Девушка в красном

Мы знали: война — это смерть, которая унесет миллионы жизней. Мы знали, что война — это разрушение, несчастье и горе. Но в тот далекий первый день мы даже и представить себе не могли всего, что принесет нам война. Любовь Космодемьянская. «Повесть о Зое и Шуре»

      Прошла всего неделя, но каждый день остался выжженным в каждой клеточке, в каждой вене, в каждом уголке души. Казалось, что Далия насмехается над всеми, так и не появляясь, день за днем заставляя всех страдать в мучительном ожидании этой войны, в результате чего люди начали постепенно расслабляться и утрачивать бдительность. Тем не менее, жизнь продолжалась. Все слои общества продолжали свое существование, и здесь, во французском квартале, в излюбленном баре под названием «У Руссо» пересеклись уже хорошо знакомые нам герои. Под звуки целого ансамбля мариачи Майя заметила Адама. Что тут сказать? Им обоим было неловко в компании друг друга. Адам вел себя как подросток, именно так себя ведут глупые парни, когда им нравится девушка. Достают ее. И вот, в один из дней Майя, не выдержав, спросила: «Чего ты увязался за мной?» На это Адам ответил прямо: «Ты мне нравишься». С тех пор она жила с этим признанием, не зная, что делать дальше. Ее сознание переполнялось мыслями, которых было так много, что невозможно было сосредоточиться на какой-то одной. Она слышала нескончаемые лекции собственного разума: сейчас не время для романтических приключений и не нужно пускаться во все тяжкие. Однако другой голос внутри нее велел веселиться и жить на полную катушку. И посередине всего этого разноголосья звучал еще один голос — голос сердца. Каждый раз, когда довозил Майю до дома, Адам интересовался, не холодно ли ей, заранее прихватив для нее теплый свитер. Это была лишь одна из множества мелочей, случившихся за последнюю неделю, но именно такие детали рождают доверие. Ибо какие бы пустые серенады ни пели под окнами, сердце завоевывает лишь внимание. И сейчас Майя видела перед собой Адама с объемной сумкой, перекинутой через плечо. Его раскрасневшиеся щеки едва прикрывали солнцезащитные очки, а кончики волос были влажными, скорее всего, он пришел сразу после душа. Адам явился к ней на работу и планировал оставаться столько, сколько позволит его свободное время, просто чтобы пообщаться. Он знал, что у Майи начались экзамены и есть работа, и понимал, что разорваться между этими обязанностями ей непросто, поэтому ловил ее как мог: то во время работы, то после нее, то перед началом.       — Как дела? — заговорил Адам. Нужно о чем-то говорить. О чем? Пока Майя тщетно напрягала мозг и пробивала заказы, Адам вдруг сообразил, что на нем все еще солнцезащитные очки, ойкнул и снял их. Ну снял и снял. Что особенного? Обычный жест, без всякой театральности. Земля не перестала вращаться, птицы за окном продолжали чирикать, но в этот момент она взглянула ему в глаза, словно впервые. Удивительно красивые глаза у этого Адама: серый цвет причудливо смешивался с коричневыми крапинками, но невнимательному наблюдателю, каковым Майя была, они казались просто серыми. Разговор все-таки пошел, и они начали обсуждать те фильмы, которые смотрели, и те, которые хотели бы посмотреть. Нормальный разговор. Безопасный, хоть и скучноватый. Когда Адам допил первую чашку кофе, оба испытали облегчение. Где-то на дне чашки осталось чувство неловкости, и они надеялись, что оно больше не даст о себе знать.       — У меня банальная история, как у сотен американских девочек, — произнесла Майя, расставляя на поднос готовые напитки. — Я хотела стать второй Кэрри Брэдшоу. Тогда мне казалось, что писать мне необязательно. Достаточно просто приехать в Нью-Йорк, и он все сделает за меня, — добавила она с улыбкой. — Когда мне было пятнадцать, я даже спланировала, как автостопом доехать до города, но так и не осуществила этот план.       — Почему?       — Не могла я, даже если бы хотела, просто так уехать, — ответила она, слегка пожимая плечами. — Финансово и физически нужно было помогать семье. Мама, правда, никогда не просила, но… — запнулась она, вспоминая давно утраченные моменты. — А ты о чем мечтал в школе?       — Мы с друзьями мечтали прокатиться на фургоне, который собирались сделать своими руками, по всей Америке, — ответил Адам. — В итоге оказалось, что мы гораздо лучше справляемся с бегом и игрой в мяч, чем со сборкой фургонов, — признался он с усмешкой, вызывая у нее улыбку. — О чем ты мечтаешь сейчас, помимо всех банальностей?       — Мой учитель географии в школе однажды рассказывал, что самая глубокая часть Атлантики находится возле Пуэрто-Рико. В том месте глубина достигает более двадцати семи тысяч футов, хочу слетать туда и увидеть своими глазами, — сказала Майя, глаза ее загорелись. — Это в моем списке желаний, конечно, помимо еще девяти пунктов… А у тебя?       — Две секунды назад в моем списке желаний появилось свозить тебя туда, — отозвался Адам.       — Что? — переспросила она, указывая на включенный кофейный аппарат, который перемалывал зерна, как и перемолол его слова.       — Эм… Хм… — почесал затылок Адам. — Чемпионат, да, точно. Хотелось бы его выиграть. Может, тогда отношения с отцом наладятся. Повисла минутная пауза. Майя перевела взгляд на поднос с готовым заказом и вновь встретилась с его глазами. «Давай, — сказала себе она. — Приди в себя, сделай то, что делают все женщины: пофлиртуй, покажи, что ты по-прежнему живая и теплая, а не превратилась в гранит после смерти, воскрешения и убийства». Майя, подхватив поднос, изящным движением заправила непослушную прядь волос за ухо. Из-под полуопущенных ресниц она метнула на Адама взгляд, и уголки ее губ едва заметно дрогнули в улыбке. Когда она медленно покидала пределы барной стойки, ее волосы предательски зацепились за старинный камень новенького кольца и, попытавшись освободить руку, она не заметила ножку барного стула. В общем, они не были уверены, как именно это случилось. Но дальше все пошло, как в подростковых сериалах.    Она угодила прямо в его объятия и в полете инстинктивно уцепилась за его плечо. Он удержал поднос с напитками и ее саму, выдохнув: «Все в порядке, я держу». Майя, еще не до конца осознав, что произошло, резко повернула голову, стремясь что-то сказать, но вместо этого ее губы лишь скользнули по его шее. Это прикосновение ошеломило обоих. Адам сделал шаг назад. Его глаза стали огромными, глубокими, потрясенными. Он коснулся своей шеи, задержав на ней пальцы, пока ее сердце чуть не выскочило из груди при воспоминании о своих губах в том месте. Прикрыв глаза, она прибегнула к приему, освоенному в ходе совместного проживания с двумя братьями, чтобы удержаться от порыва их задушить. Она считала про себя. Одна Миссисипи, две Миссисипи, три Миссисипи…        — Майя? — позвал он ее. Она вздохнула, с легкой улыбкой отнесла заказ к столику у окна и вернулась. — А мож­но спро­сить еще кое-что?       — Да, Адам, — ответила она. — Мо­жешь спра­ши­вать о чем угод­но.       — Я… — его голос прозвучал хрипло, заставив его откашляться, что­бы по­вто­рить по­пыт­ку. — Я, кажется, слегка затормозил… Но он не закончил предложение. Адам подошел к ней, и мозолистые подушечки его пальцев мягко коснулись ее щеки. От этого прикосновения Майя невольно втянула воздух, уловив восхитительный кедрово-мускусный аромат. Он пах, как рождественская ель, только что принесенная с мороза в теплый дом. Он нежно поглаживал ее скулу, и ей пришлось взять себя в руки, чтобы не замурчать, как изголодавшаяся по ласке кошка.       — Что ты делаешь? — прошептала она.       — Ты смотрела на меня так, будто хотела, чтобы я поцеловал тебя. Могу ли я это сделать, или я уже опоздал? Мысли рассеялись, а сердце заколотилось в бешеном ритме. Дыхание перехватило, и все тело словно парализовало. Майя смотрела на Адама, а он — на нее.       — Хрена с два, давай целоваться, — воскликнула она, цепляясь пальцами за его толстовку и притягивая его к себе. Тихий вздох сорвался с его губ, и, он подался ей навстречу, они почти сократили расстояние между собой. Но краем глаза оба заметили чье-то присутствие, что заставило их замереть.       — Продолжайте, продолжайте то, что вы делали… Ну, вы поняли. Я… Здесь присяду и подожду, пока вы закончите, разумеется, или вы уже закончили? Отпустив мужскую толстовку, Майя взглянула на брови, невозмутимо поднявшиеся, и голубые глаза, которые с любопытством осматривали интерьер, словно каждый стул и столик были новыми.       — Привет, подруга, — с акцентом на последнем слове проговорила Майя. Новоиспеченной парочке пришлось притвориться, будто ничего не произошло, и вернуться на свои места.       — Гм… О… Встречая тебя так редко, я почти забываю, что мы оба проживаем в этом городе, — изрек Адам, опустившись на прилегающий стул. — Слышал, что ты обрела материнское счастье, поздравляю. Лилит формально улыбнулась, однако, не поворачивая головы, краем глаза бросила взгляд на Майю. На самом деле, не было ничего такого в том, что ее подруга рассказала кому-то о ребенке, ведь темная сторона города уже владела этой информацией. Однако такой шаг несколько выходил за рамки обыденного поведения Майи.       — Уверен, малыш — настоящее чудо, — улыбнулся Адам, а Лилит, коротко кивнув, уже хотела поделиться новостью о том, что у малыша прорезался первый зубик, однако шорох бумаги и звук щелкающих ножниц перебили ее слова. Лилит повернулась, чтобы посмотреть, что творится у Майи, но высокая барная стойка перекрывала ей обзор. — Однако не стоит тебе так растрачивать время в баре. Тебе следовало бы провести более основательное прощание с малышом.  Грянул удар в груди такой, будто не только сердце, а все органы сжались, содрогнулись и расширились, сбивая дыхание и посылая импульсы по всему телу. Брови Лилит медленно сдвинулись к центру ее лба, и в тот момент у ее лица промелькнуло движение. Снова повернувшись, она заметила высокую прозрачную вазу, наполненную водой, и через мгновение в ней появились подстриженные стебли растений.       — Черные далии как раз в цвету, — прозвучал голос Майи, пока она приводила в порядок бутоны. Мысль, словно неудержимая волна света, прожгла сознание. Лилит резко встала со стула и взглянула на подругу, чьи глаза превратились в два хрусталя.       — Покажись, ведьма! — закричала Лилит, осматривая бар. Посетители, словно марионетки, поднялись со своих мест, окружив ее.       — Я здесь, — прозвучало где-то из толпы.       — Я везде, — произнес Адам. — Ты наверняка заметила, что твое защитное заклинание слабеет. Лилит сжала кулаки, и на них сильнее проступили голубые вены. Держать себя «в руках» по-настоящему было диким занятием, она была на грани того, чтобы оторвать голову каждому в надежде, что где-то среди них скрывается Далия.       — Твои старания похвальны, — появился оскал на губах Майи, который становился все кровожаднее. — Так отчаянно держать барьер, который с каждым днем трещит по швам… М-м-м… Но я уверяю тебя, сколько бы ты ни старалась, любое заклинание поддастся мне. Это лишь вопрос времени.       — Только коснись ее, — прогремела Лилит. — И я сожгу тебя на костре! Вместе с Хоуп мы приготовим маршмеллоу и крекеры, чтобы наслаждаться сладостями, пока твое тело будет гореть.  Ресницы Майи хлопнули несколько раз под напором уверенных заявлений, и из ее груди вырвался смех, который наполнил пространство вокруг.       — Вот-те здрасте… Лилит, не так ли? — уточнила Майя. — К тебе у меня нет претензий. Эстер заключила эту сделку со мной давным-давно. Очень жаль, что тебя в это втянули.       — Говоришь так, будто у тебя нет выбора, но это твоих рук дело.       — Да, слово я держу, и от других я ожидаю того же, — продолжила Майя. — Давным-давно мы с Эстер заключили сделку, поэтому этот ребенок мой по праву, — добавила она. — Вопрос лишь в том, станешь ли ты сопротивляться, понимая, что это означает твою гибель.       — Ты ее не заберешь, — мотнула головой Лилит, и под ее глазами проступила сетка выпуклых вен. Майя глубоко вдохнула, не сопротивляясь порыву закатить глаза.        — Ты боишься за ребенка. Могу заверить, что все, что говорила Фрея о жизни со мной… Скажем так, у нее есть привычка драматизировать…       — Я бы сказала, это у нее в крови, — хмыкнула Лилит, с трудом сдерживая себя. Ее язык так и чесался рявкнуть: «Чтоб ты сдохла».       — Разумеется, источник большинства проблем Фреи в том, что я пришла за ней слишком поздно, — развела руками Майя. — У нее остались сильные воспоминания о семье, которой я ее лишила, а Хоуп еще слишком мала, — ее улыбка стала шире. — Она не будет цепляться за память о тебе или звать тебя во сне. Можешь утешаться тем, что для нее тебя как будто никогда и не было! Лилит не выдержала этот напор. Ее эмоции разбились о внутренний айсберг боли и гнева. Она буквально взвыла, а ее глаза вспыхнули янтарным светом, ярче любого фонаря в Новом Орлеане.       — Это ни к чему, — спокойно парировала Майя. — Лучше насладись последними мгновениями с Хоуп. Истерика подступала слабым, но тяжелым комом. Голова будто раскалывалась на две части, и, едва сдерживая всхлипы, она с силой ударила кулаком по стене. Люди в баре на мгновение обернулись. Их хрустальные глаза вновь обрели обычный цвет.       — Эй, что с тобой? — подошла Майя, положив руку на плечо подруги.       — Далия… — сквозь стиснутые зубы произнесла Лилит.

***

      — Ой, дела что-то совсем не чики-пики лимпомпони, — пробормотал Кай, скользнув взглядом по лицам. На столе появился серебряный поднос с заварником и набором фарфоровых чашек на блюдцах.       — Описанное тобою заклинание Далия называет Кеннинг, — произнесла Фрея. — Она использует других, чтобы следить за вами, но я ни разу не видела его в таких масштабах.       — Значит, любая туристка или житель с Бурбон-стрит может оказаться шпионом… — отчеканила Ребекка, стиснув зубы.       — Хорошая новость в том, что я прекрасно знаю, как работает ее магия, — старалась успокоить Фрея присутствующих. — Этот настой не даст ей воспользоваться нами. Она говорила уверенно, но все с явным недоверием покосились на кружки, стоящие перед ними. Тусклый свет лампы выхватывал поблескивающие края чашек, придавая им еще более сомнительный вид.       — Ну хорошо, почему бы и нет, — пожала плечами Ребекка, поднимая кружку. — До дна, — улыбнулась она, прежде чем сделать первый глоток. Элайджа мельком взглянул на сестру, затем придвинул к себе одну из кружек, а другую протянул брату, который стоял, сцепив руки за спиной, нервно прохаживаясь взад-вперед.               — Никлаус, хочешь что-то сказать? — поинтересовался Элайджа, не отводя глаз от него.       — Предпочитаю пить чай с печеньками.       — Разумеется, — хмыкнул Элайджа, поднося к губам кружку с отваром. Все умолкли ровно для того, чтобы отпить отвар из своих чашек, за исключением Клауса, который пренебрежительно фыркнул при виде такого зрелища. Он оперся руками на спинку стула, размышляя о том, что им не требуются никакие настои, ведь они первородные вампиры, заклинание Кеннинга не сможет на них повлиять.       — Она знает, где мы находимся, и, учитывая ее могущество, мы просто не представляем, чего от нее ожидать, — заговорила Лилит. — Наверное… Следует создать дополнительный барьер.  Она не смотрела ни на кого, лишь механически стерла со лба отпечаток впитавшегося в нее страха.       — Мы обязаны защитить ее невинное сердце, и мы все знаем, как это важно. Наше никто не защищал.   Майклсоны молчали, но в их молчании звучало больше, чем слова могли выразить, — оно отражало их готовность к битве, их решимость защитить тех, кто им дорог.               — Жестокие Майклсоны героически побеждают ужасное зло, — прозвучал голос Ребекки, а ее улыбка расцвела, как весенний цветок. — Кто знает, вдруг это станет нашим искуплением.       — Кто-нибудь здесь в это верит? — поднял бровь Клаус.       — Даже не думал, но мысль чудесная, — заявил Элайджа. С легкой улыбкой на лице Никлаус хлопнул в ладони, энергично их потирая.       — Отлично, так и порешим! — сказал он. — Вперед, принимайтесь за работу. Лилит создает барьер. Элайджа, нужно больше людей на страже. А Ребекка… Скажи Майе покинуть город.               — На ней есть кольцо, — заверила Лилит.               — И, как мы увидели, оно ей не помогло.   