
Пэйринг и персонажи
Метки
Драма
Повседневность
Психология
Романтика
AU
Hurt/Comfort
Ангст
Нецензурная лексика
Экшн
Алкоголь
Рейтинг за насилие и/или жестокость
Курение
Смерть второстепенных персонажей
Упоминания пыток
Смерть основных персонажей
Психологические травмы
Упоминания секса
Война
Исцеление
Больницы
Аврорат
1970-е годы
Описание
В 1968 году жизни молодого аврора Гавейна Робардса и начинающей целительницы из больницы святого Мунго Розалинды де Анага пересекаются.
Примечания
Это предыстория основной и одноименной названию цикла работы "N is for Tonks".
В метках значится «Упоминание пыток», но это, скорее, общее предупреждение, так как конкретику было решено (мною и всеми моими субличностями) не добавлять во имя избегания спойлеров, особенно для прочитавших NifT из цикла. Но никакого гуро и кишок не будет.
Мой фанкаст для данной работы - https://t.me/written_by_drdr/360
Seal Seven. Side 2
18 января 2025, 04:21
Ожидание в роли посетителя или пациента Мунго было мучительным.
Буквально часа два назад Розалинду с Гавейном вызвал домой Мюррей к дочери. И стоило им появиться на пороге, как застали жуткие, болезненные завывания от Энни из ее комнаты. Мюррей лишь смог сказать, что ночью и вчера вечером она чувствовала себя, вроде, нормально, а утром его разбудил грохот с кухни и последовавший крик от дочери.
Едва появившись в Мунго, они сразу же отправились на четвертый этаж, минуя приемное: причиной состояния Энни явно была беременность, а с такими вопросами лучше сразу обращаться на четвертый.
Розалинда ненавидела вот такое ожидание: она — целитель, но практически ничем не может помочь. Просто стой и жди вердикта. А все внутри явно говорило, что вердикт не будет положительным. Чудеса последнее время как-то забыли, что должны происходить в этом проклятом мире.
Гавейн тревожно прохаживался, дополнительно нервируя ее, но что-то говорить ему по этому поводу было лишним. Каждый справляется с диким нервозом как умеет.
Розалинда, прижавшись к стене коридора спиной, вновь окинула взглядом окружающее пространство: чуть поодаль сидело несколько пациентов с детьми, ожидая время приема. Одна девочка, буквально на пару лет старше Катрины, то и дело начинала о чем-то жаловаться сидящей рядом на скамье матери, но та очень тихо пыталась ее утихомирить. Ребенок, видимо, потеряв терпение, соскочил с места и, кутаясь в ярко синюю курточку, начал вышагивать взад-вперед. Кончики ее волос, выглядывающие из-под темной шапочки, были на пару оттенков светлее ее куртки, но такие же синие. Метаморф? Интересно однако: Розалинда их встречала в основном только в учебниках.
— Нимфадора, сядь на место, пожалуйста, — мать потеряла терпение, стоило дочери споткнуться о собственную ногу, и, в два шага оказавшись рядом, усадила ее обратно.
— Мам, мне холодно! — та возмущенно заболтала ногами. — Я пытаюсь согреться.
— А вот не надо было бегать около меня, пока я с зельями работаю, — она сняла с себя темную накидку с капюшоном и укутала еще и в нее дочь. — Сколько нам тебе говорить, чтобы ты играла на улице или у себя в комнате? Хотя бы в гостиной.
Стоило Розалинде увидеть лицо женщины, теперь не скрытое капюшоном, как она мгновенно узнала ее: старшие сестры Блэк были практически неотличимы друг от друга, но это точно не Беллатриса. Она мало того, что не появилась бы в Мунго, так и не стала бы сюда приводить ребенка, очевидно, своего. Значит, Андромеда.
— Я сразу сказала, что хочу, чтобы меня сюда Сириус отвел, — недовольно заявила девочка.
— Сириус сейчас занят, у него учеба и тренировки. Сиди тихо, умоляю тебя.
Ну точно, Сириус и Андромеда, которая теперь вряд ли Блэк и хотела бы таковой называться, а у сына Вальбурги выбора толком и нет.
Хоть и учились они в одно время и на одном факультете, но на разных курсах, ни с одной из сестер Розалинда не общалась: Нарцисса была сильно младше, Беллатриса имела свой круг общения, в который можно было попасть только, будучи чистокровной сукой, как она сама, и благославляя Салазара и его взгляды. А Андромеда пусть и была всего на два курса младше, но ее практически нельзя было встретить в гостиной Слизерина, и подруг среди однокурсниц не завела. А судя по слухам, вскоре после окончания школы была вычеркнута из семьи за побег к магглорожденному избраннику.
«Что ж, хотя бы одной из нас хватило мозгов сделать верный выбор с первого раза», — со странным удовлетворением мелькнуло в мыслях у Розалинды, и она посмотрела на Гавейна, который сейчас о чем-то тихо переговаривался с Мюрреем.
