Девушка в красном

Человек может стать тебе близким за три дня. А тот, кто живет рядом с тобой годами, может так и не узнать, что у тебя на душе.

Эрих Мария Ремарк

      Заснуть не получалось — ни попытками считать овец, ни бессмысленным ворочанием с боку на бок. В конце концов, Лилит махнула на это рукой, натянула куртку прямо на пижаму и вышла на улицу. Природа, в своем репертуаре, встретила ее дождем. Она запрокинула голову, глядя в темное небо, и на мгновение захотела наглотаться воды так, чтобы захлебнуться и умереть. Ну или хотя бы подхватить грипп, который свалил бы ее с ног высокой температурой и довел бы до беспамятства на ближайшие несколько дней.  Пересекая двор, она вышла к парку, но вдруг замерла. Жалобный писк резанул по тишине. Лилит нахмурилась и прислушалась. Писк повторился — снова и снова, пробирая до костей, словно ножом по сердцу. Оглядевшись, она заметила рядом с мусоркой черный пакет, который едва заметно шевельнулся. Неприятный холод пробежался по позвоночнику. Сердце заколотилось быстрее. Присев, Лилит торопливо развязала узел. Изнутри на нее смотрели два крошечных глазика — щенок, едва больше ладони, персикового оттенка, дрожал, поджимая лапы. Он даже не пытался гавкать — только пищал, сжавшись в комочек от страха и холода.       — Малыш, кто тебя тут оставил? — едва слышно прошептала она, осторожно касаясь пальцами мягкой шерсти. Щенок дернулся, но, почувствовав тепло, затих. Доверчиво поднял мордочку, заглянул в ее глаза, словно пытаясь понять: не причинит ли эта незнакомая девчонка такую же боль, какую уже успели нанести ему другие.       — Не бойся, маленький, все хорошо… — прошептала она, поглаживая его по голове. Подхватив дрожащего щенка, она опустилась на скамейку, стараясь не делать резких движений. Крошечное тельце буквально выпрашивало тепло, и Лилит укутала его в свою куртку, прижимая к себе.       — Господи… — пробормотала она, бессильно глядя в темноту. — У какой же мрази хватило совести просто взять и выкинуть его? Фонарь над головой мерцал, разливая тусклый свет по мокрому асфальту. В его слабом свете капли дождя казались крошечными осколками стекла, падающими с неба. Чтобы не увязнуть в собственных мыслях, Лилит принялась ковырять скамейку в том месте, где дерево расщепилось. Короткий ноготь на правой руке, и так уже треснувший, окончательно сдался и обломался еще сильнее, но зато удалось оторвать крошечную щепку. Она спрятала ее в левую ладонь и тут же принялась за следующую. Одна щепка, вторая, третья. В ладони скопилась горсть крошечных деревянных щепок, но Лилит продолжала машинально ковырять скамейку, не останавливаясь. Щенок, свернувшись клубком у нее на коленях, едва заметно дернул лапкой во сне, глубоко вздохнул и окончательно расслабился, доверчиво утонув в тепле ее куртки.       — Ну надо же, одна, в темном парке, под дождем, глубокой ночью… Ты хоть осознаешь, что это идеальные условия для маньяка? — раздался голос за спиной. — Не, ну правда, любая нормальная девушка в такую погоду сидела бы дома, укутанная в одеяло, с горячим шоколадом и, возможно, унылым романтическим фильмом. Но нет, ты вместо этого торчишь здесь, под дождем, методично добиваешь несчастную скамейку. Даже я бы сейчас предпочел оказаться дома, чем ошиваться тут.       — Ну так ошивайся, зачем пришел ко мне?        — Вообще-то, мой путь домой как раз проходит через этот парк, и, представь себе, чисто случайно я наткнулся на тебя, — заявил Кол. — И вообще, что у нас тут? Кризисная ситуация? «Хочу об этом поговорить» или «Не лезь не в свое чертово дело»? «Первое», — подумала Лилит.       — Второе, — ответила она вслух. Кол фыркнул, но все же плюхнулся рядом и закинул руку на плечи Лилит.       — Отвали, Кол, — сказала она, сбрасывая его руку.       — Слушай, я не знал, что ты…       — Я была доверчивой дурой, — перебила она. Кол замер, вскинув брови, потом его лицо резко переменилось, и в следующий миг он уже сверлил ее взглядом.       — Воу. Подожди-ка! — вспыхнул он. — С какого, мать его, перепуга ты вдруг пришла к такому выводу?       — Тебе действительно нужны разъяснения? Или, может, ты все же вспомнишь, как клялся, что не расскажешь никому о том вечере? Что даже заикаться на эту тему не будешь?       — Дорогая моя, я всего лишь слегка приукрасил наш с тобой вечер. Знаешь, добавил пару деталей, которых не было, но которые отлично позлили моего дорогого брата. Отличная художественная интерпретация, так сказать, — проговорил Кол, но, заметив, как Лилит резко повернулась к нему с явно недовольным выражением, поспешил поднять руки в притворном жесте капитуляции. — О да, да, я использовал тебя, чтобы насолить брату. И знаешь что? Нисколько об этом не жалею. В конце концов, ты же в курсе, что он отнял у меня полжизни. Я провел столетия в гробу, — прояснил он. — А теперь, внимание, вопрос: что мне остается? Ведь запереть его в гробу не вариант — кинжал на него не сработает, гибрид все-таки. Так что, увы, приходится идти окольными путями и просто доводить его до белого каления. Кол ухмыльнулся и взглянул на нее с лукавым блеском в глазах, многозначительно дернув бровями, словно ожидая аплодисментов за свою гениальность. Лилит, впрочем, не выказала ни малейшего восторга. Она лишь молча сложила руки на груди и отвернулась.       — Ой, ну давай, продолжай изображать обиженку, мне даже интересно, насколько тебя хватит, — протянул он, закатив глаза. — Но ты же сама понимаешь, что предъявить мне нечего. Я ведь не проболтался ни о твоем биологическом папаше, ни о вещах, которые до сих пор заставляют тебя нервно передергиваться. И уж точно не сказал ни слова о той рыжей бестии, которая тоже была с нами в тот вечер.       — Заткнись, Кол, — напряженно процедила Лилит. Он, разумеется, не только не заткнулся, но и расплылся в еще более самодовольной улыбке.       — А с чего бы это? Я, в отличие от тебя, не считаю, что в этом есть что-то постыдное. Давай разберемся, чисто по фактам: твой парень два года водил тебя за нос, твоя подруга умерла, жизнь метала тебя, как ершик в унитазе, и ты решила… Немного отвлечься. Да, винила в этом текилу, но, будем честны, факт остается фактом.       — Я ее не целовала! — выпалила она. — Я была против! Она сама ко мне полезла!       — Вот именно, Лилит. В этом-то и кроется главная проблема, — произнес он. — Потому что, знаешь, это вообще-то я пытался флиртовать с ней. Все, как положено: улыбки, игривые взгляды, легкие касания. Я даже был уверен, что она уже на крючке. А потом… Стоило мне отвлечься буквально на пару минут, а эта очаровательная, страстная рыжая бестия уже оседлала тебя, как ковбойша на родео. И, черт подери, зрелище было не из худших. О да, ты можешь сколько угодно говорить, что была против, но я прекрасно помню, как она вжалась в тебя, как ее пальцы скользнули тебе под майку…       — Боже… — прикрыла глаза она, глубоко вздохнув. — Да, мы целовались. Минуты две. Возможно, три. И да, она меня пожмякала. Но вот этот твой «пальцы под майку» и «оседлала, как ковбойша» — можешь оставить для своей фантазии. Такого не было, — произнесла Лилит. — И вообще, мы разговаривали не об этом. Может, ты и не проболтался о том вечере, но благодаря твоей лжи меня назвали шлюхой.       — Ну, во-первых… — недовольно цокнул языком Кол. — Тебя никто так не называл. Завуалировано? Может быть… — на секундочку задумался он, почесав подбородок. —А во-вторых, почему это я должен чувствовать вину? Это же ты мне не сказала некоторых… Ну, скажем так, пикантных деталей. Например, что ты влюблена в моего брата. Лилит открыла рот, но вместо слов из нее сначала вырвался какой-то возмущенный звук, напоминающий смесь яростного фырканья и сдавленного «что?!».       — Нет у меня никакой влюбленности! — рявкнула она. — Твой брат — редкостный придурок. И если я вообще влюблена, то только в свои отношения с гавайской пиццей. Между ними повисло странное молчание. Дождь давно прекратился, оставив после себя влажный воздух и редкие капли, все еще стекающие с веток деревьев. Лилит взглянула на экран телефона, и ее лицо тут же перекосилось — через пять часов вставать, а школа, как ни странно, никуда не делась. Отличный повод прервать тишину и сказать, что ей пора, но стоило ей пошевелиться, как едва ощутимый вес на коленях тут же ее остановил. Щенок. Он свернулся клубком, утонув в тепле ее куртки, и дышал ровно, доверчиво прижимаясь к ней.       — Я не могу его оставить, — пробормотала она, глядя на крошечное, тeплое существо. — Но и позволить себе забрать тоже не могу. Я даже о себе нормально позаботиться не могу.       — Неужели ты думаешь, что это последнее бездомное животное в этом городе? — спросил он, скользнув взглядом по свернувшемуся клубком псу. — Возможно, завтра какой-нибудь добросердечный ребенок найдет его, притащит домой, будет слезно умолять родителей оставить, и все у него будет просто замечательно, — сделал паузу он, а затем усмехнулся. — Или он попадется не тем детям. Знаешь, люди стали злее. Может, они решат, что маленький беспомощный щенок — отличная мишень для камней. Или игрушка, которая быстро надоест. Или он выбежит на дорогу, и первый же грузовик сделает из него блинчик. Лилит бросила на него взгляд, полный немого осуждения. Теперь благодаря его монологу у нее не осталось выбора. Если с этим щенком действительно что-то случится, ее совесть сожрет заживо и еще потребует добавки. Поэтому, мысленно осыпая его всеми возможными проклятиями, она встала, крепче прижимая к себе теплый, пушистый комок. Они брели по пустым улицам, пока фонари разбрасывали свет на мокрый асфальт. Кол, разумеется, получал эстетическое наслаждение от того, что в очередной раз успешно усложнил кому-то жизнь. Он шел рядом, сунув руки в карманы, наслаждаясь тем, как Лилит без остановки бубнила, перечисляя все, что теперь свалилось ей на голову. В ее доме запрещены животные, нужно купить корм, миски, лежанку, поводок, игрушки — и, что хуже всего, вставать по утрам, чтобы с ним гулять. Когда они наконец добрались до дома, Лилит, изрядно вымотанная, открыла дверь и шагнула внутрь. Кол же остался у порога, но даже беглого взгляда хватило, чтобы оценить масштаб хаоса внутри.       — Ого, а у тебя тут весело было, — присвистнул он, оглядывая разгром. Разбитое стекло, перевернутый комод, подушки, раскиданные по полу…       — Подержи, — сказала Лилит, сунув ему в руки щенка, прежде чем приступить к уборке. — Можешь зайти. Кол даже не сразу осознал, что только что произошло. Он стоял на пороге, держа щенка на вытянутых руках, словно это был не безобидный пушистый комок, а что-то вроде взведенной бомбы.       — Ты… Ты что, только что впихнула его мне?! Я сто лет не трогал этих… — пробормотал он, но договорить не успел — щенок пискнул, ткнулся носом в его ладонь и тут же лизнул пальцы. — Он мокрый. И воняет. И, честно говоря, совершенно не симпатичный... Маленький, жалкий, у него слишком большие уши и вообще… Щенок в ответ тихо пискнул, и Кол закатил глаза, тяжело выдыхая, будто это был последний аргумент, который окончательно его добил. В какой-то момент, сам того не замечая, он уже прижимал щенка ближе к себе, слегка покачивая в руках.       — О боже, ты привела двух красавчиков. За раз! — восторженно выдала Майя, появившись прямо перед Лилит.       — Эм… Да, получается так. Можешь отойти? Ты стоишь там, где разбитая ваза… Ах да, точно, — машинально пробормотала Лилит, покачав головой. — Зачем я вообще это сказала? Ты же физически не существуешь, значит… И вот тут ее мозг, наконец, соизволил подать тревожный сигнал. Лилит резко замерла, осознавая, что была не одна. Черт. В груди неприятно засосало, а в голове услужливо начали выстраиваться возможные сценарии ее дальнейшей жизни. Первый — попытаться сделать вид, что ничего не произошло. Второй — начать заикаться и оправдываться, что, возможно, еще хуже. Третий — начать бегом подыскивать себе уютную палату в местной психушке. С видом на сад. Или все же с мягкими стенами?       — Ты видишь свою подругу, — констатировал он. — Вполне нормально для ведьмы видеть мертвых. Брови ее поползли вверх. Она сжала губы, размышляя.       — Ты думаешь, это из-за того, что я ведьма? — произнесла она, обернувшись. — Или… Или это все-таки больная фантазия, и я потихоньку схожу с ума? Эти слова повисли в воздухе без ответа, и не потому что Кол проигнорировал их. Просто в следующий момент Лилит моргнула — и вдруг увидела, что он уже сидит на диване, устроившись так, будто был здесь с самого начала.       — Как ты зашел? Я тебя не приглашала, — недоуменно выдала она.       — Вообще-то, ты меня пригласила, — выдал короткий смешок Кол, наблюдая, как Лилит явно пытается мысленно восстановить хронологию событий. — О, неужели здравый смысл тебе подсказывает, что не стоило этого делать? Что ж, абсолютно с этим согласен, — кивнул он. — Однако, в общем, мне все равно пора. С этими словами он взял грязного, мокрого щенка и положил его на бежевый диван. Затем сразу направился к двери, потянулся к ручке и, даже не оборачиваясь, бросил ей поспешное «спокойной ночи». Вот только дверь не открылась. Он дернул ручку еще раз. Ничего.       — Ведьма… Как же я вас люблю…       — Ну уж нет, Кол Майклсон, ты никуда не пойдешь, — заявила она. — Во-первых, весь этот разгром — исключительно твоя вина. Если бы ты не распускал язык и не додумывал детали, меня бы не назвали шлюхой, и я бы не психанула. Во-вторых, этот щенок, которого ты только что без зазрения совести бросил на диван, оказался здесь исключительно потому, что ты надавил на мою совесть. И раз уж в обоих случаях виноват ты, то будь добр — оставайся, помоги мне убраться и заодно помой это чудо, пока оно окончательно не испортило диван. Кол выдал короткий смешок, глядя на нее с явным удовольствием, будто только что услышал невероятно забавную историю.       — Ты правда думаешь, что я останусь, помогу тебе прибираться, а потом еще добровольно полезу мыть эту вонючую зверушку? Ох, Лилит, я тебе открою тайну. Мне вообще плевать на весь этот хаос, на твое возмущение, на то, что тебя обозвали и что эта псина сейчас загадит всю твою мебель.        — Знаешь, мне в тот вечер казалось, что ты милый. Нет, правда. Все Майклсоны какие-то… — чуть прищурилась она, подбирая слова. — Клаус вечно играет в великого стратега, устраивает интриги, угрожает, ломает жизни… Элайджа… Он как памятник самому себе. Слишком правильный, слишком сдержанный, с этими пафосными, благородными речами… Финн… Ну, я даже не говорила с ним ни разу, так что тут ничего сказать не могу. Но вот ТЫ… — выдохнула Лилит, задумавшись на секунду. — Ты, конечно, со своими минусами, но при этом какой-то простой. В хорошем смысле. Без всей этой аристократической чуши, без навязанного ореола величия, — пожала плечами она, посмотрев на него. — И если ты действительно сейчас уйдешь… Я буду крайне разочарована в тебе.       — Подожди-ка… Ты сейчас подлизываешься ко мне, так еще и манипулируешь мной?       — Я? — невинно переспросила Лилит.       — О, давай не будем, — скептически хмыкнул Кол, качая головой. — Ты знаешь, что мне глубоко насрать на чужие ожидания и все в этом духе.       — Что ж, тогда иди, — пожала плечами Лилит. — Я же не могу тебя заставить. Подумаешь, потрачу часа четыре, если не больше, чтобы привести зал в порядок. Все одна, в полном одиночестве. Позвать кого-то на помощь? Ну, очевидно, не вариант. Друзей у меня больше нет. Кол смотрел на нее, оценивающе, будто решал, стоит ли ему поддаваться на этот откровенно манипулятивный прием с давлением на жалость. Потом громко выдохнул, демонстративно задел ее плечом и с явным недовольством принялся собирать осколки. Когда зал наконец пришел в свой первоначальный вид, а щенок был вымыт и больше не источал запах уличной жизни, Кол плюхнулся на диван.       — Все, — заявил он, запрокидывая голову назад. — Теперь я официально святой. Лилит тоже устало откинулась на диван, на секунду закрыла глаза, затем тяжело вздохнула. Спустя мгновение, она вдруг осознав, что отдыхать еще рано, потянулась за рюкзаком и вытащила оттуда учебник по химии.       — Подожди… Ты серьезно? — приоткрыл один глаз Кол и лениво взглянул в ее сторону. — После того, как ты устроила погром, посидела под дождем, потом спасла щенка, помыла его, убрала весь этот хаос… И теперь, в три часа ночи, ты решила заняться химией?       — Я, конечно, тоже не вижу в этом смысла, но еще меньше хочу объяснять учителю, почему моя домашка не сделана. Кол в недоумении покачал головой, затем снова взглянул на нее. Что-то странное было в том, как она сосредоточенно писала, время от времени морща лоб, словно всерьез пыталась разобраться в уравнениях. На мгновение ему даже показалось, что он снова в прошлом. Во времена, когда Майклсоны еще были живыми. Когда они действительно беспокоились о вещах, касающихся живых людей. Он отвел взгляд и усмехнулся.       — Аууу, подруга Лилит, как там тебя… Вот ты-то мне и нужна, — протянул Кол, глядя в потолок. — Скажи-ка, ты правда считаешь, что ночи стоит тратить на химию?       — Определенно нет, — моментально отозвалась Майя, сцепив руки в замок. Лилит громко захлопнула учебник, смерив обоих убийственным взглядом.       — Подождите, вы что, сейчас всерьез меня отчитываете за то, что я учусь?       — Абсолютно, — синхронно подтвердили Кол и Майя.       — Ты вообще в курсе, что ночи надо проводить иначе? — продолжил Кол, вытянув ноги.       — В страсти, например, — ухмыльнулась Майя. Кол тут же кивнул, с таким видом, будто действительно видел и слышал Майю.       — Вот именно. Ночь создана для других вещей: адреналина, веселья, чего-то… запретного, — многозначительно повел бровями он, сокращая расстояние. Ладонь мягко скользнула по ее шее, задержавшись на мгновение, прежде чем медленно подняться к лицу. Его пальцы пробежались по ее щеке, спустились к подбородку… И замерли на нижней губе.       — Химия — вещь полезная, но, знаешь… — медленно провел пальцем по ее губе он. — Я тебе покажу, как действительно стоит проводить ночь. Но в следующий миг его лицо исказилось от боли. Кол резко пошипел, дернулся назад и опустил взгляд на место, где лежала ее рука. Ладонь Лилит, покоившаяся на его бедре, сияла насыщенным красным, исходящее от нее тепло неприятно жгло даже через ткань.       — Да какого… — резко оттолкнул ее он, одновременно потирая место, куда она только что приложила свою ведьмовскую силу. — Почему это, черт возьми, так больно?! Лилит, в отличие от него, выглядела абсолютно довольной. Кол шумно выдохнул, потирая бедро, затем закатил глаза и криво усмехнулся.       — Вот знаешь, Лилит… Я действительно люблю ведьм. А брюнеток — особенно. Если закрыть глаза на то, что у тебя в голове целый рой тараканов, ты бы мне даже приглянулась, — протянул Кол, все еще потирая бедро. — Было больно, очень даже, но, знаешь… Даже приятно. Я бы не отказался повторить. Лилит широко распахнула глаза, когда Кол вновь наклонился ближе, его губы расплылись в самодовольной ухмылке, а в глазах вспыхнул знакомый хищный блеск.       — Ах, так вот оно что. Теперь понятно, — протянула она, резко вскакивая с дивана. — Ты не просто наглец, ты еще и извращенец с явной склонностью к садомазохизму. Кол лишь откинулся назад с таким видом, будто только что услышал самый приятный комплимент в своей жизни.

