Проклятие на удачу

      Кащею потребовалось всего два дня, чтобы окончательно прийти в себя, не без помощи Регины естественно. Лицо перестало напоминать рожу дяди Толи после недельного загула, остались только длинные царапины, которые рыжеволосая покрывала таким толстым слоем мази, что у них не было выбора, кроме как затянуться и бесследно исчезнуть. Слава слишком быстро перестал сопротивляться, логично рассудив, что внешний вид для него сейчас как никогда важен.       Ну или Чернова ему это буквально по слогам объяснила.       — И что ты должен будешь делать? — белая накрахмаленная рубашка расположилась на вешалке, и Регина еще несколько раз промокнула воротничок крахмальной водой, на что Слава только закатил глаза.       Чёрная шерстяная ткань брюк зашипела, а Кащею стало боязно за свою жизнь, оттого насколько сильно хрупкая на вид девчонка наваливалась на гладильную доску. Он вроде никого не собирается этими стрелками убивать, но мужчина предусмотрительно молчит, позволяя конопатой заниматься своими женскими делами.       — Ничего опасного, — Слава выдыхает дым в форточку, сбрасывая пепел в банку. — Раздавать буду. Нужным людям нужные карты.       — Считаешь это неопасным? — Регина довольно разглядывает итог своей работы и вешает брюки на спинку стула, нехотя берется за неудобную жилетку.       Новый костюм, как влитой сел по мужской фигуре. Пришлось раскошелиться и выслушать поздравления о предстоящем торжестве от продавщицы.       Ага, торжестве, а как же.       Заначки опустели окончательно, а не просто перешли в минусовое значение. Регина зарплата вызывала только смех, но рассчитывать на что-то другое не представлялось возможным, Кащей, скрепя душой и мужским эго, деньги взял и всё утро провел за своими пробирками. Но присутствие Казаха в Казани и его знание, кто молодому поколению дурь поставляет, резко снизило количество наркоманов на улице всего за неделю. Оставалось только догадываться, каким, блять, образом Султан это сделал.       Но факт на лицо — источник быстрого заработка пропал, а деньги были уже потрачены. Удача повернулась к кудрявому жопой, еще и хохотала противно.       До первой славиной получки придется не просто снизить успевшие возрасти аппетиты, о них вообще придется забыть, хотя бы до стипендии Черновой. Да, и там особо-то не разгуляешься.       — Там охраны больше, чем ментов в отделении. Султан не идиот, — Кащей откидывает окурок в форточку, берёт небольшую картонную коробку с потрепанными картами с подоконника, и крутит ее в руках. — Сыграем?       — Продемонстрировать навыки хочешь? — Слава ухмыляется и бросает коробочку ей.       — Раздавай сама, чтобы по-честному.       — Играть на интерес не интересно, — жилетка размещается на рубашку, и девчонка плюхается на разложенный диван.       — Как насчет игры на раздевание? — и лыбится ведь, стреляя на девчонку блестящими зелёными глазами. Ладно хоть фингал успел пожелтеть и это не выглядело так комично, как поначалу.       Чернова закатывает глаза, потуже затягивая пояс халата. Он-то в майке, штанах, да и очки с нижним бельем тоже за вещь считаются, а Регина в одном халатике щеголяет, за одну игру её шулер до трусов разденет.       «Вот это стимул, блять», — тонкие карты ложатся в ладошку, и пальцы тасуют их несколько раз.       Слава хитро смотрит на неё, а девушка пытается подавить в себе наглую улыбку — не у одного Кащея свои секреты есть: голубые глаза смотрят на веер карт, высчитывая какую картинку лучше подбросить мужчине. А тот хмурится, понимая, что в этот раз он проиграл.       — Продолжать хочешь? — бывший автор хмыкает и через голову стягивает майку, оставаясь с голым торсом.       — Естественно, конопатая.       Регина позволяет мужчине забрать карты — интересно ей, как он всё это проворачивает. Не отрываясь, следит за пальцами, в попытках уловить хотя бы одно лишнее движение, но их просто-напросто нет. А Слава выглядит воодушевленным: глаза горят, а в руках его магия творится — будь поверхность простыни более гладкой, движения могли стать плавнее, аристократичнее что-ли. Девушка ухмыляется, получая вполне себе достойные карты, похоже он что-то напутал, либо обсчитался.       — Ну вот и всё, конопатая, — выглядит, как кот, нажравшийся сметаны, облизнуться только осталось.       Чернова пожимает плечами и скидывает с плеч ткань. Огонек вспыхивает в болотных глазах, пока нарочито медленно чернокнижница забирает из его рук колоду. Не одной же ей мерзнуть сидеть. Время полетело со скоростью света: мужчина откидывает в сторону сначала носки, потом, под смешки расстегивает браслет часов и недовольно встает, чтобы снять штаны.       «Вот ведь ведьма!» — раздавай не раздавай, тасуй не тасуй, раз за разом девчонка оставляет его в дураках.       — Может лучше тебе к Казаху податься? — рыжеволосая довольно рассматривает полуголого мужчину.       — Так я не умею ничего, легко играть, когда твои масти просвечивают, — диван прогибается под весом, а на талию ложатся шаловливые руки.       — Ах вот оно, что. Так ты меня надурила, малявка, — одним движением она седлает мужские бедра, вжимая Кащея спиной в стену. — Ташкент пришиться предложил.       Ладони опускаются на бедра скрытые тонкой тканью нижнего белья.       — А ты чего? — прерогатива бросить Славу на амбразуру под названием «Хади Такташ» была максимально непривлекательной. Коля хоть и обещал ему быть этаким скрытым пацаном их банды, но Кащей помнил слова Казаха — на чаше весов встало денежное благополучие против размытых понятий.       Он не глупый. Абсолютно. В конце-концов уже не мальчишка, которому только дай помахаться с кем-нибудь. Тесная связь с Черновой впервые заставила задуматься, что можно было бы и рискнуть, в Университет сунуться, закончить его наконец-то.       — Не хочу. Я вышел уже из того возраста, чтобы под кем-то ходить, — большие пальцы пускают мурашки по позвоночнику. — Султан прав, время улицы прошло. А Универсаму недолго с таким лидером существовать, он не умеет связи строить.       Регина сама поддается вперед и задает тон окончанию вечера. Даже обособленность Кащея позволит ему не потерять лицо среди казанских банд. Она прижимается губами к кадыку, пока юркие пальцы борются за стежкой бюстгалтера.       — Блять. Их точно дьявол создал, — звук разрывающейся ткань заставляет вздрогнуть, а испорченная вещица летит на пол. — Я тебе новый куплю. Потом.       Смешок срывается с пухлых губ, отросшие ноготочки оставляют след на груди, спускаясь на напряженный пресс. Языки борются за власть, а женское тело с заядлой периодичность задевает мужское возбуждение.       Наташа давно подкинула Черновой одну идею, когда заметила на тонких ключицах несколько красных засосов. Базыкина как-то умудрилась набиться чернокнижнице в подруги, и на удивление самой девушки, компания однокурсницы была приятной. Всегда нелюдимая и агрессивная, Регина с присущей каждой девушке силой, сплетничала вместе с блондинкой обо всём, что двигалось и не двигалось.       Медсестра спокойно могла выудить парочку подробностей личной жизни подруги и даже подкинуть несколько задумок, вычитанных в запрещенных журналах. Ладно хоть Вадим не замечал пропажи из своих тайников, а родственница домбытовского и девчонка универсамовского нагло воспользовались кровным родством первой, и зажали одного из пацанов Желтого между стеной и скальпелем. Тот как на духу выложил все подробности уличных законов и тайны из постелей товарищей, даже не представляя, зачем это двум бабам.       — Слав, а ты же больше не пацан получается? — брови хмурятся. Ну, вот прям не вовремя конопатая голос свой подать.       — Получается, что нет, — Зюпик заинтересованно усаживается на голое плечо и капает слюной.       «Чё, малявка, решила перчинки добавить?»       — Сгинь, нечистый, — дьяволщина хохочет, а Слава закатывает глаза.       Смирился уже давно с присутствием девичьей шизофрении во всех аспектах их жизни, даже, епт твою мать, интимной. Ладно, хоть он не слышит всех этих голосов, а то точно бы вздернулся от комментариев в свой адрес.       — Пиздец, — настроение моментально испарилось, и даже полуголая девица в его руках не справлялась с накатившей апатией.       «Малыха, теряет твой мужик связь с космосом. Не порядок», — девушка вскакивает и злобно открывает дверцу шкафа, — «Ты чего удумала?!»       — Съебись хоть на десять минут! — дьвольщина шарахается в сторону, снося стул, когда в руках чернокнижницы появляется пластиковая полторашка. И откуда только у этой дуры святая вода взялась?! Тем более в жилище кудрявого!       — Ну уж не на десять, — Регина перестала скрывать от него периодических разговоров с невидимым существом, а Слава хоть понимать начал, отчего предметы дома падают и шкаф периодически ходуном ходит. Странно это всё конечно, но кто из них нормальный в этом мире?       «Да ухожу-ухожу. Че сразу за бутылку-то хвататься. Ты бы еще икону приперла, больная», — Зюпик показательно надулся и со свистом вылетел через распахнувшуюся форточку.       Ну и хер с этими людишками, он обстановку разрядить хотел. Доразряжался, блять. Нечисть предвкушающее облизывается, почувствовав сладкий запах кровушки и, подпрыгивая, несется в сторону близлежащей подворотни.       — На чем мы остановились?       — Ни на чем. Завтра день уебищный, — вот кто бы хоть раз сказал Кащею, что он самолично отвернется от раздетой девчонки — послал бы на Волково с матерью Пальто отдыхать.       Регина подбирается и стягивает одеяло с укутавшегося мужчины. У неё тут прилив храбрости, а он взял и отвернулся носом к стенке. Ага, сейчас. Слава дергается, когда женская ладошка оказывается там, где обычно не бывает, а синие глаза горят неизвестным огнем.       — Регина, это статья.       — Кто тебе поверит? — он вот прямо представил, как приходит с заявлением об изнасиловании, а участковый крутит пальцем у виска. Скорее его быстрее скрутят, а Чернову по кабинетам затаскают.       Желваки проступают на скулах, а девчонка только загадочно улыбается, улавливая ответную реакцию.       Следующее движение заставляет Кащея выпустить воздух через плотно стиснутые зубы. Нет, он, конечно, многое в жизни успел попробовать, но как-то не распространялся об этом — пацаны бы не поняли.       «Ушлая, блять», — вопрос конопатой лишний раз подтолкнул нужную мысль в голову. А ведь он больше никому ничем не обязан, своим собственным законам теперь следует, своей жизнью наконец-то живёт. «Поблагодарить что ли Адидаса за это?», — возникшее красное гневное лицо Суворова заставило ухмыльнуться.       — Я что-то делаю не так? — хочется самому себе затрещину отвесить. Не о том он сейчас думает, пока Регина снизу вверх смотрит на задумчивое лицо.       — Нет-нет, все нормально, — девушка хитро улыбается, наблюдая как на мужских щеках разрастается яркий румянец, сдувает выпавшую прядку.       Воздух вышибают из легких, а с губ срывается глухой стон.       «Бля-я-ять», — храни бесовщина эту дурную рыжую голову.       Регина легонько царапает кожу на животе, стараясь максимально расслабиться, и действовать так, как намекает его рука, сжимающая волосы на затылке. А это оказывается не так просто, как казалось на первый взгляд. В уголках глаз собрались слёзы, а в носу зашмыгали сопли, затекают абсолютно все части тела, но достаточно было мимолётно взглянуть на тяжело-вздымающуюся мужскую грудь, чтобы набраться терпения и продолжать.       Мышцы пресса напряглись, позволяя подушечкам пальцев обвести очертания кубиков. Чернова непонимающе отстранилась, когда Кащей внезапно дёрнулся и заелозил.       — Ну, что?! — капелька вины мелькнула в болотном взгляде, но он быстро соориентировался, схватив девушку за руку и подтянув её на себя.       — Блять, да щекотно, — тонкую шею осыпали быстрые поцелуи, а Регина успела в своём мысленном списке галочку поставить.       Кащенко щекотки боится! Пизда ему.       …Дни полетели с небывалой скоростью. Уже растаял основной слой снега, превратив улицы Казани в одно сплошное месиво.       Мужчина стал всё реже ночевать в общаге, полностью погрузившись в первую официальную работу. Всё, как у людей: зарплата официальная, налоги платит, правда с должности директора одного из самых престижных ресторанов Казани, но какая разница?       Он вообще не понимал, для чего Казаху ставить его практически во главе его бизнеса, но факт на лицо — славина жизнь за один день перевернулась на сто восемьдесят градусов.       Поначалу, слухи об отшитом старшем заставляли залетных авторитетов косится в сторону новоявленного крупье. Но очень быстро те заткнулись, когда Султан все чаще стал отрывать Кащея от основного места работы и уводил в специально отведенную для VIP-гостей комнату.       Карты разлетались по отполированному столу, красивой дугой раскладывались по покрытию и профессионально переворачивались, вызывая немое восхищение в глазах игроков.       Больше всех довольным был Султан, особенно, когда пересчитывал быстрорастущую выручку. Конкурентов у них не было: подпольное казино привлекало абсолютно все слои населения. А когда у тебя работает один из лучших шулеров Казани, в придачу с довольно тяжелым ударом, проигравшие последние деньги игроманы очень быстро закладывали свою собственность и снова возвращались за кащеев стол в надежде когда-нибудь отыграться.       — Еще, — Слава выгибает бровь, но протягивает знакомому милиционеру очередную карту. — Перебор.       Вот уже и именные часы полетели на середину стола, а Ильдар так не отступает от желания остаться без штанов. Встречи со знакомыми лицами были неизбежны, пару раз он даже замечал Турбо с несколькими универсамовцами за игровыми автоматами, те косились в сторону намарфеченного мужчины — в конце концов, он лицо этого заведения, роль жопы выполняли нанятые Казахом люди.       — Вячеслав Викторович, — долго он еще не привыкнет к официальному обращению, — там к вам пришли. Проводить сюда?       — Кто? — Кащей обводит глазами помещение, лишний раз мысленно благодаря Чернову за ее настойчивость. Хер бы он своим заплывшим глазом мог разглядеть назревающую бучу среди проигравшихся посетителей, сейчас же стоило лишь мимолетно взгляд бросить на очередного имбицила, что пытался хорошую карту в рукав запихнуть.       Султан в край оборзел и всё чаще оставлял его за главного, сбагривая обязанности и бухгалтера, и крупье, и директора в придачу.       — Девушка, рыжая. Сказала, что говорить только с вами будет. Наглая, — кудрявый хмыкает, одергивая рукава рубашки. Настя, что первый раз встретила мужчину, стала его глазами и ушами во всём ресторане в целом. Может, рассчитывала на что, а может просто старалась быть поближе к новому начальнику, но обязанности свои выполняла с маниакальным усердием.       — В следующий раз сразу пропускай, — Чернова решила-таки почтить его своим присутствием.       Девушка молчаливо приняла его ненормированный рабочий график и тоскливо корпела над дипломной работой в гордом одиночестве. Дата защиты приближалась с огромной скоростью, приводя Регину в истерику, а даже поплакаться было некому.       — Привет, — быстрый поцелуй мажет по щеке.       — Привет. Ну как тут у вас дела? — Кащей опускает руку на талию, вдыхая запах какого-то цветочного шампуня. Насколько он соскучился: приходил — она уже спала, уходил — еще спала.       — Работаем, — Чернова с интересом рассматривает огромное темное помещение. — Пойдем в кабинет. Есть хочешь?       Она только неопределенно пожимает плечами, а Слава уже вскидывает руку, подзывая к себе домбытовского, что занял должность бармена-официанта. Регина проскальзывает под рукой мужчины и первой плюхается в огромное кожаное кресло. Сколько же денег было вложено в эту небольшую комнату?!       — Жуй, давай, а то ветром скоро сдувать начнет, — только мужчина опускается на диван, как тихий стук раздается в дверь. — Блять! Да.       — Вячеслав Викторович, там проблемы. Пацаны какие-то в автоматы проигрались, бушуют, — неизвестный парень с интересом рассматривает девушку, восседающую в боссовком кресле.       — Вышвырни их нахуй. Мне тебя учить? — неизвестный кивает и тут же прикрывает за собой дверь.       — Вячеслав Викторович, — Регина загадочно поднимается и, как кошка, крадется в его сторону. — Вячеслав Викторович, а собеседование лучше у вас проходить? Или у Султана Алмазовича?       Кащей прячет улыбку за рукой, наблюдая за этой грацией кошки, с которой рыжеволосая пытается приблизиться к нему, слегка покачивая бедрами. Со смехом падает в крепкие объятия, утыкаясь носом в надушенную рубашку.       — Я соскучилась.       — Я тоже, — Регина расслабляется в руках, сильнее вжимаясь в мужское тело.       — Ұлым, шайтан ты кудрявый, узнаю, что сен ханшайымды алдап жатырсың — кастрирую! — Казах без стука распахивает дверь. — Ханшайым!       — Добрый вечер, Султан Алмазович, — Регина тут же оказывается в руках зоновского авторитета, до сих пор не понимая, отчего тот к ней такой любовью воспылал.       — Как хорошо, что ты здесь, — мужчина игнорирует очередное «выканье». — Ты ж врач у нас, подсоби-ка товарищу.       Слава поднимается с дивана, стискивая зубы, когда в кабинет двое казахских головорезов втаскивают избитое тело. Очередной должник, что грозился ментам их сдать. Да давно прикормленные все уже, Кащенко самолично прокурору города на прошлых выходных тасовал.       — А мы пока перетрём, — тяжелая рука опускается на мужское плечо, и подталкивает в сторону потайной двери. — Бушевать будет — в расход. Девчонку пальцем тронет, я вас сам на корм животине пущу.       Амбалы грузно кивают, принимая приказ, а Чернова заметно трухает, когда двое мужчин, авторитет и бывший старший, исчезают за настенным ковром. Сколько всего Слава ей еще не рассказал?       Небольшое помещение кладовки, наспех переоборудованное в бухгалтерию — хотя от нее здесь только несколько сейфов, да их содержимое: в основном конечно это были документы на отжатое имущество, долговые расписки, насильно выбитые у игроманов, наличка, что толстенькими пачками перевязана канцелярскими резинками. Прошло только несколько недель, а создатель казино уже обеспечил себе безбедную старость где-то на берегах Тихого океана.       — Проблемы? — Казах чем-то явно озабочен, но делится этим не хочет. Хотел бы — сразу сказал, а сейчас только молчит в голове своей думы думая.       — Какие у меня могут проблемы? Разве что игроманы в Казани закончатся — Кащей щелкает зиппой, подкуривая сигарету авторитета, и ставит мысленную пометку — импортную зажигалку пора было заправлять.       Крутя в руках металлическую коробочку, что Султан подогнал ему за первую чистую полутысячную прибыль, мужчина ждет, пока старший разговор начнет. До сих пор страх в двадцатишестилетнего парня он внушает, пожалуй, Казах единственным был, кого Слава уважал и одновременно боялся. Тот никогда не позволял себе отчитать Кащея при зрителях, даже на зоне такого ни разу не было, зато наедине очень быстро и доходчиво объяснял, где «шайтан кудрявый» обосрался.       — Слыхал, что твои друзья закадычные учудили? — нос нервно дергается об упоминании универсамовских пацанов, а пальцы привычно металлическую дужку отодвигают переносицу сжимая.       — Не интересуюсь, — Казах ухмыляется, облокачиваясь на деревянный стол.       — Видик свистнули и с этого же видика доход имеют, — Кащей тяжело вздыхает, жалко было, что силы его, да и тех, кто до него у руля стоял, коту под хвост полетели.       Один Зима у них остался, который вечерами ему обо всём происходящем докладывал: и о закрытом конфликте с хадишевскими — Коля старательно вид делал, что ему нет дела до смены власти в Универсаме, а сам, раз за разом, своих пацанов посылал на чужую территорию обстановку разведать; и о планах Адидаса, которому с каждым днём становилось мало власти, вояка планировал подмять под себя весь город — здесь Кащей ошалел поначалу и всерьёз задумался не грохнуть ли им надоедливого Суворова, который в край оборзел.       Чего только Адидас добивается?       Регина несколько раз упоминала, что в больницу он зачастил, Базыкиной цветы носит, а саму Чернову презрительными взглядами одаривает. Разобраться бы надо, Желтому об этом сказать, да сил и времени хватает только до общаги доехать и на пятый этаж заползти. Целый день на ногах, как белка носится, то в основной зал, то в подвал. Нахуй только согласился заботу о ресторане на себя повесить, зарплату-то приличную на руки и без того получал.       После первой получки Слава долго смотрел на эту стопку купюр и не знал, что с ней делать. Жил себе на отжатые у чушпанов, да полученные на шабашках и не тужил. А как только настоящие деньги в руки попали, как пятиклассник, сидел и думал, куда их проебать. По итогу, принес домой, Регину разбудил, и перед ней триста пятьдесят рублей выложил. А Чернова еще больше его в ступор ввела, когда тихо поднялась, со шкафа конвертик вытащила и на диван бросила.