— Мне жаль, но… — вскоре из палаты к ним вышла Робин Бёрк с мрачным и сочувствующим взглядом. — Это была девочка. С Анной… — она покосилась на дверь палаты, — все в порядке физически, она спит. Еще раз, мои соболезнования.
От Мюррея, что встал между Розалиндой и Гавейном, донесся хриплый стон, даже какой-то приглушенный вопль внутрь, и он практически упал на скамью в коридоре, зажмурившись в еле слышном плаче, который с каждым мгновением становился все громче.
— Иди к ней, — шепнул Гавейн и подтолкнул Розалинду в сторону палаты. — Я тут останусь.
— Давайте я принесу успокоительное? — Робин, не дожидаясь ответа, метнулась в сторону то ли своего кабинета, то ли еще куда-то.
Розалинда молча скользила взглядом по спящей под лекарствами подруге, едва ли ощущая собственное тело, которое немного потрясывало от страха, беспомощности и злости.
Что с ней теперь будет? Она потеряла не только мужа и брата, но надежду на ребенка. Больше всего сейчас хотелось воскресить Джерома и влепить ему по пятое число. Он ведь знал, что сестра беременна! Он ведь видел, как по ней ударила, практически буквально ударила смерть Корво! Он ведь должен был понимать, что и его уход ударит по сестре! Да еще и такой уход: собственноручно избранный и совершенный! Он же мог немного подождать! Да, ему было невероятно больно и мучительно, но hijo de puta, подожди немного! Не добивай родную сестру в положении!
Она осторожно опустилась на край постели, медленно поглаживая подругу по плечу так, чтобы ненароком не разбудить.
— Дорогая, держись, пожалуйста, — она еле слышно шепнула, чуть приобнимая Энни.
— Когда-нибудь это все закончится, — философски и тихо отозвался Редьярд, сидя в целительской. — Такие темные времена не могут длиться вечно.
— Вот только увидим ли мы конец этих времен? — риторически заметил МакБрайт, потирая шею.
— Макс, это не помогает, — она стрельнула на него глазами, на что он лишь развел руками.
— Извини, — все-таки произнес он. — Просто вчерашнее перед глазами стоит до сих пор.
Вчерашнее было вызовом его команды на очередную бойню, где четверо человек были уже мертвы к их прибытию, и еще троих не удалось спасти в Мунго. Больше всего Розалинда радовалась, что ее еще когда-то давно не направили в команду колдомедиков, а хотя бы сюда, в приемное. Тоже близко, но хотя бы не настолько.
— Зачем ты вообще в команду колдомедиков перевелся? — спросила она уже давно интересующее.
— Ну, знаешь, — он безотрадно усмехнулся, — в те времена было в миллион раз спокойнее. А платят лучше за риск.
Год назад — или уже полтора? — на таком вызове погиб их старший целитель, руководитель еще одной команды колдомедиков и близкий друг Макса, Фредерик О’Райли, сын которого только полгода назад был распределен в Мунго. Тогда к аврорам, что уже вызвали целителей, неожиданно прибыла запоздавшая вторая волна в виде двух Пожирателей с почти десятком каких-то менее приближенных, и те еле успели прикрыть колдомедиков от полетевших в них заклинаний. К сожалению, не всех: Фред и еще один коллега были убиты буквально через несколько мгновений Авадой, а все остальные были так или иначе ранены. Макса и Розалинду с остальными выходными сорвали из постели, а Редьярд, взяв Джоффри и еще пару человек, отправился прямо туда.
— МакБрайты, видимо, все такие, — тихо хохотнул Хэмильтон, после глотнув чая. — Вам только дай под заклинаниями ползать на четвереньках за двойную плату.
— Ну, кстати, еще и этого недоумка прикрывать хоть как-то, — Максимилиан уже оскалился в улыбке. — А то он раньше любил подставляться под заклинания, будто бессмертный. Сейчас-то, на радость родителям, его сильно реже срывают в самую гущу.
Но стоило ей пересечься с ним взглядом, как эта улыбка мгновенно пропала, сменившись извинением с сожалением на лице.
— Ты не представляешь, как твоего брата раньше Гавейн на дух не переносил, — усмехнулась Розалинда, как бы говоря Максу, что не злится и не обиделась за необдуманные слова.
— Ну, почему же не могу? Очень даже, — он приподнял один уголок рта в ответной усмешке. — Мы с ним в детстве постоянно либо дрались, либо отношения выясняли. Гавнюком был невероя-я-ятным, — и устало закатил глаза.
— Ой, а ты-то! — Хэмильтон скривился. — Друг друга стоите. Ты мне в былые времена все нервы вытрепал.
— Я был послушным мальчиком! — Макс состроил возмущенную рожицу.
— Ты стал послушным, когда женился. И это послушание явно не моя заслуга, уж не знаю, к сожалению или к счастью. А когда у вас Кирсти появилась, так вообще настолько идеальным стал, насколько возможно в твоем, МакБрайтовском, случае, — Редьярд беззвучно засмеялся.