***

      Душ не бодрил. Впрочем, как и растворимый кофе без сахара. Лилит продолжала зевать, натягивая на себя черные джинсы, затем белый свитер со спущенным плечом. Когда голова просунулась в горловину, в мозгу что-то щелкнуло, и она наконец вспомнила: ее байк. Она вчера оставила его на парковке бара, откуда уносила ноги быстрее, чем справились бы колеса старенькой, подержанной Тойоты.       — Чеееерт… — простонала она, хватаясь за голову. — Что это за утро? А ну, Кол, вставай! Разве ты в школу не собираешься? Она пнула парня ногой в бок, но тот даже не шелохнулся. Щенок, уютно свернувшийся у него над головой, тоже не проявил ни малейшего желания просыпаться.       — Ты шутишь? — простонал он. — Лилит, ты же понимаешь, что у меня нет ни единой причины вставать с этой кровати? Она закатила глаза, уже готовая бросить колкость, но внезапный звонок телефона прервал ее. Нахмурившись, она скользнула взглядом по экрану — неизвестный номер. Взяла телефон, нажала на кнопку и поднесла к уху. «Доброе утро, дорогуша. Нам надо с тобой поговорить.»       — Номер, на который вы позвонили, не существует, — ровным голосом сообщила она и, прежде чем абонент успел вставить хоть слово, нажала на красную кнопку.       — Жестоко, — вдруг оживился Кол, отрывая голову от подушки. — Но мне нравится. Он сладко потянулся, довольно ухмыляясь, наблюдая, как она впихивала что-то в сумку, потом чертыхалась, вытаскивала обратно, снова запихивала.       — Слушай… Ты ведь злишься на него. Разумеется, злишься. После всего, что он наговорил… Может, хочешь отомстить? — предложил он. — Ты и я — отличный тандем.       — Если ты намекаешь на то, что мне интересны ваши бессмысленные, братоубийственные игры, то ты, Кол Майклсон, меня серьезно недооцениваешь. Он фыркнул, и тут же снова плюхнулся на кровать, с головой укутываясь в одеяло.       — Господи, ты такая скучная. Лилит проигнорировала это, просто дернула замок сумки и направилась вниз. Спускаясь по лестнице, она уже морально готовилась к предстоящему дню — перспективы, мягко говоря, не радовали. Сначала пешком до школы, потом оттуда же на своих двоих до бара, чтобы забрать мотоцикл, который, без сомнения, уже украсили штрафной квитанцией. Но стоило ей распахнуть входную дверь, как все эти мысли в одно мгновение вылетели из головы.       — Доброе утро, дорогуша, — раздалось с порога, и голос Клауса звучал настолько невозмутимо, что можно было подумать, будто вчерашнего вечера вовсе не существовало. О сегодняшнем школьном дне можно было смело забыть. Лилит молниеносно схватилась за торец двери, собираясь захлопнуть ее прямо перед его носом, но он, предугадав маневр, ловко подставил ногу, пресекая попытку.       — Ах! Ты что-то хотел? Или, может, вдруг решил воспользоваться моими услугами? — перестала давить на дверь Лилит, сложив руки на груди. — Признаюсь, неожиданно. Но, знаешь, я работаю исключительно по вечерам и точно не в этом доме. Хотя, за городом, уверена, найдется отличный публичный дом, где меня можно заказать часов этак на десять. Записать тебя? До Клауса не сразу дошло, куда она клонит, но стоило смыслу ее слов пробиться сквозь его мысли, как во взгляде мелькнуло что-то похожее на… Сожаление? Хотя нет, скорее досада, вызванная осознанием собственной ошибки. Не то чтобы он собирался извиняться. Он? Перед ней? Смешно. Но даже он был вынужден признать, что поступил… Мягко говоря, не тактично.       — Вчера я не это хотел сказать, — наконец заговорил он.       — Правда? — скептически приподняла бровь она. — Ну давай, попробуй оправдаться. Потому что, если мне не изменяет память, ты вчера почти прямым текстом обозвал меня шлюхой. Клаус стиснул зубы, обдумывая, как именно он может объяснить свое поведение, не теряя при этом собственного достоинства.       — Я не должен был этого говорить, но меня спровоцировали.       — Ага, ну конечно, — цокнула языком Лилит. — То есть ты хочешь сказать, что это кто-то другой виноват в том, что ты вчера выдал? Пожалуй, Клауса спасло лишь одно — его взгляд вдруг метнулся за ее спину. Лилит заметила, как его слегка растерянное выражение вдруг сменилось на откровенно убийственное. Что-то подсказывало, что там, позади нее, происходит нечто, что им обоим очень, очень не понравится. Она медленно обернулась… И, разумеется, увидела Кола. Полуобнаженного. Без футболки. Очевидно, он снял ее заранее, явно намереваясь продолжить то, что уже начал.       — О, братец, ты ли это? — с лучезарной улыбкой протянул Кол, без зазрения совести закидывая руку на плечо Лилит. Та лишь обреченно вздохнула и уставилась в пол. — Если твой разговор не жизненно важен, может, ты подождешь, пока мы закончим то, что начали вчера? Да, дорогая? — протянул он с преувеличенной нежностью, склоняясь к ее уху. Лилит закрыла глаза, досчитала до трех, представила, как с силой прикладывает Кола лбом об дверной косяк… И медленно выдохнула. Клаус, тем временем, выглядел так, будто уже мысленно расписывал художественный орнамент на стенах их дома из крови собственного брата.       — Очаровательно, — процедил он сквозь зубы. — Просто очаровательно, а теперь, убери-ка от нее свою руку.        — Или что? — вкрадчиво протянул Кол, склонив голову набок, словно действительно был заинтригован. — Опять пригрозишь мне кинжалом? Ой, стоп… — хлопнул себя по лбу он. — Ах да! Наши родные, любимые, драгоценные члены семьи ведь спрятали от тебя все кинжалы. Какое досадное упущение, Ник! Теперь угрожать-то особо нечем, верно? Кол демонстративно вскинул руки, показывая полнейшее безразличие, сделал шаг за порог… И в тот же миг оказался впечатанным в стену с такой силой, что из его легких вырвался хриплый смешок.       — Ох, братец, она в постели просто огонь… — промурлыкал Кол, растягивая слова с явным наслаждением. — Вполне понимаю, почему ты так зациклился на ней. Беда лишь в том, что, по ее словам, ты ей совсем не интересен. Кстати, знаешь, что еще забавно? Она призналась, что я самый милый в нашей семье. Только представь! Лилит метнула в него убийственный взгляд, но Кол только довольно усмехнулся, понимая, что его слова цепляют Клауса куда больше, чем саму девушку.       — А эта родинка… Ммм… Ровно посередине между ее грудями…       — У нее нет там никакой родинки, — резко отрезал Клаус.       — Уверен? — изобразил невинное удивление он. — У тебя с ней была всего одна ночь, а у меня, как ни крути, целых две.  Он позволил паузе повиснуть в воздухе, наслаждаясь каждым мигом, прежде чем добавить с преувеличенной заботливостью:       — Ой-ой-ой, братец, не кипятись так, а то вдруг еще давление подскочит! Горло сжали с такой силой, что воздух со свистом сорвался с губ Кола. Тот дернулся, закашлялся, но даже так нашел в себе силы хрипло рассмеяться.       — Никлаус! — внезапно раздался голос Лилит, полный злости. — Если ты немедленно не уберешь свои руки от него, я запущу свои в Елену. Хватка заметно ослабла, но руки все еще оставались на шее брата. Оба Майклсона, синхронно, повернули головы в ее сторону и уставились на нее, явно не впечатленные ее угрозой.       — Ладно… — безразлично пожала плечами Лилит, и прежде чем кто-либо успел вставить хоть слово, начала шептать что-то на латыни. Спокойно, размеренно, с такой уверенностью, будто и впрямь проводила древний ритуал. Разумеется, никакого заклинания не существовало. Но об этом знала только она. Клаус недовольно сузил глаза… Но руку все-таки убрал. Кол, потерев шею, бросил на нее задумчивый взгляд.        — Знаете, у вас двоих есть кое-что общее, — заявила Лилит, уходя. — Вы оба идиоты. Оба брата посмотрели друг на друга, и в их взглядах читалось все: раздражение, подозрительность, вечное противостояние, пропитанное старой, уставшей от времени враждой. Кол ухмыльнулся и медленно наклонил голову, позволяя солнечному свету упасть на его шею.       — Ты так смотришь, Ник, будто я только что отобрал у тебя самую ценную игрушку, — молвил Кол. Затем он перевел взгляд на брата и заметил, как тот невольно сжал пальцы в кулаки. — Так ты все-таки влюблен в эту девчонку?       — Почему все так думают? — с искренним недоумением спросил он, приподняв брови.       — Ну, возможно, потому что ты выглядишь так, будто твоя маленькая хрупкая душонка треснула, пока я рассказывал, как мило мы с ней провели ночь… В моей выдуманной версии событий. Клаусу потребовалась доля секунды, чтобы осознать смысл сказанного. Взгляд его слегка потемнел, а губы скривились в усмешке.       — Выдуманной? — переспросил он. — Ты хочешь сказать, что все эти страстные признания, стоны под луной и шепот среди смятых простыней — это просто плод твоей… Фантазии?  Кол задумался. Стоило ли раскрывать все карты? Откровенно говоря, он не видел в этом никакого смысла. Да и особого желания тоже не испытывал. Честность — добродетель, а он, как известно, не был человеком добродетельным. Но что-то внутри неприятно скреблось, как крыса за стеной. Навязчивое, мерзкое ощущение, от которого хотелось передернуть плечами. Совесть? Какая нелепая мысль! Совесть умирает первой, особенно если ты Майклсон. Но, черт побери, это чувство не спешило исчезать. Лилит ведь не сдала его. Она могла, но не сделала. Могла бы с легкостью опровергнуть его слова, назвать лжецом, могла бы уйти, но вместо этого… Заступилась. А ведь никто никогда за него не заступался. И теперь он вспомнил, что ее жизнь и без того была похожа на мешок с камнями, который она тащила на себе слишком долго. Знал, как мир уже не раз и не два швырял ее лицом в грязь, как она вставала, отряхивалась и шла дальше... А теперь он добавлял сверху еще и свое дерьмо? Как-то… Несправедливо, что ли?       — Я ее встретил в соседнем городе. Чистая случайность, — нехотя выдал он. — Она сидела одна в баре, выглядела… Паршиво. Мы разговорились. Выпили. Поиграли в бильярд. Провели какое-то время вместе. Все. Конец истории. Никаких жарких ночей, никаких грязных подробностей. Клаус сузил глаза, в уголке его губ заиграла насмешливая улыбка.       — Лжец. Кол резко обернулся к нему, нахмурившись. О, ну вот этого он точно не ожидал. Обычно, когда он лгал, это можно было услышать за милю. Но сейчас?!       — Если бы все было так, как ты говоришь, — склонил голову набок Клаус. — Лилит бы еще вчера опровергла твои слова. Или хотя бы сегодня. Но она даже не попыталась.       — Слушай, Ник, мне вообще плевать, веришь ты или нет. Это, знаешь ли, не моя проблема. Да и, признаться, не припомню ни одной девушки, которая бы после общения с тобой не оказалась в моральной или, чего хуже, физической яме. Так что, пожалуй, Лилит стоит только поаплодировать за то, что она держится от тебя на безопасном расстоянии, — заявил он. — Однако вчера ты, по сути, обозвал ее шлюхой. И угадай, что случилось потом? Ах да, полгостиной превратился в руины. Так что, возможно, она и решила подыграть, может, даже в каком-то смысле принять эту роль… Но давай подумаем логически, Ник. Девчонка потеряла единственную подругу, от нее отвернулись все, кто у нее был. По сути, ей уже нечего терять. Ты правда считаешь, что она станет рвать глотку, чтобы кому-то что-то доказывать? В глазах мелькнул гнев — на брата, на себя, на всю эту гребаную ситуацию. Но внутри что-то неприятно заворочалось, словно змея, свернувшаяся в клубок в районе солнечного сплетения.       — Оу… Неужели совесть все-таки дает о себе знать? — подался чуть вперед Кол, с нескрываемым интересом вглядываясь в лицо брата. — Так скажи-ка мне, Ник… Что ты ощущаешь прямо сейчас?       — Представь, что из твоей груди вырвали сердце, запихнули его тебе ногой в рот, а на открытую рану высыпали пару фунтов соли. Вот каково это.       — Хм… — задумчиво протянул он. — Звучит больно, дико, немного по-животному… Но возбуждает.       — Какой же ты долбаный извращенец. На секунду повисла тишина. А потом оба одновременно расхохотались.

