Лиловый глаз

      Прошло ещё два мучительных дня, в которых Марлен вымоталась окончательно. Карга, пришедший к ним детёныш медвесыча, спасённый гном и зенты из западни гноллов, приют и найденный патруль гитьянки. Они даже вернулись к разбитому наутилоиду и нашли ходячий труп в склепе.       Хальсин начал часто готовить ей успокаивающий чай, потому что именно эти дни стали безумными. Марлен оба дня не спала, патрулировала больше остальных. Астарион составлял ей компанию часто. Бóльшую часть времени они молчали, иногда перебрасывались парой фраз, но после того вечера — ничего особенного.       Сегодня более пасмурно, в носу стоит влажность и запах мокрого камня. С помощью одного из зентов они узнали кодовое слово, чтобы пройти в убежище Зентарим. Марлен валится с ног, но продолжает идти вниз. Сегодня все на удивление молчаливые. Марлен даже этому рада. Меньше мигрени.       Когда они достигают конца небольшого тоннеля, в глаза бросается один из тех зентов, кого они спасли. Он конечно, потрёпан, но жив. В отличие от второго, он лежит прямо у его ног. Отсюда Марлен не может разглядеть как его убили, но крови много. Очень много.       На глаза бросается не только труп, но и количество зентов. Их слишком много. И неизвестно сколько ещё. Две пары глаз пристально следят за группой. Астарион ровняется с ней и в голове проносится «Ты уверена, что нам нужно сюда идти, лисичка?», и впервые в жизни она действительно благодарит ситуацию за личинок в голове. Она отвечает ему коротким «Нет», глаза метнулись в сторону решётчатой двери, которая в тот же миг захлопывается.       Она слышит рывок в их сторону, не успевает развернуться и прервать захват, как руку с хрустом заламывают за спину, а чья-то рука, точнее внутренняя сторона локтя, обхватывает её шею. Астарион успевает увернуться от захвата и даже ударить зента по носу локтем, но не успевает увернуться от удара по затылку. Он его не вырубил, но повалил. Его так же заломал один из зентов, а вдалеке послышался вой волков.       Марлен не может посмотреть, что стало с остальными, но может слышать, как всё ещё борется Карлах, которую никто не может схватить. Марлен бьют в колено, заставляют упасть, тащат в сторону, так открывается больше обзора. Она шаркает подошвой по земле, старается встать в опору, но каждый раз бьют в колено.       Марлен проглатывает испуганный вдох, когда она видит, как чей-то арбалетный болт врезается прямиком под рёбра Карлах. Он мог пробить лёгкое. Марлен пытается отбиться. Она видит как всех их, кроме Карлах, выстраивают в ряд и ставят на колени. У каждого из них завязаны руки за спиной и кляпы во рту. Боятся волшебников. Сзади она слышит лай волков, видит, как Шэдоухарт пытается справиться с испугом.       Марлен чувствует, как сталь ножа плотно прижимается к её щеке, пытается дёрнуться, рычит. Рука становится свободной, но в тот же момент, руки туго стягивают верёвкой.       — Ну-ну, спокойно, зайка, — под ухом звучит чей-то отвратительный голос, из его рта воняет спиртом, а сам он провонял потом. — Нам тут птичка напела, что ты и твои дружки взяли кое-что ценное. Наш груз. И мы хотим знать, где он. Это же так просто, да, парни?       Некоторые зенты разразились в хохоте. Марлен это не нравится.       — Я не знаю, где он, спроси ту птичку, что этот груз похерила, — Марлен рычит, хватка на горле усиливается, она пытается вдохнуть как можно больше воздуха.       — Какие мы дерзкие, — этот мужчина саркастично имитирует писклявый голос, кончик ножа упирается под правый глаз. — Думаю, тебя разговорит, если мы поиграем с твоими друзьями. Выбирай, с кого мы начнём? Может с брюнеточки? — Марлен дёргается, когда Шэдоухарт грубо хватают за косу, чтобы та подняла на неё взгляд. В её глазах паника, она смотрит Марлен за спину. Ей не нужно понимать, что позади стоят волки. От них несёт псиной за милю. — Нет, видимо, брюнеточку мы оставим на сладкое. Может блондинчик? Вы из одного теста, как я понимаю. Мамаша явно вас не взлюбила, раз оба от дроу выскочили.       Марлен видит, как Астариона дёргают за волосы, открывают шею и приставляют к глотке нож.       — Ты так его не убьёшь, — шипит Марлен, дёргается специально, чтобы он отвлёкся, шаркает ногами, создавая лишний шум, обхватывает пальцами большой палец и резко ломает его. Она старается не издать ни звука, не показать ни одной эмоции. Палец начинает жутко пульсировать. Правая рука спокойно выскальзывает из обхвата верёвок.       Она видит недоумение и ярость в глазах Астариона. Левой рукой она лезет в свою соседнюю перчатку и медленно вытягивает кинжал. Она слышит, как громко колотится сердце в груди.       — О, и как же нам его убить, зайка? — лезвие опасно скользит по коже. — Покажешь?       — Да, — она поудобней перехватывает рукоять в руке. Они в опасности, всё ещё связаны и она ставит их под угрозу. Ей нужно действовать очень быстро. — Покажу.       И с этими словами она резко вонзает кинжал в ногу держащего её зента, попадает над коленом, грубо проворачивает лезвие, вырывает коленную чашечку из его ноги, перехватывает его нож и с разворота вонзает прямиком ему в глаз под оглушительный крик. Нож зента через секунду улетает в голову стоящего над Астарионом члена группировки. Последний, в свою очередь, резко встаёт с колен, вытаскивает нож из головы зента и отправляет в другого. Он тоже сломал свой палец. Своим кинжалом Астарион быстро срезает верёвки с рук Уилла, он был ближе всех к нему.       Марлен резко разворачивается назад, вонзает кинжал в глаз волка, который уже был в опасной близости от неё. Она рывком вытаскивает нож, переставляет ноги. Боковым зрением видит, как Шэдоухарт бежит к Карлах, Лаэзель отбивает мечом стрелу, летящую прямиком в них. Марлен поворачивает голову в сторону, откуда летела стрела, видит зентаримку. С ней позже, тем более, в неё уже полетел ледяной луч от Гейла. Марлен делает рывок в сторону, уворачивается от зубов волка, в него прилетает заклинание Уилла.       Марлен вновь делает рывок, в этот раз вперёд, меняет положение ног, чтобы прокатиться по земле и оказаться намного ближе к ещё двум зентаримцам. Она делает кувырок в сторону, уклоняется от летящего в неё арбалетного болта и с наскока вонзает кинжал прямиком в грудь одного из них. И пока он был действительно устойчивой опорой, Марлен с разворота бьёт второго поочерёдно ногами по голове, вытаскивает кинжал рывком и вкалывает его в затылок. Она резко разворачивается обратно, когда видит, что на неё бежит зентаримец, но его с оглушительным криком разрубает напополам Карлах.       Марлен видит, как в плечо Гейла прилетает стрела от той же зентаримки. Марлен срывается с места в сторону лестницы, на которую забирается слишком быстро. Достаточно, чтобы увидеть, как эта самая зентаримка убегает вглубь пещеры. Марлен бежит следом за ней, бросает кинжал и стягивает на бегу лук с плеч. Она лавирует среди огромного количества неаккуратно расставленных ловушек. Марлен видит, как зентаримка врезается в решётку и пытается её открыть, но когда понимает, что она закрыта, с разворота вытягивает стрелу из колчана и нацеливается луком прямиком на Марлен. Которая также целится в неё из лука.       — Ну давай, — зентаримка делает последнее, что ей остаётся, — злит. — Посмотрим, кто быстрее. Прославленные эльфийские рефлексы или моя стрела… БЛЯТЬ!       В аккурат её словам, стрела Марлен со свистом пронзает плечо зентаримки. Та тоже выпускает стрелу, которая летит в сторону от Марлен.       — Я.       Марлен вытаскивает ещё одну стрелу из колчана. Зентаримка пытается быстрее неё выстрелить, но Марлен вновь стреляет быстрее, уже не целясь, стреляет в руку и прибивает её к стене. Марлен подходит к ней ближе, выбивает из рук лук и хватает одной рукой за челюсть. Зентаримка зло пыхтит от боли, смотрит исподлобья прямо в глаза. Рывок. Марлен перехватывает руку зентаримки, в которой находился нож, его лезвие упирается прямо в ремень Марлен. Она чувствует, как у неё расплываются в оскале губы.       — Попробуй в другой раз.       Рука зентаримки начинает трястись, пытается сопротивляться руке Марлен, что с силой стискивает запястье и поворачивает его в обратную сторону. В сторону живота зентаримки. Та глубоко дышит, стонет, сопротивляется, но Марлен оказывается сильнее. Лезвие ножа медленно, под крик зентаримки, разрезает кожаную броню и проникает в плоть. Марлен той рукой, что держит зентаримку за челюсть, резко отвешивает ей пощёчину, хватает за горло и впечатывает в стену. И пока зентаримка была дезориентирована, внезапно вырывает нож и быстро вгоняет его прямо над пупком. Зентаримка издаёт глухой звук, когда пытается вдохнуть, её глаза широко распахнуты, они с испугом смотрят на Марлен. Она только сейчас чувствует как в груди у неё клокочет ярость. Она, не вытаскивая ножа из её тела, рывком тянет наверх к грудине. Изо рта зентаримки кашлем выходит кровь, она плюёт ею в лицо Марлен, хватается свободной рукой за её локоть, словно её убийца — это спасительный круг. Марлен не выражает никаких эмоций, кроме ярости. Она чувствует, как в раздражении поднята верхняя губа, как нахмурены брови и уже болит переносица. Марлен убирает руку с горла зентаримки прижимает раскрытую ладонь к ране и начинает проникать пальцами в неё, делает её ещё больше. Зентаримка падает на колени, из вспоротого живота ручьём идёт кровь, Марлен вытаскивает нож и руку. Зентаримка падает окончательно, а из разреза вываливаются органы. Под ней начинает растекаться лужа тёмной крови.       Марлен глубоко дышит, проводит руками по лицу, трёт глаза пальцами, размазывает чужую кровь по лицу. Она забирает свои стрелы и стрелы зентаримки, начинает обшаривать карманы. Золото и склянка с кислотой. Марлен начинает плестись обратно к группе, на ходу подбирает свой кинжал. Она только сейчас понимает, как сильно её трясёт. Она глубоко дышит, по телу бежит ток и ноги подворачиваются.       Она спускается по лестнице, видит зентаримца, которого они спасли от гноллов. Он их сдал и всё ещё живой. Марлен идёт в его сторону быстро, сейчас её совершенно не волнует, насколько сильно видно её дрожь в теле. Усталость вновь сменяется яростью.       Он ничего не говорит, смотрит на неё, на его лице расцветает фингал, разбита губа и сломан нос. И, видимо, выбито несколько зубов и вырваны все ногти на руках.       Марлен молча обходит его со стороны, ведёт рукой по шее вдоль острой челюсти, обхватывает её рукой и тянет его голову назад, чтобы он смотреть прямо на неё. Она тоже смотрит ему в глаза. Даже когда достаёт кинжал из ножен и даже когда прокалывает ему живот, когда вспарывает медленными движениями. Она убирает кинжал обратно и проталкивает руку во вспоротый живот. Пальцы хватают кишки и вываливают их наружу. Всё это время она смотрела на него, видела, как ему больно и как он страдает. После этого, Марлен с силой толкает стул ногой. Зентаримец падает. Спинка стула бьёт ему прямо в шею и ломает позвонки. Хруст прошёлся по пещере глухо, почти незаметно. Марлен даже немного разочарована.       Она подходит к столу, не обращает внимание на лежащий у её ног труп, берёт склянку с ядом и засовывает бутылёк в мелкую сумочку на ремне. Марлен чувствует на себе пристальные взгляды остальных, но не обращает никакого внимания. На глаза цепляется мужчина, спрятавшийся среди камней в дальнем углу. Марлен перешагивает труп, медленно шагает к нему, в ушах бешено колотится сердце. Рука сама тянется к ножнам. Кто-то хватает её за запястье. Холод бьёт в горячую голову резким разрядом, Марлен поворачивает голову. Шэдоухарт.       — Он здесь не при чём, — только и говорит она, но руку не убирает. Марлен чувствует, как дрожат её пальцы, она прижимает их к ножам. И ничего не отвечает Шэдоухарт, лишь мелко кивает, сжимает руку в кулак, убирает её подальше от ножен.       Когда Марлен подходит к мужчине ближе, он сразу же вылезает из-за камней и падает ей в ноги. Марлен кривится, отходит на шаг, когда он хватает её за лодыжки.       — Спасибо вам, госпожа, за спасение!       Марлен смотрит на него молча, прежде чем опуститься на корточки и взять его за подбородок грязными пальцами. Мужчина дёргается, поднимает глаза на Марлен. Она видит испуг.       — За спасение полагается награда.       — Г-Госпожа, тут такое дело, — он издаёт истеричный смешок, начинает оправдываться. — У меня нет с собой денег, н-но!..       — И как же ты будешь платить?       — Я-Я Оскар Феврас, госпожа! Вы наверняка про меня слышали!       — Впервые слышу.       — Я художник! У меня есть покровительница во Вратах Балдура, она вам заплатит, клянусь!       Марлен сильнее сжимает его подбородок. Она вновь чувствует закипающую злость. Она слышит своё тихое имя от Гейла.       — Не сдержишь клятву, мои друзья больше не спасут тебя, — она впивается ногтями в челюсть художника. — До встречи во Вратах Балдура, Оскар.       Как только пальцы слетают с его кожи, Оскар срывается на бег, врезается в решетку, открывает её нараспашку и уносится наверх. Как только наступает тишина, Марлен разворачивается к остальным.       Она сжимает руки в кулаки, когда дрожь вновь накатывает на плечи.       — Думаю, здесь мы закончили, — наступает тишина, в которой все расслабленно прижимаются к углам или садятся на землю. Марлен поворачивает голову на Карлах, она едва стоит, пошатывается, рана от арбалетного болта стала намного меньше, но маленькая струйка пылающей и шипящей от жара крови всё ещё текла вдоль туловища. — Ты как?       — Всё путём, солдат, — Карлах одобрительно улыбается, бьёт себя кулаком в грудь. — Царапина.       Марлен кивает, смотрит на Гейла, тот ей кивает.       — Я бы хотел осмотреть пещеру, — подаёт голос Уилл. — Мы наверняка сможем найти здесь припасов или чего получше.       Марлен кусает щёку с внутренней стороны, озирается на остальных.       — Разделимся, — в груди всё дрожит, скручивается клубком в животе. Если она сейчас не выйдет на свежий воздух, то её вырвет. От стресса, возможно. Или страха. А может из-за того, что сильно перевозбудилась. Но факт остаётся фактом, она сейчас блеванёт. Здесь воняет металлом и мокрой псиной. — Шэдоухарт, останься с Уиллом, если вдруг что случится. Лаэзель, — гитьянка поворачивает на неё голову, одна её косичка в волосах стала красной от крови. Марлен отвлекла её от протирания меча грязной тряпкой. — Пойдёшь с ними? — она кивает, с характерным звоном стали лезвие меча пропадает в ножнах. Марлен произносит одними губами «спасибо». — Я отведу Карлах и Гейла в лагерь.       — Отдых мне точно не помешает, лисичка, — Астарион ухмыляется, встаёт со своего места. Когда он проходил мимо Марлен, она взяла его за запястье.       — Останься вместе с ними, — она выставляет перед его губами палец, когда он хочет что-то сказать. — Они точно не смогут вскрыть замки также мастерски, как это делаешь ты. Если они там будут.       Немного лести и он заметно расцветает. Марлен хочет позавидовать ему в этом. Когда трое из них уже начинают идти вглубь пещеры, Шэдоухарт берёт правую руку Марлен и шепчет исцеляющие слова. Палец перестаёт пульсировать и сдувается в размерах до нормального.       — Гейлу стрела пробила насквозь плечо, там без зашивания не обойтись, — глаза жрицы бегают по телу Марлен в поисках ещё ран. — У Карлах всё немного проще, я залечила ей пробитое лёгкое, но зашивать всё же придётся. Либо обойтись магией, если не получится иным путём.       Марлен кивает. Всё-таки, она была права насчёт лёгкого.       — Думаю, Хальсин с этим справится.       — Разумеется, — Шэдоухарт на прощание улыбается и уходит вслед за остальными.

