Девушка в красном

До чего же теперешние молодые люди странные. Прошлое вы ненавидите, настоящее презираете, а будущее вам безразлично. Вряд ли это приведет к хорошему концу.

Эрих Мария Ремарк

      — 911, что у вас случилось?       — Мой папа… Он мертв… Жизнь, как пианино, с черными и белыми полосами, но нельзя забывать, что черные клавиши тоже создают музыку.

***

             У детей, попадающих в детские дома, уже есть свой багаж — прошлые травмы, сложный опыт. И вот с этим грузом они оказываются не в реабилитирующих, а наоборот — в стрессовых условиях.        Отсутствие личного пространства и нарушение самых элементарных границ. Даже двери в туалетах и душевых — роскошь, которая не для всех. Менять белье, заниматься личной гигиеной — все это приходится делать на глазах у других. Стресс становится повседневностью. Попросить о чем-то — неудобно, а порой и страшно. Ты учишься решать свои проблемы сам, без всякой посторонней помощи. Дети, выросшие в таких условиях, вынуждены адаптироваться к жестким правилам коллектива, где сила определяют статус. Этот опыт, неумолимо, формирует их характер, заставляя становиться грубыми, порой даже не осознавая этого. Лилит сидела в углу, поглощенная одиночеством, в то время как другие дети с азартом погружались в свои игры. Она не замечала родителей, пытающихся выбрать себе ребенка — для нее это было бессмысленно. Лилит была уверена: она никому не нужна. Она не была тем милым и общительным ребенком, с которым легко ужиться. С таким ребенком придется возиться. Да и ее «багаж» — тот еще пиздец.       — Лилит, с тобой хотят познакомиться, — сказала воспитательница.

***

      Девочка напоминала Маугли: ей не нравились прикосновения, ее терзали панические атаки. Она была слишком груба и часто кричала во сне. Сны ее были короткими, мучительными, прерывающимися кошмарами, в которых за дверью ее спальни скрывался монстр, шныряющий в тени и скалящийся, всякий раз, когда она замечала его. Глаза чудовища гипнотизировали, но его улыбка заставляла сердце биться в груди с такой силой, будто оно вот-вот разорвется. И когда она пыталась пробудиться, чтобы избавиться от оков сна, тело оставалось неподвижным. С девочкой работал психолог. Была выработана определенная стратегия, которой придерживались новые родители Лилит. Антидепрессанты, в сочетании с другими методами лечения, оказались эффективными. Как минимум, девочка начала говорить и иногда улыбаться. Эмоции оставались сложной преградой, но порой ей удавалось выпускать их.  Время шло, и она начинала сближаться с новыми родителями.       — Я принесла несколько брошюр. Каждому человеку нужно найти занятие, которое увлечет его настолько, что он забудет обо всем, что происходит вокруг, — произнесла она. — Мое любимое занятие — рисование, — сказала она, с гордостью в голосе. — Я переношу свои чувства на холст, будь то грусть, гнев или счастье. Цвета становятся моими словами, а линии — моими жестами. Плавные линии передают покой и умиротворение художника, его внутреннюю гармонию, но также могут нести в себе печаль. Четкие, резкие линии выражают злость, страх, а иногда они олицетворяют яркую радость или восторг. Когда линии, цвета и текстура холста переплетаются с давлением кисти, они создают единую гармонию, которая позволяет увидеть и почувствовать каждую эмоцию художника. А вот плавание — еще одно удивительное занятие. Здесь есть столько возможностей, как и в рисовании. Температура воды, интенсивность движения, повторяющиеся круги. Просто лежать на спине, закрыв глаза, и чувствовать, как вода качает тебя. Танцы. Ты можешь танцевать одна или с партнером: контемпорари, сальса, балет, а может, даже стриптиз, — она улыбнулась, бросив на дочь взгляд. Девочка не смогла сдержать тихий смешок. — Дневники, стихи, создание музыки, готовка, шахматы, спорт. В