— О-о-о да-а-а… — устало выдохнул тот. — Слава Мерлину, она уже в школе. Во всех смыслах слава Мерлину, — и посмотрел на Розалинду. — Поверь мне, это самое настоящее спасение для обоих работающих родителей.
— Вам Ридус разве не помогал? Хотя бы пока она не подросла.
Он крякнул, махнув рукой:
— Рид детей не очень любит, мягко говоря. Кирсти, конечно, не шпынял, иначе бы я ему палочку в пятой точке провернул до щелчка, но выглядел либо как побитый жизнью пес после даже пары часов с ней, либо дико раздраженным, потому что она была еще той капризной язвой. Спасались нашими родителями, но и им не будешь же постоянно ее сплавлять.
— Кат нам тоже нервы треплет с завидным постоянством, — Розалинда усмехнулась с пониманием. — И болеет еще раз в сезон точно. Вечером укладываешь — все нормально, ни намека, а на утро уже сопли до пола. Или только пару дней назад простуда прошла, как какой-нибудь вирус очередной подхватит. Порой сил никаких нет.
— Вот поэтому я и говорю, что школа — спасение.
— Мы уже ждем этот момент с нетерпением, — она улыбнулась. — Хотя, с другой стороны, мне… дико страшно отпускать ее туда.
— Страшно? — переспросил Редьярд.
— Ну, а что там будет в тот момент: какая обстановка, какие преподаватели? А какие у нее будут однокурсники и на какой факультет ее отправят? Сможет ли она найти друзей? Я только с Энни смогла сдружиться за все годы, — и Розалинда тяжело вздохнула, вернувшись мыслями к подруге, с которой сейчас должна быть Виктория.
— Да она у вас девчонка общительная, веселая, не переживай. И сообразительная, что не мало важно. Точно найдет себе парочку подруг, — Макс тут же расплылся в улыбке, Хэмильтон лишь подтвердил его слова кивками.
— Слава Мерлину, характером она полностью в Гави пошла, — выдохнула она с ответной улыбкой. — Я бы с такой своей копией точно не справилась.
— Дай-ка ей подрасти хотя бы лет до четырнадцати, — Редьярд захохотал. — Там и твой всплывет, палочкой клянусь. Прям-таки раскроется во всей красе.
Максимилиан тут же засмеялся в голос, кивая и поддакивая через смех.
Ей бы хотелось сказать, что смерть Мюррея случилась как гром среди ясного неба, но нет.
Стоило Розалинде прибыть к Кесслерам домой, как стало ясно, что отцу Энни уже не помочь: он был бледен и, главное, холоден. Мертвецки холоден.
— Н-но… М… Может он… — Шторм едва ли могла выговорить хоть слово через лившиеся слезы и трясучку.
— Энни, я… — а она не знала, что ей сказать. И все-таки отправила чары коллегам. — Сейчас прибудет кто-то из колдомедиков и точно скажет.
— Ты ведь целитель! — подруга отпрянула, стоило Розалинде сделать шаг к ней и раскрыть руки для объятий. — Как ты не можешь этого сказать?!
— Энн, он… Он ушел, — она посмотрела через плечо на Мюррея. И вновь на подругу: — То, что я вижу — он ушел. Тут не помочь. Мне дико жаль, родная.
Но Энни уже ее не слышала: она буквально врезалась спиной в стену, съехав по ней на пол, и закрыла лицо руками. И в следующий миг так громко закричала через слезы, что уши заложило. Розалинда даже не услышала прибывшей Натали со своим стажером: они вдвоем неожиданно влетели в комнату, заставив Розалинду невольно дернуться. А вот Энни этого даже не заметила.
— Пит, успокоительное.
Но этот шепот Шторм услышала прекрасно: она неожиданно достала палочку, направив ее в сторону Пита с Нат.
— Я не буду их больше пить, — процедила она, — лучше убейте к чертовой матери. Меня уже тошнит от ваших зелий.
— Энни, пожалуйста… Опусти… Палочку… — осторожно, успокаивающе и четко проговорила Розалинда.
Оба коллеги замерли посреди спальни, и Питер скосил взгляд на свою наставницу. Натали лишь мотнула головой и посмотрела на Розалинду, как бы прося контролировать ту.
— Мисс?.. — через пару мгновений начала Натали, повернув голову к ней от ее отца.
— Шторм. Анна, — она все еще сжимала палочку в руке, но позволила Розалинде ее опустить и перестать держать ее коллег на прицеле.
— Это ваш отец?
Энни то ли прохрипела, то ли промычала утвердительно.
— Мне жаль: остановка сердца.
— Он… Он что-то принял? Сделал?
— Нет. Тромб в полой вене, — и Натали, скакнув взглядом на Розалинду и обратно на Энни, добавила: — Мне жаль, он скончался.
Розалинда ожидала чего угодно от подруги: стенаний, нового приступа слез, вопросов в никуда о том, почему это произошло именно сейчас.
— А когда скончаюсь уже я?