***

      На лагерь вот-вот двинутся сумерки. С первыми лучами солнца они должны отправиться в Подземье. Перспектива уйти на рассвете в глубокую, по рассказам Хальсина, тьму мало привлекала, более того, отталкивала. Но уже всё решено и обратного пути нет.       Уилл вызвался колоть дрова и получается у него это отвратительно. Марлен следит за его движениями больше десяти минут и каждый раз замечает одну и ту же ошибку, — руки. Они слишком широко расставлены.       Шэдоухарт сбоку массирует кожу головы. Они вернулись вымотанными больше обычного, даже Астарион молчит.       И не сказать, что это была приятная тишина. Скорее гнетущая. Никто не знает, что ждёт дальше. Только, кажется, Карлах не поддаётся всеобщему пессимизму. Это заметно по её хвосту. Она то и дело виляет им. Или, возможно, это всё объясняется скорым ужином.       Когда лезвие топора соскальзывает с древесины, Марлен резко поднимается со своего места и выдёргивает топор из рук Уилла. Она замахивается топором с напором, убирает руку на самый конец рукояти и разрубает кусок напополам. Она так повторяет несколько раз. Дрова окружили полукругом старый пень, когда она закончила колоть, и очень сильно хотелось кинуть топор Уиллу, но вместо этого грубо воткнула его в сердцевину пня. Злость клокочет в груди с новой силой, Марлен идёт на выход из лагеря, чтобы успокоиться и прийти в себя перед ужином.       Она начинает бояться себя. Злость быстро сменяется усталостью, которая бьёт ноющей болью, казалось, по всем мышцам тела. Марлен впервые в жизни так сильно хочет спать.       Пальцы не прекращают дрожать даже когда она сжимает руки в кулаки. Бежит по рукам вверх, достигает плеч, шеи, — дрожит всё тело. Ей нужно прилечь. Желательно под открытым небом. Уложить голову на холодную землю или приложить затылок к стволу дерева, забравшись почти на самую верхушку, — подальше от хищников. И смотреть на чёрное бескрайнее небо, на бесконечную картину, состоящую только из чёрного и белого.       Марлен останавливается неосознанно, перед глазами, сквозь глубокий непроглядный лес, открытая поляна. Солнце уже зашло за горизонт, она не знает, сколько шла и в каком направлении. Она идёт совершенно неуверенно, ступает осторожно, словно идёт прямиком в пещеру дикого зверя. Когда она останавливается почти в самой середине поляны, Марлен поднимает глаза к небу. Звёзд ещё нет. Возможно, она успеет на них посмотреть, прежде чем пойдёт обратно.       Когда спина покрывается гусиной кожей от холода травы, Марлен наконец испускает выдох. Она знает, — за ней следят. И она даже знает кто.       — Тебе нет смысла прятаться, — она слышит, как дрожит её голос, но не пытается его спрятать. Уже совершенно нет смысла прятать, он наверняка всё видел. — Ложись рядом.       Она слышит почти беззвучные шаги, то, как немного скрипят суставы колен и шуршит ткань одежды. Астарион действительно ложится рядом.       Они не говорят ничего, просто смотрят на статичное изображение, где иногда мерцают, появляются новые звёзды.       — Мама мне рассказывала, что на небе живут боги, — её голос глухой, она слышит, как Астарион повернул на неё голову. Слушает. — Но Лаэзель не богиня и даже не божественное существо. Нет, боги где-то дальше. За гранью мира, чтобы их никто не увидел, — Марлен моргает, её глаза бегают от одной звезды к другой. — Там наверняка одиноко. Бескрайняя пустота, где нет ничего. И ты там один.       Она втягивает носом воздух, поднимает ноги, чтобы ступни упирались в землю.       — Твоя мама в кого-то верила?       Марлен поворачивает на него голову, выжимает из себя подобие улыбки, но чувствует стоящий ком в горле, обжигающие глаза слёзы.       — Да, она была селуниткой, — глаза Марлен опускаются ниже, на его шею, рюши рубахи, просто чтобы скрыть блеск в глазах ресницами. — Она часто молилась, когда я уезжала из дома на заработки.       — Разве отец не был с тобой?       — Нет, — Марлен выдыхает и снова глубоко вдыхает. — Когда мне было двадцать пять, мы вышли с ним на охоту, как обычно, — Марлен снова отворачивает голову на небо, так легче думается. Она чувствует, как вновь начинают дрожать пальцы, сплетает их между собой на груди. — Я… Я не услышала медведя, — голос становится ещё более глухим, почти неслышимым, она старается глубоко дышать, но каждый выдох происходил с судорогами. — Папа потерял ногу, защищая меня, и… — перед глазами плывёт, Марлен жмурится, закрывает дрожащими пальцами глаза, они уже мокрые. — Если бы… Если бы я его услышала… Может?..       — Ничего бы не изменилось, — она чувствует, как Астарион убирает одну руку от её лица, переплетает пальцы с ней. Марлен неосознанно поворачивает голову, она видит в его глазах нечто похожее на шок. — В этом нет твоей вины.       Марлен шмыгает носом, утирает его свободной рукой, вторую из его хватки не убирает. Так спокойней.       — Я не помню, кто мне это рассказывал, но… — она слышит, как Астарион выдыхает, подбирает слова, его пальцы неосознанно сильнее сжимают её ладонь. — Звёзды — это чьи-то души, они смотрят за своими детьми, внуками, правнуками… Оберегают их по ночам от злых духов и кошмаров. Может… твоя семья тоже там, среди всех этих звёзд и оберегает тебя?       — Может быть, — Марлен шепчет, осматривает самые тусклые звёзды из всех, будто в этом есть хоть какая-то логика. — Тогда почему они не могут защитить меня от кошмаров с ними же?       — Эльфы не видят снов.       Внутри встаёт всё узлом от услышанного, тело напрягается и, казалось, даже сердце перестало стучать.       — Что? — Марлен поворачивает на него голову. В смысле, не видят. А что это тогда? Идиотская шутка? Марлен сжимает губы.       — Эльфы не спят, — Астарион смотрит на неё спокойно, он расслаблен. И он же пытается расслабить её напряжённую руку, которую он прижал к земле. — Мы уходим в транс, где вместо снов перебираем фрагменты своих воспоминаний. То, что ты считаешь своими снами — воспоминания. До ста лет вместо них ты видишь воспоминания своей прошлой жизни.       У Марлен почти перехватывает дыхание, она впивается пальцами в руку Астариона.       — А после ста?       — Ты их забываешь и, по сути, являешься совершеннолетней, — он грустно ухмыляется, поднимает её руку от земли, рассматривает её голубые вены, идущих под кожей витиеватой паутиной. Он оглаживает их. Явно голодный. Вместо того чтобы без спроса грубо обездвижить её и выпить досуха, он совсем невесомо касается холодными губами её костяшек. — И, поскольку тебе явно за сотню, ты можешь выбрать себе новое, взрослое имя.       — Меня устраивает моё имя, — он кивает, улыбается одними уголками губ.       — Так что там по поводу твоих глаз?       Марлен хмурится, не понимает, о чём он.       — Ну, ты сказала, что не дроу, — Астарион перестаёт разглядывать её руку, перемещает взгляд на её лицо. Они ещё более тёмные, чем раньше. — Красные глаза есть только у представителей тёмных эльфов или их детей, если так генетика выйдет.       Марлен глухо ухмыляется.       — Я не знаю, кто мои кровные, — Марлен отводит взгляд на сплетённые руки. Раньше она только мечтать могла, чтобы хоть один мужчина просто разговаривал с ней без желания затащить в постель. Возможно, Астарион действительно придерживается подобной тактики, учитывая, как раньше он открыто об этом заявлял. Но сегодня она может побыть немного наивной и помечтать хотя бы о толике дешёвой, но романтики. Сегодня она отдыхает от своих принципов ещё с того момента, как заговорила с ним. — Мои настоящие родители отдали очень много золота всяким лекарям во Вратах. И все как один твердили: «альбинизм». Частичный, из-за него, — она указывает пальцем свободной руки на правый глаз. — Поэтому один глаз красный. Он даже не совсем красный, скорее… бесцветный.       Губы Астариона расплываются в ухмылке, одна его рука тянется к её лицу, убирает надоедливые волосы с левой стороны. Его пальцы обжигают, когда касаются её челюсти, ушей. Когда он касается кончика, становится приятно. Его ласки расслабляют. Они как колыбель, заставляют утонуть в этом омуте.       Марлен начинает часто моргать, она отводит от него взгляд на небо, садится на холодную землю, расцепляет свои пальцы, напоследок невесомо проводит подушечками пальцев по его ладони. Он неосознанно её сжимает, когда там уже пусто. В его глазах разочарование и усталость.       — Пойдём, — она пытается улыбнуться, похлопывает Астариона по колену. — Наверняка там твоя нелюбимая овсянка на ужин.       — Если это так, я вылью её на голову Гейлу.       Марлен глухо смеётся, встаёт с места. Она не помнит, как пришла, поэтому ведомо следует за Астарионом.

***

      По рукам всё ещё бежит дрожь, даже после успокаивающего чая мамы. Внутри стоит ком, смотреть на свои кровавые руки Марлен не может. Мама выгнала их с Миллой на улицу, когда увидела, что произошло. Мышцы ноют. Даже с помощью папы, Марлен с трудом довела его до дома. Она только успокоилась от истерики, живот скручивает в спазме тошноты. Она виновата. Она во всём виновата. Если бы её не было, у них наверняка всё было бы намного лучше.       Милла сидит рядом с ней на крыльце, на той же ступени, она беззвучно плачет, Марлен грызёт новая порция вины. Она должна сейчас успокаивать её, а не сидеть и не делать совершенно ничего. Она вся в крови, боится прикоснуться к мелкой, боится испугать. Милла сама жмётся к ней, обвивает руками её плечо. Марлен не выдерживает, вытягивает руку из обхвата Миллы, подтягивает её к себе, гладит её спину, плечо. Милла обхватывает руками её талию, вжимается лицом в грудь и начинает глухо, почти навзрыд рыдать. Внутри снова всё сжимается, Марлен жмурится, пытается сдержать новые подступающие слёзы. Прошлые следы ярко было видно на фоне её окровавленного лица.       Она должна держаться. Ради Миллы и мамы.       — Я так боюсь, — бормочет сквозь слёзы мелкая, она сжимает пальцами кровавую рубаху Марлен, вжимается ещё сильнее. — Что, если?..       — Нет, — Марлен поднимает её лицо к себе, убирает грязными пальцами дорожки слёз, пачкает её щёки кровью, сжимает губы, чтобы не заплакать. — С ним всё будет хорошо.       Марлен целует Миллу в лоб, в макушку, снова в лоб, обнимает теперь двумя руками, одними губами шепчет слова извинений. Она сама не верит в то, что сказала, она нагло врёт, надеясь, что это окажется правдой. Внутри всё болит.       Пальцы сами лезут в рыжие кудряшки, Марлен случайно царапает скальп ногтями.       Мама выходит спустя несколько мучительных часов. Она не говорит ни слова, садится рядом с ними, обнимает их обеих. Марлен видит, что руки мамы тоже в крови. Ком подступает всё ближе.       Она во всём виновата.       Это она виновата.       Она виновата.       Она виновата.       Виновата.       Виновата.