чем-то из этого, ты наверняка найдешь свою отдушину. Мы все переживаем и положительные, и отрицательные эмоции, Лилит, и хобби могут стать тем способом, который поможет справиться с ними. Лилит действительно нашла занятие, которое стала любить всем сердцем. Под ритмичные звуки музыки она погружалась в плавные движения, забывая обо всем, что ее тревожило. Танцы приносили ей не только умиротворение, но и физический покой, как освобождение от тяжкого бремени повседневных забот. В этом мире, где каждое движение было частью ее души, Лилит ощущала радость и удовлетворение, наполняясь тем самым жизненным приливом эндорфинов, который не только поднимал ее настроение, но и дарил долгожданное моральное облегчение. Новые родители Лилит — жители Бостона с американскими и французскими корнями. Ее отец, Жак Делон, был высоким кареглазым брюнетом с густой бородой, уже начал замечать первые седые пряди на своих волосах. Его взгляд всегда излучал тепло, которое обволакивало, и доверие, которое мгновенно успокаивало. Жак был талантливым архитектором, добившимся заметных успехов. Многие родители, поглощенные своей работой, держат детей на расстоянии, но папа Лилит, наоборот, открывал ей двери в свой мир. Он не просто рассказывал ей о своем деле, он вовлекал ее, показывая детали, давая возможность поучаствовать, даже позволял ей делать свои собственные чертежи. Мама Лилит носила имя Мари Делон, и если бы нужно было воплотить в образе женственность, спокойствие, красоту и заботу о семье, то перед глазами непременно возникла бы она. У нее были светлые волосы, касающиеся лопаток и изумрудные глаза. Она работала в больнице, являясь неонатологом-реаниматологом. Ее работа заключалась в диагностике и лечении органов новорожденных, в том числе в самых первых мгновениях их жизни. Профессия мамы Лилит не привлекала. Все, что связано с детьми, она предпочитала обходить стороной, стараясь держаться подальше от всего этого. К сожалению, семье Делон не было суждено иметь собственных детей. Когда они решили обратиться в детдом, они предпочли выбрать малыша не старше двух лет. Однако Лилит внесла свои коррективы в их планы. Пока другие дети прыгали, надеясь привлечь внимание, она сидела тихо, словно бездомная собака, тихо приняв свою судьбу. Прошло несколько месяцев, прежде чем девочка окончательно открыла свое сердце новым родителям, начав радоваться каждому моменту своей жизни. 

Но было одно «но».

      — Милая, нам нужно поговорить, — сказал папа, мягко похлопав по кровати, приглашая ее сесть рядом. — Ты чувствуешь, что с тобой что-то происходит? Лилит прижала колени к груди, опустив взгляд, и, слегка нахмурив брови, отозвалась:       — Не понимаю, о чем ты, папа.       — Ты слишком мала для всего этого, и тебе не следовало переживать это в одиночестве, особенно в таком юном возрасте, — сказал он. — Это неправильно, и мне очень жаль, милая. Но знай одно: ты не одна, и все будет хорошо. Сейчас я расскажу тебе кое-что, и помни, в этом нет ничего страшного, — продолжил он. — Раз в месяц, ты чувствуешь, как будто все кости в твоем теле ломаются, верно? А кожа покрывается шерстью… Глаза Лилит мгновенно расширились, а пульс участился. Она с трудом сглотнула ком, который образовался в горле.                — Как ты…       — Все хорошо, милая, — мягко сказал он, сжимая ее руку. — Расскажи мне, когда это случилось впервые?       — Сразу после того, как умер мой отец, — ответила она.       — Пойдем в другую комнату, у меня есть кое-что, что я хочу тебе показать, — сказал папа. Они вошли в кабинет. Жак, не спеша, подошел к полке и вытащил старинную книгу с потертыми краями. Его пальцы осторожно перелистывали страницы, пока он не остановился на нужной. Лилит пристально взглянула на заголовок, который четко вырисовывался в ее поле зрения: «Оборотни / Ликантропы».       — Ты оборотень, милая. Маленький волчонок. Раз в месяц, когда луна становится полной, ты превращаешься, — объяснил Жак.        — Почему? Что со мной не так? — спросила она.       — С тобой все так, милая. Просто у тебя есть особенность. Ты не одна, таких как ты существует немало, — сказал Жак. — Послушай, в твоей крови течет сила, которая передается из поколения в поколение. Ты не должна бояться этого. Нужно просто научиться понимать, как это принять, и научиться жить с этим.       — Но почему Я?       — Ты родилась с геном оборотня. Чтобы его активировать, нужно убить человека, и это может… — начал было папа, но тут же пожалел об этом.— Нет, забудь, милая. Это не то, о чем я хотел сказать…       — Убить? — переспросила Лилит. — Значит, это я убила отца? Я его… — ужаснулась она. В ее глазах мелькнуло отражение дикого страха, которое даже у ее папы вызвало холодное покалывание вдоль позвоночника.               — Ш-ш-ш, милая, это не так, — попытался успокоить Жак, осторожно прижимая Лилит к себе. — Это была случайность. Ты не виновата.        — Нет! Я толкнула его, и он ударился о стол! Он упал… Он ударился о край, и… — оттолкнула от себя папу Лилит. — Так сказали медики. Он умер от удара! Я его убила! Я толкнула его… Он упал, его голова ударилась о край стола, и эта кровь… Это была я. Кто же еще? Очевидно ведь я!       — И что с этого? Он заслужил, так ему и надо было. А ты просто защищалась, — произнес Жак, подходя ближе, но Лилит продолжала отступать.       — Нет! Нет! А лес… Да, тот лес, где горел костер и стояли палатки. Я помню. Я думала, что это не я… Но как я оказалась в лесу, вся в крови, а рядом с собой видела тела детей? Как это могло быть?        — Это было твое первое превращение, — произнес он тихо. — Когда ты превращаешься, ты не можешь контролировать себя, сколько бы ты ни старалась. Это не поддается разуму. Просто… Невозможно.       — Но это не отменяет того, что сорок восемь детей и двое взрослых погибли из-за меня! — крик Лилит прорвался сквозь сжимающую грудь боль. — Зверь, который разорвал их так, что их пришлось хоронить в закрытых гробах… Я слышала об этом, это звучало в новостях неделями! Я — этот зверь! Я!        — Милая, мне так жаль. Это не должно было случиться так рано, — произнес Жак, его голос переполнился тяжелой болью, от которой сжалось сердце.       — Как это убрать? — спросила вдруг она. — Это возможно, правда? Есть же лекарство, которое может все исправить?        — Это невозможно, — сказал он. Но я помогу тебе научиться контролировать это. Лилит, вздрогнув, потрясенно вцепилась в его руку.       — Нет-нет-нет, прошу, должно же быть хоть что-то! То, что может это исправить…  Прошло несколько недель с того разговора. Жак твердил Лилит, что они справятся. Ему казалось, что все идет по плану — до тех пор, пока он не увидел, какую агонию испытывает его дочь. Ее тело изгибалось в мучительном превращении, каждый хруст костей отдавался в ночи пронзительным эхом, а крики, полные боли и ужаса, разрывали тишину. Ей было всего десять лет. Она не должна была проходить через это. Эта боль, этот страх… В таком возрасте дети должны беспокоиться о потерянных игрушках, о том, как спрятать разбитую вазу от родителей, или о том, успеют ли они добежать домой до темноты, играя во дворе. С тех пор он неустанно искал выход. Искал, пока однажды не вернулся домой, сжимая в руках небольшой подарок для своей дочери.       — Купил тебе нечто особенное. Жак достал из кармана кулон, выполненный из чистого золота. Он был в форме сердечка, а его поверхность украшали тонкие, изящные узоры. Расстегнув цепочку, он надел кулон на шею дочери.       — Спасибо, папа, он прекрасен, — сказала Лилит, касаясь кулона, который покоился на ее шее.       — Нам пора, милая. Сегодня полнолуние.  