Девушка в красном

      Нет, ты не дура,

ты просто в любовь поверила.

Дурак здесь тот,

кто растоптал твое доверие.

С. Есенин

      Поцелуи застывали на коже, словно снежинки на обледеневшем стекле. С каждым новым прикосновением казалось, будто воздух в комнате становится холоднее, будто сквозь закрытое окно просачивается зимний ветер, напоминая о том, что она вот-вот должна все рассказать. Но вместо этого она снова наклонялась, прижимаясь губами к его ключице.       — О чем задумалась? — провел пальцами по ее руке он, не отрывая взгляда от тетради с нотами. — От тебя веет страхом, стыдом и грустью.       — Я должна тебе кое-что сказать, — начала она, осторожно подбирая слова. — В городе появились гибриды. И одна очень старая семейка.       — Слышал.       — Будь осторожен, — провела рукой по его плечу Лилит, задерживая пальцы на знакомых очертаниях татуировки. — Клаус Майклсон рано или поздно узнает, кто ты. Нейтан, наконец, оторвал взгляд от нотной тетради, но не для того, чтобы посмотреть на нее, а лишь затем, чтобы открыть упаковку и достать сигарету.       — Спасибо за предупреждение. Но, Лилит, давай без отвлекающих маневров. Ты не об этом хотела поговорить. Тянуть дальше было бессмысленно.       — Нейтан, я… — произнесла она, но голос предательски сорвался. Дрожь прошлась по позвоночнику, сжала внутренности ледяными пальцами. — Я люблю тебя, — выпалила она, будто это могло хоть что-то исправить. — В нашу годовщину я видела тебя с Даниэлой. И наверное, из злости. Или из обиды. Или… Она замерла, задержав дыхание, как перед прыжком в ледяную воду, но произнесла:        — В тот вечер я переспала с другим парнем.        — Он засовывал в тебя член? — спросил Нейтан. Его губы сжимали незажженную сигарету, а выражение лица оставалось бесстрастным, будто этот вопрос не имел для него никакого веса. Он даже не взглянул на нее, продолжая смотреть в нотную тетрадь, водя пальцем по бумаге, словно просматривал что-то более важное.       — Нейтан… — голос Лилит дрогнул, но она не собиралась умолять. Она просто сказала его имя, надеясь, что он хотя бы посмотрит на нее. И он посмотрел. И в этот момент, просто увидев ее, что-то в нем щелкнуло. Может, по глазам прочитал. Может, по тому, как она напряглась, как пыталась скрыть дрожь в пальцах. Но он понял. Понял все и даже больше. Не только то, что ее тело принадлежало другому. Но и то, чего он сам никогда не позволял делать с собой. Эта мысль пронзила его резким, неприятным ударом — прямо в эго, прямо в самую глубину его злости и отвращения. Нейтан выдохнул, коротко, зло. В следующий миг он швырнул сигарету в сторону, за ней полетела нотная тетрадь. Он резко поднялся с кровати, и она, сидевшая на нем, потеряв равновесие, завалилась назад. Простыня сомкнулась вокруг ее тела, будто хотела поглотить этот момент, стереть его, сделать вид, что ничего не происходило.       — Да ты еще та… — на мгновение замолчал он. — … шлюха, Лилит. В голосе не было ни злости, ни осуждения. Никакой сцены. Просто холодное, бесстрастное констатирование факта. Почему-то это резануло сильнее, чем если бы он сорвался на крик, чем если бы метнул в стену тетрадь.  Что-то внутри скрутилось в тугой болезненный узел, когда в голове с пугающей четкостью раздался внутренний диалог: — Ты не шлюха. — Шлюха. — Я не шлюха! Но если это не так, почему тогда это прозвучало как истина? Лилит медленно вдохнула, но легкие все равно не заполнились воздухом, будто что-то сжимало их изнутри.       — Я сожалею, — голос прозвучал неожиданно ровно. — Сожалею, что так долго молчала. Она поднялась с кровати, и заметила, как он открыл дверь в ванную.       — Все началось с того, что я увидела тебя с Даниэлой, — сказала она, наблюдая, как он шагнул внутрь душа и включил воду. Будто разговор уже закончился. Будто теперь осталось только стереть ее с себя… Прямо сейчас… — Если бы не это, ничего бы не случилось… И я помню, что это было по пьяни. Но и у меня это было по пьяни. Он не обернулся. Вода уже стекала по его телу, шум заглушал ее голос, и ей пришлось почти кричать, чтобы он услышал.       — Это не была внезапная похоть, не потому, что мне хотелось кого-то другого. Просто в тот момент я увидела тебя. С ней. Он молчал. Просто тянулся за шампунем, намыливал волосы, словно выполнял обычный вечерний ритуал. А потом, не меняя ни тона, ни выражения лица, спокойно произнес:       — Разница между мной и тобой в том, что я могу отмыться, а ты уже нет. Она нахмурилась, не сразу понимая, что он имел ввиду. Разве их поступки не были одинаковыми? Или… Ее ошибка была в том, что он мог простить себе, но не мог простить ей? Но ответов не последовало. Вместо этого ее просто вышвырнули, как ненужного щенка на улицу. Лилит почти смеялась над дрожью, сотрясавшей ее тело. Почти. Она вывернула губу наружу, будто собираясь заплакать, но глаза оставались сухими. На небе догорала звезда — слишком яркая, слишком резкая, слепящая, как будто небо решило выжечь ей сетчатку. Лилит прищурилась, осознавая, что уставилась на нее слишком долго, словно в этой горящей точке можно было найти хоть какую-то внятную причину происходящего. Два года. Два вашу мать года. Она проглотила его характер, его исчезновения, его вечное «мне надо побыть одному», его измену, его ледяной голос, как похоронное покрывало. А он?