***

      День с самого начала обещал быть дерьмовым, и, конечно же, сдержал свое обещание. Лилит с ужасом обнаружила, что ее успеваемость стремительно летела вниз. Казалось, еще немного, и оценки сами соберутся в траурный венок. Не то чтобы ее это сильно волновало, но становиться худшим учеником школы тоже не входило в планы. Хотелось хотя бы сохранить иллюзию, что впереди есть выбор, а не просто смириться с приговором и провести остаток дней за кассой, мечтая дотянуть до следующей зарплаты. Дальше – только хуже: химия. Лилит, разумеется, не сделала домашку, но и не она одна. Учитель, вдохновленный этим коллективным саботажем, устроил такую лекцию, что у нее сложилось стойкое ощущение, будто ее мозг сначала пропустили через мясорубку, потом тщательно взбили, а в финале запекли при высокой температуре, щедро посыпав формулами… Но самым убойным оказался не урок, а Кэролайн, поджидавшая ее в коридоре. С выражением прокурора, только что приговорившего ее к высшей мере, Кэролайн выдала монолог о том, какая Лилит черствая, бездушная и вообще худший человек столетия. Пока все пытались выжить, она просто исчезла. Ни помощи, ни поддержки, ни жалкого «как вы там?». И, конечно, в конце подвела итог, что, возможно, они и правильно сделали, отвернувшись от нее, потому что Лилит наверняка с легкостью вонзила бы им нож в спину. Нельзя сказать, что все эти слова прошли мимо. О нет, они впились, оставив после себя неприятный осадок, который намертво прилип к горлу. Хотелось сказать, что она тоже была по уши в дерьме, что никто не протянул ей руку помощи, что, черт возьми, с какой стати она должна была спасать тех, кто отвернулся от нее? Но вместо этого Лилит просто сглотнула все это и посмотрела на часы. Наконец-то длинная перемена. Пожалуй, единственное хорошее, что мог предложить этот день, — возможность вырваться из душного коридора, выйти во двор, спрятаться за угол и закурить. Сигарета уютно грела пальцы, а дым, смешиваясь с прохладным воздухом, почти создавал иллюзию передышки. Почти. Потому что стоило поднять взгляд, как стало ясно: погода могла бы быть прекрасной, если бы не одна надвигающаяся буря. Черная туча по имени Никлаус стремительно приближалась, и что-то подсказывало — сегодняшний день еще не успел достичь дна.       — Такая милая девушка и такая отвратительная привычка, — заявил Клаус, скрестив руки за спиной. В его голосе звучали все фирменные нотки: властность, самодовольство, легкая насмешка — весь этот букет, который неизменно вызывал у Лилит непреодолимое желание запустить в него чем-нибудь тяжелым.       — Сказала бы, что рада тебя видеть, но, увы, не могу, — выдала она, выпуская облако дыма прямо в его сторону. Возможно, надеялась, что он так же бесследно испарится. Клаус, разумеется, не испарился. Он даже не поморщился, просто смотрел на нее с задумчивым прищуром, явно что-то взвешивая в уме. Возможно, на мгновение удивился, как мог упустить тот факт, что она курит. Но куда логичнее было другое объяснение — она закурила недавно. И причина этому лежала на поверхности, настолько очевидная, что даже проговаривать ее было излишним. Смерть подруги.        — Напоминаю, мой рабочий день начинается после десяти. Но если тебя так неотложно тянет к тесному общению, местные школьники, говорят, неплохо обустроили бывшую кладовку для… Углубленного изучения репродуктивной системы. За небольшую плату, возможно, даже составлю маршрут. Они не изменился в лице, ни одной эмоции, но едва заметный наклон головы дал понять, что намек он уловил прекрасно.       — Кол уже сообщил мне, что это было неправдой, — сообщил он с присущей ему невозмутимостью. — В любом случае… Прими мои искренние извинения. Прозвучало это скорее как «на, держи, подавись», чем как настоящее раскаяние.       — Да брось, не в первый раз меня так называют, пустяки, я даже не брала это в голову, — отмахнулась она, натянув на лицо безразличную улыбку. — Но вот от тебя… От человека, который прожил тысячу лет, все же ожидаешь большего. Какой-то аристократичности в оскорблениях, что ли. Или хотя бы базового воспитания, чтобы вообще не говорить такое. Он выслушал это, не перебивая, не усмехаясь, не отмахиваясь, как сделал бы в любой другой ситуации. Он действительно сожалел о своих словах, хотя признавать это было неприятненько. Да и сам момент казался абсурдным — его, древнего гибрида, только что отчитали, как школьника, которому попеняли за дурные манеры.       — Мне жаль насчет твоей подруги, — произнес он, но в ответ получил лишь короткое, едва заметное хмыканье. — Но я здесь не для этого. Я пришел напомнить, что ты кое-что мне должна, —скользнул взглядом по ней он. — Я хочу превратить твоего бывшего парня в гибрида. При этой мысли у Лилит неприятно сжалось сердце, но она заставила себя проигнорировать это и сосредоточиться на лениво плывущих облаках, будто именно они сейчас были главным предметом ее интереса. Однако Клаус, разумеется, уловил малейшее изменение в ритме ее сердца — предательский сбой, который говорил больше, чем любые слова. Он не просто услышал его, он понял, что это значит. Чувства к тому парню у нее все еще были.       — Я могу это сделать? Или у тебя есть встречное предложение, как мы договаривались? — чуть склонил голову он, пристально наблюдая за ее реакцией. — Только имей в виду, ждать я не собираюсь. Я уже и так проявил недюжинное терпение, так что ответ мне нужен сейчас.       — Могу предложить услуги ведьмы в режиме 24/7, — пожала плечами Лилит.       — Заманчиво, но нет, — отрезал Клаус.       — Тогда чего ты хочешь? — спросила она, нахмурившись.       — Хм…  Он улыбнулся, и она мгновенно пожалела, что задала этот вопрос. Потому что улыбка у него была победной, почти удовлетворенной, как у хищника, который только что загнал добычу в угол.       — Как насчет того, что весь этот месяц ты будешь принадлежать мне? — предложил он. — Не волнуйся, я не про сентиментальные глупости. Все гораздо интереснее. Ты будешь выполнять мои приказы сразу, без вопросов, без споров, независимо от того, нравится тебе это или нет. Если мне понадобится помощь ведьмы — ты ее окажешь. Если я решу, что ты должна быть в каком-то месте — ты там будешь, — заявил он. — Ты переедешь в мой дом, потому что мне неинтересно тратить время на поиски, когда ты в очередной раз решишь исчезнуть. Если я захочу, чтобы ты сопровождала меня куда-либо, ты это сделаешь. Если мне понадобится, чтобы ты стояла за моей спиной во время переговоров, ты будешь там стоять... Впрочем, если тебе кажется, что это слишком, я всегда могу вернуться к своему изначальному плану. Нейтан станет очаровательным гибридом, правда? Она загасила сигарету, аккуратно придавив фильтр носком ботинка, затянула паузу еще немного — ровно настолько, чтобы он, возможно, успел подумать, что она действительно обдумывает его условия. А потом, наконец, подняла взгляд.       — Потрясающе. Правда, — сказала она, наклоняя голову чуть в сторону, будто всерьез восхищалась его предложением. — Но знаешь, Никлаус, если тебе так не терпится поиграть в кукловода, может, предложишь эту сделку Кэролайн? Кажется, она вполне подходит на роль твоей ручной игрушки. Слышала, вы отлично провели время на балу.       — Не ревнуй, дорогуша. Я ведь могу подумать, что у тебя есть чувства ко мне, — с притворной заботой отозвался Клаус.       — У меня и правда есть чувства к тебе, — призналась она и он удивленно вскинул бровь, словно на долю секунды даже позволил себе поверить в ее слова. — Я чувствую, что ты действуешь мне на нервы. Он коротко рассмеялся, без удивления, без разочарования — именно такой ответ от нее и следовало ожидать. Лилит же в этот момент скользнула взглядом чуть дальше, за его плечо, и внезапно что-то тяжелым, неприятным грузом осело в груди. Там была Кэролайн.        — Вы отлично смотритесь вместе, я рада за вас, — протянула она медленно, почти любуясь этим моментом. — Хоть кто-то клюнул на твои подарки. Веселое выражение сползло с его лица, уступая место чему-то более мрачному. Как он мог забыть, насколько эта девчонка невыносима? Всего каких-то полминуты — и желание швырнуть ее в ближайшую стену стало почти непреодолимым. Или, что еще лучше, сравнять с землей всю эту обитель местных школьников.       — Могу предложить тебе стать друзьями, — предложила Лилит с нарочитой задумчивостью. — Ну, знаешь, в таком классическом понимании. Где никто никому не принадлежит, а просто… Взаимодействует по обоюдному согласию. Я бы даже сказала, что это почти тоже самое, что ты предложил, только с парой существенных отличий. Например, я буду появляться, когда захочу, а не когда ты свистнешь. Буду помогать, если сочту нужным, а не потому, что ты решил, что можешь распоряжаться мной. О, и самое главное — я сохраню за собой право тебя игнорировать, если мне не понравится твой тон, — пожала плечами она. — Ну и, конечно, классика жанра: друзья дают друг другу советы, поддерживают, обсуждают всякие душещипательные темы. Так что если вдруг почувствуешь потребность в доверительных беседах о смысле жизни — пожалуйста, обращайся.       — Ты шутишь? — рыкнул Клаус. — Ты сказала «друзья»?       — А в чем проблема? — развела руками она, будто действительно не понимала, почему это предложение кажется ему абсурдным. — В конце концов, разве моя идея так уж отличается от твоей? Я все так же выполняю просьбы, оказываю услуги, просто с небольшими уточнениями. Например, я делаю это не потому, что ты так решил, а потому, что я так решила, — произнесла она. — Или тебя так смущает, что статус друзей не позволит тебе снова играть со мной в ту же игру, что и раньше? Хотя, казалось бы, я уже сказала, что все, что было в Бостоне, там и осталось. Что-то внутри щелкнуло. Эта игра с ней зашла слишком далеко, настолько, что теперь он сам уже не был уверен, что именно между ними происходит. Как когда-то она не понимала его намерений, так теперь и он не мог с уверенностью сказать, испытывает ли она хоть что-то к нему. И, пожалуй, это раздражало. Но он ведь Клаус Майклсон. И если кто-то здесь и должен терять голову, так точно не он. Короткий выдох — словно финальная точка. Разворот. И он ушел, оставляя ее позади. Лилит проводила его взглядом, и стоило ему подойти к Кэролайн, как у нее внутри неприятно дернулось. Легкий наклон головы, сцепленные за спиной руки — ровно та же поза, ровно те же жесты. Все то же самое, что он делал, разговаривая с ней. Она невольно пыхнула, раздраженно выдохнув сквозь зубы.       — Вот у тебя голова, вот голова! Туда бы еще мозги — вообще цены бы тебе не было. Резкий голос раздался прямо у нее над ухом, и она вздрогнула. Развернувшись, Лилит широко распахнула глаза. Перед ней, как ни в чем не бывало, стояла Майя.       — Ты же сама его на это спровоцировала, — добавила она. Она приподняла бровь и покачала головой. Тяжело вздохнув, она махнула рукой в сторону Клауса, который уже вовсю распускал перед Кэролайн свой королевский павлиний хвост.       — Ну конечно! Конечно, во всем виновата я! Как же иначе? Должна была покорно кивнуть и сказать: «Да, господин, распоряжайся мной, как хочешь, да будет так, аминь»? — прищурилась она. — Если я поставила точку сейчас, то только потому, что знаю, чем такие игры заканчиваются. Если дать человеку понять, что он может переступать границы, он этим воспользуется. Когда-нибудь стало бы по-настоящему больно. Он бы поступил со мной так же, как Нейтан. Да, я понял основной посыл монолога Лилит: она не собиралась становиться игрушкой Клауса, даже несмотря на его условия, и считает, что правильно поступила, поставив точку в этом вопросе. Но монолог звучит чуть скомканно и требует более четкого раскрытия, чтобы его восприятие было максимально логичным и убедительным.       — Ну конечно! Конечно, во всем виновата я! Как же иначе? Я должна была покорно кивнуть и сказать: «Да, господин, распоряжайся мной, как хочешь, да будет так, аминь»? — размахивала руками она. — Он предложил мне сделку: месяц безоговорочного подчинения. И давай будем честны, эта сделка включала бы в себя куда больше, чем просто подчинение. Все было бы по привычному сценарию: красивые слова, нарушение личных границ, запудривание мозгов, а потом — спасибо, до свидания, было весело. Он поступил бы со мной так же, как Нейтан.       — Ага, допустим, ты права. Тогда расскажи мне, что теперь? Каков план? Уйдешь в монастырь, покаяешься во всех смертных грехах? Или, может, уйдешь в горы, разводить коз и постигать дзен?       — В смысле? — возмутилась она. — Клаус — единственный мужчина на планете? В конце концов, Америка большая, я уверена, что хотя бы один нормальный экземпляр найдется.       — Ну-ну. Посмотрим, как ты запоешь через месяц. Лилит раздраженно закатила глаза, но спорить дальше не стала.       Остаток дня, к удивлению, не пытался добить эмоциональными потрясениями. Он прошел спокойно, размеренно, словно мир решил взять паузу. Она устроилась на веранде с ноутбуком, заканчивая работу, изредка наблюдая за прохожими. Позже прогулялась с щенком, купила для него все необходимое, а когда город провалился в сумерки, свернулась калачиком на кровати, попивая вино и скользя взглядом по страницам книги. Глаза постепенно слипались, буквы расплывались, сознание вязло в тепле. Сон подкрался незаметно, словно дождавшись момента, когда она окончательно потеряет бдительность… Там, во сне зубы выбивали дробь, руки и ноги окоченели, а свет, пробивающийся сквозь крошечные щели, был бесполезен — он не дарил ни тепла, ни спасения. Она помотала головой, чувствуя, как затекшие мышцы отзываются неприятной ломотой. Внезапно что-то под ней хрустнуло. Лилит замерла. Дыхание перехватило, взгляд метнулся в темноту, и в следующую секунду ее сердце пропустило удар, когда в тишине раздался шепот:       — Спи, мышонок.       — Нет… Это не реально… — прошептала она, но слова утонули в темноте. Попытавшись сдвинуться хоть на пару сантиметров, она наткнулась на что-то твердое. Липкий страх скользнул по позвоночнику, пальцы нервно заскользили по поверхности… Ткань? Нет, что-то другое. Гладкое, но неровное. Выемки, выступы… Как будто… Кости. Человеческие кости.       — Нет…  Паника ударила с размаху, холодной волной захлестнула тело, скользнула к горлу, сдавила его, мешая дышать. Запертая. В гробу.       — Выпусти меня! — голос дрожал, срываясь на крик. — Прошу, выпусти меня! Она с силой ударила кулаками в крышку, снова и снова, ногти скользили по деревянной поверхности, оставляя царапины. Она колотила изо всех сил, пока пальцы не онемели, а ладони не покрылись ссадинами. Воздух стремительно тяжелел, а слезы скатились по щекам.       — Пожалуйста, отец… Мне страшно… Звук резанул тишину, заставив дернуться. Земля посыпалась сверху, ударяясь о крышку гроба.        — Нет… Отец! Отец! Выпусти меня! Воздух, который она отчаянно глотала, застревал в горле, не доходя до легких. Паника вспыхнула с новой силой, грудь сдавило, пальцы вцепились в шею, пытаясь вырвать хоть каплю кислорода.  Резкий, пронзительный писк взорвался в ушах. Мир дернулся, перевернулся, и Лилит распахнула глаза, жадно втягивая воздух, вырываясь из удушающих объятий кошмара. Рядом жалобно скулил щенок, тревожно тыкаясь мокрым носом в ее руку.       — Майя? Майя? — голос Лилит сорвался на хриплый шепот, растаяв в тишине. Она огляделась, но комната была пуста — подруги нигде не было. Лилит с трудом поднялась, ощущая, как ноги подкашиваются, и, держась за стену, доковыляла до ванной. Включив кран, она зачерпнула горсть ледяной воды и окатила лицо. Первое, что пришло в голову? Она бредит. Возможно, от перегрузки эмоциями. Возможно, незаметно получила удар молнией. Возможно, бокал вина на самом деле был не бокалом, а целой бутылкой. Потому что, черт возьми, это не могло быть ее новой реальностью. Кошмары, которые, давно остались в прошлом, вернулись, а шрам под татуировкой болезненно пульсировал. И если это всего лишь случайность, то почему казалось, будто она рухнула в ту самую бездну, из которой когда-то выбралась? Все вернулось: подавленные эмоции, панические атаки, бессонные ночи, стиснутые зубы, дрожащие пальцы…

***

      Школьный день, на удивление, оказался не таким уж паршивым. Лилит успешно сдала реферат, абсолютно уверенная, что преподаватель не посмеет поставить ей что-то ниже высшего балла. Контрольная по английскому тоже прошла без проблем. Плюс, учитель литературы, видимо, решил, что его миссия по пытке учеников закончена, и не устроил традиционный допрос в духе «а что хотел сказать автор?». Еще одно чудо дня — урок физики благополучно накрылся медным тазом, потому что учитель заболел. Лилит, конечно, не была жестоким человеком, но факт оставался фактом: отсутствие этого урока улучшило ее жизнь хотя бы на сорок пять минут. Выйдя из класса, Лилит направилась к своему шкафчику, но внезапно замерла. Знакомый голос прорезал пространство, заставив ее скривиться. Клаус. Этот бессмертный мучитель нервных клеток расхаживал вокруг Кэролайн с самодовольным видом, словно мартовский кот, у которого наконец-то появились шансы. И, конечно, день не мог пройти настолько гладко. Где-то в воздухе уже витал запах подлетающего говнеца… Лилит не ревновала. Нее. Это было не похоже на ревность. Просто… Было мерзко. Неприятно до зубного скрежета наблюдать за этой сценой, неприятно ощущать себя идиоткой, которая когда-то всерьез допустила мысль, что могла ему нравиться. И вот теперь перед ней стояло наглядное напоминание о том, какая же она дура. А еще… Она была одинока. Не только потому, что рядом не было друзей, но и потому, что у нее не было парня. А одинокие люди, вообще-то, не любят наблюдать за счастливыми парочками. Это