Лилит посмотрела на него с таким выражением, будто безмолвно произнесла: «Ты ведь знаешь, что кольцо служит лишь для одной цели и, конечно, не защитит от заклинаний». Несмотря на это, она согласилась, чтобы подруга уехала на время.       — Я всегда считал, что лучшая защита — это нападение, — ухмыльнулся Никлаус. — Что ж, пойду искать способ убить эту Богом проклятую ведьму. Фрея, скрестив руки на груди, смотрела на своего брата. В ее глазах читалась обида и разочарование, ведь брат не только не признал ее, но и не включил в планы семьи. Ей казалось, что ее присутствие здесь неуместно, будто она обуза, маленькая дворняга, которая увязалась за собственной семьей. Путается тут под ногами, и пристрелить ведь такую жалко, и толку от нее будто ничуть. Что она вообще здесь делает?   Уходя прочь, Никлаус отчетливо слышал за своей спиной шаги.        — Ты куда?    Втянув воздух в легкие, он обернулся. Клаус проклинал себя за то, что не успел уйти и теперь ему предстояло ответить на этот вопрос.         — Не совершай классическую ошибку всех умников: не думай, что нет людей умнее тебя, — наставительно произнесла Лилит.    Он наконец обратил свой взгляд на нее, и она с изумлением встретилa его. Каким образом он и Элайджа могли сохранять такое безупречное спокойствие и хладнокровие в этой ситуации? Лилит не понимала, поскольку ее голова давно дымилась.       — Ник, я считаю, что моя история подошла к завершению с появлением Хоуп, — проговорила она. — А значит, все, что было, стоило того, чтобы достичь конечной точки.    Вы можете перемешать буквы, из которых состояло это предложение, чтобы найти его тайное значение. Вот и жизнь такова. Одни видят в ней тяжелые испытания, а другие воспринимают как благодать. Так и с Лилит: ее история началась трагично, но переросла в историю любви, возможно, несовершенную, но наполненную невероятными событиями.               — И сейчас какая-то чокнутая тетка заберет мой финал? — скорбно вымолвила Лилит. — Мою Хоуп? Это просто несправедливо. Она ведь ребенок.          Только высказавшись, она ощутила истинное оттенение своих слов. Они звучали отчаянно.       — Не разбивай мне сердце, милая… — легким поцелуем Никлаус поймал слезу, стекающую по ее щеке. — Может быть, твоя история завершилась с рождением нашей дочери, но твой эпилог настигнет нас на нашей свадьбе. Он замолчал, вглядываясь какое-то время в ее глаза. Ей нужен был контакт, звук, разговор, хоть о погоде за окном — что-то, что отвлекло бы ее. Но, по правде говоря, у него не было времени заниматься ее успокоением. Однако Клаус все же обнял ее за талию, прижав к себе. Его пальцы медленно и успокаивающе проходили вдоль ее позвоночника. Лилит заставила себя прикрыть глаза и погрузиться в это ощущение, но терялась в стуке собственного сердца. Оно билось, как птица, заключенная в клетку, до смерти напуганная.       — Мы все переживаем, — проговорил Клаус. — Просто старайся не давать страху овладеть тобой. Он напоследок крепко обнял ее, и она едва успела вздохнуть, как раздался крик.       — Семейка у вас что надо! Злая ведьма Дарья, — воскликнул Кай с недовольством, оговорившись. — Она угрожает всему семейству, а они тут обжимаются! Ну же! — размахивал руками он. — Двигайте, попами. Лилит, скосив на него взгляд, отступила, а он, очевидно, довольный собой, гордо вскинул подбородок.        — Тебе следует научиться просто пройти мимо или промолчать, когда это необходимо, понимаешь? — спросил Клаус. — Теперь ты должен успокоить ее, через час ты нужен мне.               — Видел ли ты ее час назад? Она всем своим видом напоминала безумную кошку, на глазах которой бестолковые дети придушили котят — безжалостно, жестоко, намеренно, — произнес Кай. — Казалось, вот-вот она кинется, выпустит свои поломанные когти и вцепится в первого прохожего, выдирая из глазниц его глаза, чтобы насытиться ими, громко причмокивая во время душегубства, а потом перейдет на следующих, смакуя безжалостно их плоть. Ты меня понимаешь?       — Да.       — Объясни мне, — развел руками Паркер, отчего Клаус вздохнул.        — Просто успокой ее, — приблизился он к нему. — Скажи ей, что все будет в порядке. От нее требуется только быть рядом с Хоуп и поддерживать барьер. Никаких самостоятельных решений.       — Что я должен сделать, чтобы успокоить твою будущую женушку? — спросил Малакай, не сводя глаз с той самой женушки. В действительности, он и сам не до конца понимал, почему так беспокоится. Наверняка всему виной была связь с создателем.       — Понятия не имею.       — Может, просто улыбнуться? — предложил Паркер, растягивая губы в улыбке.       — Я видел гиен с менее тревожными улыбками, — пробормотал Никлаус напоследок. Не получив ни одной стоящей идеи, Кай безнадежно развел руками и взглянул в окно. Там большие, жирные капли дождя падали на асфальт. Темные тучи, словно появившиеся из ниоткуда, разверзлись, чтобы выпустить воду, как будто это продолжение Великого потопа.  Переведя взгляд на лестницу, Малакай заметил Лилит, держащую в руках гримуар. Свободной рукой она расстегнула молнию и неохотно сняла с себя толстовку, оставшись в белоснежной майке.       — Мы можем возвести этот барьер вместе, — предложила Фрея. По манере, с которой Лилит махнула волосами и повернулась спиной, можно было заключить, что она не намерена разговаривать.        — Ты тоже собираешься меня игнорировать?       — Я, как минимум, очень рада твоему возвращению в эту семью, — ответила Лилит. Что-то в том, как она произнесла «рада», заставило Фрею усомниться, понимает ли Лилит истинное значение этого слова.       — Фрея Майклсон никогда не упоминалась в этой семье. Ни родителями, ни братьями с сестрой, — произнесла Лилит, потирая переносицу. — К чему я веду? К тому, что ты пока не внушаешь доверия. Поэтому не могла бы ты покинуть этот дом? — спросила она, расставляя артефакты на дубовом столе. — Не хочу, чтобы с барьером что-то пошло не так. Сейчас как никогда нужна осторожность.       — Осторожность?! Как вы не понимаете, что я не ваш враг?! — возмутилась она, сжимая кулаки так, что костяшки побелели. — Далия наступает на нас, у нас нет времени на проверку доверия!       — Ты чересчур настойчива, — прокомментировала Лилит. — И, кажется, тебя больше волнует твоя собственная безопасность, чем благополучие твоей племянницы. Может быть, ты готова предать всех нас, лишь бы обеспечить себе свободу? Попробуй убедить меня в обратном. Фрея с трудом протолкнула в глотку липкую слюну и опустила руки вдоль тела, ее взгляд застыл. В ее голове разыгрался непрекращающийся монолог навязчивых мыслей. Знакомое имя «Далия» то и дело возникало перед ее воображением, а та колыбельная, которую тетушка мурлыкала все годы, звучала в бесконечном повторе, погружая ее в безумие.       — ДА ЗАТКНИСЬ ТЫ УЖЕ! — прорычала Фрея, глядя в сторону парня.        — Я? — ошарашенно переспросил Кай. — Да я еще и слова не сказал, а ты уже «заткнись»! Женщины… Господи! Почему с вами всегда столько проблем? Фрея встряхнула головой, пытаясь избавиться от оков навязчивой мелодии, и вновь обратила свое внимание на Лилит.       — Прочитай меня, ну же! — взмолилась она, протягивая свои руки в направлении Лилит. — Я даю тебе право прочесть меня целиком, каждую мою мысль, каждую мою тайну. Так ты убедишься в моих благих намерениях. Лилит уставилась на руки, которые непрестанно колебались в воздухе, требуя немедленного прикосновения. В этот раз ее смутила не столько настойчивость, сколько безумный взгляд, который застыл в глазах Фреи, будто она была готова броситься головой прямо в стену. Однако это совершенно не смутило Кая… Губы Фреи раскрылись в болезненном крике, а глаза зажмурились, когда холодные пальцы схватили ее запястья, окутав их ярким красным свечением. Она рывком освободила себя от его захвата, ощущая, как кисти нестерпимо жгло, а ноздри, казалось, вот-вот начнут раздуваться от возмущения.       — Ты такая трогательная, трогал бы и трогал, — улыбнулся Кай. — Вот только если бы ты не сопротивлялась и дала себя прочесть, мне бы не пришлось прибегать к поглощению твоей магии.       — Ты потерял совесть! — рявкнула Фрея.       — О-о-о, — гортанно протянул он. — А я думал, почему так легко стало… Прямо груз с плеч!       — Я разрешила прочитать меня Лилит, а не тебе!       — Я, в общем-то, левая рука этой семьи! — возмутился Кай, отмахиваясь от поправок Лилит. — Ну что ты, правая рука, левая рука… Важно ли это, когда ты ЦЕНТР внимания? Так что я член этой семьи, хоть и не самый правильный, но-о-о, по сути, все равно ва-а-жный!  Фрея оглядела его сверху-вниз. В нем не было и следа нормальности: странная манера тянуть слова, импульсивные жесты, странные ухмылки, подпоясанные убийственными комментариями.       — Да ты… Самовлюбленный нарициссист, — прошипела Фрея, отчего у парня чуть не отвалилась челюсть.       — Нарциссист? Скорее реалист! — возмутился он. — Ты только посмотри на это личико, Фрея. А еще лучше — потрогай его. Я серьезно. Это изменит твою жизнь, — подошел он к ней. — Клянусь, как попка младенца, я проверял. Когда Кай потянулся к ее руке, она оскалила зубы и зашипела, как рассерженная кошка.       — Если еще раз посмеешь тронуть меня, — произнесла она, — выбью зубы, надену на тебя намордник и посажу на цепь.       — О Боже, — покачал головой парень. — О, это было весьма комично. Не забывай, дорогуша, что для этого придется дотронуться до меня, а я немного кусаюсь. Но твои угрозы очаровательны. Фрея, повернув голову в сторону, с непроницаемо-серьезным выражением лица взглянула на Лилит. Прищуренные глаза, нахмуренные брови и искривленные губы — все это давало понять, что вся ситуация пришлась ей не по душе. Осознав, что время, проведенное с «этими двумя», потеряно впустую, Фрея развернулась и ушла. Дверь захлопнулась с приглушенным звуком, и Лилит, глубоко вдохнув, наконец могла приступить к барьеру.       — Обалдеть! — воскликнул Кай, приближаясь к зеркалу.       — Кхе… Что? — спросила она, зажигая свечи.       — Я давно предполагал, что у меня прекрасное лицо, но теперь уверен — я красавец! И это так окрыляет!       — Знаешь, Малакай, сомкни губы в одну линию, будь так добр, — попросила Лилит.       — Это намек?       — Это уже примерно за сотню километров от намека, а ты только сообразил…

***

      Внутри бара стены были обшиты темным деревом, а латунные светильники бросали мягкий, приглушенный свет на лакированные столики. В углу тикали старинные часы, стрелка которых замерла на двух часах дня, а затем, как ни в чем не бывало, продолжила свой ход. В этом не было бы ничего необычного, если бы не дивная сцена, разворачивающаяся здесь и сейчас, в которую трудно было поверить.       — Давай сразу к делу, хорошо? — поднял взгляд Клаус. — Твоя дорогая Фрея сообщила, что послала тебя собрать предметы, способные приблизить гибель твоей свояченицы. Ты выполнил свою задачу?       — Всего есть три элемента, и вместе они создают единственную слабость Далии, — ответил собеседник. — Если хочешь отобрать их, прошу тебя, попробуй. Никлаус усмехнулся и, оставив граненный стакан с темно-золотистой жидкостью на столе рядом с колом из белого дуба, покачал головой.       — Как всегда сводишь все к насилию, даже когда преимущество не на твоей стороне, — пробормотал Клаус. — Чему ты пытался нас научить? — призадумался он. — А, точно! Настоящий викинг оттачивает свой страх, как клинок!       — Ты пришел критиковать родителя или поскулить, что тебя не любили? — спросил Майкл. — Ты как был слабым, так таким и остался. Когда отец ядовито усмехнулся уголком губ, в Никлаусе вспыхнуло желание дать ему в морду — так сильно, чтобы рука болела еще несколько дней. Но больше всего ему хотелось ударить самого себя за то, что слова отца все еще могли ранить.       — Если бы ты считал меня слабым, то непременно вырвал бы оружие из моих рук, — с улыбкой возвестил Никлаус, крутя в руках кол. — Но ты не дурак и поэтому не станешь. Итак… Предлагаю нам сосредоточиться на общем враге. Вместо того, чтобы отдать предметы Фрее и вовлечь ее в бой, который она может не пережить. Присоединяйся ко мне, — заявил Клаус. — Если победим, наши дочери будут свободны. Если проиграем, что ж, ты умрешь, зная, что ублюдок получил по заслугам. На столе возник еще один стакан с янтарной жидкостью, символизируя зарождающийся деловой союз. Лицо Майкла перекосилось выражением, напоминающим отвращение, но его внимание привлекла фигура, приближающаяся к ним с таким видом, будто шла на место кровавого преступления — с любопытством и дискомфортом одновременно.       — Это кто еще такой? — спросил Майкл, нахмурив брови.       — Та еще сволочь, своеобразный паразит, — ответил Клаус, подняв уголок губ. Сев на стул, Кай хотел погреть уши, но был вынужден притвориться, что темно-синее грозовое небо за окном очень уж привлекает его внимание.       — С чего ты решил, что мне нужна твоя помощь? — спросил Майкл, отодвинув от себя стакан с янтарной жидкостью. — Может, твое имя и вызывает дрожь, но я знаю, кто ты на самом деле, — МАЛЫШ, отчаянно нуждающийся в папочке. Клаус картинно выдохнул и возвел глаза к потолку. Он поджал губы, мысленно проклиная себя за провальную тактику поведения.       — Тысячу лет назад — может быть, — ответил он, стиснув зубы так сильно, что боль пронзила язык и вкус крови заполнил рот. — Но, полагаю, мы согласимся, что последующие века меня изменили и все благодаря твоей бессердечности. Я стал жестоким и озлобленным, прямо как ты, — сощурив глаза, Никлаус уставился на отца, который невозмутимо отбивал приглушенный ритм пальцами на столе. — Именно эти качества делают нас способными убить чертову ведьму.  Они не отрывали взгляда друг от друга, и казалось, что в этом молчаливом обмене было достигнуто согласие. Кто бы мог подумать, что отец и сын когда-нибудь решат работать вместе?       — Хорошо, Никлаус, что же ты предлагаешь? — спросил Майкл, склонив голову набок.       — У тебя есть все для создания необходимого оружия, остается только напасть, — возвестил он. — И… — добавил Клаус, бросив взгляд на Паркера. — Нужно связывающее заклятие. Малакай, заметив, как справа Майкл наклонился к нему, перевел на него взгляд. Он разглядел глубокие морщины вокруг его глаз и при желании мог даже посчитать волоски на его щетине, но зрительный контакт с этим человеком приносил знатную порцию дискомфорта. Поэтому ему пришлось капитуляционно моргнуть и быстро отвести взгляд.       — И вот что ты будешь связывать, — заговорил Майкл. — Почва с родины Далии, — продолжил он, ставя на стол завязанный мешочек. — Она связывает ее с миром смертных, — пояснил Майкл. — Второе: пепел викинга, одного из ее угнетателей, источник ее безмерной ненависти, и наконец кровь приемного ребенка — моей любимой дочери Фреи.       — Источники ее си-илы, — протянул Паркер многозначительно. — Вместе они порождают ее слабость. И что вам нужно от меня?       — Все просто, свяжи их все с оружием, — пояснил Майкл, доставая нож.       Треск камина лишь добавлял напряжения в воздухе. Семейство устало опустилось на мягкие диваны в ожидании возвращения Клауса, о котором не было никаких вестей уже на протяжении долгих часов. Между Ребеккой, Лилит и Элайджей царила тишина, пропитанная недавним выговором. Старший Майклсон пару минут назад отчитал Лилит за то, что она выгнала Фрею. Та в свою очередь мысленно взвыла, стараясь объяснить, что ее действие было обусловлено исключительной осторожностью. На это Элайджа вновь напоминал всем о том, что только Фрея обладает знаниями о противнике и, несмотря на все сомнения, без нее они не справятся. Они отсчитывали минуты в этой тишине, когда из входных дверей вдруг появилась та самая, о которой они говорили, — Фрея.       — Сегодня Далия намеревается нанести удар, — прозвучало от нее. — Клаус и наш отец станут ее следующими жертвами. На ее слова все, как по команде, обменялись взглядами, вскинув брови вверх, а когда она добавила, что Майкл и Клаус объединились, чтобы сразиться с тетушкой Далией, кто-то из присутствующих даже рассмеялся. Но взгляд Фреи, пронизанный глубокой тревогой, заставил притихнуть и… Поверить ей?       — Блядь, — вылетело из уст Лилит, и это единственное слово крайне красноречиво описывало ситуацию. Похоже, даже Элайджа разделял ее мнение, ибо кроме как «блядь» сказать было нечего.