***

      На ужин оказалось жареное мясо и варёные овощи. Это уже было достаточно привычно, сидеть кругом у костра и слушать тихие беседы. По-домашнему. Тепло и хорошо. Разгорелась дискуссия между Астарионом и Гейлом о возможности возникновения обвала в Подземье из-за использования звуковых заклинаний.       Голова Марлен лежит на коленях Шэдоухарт, прохладные пальцы мягко массируют скальп. Чуть дальше стоит кубок Шэдоухарт с вином. Все молчат, слушают. В воздухе пряный запах древесины. Марлен следит за яркой жестикуляцией Астариона, изредка ухмыляется его шуткам. Шэдоухарт наклоняется, закрывает распущенными волосами от остальных и шепчет очень тихо:       — Ты так смотришь на него, что мне даже завидно.       Марлен поднимает на неё испуганный взгляд. Они достаточно далеко от основной компании, их никто не услышит.       — Что?       Жрица тихо посмеивается, приподнимает одну ногу, как бы пихает в плечо.       — Все уже заметили ваши побеги из лагеря, — Шэдоухарт видит растерянность в глазах Марлен, мягко убирает пальцами тонкие прядки белых волос с лица. — Не подумай, что я ревную, наоборот, рада…       — Нет-нет-нет, стоп, — Марлен хватает её за запястье. — Между мной и Астарионом ничего нет.       Шэдоухарт фыркает от смеха, но когда видит нахмуренные брови, успокаивается и слегка улыбается. Она кивает, убирает волосы за спину. Они ещё влажные, запутанные.       Всполохи огня ложатся тенью на её лицо, сильно видно шрам.       — Откуда он у тебя? — Марлен приподнимает подбородок, указывает на правый глаз.       Шэдоухарт усмехается, её пальцы начинают заплетать ленивые косички из волос Марлен. Зелёные глаза отходят в сторону, к костру, смотрят прямиком в огонь, а после снова на неё.       — Я тогда была ребёнком, — она смотрит на шрамы Марлен, смотрит в сторону запястий. Тоже видела. Марлен облизывает губы. — В лесу как-то порезалась, пока убегала от волка.       — Ты поэтому их боишься?       Шэдоухарт кивает, проводит самым кончиком ногтя по виску, захватывает небольшую прядь.       — От него меня спасли жрицы Леди Шар.       — И поэтому ты ей служишь, — вновь кивает. — Тогда понятно, почему ты так преданна любительнице темноты.       Жрица хмурится, слегка, совсем не больно, дёргает за прядь. Марлен глухо хихикает, произносит тихое «извини» и замолкает. Разговоры на фоне стали громче.       — А у тебя откуда?       Марлен поджимает губы, кусает их.       — Оставил один из подельников.       — Он мёртв? — в голове Шэдоухарт звучит сталь.       — Надеюсь, что да.       Разговор зашёл дальше. О семье, о предпочтениях в еде, о том, как сильно они скучают по чему-то горячему и действительно вкусному. Попутно пришлось извиняться перед Гейлом, который это всё услышал. Поговорили даже про личинок в голове, хотя эту тему Марлен игнорировала достаточное количество времени. Она даже начала сомневаться в собственной вменяемости после сегодняшнего, но списала всё на воздействие личинки. Отвратительная отмазка.       — Так ты альбинос, — Шэдоухарт усмехается.       — Частичный.       — Но альбинос.       Марлен закатывает глаза, подавляет улыбку, сжимая губы в тонкую полосу.       — Всегда было интересно, как они выглядят и как живут.       — Скажем так, живут скверно.       — Почему?       — Ну, например, — Марлен берёт Шэдоухарт за руку и прикладывает рядом свою. Рядом с рукой Марлен, рука Шэдоухарт кажется смуглой. — Ты во время длительной прогулки под солнцем получишь загар. Я же, в силу отсутствия хоть какой-либо защиты от солнца, получу ожоги. Мама постоянно мазала меня парафином, чтобы я могла находиться на улице чуть дольше, — Марлен усмехается, перехватывает руку Шэдоухарт и прикладывает к груди. — А ещё я плохо вижу левым глазом и у меня отвратительный иммунитет.       — Не сказала бы, что он отвратительный, — Марлен поднимает взгляд на Шэдоухарт, просит объяснить. — От укуса варга, с плохим иммунитетом, ты бы точно пролежала в лёжку как минимум месяц; про рёбра я не стану говорить, там всё неоднозначно. Ну, и напоследок, — прохладный палец жрицы невесомо рисует по красноватому шраму на груди. — От яда ты бы точно окочурилась быстрее, чем противоядие смогло подействовать на твой организм. Так что, ты та ещё живучая сучка.       Марлен усмехается, чувствует на себе взгляд и поворачивает голову в его сторону. Она встречается глазами с Астарионом. Он усмехается, приподнимает кубок с вином и отпивает небольшой глоток.       — Итак, — Шэдоухарт вновь возвращает внимание на себя, в её руках кубок, она делает глоток. Дежавю. — Что интересного может рассказать о себе альбинос?       — Ты про что?       — Про тебя лично. Твои вкусы в еде, потому что ты так и не рассказала мне про них, страхи и всё такое.       Марлен проводит пальцем по выступающим венам на руке жрицы.       — Я люблю ягодный пирог, томатный суп и зелёные яблоки. Кислые как лимон.       Шэдоухарт улыбается, кивает, показывает говорить дальше.       — Я боюсь заплывать далеко от берега, — Марлен кусает губу. — Точнее, я боюсь кракенов. Ненавижу кракенов.       — Был опыт?       — Нет, я никогда даже на корабле не была, — уголки губ слегка идут вверх, она пожимает плечами. — Просто боюсь и всё, — Марлен протягивает руку за кубком, холодный металл обжигает пальцы. Она садится, подвернув ноги в «лягушку» и указывает кубком на Шэдоухарт. — Теперь ты.       — Что ж… — Марлен делает глоток. Шэдоухарт вспоминает или обдумывает что сказать. — Я не умею плавать и люблю ночные орхидеи.       — И всё?       — Да. Больше ничего не могу сказать, — Шэдоухарт делает мелкое движение рукой. — В буквальном смысле не могу. От меня скрыли мои воспоминания, чтобы не смогла выдать секреты Леди Шар.       Марлен слегка кивает, делает мелкий глоток, едва смачивает губы и отдаёт кубок обратно жрице.       — Покажешь мне как-нибудь эти ночные орхидеи?       Шэдоухарт улыбается, выпивает остатки вина и кивает. Марлен дёргает ухом, когда слышит своё имя в кругу костра, поворачивает голову. Хальсин, до этого смотревший на неё, улыбнулся и отвёл взгляд.       — Марлен, — она поворачивает голову к голосу, смотрит на Гейла. — У нас тут зашёл разговор о том, кем ты была до всего этого.       Марлен приподнимает бровь, косится на Астариона. Он хмыкает, приподнимает ладони, якобы он тут не при чём.       — И к какому выводу пришли?       — Ты… была гимнасткой?       Марлен фыркает от смеха, мотает головой. Теперь стоит неловкая тишина. Гейл оглядывает остальных у костра. Уилл неловко отворачивает голову в сторону, Карлах чешет затылок, Хальсин трёт шею и прочищает горло. Наконец, не выдерживает Лаэзель.       — Шлюхой?       Уши навостряются, брови взлетают вверх и Марлен оскорблённо вздыхает.       — Что? Нет!       — Это было их самое первое предположение.       Теперь Марлен оскорблённо смотрит на остальных.       — Астарион сказал, что ты часто танцевала и заманивала мужчин в постель, вот мы и… — оправдываться стал Уилл.       — Стоп! — она так резко вскакивает на ноги, что темнеет в глазах и звенит в ушах. Она зажмуривает их, и когда чувствует себя лучше, открывает. — Да, я танцевала и именно этим я и зарабатывала, — она поворачивает голову на Астариона. — А секс был, мать твою, развлечением!       Наступает минутная тишина. Астарион ухмыляется ей, пальцем стучит по подбородку, пристально разглядывая её лицо.       — Интересно, альбиносы умеют краснеть?       Марлен вновь хочет задать вопрос, но как только понимает, к чему он клонит, гортанно стонет в поражении, откидывая голову назад и закрывает лицо руками.       Разносится тихий смех, клонит в сон. Марлен убирает руки от лица, Астарион всё ещё смотрит на неё. Должна же она хоть раз ответить ему? По-детски глупо, пытаться казаться остроумнее. Она прочищает горло, упирает руки в бёдра. Астарион в неком предвкушении несколько ёрзает на месте, придвигается ближе, ждёт новой порции для шуток.       — Интересно, а у вампиров мужчин кровь приливает в пах или там?.. — Марлен приподнимает руку, сгибает мизинец. Она видит, как Астарион смотрит на неё пару секунд молча и ухмылка спадает с его губ моментально, когда до него наконец доходит смысл её слов.       Разносится ещё одна порция хохота.       — А чего, реально что ли не приливает? — Карлах с интересом махает головой то в сторону Марлен, то в сторону Астариона.       — Да… Ну, то есть нет! — Астарион в возмущении вскидывает руки и встаёт со своего места.       — Так «да» или «нет»? — Марлен скрещивает руки на груди и приставляет указательный палец к губам. Театрально вздыхает. — Но это наверняка больная тема, извини, если я её затронула…       Астарион вспыхивает от смеси гнева и негодования. Марлен приподнимает плечо в игривом жесте и уходит к своей палатке. Она чувствует, как Астарион прожигает в её спине дыру.       Это было лишнее. Неприятное ощущение в груди сдавливает лёгкие. Она должна извиниться перед ним. Когда все уснут, она сделает это лично. Если, конечно, он будет на своём месте.       Она ложится на своё спальное место, коротает время, разглядывая тканевый потолок. К ней в палатку заползает скулящий с поникшей головой Шкряб. Он укладывается под боком, кладёт голову на её живот. Марлен чешет его по шее, слушает долетающий до неё бубнёж у костра. Из всех она узнаёт Гейла и Карлах. Остальные либо молчат, либо уже ушли спать. В палатку заползает и медвесычик, утробно пропищавший что-то. Он ложится ей в ноги. Марлен осматривает живность в своей палатке. Милле бы понравилось. Она точно могла не выходить из лагеря или её палатки часами, чтобы проводить с животными больше времени. Вот к Хальсину она явно бы относилась с недоверием. Насколько Марлен могла помнить малявку, та точно бы пряталась за её спиной. Это было обыденно. Любопытство достигало предела, когда Марлен могла ей помочь или же держала всё под контролем. В остальном она была той ещё трусихой.       Милла боялась лошадей до шести лет, боялась грозы все свои девять лет. А ещё она боялась оставаться без Марлен. Это тоже преследовало её.