***

      В комнате было душно, но открывать окно не хотелось. Воздух застоялся, напитался чем-то тяжелым, почти осязаемым — смесью бессонницы, затхлых мыслей и той самой тишины, от которой сводит скулы. Лилит лежала, уставившись в потолок, где трещины складывались в абстрактные узоры. Казалось, что если смотреть достаточно долго, они начнут шевелиться, превращаясь в уродливые силуэты. День сменялся ночью, потом снова днем, но все это не имело ровным счетом никакого значения. Время — всего лишь декорация для тех, кому еще есть куда спешить. Ее же существование свелось к дыханию и редким движениям, будто любой лишний жест мог разрушить хрупкое равновесие между ничем и еще большим ничем. Теперь она хотя бы знала, каково это — стать собственным призраком. Лилит лежала на кровати Майи, укрываясь розовым пушистым пледом. Изредка она тянулась за новой порцией мороженого — единственное, что хоть как-то подпитывало тот холод, который пустил корни внутри. Казалось бы, легко сказать: возьми себя в руки и просто отпусти. Но на деле… На деле это была та еще хрень. Майя больше не пыталась подобрать правильные слова — их просто не осталось. Но зато у нее были руки, чтобы обнять, уши, чтобы выслушать, и сердце, которое продолжало надеяться, что однажды Лилит снова улыбнется.       — Так, все, хватит, — хлопнула ладонями по бедрам Майя, подрываясь с места. — Нужно что-то делать! Два дня наблюдений за тем, как Лилит с каменным лицом жрет мороженое и смеется над сценами, от которых нормальные люди ревут в три ручья, официально выбили ее из себя.       — Что? — откликнулась Лилит, выходя из своего эмоционального анабиоза. Ложка с мороженым привычно нашла дорогу в рот.       — Не знаю. Отправить этого мудака в нокаут, проклясть его род до седьмого колена, устроить психологическую мясорубку… — задумчиво покрутила в руках подушку Майя, явно прикидывая, насколько сильно можно ее метнуть. Лилит фыркнула, но не из-за забавной идеи, а скорее от того, насколько все это было бессмысленно. Конечно, было обидно. Даже хотелось орать на всю округу, что она не шлюха, но вместо этого эмоции продолжали скапливаться внутри, образуя тугой, колючий комок где-то в районе желудка. Она знала, к чему это ведет. Если слишком долго запирать все в себе, в какой-то момент рванет так, что мало не покажется.       — Ладно, раз ты тут разлагаешься, то мне придется брать все в свои руки.       — Страшно представить, что у тебя там в голове, — посмотрела на нее с подозрением Лилит. — И какой же у тебя план?       — Если я расскажу, он перестанет быть дьявольским. Так что давай, вставай. И с таким видом, будто только что объявила о начале апокалипсиса, Майя вытянула ее из-под пледа.       Пару часов в машине, наполненных душераздирающими песнями, и вот они здесь. Парк. Слишком громкий, слишком яркий, слишком переполненный людьми, которым, судя по всему, никогда не приходилось собирать себя по кускам. В воздухе витал аромат попкорна и сахарной ваты, с аттракционов доносились визги — кто-то в восторге, кто-то явно проклинает момент, когда решил проверить свою смелость. Все здесь кричало о веселье, о жизни, о том, что людям есть ради чего улыбаться. Только вот если ты чувствуешь себя выжатым лимоном, от которого осталась одна горькая кожура, все эти звуки и запахи не кажутся приятными. Скорее раздражающими.       — О, смотри! Будка поцелуев! — подергала бровями Майя, указывая на небольшую конструкцию с кривоватой вывеской. Она скептически покосилась в ту сторону, при этом всем своим видом выражая безграничное презрение. По ее мнению, поцелуи не раздавали направо и налево, как рекламные листовки. Они должны были быть особенными. Поцелуй — это когда кто-то прочно засел у тебя в голове, когда прикосновение его губ вызывает дрожь во всем теле, когда сладость момента тянет глубже, не давая оторваться. А не вот это вот.       — О, черт, он красавчик! — восхищенно протянула Майя, указывая на парня-блондина, только что вышедшего из будки. Лилит прищурилась, оценивающе скользнула по нему взглядом и с абсолютно мертвым выражением лица выдала:       — Если на то пошло, я скорее поцелую хрюшку.       — О вкусах не спорят… — посмеялась Майя, но тут же получила в ответ убийственный взгляд.       — У меня просто отличное зрение. Я мразей вижу издалека.       — Ну-ну… На их пути возникла классическая будка с шарами и пирамидой стаканчиков, более известная как «лохотрон века».       — Давай без вот этого «главное не победа, а участие». Утешительные призы — жуткий отстой, — критично осмотрела сомнительную пирамиду Лилит.  Но они все равно ввязались. Первый шарик попал точно в цель, но, как и следовало ожидать, стаканчики даже не шелохнулись. Потом они меняли тактику — бросали сильнее, слабее, целились в самый низ, иногда вообще промахивались, но итог оставался тем же: проклятая пирамида стояла, как будто ее сварили из титана.       — Это невозможно! — разочарованно выдохнула Майя. Очевидно, что тут не просто физика, тут чья-то хитрожопость. Но Лилит это надоело. Немного магии — и стаканчики разлетелись в стороны. Мужик за будкой медленно поднял на нее взгляд, полный недоумения.       — У вас… Гм… Выигрыш??? Теперь огромный плюшевый медведь гордо был у Майи в руках, а Лилит молча наслаждалась зрелищем, как этот лохотронщик отчаянно пытается осознать, что именно пошло не так с клеем и его гениальной схемой. Подруги успели потратить кучу денег на стрельбу в тире, потом залипнуть у магов-иллюзионистов и пару раз едва не вляпаться в чью-то сладкую вату. На одном из аттракционов Лилит с полным безразличием пережила несколько мертвых петель, пока Майя орала так, будто ее сбрасывали в жерло вулкана. После этого они вытянули у уличного предсказателя самую оптимистичную карту, которая, судя по всему, предвещала им богатство, любовь и еще какой-то бред. Но настоящей кульминацией стал парень, пытавшийся впечатлить девушек на молоте силы, который с грохотом поднял его до отметки «Слабак». Лилит не удержалась от саркастичного замечания, в ответ получила вызов и, пожав плечами, запустила молот так, что он ударил в самый верх с таким звоном, что казалось, будто слетит вся конструкция. Парень ретировался, а Майя, давясь от смеха, бурчала что-то про «разрушение мужского эго на глазах у свидетелей». Но в какой-то момент Лилит поймала себя на том, что не разрывается изнутри. Пусть ненадолго. Пусть всего на пару часов. Но в этом шумном, полном жизни месте, среди сладковатого запаха карамели и звона безнадежно потраченных денег, ей впервые стало легче.

***

      Дни продолжали течь один за другим, сливаясь в бесконечную череду однообразных часов. Лилит ждала того самого сообщения: «Нам нужно поговорить». Но его не было ни через день, ни через два, ни через неделю. С одной стороны, это было логично. Возможно, Нейтану нужно время, чтобы переварить все, осознать, принять и… Простить? Но чем дольше тянулось его молчание, тем тверже становилось ее решение: а может, правда, оставить все в прошлом? Тем более, когда ее так оскорбили. Но, разумеется, жизнь не остановилась, пока она варилась в собственных страданиях. Например, внезапно выяснилось, что Джереми отправили в Денвер. Елена, конечно, знала, что они с ним до сих пор хорошо общаются, но даже не удосужилась дать ей возможность попрощаться. Но и это было еще не все. Гроб, который Клаус хотел вернуть, все еще не попал к нему в руки. А Бонни, разумеется, не придумала ничего лучше, чем объединиться с какой-то ведьмой и открыть его. И вот тут вставал главный вопрос: Лилит сошла с ума, или весь мир вокруг окончательно рехнулся? Нет, серьезно. Разве никто в этом городе не смотрит фильмы? В любой истории есть железное правило: не открывай то, что закрыто. Разве археологи в фильмах не вскрывали саркофаги, после чего их начинали преследовать мумии, проклятия и древняя нечисть, которой не следовало просыпаться? Но нет, Бонни, конечно же, умнее всех. Кто-то запечатал гроб? Отлично, давайте его откроем!       — Спаси меня от этого чертового ужина! — картинно сложила руки в молитвенном жесте Лилит.        — Деймон настоял на твоем присутствии, — безразлично отозвался Стефан.       — И что? Ты же без человечности, тебе должно быть плевать! — возмущенно замахала руками она. — Стефан, помоги мне или я пущу слух, что ты сменил пол!       — Такого слуха нет, — мрачно сообщил Стефан, покосившись на нее, как на взбесившуюся чайку.       — Пока нет, — мило уточнила Лилит. — Но если ты мне не поможешь избежать этого идиотского ужина, то скоро у тебя появится совсем новый имидж. По лестнице спустился Деймон, который, судя по выражению лица, слышал весь разговор и уже мысленно подыскивал повод залить это все алкоголем.       — Лилит, ты опять за свое? — недовольно протянул он.       — Ага, в отличие от тебя, мне этот ужин не сдался. Это у Стефана нет мозгов — это он стащил гробы, это он держит последний, так что пусть сам и разбирается!       — В ближайшие часы гроб будет открыт, — плеснул себе виски он. — Клаус пока не в курсе, он думает, что это ужин переговоров. Хотя каких, к черту, переговоров? Это просто спектакль, чтобы потянуть время.       — И при чем тут я?       — Все в курсе, что было в Бостоне. Ну и, конечно, сложно закрыть глаза на тот факт, что ты и Клаус извращали нашу стену, — пожал плечами он.        — Если конкретнее, он пытался откусить мне голову, не понимаю, почему ты решил романтизировать этот момент. Деймон сделал глоток, поставил стакан на стол и посмотрел на нее.       — У тебя есть две роли. Первая — подстраховка, если вдруг Майклсоны выйдут из себя, и наш ужин в лучших традициях королевских дворцов превратится в банальное кровопролитие. Вторая — твое присутствие может смягчить настрой Клауса. Лилит даже не успела возмутиться. Едва в голове начала формироваться язвительная фраза о том, что она вообще-то не подписывалась на участие в этом балагане, как Деймон уже добил ее новым заявлением: ее внешний вид. Мол да, ты, конечно, милая в своем уютном стиле: мешковатая кофта, мягкие штанишки и тапочки отлично вписываются в эстетику вечера в одиночестве с мороженым и депрессивными сериалами. Но как-никак, они идут на ужин. И, раз уж Стефан с Деймоном будут в рубашках, то и она должна приодеться хотя бы в платье. И как бы Лилит ни старалась доказать, что не обязана в этом участвовать, Деймон надавил именно туда, куда надо. Если кто-то из них пострадает — это будет на ее совести. Так что Лилит, скрипя зубами, поплелась в комнату, молча оглядывая гардероб. Платье. Хорошо. Черное. Без декольте, зато с полностью оголенными плечами и шеей. Оно смотрелось элегантно, но не вычурно, привлекательно, но не вызывающе. Она сдвинула волосы назад, завела их за уши, подчеркивая плечи. Лилит посмотрела в зеркало, криво усмехнулась. В самый раз. Платье для похорон. Только вот чьих…

***

      Стол уже был сервирован — идеально выглаженная скатерть, расставленные бокалы для вина, сверкающие приборы и пара свечей, мягко освещающих композицию. Блюда, конечно, еще не подали — их принесут горячими, но даже сейчас обстановка намекала на изысканный, почти аристократичный ужин. Клаус стоял в стороне, прищурившись, внимательно разглядывая спину своего брата. Элайджа. Тот самый брат, который пытался его убить во время ритуала. Тот самый брат, который после этой выходки оказался в гробу, а теперь, спустя время, снова вернулся в игру. Клаус, конечно, понимал его намерения — в конце концов, он сам же и подкинул ему идею для ненависти, когда зачем-то ляпнул, что сбросил их семью в океан… Между ними конечно, еще оставались обиды, но сейчас были отложены в сторону. Не из-за сентиментальности, конечно, а из-за здравого расчета. Союз двух братьев всегда выгоднее, чем бессмысленные разборки. Так что вот они здесь, бок о бок, ожидая гостей. И когда дверь наконец распахнулась, Клаус сразу понял, что что-то не так. Судя по звукам, гостей было трое, а не двое. Первые мгновения он даже не обратил на это особого внимания, но затем из-за плеча Деймона появилась Лилит. Больше недели он ее не видел. И, если быть честным, после случившегося в баре с удовольствием не видел бы еще столько же. Или больше. Но она была здесь. Клаусу не понадобилось много времени, чтобы сообразить, в чем подвох. Тем более что Деймон даже не пытался что-то скрывать — он намеренно подчеркнул ее присутствие, с многозначительной улыбкой переводя взгляд с Лилит на него, как будто намекая, что вот, смотри, у нас тут спецгость, специально для тебя! Клаус хмыкнул, окинув Лилит взглядом сверху вниз. В этом не было ничего нового — он встречал сотни, тысячи красивых женщин за свою жизнь. Это было абсолютно логично, учитывая количество людей на этой планете, но дело никогда не было во внешности. Красота сама по себе ничего не значила. Одним лицом и фигурой не купишь. Должно быть что-то еще, нечто большее, чем просто удачные гены. А также, он уже обладал этой женщиной. Так с чего, черт возьми, волк решил, что ему этого недостаточно? Он прикрыл на минуту глаза, глубоко вдохнул, с силой подавляя злость внутри. Возможно, тогда, в баре, произошла какая-то ошибка. Может, она что-то сделала своими сифонскими руками, когда он держал ее. Возможно, это она как-то воздействовала на него, а не что-то внутри него самого. Да, это было бы самым разумным объяснением. Клаус медленно встал со стула, и подошел к гостям. Как-никак, он начал эту игру, и теперь ее нужно было продолжить.       — Дорогуша, — протяжно произнес он. Одного слова хватило, чтобы на лице Лилит мелькнуло выражение, которое можно было интерпретировать где-то между «О боже, ты опять за свое» и «Я сейчас тебя размажу по стенке, как комара». И где-то в этом моменте Клаус понял, что первая эмоция, которая вспыхнула в нем при ее появлении, была не злость, а скорее недовольство. Но стоило ей метнуть в него этот взгляд — прямой, дерзкий, начисто лишенный покорности, как недовольство растворилось, уступая место чему-то более живому, почти хищному, сродни азарту. Лилит прошла мимо двух братьев Майклсонов, даже не пытаясь изобразить вежливость, и встала где-то позади, скрестив руки на груди, в позе человека, который вообще-то на это не подписывался и которому вообще-то все должны сказать спасибо, что он здесь. Взгляд скользнул по лестницам, массивным колоннам, тяжелым шторам, картинам, приглушенному свету, который мягко отражался в идеально отполированных деревянных полах. Все это сжимало сердце. Потому что именно этот особняк был причиной, по которой она с папой оказались в Мистик Фоллс. Проект, ради которого они переехали, который так и не был завершен, потому что заказчик обанкротился. Тогда это казалось просто еще одним несостоявшимся контрактом, чередой проблем, к которым отец давно привык. Но теперь она стояла здесь, видела все законченное, доведенное до совершенства, но уже без него. В этих стенах словно осталось что-то от папы. Что-то невидимое, неосязаемое, но все еще живое.       — Ты надела это для меня? — голос Клауса разорвал ее мысли.        — Твой нарциссизм проявляется во всем, Никлаус. Она даже не взглянула на него, а вот он смотрел чуть дольше, чем требовалось и даже что-то для себя выяснил.       — Может, хочешь экскурсию по дому? — спросил он.       — Ни капли, — бросила она, продолжая осматривать стены.       — Да и не удивительно. Дом, конечно, большой, но ничем особо не примечательный.       — В смысле, непримечательный? — оскорбилась Лилит. Клаус едва заметно приподнял уголки губ, но промолчал, наблюдая, как она внезапно оживилась.       — Вообще-то, тут шесть спален и восемь ванных комнат. Винный погреб, размером с приличную таверну. Залы с колоннами ручной работы, арочные окна. Этот дом оставляет поместье Локвудов далеко позади. И самое главное — здесь должен был быть фонтан, но кто-то взял и тупо разровнял пол. Зачем?!       — Любопытно, — протянул он, прищурившись. — Откуда ты все это знаешь? Лилит прикусила щеку, понимая, что только что загнала себя в ловушку, из которой нет хорошего выхода. Браво, чертовски тонкий ход. Просто зайти, блеснуть ненужными знаниями, а теперь оправдываться так, будто тебя застукали за преступлением века. Она быстро перебирала варианты, но голова выдавала только полный бред.       — Ну, — протянула она, отчаянно перебирая хоть какие-то оправдания. — Здание пустовало, в Мистик Фоллс было скучно, так что мы с ребятами залезли. Просто гуляли. Ничего примечательного. Все подростки так делают. Слишком быстро, слишком заученно и абсолютно неправдоподобно. Она поняла это в тот же момент, когда он чуть склонил голову.       — Ты не можешь сказать правду? — спросил он.       — Могу, — ответила она.       — Но не хочешь. Между ними повисло молчание. Клаус мог бы продолжить, углубиться в разговор, копнуть глубже, но, на удивление, не стал. То ли из-за ее взгляда, то ли из-за чего-то, что уловил для себя. Вместо очередного вопроса он лишь пожал плечами и кивнул в сторону стола, молча давая понять: садись, а то все уже ждут.              В комнате звенели приборы, вино лилось в бокалы рубиновыми потоками, отражая теплый свет ламп. Кухня наполнялась ароматами — жареное мясо с едва уловимой ноткой розмарина, запеченные овощи, свежий хлеб, хрустящий, будто его только что вынули из печи. Все выглядело идеально, словно обложка дорогого гастрономического журнала. Все приступили к ужину, размеренно беседуя о чем-то предельно важном. Все, кроме Лилит. Она сидела с идеально ровной спиной, но под столом ее пальцы быстро скользили по кнопкам телефона, который то и дело вибрировал. Она отвечала на рабочие сообщения, потом снова включала экран, каждый раз надеясь увидеть там одно-единственное имя. Но вместо этого получала спам с «невероятными скидками», рекламные рассылки и редкие уведомления о смене пароля…  Она бы продолжила игнорировать реальность, но кто-то под столом внезапно заехал ей ногой. Достаточно ощутимо, чтобы привлечь внимание, но недостаточно, чтобы вызвать хоть какой-то отклик. Деймон. Лилит даже не моргнула, продолжая безразлично пролистывать почту. Но через секунду прилетел второй удар — теперь напротив. Она медленно подняла взгляд, встретившись с ним. На мгновение их взгляды сцепились, словно в немом поединке, но прежде чем он успел сообразить, что выбрал не ту мишень, она ответила ему точным и совершенно не дипломатичным пинком под столом.       — Все очень просто. Клаус получает свой гроб, а в обмен он и вся семейка Майклсонов в полном составе покидают Мистик Фоллс. Я, Стефан и Елена живем долго и счастливо, без всякой вражды, — поднял бокал Деймон, явно довольный своей речью.       — Очаровательная наивность, — усмехнулся Клаус, оторвав свой взгляд от Лилит. — Кажется, ты упускаешь один момент. Кровь Елены — гарантия того, что у меня будет достаточно гибридов, чтобы держать своих врагов на расстоянии. Я ни за что не оставлю ее. Тишина, которая последовала после этих слов, была того самого напряженного вида, когда кажется, что еще чуть-чуть и кто-то кого-то впечатает лицом в стол. Атмосфера накалялась, будто весь этот ужин вот-вот превратится в кровавую бойню. Взгляды скрестились, пальцы непроизвольно сжались на бокалах, и в воздухе витал немой вопрос: кто первый сорвется?  