низко. Все равно что притащить ящик пива на встречу анонимных алкоголиков. Лилит, конечно, не могла упустить возможность оценить Кэролайн взглядом. Такие вещи делались автоматически — на уровне инстинктов. В конце концов, любая женщина, встретив другую, хоть мельком, но замечает детали. Они были разными — внешне, внутренне, по всем параметрам. Словно два полюса. И в этот момент ее голубые глаза встретились с его зелено-голубыми глазами. Несколько секунд — слишком долгих, слишком напряженных. Что-то неприятно сжалось внутри, будто под самым нутром полоснули ножом. В груди разрасталось мерзкое, глухое чувство, которое разъедало изнутри, как яд. Наверное, это и была ненависть. Наверное. А потом Клаус скользнул по ней взглядом — холодным, отстраненным, с легким налетом презрения, и тут же отвернулся, одаривая Кэролайн самой теплой, самой обворожительной улыбкой. Лилит стиснула зубы, чувствуя, как внутри что-то уходит в пустоту, проваливается в бездну. А потом вдруг ощутила его. Ее внутренний волк прошелся лапой по душе, будто утешая: не переживай, это временно. Мы прорвемся. Ты не одна. Давай-ка уходи отсюда. Сейчас время ланча, а жрать, между прочим, важнее, чем вот это жалкое представление. Она моргнула. Да. Он прав. Еда – это святое. Универсальное утешение, проверенное веками. Что бы ни случилось – война, предательство, личные кризисы — тарелка вкусной еды никогда не посмотрит на тебя с холодным презрением. Развернувшись на каблуках, Лилит направилась в столовую. Спустя минуту уже стояла в очереди и наполняла тарелку едой. После чего оглядела столовую. Затем оглядела столовую. На самом деле, стоило бы найти кого-то, с кем можно было бы поболтать хотя бы в стенах школы. Просто для фона, для создания иллюзии нормальности. Лилит даже хотела быть дружелюбной. Но дружелюбие — это скользкая дорожка. Оно приводит к появлению друзей. А друзья приводят к телефонным звонкам и сообщениям, к ночным разговорам под одеялом, которые сначала кажутся безопасными. Теплыми. Уютными. Но опасными. Ты становишься доверчивым. Уязвимым. Оставляешь щели в своей броне, через которые кто-то рано или поздно найдет способ ударить ножом. Не обязательно. Но шанс велик. Нет, ей это не надо.       — Ты забрала последний пакетик с шоколадным молоком, — прозвучало рядом. Она медленно подняла взгляд и… «Отлично». Перед ней стоял парень, который выглядел так, будто только что сошел с постера фильма, где главный герой — тот самый тип, от которого хочется одновременно сбежать и задержать взгляд подольше. Потому что ну вот почему у него такие скулы, будто высечены из камня, густые брови, как будто он их специально укладывает, и серо-зеленые глаза, напоминающие зимнее море Нантакета — холодные, глубокие, до жути хитрые, которые буквально кричали: осторожно, этот ублюдок что-то задумал. Тело среагировало быстрее, чем разум. Лилит развернулась, молниеносно нашла свободный столик, воткнула трубочку в пакетик и сделала глоток, надеясь, что на этом ее приключение с шоколадным молоком благополучно завершится. Ага, конечно. Потому что стоило ей хотя бы попытаться насладиться моментом, как за ее стол вдруг уселась целая компания парней.       — Что насчет субботы? Гонки все еще в силе? — поинтересовался один из парней.       — Не, в школе же вечеринка будет, — отозвался другой.  Лилит молча сделала еще один глоток молока, мысленно надеясь, что ее не втянут в этот разговор. Из всей компании она знала только одного — того самого парня, который пару минут назад обвинял ее в присвоении последнего пакетика. Адам Кинг. В любой школе есть свои короли и королевы, и после выпуска Нейтана именно он занял этот трон. Он учился в параллельном классе, но Лилит никогда не вникала в подробности его жизни. Во-первых, ей было плевать. А во-вторых, все было до ужаса предсказуемо: типичный представитель золотой молодежи, которому с детства позволялось все. Фамилия Кинг в этом городе звучала так же громко, как Локвуды. Деньги, влияние, связи. Его отец, как и отец Тайлера, занимал важный пост в городской администрации, а мать… А мать хрен его знает, потому что Лилит было плееевать на чью-то биографию.       — А ты пойдешь на вечеринку? — спросил Адам, бросив на нее взгляд. Ох ты ж. Здрасьте, приехали. Лилит не поверила бы в дружеский интерес, даже если бы он торжественно вручил ей подписанный нотариусом документ, скрепленный его собственной кровью. Это определенно была какая-то игра, только вот правила, как водится, знал только он. Потому что как еще объяснить тот факт, что за все годы в школе Адам ни разу не обратил на нее внимания, а теперь сидел за ее столом в окружении своей свиты, будто это было в порядке вещей? На тарелке перед ней лежал салат с соусом Ранч. Лилит спокойно воткнула вилку в зелень и, демонстративно игнорируя вопрос, принялась за ланч. Судя по тому, что Адам лишь ухмыльнулся, его это ни капли не удивило.       — А вечеринка у Тайлера разве не в субботу? — спросил парень, сидевший слева от нее. Как назло, именно в этот момент мимо проходил Тайлер. Завидев Лилит среди своей компании, он резко затормозил, будто увидел собаку, сидящую за рулем автомобиля. Брови дернулись вверх, во взгляде промелькнуло недоумение — каким, чертом, боком она здесь оказалась? На пару секунд он завис, стоя с подносом и явно пытаясь решить: сесть за стол, как будто ничего странного не происходит, или развернуться и уйти? Второй вариант выглядел бы слишком подозрительно — вот так просто взять и проигнорировать свою же компанию? Вопросы бы посыпались мгновенно. Так что Тайлер, пусть и с неохотой, но сел.       — Когда у тебя вечеринка? — поинтересовался Адам, бросив на него быстрый взгляд.       — На следующей неделе, в субботу, — ответил Тайлер.       — Крутяк. — ухмыльнулся Адам и снова повернулся к Лилит. — Так что, пойдешь на вечеринку к Тайлеру? Ну да, конечно, побежит, аж пятки засверкают. Лилит скосила взгляд в сторону Тайлера. Тот, разумеется, тоже смотрел на нее. Пауза затянулась, вырастая в какое-то странное молчание. Тайлер едва заметно повел плечами, будто пытаясь сбросить напряжение, но только сильнее напрягся. В какой-то момент он даже сделал короткий вдох, будто уже приготовился к тому, что она скажет что-то в его сторону. Но она просто хмыкнула и отвернулась.       — Серьезно? Ты снова проигнорируешь мой вопрос? — приподнял брови Адам, изображая искреннее удивление. И прежде чем она успела хоть как-то отреагировать, он протянул руку к ее шоколадному молоку. Медленно, демонстративно, так, чтобы у нее было достаточно времени либо сказать что-то, либо остановить его. Но она даже не дернулась, а он без малейших угрызений совести взял пакетик, поднес к губам и сделал глоток, не сводя с нее взгляда.       — На самом деле, есть столько вещей, которые я хочу сказать в ответ, но все они начинаются со слов «иди на…», поэтому я просто промолчу, — наконец выдала Лилит. Молоко, бесцеремонно отобранное прямо у нее из-под носа, стало последней каплей. Очевидный намек на то, что задерживаться тут дольше — идея так себе. Она встала, забрала поднос и развернулась, уже собираясь уйти.       — Спасибо за молоко, Лилит, — усмехнулся Адам.       — Не подавись, — бросила она через плечо. Школьный день подошел к концу, и поток учеников медленно выливался за пределы здания. Кто-то задерживался у шкафчиков, кто-то спешил к автобусам, а кто-то, как Лилит, привычно двигался по своему маршруту, уткнувшись в телефон. Она быстро печатала что-то на почту, сосредоточенно вбивая текст, когда услышала:       — Нейтан! Лилит машинально повернула голову и застыла. О, отлично. Просто замечательно. Видимо, ее мозг решил поиздеваться над ней и привел ровно в тот район, где жил ее бывший. А в комплекте с этим шел еще бонус — на балконе появилась светловолосая девушка. Она была в одной лишь клетчатой рубашке, которая прикрывала ее бедра. Очевидно, мужской. Очевидно, принадлежащей Нейтану. И сам он появился на балконе спустя пару секунд — спокойный, расслабленный, абсолютно довольный жизнью. Он по-хозяйски притянул ее за талию и поцеловал. Она тут же прильнула к нему, обвила руками его плечи, и буквально через мгновение это уже больше напоминало сцену из голливудского фильма. Не просто поцелуй, а тщательно выверенное зрелище: красиво, страстно, с идеальным наклоном головы и отрепетированными движениями рук. Лилит прикусила губу, глядя на эту картину. Сердце все еще болело. Мозг — ненавидел. Она не ждала извинений. Не ждала слез раскаяния. Единственное, чего она действительно ожидала — что его хотя бы немного будет мучить совесть за все, что он сделал. Ну, хоть малейшее угрызение. Маленькое. Микроскопическое. Но нет. Нейтан жил своей жизнью. Без сожалений. Без колебаний. Без оглядки назад. И Лилит тоже. Она развернулась, двинулась дальше и, наконец, зашла в дом.