Собрав все необходимое, они направились в лес. Где-то среди густых деревьев, скрытое от посторонних глаз, открывалось узкое ущелье. Узкая трещина в земле вела в пещеру, где стены, покрытые плотным мхом и лишайниками, поднимались высоко. В самом центре пещеры стояла самодельная клетка. Ее металлические прутья были затянуты веревками. Внутри же располагались большие крюки.  Жак достал из рюкзака цепи и заковал дочь. После этого он протянул ей чашку с аконитом. Лилит приняла его с явным сопротивлением, но она знала, что другого пути нет. Каждый глоток был как раскаленный уголь, который прожигал ее горло, заставляя корчиться от боли. Но она знала, что, несмотря на все, она должна была это пережить — этот яд ослабит ее тело. Такая вот еще одна мера предосторожности. Сев на землю неподалеку, Жак вытащил из рюкзака шприц с дополнительной дозой аконита. Он знал, что если Лилит каким-то образом сумеет вырваться, ему нужно будет быть готовым. Ожидание тянулось. Лилит вся сжалась, ее тело было влажным от страха, пот капал с ее лба, а Жак явно заработал себе еще пару седых волос.  Прошел час. Два. Четыре. И ничего. Лилит не обратилась в волка.       — Милая моя… — прошептал Жак, снимая с дочери цепи.       — Что происходит? Почему я не обратилась? —  спросила Лилит, хлопая ресницами.       — Мой подарок помог, — ответил он, замечая, как ее глаза начали светиться.       — Что? — машинально дотронулась до кулона она. — Но почему ты не сказал мне об этом раньше?       — Не хотел давать тебе ложную надежду, — ответил Жак. — Пойдем отпразднуем это. На столе стоял пластиковый поднос с едой. Рядом с золотистыми, слегка хрустящими ломтями картошки фри, в обертке лежал бургер. На другом конце подноса, в небольшой коробочке, были шесть аппетитных наггетсов. Также пару пакетиков соуса и, конечно же, кока-кола.       — Значит, я больше не оборотень? Я теперь здорова? — спрашивала Лилит, макая картошку в кетчуп.        — Нет, милая. Как я и говорил, лекарства от этого нет, — произнес Жак, развернув бургер. — Этот кулон не исцеляет, он лишь сдерживает твою сущность. Он скрывает от других твой истинный облик, ведьмы и другие оборотни не смогут почувствовать, что ты волк. Пока он на тебе, твои волчьи инстинкты словно исчезают. Слух, сила, скорость, клыки, регенерация — все это становится недоступным. Ты становишься как обычный человек, — проговорил он, сделав паузу, чтобы откусить кусок бургера. — Но даже с кулоном ты все равно остаешься волком, и аконит подействует на тебя в любом случае.       — Ведьмы? Ты серьезно? — приподняла брови Лилит. — Или ты о нашей соседке, которая вечно жалуется на наши кусты, потому что они слишком высокие, и из-за этого ее участок страдает от недостатка солнечного света?       — Да, она, в каком-то смысле, тоже ведьма, — рассмеялся Жак. — Но нет, я говорю о настоящих ведьмах. Поверь мне, это совсем не то же самое, что невыносимая старушка, которая страдает из-за наших кустов. Я обязательно расскажу тебе обо всем — о ведьмах и других таких же интересных существах.        — Ведьмы, вампиры и другие? Мы что, в сериале «Сверхъестественное»? — хмыкнула она. — И следующий этап в моей жизни — проклятие на седьмое поколение? Может, пора позвать Сэма и Дина?                — Ну, если честно, в шестом сезоне Дин… — начал Жак, улыбаясь все шире.       — Папа, стой, ты серьезно?! Я только на третьем! — перебила Лилит, выпучив глаза.       — Тогда тебе точно стоит ускориться, а то я случайно могу проболтаться, например, о том, что Сэм на самом деле он… Лилит отобрала у папы картошку и запихала себе в рот в отместку. Жак закатил глаза, не сдержав улыбки. Он потер лицо рукой, и лишь теперь, после всего, что произошло, до него дошла эта усталость, смешанная с облегчением.       — Лилит, я надеюсь, ты понимаешь, что кулон иногда все же придется снимать, — спросил Жак.       — Что? Но я не хочу! — возразила Лилит. — Зачем мне это делать?        — Лилит, послушай меня внимательно, — начал Жак. — Ты волк, и это не изменится. Кулон сдерживает твою сущность, но он не может сделать тебя полностью человеком. Волки, как и любые другие существа, имеют свои инстинкты. Когда ты не позволяешь себе их выражать, эта агрессия накапливается. Это как кипящий чайник, который со временем начнет вырываться наружу. Поэтому иногда тебе нужно будет снимать кулон и позволять себе превращаться. Охотиться, выпускать свою агрессию. Если ты этого не сделаешь, все эти накопленные эмоции в какой-то момент приведут к тому, что камень в кулоне лопнет. Лилит, конечно, не была в восторге от необходимости снимать кулон. Снова встречаться с волком? Нет уж, спасибо. Этот волк итак каждый раз находил ее в ночных кошмарах. Но и потерять шанс быть хотя бы немного нормальной тоже не хотелось. Поэтому ей пришлось смириться и принять правила игры. Но вот помимо волка был еще один страх, который преследовал ее. Он всегда появлялся в моменты, когда все, казалось, становилось слишком хорошо. И вот сейчас, когда жизнь наладилась, Лилит ощущала, как этот странный страх подкрадывается к ней. Так и случилось. Через несколько лет, когда казалось, что все стало на свои места, в семье случилось несчастье. Мама умерла. Мари Делон настигла та же болезнь, что была и у биологической мамы Лилит. Лейкемия. Со временем Жаку предложили большой проект в Мистик Фоллс — отличная возможность сменить обстановку после смерти жены. Он с энтузиазмом взялся за дело, но, как это часто бывает, не все пошло по плану. Особняк, который он помогал строить недалеко от Мистик Фоллс, был почти готов, но из-за нехватки денежных средств у заказчика проект так и не был завершен. Это было разочарование, но Жак не сдался. Он быстро нашел новый проект: семья Локвудов решила сделать перепланировку в своем доме и добавить несколько новых комнат. Это было то, что ему нужно было. Благодаря этому проекту семья Делон не только улучшила свое положение, но и сблизилась с Локвудами. Лилит, к тому же, неожиданно стала хорошей подругой Тайлера — они часто гуляли вместе, обсуждали свои проблемы и просто наслаждались временем, проведенным друг с другом… Школьные дни Лилит были… Мягко говоря, не самыми лучшими. Все из-за того, что она попала в самый разгар подросткового возраста, а, как известно, гормоны в этом возрасте могут вытворять что угодно. Но дело было не только в этом. Внутри нее, в кулоне, сидел зверь, и его влияние ощущалось все сильнее. Полнолуние, конечно, происходило раз в месяц, но этого было недостаточно. Злость внутри нее накапливалась гораздо быстрее.  Раньше танцы были для Лилит своего рода отдушиной, способом сбросить накопившийся негатив. Но после смерти матери все изменилось. Могила казалась еще свежей, и танцевать теперь было бы оскорблением. Жаку тоже было нелегко в новом городе без жены, и он понял, что единственный способ справиться с пустотой — это проводить больше времени с дочерью. Каждое утро, перед школой, они бегали по тихим улочкам города, а затем, остановившись у озера, на старом деревянном пирсе, тренировали бокс. Жак стал добавлять в их рутину успокаивающие чаи, а Лилит, в свою очередь, начала читать книги. Под чутким руководством папы внутренний зверь Лилит, скрытый кулоном, наконец обрел покой, а накопленная агрессия направлялась в более конструктивное русло. Они проводили все больше времени вместе, и, вскоре, открыли для себя любовь к мотоциклам. Это увлечение стало их общей страстью. Моторы рычали, а свобода, которую они ощущали на дороге, стала их новым способом быть вместе и забывать обо всех тяготах. Так и тянулись дни, белые и счастливые, пока не наступил тот самый день, когда все вновь изменилось.