И стоило Натали перевести ошеломленный взгляд на Розалинду, как подруга сделала тоже самое. Тоже самое, но было одно дикое различие: в ее красных мокрых глазах не было ни единого проблеска каких-либо эмоций. Они сейчас были настолько холодные и пустые, что стало страшно, и казалось, что взгляд подруги сжал горло Розалинды в диких тисках.
— Почему все, кого я люблю и кем дорожу, умирают?
Это был странный ответ на предложение подруге переехать к ним после похорон.
— Я не знаю, дорогая, — пробормотала Розалинда. — Но… я еще жива. И Гави. И Кат.
— Вас, вероятно, тоже скоро не станет, — и подруга натянула на себя одеяло, забравшись на кровать, даже не переодеваясь после похорон. — Гави попадет под Аваду на работе и все: ты сделаешь с собой что-нибудь, как когда-то хотела, но в этот раз уже никто не успеет вовремя и… Никого не останется вообще. А с Катриной справится Аластор. Я не… — от нее донесся какой-то странный звук, словно она подавилась слезами, хотя последний раз Розалинда видела их тем утром, когда не стало Мюррея. И с тех пор прошла неделя, бесслезная неделя. — Я только зачем-то еще буду дышать, потому что слабачка сделать тоже самое, что ты или Джером.
Собственные пальцы казались сейчас сосульками, как и сердце. Их вмиг сковал лютый холод от слов Энни.
— С Гави все будет в порядке. А значит, и со мной, — тихо произнесла Розалинда, не отваживаясь сесть к ней. — И с тобой, если переедешь к нам.
— Я не двинусь отсюда ни во век. Только если силой меня отсюда вытащите, — донесся рык от нее из-под одеяла. — Оставь меня.
— Я бы осталась тут на ночь, если ты не против.
— Как хочешь. Я хочу поспать.
Розалинда лишь тихо вышла из комнаты, прикрыв дверь к ней. Моргана, как ее убедить?..
Она редко бывала тут до того, как окончательно сошлась с Гавейном, но все равно заметно, как этот дом поменялся. Не то чтобы кардинально, но было стойкое ощущение, как за последние полгода отсюда исчезла жизнь. Смерть ощущалась тут буквально во всем, даже в воздухе.
Самым главным изменением было то, что с гибелью Корво, Оуэна и Мари со всех видимых мест пропали почти все фотографии. Раньше их было куча, а сейчас осталась лишь колдо Джоди, которую никто не имел права трогать, кроме Мюррея. И видимо, уже никто ее отсюда, с его рабочего стола, не уберет: Джоди так и будет слегка покачиваться на деревянных качелях, которых уже давно нет во дворе, пока колдография не истлеет или выцветет окончательно.
Но убедить Энни переехать все-таки удалось. На следующее утро Розалинда сначала получила радостные вести от Гавейна, а потом они вдвоем появились на пороге. Подруга осматривалась с таким лицом, как будто первый раз была тут.
— Мы освободили тебе наш кабинет, — Розалинда повела рукой в сторону ее комнаты. — Полноценное спальное место, а не диван. Если хочешь, перенесем сюда оставшиеся книжные шкафы, чтобы было побольше пространства.
— Вы что, еще кровать купили? — она изумленно посмотрела на них двоих поочередно.
— Ну, если хочешь, я слетаю в Лидс за спальником, — усмехнулся Гавейн и отправил в медленный полет ее чемодан чарами. — Но не рекомендовал бы: спина за пару ночей начнет отваливаться, если не после первой же.
Розалинда тут же возмущенно посмотрела на мужа: и ведь не говорил ничего! Гавейн лишь поджал губы, пожав плечами.
С другой стороны, что бы они делали с этой информацией? Ее тело вряд ли позволило спать им вдвоем на кровати, а самой перекладываться в спальник… Что ж, стыдливое спасибо ему в который раз.
— Я… — Энни запнулась и посмотрела себе под ноги. — Спасибо, ребят. Я… — она задумчиво и смятенно промычала и, тяжело вздохнув, договорила: — Не знаю, как вас благодарить за… За все.
— Чувствуй себя как дома тут, прошу, — Розалинда взяла ее под руку, поведя в сторону комнаты. — В прямом смысле как дома.
Шторм вдруг остановилась и сгребла ее в крепкие объятия. Через несколько секунд от нее донеслись всхлипы, и Розалинда тут же обняла ее, взглянув на мужа, который смотрел на них обеих с печальной улыбкой.
— Иди сюда, барсук, — Энни, не отрываясь от Розалинды, помахала ему рукой. — Хочу вас двоих обнять.
— А меня?! — со второго этажа донесся радостный голос Катрины, и в следующий миг она стала торопливо спускаться.
Но пара шагов и она споткнулась. Гавейн мгновенно сорвался с места и, слава Мерлину, успел поймать ее в паре дюймов от встречи головой со ступеньками.
— Моргана, Кат, — он выдохнул, поудобнее перехватывая дочь. — Не носись, ну, — и подошел к Розалинде с Энни, которые успели только разорвать объятия.