***

      День медленно перетекал в вечер, окрашивая небо в мягкие оттенки заката — теплые оранжевые всполохи смешивались с размытым розовым светом, постепенно угасая за горизонтом. Лилит заняла уже, пожалуй, излюбленную позу — устроилась на подоконнике, вытянув ноги и удобно прислонившись плечом к раме открытого окна. В одной руке тлела сигарета, из которой поднимался дым, а другой она машинально поглаживала щенка.       — Тебе одиноко. Лилит не дернулась, не оторвала взгляда от сигареты, только глубже затянулась. Голос был хорошо знаком, но само его появление — неожиданным. Если честно, она уже подумала, что Майя исчезла навсегда, потому что ее давненько не было видно.       — Тебе нужен человек. Лекарство, понимаешь? Кто-то, кого можно обнять, кто не будет задавать глупых вопросов, просто останется рядом, пока ты снова сможешь дышать.       — Ты предлагаешь мне завести плюшевого медведя? — спросила Лилит.        — Я предлагаю тебе перестать играть в ледяную королеву и хотя бы попробовать открыть дверь, когда в нее стучат, — тяжело вздохнула Майя, опускаясь на диван. — Ты ведь даже не пытаешься. Легкий ветер шевелил пряди волос, сигарета тлела в пальцах, оставляя в воздухе едва уловимый запах горького табака. Спустя секунду она стряхнула пепел, погасила сигарету и, не проронив ни слова, потянулась за телефоном. Повернув экран к подруге, молча продемонстрировала короткую переписку с Колом. «Ты серьезно считаешь, что, предложив мне чай или что-нибудь покрепче, можешь рассчитывать, что я сорвусь к тебе посреди ночи? Чтобы сидеть, пить и снова слушать твою исповедь о прошлом? Лилит, дорогая, будь серьезней. Я не думаю, что две встречи делают нас друзьями.» Майя медленно подняла брови, пробежалась взглядом по экрану, затем перевела его на Лилит и прищурилась.       — Ох… Неприятненько-то как... Лилит молча заблокировала телефон, еe лицо осталось таким же непроницаемым, но где-то на задворках сознания противно ныло что-то ненужное, неуместное, раздражающее. И ещe что-то глухо стучало — вероятно, сердце, если верить научным теориям. Вот только обществу до этого не было дела. Для них Лилит уже давно перестала быть человеком. Монстр. Отродье.       — Что ж, если ты все-таки решила появиться… — неторопливо слезла с подоконника она. — А мне как раз скучно…       — Одиноко, — поправила Майя. Лилит не удостоила ее ответом, лишь спустя мгновение выудила из шкафа бутылку, а следом за ней рюмку.       — Ты хочешь променять хороших людей на бутылку текилы? — спросила она. — Текила вредна для организма, знаешь ли. Она не пишет, не звонит, и просыпаться с ней — так себе удовольствие.       — Зато с ней будет весело. Лайма не было, лимона — тоже, зато в холодильнике обнаружилась банка консервированных ананасов. Выбор так себе, но жизнь тоже редко предлагала что-то получше. Так что рюмка за рюмкой текила текла внутрь, оставляя после себя лишь жгучее тепло, терпкий привкус на языке и ту пустоту, которую, как всегда, не удавалось заполнить. Спустя какое-то время из динамиков грянула поп-музыка, и она начала двигаться в такт. На особенно драматичном припеве она шлепнулась спиной к стене, после чего потерлась о нее задницей, выдавая сомнительную, но хорошую попытку тверка.       — Знаешь, если бы стены могли говорить, эта бы сейчас умоляла тебя остановиться, — заявила Майя, скрестив руки.       — Ты еще не видела мою лунную походку, — с непоколебимой уверенностью заявила Лилит, несмотря на явную ватность в ногах. Сделав резкий разворот, она медленно поплыла назад, напевая Billie Jean.       — Так, заканчивай уже, — с явным раздражением бросила она.       — Что, уже достала? — схватила пачку чипсов Лилит. — Чипсинку хочешь?       — Издеваешься?! Ах да. Майя же не могла — призрак, галлюцинация, кто разберет? Лилит закатила глаза, бросила чипсину обратно в пачку и направилась к кухне. Три рюмки ушли внутрь, после чего она вскинула руки и триумфально, выкрикнула: «Юху!» Ее голос почти слился с музыкой, но сквозь грохочащие басы пробилась знакомая мелодия. Она машинально скользнула взглядом по телефону, увидела мигающий экран, замерла на секунду, а потом, не меняясь в лице, плеснула себе еще одну рюмку.       — Может, все-таки ответишь? — поинтересовалась Майя, наблюдая, как телефон гаснет, а потом снова загорается в пятый раз.       — Гостей я не жду. Зачем мне брать трубку? Сижу. Отдыхаю. Раз звонят — значит, живые, в конце концов. Этого уже достаточно, — хихикнула она, опрокидывая алкоголь внутрь. В этот момент в дверь позвонили. Лилит сделала вид, что ничего не слышала. Может, показалось? Но нет, звонок повторился, на этот раз более настойчиво. Она скользнула взглядом в сторону входа, безразлично пожала плечами и потянулась за очередной рюмкой, но звонок сменился громкими, требовательными ударами, от которых дверь ощутимо вздрогнула. Лилит с явным нежеланием протянулась к колонке и нажала паузу. Музыка оборвалась, оставляя после себя звенящую тишину.       — Это что, полиция антивеселья? — пробормотала она, косо глянув в сторону двери.       — Лилит! Открой немедленно, — донесся раздраженный голос с той стороны. Ах, уже несется, сломя голову! Она протянула пару лишних секунд, а затем, с величайшей неохотой, распахнула дверь.       — Я подарю тебе пособие под названием «Как ответить на телефонный звонок» или «О, эта загадочная зеленая кнопка!», — крикнул Деймон. Рядом с ним стояли Стефан и Клаус, и их появление сразу намекало, что этот визит явно не ради светской болтовни и чашки чая.       — Только не говорите, что все настолько плохо, — оперлась плечом о дверной косяк она. — Я, если что, слегка… Не в кондиции.       — Елена пропала, — без предисловий заявил Деймон, словно выдавал сводку новостей, в которых это событие уже вошло в разряд еженедельных.       — И что мешает вам обратиться к Беннет? — без особого энтузиазма уточнила Лилит.       — Она временно без магии, — с раздражением барабанил пальцами по стене Деймон.       — Подождите-ка, — с преувеличенным удивлением она, прижимая руку к груди. — Вы хотите сказать, что Беннет без магии, а я тут совершенно ни при чем? Ох-ох, — медленно покачала головой она, словно искренне огорченная этой новостью. — Вы ведь не забыли, что я больше не тот человек, который разруливает ваши проблемы? Так что, как бы ни была захватывающей очередная драма двойника, боюсь, вам придется искать другого добровольца. Деймон, разумеется, знал, что она так скажет. Как знал и то, что все ее громкие заявления — не больше чем бравада. Ей хватит одной детали, одной мелочи, чтобы снова оказаться по уши в этом дерьме.       — Ну, конечно, можешь остаться в стороне. Просто потом не ной, если окажется, что когда все полетит к черту, этот груз вдруг окажется и на твоих плечах. Лилит коротко усмехнулась, качнув головой. Вот же тварь. Вот же крыса. Знает, куда давить. И что самое отвратительное — он, сука, прав.       — Двигайся, обсудим план по дороге.  Она хмыкнула, но все же вышла. На ней были только пушистые белоснежные шорты, такая же кофта и тапочки — выбор, мягко говоря, не подходящий для прогулок в октябрьский холод. Ледяной воздух тут же впился в кожу, пробежался по ней колючими мурашками.       — Ботинки и куртку можешь надеть, — произнес Деймон.        — Благословение святого Сальваторе? Какая честь, — усмехнулась она, шагнув вперед. — Но нет, я не нуждаюсь в советах. Лилит устроилась на заднем сиденье рядом с Деймоном, лениво откинувшись назад. Стефан занял место за рулем, Клаус расположился рядом, и вскоре машина тронулась с места, увозя ее в очередную сомнительную авантюру.       — Тебе нужно позвать хозяина дома, а когда он выйдет, убить его. Дальше мы разберемся сами, а ты просто спокойно посидишь в машине.       — Вы издеваетесь? — возмутилась Лилит, бросая на них недоверчивый взгляд. — Вытащили меня среди ночи, втянули в очередную передрягу, и все ради того, чтобы я просто выманила какого-то типа? Серьезно? С этим заданием любой из вас мог бы справиться.       — Он уже видел нас всех, — сообщил Деймон. — Он не дурак и ни за что не выйдет за порог, если не будет уверен, что это безопасно. Ну и, конечно, дом набит вампирами, так что, если что-то пойдет не по плану… У нас есть ты. И в этот момент ее осенило. «Посидишь в машине, если все пойдет по плану.» Какая забота, какая нежность. Почти трогательно. Вот только если что-то пойдет не так, а оно, конечно же, пойдет — ее бросят в пекло без лишних колебаний, потому что «у нас есть ты». Она не напарник. Не игрок. Просто пешка. А пешка — это та, кого жертвуют, когда ситуация выходит из-под контроля. Расходный материал, инструмент, которым можно воспользоваться, если что-то идет не по сценарию. И Лилит прекрасно знала, что если вопрос встанет между ней и Еленой, выбор будет очевиден. Стефан и Деймон без колебаний поставят жизнь двойника выше любой другой. Как, впрочем, и Клаус.       — Ты поняла? — переспросил Клаус, впервые удостоив ее взглядом. Быстрый, оценивающий, пронизывающий до самых костей.       — Так точно. Машина плавно затормозила у обочины, на мгновение выхватывая фарами дорогу и дорожный знак, прежде чем свет погас, утопив их в ночной тени. Деймон, Стефан и Клаус заняли свои позиции: кто-то выжидающе замер ближе ко входу, кто то пошел к второму выходу дома.       — Мы будем наготове. Приступай, — спокойно бросил Деймон. Кулак трижды постучал по двери. Тишина. На мгновение показалось, что никто не откроет, но затем в глубине дома послышались приглушенные шаги. Замок щелкнул, дверь приоткрылась, и на пороге появился мужчина — крепкий, лет сорока. Между ними завязался короткий, почти будничный разговор. Лилит сыграла на простом и проверенном — немного растерянности в голосе, легкая дрожь в пальцах, неуверенный взгляд. Она сбивчиво объяснила, что потерялась, заблудилась, телефон разрядился, а ей срочно нужно позвонить. Мужчина клюнул на уловку и, бросив на нее последний оценивающий взгляд, все же потянулся за телефоном. В этот момент Лилит едва слышно прошептала заклинание. Его тело дернулось, будто кто-то резко дернул за невидимые нити. Пальцы замерли в воздухе, глаза расширились, а через секунду он рухнул на пол. Деймон и Клаус мгновенно рванули к входу, готовые воспользоваться открывшейся возможностью. Но что-то пошло не так. Хозяин дома лежал внутри, а вот пешка уже успела переступить порог.       — Лилит! — шикнул Деймон, тут же пытаясь шагнуть за ней, но внезапно застыл, словно врезавшись в невидимую стену. — Почему я не могу войти?! Стефан, услышав, что что-то пошло не так, подбежал к двери и повторил попытку. Бесполезно. Невидимая преграда не подпускала их внутрь. Клаус молча наблюдал за их попытками, затем хмуро прищурился, медленно осознав, в чем подвох. С явным недовольством он ударил ладонью по закрытой двери и произнес:       — Потому что она его не убила. Дом был самым обыкновенным, типичным представителем американского жилья. Зато на столе красовалось нечто куда более стоящее внимания — три совершенных, идеально круглых пончика, утопающих в щедром слое глазури. Лилит скользнула взглядом по комнате: дверь, труп, пончики. Приоритеты расставились мгновенно. Протянув руку, она схватила один и тут же впихнула себе в рот, едва сдержав довольный стон.        — Ну и кто пустил сюда мусор? — раздался голос, заставляя ее поднять взгляд.       — Это вообще-то пончик, — возмущенно возразила она. — И я не позволю его оскорблять! Вампир сорвался с места, его силуэт размазался в воздухе, но Лилит даже не дрогнула. Одно движение — и в ее руке появился кухонный нож, второе — и лезвие вспороло его горло от уха до уха. Разрез вышел чистым, точным, будто его нанесли скальпелем. На мгновение все замерло, словно сам мир задержал дыхание, а затем кровь хлынула наружу бурным, пульсирующим потоком, разлетаясь алыми брызгами по полу, стенам и, конечно же, по самой Лилит. Теплая, липкая жидкость стекала по коже, пропитывала одежду, оставляя после себя насыщенный запах. Это не вызывало отвращения. Напротив. В этом было что-то неправильное… Но пугающе приятное. Медленно облизав губы, она пробовала запретную субстанцию, наслаждаясь металлическим привкусом, как вдруг услышала крик:       — Тварь! Ну что ж, с этим трудно было поспорить. Однако кричать на того, кто только что в одиночку устроил кровавую баню — ход, мягко говоря, неразумный. Мужчина метнулся к ней, схватил за руку, уже готовясь вонзить клыки в ее шею. Но стоило ей сжать его запястье, как все изменилось. Она вытянула из него всю магию, опустошая до последней капли. Его тело дернулось в судороге, потеряло всякую силу и намертво рухнуло на пол.       — Ну что ж, господа… — ее губы тронула легкая улыбка. — Кто следующий? Едва следующий вампир выскочил из угла, как тут же полетел обратно. Лилит переместилась к нему, и, не давая времени даже осознать, что происходит, воткнула лезвие прямо в глаз. Оно безжалостно вспороло ткани, пробивая хрупкие нервные окончания, глубже, глубже, пока глазное яблоко не поддалось под давлением, лопаясь, выпуская густую, тeмно-красную жидкость. В тот же миг раздался болезненный рeв, настолько пронзительный, что где-то в глубине дома одинокая статуэтка на полке слегка покачнулась. Но рев оборвался так же резко, как начался, когда сердце, еще секунду назад бившееся в его груди, уже лежало на пол. Остальные нападения были не настолько фееричными, чтобы хоть как-то запомниться. Все закончилось быстро, почти буднично. Она лишь скользнула взглядом по разбросанным по дому телам, словно оценивая последствия небольшого, но крайне продуктивного хаоса.       — Все живые, поднимите руки! — громко объявила Лилит, проходя по комнатам. Ответа, как и следовало ожидать, не последовало. Но в одной из комнат ей все же повезло найти кого-то относительно целого.       — Ну надо же, а я уж подумала, что это была бойня без зрителей, — протянула Лилит, остановившись перед привязанной к стулу Еленой. Девушка ошеломленно уставилась на нее. Взгляд медленно пробежался по ней, покрытой кровью с ног до головы, словно та только что искупалась в ней. Лилит пожала плечами, схватила первую попавшуюся ткань и попыталась стереть что-то с лица, но это особо не помогло.       — Господи… — прошептала Елена, с нескрываемым ужасом глядя на нее.       — Нет, но спасибо за предположение, — усмехнулась Лилит, развязывая ее.