***

      Ясное дело, что жизнь не обязана давать нам то, чего мы ждем. Надо брать то, что она дает, и быть благодарным уже за то, что это так, а не хуже. Но временами казалось, будто над Лилит изощренно насмехались. Она прошла через многое, сумела залечить раны, обрести семью. Улыбалась, смеялась, ловила каждый момент, жадно впитывая счастье. Ей подарили крылья, но лететь теперь было некуда. Иной раз, судьба брала Лилит за волосы и хорошенько ударяла по морде.   Лилит вернулась после морга, сжимая в пальцах сложенный лист с результатами экспертизы. Бумага гласила: тромб оторвался и забил легочную артерию, вызвав мгновенную остановку сердца. Смерть наступила мгновенно. Вот так вот. Без предупреждения, без прощальных слов, без последних взглядов. Лилит прикрыла глаза, абсолютно игнорируя аромат одеколона отца, который все еще витал в воздухе. Она лишь заметила, что на горизонте уже засверкал медный таз, которым грозилось накрыться все ее существование.  Что теперь? Куда дальше? Ни матери, ни отца. Одна. Снова. Будто судьба выдернула ее из нормальной жизни и швырнула обратно в ту самую пропасть, из которой она с таким трудом выбралась. И зачем теперь продолжать этот фарс? Найти любовь? Создать семью? Ха. Смешно. Даже думать об этом не имело смысла. Лилит все еще несла в себе вину за тех детей, чьи жизни оборвала. Разве она имела право на что-то подобное? Но и просто взять нож и перерезать вены… Нет. Родители бы этого точно не оценили. Лилит приоткрыла глаза и сразу заметила следы от грязной обуви, скорее всего оставленные сотрудниками полиции или медиками. Она молча направилась в кладовую, взяла ведро, тряпки и чистящие средства. Наполнив ведро водой, принялась за мытье грязного пола у входа. Завершив с полом, она взялась за посуду, загрузила вещи в стиральную машину, протерла пыль, поменяла постельное белье. Все это могло подождать, но каждый переживает горе по-своему: кто-то замыкается в себе, кто-то плачет, а кто-то злится. Нет единственного правильного способа пережить потерю. Но есть некоторые общие черты горевания, известные как стадии горя. И Лилит была в одной из них — стадии отрицания. Ей было легче притворяться, что ничего не случилось, будто мир все еще крутится, как и прежде. Это было ее защитным механизмом, позволяющим выдержать эмоциональное напряжение, не позволяя мыслям затопить ее целиком. А вот на следующий день Лилит переживала уже другую стадию горя — стадию гнева. Она свернулась калачиком в углу дивана, задыхаясь от истерики. Чувства захлестнули ее так, что давно зажившийся шрам под грудью снова напомнил о своем существовании. О прошлом.       — Черт! — раздался ее крик. Вся ее грудь горела от нарастающей боли. — Так не бывает. Это просто невозможно. Боль такая сильная, что даже дышать трудно.   В одном из раундов истерики Лилит подумала: «Взгляни на себя, можешь ли ты изменить хоть что-то?» И она сделала единственное, на что была способна: встала и, не прекращая кричать, стала балансировать на одной ноге посреди комнаты. Ей хотелось доказать себе, что она все еще хоть немного контролирует ситуацию. Пусть ей не под силу остановить истерику и мрачный внутренний диалог, она, по крайней мере, может биться в истерике, стоя на одной ноге. На следующий день произошло то, чего Лилит так не хотела — раздался звонок в дверь. Она попыталась проигнорировать звонок, сделав вид, что ее дома нет.        — Ау. Ты забыла? Я все слышу, у меня вампирский слух, Лилит. Я знаю, что ты дома. Она лишь вздохнула, не двигаясь с места. Но дверь вдруг распахнулась сама.       — Я тут вспомнил, что меня вроде как приглашали, так что… Слушай, одной быть — это вообще совсем как-то хреново. Я понимаю, что ты не хочешь никого видеть, закрылась от всех и все такое, но твоя подруга меня конкретно так задолбала. Да и Елена вынесла мне мозги. Ах… Как там говорится? Вспомнишь… Вот и оно. Телефон завибрировал на ковре, на экране замигало: «Входящий звонок: Елена». Лилит спокойно посмотрела на него, давая мелодии проиграть пару секунд, а потом нажала на красную кнопку, отправляя звонок в никуда. Так же, как сделала до этого с Бонни, Кэролайн и Джереми. Причина? Да все просто. Она, конечно, дружила с ними, но назвать их близкими друзьями не могла. Эти