Лилит наконец взяла нож, отрезала кусочек мяса, положила его в рот и, жуя, в недоумении уставилась на повисшую в воздухе тишину.       — Допустим, я оставлю Елену здесь, под вашей защитой. Что дальше? — голос Клауса прорезал тишину. — Вскоре один из вас превратит ее в вампира или, еще хуже, она умрет в тисках вашей бесконечной вражды, — произнес он. — Видите ли, каждый из вас искренне верит, что может защитить ее. Это заблуждение, господа. Худшее для Елены Гилберт — это вы двое.  Встав из-за стола, он медленно зашагал по комнате, наворачивая неторопливые круги в раздумьях. Руки сложены за спиной, осанка расслабленная, но в каждом шаге чувствовалась та уверенность, которая бывает только у человека, привыкшего, что все идет так, как хочет он. Лилит даже не сразу поняла, как так вышло, что она загляделась. Просто взгляд сам по себе следил за движением, отмечая, как мягко податливый свет скользит по линиям его силуэта.       — Хорошо, — проговорил он. — Я предлагаю счастливое будущее для Елены. Ей нужно избавиться от вас обоих и влюбиться в человека. Может, в того футболиста-блондинчика?       — Мэтт Донован? Серьезно? — возмущенно вскинул брови Деймон, резко поднимаясь со стула вместе с братом. Элайджа, до этого момента хранивший аристократичное молчание, тоже поднялся, и в воздухе мгновенно повисла напряженность, будто кто-то только что поднес спичку к фитилю замедленного взрыва. Ой-ой-ой, что-то сейчас будет. Но Лилит продолжала сидеть, неспособная пошевелиться, потому что каждый шаг Клауса был плавным, размеренным, но твердым, будто на нее надвигался великолепный, но беспощадный барс, безмолвно оценивающий жертву. Вымирающий вид, наблюдать за которым было экстремальным удовольствием.       — А почему нет? Они поженятся, заведут детишек, построят уютный дом с белым заборчиком и будут жить долго и счастливо.       — И продолжат род Петровых, — догадался Стефан. — Каждую пару сотен лет у тебя будет новый двойник, бесконечный источник крови, и твоим гибридам не будет конца. Так, Клаус? Он небрежно встряхнул русыми волосами, и суровое выражение на его лице испарилось, уступая место той самой лукавой улыбке, которая слишком хорошо ему шла. Ямочки на щеках только усиливали этот эффект — очаровательный снаружи и чертовски опасный изнутри. Лилит покрутила бокал в руке, наблюдая, как вино скользит по стеклу. Казалось, она даже не допила свой первый бокал, а голова уже начинала кружиться. И не от алкоголя. Не от жары. И даже не от общей напряженности в комнате. Голова кружилась в сторону Клауса.       — Считай это дивидендом, — проговорил он. — Вложением в ее благополучие. После того, как ты отдашь мне гроб, я буду охранять ее всю ее естественную жизнь. Для нее так будет лучше. Что скажешь, Стефан? Мы договорились?        — Справедливая сделка, брат, — озвучил свое одобрение Элайджа.        — Хорошая попытка, Клаус, но нет, — произнес Стефан, нагло глядя прямо в лицо с такой самоуверенностью, что терпение треснуло, как хрупкое стекло. В этот момент Клаус всерьез задумался, насколько глубоко сможет засунуть Стефана в горящий камин. Должно же быть хоть что-то полезное в этих бессмысленных переговорах. Его пальцы уже сомкнулись на запястье, готовые сломать, но что-то было не так. Слишком тонкое, слишком хрупкое. Не Стефан. Лилит. Конечно… Кто бы сомневался. Она успела среагировать быстрее, чем он сжал хватку, магией подменив себя вместо Стефана. Вот же заноза. Знай он заранее, какой проблемой она окажется, возможно, даже не пустил бы ее на порог, чтобы не мешала. Но теперь она была его проблемой. А он никогда не оставлял такие вещи без внимания. Резким, уверенным движением он перехватил ее вторую руку, без труда разворачивая к себе спиной. Одним плавным рывком притянул ее ближе, заставляя почувствовать твердость своего тела, а затем свободной рукой откинул волосы с ее плеча, обнажая шею. У Лилит была магия. Достаточно, чтобы отбросить Клауса к чертовой матери прямо сейчас. Но по какой-то непостижимой причине ее тело решило саботировать здравый смысл. Вместо того чтобы действовать, его распирало тепло. Нет, не просто тепло — жгучий огонь, от которого хотелось не просто отступить, а нырнуть в бассейн со льдом, желательно с головой. Это не имело смысла. Не должно было происходить. В голове уже оформлялся четкий, возмущенный вопрос: какого фига?       — Верните мне гроб, или я выпью все до последней капли, — прошипел Клаус, обращаясь к братьям Сальваторе.  Теплое, терпкое дыхание с нотками вина защекотало ее кожу, вызывая странное, непрошеное ощущение — будто она тот самый стейк, который вот-вот переведут из Medium Well в Well Done.       — В ней столько вербены, что хватит утопить всю твою армию гибридов, — уверял Деймон. Клаус медленно втянул воздух у ее шеи, задержал его на секунду и тут же выдохнул обратно, обжигая кожу. А потом улыбнулся. Широко. Довольно. Хищно. В ней не было ни грамма вербены. Деймон шумно выдохнул.       — Мы привезем, — без лишних споров бросил он.       — Поезжай с ними, брат, и проследи, — добавил Клаус, взглянув на Элайджу. — А когда вернешься, я сдержу свое обещание и воссоединю нашу семью. Лилит продолжала стоять, чувствуя, как воздух вокруг нее накаливался, стал плотнее, тяжелее, насыщеннее. Пар, кажется, можно было разрезать ножом. Но только когда дверь наконец захлопнулась, звук эхом разлетелся по залу, она очнулась, словно вынырнула из гипноза.       — Отпусти меня! — резко дернулась она, но он держал крепко, и тело, которое еще минуту назад можно было назвать прожаркой Well Done, стремительно превращалось в кусок угля. Клаус глубоко вдохнул, потом медленно выдохнул, будто пытался усмирить бурю, которую подняли эти братья Сальваторе. Еще чуть-чуть, и от их самоуверенной рожи осталось бы мокрое место. Но ничего. Последний гроб вот-вот окажется у него.       — Повтори это без приказа.       — Значит, только тебе позволено раздавать приказы? — спросила она.        — В основном, — усмехнулся он. — Но я щедрый, готов дать тебе шанс проявить воспитанность. Подсказка: воспользуйся словом «пожалуйста».       — Иди к черту, пожалуйста. Клаус хмыкнул, и в следующее мгновение ее запястье оказалось свободным. Она тут же сделала шаг назад, но ощущение его прикосновения еще горело на коже, будто он по-прежнему удерживал ее в своей хватке.       — Ты веришь в судьбу? — спросил он неожиданно.       — Нет, — ответила она четко, не отводя взгляда от него.       — Я тоже, — задумчиво протянул Клаус, а затем уголки его губ дрогнули в усмешке. — Но начинаю верить. Потому что нашел бы тебя, несмотря ни на что.       — Не путай совпадение с судьбой, — ее голос прозвучал холодно, слишком резко. Клаус медленно склонил голову вбок, с таким видом, будто она только что испортила действительно хорошую сцену, прервав момент, который он явно намеревался растянуть.       — Расскажи мне что-нибудь о себе, — попросил он.  Ее внутри передернуло. Зачем? Почему? Какое ему вообще дело до нее? Что он хочет услышать? Что она рассталась с парнем, и это больно, как заноза под кожей, которую не вытащить? Или, может, он ждал рассказа о том, как в детстве ее ломали, били, унижали, пока она не научилась держать лицо и не показывать слабость? Или, что в ней накопилось столько противоречий, что кажется, будто она взорвется? А может, он хотел услышать, что ее тело сейчас выдает какую-то абсолютно неадекватную реакцию на его близость? Или дело было не в теле, а в голове? Или в обоих сразу?       — У меня есть право хранить молчание.  Сжав губы в плотную линию, она отвернулась, словно разговор был окончен. Абсолютно ожидаемо. Он уже достаточно хорошо понимал ее, чтобы не удивляться подобным реакциям.       — Ладно… Ты когда-нибудь улыбаешься? — спросил он.       — Моя улыбка — не рекламный флаер, я не раздаю ее кому попало, Никлаус.       — Звучит как вызов! — произнес он. Глаза хищника смотрели прямо, в то время как глаза добычи метались в поисках выхода. Но выхода не было. Хищник наступал медленно, будто смакуя сам процесс, растягивая момент, получая удовольствие не от конечного результата, а от самой охоты. Добыча делала шаг назад, затем еще один, пока не уперлась в стол, осознав, что дальше бежать некуда.       — Никлаус… Посмотри вниз, — выдохнула она, всеми силами стараясь держать голос ровным, хоть бешеный пульс и выдавал ее с головой. Клаус приподнял брови, в его взгляде промелькнуло любопытство, но он все же опустил глаза. Ноги. Длинные, подтянутые, с безупречно очерченными линиями и легким рельефом. Такие ноги могли свести с ума, заставить потерять контроль, утратить остатки манер, сбросить цивилизованность, превратив мужчину в первобытного дикаря. Но не Клауса. Да, ноги действительно были чертовски хороши. Но этого мало.        — На пол! — взорвалась Лилит. Он медленно поднял глаза, наигранно невинный, будто его только что застукали за пакостью.       — Видишь линию? — указала пальцем на пол она, вырисовывая невидимую полосу. — Черта подведена. БОЛЬШАЯ линия…       — Линия? — переспросил он.        — Да! — выдохнула она, скрестив руки на груди. — Не переступай ее. Я прошу.       — И почему же? — поинтересовался он.        — Потому. Просто не переступай ее. Но, конечно, для Клауса это звучало не как просьба, а как вызов. Он нарочито медленно поднял ногу и продемонстрировал, как ступает чуть ближе, сокращая дистанцию.       — Никлаус! — вспыхнула она, сверля его взглядом. Такая стойкая, упрямая, готовая ко всему. Только вот дыхание сбилось, выдавая нечто больше. То ли она боялась, что он не остановится, то ли, наоборот, боялась за свою собственную реакцию. — Я врежу тебе так сильно, что ты разучишься моргать! — пригрозила она, сжав кулаки, но он, разумеется, даже не замедлился. — Пожалуйста. Это ведь не так сложно? Он был впечатлен. Она уже перебрала все возможное — приказы, угрозы, теперь вот просьбы. Но, несмотря на это, он не мог удержаться от того, чтобы сделать еще один шаг.       — Никлаус, я подарю тебе словарик, чтобы ты, наконец, уяснил, что такое личное пространство! Увидев, что он уже слишком близко, она подавила порыв просто взять и наступить ему на ногу. Честное слово, какие же недалекие создания эти мужчины!       — В таком случае, я подарю тебе маркер, — улыбался он.        — И зачем он мне?       — Чтобы ты нарисовала свою линию по-настоящему, потому что, дорогуша, я ее не вижу. А вот моя линия начинается именно здесь. Он навис над ней, не касаясь, но этого и не требовалось — его присутствие ощущалось каждой клеткой. Клаус смотрел на нее, и Лилит, не удержавшись, сделала тоже самое. Она скользнула взглядом по линиям его скул, по слишком чувственным губам для человека, который, по сути, был воплощением хаоса, по этим глазам, в которых, если долго всматриваться, можно было утонуть.       — И каков план? — начала Лилит. — Довести меня до того, чтобы я поддалась, растаяла, влюбилась? А потом что? Разбить мне сердце и с садистским удовольствием наблюдать, как я схожу с ума? Все настолько примитивно? — спросила она. — Но знаешь, что меня поражает больше всего? Меня поражает твоя обидчивость. Ты правда настолько злопамятен? Неужели тебя так задело, что я ушла? — вымолвила она. — Так вот, скажи мне, что мне теперь делать? Мне извиниться? Преклонить колени перед тобой и раскаяться за то, что все произошло именно так, как и должно было? Она ждала какой-то реакции — ухмылки, насмешки, откровенного признания, что именно так все и задумано. Но он лишь склонил голову, глядя на нее с тем самым выражением, от которого сложно было понять, что у него в голове. Прошла секунда, потом другая. Тишина затянулась. Лилит вздохнула. Ну и зачем он играл в глухую молчанку? От напряженного разговора у нее гудела голова, от каблуков — ноги, а от Клауса — все остальное. Если уж этот вечер окончательно решил превратиться в пытку, то можно было хотя бы присесть. Она подняла руки, положила ладони на его грудь, собираясь оттолкнуть, но, разумеется, он не сдвинулся. Вместо этого она почувствовала его сердце. Оно билось быстро. Но это ничего ей не дало. Этот ритм мог значить что угодно. Раздражение. Предвкушение. Просто еще один ход в его бесконечной шахматной партии.       — Мне нужно кое-что проверить, — наконец произнес он. И в следующий миг Клаус резко сократил расстояние между ними. Лилит едва успела отклониться назад, когда его дыхание обожгло ее губы. На какую-то долю секунды у нее мелькнула мысль, что, возможно, стоит замереть, позволить этому случиться, просто чтобы понять, что именно он проверяет. Но в тот же момент в коридоре раздался шум. Клаус мгновенно отступил, бросая взгляд в проем двери.       — Элайджа, почему ты не ушел?       — Где твои манеры, брат? — с той самой невозмутимостью ответил Элайджа, даже с намеком на усмешку. — Ты забыл про десерт. Старший Майклсон потянулся к подносу, дернул за ткань, и в следующее мгновение перед ними оказались три кинжала.       — Что ты наделал?! — мгновенно вспыхнул Клаус.       — Я научился не доверять твоим обещаниям, Никлаус. Теперь все будет по-моему, — невозмутимо произнес Элайджа, выпрямляя спину. Лилит сжала губы, чувствуя, как неприятный холод сковывает грудную клетку. Она медленно перевела взгляд на Деймона и тут же почувствовала, как внутри все сжалось. Он не выглядел удивленным. Чудесно. Элайджа был в сговоре с Сальваторе. И, разумеется, она этого не знала. Очередная гениальная схема, где она по уши в событиях, но не имеет ни малейшего представления, что вообще происходит.       — Можете идти, — произнес Элайджа, даже не глядя на них. — Это семейное дело. Лилит уже собиралась развернуться и уйти, но что-то заставило ее замереть. Чувство, будто в комнате внезапно стало слишком многолюдно, хотя никто из присутствующих не произнес ни слова. Из-за спины Элайджи вышла Ребекка. Но не только она. Мужчина, шагнувший следом вызывал вопросы. Он был явно старше Элайджи. Еще один брат? Лилит медленно скользнула взглядом обратно к кинжалам. Три. Что-то не сходилось. Она помнила, как искала гробы — перед глазами было пять. Элайджа уже здесь, Ребекка и какой-то незнакомец тоже. Это трое. Оставались еще два.