глазами, вызывали жгучие слезы.       — Жаль твою подружку, — вырвалось из уст Клауса. Ему хотелось расплескать свой яд, причинить боль другим, лишь бы немного облегчить свою. Стиснутую диафрагму разрывало толчками, и Элайджу трясло так, как не трясло никогда прежде. Ему так хотелось влепить пару поучительных лещей, но Клауса спасала Хоуп, мирно дремавшая у него в руках. Он прикрыл глаза, выдохнув через нос тонкой струей, когда вдруг раздался резкий звук пощечины. Это была Майя, чей раздраженный жест не нарушил даже сон ребенка.       — Я мог бы оторвать твой палец с кольцом, которое тебя так защищает. Посмотрим, как изменится твоя смелость после этого, — произнес Клаус. Он не осмелился сказать это ей в лицо, лишь смотрел куда-то вдаль. Майя немедленно отстранилась, подавив подступивший к горлу приступ кашля. Зуд, поднимающийся от самой стенки глотки, был таким невыносимым, что ей хотелось расковырять себе шею. Лилит была воплощением любви в ее чистейшем виде — незаменимой подругой и неотъемлемой частью ее жизни. Теперь, когда Лилит исчезла, Майя чувствовала себя как утерянная часть самой себя. Это было похоже на состояние близнеца, у которого отняли вторую половинку: нарушенная глубокая связь оставила ее существование лишенным смысла и полноты.       — Я хочу, чтобы меня оставили в покое, — оповестил Клаус. Элайджа хотел возразить, что он не имел права на это, но вместо этого пошел прочь. За ним следовали Майя, Фрея и Марсель. Клаус же остался один в комнате, погруженный в безмолвное отчаяние, глядя на единственную сестру, оставшуюся на диване.       — Скатертью дорожка, — пробормотала Ребекка, вставая с дивана. Без сомнения, среди вас есть те, кто считает, что Клаус заслуживает такого финала. Он не достоин ни спасения, ни счастья, ни самой жизни. И, пожалуй, это правда. Он будет погребен под тяжестью сознания, что сам обрек свою возлюбленную на такую участь. Каждое утро ему предстоит сталкиваться со взглядом своей дочери, и в ее глазах он будет снова и снова видеть отражение своей неотвратимой ошибки. Каждый день его будет преследовать мучительное ожидание встречи с любимой, которую, возможно, даже не суждено увидеть. Но это справедливо. В этом мучительном страдании Клаус начнет тщательно взвешивать каждое свое решение, многократно обдумывая, прежде чем позволить своему гневу выйти наружу. Он будет изо всех сил стараться, чтобы при встрече с ней, она увидела, что он уже не тот человек, каким был прежде. Клаус зацепился взглядом за ряд бутылок с крепким алкоголем. Он мечтал выпить столько, чтобы его печень взбунтовалась, ушла на пенсию и, перед тем как покинуть его, с последним вздохом произнесла бы: «Да ну нафиг». Но он не мог позволить себе этого. Он обязан был оставаться в сознании, ведь рядом была его дочь. Руки прижали кроху к себе, ожидая, когда дверь захлопнется и оставит его в полном одиночестве — в том самом состоянии, которого он так боялся. И вот, когда Клаус был готов погрузиться в самобичевание и глубокое одиночество, позволяя себе ненавидеть, проклинать и выть от боли, его ухо уловило звук, который не укладывался в картину его приговора. Вместо привычного глухого шороха закрывающейся двери, он услышал вздох, как будто кто-то только что выплыл из воды. Не только он замер в потрясении, его родственники также окаменели. Белая ткань, пропитанная пятнами крови, дрогнула и отодвинулась в сторону. Хейли привстала. Ее медовые глаза широко раскрылись, отражая шок и растерянность. Клаус стиснул челюсти. В этом моменте он почувствовал, что все, что говорили о нем, верно: он — монстр. Его мысли были поглощены лишь одним желанием — вырвать сердце Хейли. Он считал, что она не имела права на второй шанс, не имела права носить в себе частицу Лилит. Ведь если он страдает, то и все должны.