девчонки были слишком правильные, а Лилит — совершенно неправильной. Им вряд ли бы понравилось узнать, что она не просто оборотень, а что на ее совести уже есть несколько смертей. Такой груз вряд ли бы украсил их милые девичьи посиделки. И все же… С ними было легко. Весело. Вайбово. Это была та самая дружба, что строится на посиделках в кафе, сплетнях у шкафчиков и совместных обсуждениях. Она их ценила, правда. Но не в уязвимые моменты. Не тогда, когда мир рушился, и единственное, что хотелось — это заткнуть этот проклятый телефон и не слышать жалостливых голосов на другом конце провода. Поэтому Джереми она тоже проигнорировала, хотя он казался другим. У него было свое мнение, он не следовал за толпой. Возможно, ему и можно было бы довериться… Но вот незадача: дружба с ним, похоже, окончательно похоронила ее отношения с Тайлером. Ах да, Тайлер. Мы ведь упоминали, что когда-то у них все начиналось неплохо. Даже отлично. Но потом этот мудак просто взял — и вычеркнул ее из своей жизни. Без объяснений. Будто ее никогда и не было. Оставил только ворох вопросов, на которые она так и не нашла ответа.       — Как насчет AC/DC, бурбона и гавайской пиццы, м? — ободряюще протянул Деймон. Лилит скользнула по нему мрачным взглядом из-под лба. Кстати, Деймон. Ему она, пожалуй, доверяла. Хоть он и был еще тем хитрым лисом. Она любила его как друга, но сейчас… Сейчас ей не хотелось видеть рядом никого. Мир вокруг окончательно выцвел, став черно-белым.       — Мне вообще как-то не до еды, — бросила Лилит.       — Твой старик был крутым, — подошел ближе Деймон, сунув руки в карманы. — Так и не дал мне рецепт своих блинчиков, и…       — Лучше AC/DC, бурбон и гавайская пицца, — перебила его Лилит, устало прикрывая глаза. — Давай только без этих ваших разговоров по душам. Деймон понимающе кивнул и, не теряя времени, выудил из-под куртки бутылку бурбона. А вот с пиццей… Он искренне надеялся, что она про нее благополучно забудет. Потому что пицца с ананасами — это же чертово извращение. Пока музыка гремела в доме, а бурбон на голодный желудок ударил как следует, экран телефона снова вспыхнул входящим звонком. Лилит прищурилась, пытаясь разобрать расплывшиеся буквы. Наконец, они сложились во что-то читабельное. «Майя». Лилит шумно вдохнула. Да, все верно — видеть она по-прежнему никого не хотела. Но трубку все же подняла. Потому что эта женщина, если проигнорировать ее звонок, вполне могла бы явиться лично и влепить подзатыльник.       — Да, — неохотно произнесла Лилит в трубку телефона.               — Мне принести пиццу или мороженое? — предложила Майя. Лилит перевела взгляд на Деймона, спрашивая его.               — Что хочешь, главное, чтобы там не было ананасов, — ответил он, слегка поморщившись.       — Хм, пиццу. Пусть положат двойную порцию ананасов. Хочу посмотреть, как Деймон будет выковыривать каждый кусочек, — грустно усмехнулась Лилит, на что Сальваторе лишь закатил глаза. Похороны прошли, а за ними последовали несколько дней молчаливой рутины. Лилит собирала вещи, аккуратно укладывая их в коробки, готовясь к завтрашнему переезду к Деймону. Несмотря на свою неохоту покидать родной дом, она понимала, что этого нельзя избежать. Деймон настоял на том, чтобы она переехала к нему. По его словам, жить одной в ее возрасте — не только небезопасно, но и противоречит закону. В США несовершеннолетний, не достигший 18 лет, не может проживать без опекунов, даже если сам зарабатывает деньги и водит автомобиль. Абсурд, но такие вот правила. Стук в входную дверь прервал занятие Лилит. Посмотрев на часы, она подумала, что Деймон объявился рановато, и невольно задумалась, а вдруг это Нейтан пришел, узнав о неприятных новостях и решил поддержать ее. Наверное, она слишком хорошо о нем подумала, ведь, открыв дверь, перед ней предстали два высоких, мускулистых мужчины.        — Предполагаю, ты мисс Лилит, а-ля Делон? — произнес один из них, с легкой усмешкой выделяя «а-ля».       — А вы кто такие? — спросила Лилит.       — Я Бернард Делон, а это — Себастьян Делон, — ответил один из мужчин.  Холодок пробежал вдоль ее позвоночника, покрывая его коркой льда. В голове тут же всплыли слова отца: «Милая, если ты когда-нибудь встретишь людей с нашей фамилией — БЕГИ».