***

      Луна заливала светом деревья, которые казались темными, зловещими и пропитанными культовыми и демоническими флюидами. Где-то среди этой зловещей атмосферы совершенно не вписывался беззаботный свист. Лилит шла по бордюру, расставив руки в стороны, словно канатоходец, балансируя. Время от времени равновесие давало сбой, ее нога соскальзывала, но вместо того, чтобы просто ступить на ровную дорогу, она тут же возвращалась обратно, упрямо повторяя попытку.       — Найди в своей милой головенке хоть одно объяснение, почему ты ослушалась? — раздался позади голос.  Клаус сжал челюсти, его взгляд цепко скользил по Лилит, выискивая малейшие признаки ранений. Ирония заключалась в том, что когда оба брата Сальваторе твердили, что втягивать ее в это — плохая идея, он сам настоял на ее участии. А теперь, смотрите-ка, что из этого вышло. Прекрасный, мать его, результат. Он бы продал свою гребаную душу, лишь бы выжечь ее из своей жизни, из своей головы, из каждого чертового уголка сознания. Но, похоже, демоны перекрестка сегодня были заняты.       — Лилит, если ты немедленно не объяснишь свое поведение, я…       — Ты у меня, кажется, расплываешься, Никлаус, — внезапно перебила она, резко разворачиваясь, прищурившись, лениво оглядывая пространство перед собой.       — Знаешь, ты у меня расплываешься в четырех Никлаусов, — внезапно перебила она, резко обернувшись и медленно обведя взглядом каждую из его размытых копий. — И как-то вообще не страшно.       — Ты в порядке? — внимательно изучал ее, выискивая признаки травм. На самом деле, у него было слишком много вопросов… Когда они наконец ворвались в дом, зрелище было… Скажем так, незабываемым. В теории, они ожидали беспорядок, возможно, пару сломанных стульев, ну и, конечно, нескольких покалеченных вампиров. На практике же все выглядело так, будто тут провели ритуал жертвоприношения в особо извращенной форме.  Но Клаус, как ни странно, задал лишь один вопрос.       — Ты в порядке?       — Ты с этим немного опоздал. Лучше бы задал этот вопрос лет тринадцать назад, — фыркнула Лилит, едва заметно качнув головой.       — Я не собираюсь лезть к тебе в душу, — шагнул он. — Не хочу разбираться ни в твоих проблемах, ни в тебе самой.  Он взял ее за локоть и развернул к себе. Сказать, насколько она травмирована, было проблематично — кровь уже высохла, пропитывая ее одежду, кожу, волосы. В некоторых местах ей удалось кое-как оттереть следы, но даже эти участки «чистыми» можно было назвать лишь с очень большой натяжкой. Однако приглядевшись внимательнее, Клаус все же заметил: садина на лбу, не слишком глубокая, но явно не из приятных; порез на шее, не смертельный, но достаточно серьезный; а самое главное — на правой руке тянулся глубокий порез, в котором отчетливо поблескивали застрявшие осколки стекла.       — Это нужно убрать, — предупредил он. — Будет больно.       — Ой, Никлаус, — фыркнула она. — Как будто ты первый, кто причиняет мне моральную или физическую боль. Правда, ничего нового. Он ничего не ответил, лишь бросил на нее короткий, полный безразличия взгляд и принялся методично избавлять ее от осколков. Лилит молча смотрела на звездное небо, будто происходящее ее совершенно не касалось. Она не вздрагивала, не отворачивалась, не выказывала ни единого признака боли. Возможно, дело было в алкоголе, все еще плещущемся в ее крови, щедро приглушавшем все болевые ощущения. А может, в том, что она просто привыкла к боли настолько, что ее тело даже не считало нужным реагировать. Закончив, Клаус без предупреждения развернул ее спиной к себе, прижал ближе, а затем прокусил свое запястье и поднес его к ее губам.       — Нет, нет, нет. Я не буду, — пробормотала она. Кровь затопила рот металлическим привкусом, и чем дольше она сопротивлялась, тем больше этой жидкости наполняло ее горло. Рефлексы сделали свое дело. Глоток. Всего один. Но кто сказал, что она так просто примет все это? Лилит заерзала сильнее, дернулась, и в один момент ее пальцы наткнулись на какую-то часть его тела. Красное свечение вспыхнуло резко. Она вытянула его силу настолько стремительно, что он зарычал — громко, первобытно, так, что птицы в кронах деревьев взметнулись вверх, разрывая ночную тишину хлопаньем крыльев. В следующую секунду он оттолкнул ее от себя. Лилит, слишком пьяненькая, слишком выбитая из равновесия, чтобы устоять после такого внезапного освобождения, покачнулась, медленно-медленно завалилась назад и с мягким шлеп рухнула попой прямо в траву у края дороги. И в тот же миг ее пронзила резкая, почти жгучая боль.       — Дорогуша, не стоит испытывать мое терпение, оно не безгранично! Можно сказать, я держусь из последних сил! — зарычал Клаус, шагнув к ней.       — Поражаюсь твоему самообладанию, — гордо вскинула подбородок Лилит.        — Не поверишь, я тоже. И вот уже в паре шагов от нее его взгляд зацепился за нечто странное. Она сидела на земле, но ее правая рука была не просто прижата к траве — она была насквозь пронзена. Из земли торчала ветка, наполовину зарытая в почву, с острым концом, выступающим наружу. Лилит умудрилась угодить прямо на него, и теперь древесное острие впилось ей в запястье ровно там, где проходят основные вены.       — Только посмотрите, какое зрелище, — протянул Клаус, а затем заливисто рассмеялся. Лилит не оценила ни шутки, ни его великолепного настроения. Она неотрывно смотрела на свою руку, но не с тем выражением осознания или паники, которого, возможно, кто-то от нее ждал. Нет, она скорее выглядела так, будто в ее голове сейчас прокручивалась одна единственная мысль: ну, за что мне это все? — Быстро тебя покарали, не находишь? Он медленно опустился перед ней на корточки, скользнул взглядом от ее руки к лицу, и, честное слово, правда пытался сдержаться. Но не смог. Громкий, заливистый смех вырвался сам собой — глубокий, искренний, с нотками откровенного удовольствия от происходящего.       — Теперь тебе все равно придется выпить мою кровь.       — Я уже сыта по горло и тобой, и твоей кровью, — процедила она.       — Ну, можешь, конечно, рискнуть, — пожал плечами Клаус, опираясь рукой о подбородок. — Вдруг успеешь доползти до больницы. Хотя, зная твою удачливость, ты скорее просто истечешь кровью здесь. И… Станешь вампиром. До нее не сразу дошло. Она смотрела на него, на его самодовольную ухмылку, на этот расслабленный, даже немного скучающий взгляд. Ее сознание, затуманенное болью и алкоголем, пыталось сложить кусочки пазла воедино. Почему его слова звучали не просто как угроза, а как нечто неизбежное? А потом ее словно молнией ударило. У нее в организме уже была его кровь. Ох ты, сука… Она прикрыла глаза, но не успела даже толком выругаться. Как в следующий миг Клаус, без предупреждения, освободил ее руку из древесной западни. Боль хлестанула с новой силой, обжигая, пронзая каждую клетку. Лилит вскрикнула, инстинктивно прижимая руку к себе.       — Ну что? — протянул Клаус, не сводя с нее взгляда. — Давай, Лилит, включи свои остатки мозгов и принимай решение. Не думай, что я собираюсь торчать тут всю ночь, уговаривая тебя пить кровь. В любой момент могу просто исчезнуть, и тогда у тебя останется только один вариант — принять свою судьбу. Так что не тяни. У тебя есть секунд тридцать, — бросил он, скользнув взглядом в сторону и начиная обратный отсчет. — Хм… Двадцать девять… Двадцать восемь… Двадцать семь… Он действительно уйдет. Даже не моргнет. Черт бы его побрал. Резким движением она схватила его за руку, словно боялась, что он и правда испарится раньше, чем она успеет хлопнуть глазами. Клаус дернул уголками губ вверх, почти одобрительно, а затем прокусил запястье, позволив свежей крови выступить на коже, и поднес его к ее губам. Он наблюдал, как она замешкалась, задержавшись буквально на пару секунд, но в итоге ее губы все же коснулись его кожи. Прикосновение было теплым, почти невесомым. Клаус проследил, как ее ресницы дрогнули, как несколько прядей мягко упали ей на лицо. Его рука машинально потянулась, чтобы заправить выбившуюся прядь за ухо, но в последний момент он заставил себя остановиться, сжав пальцы в кулак. Конечно, на этом можно было бы поставить точку. Казалось бы, она выжила, он сделал свое дело, и все — каждый идет своей дорогой. Но, как оказалось… Это было еще не все. То ли судьба-злодейка решила сыграть с Лилит в особо изощренную шутку, то ли алкоголь все-таки лишил ее остатков здравого смысла, но факт оставался фактом: через какое-то время она впустит его в свой дом. А завтра утром, очнувшись, обнаружит рядом с собой его. И вот что с этим делать — уже совершенно другой вопрос.