***

      В доме напряжённая тишина. Подобного затишья раньше никогда не было. Это пугало. Сильно пугало. Милла вжимается в ногу Марлен уже больше часа. Она не отходит от неё ни на минуту. Она боится. Ей всего шесть.       Единственный раз, когда Милла отошла от Марлен на короткое расстояние было возникновение папы в коридоре дома. Он держался рукой за стену, пытался балансировать, когда Милла напрыгнула ему на шею в рыданиях.       Ком стоит в горле. Марлен не спит уже больше суток.       — Я сама буду ходить на охоту.       — Нет, — голос отца твёрдый, он стоит у стены, мама придерживает его. — Больше ни ногой в этот чёртов лес, Марлен. Не хватало, чтобы мы потеряли и тебя.       Стоит вопрос выживания. У них больше нет источника дохода. Вновь тишина. Милла хватает Марлен на пальцы. Они мокрые, она только что вытерла ими глаза.       Марлен смотрит на рыжую макушку, на дверь в гостиной, — за ним огород и курятник. Они убили всех куриц, когда те перестали нести яйца, чтобы продать их мясо. Остались только лошади, но, скорее всего, и они рано или поздно пойдут под нож.       В животе всё сжимается. Нужно придумать что-то ещё. Лес отклоняется, если она станет это обсуждать, будет скандал. Помолвку она отклоняет сразу, если Марлен и выйдет замуж, то только за того, кого легче убить. Оставаться здесь самоубийство, на продаже овощей тоже никуда не денешься. Купцов во Вратах Балдура больше, чем обычных жителей и…       Точно. Врата.       — Тогда поеду во Врата Балдура, — Марлен впервые за долгое время звучит решительно.       — Нет! — она видит, как сверкают глаза мамы. — Ни за что!       — НЕТ! — Милла взвизгивает так громко, что уши поджимаются, обнимает ногу крепко, слышно как предупреждающе трещит ткань.       — Это единственный вариант, мам.       — У нас куча вариантов!..       — И все они в городе.       Мама оставляет отца у стены, сокращает расстояние так быстро, что Марлен быстро моргает. Глаза тоже на мокром месте. Мама берёт её лицо в свои руки. Синие глаза становятся светлее от проглядывающих слёз. Мамин голос дрожит.       — Если с тобой что-то случится? Я же… Я же не переживу этого!       Марлен выдавливает из себя улыбку, касается пальцами маминого запястья. Руки мамы всегда горячие. Сейчас они дрожат.       — Ты… Ты нужна Милле… — она переходит на шёпот, почти произносит слова.       — И ты тоже ей нужна, мама.       Марлен впервые видит, как мама плачет. Она притягивает Марлен к себе, прижимает так крепко, насколько сможет. Одна её рука спряталась в белых волосах, вторая сжимает одними только пальцами рубашку. Мама целует её в висок, в волосы. Марлен чувствует, как мама вдыхает запах её волос. Запоминает. Словно они больше никогда не увидятся.       — Девочка моя, я так сильно тебя люблю… — она шепчет ей это лично. Горячее дыхание опаляет ухо, по позвоночнику бегут мурашки.       Марлен чувствует, как уши идут вниз и как сильно хочется плакать. Она прячет лицо в плече мамы, обхватывает её руками. Пальцы начинают сильно дрожать. Она чувствует влагу на ноге, слышит всхлипы и рыдания Миллы.       Марлен выпутывается из рук мамы и опускается на колени перед Миллой. Она плачет, пытается унять слёзы, но они только сильнее идут.       — Не уезжай… — маленькие руки виснут на её шее, она царапает ногтями кожу, тянет волосы. — Не уезжай, пожалуйста, Марлен, пожалуйста…       Она начинает тараторить, её не успокаивает ничего. У неё истерика. Она трясётся, дрожит, словно в доме безумно холодно. Марлен держит себя в руках, не даёт слезам выйти наружу. Она шепчет очень тихо, в самое ухо. Милла пахнет ромашковым мылом.       — Я никуда от тебя не денусь. Никуда и никогда. Я всегда буду рядом. Я всегда с тобой, Милла.