— На лестнице особенно, — хрипнула Розалинда через зашедшееся сердце. Слава Мерлину, у Гавейна была отменная реакция, в отличие от нее или Энни.
Катрина же протянула руки к своей крестной и, оказавшись на ее руках, с силой обняла за шею, радостно гудя.
— Кто это? — Розалинда напряженно посмотрела за спину Найджелу, когда он вернулся к ней от какого-то своего знакомого. Тот торопливо скрылся за дверью больницы.
— Лучше тебе не знать, — буркнул он, беря первую попавшуюся историю болезни одного из их пациентов.
— Выглядит он подозрительно.
— Ты мне в мамочки решила записаться? — его темные глаза впились в ее. — Сказал же: меньше знаешь, крепче спишь.
Розалинда молча покачала головой, направившись в палату.
Однако этот знакомый Хэмильтона стал появляться в стенах Мунго часто: практически каждую смену Найджела. И он, едва замечая того, становился нервным и даже пугливым до предела.
Вот и сейчас: ее стажер в очередной раз отошел к нему, и их разговор, очевидно, протекал не в обсуждении погоды или приятельском обмене новостей.
— Вот скажи мне, Роуз, как можно загладить вину перед женщиной, когда ты понятия не имеешь, в чем дело? — ее внимание сейчас отвлекал заглянувший не понятно зачем Бобби. Вероятно, только лишь ради этого вопроса.
— Ты про Кейт? — она устало склонила голову. — Она же тебе уже объяснила, в чем была проблема.
— Значит, я тупой как пробка, — он развел руками. — Ты замужем за аврором, в чем ваш секрет?
— В том, что мы любим друг друга? — она скривилась от такого очевидного ответа.
— Я ее тоже люблю, но этого, видимо, ей было недостаточно. Что, Гави, настолько хорош в постели, что ты ему все спускаешь на тормозах?
— Я не собираюсь с тобой обсуждать нашу с Гавейном постель, — отрезала Розалинда. — И дело не только в ней.
— Тогда в чем еще? — Мёрдок так навалился на стойку, что она могла разглядеть буквально каждую пору на его лице. — Я сомневаюсь, что с его назначением на главу отдела он стал дома чаще бывать.
— Так дело в том, как мы проводим общее время, когда его и так по пальцам пересчитать мож…
Она оборвалась на полуслове, едва увидев краем глаза, как знакомый Найджела, на что-то вспылив, впечатал того в стену, схватив за горло. Привычный гул от посетителей больницы резко затих, словно кто-то убрал лапку проигрывателя с виниловой пластинки.
— Э! — Роберт мгновенно повернулся в их сторону с палочкой наготове. — Отпустил его и сделал три шага назад!
Незнакомец злобно зыркнул в его сторону, но, заметив и направленную на себя палочку и аврорскую форму, резко отпустил Найджела. И что-то до предела агрессивно сказав ему, развернулся и быстро удалился к камину, исчезнув через мгновение в пламени.
— Что это за хрен с горы? — спросил у нее Бобби.
— Мой стажер, — Хэмильтон на ее словах тут же метнулся в первую попавшуюся палату подальше с глаз всех заставших картину.
— Я про второго.
— Не знаю, но достает Найджела уже которую неделю, а он не сознается, в чем дело.
Роберт склонил голову набок, смотря в камин.
— Разузнаю-ка я… — он прищурился на часы, а после взглянул на нее. — Маякни, как он еще раз покажется тут.
— Бобби!..
Но он торопливо направился к камину, махнув на прощание.
«Шикарно, еще и Мёрдок втянут теперь»…
Дома, с одной стороны, все было плавно, хоть и немного горестно: Катрина во всю использовала возможность побыть с Энни, изматывая ту ежедневно. Но стоило кому-то из них уложить эту энергичную обезьянку спать, как подруга мгновенно погружалась в собственные терзания. Иногда вставая по ночам с постели или, наоборот, засидевшись, Розалинда слышала, как та тихо плакала в собственной постели. Хотя последний месяц такого особо и не наблюдала: в какой-то момент Энни вдруг вспомнила о подарке команды Корво и зачастила на их матчи с тренировками. И возвращалась оттуда в каком-то смысле в приподнятом настроении.
С другой стороны, ее с каждым месяцем, а то и неделей все сильнее настораживал Гавейн. Он все больше погружался в работу, едва ли появляясь дома. В какой-то момент она даже поймала себя на мысли, что он избегает появления здесь. И она не могла понять, в чем причина: его так сильно напрягает Энни? Он потерял интерес к семье, которой так когда-то отчаянно хотел? Или же он потерял интерес именно к самой Розалинде?
Гавейн, едва появившись дома в первом часу ночи, тут же ушел в спальню. Он как будто даже не услышал ее вопроса, голоден ли он и как прошла смена: что-то пробормотал и все. Она даже слова не разобрала.
— Гави? — она осторожно присела на постель, смотря на спину мужа.
— М? — сонно отозвался он. Словно без интереса.