— Это что? — мужские пальцы перебирают бумажки, пытаясь посчитать сумму всех цифр.

— От комнаты отказалась, и мне деньгами выдали, — Регина нервно грызла заусенцы. На неё соцработники, как на дуру посмотрели, но все-таки заменили погорелице положенную жилплощадь на гораздо меньшую выплату. — Полторы тысячи там.

— Убери обратно. Это только твоё. Мало-ли, что в жизни случится может, — никуда он девчонку не выгонит конечно, но уже настолько в криминале погряз, что боится рыжую без банальной крыши над головой оставить.

Нет, ей, конечно, помогут в случае чего: Султан отчетливо на встрече бывших товарищей понять дал, что Чернова неприкосновенная, своим отцовским крылом и эту сиротку прикрыл, но одним Казахом Казань не заканчивалась.

— Умирать собрался? — Зюпик аж глаз приоткрыл, на шкафу закрутился.

— Пока нет. Вот, когда университетскую мантию с тебя в туалете сниму, там посмотрим, — Слава делит собственную зарплату, и большую часть в конверт впихивает.

      — Как бы они за собой никого не потянули, — Кащей подносит любимую Яву к губам, изредка поглядывая на задумчивого мужчину.       — Это больше не моя забота.       — Да понятно, что не твоя. Только пацанёнок тут их крутится часто, всё подойти к тебе хочет, но ссыкует походу, — Слава и сам замечал Маратку, что уж слишком зачастил в Ёлку. Поначалу вокруг здания крутился, нервируя охранников, потом и спустится рискнул — всё высматривал бывшего старшего.       — Безобидный он. Максимум — брата своего на хвосте притащит, — вояка всё видимость заинтересованности группировкой пытался создать, а Кащею моментально доносили, и не только Вахит: кто, за что и насколько в участок загремел. Что делать-то? Платить приходилось, чтобы этих идиотов малолетних припугнули и отпустили без лишних проблем. Ну вот никак он не мог подавить в себе обострившееся чувство жалости к брошенным пацанам.       — Ты у матери когда последний раз был? — разговор за секунду свернул в еще более болезненное русло.       — Недавно, — а сам и не помнит, когда последний раз заходил в сталинскую квартиру. Всё там о худших годах юности кричало.       — Нельзя так, ұлым, она же мать твоя, — пальцы вдавливают бычок в пепельницу. — Ты бы хоть её с ханшайым познакомил. Надежду какую-никакую дал.       На что надежду-то? На внуков? На иллюзию счастливой семьи, которую Нина Кирилловна всем своим сердцем своему ребенку желала?       — Слав? — рыжая голова показывается в проёме. — Я закончила, домой пошла. Тебя ждать или тут опять на коврике уснешь?       Казах хмыкает и тушит свою сигарету о стеклянную поверхность пепельницы. Вот молодежь пошла. Всё пытаются деньги всего мира заработать, не понимая, что жизнь летит со скоростью света. Вот то ли дело он в свои двадцать три: голубушку свою первый раз на улице встретил, а через два дня уже свататься в соседнюю деревню заявился. Гуляли они тогда целую неделю, а уж как он её обнимал, как целовал, ни одной бабе-однодневке даже не снилось. Сына ему подарила, дочкой-красавицей наградила.       Сгорела его голубка от напасти тяжелой, что их жизнь на до и после разделила. Как сейчас помнит — избитый, окровавленный Ахмат в дом ввалился, изувеченное девчачье тело в руках сжимая. Перед отцом на колени рухнул, истошно крича и рыдая, что сестренку не уберег, что сам вместо неё в пропасть не шагнул.       Сквозь сыновью истерику мужчина смог разобрать только одно слово: «Убили». Сын, что всегда на словцо был остр, поплатился самим дорогим за свой длинный язык. Кто бы сомневался, что горячий парнишка не отомстит…       Султан только руку ему на голову положил и на истерзанное тело дочери смотрел. А на следующий день, пока Тамила сына утешала, явился в милицию и преступление Ахмата на себя взял.       Сел.       На долгие двадцать лет, еще и по крайне тяжелой статье. Повезло, что не растреляли.       И голубка его горная не дождалась, и сын от горя руки на себя наложил. Аккурат в тот год, когда к уже бывалому зеку в камеру кудрявого мальчишку посадили, что по глупости своей на шапке попался. Тут-то понял Султан — Аллах ему второй шанс подарил, кудрявого мальчонку с зелеными глазами, такими же, как у Тамилы его, послал.       — Не надо. У меня дел по горло, — Слава отлипает от холодной поверхности сейфа, к выходу из комнаты направляется, обдумывая полученную информацию.       Видик мужику принадлежал, что домбытовским отбашлял. К Желтому нужно идти, базарить за тупость универсамовских, что на задницу лишние приключения нашли. Опасно конечно, отшитому в пасть зверя лезть, но Вадим пацан ровный, сначала выслушает, цену заломит, а потом, если его устроит — согласится. Он их уже, как облупленных всех знал. Специально за стол усаживался, да языки водкой развязывал, чтобы особенности каждого врага в опьяненном мозгу записать. Друзей нужно держать близко, а врагов еще ближе.       Чернова смущенно клюнула его в колючую щеку, и под внимательным взглядом Султана упорхнула на улицу.       Забавная она все-таки.       На людях, как обычно себя ведет: огрызается, нахер посылает, все также на кладбище сумки эти треклятые, органами набитые, таскает. А рядом с ним по другому себя вести начала, не как раньше: лишний раз в локоть его норовит вцепится, каждый день шмотки его перестирает да отгладит до идеала, комнату отпидорасит до противного хруста, ночной ужин на столе оставит и сама за этим же столом уснет, щекой к исписанной тетрадке прижавшись.       Учится студентка, к выпуску готовится, а еще работать и его обхаживать успевает, ничего взамен не требуя. Так к Славе разве что мать относилась в далеком детстве. Но сам Кащенко двух женщин никогда рядом не ставил, обеих любил, но по-разному.       Чернову на руках носить хотелось, смех её услышать лишний раз, от всех спрятать и только одному ей любоваться. Он этого всем оттаившим сердцем желал, но одновременно с этим боялся.       Боялся, что в один день придет в свою старую полуразрушенную общагу, где в рядок около батареи десяток пустых бутылок стоит, где сигаретами и одиночеством пахнет, где звенит гробовая тишина, сводившая мужчину с ума. Боялся вернутся в прошлое, где не было маленькой рыжей ведьмочки, где не было Регины Черновой.       — Иди-ка ты, ұлы, домой. И завтра только к вечеру приходи, уж справимся мы без сопливых несколько часов.       …— Красавица, тебя может подвезти? — Регина растягивается ухмылкой, когда черная волга медленно катится вдоль тротуара.       — Я к незнакомым мужчинам в машину не сажусь, — противореча собственным словам, пальцы касаются металла дверной ручки.       — Так мы заодно и познакомимся, — мужчина переплетает их пальцы и прижимает маленькую ладошку к губам.       Марат выходит из темноты улицы, провожая взглядом знакомый автомобиль, и в очередной раз корит себя за трусость.       …— Регин, а чего на тебя Вова, как на врага народа смотрит? — Чернова ставит размашистую роспись на заявлении.       Ну вот и всё. Её оплачиваемая практика подошла к концу — сюда она теперь вернется только на ординатуру, и то в должности ассистента хирурга. В морге, конечно, хорошо, но холодно и одиноко. Да и Слава уже весь мозг ей своими комментариями выжрал, откуда-то только связи с главным врачом нарыл. Тот сам к одаренной выпускнице пришел и должность в хирургии предложил.       — Это долгая история. Не думаю, что тебе приятно будет слышать, какие отношения нас связывали, — Наташа заглядывает за плечо и рассплывается в улыбке. Радует, что Чернова не зароется в глубинах подземелья, словно вампир какой. — Впрочем, это и отношениями нельзя назвать.       — Я никуда не тороплюсь. Не хочу просто на очередного придурка нарваться, а ты вроде с их самым главным придурком уже два месяца встречаешься, — Регина хмыкает и разворачивается лицом к дивану, на который уже уселась блондинка.       — Слава больше не с ними, — Базыкина округляет свои огромные глаза. — Его отшили. Знаешь, что это такое?       Наташа неуверено кивает и снова вспоминает разукрашенного мужчину, которого они на пару пытались на этом свете задержать.       Рассказ о детстве в компании Суворова растянулся до самого обеда и даже в столовой Чернова продолжала вспоминать какие-то истории. Девчонки то смеялись, то ностальгировали по тому самому мороженому из универмага. Регина предусмотрительно умолчала о истории Кащея и Адидаса, это только их личное дело — сплетничать о Кащенко было неправильным, а о Вове Наташа должна была сложить только свое, ни от кого не зависящее мнение. Базыкина далеко не глупая, как может показаться на первый взгляд, да и тесные отношения двоюрдных брата и сестры наложили свой отпечаток.       — Знаешь, мы же поначалу у бабушки с дедушкой в доме жили все вместе. Папа с дядей на заводе вкалывали, мама со мной и Вадькой водилась. Тетя Лиля умерла, когда Вадиму только пять исполнилось, а куда без женской руки в этом мужском царстве? Не представляю уже, как вечером домой одной ходить — всегда брат рядом, всегда защитит и лишний раз жизни научит, — девушки собирают свои вещи из процедурной.       Быстро время пролетело, не успели оглянуться, как пришла пора из сестринской в ординаторскую переезжать, а самой рыжей через две недели двадцать один стукнет. И ровно семь лет, как голоса в её голове обрели истинный облик слюнявого похабного демона. «Праздник что ли устроить какой», — Зепюр играется с сережкой, что свисает с мочки уха, периодически, зевая и похрапывая. Нажрался, тварь поздемная, очередным подношением его одарила.       За последнее время трупов стало еще больше, мужских в основном, начиная от тридцати и до глубокой старости. А Регина даже знала кто стал причиной этой резко возросшей статистики суицидников — мужчина такой, кудрявый, что без зазрений совести за столом своим тасовал, не останавливал желающих проиграться, а потом с гаденькой улыбкой чужую голову в стол этот же вдавливал до тех пор, пока жертва бумажку не подпишет.       Естественный отбор, хули. Выживет если не сильнейший, то хотя бы тот, у кого мозгов побольше в черепной коробке было.       — Опупеть, Регинка, — Наташа, не стесняясь, плюхается на плиточный пол и крутит в руках один сапог. — Они же рублей сто стоят! Блин, вот белой завистью тебе завидую, реально.       — Да ну его в задницу. Надоел уже, я на куклу похожа во всех этих тряпках, — девушка плюхается на стул и натягивает на ногу длинные сапоги на невысоком каблуке.       Кащей и правда будто с катушек слетел, чуть ли не каждый день притаскивал что-то пиздецки дорогое и иногда абсолютно ненужное. Ну вот на кой хрен ей меховая жилетка? Весна почти наступила, а Слава руки в бока упер и пришлось согласиться. В другой раз Регина чуть в обморок не грохнулась, когда из нагрудного кармана на стол опустилась коробочка с легендарными "Шанель №19". Запакованные! Дрожащими руками девчонка вскрывала упаковку дорогущих духов, и не знала, что и сказать.       А Слава только хитро улыбался и продолжал одаривать молодую девчонку баснословными подарками: материнскую ленинградскую тушь заменила новенькая баночка от той же Шанель; в потрепанной косметичке появилось целых три помады и тюбик с только-выпущенным тональным кремом; шкаф постепенно вытеснял немногочисленную мужскую одежду, заменяя её на модные платья, костюмчики и до безумия красивое нижнее белье.       Однокурсницы гневно сопели в след преображающейся заморашке, когда та выползала из черной Волги, и отстукивая каблуками опаздывающе летела в кабинет.       О себе Кащей тоже не забывал, а Регина втихую хихикала над мужчиной, который оказался пиздецким шопоголиком. Стремился довести свой образ до идеала, даже когда-то проклинаемые очки заменил, и с тех пор ходил, не снимая, сверкая раздраженными зелеными глазами из-под стекол, точно как Семеныч, когда нерадивых студентов возле Университета за куревом ловил.       Может Казах так повлиял, давая всё больше свободы амбициозному парню, а может долгая жизнь в постоянных голодовках и ужимках. Но всё больше молодая парочка походила на интеллигентов: на интеллигентного мужчину, что не стеснялся в выражениях, все также бил по чужим лицам и обещал прикопать неугодных в местном лесу; и на интеллигентную девушку, что продолжала резать собственные руки на кладбище, воровать запрещенку из больницы и уже открыто слать людей нахуй, вне зависимости от того, кто перед ней — чушпан очередной или группировщик местный.       — Радуйся! Ты знаешь, что про тебя в универе говорят? — Базыкина кончиками пальцев проводит по норковой шубке. Ей чтобы такую купить всю жизнь педиатром впахивать придется, а еще не есть и не пить лет десять.       — Что колготки темные ношу, потому что коленки все стерла?       — Неа. Что ты Славу приворожила, и вообще, ведьма ты, Чернова, — Регина на несколько секунд замирает, но тут же в руки себя берёт, игриво поглядывая на подругу. Естественно ведьма. Еще какая! Только вот Кащея она не привораживала, возникала мысль, что с точность наоборот у них вышло, но Зепюр молчал, а значит Кащенко пока еще не дошел ни до какой бабки, которая рискнула бы на чернокнижницу колдовать.       — И что Семеныч ему в наследство целое состояние оставил, — а вот тут наглый пиздеж.       Виктор Семенович, продолжай он в котле адовом за сына вариться, даже жене ничего не оставил, всё на свою ублюдушную сестрицу переписал, что уж о ненавистном сыне говорить. Настасья заявилась в сталинку с милицией, перед лицом бедной женщины завещанием помахала и неделю на выезд дала. В тот вечер Кащей опять задерживался, и пришлось Регине за него одной отдуваться — скромно чай по чашкам разливать да с приятной женщиной разговоры говорить.