***

      После слов Астариона непривычно. Это транс. Или отдых. Она плавает в воспоминаниях. Скорее всего транс. Марлен открывает глаза слишком резко, перед ней всё тот же тканевый потолок. Страх идёт дрожью по конечностям. Она боится увидеть перед собой темноту и каменные стены подвала.       Нет, всё ещё непривычно. Она чувствует себя всё такой же уставшей. Шкряб и медвесыч спят рядом, в углу палатки. За пологом тихо. Трещит костёр, кто-то поправляет поленья. Пальцы сами тянутся к пологу, приоткрывает совсем немного, тёплый свет костра озаряет мелкую полосу в палатке. На этой полосе видно летающую пыль. Марлен смотрит в сторону костра. Около него сидит Астарион, его волосы светятся от огня на завитых концах. Она специально шумит пологом, когда вылезает. Садится рядом с ним, расстояние между ними в раскрытую ладонь.       — Твоё дежурство ещё не началось, — его голос сухой. В груди сильно давит, Марлен сжимает губы.       — Знаю.       Он ничего не отвечает. Он не смотрит на неё.       — Прости, — она чувствует ком в горле, проглатывает его. — Мне не стоило так шутить.       Астарион хмыкает.       — Думаешь, ты первая, кто задался таким вопросом? Хоть и в шутку.       Марлен приподнимает бровь, пепел от костра жжёт глаза. Астарион убирает волосы назад.       — Первое время я тоже думал над этим, — когда он упоминает свои дни рабства, его глаза заметно тускнеют. Он смотрит в огонь безжизненно. Пусто. Марлен чувствует, как сжимаются лёгкие. — А потом… потом это перестало иметь смысл.       — Зачем ты думал об этом? — Марлен кусает себя за язык. Нет. Не надо. Этого не нужно спрашивать.       Он снова хмыкает, почти беззвучно. Она видит, как его глаза перемещаются с костра на её ботинки, икры, колени и бёдра.       — Ради интереса, на что теперь может быть способно моё тело после смерти, — его глаза блестят в свете костра. — И, как выяснилось, из-за медленного потока крови надо намного больше времени, чем раньше. Но я не импотент!       Марлен улыбается уголками губ, кивает.       — Я не говорила, что ты импотент.       — Но явно намекала своим идиотским мизинцем! — Астарион повторяет движение мизинцем, которое она показывала ранее прямо перед её носом, почти защипляет кончик.       Теперь Марлен смеётся тихо, почти незаметно, прикрывает рот рукой и отворачивает голову к костру. Щёки горят.       — Прости…       — Два извинения за день, — она слышит его повеселевший голос, чувствует, как он кладёт руку к ней на колено и сжимает пальцы. — Тебе явно стоит пойти к Шэдоухарт. Вдруг ты ударилась головой или ещё чего…       Марлен отмахивается, смотрит на него. Его глаза почти чёрные, едва красноватый блеск от костра даёт понять, что его радужку не съел зрачок. Она видит в его глазах своё отражение. Белые кудри в небольшом беспорядке. Знал бы он, насколько может быть притягательным, он бы ни секунды не замолкал об этом. Марлен никогда не любила самовлюблённых и самоуверенных в себе. Астарион ловко идёт исключением из этих правил, а она даже не заметила, в какой опасной близости он может быть.       — У тебя темнеют глаза, когда ты голоден, — она шепчет так тихо, словно это маленький, значимый секрет между ними. Его уголки губ приподнимаются. — Почему не ешь ничего?       — Мне нет толку от еды, лисичка.       — Не строй из себя идиота хотя бы сейчас, — она протирает глаза, наверняка уголь растёкся под глазами в ещё бóльшие синяки. — Кровь. Почему ты не охотишься?       Астарион не отвечает, буравит взглядом её лицо. Он напряжён. Губы сжаты, челюсть сведена. Марлен смотрит на его руку на своём колене. Видно проступающие вены.       — Кровь животных почти не насыщает меня, — Марлен почти сразу расстёгивает рубаху до груди и стягивает рукав с правого плеча, полностью оголяя шею. Там всё ещё шрамы от его клыков. — О, нет-нет, лисичка, соблазн велик, но…       — Но в Подземье тебе питаться будет нечем, — она убирает волосы в сторону. Знает, что это итак выигрышно работает на мужчинах, но вот на вампирах… Возможно, имеет усиленный эффект. И Марлен в этом почти уверена, когда его взгляд скользит по шее к ключице и на выглядывающую грудь. — Не пялься, а ешь.       — Знаешь ли, — он убирает руку с её колена, выпрямляется. — В таком положении неудобно.       Марлен смотрит на него несколько секунд хмуро, оценивающе. На лице Астариона ухмылка. Она не пошлая, в ней нет никакого подтекста. Мягкий изгиб кончика губы, из-за него появляется залом на его щеке. Костёр отбрасывает на него мягкий свет, подсвечивает светлые волосы, глаза. Она видит в них красноватый, едва видный блеск. Он похож на хищника, который заманивает её в свою ловушку.       Марлен почти моментально седлает его бёдра.       — Так удобно?       Его взгляд медленно скользит по её лицу, к губам, шее и ключицам.       — Вполне, — она чувствует его руки на своей талии, пальцы испытывают, идут вниз по бёдрам. — Но не здесь, лисичка.       Его руки крепко сжимают её бёдра и Астарион резко поднимается с места. Марлен хватается за его рубашку, тут же бьёт его кулаком по спине.       — Опусти.       — Нет, моя дорогая, ты сама на это согласилась, — он перешагивает через бревно, несёт прочь от костра. К своей палатке. — Ты же не хочешь, чтобы нас кто-то застукал, м?       Марлен показательно хмурится. Теперь она вспоминает, почему он её бесил. Упрямый олень. Когда он утаскивает её в темноту палатки, она ещё больше проклинает себя за то, что предложила. Нужно просто перетерпеть его.       Голова Марлен оказывается на тех самых безвкусных подушках, Астарион навис сверху. Его глаза бегают от шеи к груди и обратно на шею, от неё к губам. Его нога оказывается между её бёдрами. Голодный взгляд мечется. Он делает резкий выпад вперёд, преградой на его губах становятся её пальцы.       — Стоп, — она видит его возмущённый взгляд, навострённые уши. Засранец, думал, что это намёк. — Никакого подтекста. Я просто хочу помочь.       Он немного отстраняется, уголки губ быстро приподнимаются в неискренней ухмылке.       — Точно.       — И точно не в таком положении.       — Как всегда верно, лисичка.       Она лежит ещё пару секунд в немом ожидании, что Астарион поднимется, но вместо этого он продолжал смотреть на неё. Кудри упали на его лоб и виски. Пальцы сами тянутся к ним, на кончиках колкое желание залезть всей пятернёй в них. В животе туго, она чувствует тактильный голод. Она проводит ладонями от лба к затылку, убирает надоедливые волосы с его лица. Запястья касаются его ушей, его губы сжаты. Он отвлёкся. Марлен резко переворачивает их, оказывается сверху. Астарион тихо ухает, его взгляд направлен точно на её грудь.       — Вижу, у тебя есть любимая поза, — он ухмыляется, руки хозяйски лежат на её ляжках. — Может мне звать тебя «ковбой», а не «лисичка»? Что скажешь?       — Скажу тебе заткнуться и наконец поесть.       После слов он моментально приподнимается, перехватывает Марлен за поясницу, крепко прижимает её тело к себе. Приходится немного отодвинуть голову, чтобы не соприкоснуться носами. Её пальцы сжимают его рубашку, губы сжаты, она их облизывает.       — Чертовка.       — Ешь, а не болтай.       Астарион ухмыляется, как всегда ухмыляется, притягивает её тело ближе к себе, приближается к шее. Соприкосновению их тел мешают её руки на его груди, — в случае чего оттолкнуть. Его губы мягко касаются шрамов, прижимаются к ним, его язык скользит по бледному шраму совсем не настойчиво, испытывает, оттягивает. Будто от этого станет вкуснее. Марлен требовательно прочищает горло. Он отрывается от шеи, его нос касается мочки уха.       — В тебе совсем нет веселья, моя дорогая, — его шёпот обжигает холодом голую кожу, невесомо касается мочки по позвоночнику бежит дрожь. — Или… у тебя чувствительная шейка?       Астарион прижимает её к себе ещё крепче, когда чувствует напряжённые руки, готовые оттолкнуть его. Он всё ещё сильнее, даже когда голодный. Марлен сжимает рюши его рубашки.       — Расслабься, иначе будет больнее.       — Ты теперь эксперт в этом?       Он не отвечает, клыки с характерным звуком проникают под кожу, обжигают холодом. Марлен жмурится от лёгкой боли, сжимает рубашку в кулаках сильнее, про себя считает. Один. Два. Три. Его глотки слишком громкие. Они длинные, тягучие. Она чувствует его холодные губы, как медленно собирается влага под ними. Его рука двигается вверх по позвоночнику, собирает складки рубашки, холодные пальцы проникают под ткань, ласкают кожу, очерчивают выступающие позвонки. Другая рука сжимает бедро, переходит к пояснице, прижимает её бёдра ближе к себе, пальцами не заходит дальше, чертит узоры на перепутье костей, ввинчиваясь под кожу, чтобы было приятней. Температура резко повышается. Четыре. Пять. Шесть. Он останавливается на пару мгновений, ждёт её ответа.       — Ещё один можешь, — голос на удивление сухой. Она дёргает кончиками ушей.       Когда он высвобождает клыки, становится резко холодно, от чего кровь кажется кипятком. Горячие струйки идут вниз.       — Хватит с тебя.       Астарион тянется к своему рюкзаку, достаёт флягу с водой, кусок ткани и смачивает её. Марлен видит, как одна струйка крови течёт вниз к груди.       — Слизывать не будешь?       — Я тебе что, псина какая-то? — бурчит Астарион. Влажная ткань идёт по дорожке от груди к шее, прижимает ткань к ранам. — У меня, между прочим, ещё есть самоуважение к себе.       Уголки губ слегка приподнимаются, она кивает, заменяет его руку на шее своей. Она берёт его руку другой, мягко сжимает пальцы.       — Спокойного дежурства, Астарион. Разбуди меня, когда наступит моя очередь. Хочу отдохнуть перед этим.       — Разумеется, лисичка.