— С тобой все в порядке? — Розалинда уже легла рядом, касаясь рукой его бока.
— Устал. Спать хочу.
— Я скучаю, котик.
Она решила его обнять, но он только отстранился.
— Я устал, Роуз. Дай мне поспать, — и натянул одеяло повыше, сбросив перед этим ее руку.
— Я хотела просто… обнять тебя.
Муж на это вообще никак не отреагировал.
— Ты меня давно не обнимал. И не целовал, — сипнула он, присев на постели и не сводя взгляда с него, все еще лежащего к ней спиной. — Мы едва разговариваем.
— Я устал, Розалинда, — он уже прорычал.
«Розалинда»? Он никогда не обращался к ней по полному имени: она еще на первом свидании попросила использовать короткую версию, и с тех пор едва ли он называл ее Розалиндой. Роуз, Роузи, змейка, пантерка — как угодно, но не Розалинда. Даже во время ссор.
— Что тебе надо от меня сейчас?
— Я уже сказала что, — горло сжало от обиды и даже злости. — Но раз… Раз тебе плевать, то я отвязалась от тебя.
И она мгновенно слезла с кровати, покинув спальню.
— Не вышло? — в гостиной ее встретил сочувствующий взгляд Энни.
— Назвал меня Розалиндой и спросил, что мне от него нужно, когда я буквально сказала что, — она упала на диван к подруге и уперлась лицом в подставленные ладони. — Чувствую себя идиоткой.
— Почему? Даже я вижу, что он какой-то… не такой. Отчужденный.
— Потому что как бы я ни пыталась с ним заговорить — ничего. А я должна.
— Ну, не приковывать тебе же его к стене, чтобы поговорить, — заметила та, приобняв за плечи.
— Это понятно, что не вариант, но… Я не знаю, что делать, Энн.
— Может… — начала она, но запнулась на пару мгновений. — Может, мне съехать? Может, потому что я тут, он не хочет. Лишний человек в доме, и он не может спокойно отдохнуть.
— Ты не лишний, — отрезала Розалинда, посмотрев на нее. — Ты — никогда не будешь лишней.
— Роуз…
— Нет. Дело не в тебе, я уверена. Он бы хоть как-то обмолвился. Хотя бы мне обмолвился, но нет, ничего. Он был только рад, что ты к нам переехала.
— Ну… — Энни вздохнула. — Если ты почувствуешь это, то скажи, прошу. Я не хочу быть обузой или причиной вашего расставания.
— Дорогая, мы тебе говорили, что ты можешь жить с нами, сколько хочешь, и ничего не поменялось с того момента.
— Ну да, ничего, — она скривилась. И вдруг опомнилась: — У меня есть новость…
— Да?
Шторм однако не спешила с продолжением: несколько раз приоткрыла рот, но следом тут же закрывала его, не отваживаясь озвучить.
— Энни, что за новость?
— Я… Я беременна.
— Что?.. От кого? — Розалинда изумленно посмотрела на нее во все глаза.
— Ты его не знаешь… Это… — ее горло дернулось, и она тут посмотрела в горящий камин. — Это ужасно, что я так быстро… забыла, как будто, Корво? Изменила ему.
Голова немного пошла кругом.
— Ты не изменила ему, он погиб… Ты вдова, а не замужняя женщина, забеременевшая от другого.
— Да, но… Даже год не прошел. Что люди скажут? — и она с огромным стыдом посмотрела на нее.
— Какая разница, что они скажут? Да и ты что, собираешься каждому говорить, от кого ребенок?
— Это… Митчел. Мы познакомились на матче месяца… Где-то перед Рождеством еще.
— И кто он? Кем работает? Или где живет?
— Он… он сейчас в поисках работы. Живет в Йорке. И-и-и…. — она поморщилась. — Я переспала с ним буквально на второй встрече. Мы пошли в бар после и… О Моргана, — она тут же спрятала лицо в ладонях, — это ужасно, я ужасна и отвратительна.
— Тише-тише, все в порядке, — Розалинда тут же обняла ее, поглаживая по спине. — Познакомишь на… меня с ним?
— Я уже предлагала ему, но он не очень хочет почему-то. Он не очень разговорчив, к тому же. Сильно зажатый.
Сильной зажатый? Он переспал с ней на втором свидании, будучи зажатым? Но Розалинда не стала озвучивать эти мысли.
— Ну, тогда как-нибудь потом. Ты уже сказала ему?
— Д-да.
— И?
— Предложил съехаться. Но… у него маленькая квартира, может, раза в два больше Гавейна в Лидсе, и там даже вдвоем будет очень тяжело. Я не хочу туда, но он сейчас без работы и не может позволить себе больше.
«Видимо, даже на заклинание предохранения у него ничего не хватило, — фыркнула про себя Розалинда. — Шикарный папаша намечается».
— Ну, а… Что-нибудь еще про него можешь сказать?.. Сколько ему? Где учился? Кем работал до?