— Мама? — мужчина замер в дверях и чуть бумажных пакет с остатками банкетного стола не выронил.

— Я пойду в холодильник всё уберу, — Чернова выхватывает притараненные явства, показательно стреляет в него глазами и исчезает в стороне кухни.

— Что опять стряслось? — Нина Кирилловна судорожно сминает в руках носовой платок и пытается подобрать нужные слова. Куда вот ей деваться, сын с девушкой живет, она здесь точно лишняя будет. Только если к троюрдным сестрам в Свердловск перебираться.

— Отец твой даже на том свете угомониться не может. Тетя Настя пришла…

— Не продолжай, — кулаки непроизвольно сжимаются. Вот уёбок старый, квартиру-то изначально матери дали, на годовщину Победы, как ребенку войны и заслуженному педагогу. Только по глупости своей женщина мужу доверила документами заниматься. Теперь с голым задом осталась.

— Слав, я к сестрам поеду, в Свердловск. Ты уже взрослый, давно ведь один живешь, — мужчина губы поджимает, вслушиваясь в шуршание пакета на кухне.

— Какой к чёрту Свердловск, мама?! Ты останешься здесь! Где родилась, выросла и всю жизнь прожила. Не переживай, я разберусь.

Ее мальчик вырос. Вырос и превратился в настоящего мужчину, не знающего ни жалости, ни сострадания к своим обидчикам. Не потерять бы ей его только. Опять. Ушлые соседки давно донесли старой женщине, в каком болоте её сынок погряз.

— Как насчет чая? Слав, ты весь ресторан вынес что ли? — Регина опускает на стол тарелку с какими-то закусками.

…— Я ясно выразился?! — тетка захлебывается слезами, пока разъяренный мужчина лезвием кухонного ножа рассекает лицо избитого мужа. Принципы херли, за бабские грехи всегда мужикам отвечать приходится.

— Будь ты проклят! — Кащей весело смеется.

— Боюсь на нем столько защиты стоит, что вам даже и не снилось, — Регина хладнокровно отрезает длинную седую косу и щелкает славиной зажигалкой, сжигая женские волосы на глазах у хозяйки. Слова начитки льются ручейком, а голубые глаза наливаются алым блеском.

