Идеальный брак

Где-то свищут, где-то рыщут по кустам, Где-то пленнику приснились палачи, Там, в ночи, кого-то душат, там Зажигаются кому-то три свечи. Там, над капищем безумья и грехов, Собирается великая гроза, И над томиком излюбленных стихов Чьи-то юные печалятся глаза.       (Мария Цветаева стих «Полночь»)               — Народ любит красивые эстетичные картины о жизни своих лидеров и верхушки общества. Как и заметил Уилхафф Таркин: «страх может служить опорой, но к полной стойкости требуются некие укрепления.» — промолвил Траун, протирая в руках только что взятую статуэтку с доски. — Не могли бы вы быть более конкретны, адмирал, — вступил в разговор сам мофф Таркин, передвигая мелкие фигуры пешек.       — Буду говорить прямо с вами — начал чисс. — Будущие сепаратисты будут завлекать народ сладкими речами и приторной картиной, а действующая власть не должна отставать. Народу нужно зрелище, а он видит лишь холодных, недоступных чиновников с непонятными для них целями. Дабы их привлечь, нужно какое-нибудь яркое событие, повод для красивой сценки, только за пределами театра в здании сената. В древних империя же имели место быть публичные казни, бои гладиаторов, браки верхушки власти. — Взгляд алых глаз Трауна были прикован к хрустальным фигурам, а прочим людям в комнате он казался отрешённым. Тихий Голос императора донесся из мрака:       — Мне понравился ход ваших мыслей, адмирал, — только одно присутствие Шива довлело над всем его окружением, а голос его, пусть и тихий как шелест сухой листвы, но пробирающий до костей, до самого естества, хотя сейчас верховный правитель даже не был в гневе. — Народ требует зрелищ, а значит их надо ему предоставить. Скрепить какую-нибудь красивую пару брачными узами, напоказ поданным. — Для отвлечение глаз Император щелкнул по холодной поверхности подлокотника трона, словно что-то просчитывая у себя в голове. Щелчки старческих пальцев были сродни предзнаменованию чего-то. На кону могла стоять чья-то жизнь иле же благополучие целой группы, планет, систем. Мало кому удавалось не трепетать пред главою империи: один его взгляд ломал, насильно заставлял склониться в низком и покорном поклоне. Тьма клубилась затягивая всех, кто был рядом со стариком, будто бы паутина, зловещее плетенье. Холодная чернота пробиралась под кожу, под кости, впилась в сердце, до боли, до паники. Невидимые нити сего хитрого сплетения сцепляли разум, выедая волю, смелость, оставляя лишь слепое раболепие. Былой образ милого канцлера Палпатина рассыпался ровно в тот момент, когда пала Республика, а на её пепелище восстала новая держава. На останках слабого и раздробленного государства, увязшего в кровопролитной войне когда-то скромный, добрый сенатор Набу воздвигнул сильную страну, где его образ был считался почти божественным, недостижимым. Грозному божеству, что даровало, и подвергало каре цинично и жестоко. Нельзя было отыскать ни в Сидиусе, ни в его ученике тени слабости, которая могла их хоть на миг приблизить к обычному смертному люду. Лорд Вейдер выступал в роли палача, исправной машины для убийств и ценной фигурой на доске, которую искусно двигал старый ситх по доске.       О способностях императора шептались многие, Таркин относился всегда скептически ко всем одарённым, а россказни про силу считал глупыми байкам, но уважал тех, кто мог найти ей практическое применение, например как тот же Вейдер. Сплетников Уилхафф деликатно обходил стороной, сохраняя бдительность в столице и на родной Эриде.       Траун только своим видом выделялся из всей свиты императора — он был не человеческой расы. Былое равенство меж расами в галактике пропало с первыми годами существовании империи, но один чисс, все-таки, смог пробиться в высшие слои общества и держался там довольно крепко. Много было смельчаков, что молниеносно пробрались наверх, но ледяная удавка на шее быстро настигала их. В республиканском сенате годами копились крысы, что разоряли государство изнутри, в империи же подобное давилось в зачатке, почти также дело обстояло с восстаниями. Ещё при республиканском строе, сенаторы, что сильно вставляли палки в колесо Шиву, загадочным способов пропадали без вести. Казалось бы, последний оплот демократии в лице сенатора Набу Падме Амидалы, в прошлом королевы своей родной планеты, умерла, унеся с собой надежду, возможную альтернативу на светлое будущее, не омрачённое насилием и милитаризмом. Мон Мотма и сенатор Органо заметно притаились с тех пор, видимо из-за того, что главная фигура их восстания была обезглавлена. В те тяжёлые времена становления новой державы, рассуждать, что к и чему сплетников не нашлось.       — Адмирал Таркин, — начал Шив. — Мне было донесено, что вы прибыли на Корусант не одни. Ваша племянница с вами. Я бы хотел её увидеть.