***

      С последними лучами солнца, проникающими сквозь витражи церкви святой Анны, отец и его сын вступили на ее священные просторы. Их шаги наполняли тишину мелодичным эхом, а запах ладана насыщал их легкие. Стены церкви, пропитанные веками молитв и песнопений, отбрасывали мягкие тени от теплого света свечей, но в этой благоговейной обители, кроме Клауса и Майкла, не было ни единой души.       — Ну и чего же ты ждешь, старая карга?— произнес Клаус, оглядываясь.  В ответ раздался моментальный отклик: «Я ожидала лишь одного — вашего прихода». Внезапно из тени вышла женщина средних лет. Ее присутствие словно внесло в вены парализующий яд, заставляя сердца замирать, а кожу —покрываться мурашками. Плащ, будто расправившиеся крылья ворона, едва касался пола, а каштановые волосы, как лианы, обрамляли лицо, раскрывая невероятно выразительные, но устрашающие черты. Она неспешно приблизилась к алтарю и возвела руки к потолку. Поднявшийся ветер, как пушинку, раскрыл массивные двери церкви, из которых появилась группа людей.       — Вот так встреча… — хмыкнул Клаус, когда их окружили. — Ну и славненько… Готов?       — С рождения, — произнес Майкл. Обострившиеся инстинкты натянули нервы, переводя тело в боевую позу, словно туго натянутую тетиву лука. Их окружало не менее двадцати человек, но для первородных вампиров это было ничто. Они не были воплощением легкой добычи, однако наметанный взгляд мгновенно уловил одну деталь. Группа людей казалась чересчур сильной для обычных смертных. Как оказалось, Далия одарила их частицей своей силы, что существенно усложнило задачу. Спина Никлауса коснулась спины отца, и они слаженно, как единый механизм, боролись. Однако изнурение давало о себе знать, а серьезные травмы требовали времени на восстановление. Оба отчаянно нуждались хотя бы в краткой передышке, чтобы унять бешеное сердцебиение и заставить темнеющие перед глазами пятна отступить. Но враг, оказавшийся слишком близко, имел на ближайшие несколько секунд совсем другие планы… В одно мгновение боль пронзила ребра Клауса, и он, не медля, отомстил врагу, сломав ему руку. С треском, словно рвалась не плоть, а пергаментная бумага, плечо отделилось от тела, извергнув фонтан крови, брызги которой попали ему в глаза. Ослепленный на мгновение, Клаус пропустил следующий удар, который пришелся прямо по почкам. Ему едва удалось удержать равновесие, и, оттолкнувшись от пола, он крутнулся в воздухе, приземлившись позади противника. Он принялся наносить удары кулаками, не обращая внимания на то, кого именно бьет, лишь бы удары достигали цели. Майкл тем временем попытался воспользоваться ситуацией и подобраться к Далии, но его замысел быстро раскусили. Миг — и он взмыл в воздух с такой бешеной скоростью, что в ушах засвистело. Его спина врезалась в стену, где каменные выступы болезненно вонзились в его плоть. Майкл только успел приподняться на локтях и поднять голову, как уже над ним стояли две фигуры, словно пираньи, набросившиеся на наживку. Он успел выпустить свои клыки, пронзив первого и второго в живот. Из разорванного брюха выпали кишки, словно разноцветные конфетти, рассыпавшиеся по полу. Когда последний приспешник Далии повалился на пол, отец и сын были все в крови, будто приняли участие в демоническом ритуале или что-то в этом роде. Кровь капала с волос и стекала по лицу, когда Клаус крепко сжимал рукоятку ножа, восстанавливая дыхание в тишине, которую нарушил лишь звук. Звук аплодисментов.       — Прекрасное представление, — промолвила тетушка, растягивая губы в улыбке. — Но, как и во всех великих трагедиях, в конце все герои обречены на гибель. Далия приподняла всего лишь одну руку, и этого оказалось достаточно, чтобы заставить двух первородных преклонить колени перед ней. Никлаус боролся с этим, пытаясь хотя бы вдохнуть воздуха в свои легкие, но все было напрасно. В его душе кипела паника и безысходность, он не мог понять, почему все обернулось именно так? Ведь в его голове план казался безупречным, но в реальности он оказался на коленях, покрытый сетью голубых венков, как и его отец.       — Хватит! Внезапный пронзительный крик ударил по стенам церкви, и, как тараканы, выбравшиеся из щелей, явились Фрея, Элайджа и Кай. Последний, собственно говоря, почувствовал себя, как человек, попавший по собственной глупости в самый центр надвигающейся бури… Когда Фрея подошла к своей тете, она вздрогнула, едва узнав своего брата и отца. От этого зрелища ее желудок, казалось, сделал грандиозный кульбит: подскочив к горлу, он перевернулся и упал вниз до самых пяток, лишь потом вернулся на место.       — Фрея, ты же понимаешь, что твоя так называемая семья просто использует тебя ради твоих сил, — мягко проговорила Далия.       — Нет! Это ты использовала меня уже тысячу лет! И мне этого более чем достаточно! — вскрикнула Фрея. Лицо Далии выражало противоречивые эмоции: скулы вроде бы были стянуты, но глаза сверкали, как будто намеревались прожечь дыру.       — А-а-а! — чеканила каждую букву тетушка, пригрозив пальцем. — Ты всегда была эгоистичным и неблагодарным ребенком! Я кормила тебя, одевала и заботилась о тебе. Дала тебе силу, о которой ты даже не мечтала, но тебе все мало! Пальцы злобной ведьмы сомкнулись, как тугой браслет, вокруг хрупкой кисти Фреи, рывком притянув ее к себе. В этот миг раздался властный голос Майкла: «Руки прочь от моей дочери!» Эти слова, полные угрозы и решимости, заставили ведьму едва заметно усмехнуться. Однако как только Фрея ответно схватила Далию за руку, та удивленно покосилась на нее, мол: «Ну ничего себе, кто бы мог подумать, что у тебя есть яйца?» Ведьма склонила голову набок, ожидая кульминации этой комедии, но вдруг осознала, что это вовсе не комедия, а какой-то фантасмагорический абсурд. Ведь через мгновение она зашипела от боли, а затем искривленное злобой лицо осветилось ярким светом прояснения, когда она увидела тонкое красное свечение, исходящее от руки Фреи. Но эта Фрея, как оказалось, не являлась ею (и определенно заслуживала Оскара).       — Лилит… — клацнула зубами Далия.  Смысла больше не было тратить силы на маскировку. Когда заклинание спало, обнажив истинное лицо Лилит, та моментально повалила Далию на пол. Словно стальные оковы, она сжала кисти ведьмы, не только поглощая ее магическую силу, но и лишая ее возможности колдовать. Церковь окутало тонким, пытливым дыханием. В теле злобной ведьмы вспыхнула острая боль, словно тысячи клинков одновременно пронзили ее плоть. Огненный обруч сжигал ее легкие, лишая возможности нормально дышать, но пробуждая искру надежды у остальных. Элайджа, не медля, метнулся к обессиленному брату. Он приложил свою кисть к его губам, и так же поступила Фрея, ворвавшаяся в церковь и устремившаяся к отцу. В то время как Кай, присоединившись к Лилит, схватил ведьму за голень и опустился на колени. Однако его колени не встретили твердый пол, а скользнули по чьим-то тошнотворно мягким внутренностям, которые он размазал по полу. Этот отвратительный, причмокивающий звук чуть не вызвал рвоту у обоих Паркеров, если бы не пронзительный крик. Озверевшая от осознания своего поражения и обуреваемая болезненным страданием Далия извергала крик, который, вероятно, пронзил не только все уголки Нового Орлеана, но и проник далеко за его границы. Руки, скованные стальным хватом, дрожали, а ноги отчаянно брыкались, пытаясь избавиться от этих двух отвратительных тварей природы. Для нее время текло мучительно медленно, словно оно растягивалось, как карамель, однако на самом деле все происходило быстро, и Лилит стремилась еще ускорить этот процесс. Она приподнимала ведьму и с силой прижимала ее к полу, вызывая поток крови из ее головы. Возможно, она думала, что магия выйдет из ведьмы быстрее, если ее череп расколется, как арбуз, но, как гласит мудрость: «Поспешишь — людей насмешишь»… Лилит ощутила, как ее кисть хрустнула под сопротивлением Далии. Пальцы больше не могли удержать одну из рук ведьмы и разжались. Этот секундный момент мог бы измениться, если бы у нее была третья рука… Но таковой не было, и она отправилась в свободный полет. Лилит зажмурила глаза, ожидая болезненного удара, но ощутила, как мягко приземлилась в крепкие руки Элайджи.       — Гррр, черт побери! — скривилась Далия, выпуская воздух сквозь зубы. Медленно, словно персонаж в анимационном фильме, она повернула голову на Кая, который пытался дотронуться до нее. — Героизм в жопе играет, да, мальчишка?! Может, раз ты такой охуительно смелый, то отведаешь еще моей силы? Под пылом ветра острый обломок от разрушенной скамьи пронзил Паркера куда-то в середину груди, заставив его выпучить глаза. Из раны потекла кровь, заливая кусок дерева алой жидкостью. Кай встал и, шатаясь, отступил назад, держась за обломок, пока не достиг стены, по которой сполз.       — Вы же знаете, что я слишком сильна, чтобы меня убить! — произнесла Далия, хотя ее тяжело вздымающаяся грудь выдавала. Она потянулась к шее, чтобы ослабить ворот черной водолазки, но это не помогло.  Элайджа, отпустив Лилит из своих рук, оттолкнулся ногами от земли, но так и не достиг заветной цели, будто наткнувшись на невидимую стену. Его отбросило назад. Это застало его врасплох, и, не успев хоть как-то отреагировать, он сбил Лилит с ног, как кеглю. В это время уже очухавшийся Майкл, стиснув зубы от ярости, швырнул кусок доски в сторону ненавистной Далии. Однако доска, застыв в воздухе, изменила траекторию и с ужасающей точностью вонзилась ему в живот. И тут хотелось буквально кричать: где же Клаус?! А вот Клаус не просто так валялся на полу, нет, он в отчаянии стиснул челюсти, шаря руками среди трупов в поисках того ножа. Подумать только… Когда он наконец обнаружил его, вмиг приблизился к ведьме, но в последний момент она исчезла прямо перед его носом. Не успев остановиться, он врезался в алтарь, который с треском сложился под его телом. Выражение его лица нужно было видеть… Это была смесь каменного, железобетонного спокойствия и недоуменной паники, ведь не только ведьма исчезла, но и тот самый нож. Приподнявшись на локтях и окинув взглядом окружающее пространство, Клаус взглянул на Элайджу, который оказывал помощь Лилит, помогая ей встать. Слева, среди обломков, стояла Фрея, извлекавшая доску из тела их отца. А с противоположной стороны находился Кай. По тому, как он отчаянно глотал воздух, а из тела все еще торчал обломок, было видно, что он нуждался в помощи, поэтому Клаус направился к нему. Схватив конец обломка и вытащив его, гибрид ожидал услышать облегченный вздох, но вместо этого раздалось кряхтение. Дыхание еретика сбилось, словно оно тонуло в море, волнуясь и борясь за каждый вдох.       — Что такое? — поинтересовался Клаус.       — Похоже, заноза осталась, — прокряхтел Кай. — Наверное, застряла в сердце.       — Нет, этого не может быть, — махнул головой он. Не медля, он запустил руку в тело парня, четко слыша, как его дыхание становилось все более тяжелым, будто легкие наполнялись не воздухом, а густым сургучным дымом.        — Я должен кое-что сказать… Я был рад, что…       — Я нашел, — внезапно объявил Майклсон. — Давай же, ну… Усилия Никлауса казались такими же бесполезными, как попытка найти иголку в стоге сена, но он не сдавался. Его пальцы тщетно шарились в поиске остатков обломка, когда до его ушей донеслось прерывистое и волнующееся дыхание, которое смешивалось с короткими вдохами, а затем выдохами. Это дыхание совершенно отличалось от предыдущего, оно звучало как… Смех? И тогда до него дошло: Кай «просто» пошутил. Клаус лишь рыкнул и приподнял того за шкирку, как нашкодившего котенка, но в этом ощущалось больше заботы, чем злости. В центре церкви собрались все Майклсоны: кто-то устало прикрыл глаза, кто-то потер лоб, кто-то с отпечатком полной обреченности на лице склонил голову, как вдруг, ни с того ни с сего, вспыхнул огонь.       — У всех нас есть слабости. Вы пришли, надеясь вместе меня уничтожить, но вместо этого потеряли единственное, чем могли воспользоваться! Голос, однозначно принадлежащий Далии, витал в воздухе, но его источник оставался скрытым от глаз.       — Созданное вами оружие теперь стало бесполезным! Внезапно, тетушка возникла прямо возле огня. Держа нож в руке, она подняла его высоко, медленно расцепляя пальцы, пока клинок не упал в пламя.       — НЕТ! — закричала Фрея, но было уже поздно… Огонь охватил нож, и Клаус отвернулся от этого зрелища, хотя ему хотелось закричать, подобно младенцу: во всю мощь легких. Собственная самоуверенность и поразительная невезучесть охватывали его, а ведь им буквально не хватило трех минут, чтобы уничтожить эту ведьму…

***

      Монотонный стук капель за окном отнюдь не успокаивал, напротив, он погружал в состояние, будто медленно угасаешь под гнетом неизлечимой болезни. Лилит стояла у стены, прижимаясь к ней лопатками и затылком. Мельком взглянув на Клауса, она отметила его усталость, которую трудно было не заметить. Его лицо было мрачным, застывшим в хмурости, и даже издалека можно было разглядеть его напряженные плечи, которые казались на ощупь твердыми, как камень. Возможно, было бы правильным поддержать его или хотя бы остаться рядом, но ее охватывало нежелание участвовать в этом разборе полетов. Когда Лилит оттолкнулась спиной от стены и направилась к лестнице, ведущей на второй этаж, еe проводил взглядом Клаус. Он медленно поднес бокал к губам и сквозь стиснутые зубы сделал глоток.       — Ну разумеется, — сказал Майкл. — Глупо было ожидать чего-то иного. Вы потерпели фиаско, и где теперь Далия, никто не знает, потому что она не оставила и следа.       — Невъебенно глупо, — хотел выкрикнуть Никлаус, но из-за стиснутых зубов его слова слышал только он сам. Потерев горящую переносицу и пытаясь уклониться от собственных мыслей, он все же сумел разжать челюсть.       — Мы увидели ее, оценили ее силы, и если это все, на что она способна, — поднялся с барного стула Клаус. — Я не впечатлен.       — Ее цель — не произвести на нас впечатление, — отозвался Майкл. — Она хотела, чтобы мы показали ей наше оружие, и мы, как дураки, сделали это! Они смотрели друг на друга в упор, и было ясно, что ни один из них не желал спасовать и отвести взгляд первым.       — Я все планировала иначе, — начала Фрея. — Вы поторопились и создали лишь единственное оружие, — проговорила она, смыкая губы. — Конечно, она его отобрала, и теперь мы лишились преимущества и необходимых ресурсов для того, чтобы уничтожить ее.       — Ты преувеличиваешь, эти ресурсы легко добыть, — возразил Никлаус. — Давай посмотрим, что нам нужно… Твоей крови у нас в достатке… Норвежская почва тоже не редкость… Хм… Что же еще? Ах, да! Пепел викингов — угнетателей Далии.       — И единственный экспонат из музея, добытый с большим трудом, исчез из-за твоей бестолковой идеи! — воскликнул отец, прерывая его. Клаус сделал резвый шаг вперед и впился пальцами в шею отца, прижав его к стене. Острый конец кола направился прямо к сердцу, заставив сестру взвизгнуть от испуга. Элайджа был вынужден вмешаться, удерживая Фрею.       — Если я почувствую хоть каплю твоей магии, Фрея, я его прикончу, — предостерег Клаус и вновь обратился к отцу. — Кажется, ты не удивлен.       — Предательство в твоей крови, — коротко выдал Майкл. Улыбка, которая почему-то тронула губы гибрида, была странной, болезненной и вымученной, вовсе не ехидной, как подумал его отец.       — Ты борешься ради Фреи. Дочери, которую едва знал, а меня ты какое-то время считал своим сыном, — проговорил Никлаус, мгновенно закрывая и снова открывая глаза, в которых скопились слезы. — Было время, когда тебе просто нужно было быть мне отцом, но даже тогда ты презирал меня! Не так ли? И я хочу знать, почему???       — Не знаю… Просто так вышло. Клаус ожидал, что он вздрогнет, как от удара по щеке, или что его внутренности сделают кульбит, унося их в бездонную пропасть, дна которой не было видно. Однако этого не произошло. Внутри была лишь пустота.       — Это твои последние слова? — спросил Клаус. Отец выдохнул, не обреченно, скорее с нотками тоскливой печали, его взгляд плавно скользнул к его златовласке.       — Фрея, мне так жаль, — ласково улыбнулся он. — Я люблю те… — не успел он договорить, как Клаус вонзил в его сердце кол из белого дуба. Фрея вскрикнула, пытаясь вырваться из рук брата, но его хватка становилась только крепче. Тело Майкла окутало пламя, что заставило ее сердце сжаться, выпуская полные горечи всхлипы.       — Пепел викинга и вправду редок, но нужно лишь найти горящий труп викинга, — иронично подметил Клаус. На дом опустилась скорбная тишина. В ней были погребены горе и печаль, хриплые рыдания и тысячи невысказанных слов. Фрея обняла себя за дрожащие плечи, опустив взгляд.

