Шкатулка историй

      Он оставался в хрупком комфорте своего кресла, тихой тенью среди оживлённых, шумных фигур, занимающих это пространство. Таким же, каким он был всегда, когда его обязанности приводили его сюда. Комната была полна; несмотря на бессердечное сокращение их численности, несмотря на зверства, совершённые в этом самом здании, и напряжение, заполнявшее суд, которое, как ему всегда казалось, висело на волоске от падения в неконтролируемый хаос, они никогда не воздерживались от прихода сюда. И Драко вряд ли мог винить кого-либо из них, потому что он делал то же самое. Он ненавидел каждую его часть, каждую ненужную церемонию, каждое помпезное мероприятие, и всё равно он появлялся на каждом заседании. На самом деле, он не понимал этого. Возможно, за них говорили укоренившиеся манеры, запечатлённые их родителями; возможно, это была просто их общая вера в то, что это было единственное, что держало их всех вместе и удерживало беззаконие в узде. Всё, что он знал, это то, что он никогда не пропускал заседания. И они тоже.       Здесь были такие, как он, но их было мало и они встречались редко. Все они замерли, наблюдая, как все медленно выходят из зала, свободно и весело болтая между собой, не оглядываясь назад. Когда-то они образовали здесь фракцию. Могущественную группу влиятельных людей, которые яростно боролись за сохранение своего положения и проиграли. Однако в Визенгамоте были не они. Вместо них были их сыновья и одна отважная дочь, возможно, единственная душа здесь, которая чувствовала себя более одинокой, чем он.       Наконец, один встал, после того как последний из остальных ушёл, и комната погрузилась в их общую тишину. Драко не хотел смотреть, кто именно встал. Он вспомнил ранние годы, когда они пытались бороться во время судебных процессов над их семьями, когда они сами были у подножия комнаты, отвечая на собственные обвинения. Ужас пробежал по его позвоночнику, когда воспоминания о его собственном суде наводнили его мозг нежелательными воспоминаниями. Он позволил себе горько улыбнуться, вспомнив, как Грейнджер и Поттер защищали его и заставляли комнату то взрываться криками о наказании, то неуверенно роптать. В те далёкие годы в их столице не было ничего, чего бы они не могли себе позволить. Они обладали властью королей. Каким-то образом на этот раз они решили воспользоваться ею для него.       Драко покачал головой и затем встал. Не было особого смысла зацикливаться на этих вещах. У него не хватило смелости спросить тогда, он не станет спрашивать сейчас. То немногое, что осталось от остальных, осталось на местах, и он вздохнул достаточно громко, чтобы они услышали. Казалось, никто из них не мог полностью уйти от своего прошлого, независимо от их усилий. Он неоднократно говорил им, что никогда не был лидером, и он определённо не собирался становиться им сейчас. Они все согласились и снова пошли за ним. Драко не стал ничего менять. Они все спустились по каменной лестнице и наконец вышли из комнаты, и он позволил себе снова вздохнуть.       Они все всё ещё боялись. Большинство из них тоже были злы, но это и близко не походило на страх. Драко не нашёл в себе сил злиться и дальше. В эти дни усталость была главным из его чувств, и он просто делал всё возможное здесь и везде, пока не возвращался к Астории, чтобы они могли подольше задержать общее тепло и насладиться историями вдали от забот повседневной жизни.       Драко не знал, что бы с ним стало, если бы не Астория. Он также не очень хотел это узнавать. У него больше не было великих стремлений его юности. Он потерял их вместе с ожиданиями, которые возлагал на себя и других, похожих на него. Сладкими ночами, проведёнными украдкой вдали от всего мира, его жена говорила ему, что он станет лучшим человеком, и в некоторые немногие, драгоценные моменты Драко умудрялся верить ей. Он видел достаточно за свои короткие дни, чтобы отличить правду от праведного, хотя оно всё ещё оставалось мутным. Для многих из них не существовало таких вещей, как моральные компасы. Всё, что Драко мог сделать, всё, чего он пытался добиться, это заставить Асторию гордиться. Он пытался жить с собой после войны. Он быстро понял, что предпочёл бы жить с ней.