— Я… — Энни вздохнула. — Я не знаю… Но выглядит… Может, чуть старше ребят. Но сложно сказать. Учился… Тоже не знаю.
«Да что ты о нем тогда вообще знаешь?! Как можно было лечь с мужчиной в одну постель, зная лишь только его имя?!»
— Я понимаю, это звучит дико…
— Не дико, а просто… — Розалинда прервалась в попытке подобрать слова. — Не похоже на тебя.
— Знаю… Сама не знаю зачем… почему я… Просто на тот момент показалось, что идея хорошая.
— Чем? — вырвалось у нее.
— Понятия не имею. Сейчас так не думаю, но… Знаешь, — Шторм посмотрела на нее с замешательством, — а вдруг это моя единственная надежда на нормальную семью?
— Но он же не последний мужчина на этом свете.
— Да кому я теперь буду нужна с чужим ребенком на руках? — она замотала головой, громко вздыхая.
— Нормальному человеку будешь. И это твой ребенок как минимум.
— Хочешь сказать, что он ненормальный? — Энни тут же ощетинилась, резко дернувшись из ее рук.
— Нет! Нет. Но я его не знаю, даже не видела ни разу, — едва ли сказала она то, что на самом деле думала после услышанного.
— Я попробую организовать встречу… — подруга, вроде, расслабилась. — Но не уверена, что получится.
«Еще бы ты была уверена. Ты его практически не знаешь!»
— И, возможно, я все-таки перееду к нему, — добавила Энни.
— Зачем?
— Что значит «зачем»? Я беременна от него, ребенку нужен отец.
— Сама сказала, что не хочешь туда переезжать.
«Черт знает куда еще».
— Может, он захочет ко мне. Вернусь в дом родителей, да и деньги у меня есть, — пробормотала она. — Наследство мне делить не с кем уже… А его хватит на… лет десять, если не больше. Сильно больше, если не транжирить.
— То есть он будет у тебя на шее сидеть?
Шторм тут же вскочила, разьяренно посмотрев на нее:
— Вот какого черта, Роуз?! У меня наконец появился шанс на нормальную жизнь, а ты свои тупые вопросы задаешь! Что, тебе так завидно?!
«Завидно?..»
— …Раз от тебя Гавейн отвернулся, то теперь никому счастья пожелать не можешь?! Ни порадоваться, ни счастья пожелать?!
Но вслух Розалинда не успела ничего сказать: подруга скрылась в комнате, щелкнув замком.
«Моргана, что за чертовщина происходит вокруг?» — она поглубже вдохнула, с силой зажмурившись.
На следующее утро она не обнаружила ни Гавейна в постели, ни Энни. Однако и Кат не было: видимо, Шторм ушла с ней гулять, пока Розалинда во всю просыпала свою смену.
— Что-то ты припозднилась, — начал Найджел, встретив ее в целительской.
— Давай без очевидных замечаний? — рыкнула она, плюхаясь за свой стол. — Дома черти что, считай, не спала полночи.
— Я как раз хотел сделать себе кофе, — его пауза вышла слишком многозначительной, и Розалинда удивленно обернулась: Хэмильтон, прижавшись боком к паре тумб, на которых хранились чайные принадлежности, вопросительно поднял брови вместе с двумя пустыми кружками. — Твое счастье, что утро малоподвижное сегодня.
— Ты серьезно?
Это был вообще первый раз, когда он предложил ей… Да что уж кофе предложил: это был первый раз, когда их разговор хоть сколько-то напоминал нейтрально-дружеский.
— Вполне.
— Я только за. Только мышьяк мне не надо подсыпать, прошу.
Найджел коротко рассмеялся, сказав: «Тут нет мышьяка», пока немного гремел посудой.
— Но мне бы хотелось поговорить с тобой кое о чем, — начал он, подсев за ее стол с обеими кружками. — Я про… то как у нас изначально отношения начались. Это было… — он посмотрел под потолок на пару мгновений. — Я был ужасен.
— Тебе папа сделал очередной втык? — спросила она, следом делая глоток. Не только сливки добавил, но и сахар, как она любила. Хотя, кажется, немного переборщил с последним.
— Нет, — он снисходительно поджал губы в улыбке. — Скажем, на меня снизошла истина.
— Нейд, давай я не буду из тебя все щипцами тянуть? У меня голова норовит взорваться из-за всего, в том числе и отвратного сна.
Он нервно хохотнул и откинулся на спинку стула, посмотрев на нее.
— Ты единственный человек, который дал мне шанс.
— Вообще-то папа тебе его тоже дал. Огромный шанс.
— Я про тех, кто не является моей семьей, — Найджел натянуто улыбнулся. — Джо меня терпеть не мог, а что Софи, что Нат… В общем, услышал их разговор как-то и… — он, наконец, отхлебнул кофе и, цокнув языком, продолжил: — Скажем так, моим куратором ни одна из них быть не хотела вообще ни за какие деньги. Макс — упаси меня Мерлин к нему в команду попасть. Да и вряд ли он стал меня терпеть хотя бы месяц.