***

      Пережить ночь оказалось неимоверно трудно. Лилит пришло в голову, что человеческий разум является искусным инструментом мучений. С мастерской точностью и хладнокровием он бил по самым болезненным точкам. Это напоминало бег по кругу, из которого не было выхода. И выхода действительно не было: помимо Далии, у нее появилась еще одна проблема, о которой она намеревалась молчать. Возможно, именно поэтому после вчерашнего ей было уже не до сегодняшнего… Что там происходило в других комнатах и какой был текущий план, она не знала и не спешила узнавать. Ей было известно лишь то, что приходила Далия и объявила, что у них есть время до завтрашней ночи. Она также догадывалась, что Фрея отвернулась от них после смерти отца, и так оно и было, но с одним уточнением. Фрея поставила условие: отныне либо они с Клаусом, либо с ней. А вот сам Клаус не только ставил под сомнение доверие к нему, но и демонстрировал чрезмерную самоуверенность, которая вчера чуть не погубила их всех.       Элайджа толкнул дверь и вошел внутрь. Еще до того, как он переступил порог, до носа дошел резкий аромат красок, примесей масел и растворителей. В воздухе плавала дымка акрила, а сквозь раскрытое окно в комнату проникал сильный ветер, приносящий с собой запах еще не высохшего асфальта после вчерашнего дождя.       — Ты же понимаешь, что на это нет времени, Никлаус? — заявил он, сосредоточенно поджимая губы. — Раз прах Майкла — ключ к победе над Далией, поделись его местонахождением.       — Не вижу никаких причин.       — Всем известно, что, рисуя, ты вынашиваешь план, — отметил Элайджа. — Полагаю, он у тебя есть…       — Ты просишь меня поделиться планами, чтобы немедленно посвятить во все Фрею! — произнес Клаус. — Прости, но нет.       — Брат, ты слишком рискуешь. Один ты не справишься. Этот осуждающий и поучительный тон еще сильнее разозлил Клауса, но от бессвязной злобы его отвлекли эксцентричные штрихи на полотне.       — И кому же мне поручить охрану Хоуп?! — воскликнул он, размахивая руками так, что с кисти покатились несколько капель красок на пол и на стол. — Нашей вновь обретенной сестре с сомнительными мотивами?       — Мы знаем, что у тебя есть проблемы с доверием, но…       — У меня нет «проблем с доверием». У меня есть «я видел это раньше, и я знаю, как это заканчивается», — прервал Никлаус.        — Доверься лишь мне, — шепнул старший брат, быстро оглядываясь, чтобы убедиться в приватности разговора.       — Я хотел бы, Элайджа, — вздохнул Клаус. — Сейчас, как никогда, мне нужен мой брат, мой ближайший союзник, моя кровь, но с тех пор, как мать залезла тебе в голову, ты сам не свой, — произнес он. — Ты потерял былую рассудительность, ты не тот, кем был раньше. Элайджа, которого я знал, не стал бы так отчаянно цепляться за подозрительную незнакомку, говорящую ему то, что он хочет слышать. Элайджа красноречиво взглянул на брата и едва заметно покачал головой.       — Фрея — наша кровь, брат. У нее тоже есть причины желать гибели Далии. У нас нет повода не доверять ей.       — Ох! — вздохнул гибрид. Знакомая зловещая улыбка изогнула его губы. Такая зловещая и мерзкая, что на мгновение в Элайдже возникло желание нанести несколько ударов по этим чертовым губам, чтобы он разучился так делать.       — У меня сейчас уши лопнут от количества спагеттин, которые вы пытаетесь туда затолкать, — воскликнул Клаус. — Как можно доверять той, которая столько лет провела бок о бок с Далией? Может быть, я и поверил в ее историю, но я не могу ей доверять. Следовательно, работать сообща мы не сможем, — произнес он. — Кроме того, я знаю, как одолеть нашего противника без ее помощи.       — Так просвети меня, — попросил Элайджа.       — Откажись от Фреи, и ты узнаешь все! — отрезал Клаус. Старшему Майклсону показалось, что его брат стоит на грани того, чтобы капризно топнуть ножкой и упереть руки в бока.       — Никлаус, это безумие. Хоуп — моя семья тоже. Если ты продолжишь идти этим путем, в итоге навредишь ей, — заявил Элайджа. — Ты останешься один, и не стоит недооценивать то, что я сейчас скажу: я пойду на все, чтобы этому помешать.       — Я тоже, — ответил Клаус. — Выбор за тобой, брат: Фрея или я. К счастью, переливающийся ликованием старший брат больше не произнес ни слова. Но, к сожалению, радость была недолгой, и вскоре Клаус хмыкнул, стоя с выражением лица, говорящим: «Ну конечно же, как иначе?»       — Ясно… — вымолвил он, сжав кисть так крепко, что костяшки пальцев побелели. — Раз я не поддался уговорам, то Элайджа поручил тебе приручить дикого зверя.       — Вообще-то, я думала…       — Благодарю, конечно, — прервал он ее. — Не переживай, я сообщу Элайдже, что ты приходила, так что считай свою обязанность выполненной. Клаус не только не удостоил ее взглядом, но и не прекратил движения кистью, которая задвигалась с удвоенной силой в его руке.       — Никлаус, давай поговорим не потому, что Элайджа попросил, — промолвила она. — Ты нужен мне.       — А моей дочери нужно, чтобы Далию стерли с лица земли! — изрек он.        — Почему ты кричишь на меня? Лилит услышала, как Клаус тяжело вздохнул и поджал губы, едва заметно повернул голову в ее сторону. Состояние глубокой боли и растекшейся во всех смыслах лужицы было хорошо заметно на лице Лилит. Он растерянно моргнул, вероятно полагая, что ему это только кажется. Затем он уставился на нее и скривился. Оказывается, сердце может ощутить одновременно и горечь, и злость на самого себя. Иначе как еще можно назвать это состояние, когда хочется врезать самому себе за свое поведение?       — Я понимаю твое недоверие к сестре, но если бы не она вчера, то мы сейчас не вели бы этот разговор, — проговорила Лилит. Ее слова заставили его еще сильнее скривить лицо, словно он так выражал свое несогласие со сказанным. — Тебе и Фрее было нелегко в детстве, и уж ты-то точно можешь ее понять.       — Да! Какая же Фрея несчастная! — возмущенно воскликнул Никлаус, проводя кистью такую линию, будто он пытался разрубить холст надвое. — Но в этом все дело, — отметил он, пытаясь смягчить свой голос. — Я, как никто, понимаю, как родители могут ненавидеть тебя или обожать, и как это формирует тебя. Разве меня в конечном счете нельзя назвать сыном Майкла? — спросил он. — Поэтому не могу ли я предположить, что Фрея так же опасна, как и Далия?       — Ты впервые упомянул Майкла.       — Прости? — картинно оскорбленный ситуацией, Клаус швырнул кисть в стакан с мутной водой. — Не вижу смысла зацикливаться на погибшем.       — Ты заключил с ним союз, сражался вместе с ним, а потом убил его, — произнесла Лилит.       — Да, во второй раз, и что с того?       — И это вызвало в тебе чувства, — настаивала Лилит. — В тебе поселилась надежда, что, возможно, этот союз станет началом «чего-то». Например, вы могли стать союзниками.       — Единственное вызванное чувство — легкая досада от того, что первого раза оказалось недостаточно, — отвернулся Никлаус, хмыкнув.       — Потому что его последние слова были адресованы Фрее, а не тебе? Это совершенно некстати снова разозлило его.       — А может, просто такой я человек, Лилит? В следующую секунду он со всей яростью заехал ногой по маленькому столику, на котором лежало перепачканное краской полотенце. Затем с мрачным выражением лица приблизился к ней. Она вздрогнула и инстинктивно обхватила себя руками, что вовсе оскорбило его, будто он мог ей физически навредить.       — Убиваю врагов, порой и друзей, предаю собственное семейство… — произнес он с горечью в голосе. — Я бы подсказал тебе раскрыть глаза, но, полагаю, этот этап мы уже прошли. Чьи-то мозги все никак не въезжают в истину, что я вовсе не хороший человек. Возникло ощущение, что кто-то снюхал белую полосу в жизни Лилит. Она приоткрыла рот, собираясь послать его к черту, но на ее губах возникла грустная улыбка, вызывающая душащее чувство вины у него.        — Мы на твоей стороне, Никлаус, — произнесла она.       — Я не могу доверять вам, — коротко ответил он.       — Даже мне? — спросила Лилит, и выражение, появившееся на его лице, заставило ее отвернуться от него.       — Если скажу о своем плане, ты сразу побежишь докладывать Элайдже, — начал оправдываться он. — А он, очевидно, доложит все Фрее!       — В твоем параноидальном уме никому нельзя доверять! Когда это закончится? — спросила Лилит.  