      — Вячеслав Викторович, — Настя тихонечко подкралась со спины, стараясь стать как можно менее заметной под оценивающими взглядами очередных посетителей игорного стола. Куча фишек в центре буквально кричала о баснословности разыгрываемой суммы, опасно было сейчас начальника трогать, не дай Бог отвлечется и очередную выручку профукает.       — Ставки приняты, ставок больше нет, — пальцы раскидывают каждому еще по одной карте.       Пока крупье пересчитывает пополнившийся банк, официантка нервирует его своим присутствием.       Коза тупая.       Заебала она уже Кащея за последние дни. Противное «Вячеслав Викторович» раздавалось по десять раз на дню, а застегнутых пуговиц на форменной рубашке становилось всё меньше.       — Штраф, — девчонка, как рыба, хлопает своими губёхами.       — За что?!       — За внешний вид, порочащий репутацию ресторана. Хочешь блядствовать — вали в Снежинку, — Слава одним движением собирает пластиковые карты и складывает их в именную коробку с витьеватыми инициалами. Пробегает глазами по полупустому залу и натыкается на зашкерившуюся в самом темном углу тушку.       Тяжело вздыхает, взглядом сверлит вжавшую в плечи голову и кивает в сторону кабинета. Проще узнать, что Суворову младшему от него понадобилось, чем продолжать играть в эти импровизированные прятки.       — Вячеслав Викторович, такого больше не повторится! Честно, — Кащей даже не обращает внимания на моментально заплакавшую девушку, отмахивается от нее, словно от надоедливой мухи, широко шагая в сторону своего убежища.       Марат мнется на пороге, не поднимая взгляда на восседающего в кресле старшего. Откуда Пальто узнал о скрытой протекции отшитого пацана — было совсем неважно. Адидасик доходчиво объяснил, что Универсаму этого знать не обязательно, а с Кащеем он сам перетрет и выяснит причину благих намерений. И Андрей молчал, аккуратно узнавая всё больше информации то у своей ментовки, то у Ильдара.       Что только женская рука творит с мужчинами. Перед ним сейчас сидел не угашенный черняшкой пьяница, который мог разве что в фанеру прописать и наорать хорошенько, перед Маратом сидел молодой мужчина, что одним своим видом заставлял поджилки трястись в ожидании смерти. Ему же ничего не стоит пальцами щелкнуть и поминай, как звали. Даже самая проворная собака не найдет обезображенного тела, да что там тела, волосика вшивого не найдут.       — Так и будешь стоять сопли на кулак наматывать? — подросток наконец-то поднимает взгляд. — Выкладывай, что случилось. Дядя Кащей сегодня добрый. Может поможет даже.       — Вот об этом я и хотел спросить, — мужчина рукой показывает на диван. Сесть предлагает. Ну и похер, в ногах правды нет. — Почему ты продолжаешь вписываться за Универсам?       — Кто тебе такую хуйню наплел? Дай им адрес психушки — это их клиентура, — надо бы напомнить Ильдарке сумму его долга, чтобы не пиздел лишний раз. Палит крыса ментовская всю контору.       — Никто не наплел. Пальто вон пятнадцать суток впаяли, а вечером уже выпустили.       — Так у него мамка же с ментом трахалась. Может по старой дружбе подсобил, не думал? — похоже, что не того Суворова он ставку сделал. Обсчитался лет так на шесть.       — Допустим. А Зима? Его с ножом повязали — выпустили через сутки и даже не вызывали больше, — точно не на ту лошадь в свое время понадеялся.       Марат подмечает, как кащеевы пальцы нервно по столу затарабинили и периодически спалзающие очки поправляли. Точно он. Для чего только? Они его, как собаку, вышвырнули. Отмудохали толпой, что еле ноги утащил.       — Ты только за этим пришел?       — Нет, — из верхнего ящика появляется пачка сигарет. Хоть в чем-то Кащей себе не изменяет, так и курит старую противную Яву. — Это Регины касается.       Слава заметно напрягся. Даже нос нервно дергаться начал, теперь точно дослушает. Упоминание рыжей действовало, как красная тряпка для быка.       — И что её касается? — Марат тщательно подбирает слова, чтобы случайно не выпустить зверя на свободу. И так крышу у Кащея сорвет, не убил бы хотя бы нерадивого гонца, что плохую весть принес.       — Турбо уже неделю всем рассказывает, как она с Вовой… — желваки на мужских скулах заиграли, глаза кровью налились.       — Что она с Вовой? — пацаненок уже все заусенцы на пальцах ободрал.       — Ну, то самое. Вова постоянно в больницу к ней ходит, цветы носит, — Кащей вскакивает и за секунду оказывается рядом, хватая Марата за грудки и даже от земли отрывает.       — Ты вообще понимаешь, что мне сейчас говоришь?! — от шипящего голоса становится даже страшнее, нежели он бы просто на него наорал. — Ты мне втираешь, что моя баба ноги перед твоим братком раздвигает?!       — Так говорят…       — Говорят, блять, кур доят, — мужчина отшвыривает от себя крепкое низкорослое тело. Дежавю какое-то. Говорят, блять. Говорят, сука. Он этого Турбо в землю закопает, язык сначала отрежет, а потом сожрать его же и заставит. Как бабка базарная, честное слово.       — Я не верю. И пацаны многие не верят. Но Вова сам сказал.       — Что сказал? — не могла она. Не могла же.       — Что Регина сама захотела, — мужчина прикрывает глаза, пытаясь задавить в себе желание убивать. Дышит медленно, до десяти считает, и судя по огромным глазам Марата, делает это вслух. — Кащей, я не знаю зачем ему это надо. Но я брата, как облупленного знаю, пацаны ему поверили, а я нет.       — Ты для этого здесь ошиваешься?       Марат неуверенно кивает головой. Ошивается — мягко сказано. Он живет графиком рыжей медсестры: утром, если Кащей не может, в универ издалека провожает; вечером встречает; караулит около больнички, практически в школе не появляясь — даже Айгуль ревниво поглядывала на его отрешенный вид, а он лишний раз назло самому себе вспоминает наглую улыбку брата, что пацанам рассказывал, где и в каких позах бабу кащееву имел.       Тварь.       Война войной. Но и воюй ты по-честному, с равным себе, с Кащеем, зачем ни в чем неповинных в это втягивать. Жизнь ломать. Это остальные банды могут у виска крутить, зная Регину, как где-то бесстрашную, где-то совсем тупую — хвост свой не прижимала, наоборот клыки показывала, зная что тронуть ее никто не рискнет, все на счетчике у отшитого крупье стоят, а тот угрожал лихо, сразу адреса родственников перед должниками выкладывал — а вот Универсам обозленный ходил, что дела бывшего автора наоборот в гору пошли. Не прозрачно брат на утреннем сборе намекнул, что Чернова всех желающих принять и пригреть готова за несколько звенящих монет.       И поверили ведь многие ему. А Марат, что есть силы в Ёлку побежал.       Крыса.       Да, крыса. За то душа его человечья чиста.       — Маратка, ты мне скажи — пистолет из сейфа куда дели? — нервый стук пальцев по поверхности разбавляет давящую тишину. У него есть еще полтора часа прежде чем у конопатой занятия закончатся, а потом он уже ее пытать будет. Он ей верил, доверял, но червь сомнения, а если точнее, червь старой дружбы между универсамовским и девчонкой, все равно противно шевелился в мозгах.       — В качалке. Только перепрятали его, — зачем ему пистолет? Он же видел, что охрана здесь со стволами ходит, да и наверняка у самого мужчины он тоже есть.       — Ты должен мне его принести, усек? Пока вы не нахуевертили делов на реальный срок, — Суворов послушно кивает, даже соглашаясь с приведенным доводом. Валера всё норовил свистнуть револьвер и попалить из него по бутылкам.       Марат уже на выходе из кабинета резко оборачивается и решается протянуть кудрявому свою ладонь. А он прям замирает на месте, тупо пялясь на руку подростка. Суворов уже успел пожалеть о сделанном, реально ведь, как насмешка выглядит, но крепкое рукопожатие лишний раз доказывает, что Кащей выше всех пацанских устоев.       — Кащей, а можно еще кое-что спросить? — болотные глаза смешливо закатываются.       — Ну, спрашивай последний вопрос. Дальше только платно.       — А можно я к вам с девчонкой приду? — Слава изо всех сил старается скрыть расплывающуюся улыбку, и судя по удивленному покрасневшему лицу Адидасика выходит погано.       — Настя! — Марат аж подпрыгивает от громкого недовольного крика. А вездесущая официантка уже стыдливо голову в дверной проем просовывает. — Стол на вечер зарезервируй на мое имя, тот, что около камина.       — Как скажете, Вячеслав Викторович. На двоих?       — На двоих, на двоих. Рожу вот эту запомни, узнаю, что алкоголя налила — вышвырну без расчета.       …Размеренный стук каблуков разносится по коридору, девушка, улыбаясь входит в палату, где уже одна из пациенток ждет своей выписки.       — Ну как ты? — блондинка неопределенно пожимает плечами и немигающим взглядом в одну точку смотрит.       «Шавка, да у неё фляга свистнула».       Зепюр со знанием дела обнюхивает лидкину фигуру, пожирая остатки сознания. А чего добру пропадать? Всё равно бабе этой ничем уже не помочь — прямая дорога в состояние овоща уже пройдена, осталось только ручки рубашкой перевязать, да в уголок комнаты сбросить.       — Лида, посмотри на меня, — женщина продолжает пялиться на свои тапочки, слегка покачиваясь из стороны в сторону. — Что на откуп хочешь?       Рыжеволосая слегка склоняет голову в сторону замершей дымки. Ей ли не знать, чем питается эта тварь в свободном плаванье. Чернокнижница хорошо усвоила, что в ее положении что-то требовать от высшей силы равносильно гробовой доске и молитвенным словам священника.       «Тело на тело. Душа на душу».       Еще бы. Тело у нее только одно, а вот душ поганых хоть отбавляй, бери и жребий кидай. Должна же она хотя бы одно доброе дело сделать за всю свою жалкую жизнь, Лидка-то просто не в то время и не в том месте оказалась. Несколько санитаров входят в палату и конвоем выводят блондинку под руки.       — Регина, — девушка оборачивается и скользит равнодушным взглядом по нагло-расслабленной фигуре.       — Вова, — ухмыляется чёрт ебаный. Руки в карманы засунул и в пояснице прогнулся. — Пора бы выучить график своей возлюбленной. Ушла она уже сегодня.       — А я не к Наташе. Я к тебе.       — Ну, коль ко мне, иди в задницу, Во-ва, — Суворов еще больше в улыбке растягивается, зубы обнажая.       — Я второй раз предлагать не буду, Регинка, — крадучись подходит к девушке, в лицо ей нагло смотрит, ароматом весны обдает.       А Чернова даже движения в сторону не делает, заставляя случайных свидетелей перешептываться и внимательно следить за странной парочкой. Серые глаза не выражают ничего кроме похуистичности.       — А я второй раз тоже говорить не буду, — девушка приближается к мужскому лицу и прикусывает нижнюю губу. — Я кадык вырву и местным псам тушку твою скормлю. Понял?       Адидас поджимает губы, когда под ребрами возникает ощущение острого лезвия скальпеля. Вот такая Регина ему нравится даже больше той девочки, что он в кустах шиповника нашел. Понятно стало, отчего Кащей так в эту девку вцепился — она один сплошной оголенный нерв, одна сплошная неожиданность. Интересно, как он вообще справляется с этой бестией рыжей? Без синяков вроде девка ходит, наоборот, как цветок расцвела.       Будь этот чушпан проклят сотню раз.       Турбо информацию на этого пидораса по крупицам собирал, ничего стоящего нарыть не мог, а еще связями своим кичился, козел блядский. Задницей чувствовал вояка, что не просто так Кащей полез со своими фокусами в подпольную шаражку, у него на бабки чуйка была фантастическая.       — Так ты подумай еще разок. А то поздно может быть, — угрожает ей. Ну-ну.       — Не дорос ты, Адидас, до старшего своего, чтобы со мной разговоры говорить и ночи проводить.       Скальпель сильнее входит под ребро, и уже ощущается теплая тоненькая струйка, что из раны потекла. В серых глаза плещется огонь — она не забыла об устроенном спектакле. Неужели этот торчок настолько голову рыжей засрал, что она лучшего друга на него променяет. И оговорка её эта.       — Кащей что ли старший?! — зацепила.       — Старший тот, кто за своих глотки перегрызет. А не юбку чужой девчонке задирать будет.       А вот и чужой нарисовался в конце коридора. Прямо в рабочем костюме и заявился, добежал-таки Маратка до Кащея, не заметив, как дьявольщина с его плеча соскочила и к подопечной весело попрыгала, людей своими черными дарами награждая.       Слава застыл, челюсти сжав, костяшки потирая. Бойне быть, если сейчас Адидас хоть в сторону рыпнется. И насрать ему, что среди пациентов залетные универсамовские — подставой пахнет. Хорошо, что до морга недалеко, в подвал только тело стащат, да простынкой накроют. А Регина на него через плечо суворовское смотрит, синевой дьявольской сверкая.       Ведьма, блять.       — Ходи и оглядывайся, Во-ва, — девчонка за спину ему кивает. — Совет хочешь?       — Ну, рискни, — Регина улыбкой широкой растягивается, от которой холод вдоль позвоночника пробегает.       — Язык прикуси, Суворов, а то отрежу — из трубочки жрать будешь.       Девчонка показательно скальпель о его рукав вытирает и, уходя, плечом цепляет.       Сука.       Раз с ним не хочет — ни с кем не будет, уж он-то расстарается. Но не сегодня, сегодня его ждут дела по-важнее. Дискотека с её белобрысой подружкой, например.       Слава молча открывает ей дверь в машину и так же молча занимает водительское место. Что только надумывает себе? Даже не заводится, просто смотрит на больничные двери, из которых сначала в развалочку Адидас выходит, а за ним уже и шпана его подтягивается. Точно подстава, только вот для кого? Для него? Уж больно испуганно Марат выглядел, да и девчонку бы свою подставлять не стал, ведя прямо в логово злобного Кащея. Для Регины? Вот тут больше на правду похоже. Почему только Суворов сам к ней в людном коридоре подошел, в силы свои настолько поверил? Зажал бы в углу где-то и снасильничал.       Нет.       Он же про правильного Суворова Владимира Кирилловича говорит. Чтобы тот насильником прослыл — да никогда в жизни.       — Он приходил раньше? — мозговой процесс видно невооруженным взглядом.       — Приходил. Ко мне только сегодня, — и ведь даже не врёт, блять. А собственно, что ей скрывать-то? Он бы все равно узнал и в разборки полез. Да только Адидас этого от него и ждал, все еще думает, что Кащей на его уровне развития остановился. Самоуверенно. «Ты прав, Вова, много чего за два года поменялось», — Слава в первую очередь.       — Ты же сегодня на учебе быть должна, — Чернова щеку прикусывает и взгляд отводит, цветастый лак для ногтей нервно отколупывает.       — Лиду сегодня выписывали. В психушку увезли. Слушай, твоя мать сильно расстроится, если я тетку бесовщине скормлю?       — Ты так быстро стрелки переводишь, что я мысль не улавливаю, — печка наконец-то начинает дуть теплым воздухом и разогревать пространство.       — Как тебе объяснить-то? — Регина даже длинную прядку на палец накручивает. — Тело за тело. Душа за душу.       — Регин, давай ты не будешь меня во всю свою магическую хуйню посвящать. Мне спокойнее ничего не знать, — до сих пор по ночам снится, как они труп чушпана того закапывают. Слава имя-то его уже не помнит, но как кишки собирали по всей поляне — во всех красках.       — А хоть что-то ты знать обо мне хочешь? — скрежет зубов слишком громко звучит в тишине машины.       Это первый раз, когда Чернова говорит действительно то, что на душе лежит. Кащей, как настоящий мужчина, вдарился в работу с головой, очень быстро переведя их отношения в ранг «семейности». А молодой девчонке легкости хотелось. Хотя какая легкость в тяжелое для страны время. Слишком сильный пинок прописала власть взрослеющей молодежи, и ни о чем другом кроме банального «выжить» они думать не могли. Выжить среди уличных законов. Выжить среди нищеты и ненависти друг к другу. Просто выжить и не потерять надежду на лучшее будущее.       — Не надо мне мозг ебать.