***

      Значит, их принимают за пару. Это хорошо, меньше шанса проиграть в рулетке. Но то, что она отрицала слова жрицы, создало небольшую сложность. Конечно, Шэдоухарт ей не поверила, это играет на руку. Благотворительность лисички явно не останется незамеченной кем-то из лагеря, а дальше нужно всего лишь ничего не говорить. Сплетни в этой группе разлетаются быстро.       Есть ещё одна проблема, Астарион только недавно её осознал. Возможно, это просто совпадение. Да, скорее всего совпадение. Мало ли существует на свете девушек с именем Марлен. Ему нужно будет узнать об этом побольше. Ей больше ста, это точно, значит прошлую жизнь не помнит, — а это уже плохо. Возможно, действительно много совпадений.       Да что-то слишком много совпадений на одну проклятую эльфийку. План должен был быть простым, очень простым, но вместо этого проблем и вопросов больше, чем было «до». Нет, что-то из этого явно связано с ней.       План рушится на глазах, нужно экстренно втягиваться в её круг. Касадора в одиночку он не убьёт, слишком хилый, а она вполне послужит пушечным мясом для него. Во имя любви и бабочек в животе, идиоты способны и не на такую глупость. Она совсем зелёная, должно быть проще, но почему-то, становится только трудней. Нет, он сам создаёт себе проблем. Нужно просто ловить моменты её уязвимости. Сегодня он выиграл день, выбил её из привычного состояния и побыл личной подушкой для слёз. Как вспоминает, аж блевать тянет.       Прогресс снят с мёртвой точки. Во льду уже есть трещина. Он сыт, а она явно ушла от него в состоянии изнеможения. И хотя он не слышит её учащённого сердцебиения, возможно, он наклонил чашу весов в свою сторону.       Астарион подбрасывает в костёр дрова. Огонь опаляет его жаром на несколько секунд. Его языки танцуют, меняют положение и форму, тянутся вверх и падают вниз. Астарион ухмыляется, когда в голове проносится ассоциация. Марлен танцевала как огонь, даже костюм красный был. Она была симпатичной, но не верх красоты. Теперь пускает молнии и часто хмурится. Быть кокетливой плутовкой шло ей больше.       Астарион мотает головой. Не в ту сторону думает. В любом случае уже неважно. Её очередь дежурить. Он поднимается со своего места, перешагивает через бревно и идёт в сторону её палатки. Даже палатка безликая. Ему даже стало интересно, какой бы была её палатка, если бы не то, что с ней случилось.       Наверняка он должен ей сочувствовать, но совестью, увы, обделён. Ему даже злорадно. За брошку. Касадор из-за её потери заставил Астариона пытать себя. Как сейчас помнит. Этот ублюдок заставил его поливать себя проточной водой. Даже шрам от ожога остался.       Астарион вновь машет головой. Ни слова больше об этом куске дерьма.       — Лисичка, твоя очередь дежурить, — он открывает палатку почти на распашку. Марлен лежит неподвижно, свернувшись калачиком на лежаке. Одеяло сползло к её талии. Около её головы медвесыч, накрывший малой долей перьев её макушку. Псина лежит под боком и дремлет, Астарион заметил, как он двинул ухом. — Лисичка?       Она не откликается. Но жива, Астарион слышит её мягкое сердцебиение. Спит? Да быть такого не может. Он зовёт её ещё раз, — никакой реакции, даже ухом не ведёт. Значит спит. Внутри что-то неприятно скребётся. Астарион опускается на одно колено, псина начинает ворчать, открывать глаза.       — Да тихо ты! — шипит на него Астарион, машет рукой, чтобы тот опустился обратно. Марлен никак не реагирует. Астарион наклоняется чуть дальше, упирается рукой по другую сторону лежанки.       Он может выпить ещё, нужно только убрать тряпку. Астарион почти сразу себя отдёргивает. Нет, он конечно тот ещё засранец, но не настолько. Пить без её разрешения не станет, — себе дороже. Внутри всё вновь стягивается узлом. Это не похоже на голод, это что-то другое. Более противное.       Астарион опускает голову, чтобы рассмотреть лицо, словно так станет понятней или он найдёт логическое объяснение своим действиям. Ни того, ни другого он не нашёл, но внутри стало ещё противней. Он впервые видит её расслабленное лицо, с мягкими чертами, морщинками и ужасным носом. У неё отвратительный нос. Картошка или как там подобные носы называют. Ему даже до боли противно признавать, что это в какой-то степени ей идёт. Без такого носа она явно была бы симпатичней. А ещё эти шрамы. Они выглядят старыми, но тогда он их не видел. Астарион точно не помнит, сколько лет прошло с их последней встречи, но достаточно, если судить по его личной жизни. Пальцы чешутся. Он хочет прикоснуться к ним, но она проснётся. Его взгляд двигается дальше. Из-за бесконечного сжимания губ он впервые видит их настоящими. Они пухленькие, не совсем большие. С этим ей повезло. А ещё у неё странные ресницы. Белые, так ещё она красит глаза каждый раз чем-то чёрным, из-за чего они становятся ярче. Она его бесит. У неё проглядывающие морщины на лбу и щеках.       Живот сильно сжимается. Астарион ругается про себя, переходит на агрессивный шёпот. Он знает, что не даёт ему покоя. Кроме голода.       Пальцы сами подхватывают одеяло и подтягивают на плечо. Ему нужно поскорее уходить, пока ещё ошибок не совершил.       Астарион останавливается на долю секунды, сжимает челюсти. Его всё бесит. Но всё равно аккуратно опускается и оставляет мягкий поцелуй на плече.       — Спасибо.