Они сверлили друг друга взглядами, вслушиваясь в тиканье стрелок часов на комоде, пока он наконец не преодолел молчание и не заговорил:       — Разве ты не должна быть рядом с нашей дочерью и оберегать ее? — спросил Клаус. — Не думаешь, что это несколько безответственно с твоей стороны? У Лилит возникло желание найти достаточно увесистую металлическую палку и заехать ему по затылку, но пришлось заглушить это желание. Она все-таки была выше его и не собиралась «кусаться» в ответ, вроде: «Наконец-то ты остался один, именно то, чего ты так боялся». Ей, конечно, очень хотелось это сказать, но еще больше хотелось уйти. Вернувшись в комнату дочери, Лилит была до жопы счастлива, когда закрыла за собой дверь. «Она проснулась», — сразу же прозвучали слова. И это было очевидно: не только весь дом содрогнулся от оглушительного рева Клауса, но и его крики, без сомнения, разнеслись по всей улице через распахнутое окно. Лилит забрала свою дочь, осторожно прижав ее к себе. Хоуп, с мешочками под глазами и большими, любопытными очами, внимательно следила за движениями своей матери.       — Это не твоя битва и не битва твоей дочери, — начал Энтони.       — Далия — часть этой семьи, а значит, это наша битва, — ответила Лилит, усаживаясь в кресло. Да, вам не померещилось: в комнате действительно находился Энтони. За это время они виделись не один раз, и каждая встреча открывала новые горизонты. Энтони был одним из тех, кто охранял дом от нависшей угрозы в лице Далии, и благодаря этому они проводили вместе все больше времени. Однако говорить о полном ее доверии было рано.       — Я никогда не просил ни о чем стаю, но, думаю, если попрошу помочь увести тебя отсюда и скрыться от Далии, то они помогут, — предложил Энтони.       — Никлаус раскрывается, когда у него появляется противник. Уверена, план у него есть, — произнесла Лилит.  Ее слова должны были прозвучать уверенно, но это было далеко не так.  Кресло успокаивающе раскачивалось, пока маленькие пальчики перебирали с восхищением кулон матери, на котором была выгравирована буква «М». Однако ни плавное покачивание, ни присутствие дочери не могли утихомирить бурю внутри Лилит. Она перевела взгляд на полку у окна. Там лежал журнал в белой обложке с моделью в свадебном платье, и она поспешила хмыкнуть. В уме прозвучали слова: «В горести и в радости». Кажется, значения этого Клаус не знал, а Лилит была готова записаться на коллективную терапию и там обсуждать, какой мудак ее будущий муж. «Если бы он только знал, если бы знал…» — ворочалось в ее разуме, но резкий визг приятно ударил по ее слуховым органам, отрывая ее от этих размышлений. Лилит осыпала макушку дочери нежными поцелуями, когда ее внимание привлек черный квадрат, из которого транслировались знакомые картинки, — сериал.       — Выключи, пожалуйста, — попросила она.  Энтони обернулся, собираясь произнести, что это премьера нового сезона, но, встретившись с ней взглядом, замолчал. В ее глазах безошибочно читалась причина.       — В свое время Жак заразил меня этим «Сверхъестественным», он был исступленным фанатом, — улыбнулся он, нажимая на красную кнопку на пульте. — Разве не прошло достаточно времени? Лилит не сразу уловила смысл вопроса, но, когда он до нее дошел, она прикусила губу.       — Это больно, — отозвалась она. — Очень. И время не лечит. Это все выдумки, придуманные каким-то бесчувственным психопатом.       — Я думаю, что нам всегда будет не хватать наших родных. Но мне кажется, что даже скучая по ним… В конечном счете они бы не хотели, чтобы мы были несчастными и продолжали горевать. Энтони заметил, что кивок Лилит был настолько искусственным и натренированным, что не мог остаться незамеченным. Она, в свою очередь, поняла, что он разгадал ее, и торопливо уселась в более удобную позу, как в дни, когда посещала кабинет психолога. Лилит попыталась спросить себя: «Зачем ты это делаешь?», но в ее голове не было ни одной ясной мысли.       — Класс… Хорошо, давай поговорим по душам, — сказала она, пытаясь вздохнуть поглубже, чтобы справиться с чувством, будто кто-то медленно выедает ее душу столовыми ложками. — Я смогла попрощаться с Мари, но не с Жаком. Мне кажется, причина именно в этом. Лилит отвела взгляд в сторону. Ее выражение было полностью потерянным и безжизненным.       — Майя когда-то сказала мне, что каждый день живет, будто это последний, не испытывая страха перед смертью. Все потому, что она верит, что за пределами этой жизни ее ждут бабушка и дедушка, — поделилась Лилит. — Это давало мне силы, пока я не узнала, что если умру, то никогда не смогу встретиться с Мари и Жаком. Я — сверхъестественное существо, а они — обычные люди. У нас разные загробные миры… Она тихо щелкнула зубами, но, к счастью, заплакать себе не позволила.        — И все же я думаю, что это к лучшему! Если бы я встретила их, мне было бы стыдно. Думаю, я не оправдала их ожиданий. Она просто пожала плечами, неуместно улыбнувшись, прикрывая накопившиеся слезы в этих жестах.       — Я не знаю, куда отправляются люди после смерти, но я уверен, что те, кого ты любишь, всегда с тобой, — произнес он. — Ты прошла непростой путь, и я убежден, что Мари и Жак гордятся тем, какую потрясающую дочь они вырастили. Эти слова глубоко тронули Лилит. Хотя разговор был не из приятных и явно не способствовал сближению, он определенно отвлек ее от грустных мыслей. Беседа затянулась еще на несколько часов, после чего они все же посмотрели серию сериала. Поздним вечером Энтони ушел, взяв на себя охрану дома, а Лилит, уложив дочь спать, погрузилась в чтение книги. Неизвестно сколько времени прошло, но она была настолько мастером в отрыве от реальности, что даже самый преданный своему делу человек не мог бы сравниться с ней. Только когда глаза стали сухими от чтения, а желудок издал звук голода, Лилит потянулась и встала с кресла.  Вынырнув из комнаты в темный коридор, она бесшумно шагнула по выстланному ковру, как вдруг ее острый слух уловил отдаленные голоса, доносящиеся из самого конца коридора. Там была приоткрыта дверь, сквозь которую пробивался свет. Это была мастерская Клауса. Она на мгновение замерла, мотнув головой, колеблясь между нежеланием возвращаться туда и жгучим любопытством. Все-таки «быть в курсе событий» пересилило все сомнение. С тихим вздохом Лилит взмахнула рукой и едва слышно прошептала: «Envizigri». В мгновение ока ее фигура растворилась в воздухе, становясь невидимой для посторонних глаз.       — Ты поместил их в краски: прах отца, земля со священных мест — все это скрыто у нас под носом. Голос определенно принадлежал Элайдже — такой мелодичный, сдержанный, каждый слог отточен до совершенства. Но к этому совершенству примешался хаос: звуки пыхтения, грохот падающих предметов. Своим замедленным мышлением, ослабленным после чтения книги, Лилит не сразу смогла распознать происходящее, будто ей выпал пазл из тысячи деталей.  И вдруг, когда мимо нее пронеслись две фурии, оказавшиеся сестрами Майклсон, она внезапно ускорилась вместе с ними, но у двери затормозила, двигаясь маленькими шагами. Казалось, что именно так, медленно приближаясь, она сможет обнаружить там совершенно иную картину. Однако, к ее несчастью, когда Лилит приблизилась к комнате, она увидела там Клауса, стоящего на коленях. В его груди торчал золотой кинжал, а его кожа померкла, усеянная миллионами синих венков. Мир рухнул. Как будто этот жалкий кусок ее планеты только что оторвался от орбиты и устремился к Солнцу, оставив лишь пепел. Официально: Лилит оказалась в эпицентре одного из самых ужасных кошмаров. Далия и ее дочь, которую она может забрать, разрушенное доверие к родным и гнев Клауса. Ведь когда он придет в себя… Он отомстит каждому, включая ее. Ведь он вряд ли поверит, что она не была в курсе такого развития событий.       — Все ради Хоуп, — проговорил Элайджа, отступая от тела брата. Скрывающее заклинание исчезло, и Ребекка, стоявшая рядом с Лилит, вздрогнула, уставившись на нее, как на призрака, появившегося в доме после Хэллоуина.       — Ты знаешь, Клаус губит все, к чему прикасается, — выступила Ребекка. Каждое слово звучало не только как оправдание, но и как попытка скрыть страх того, что они встали на сторону Фреи. — Ему нельзя доверять защиту Хоуп. Рука Лилит прижалась к низу груди, там, где был давно заживший и перекрытый татуировкой шрам. Он не беспокоил ее так долго, что она уже забыла о его существовании. Сжатие в этой области настолько тесно переплелось с чувством предательства, что она начала испытывать тошноту от воздуха, который сглатывала.       — Вы только играете на руку Далии! Лилит заметила, как резво к ней приблизился Элайджа, и отступила на шаг.       — Я хочу тебя предостеречь: если ты попытаешься вытащить кинжал или как-то пойти против нас, тебя ждет участь, подобная той, что постигла моего брата, — произнес он. — Все ради Хоуп, — снова напомнил Элайджа. Что ж, раз Лилит дошла до этого момента, ей бы хотелось иметь функцию сохранения, как в игре, но приходилось довольствоваться лишь одним. Бегство — прекрасная стратегия при любых обстоятельствах.