***

      Лалит всё же удаётся нагнать ребёнка. Девочка притаилась в тени, только светлые одежды выдавали кроху. Девушка касается кончиками пальцев руки ребёнка, тихо говоря:       — Ты видимо потерялась малышка. Чья ты будешь? Давай я помогу тебе отыскать своих. — Дева старается не делать лишних резких движений, дабы не спугнуть напуганное дитя.       — Извиняюсь, что доставила вам беспокойства — внезапно спокойным, даже серьёзным тоном заговорила малышка, оборачиваясь. — Я — Лея Органо, дочь сенатора Бейла Органо, вновь приношу свои извинения за свою неучтивость — для своего совсем юного возраста ребёнок выговаривал довольно чётко слова, почти без запинок, что удивило Лалит. Малышка, хоть была расстроена, но увидев чужого человека, все равно, старалась собраться и держать лицо.       — Бейл Органо? — неловко повторила вслух юная Таркин, вспоминая старого знакомого. Видела принца Альдерана впоследний раз Лалит много лет назад, хотя его образ могла довольно живо представить у себя в голове. Стройный мужчина средних лет, смуглый, довольно крепкого телосложения, хотя он был не воином, а оратором. Некогда выступал ярым защитником республики, хотя в решающий момент проголосовал в пользу Палпатина, вопреки своим былым идеалам.       — Принца-консорт и сенатор планеты Альдерана — добавила лаконично Лея.       — Да — выдохнула Лалит. — Я знакома сенатором Органо, твоим отцом. Ты его верно потеряла, да?       — Не совсем. Мне… — не успела малышка договорить, как её прервал подбегающих к двум юным леди весь запыхавшийся принц Альдерана. Он не сильно изменился по прошествию лет. Как и когда-то сенатор предпочитал длинные, просторные туники и рубашки, преимущественно в матовых и серых тонах.       — Я рада вас видеть сенатор Орагано.       — Благодарю, что приглядели за моей дочерью. — Мужчина осекся на мгновения, а после продолжил. — Мои извинения за неудобства и бестактность, однако не могли ли бы вы представиться, юная леди?        — Я — Лалит Таркин, воспитанница Уилхаффа Таркина, сенатор. — Девушка склоняет голову на бок, не переставая улыбаться. — Извольте, но вы меня правда не узнали? — Бейл замирает на мгновения, всматриваясь в смутно знакомые черты лица и узнавая в них ту маленькую рыжеволосую девчонку с блестящими зелёными глазами, которую вела за ручку жена Уилхаффа, — Талисса. Талисса в девичестве носила фамилию рода Мотти, одного из самых влиятельных на Эриде. Женщина гордилась тем, что породнилась с влиятельными Таркинами через брак, однако даже в маленьком возрасте Лалит понимала, что любви между дядей и его женой не было, по крайне мерее, со стороны самого адмирала. Талисса не раз тянулась к мужу со всей добротой и нежностью, но всё это разбилось об железную стену холодного расчета, которую выстроил сам Уилхафф. Ещё в детстве Лалит чётко видела, что меж супругами есть уважение дальновидных партнёров, но не более. Сам их брак являлся удачным шагом в династической игре и это понимали все, включая саму Талиссу. Нелюбимая супруга плотно взялась за воспитание племянницы мужа со всей ответственностью. Талисса следила, чтобы Лалит вызубрила на зубок имена всех важных чинуш и их сфер ответственности. Занятно было наблюдать как у ног адмирала, чуть боязливо, плелась его крохотная воспитанница, внимательно слушая сухие деловые беседы взрослых. В дальнейшем Лалит эту черту пронесла и в подростковом возрасте.       — Вы сильно изменились. Я вас запомнил ещё ребенком, таким как моя несносная Лея. — Сказал мужчина, похлопав насупившегося ребенка по плечу. — Как же всё-таки быстро время летит. Я видел ваше выступление и оно выше всякой похвалы. Достойная презентация себя при императорском дворе. А ты что хочешь сказать Лалит, моя милая дочь?       — Я видела эту постановку, но с разными исполнительницами. Не могу ни отметить, что вы справились со своей задачи передачи образа зрителю. На миг мне показалось, что вы плывёте по сцене, а не ходите своими ногами. Нас ещё ждет второй акт и я, думаю, что вы справитесь с ним. Там же ваша героиня пройдет через падение в моральном плане?       — Да, Лея, ты всё верно сказала. — Девушка переводит свой взгляд на Бейла.-      Вы должно быть хорошо воспитали свою дочь, сенатор. Я мало видела детей способных в таком юном возрасте так грамотно вести разговор. Одарённая у вас девочка.       — Позвольте мне небольшую дерзость. Моя дочь не такая как все дети. — С неприкрытой гордостью молвит мужчина, с нежностью смотря на своё дитя.       — Её наверняка ждёт большое будущее в империи — добавила Лалит, умиляясь столь дивной картине. Любовь к своему чаду чувствовалась у Бейла в каждой фразе. Другой человек на это бы внимание не обратил, но сердце у девушки ёкнуло. Так громко и так больно.       — Конечно — сухо ответил Бейл, тяжело выдохнув. — Мы должны присоединиться к другим. Мон-Мотма сенатор Чандрилы, если помните. Тоже достойная женщина. Можете составить нам компанию. — Лалит бы согласилась практически не раздумывая — провести остатки свободного времени в компании сенаторов, предстать пред ними в ином виде. Не маленькой девочки, а полноценной личности, выращенной в династии мужчин, что отдали жизнь на службе у императора. Но очередной алый стражник препятствовал им. Юную Таркин пожелал увидеть сам император, потому девушка, спешно попрощавшись, оставила Бейла с Леей. Лея ещё е долго провожала Лалит взглядом, пока та вместе с алым стражем полностью не скрылась средь шумной толпы.       — Мы её ещё увидим, отец? — тихо спросила Лея.        — Если на то будет угодно Великой Силе и самой вселенной, думаю да, Лея. Сама Лалит робела, но и бежать не думала, не имела право. Большая часть её семейства с мужской стороны служили на военной службе у ещё старой республике, а теперь в империи. Женщинам же доставался удел заботиться и грамотно управлять всем, что было нажито непосильным трудом на войнах. Пока Уилхафф вместе с братом Гидеоном будут добиваться благосклонности со стороны государя, Талисса и Лалит должны всячески обеспечивать их поддержку в тылу. Такой уклад девушка видела с детства, росла в нём. Она должна семье, в идеале расширить её влияние иле хотя бы поддерживать. Должна, не себе, а дядям и кузенам. Лалит осознавала, что сейчас должна радоваться, ведь ей посчастливилось привлечь внимания самого Палпатина, но не могла найти в себе силы даже улыбнуться. Затем вздыхает, сцепив руки в кулак. В ней говорит пугливая девчонка и Лалит должна была её придушить в себе, раздавив осколки страха и нерешительности. С каждым шагом она ощущала, что к ней тянется нечто неосязаемое, но понятное на инстинктивном уровне. Нити иле цепи холодные тянутся и стягивают в своих тисках всех от дворцовых стражников до губернаторов и сенаторов. Они оказывают давление на голову, вселяют страх. Да, Таркин много повторял племяннице, про то, что страх подчиняет и неволе раболепное уважение. Рабов запугивают, чтобы они слепо следовали воле хозяина и не рыпались.       » Сильных уважают, а слабые провоцирую, чтобы быть ущемленными и жертвами. Таков закон жизни: либо ты либо тебя» Оную фразу часто слышала из уст Таркина, как настоятельный совет на будущее. Где было бы сейчас всё их семейство, если бы рука Уилхаффа в роковой момент дрогнула и дала слабину? " Ничего, прах. Все старания в миг рухнут, как карточный домик. Галактика такое видела и не раз. Обычно в ответ на такое адмирал молча кивал, давая понять, что ход мыслей воспитанницы верный.