— Не надо мне мозг ебать! — мальчишка закрывает голову руками, стараясь раствориться в темном углу комнаты.

— Виктор, не при ребенке же, — женщина отшатывается от крепкой фигуры, прижимая к горящей щеке руку.

      «Блять».       — Останови машину, — Кащей стискивает зубы, но не спешит выполнять её требования. Поорет-поорет и успокоится, первый раз как будто. — Останови!       Женская рука дергает за ручник, а мужчина разрождается громким матом, когда колеса встают колом, неся автомобиль по инерции вперед. Слава успевает только перевалиться через подлокотник и собой прижать Регину к спинке кресла, чтобы головой своей дурной с лобовухой не встретилась — стекло-то выдержит, а вот рыжая черепушка — не факт. С глухим свистом черный автомобиль разворачивает и выкидывает на встречную полосу. Благо не попалось никого, иначе точно хоронили бы два трупа.       — Блять, ты ебанутая?! — Чернова всхлипывает от резко прострелившей ребра боли. Сосредотачиваясь, она облегченно выдыхает, не чувствуя ничего кроме тянущих болезненных ощущений. Ушибом отделалась. — Болит что-то? Дай посмотрю.       Слава нежно шарит руками по телу девушки, параллельно пытаясь отстегнуть ремень и освободить её от его давления. Вот как жопой чуял — не зря боролся с ней, приучая к правилам банальной безопасности. Это он может похвастаться десятилетним стажем и парочкой неприятных аварий, продолжая раздражать ГАИ-шников своим нежеланием ремнями пользоваться — но для конопатой это условие обязательно.       Регина отталкивает его и моментально выскакивает, ковыляя куда-то в сторону.       — Женщина, ну, не выебывайся, — Кащей начинает закипать. Если верить его памяти, у него оставалась еще одна неделя спокойной жизни, пока девчонку штормить не начнёт — пришлось поднапрячься и запомнить в какие дни к рыжей лучше не лезть, а то можно и на проклятье какое изощренное нарваться. — Ну, Регин, ну ебаный рот.       Девушка отходит метров на пятьдесят назад, к остановке, внимательно осматривает территорию, пока мужчина возвращает машину на нужную полосу, зажигая огни аварийных сигналов. Под непонимающим взглядом она прикладывает палец к губам и прислушивается к тишине улицы. Резко разворачиваясь, уловив совсем тихий звук, подходит к наполненной до краев небольшой мусорке. Лезть туда совершенно не хочется, но что-то определенно тянет чернокнижницу, даже Зюпик с интересом крутится возле алюминиевого ящика, тарабаня по нему когтями.       — Слав, помоги, — Кащенко вскидывает брови, когда женские руки лезут в содержимое бочка. Она в трупах гниющих копошится, что ей до мусора, да и у него пятилитровка с водой где-то на дне багажника завалялась — омывайка нынче удовольствие не из дешевых.       Девчонка вытягивает байковый плотный мешок, крепко перевязанный бечевкой, и передает его в мужские руки. Обреченно выдохнув, он лезет за перочинным ножиком в кармн, одним движением вспарывает плотную ткань, а конопатая гневно прикрикивает, когда из образовавшейся дырки с глухим «шлеп» на асфальт падает маленький копощащийся комочек.       Бесовщина тут же заинтересовано подскакивает к попискивающему тельцу и плотоядно облизывается. «Не трогай, ирод!» — взмахом руки отгоняя уже нацелившегося на ночной перекус Зюпика, Регина аккуратно прикасается кончиками пальцев к темному пятнышку.       Котёнок.       Маленький, даже слишком, как будто только-только родившийся — даже шерстка еще местами слипшаяся от материнской слизи — хлопает своими мутными глазками, и пищит уже значительно громче, нервируя Кащея, и сдавливая женское сердечко своими нежными розовенькими подушечками лапок.       «Шавка, дай», — Регина шикает и стягивает с головы платок, комкая его и безжалостно на грязный асфальт опуская. Ну, куда его бесовщине отдавать. Он же кроха еще, уже успевшая всю людскую ненависть познать. Шакалы. Найти бы этих уродов и их самих в мешок запихнуть, да в бак засунуть — а лучше вообще, нахер в речку сбросить, чтобы сразу и наверняка.       — Конопатая, нет, — мужские руки на груди складываются, когда она уже укладывает котёнка в теплоту и мягкость платка, как в гнёздышко.       — Слав, он же маленький. Умрёт, — огромные оленьи голубые глаза смотрят на него с такой надеждой и мольбой, что и камень бы расстрогался. Недовольно поджав губы, взглянув на уже прижатый к груди свёрток, он понимает, что девушка скорее его из жилища собственного выгонит ночевать в ресторан, чем сегодня оставит эту тварь на улице. — На пару дней, пока он глаза хотя бы не откроет.       — На пару дней. Потом я его на привокзальные пироги пущу, если увижу. Усекла? — девчонка быстро кивает, как болванчик, и растягивается в широкой улыбке, проносится мимо него, обдавая прохладным порывом ветра, и усаживается в теплоту автомобиля.       «Наебнулся ресторан», — косо поглядывая на девушку, что не отводит изучающего взгляда от маленькой писклявой тушки, Кащей понимает, что наебнулся не только их ужин, но и спокойная жизнь — Регина костьми ляжет, но не даст ему избавиться от нового жильца их и без того тесной общажной комнатушки. Какой чёрт её дернул?!       «Давай, малявка, жри», — Чернова, вооружившись пипеткой и небольшим блюдцем, до краёв наполненным молоком, уже битый час сидела на холодном полу возле импровизированного спального места: Кащей плевался ядом, материл ни в чём неповинное животное, но всё-таки притащил откуда-то ящик из-под овощей, и пожертвовал какую-то старую застиранную тряпку.       — Ты долго ещё? — мужчина, развалившись на кровати и подперев голову рукой, уже минут десять наблюдал за фигурой, что активно пыталась накормить эту тварь, под стол вон забралась, аргументируя тем, что Слава может наступить и прикончить маленькую слепую тушку, если тот случайно выползет ночью из своего убежища.       — Почему он не ест? — потирая пушистую голову, она снова подносит пипетку ко рту и выдавливает несколько капелек белой жидкости. Проводя параллель с человеческими детёнышами — благо лидкин Витька рос на глазах чернокнижницы — Регина чуть ли волком не выла от того, что котёнок большую часть молока выплёвывал и забавно носом пузыри пускал.       — Может не хочет, — убийственный взгляд вызывает несколько смешков. — Конопатая, захочет жрать — пищать будет. У него желудок с напёрсток размером, если не меньше, а ты в него поллитра влить хочешь.       — Откуда познания такие?       Кащей демонстративно отворачивается, укрываясь одеялом. Желания рассказывать об их с Суворовым опыте у него нет — да и рассказывать особо нечего. Пацанами когда были, вот таких же мелких котят в гаражах нашли, а рядом мамка их валялась, забитая и дохлая, с тощей мышью в пасти — на псов бродячих нарвалась и малявкам своим единственную еду не донесла.       Вова тогда желанием выходить их загорелся, договорились поочереди приходить, молоком отпаивать, даже поближе к гаражу Семеныча их перетащили, но когда в свою очередь Слава пришел — понял, что Адидасу наскучила вся эта игра в ветеринаров. Стекляшка стояла на том же месте, где он её последний раз оставил, а три котёнка пищали громко и голодно. Так и ходил, пока детеныши не доросли до возраста, когда уже сами могли спокойно еду себе добывать. Кащенко даже смутно знакомые, потрепанные жизнью и драками, силуэты замечал, когда в тех краях волей судьбы оказывался.       …Регина приоткрывает глаза от тихого гневного шёпота и улыбается одними уголками губ, замечая фигуру, прислонившуюся спиной к батарее и удерживающую на своей широкой ладони едва заметную черную тушку. «Блять, ну, пиздец ты придурошная, жри пока дают», — интересно, как долго завтра Слава будет недовольным ходить, когда Чернова начнёт ему клички разные предлагать.       — О, нихуя, так ты мужик оказывается. Тем более жри давай, — тоненький писк и почти победный мужской выдох. Как маленький ребёнок, ей-богу!       Первый день Кащей продолжал игнорировать крутящегося под ногами слепого котёнка, а Регина тратила законное обеденное время, чтобы добежать до дома и покормить зверушку. Фыркала на все высказывания авторитета, а ночью довольно подглядывала за ним, когда заебавшись слушать жалобное мяуканье, Слава таки отрывал тело от дивана и подкармливал растущий организм.       На второй день было принято решение устроить «пиздюку» — Чернова недовольно руки в бока уперла, пока Слава продолжал животину так называть, а Зепюр все еще надеялся, что ему перепадёт на десерт этот зверёк — банные процедуры. Мат, девичий визг и кошачье шипение сопровождались редкими всплесками воды в тазике, но котёнок таки отмылся и явил новым человекам свой чистый внешний вид: угольно-черный, с одним единственным белым пятнышком на кончике коротенького хвостика. Мужчина вошел в начальную стадию принятия, что зверь останется с ними, и даже, скрепя сердцем, купил тому две небольших миски, что заняли почетное место около ящика.       На третий день пока еще безымянный товарищ разлепил свои глазищи и теперь нервировал Славу и смешил Регину своим пронзительным зеленющим взглядом. «Это судьба!» — котёнок ни на шаг не отходил от мужчины, следуя за ним по пятам везде и всегда, выбрав его своей мамкой. Демон окончательно понял, что не дождется от подопечной подношения и недовольно скрывался от маленького бесёныша то на подоконнике, то на столе, спустив при этом кончик длинного хвоста и размахивая им, пока дите пыталось словить ускользающую игрушку.       — Его нельзя оставить просто «Котом», — Кащей закрывает голову подушкой. Он, блять, надеялся прийти после смены, пожрать, нагло пристать к конопатой, а потом со счастливой душой спать улечься — нет, эта женщина принялась донимать его совершенно ненужными доёбами. Разрешил оставить этого маленького чертёнка, что ещё-то надо?! Развлекайся, Регина. Нет, блять, пристала с именем.       — Чем тебе не нравится «Пиздюк»? Ему подходит, — маленькая голова с огромными ушами высунулась из коробки. — Во, уже откликается.       — Удивительно, почему тебя мать Славой назвала. Ты на идиота тоже хорошо откликаешься!       — Папаша Молотовым грезил, а вышел евстратовец, — мужчина гневно восклицает, когда девчонка забирается на постель и располагает на коленках намытую животину. — А если он блохастый?       — Сам ты блохастый. А Коща у нас чистоплотный, каждое утро умывается, — Регина игриво выглядывает из-под выпавших рыжих прядок, пока до мужчины осознание медленно доходит.       Хохочет весело, когда ярость мелькает в болотных глазах — причем в человеческих, котёнок тут же клубочком в ногах на более мягкой поверхности дивана свернулся — извивается от пальцев, что пытались по коже щекоткой пройтись, старательно обходя новое место новоявленного Кощика.       — Тебе жалко что ли?! — Регина прячется под одеяло, упираясь ладонями в голый торс, не жалея сил оттесняя его от себя. Да маловато силёнок — Кащенко за добротную сотку успел за этот месяц перевалить, массы набрал будь здоров, она в сравнении с ним дюймовочкой теперь смотрится, — чем мужчина поспешил воспользоваться, тупо вдавив рыжего червяка в щель между двумя половинками дивана. — Слава, ты, блять, раздавишь меня сейчас! Был один Кащей, стало два-а-а!       Одной рукой удерживая брыкающуюся дамочку под одеялом, другой он за шкирку скидывает котёнка на пол и хватается за тонкую женскую лодыжку, игриво проводит пальцами по всей длине ноги и под глухие возмущения сжимает бедро крепкой хваткой.