***

      Тем временем вдали от столичной суеты на других планетах периодически вспыхивали искры восстаний. Те, кто много потерял с падением сената и приходам к власти диктатора изподтишка, пытались всячески навредить действующей власти. Былые лучи надежды в виде недобитых учеников павшего ордена джедаев быстро угасали благодаря инквизиторам и главнокомандующему. А ведь некоторых он знал ещё рыцарем джедаем, героем республики. Он был падаваном, у него самого был свой падаван, но все нити к прошлой жизни остались догорать в пламени Мустафар. Что же желал в своей новой жизни лорд Вейдер? Ничего. Он дышал тем, что исполнял волю императора, жёг крамолу огнём и сёк измену мечом.       Мужчина пал на колени, сплёвывая на землю кровь. Бедняга сцепил зубы, лишь бы не выпустить из рук рукоять светового меча, хватаясь за последнею иллюзию спастись, избежать злого рока. Ситху был знаком взор полный отчаяния, в коем умирала последняя надежда. Он научился упиваться этим, чужим отчаянием, последним вздохом, забирая последняя, вытягивая, всё тёплое из души жертвы. Тягучая трясина мороза всегда окружала милорда. А он — исток, тьма его верная спутница, коей часто возносил новые жертвы, а она взамен питала, насыщала силой жестоко искалеченное тело. Вейдер сам ясно ощущал как за день за днем в нем разлагались остатки былого человека, который некогда любил и страстно желал получить любовь в ответ. Крамола же ликовала, прося ещё е больше и больше. " Что же я делаю?» — эти слова тонули в глубинах памяти, иногда всплывая в качестве жалких стенаний воспоминаний о былой жизни. И последователь тёмной стороны не отказывал, как настоящий верный слуга. — Пропади…— захлёбывается в боли одарённый. — Грянут и на тебя муки. — он не успел договорить, ибо алый меч поразил его ранее. Молодой человек ещё е раз вздрагивает на мгновение, зрачки расширяются, а потом веки навсегда закрываются и уже бездыханное тело обмякает на полу. Он не мастер и не рыцарь, а падаван недоучка, учителя коего умер после приказа шестьдесят шесть. Можно сказать, ребенок, который провел уже как семь лет в бегах, со светлым желанием спасти хоть что-то от павшего ордена. Второй человек в империи уже давно сбился со счета сколько таких ребят он погубил. И все они на что-то надеялись, у всех внутри теплилась надежда.       До личных шпионов императора дошла весть о том, что на одной, на первый взгляд неприметной, планете центральной системы сенатор всячески поставлял оружие в дальние регионы, где власть нового режима была не так крепка. Сенатор долго все отрицал под пытками, пока его не начал истязать лично младший ситх. Вскоре, стало известно что за склады и их местоположение. Вейдер в одном из ангаров встретился лицо к лицу с очередным недобитым падаваном, который осмелился схлестнуться в битве с столь сильным противникам.       Механические двери шумно отворяются, а после следует чуть приглушенный свист. Вейдер догадывается о промажке, но уже поздно. Видимо, зачинщик бунта хорошо позаботился, чтобы замести все следы, возможно убив главнокомандующего. Раздались взрывы, все закрывает собой яркое зарево. Ситх вновь ощущает себя в огненной воронке, что пожирает, разъедает его плоть, а разум биться в истерике и агонии. Пару штурмовиков тут же отлетели к ближайшей стенке, а под обугленными шлемами скрывались уже мёртвые тела. Милорда уберегла его броня, так бы он вряд-ли смог быстро отскочить. Кровь стекает по нагруднику, образуя под массивным телом алую лужу. Дальше сознание младшего ситха, то просыпалось, то обратно уходило в холодный дурман сна. Голоса подчиненных витали рядом, но ему не всилах было их раслышать, лишь только доходили обрывки фараз:       — Носилки, живо! Несите его в мед отсек! — орал один командир подоспевшего взвода солдат. Он не умрет, ему это, попросту не позволят. Его откачают, подлатают, заменят протезы рук и ног, но покоя не дадут. А я уже помереть собрался» — скабрезно пронеслось в мыслях ситха, когда в очередной раз открыл глаза и увидел больничные белые стены и назойливых дроидов, что окружили его, почти как падальщики. Затем в палату зашел врач представленный на «Исполнитель» пару месяцев назад. Белый свет отражался в линзах его очков, а со сморщенного чела стекают капли пота. Напоследок, перед тем как погрузиться обратно во тьму Вейдер услышал:       — Мы его тут так просто на ноги не поставим. В рану попали осколки гранаты. Доложите капитану, чтобы брал курс в столицу!