— А Рэд не может вести твое обучения, — закончила она пересчет старших целителей их отделения, на что Хэмильтон кивнул.
— Не знаю, на кой черт ты согласилась, но… Кстати, почему?
— Твой папа попросил, — она пожала плечами.
— И все? — он скривился в ухмылке.
— Я тебе когда-нибудь потом расскажу. Наверное.
— Ладно. Но в общем, даже если ты согласилась только лишь из уважения к отцу, то спасибо. И спасибо за то, что не сдала ему до сих пор.
— Благодарность принята, но… Нейд, если ты хочешь тут остаться, то тебе нужно в срочном порядке подтягивать все знания. Это никуда не годится: я до сих пор не могу оставить тебя с самым простым пациентом с уверенностью, что ты все сделаешь верно.
— Я все выходные просидел над учебниками. Ну, почти… Было одно дело, но как только освободился — сразу к книгам вернулся.
— Неужели?
— Неужели, — он качнул бровями на очередном глотке из кружки. — Я постараюсь нагнать все, что прозевал по собственной глупости.
Она несколько секунд смотрела на него, но все-таки решилась на вопрос:
— Что у тебя случилось? Сейчас, что ты вдруг решил использовать папин шанс все-таки, или тогда, еще на курсах.
Хэмильтон мгновенно помрачнел и молчал какое-то время, гипнотизируя свой кофе в кружке.
— Помнишь к тебе как-то заходил один из друзей-авроров? А ко мне этот… Этот.
— Бобби, да, помню.
— Твой друг сунул нос, — он поморщился. — Я сначала взбесился, потому что… Потому что твой друг разнюхал все. Буквально все. И потому что он всю эту информацию сообщил отцу, хотя я умолял этого не делать.
— И что это было? Учти, я могу сходить что к твоему папе, что к Бобби. Уж один-то расскажет, но думаю, что оба.
Хэмильтон скосил взгляд куда-то вбок, тяжело вздохнул и посмотрел вновь на нее с кислой миной.
— Ошибка дней моих… идиотских. Мне нравилась одна девушка с Гриффиндора, но мы… В общем, я ей был не интересен совершенно. Ни фамилия, ни деньги, ни уж я сам. Она сохла по другому парню, да еще и младше что меня, что нее. Мы с ней немного общались, но ближе она к себе не подпускала, как ни старайся.
Розалинда молча кивнула, то и дело прислушиваясь к происходящему за дверью, но было относительно тихо.
— И когда закончилась школа, то я решил, что все: наши пути разошлись, но и черт с ней. А где-то через пару месяцев она ко мне приходит! Пришла! Сама, лично — это было вообще первый раз в жизни. И поведала мне животрепещущую историю, что заняла денег не у тех людей ради каких-то… Не помню уже толком чего, — он махнул рукой. — Если коротко: они поставили ее на счетчик, и день расплаты вот-вот настанет, а у нее по нулям. Попросила у меня в долг приличную сумму, которой у меня не было. Но я все равно согласился, решив, что вот он шанс. Может, я решу ее проблему, и она посмотрит на меня под другим углом. Ну, понимаешь, под каким.
— Могу представить, — Розалинда кивнула.
— А потом дошло, что понятия не имею, откуда мне денег взять. Отец столько точно не выделит: у Генри там свадьба на носу маячила и покупка дома. Карманные были, конечно, но там едва ли десятая часть наскреблась. Кредит мне гоблины не дали бы без работы. У друзей бессмысленно спрашивать, там таких денег отродясь не водилось: они большее время за мой счет веселились. Но один из них свел меня как раз с этим, — Найджел качнул головой, намекая на своего знакомого. — Мутным он мне сразу же показался, но сумму готов был выделить.
— Дай угадаю: он тебя на счетчик тоже поставил?
— Именно, — Найджел тяжело вздохнул. — И под большой процент. Я кое-как успевал отдавать ему часть суммы, но… Один раз я просрочил, — он умолк, еще сильнее нахмурив брови. — А через пару дней получил письмо с адресом, что мы там должны поговорить. Прибыл туда, а там… А там мой друг, который меня свел с ним. Только… Только без пульса. Совсем. Он был как лед.
— И как это не всплыло?
— Понятия не имею. Но… Сначала я сразу же сбежал. Вернулся через минут пятнадцать, наверное, чтобы Аврорат вызвать или… Не знаю, но что-то сделать правильно. А тела уже не было. Ни тела, ни крови, ни каких-то еще следов, — он прервался, за один мах допив весь свой кофе. — И я опять струхнул.
— За тобой, видимо, кто-то наблюдал.
— Очевидно. А на следующее утро получил письмо, что мой долг теперь увеличен в два раза, а ближайший срок отдачи очередного куска через десять дней, а не стандартный месяц. В общем, моя жизнь превратилась в попытку где-то раздобыть денег, поэтому вся учеба мне стала, мягко говоря, не интересна. Сложно учиться, когда тебя вот-вот прихлопнут где-то в подворотне, да и… Деньги-то они все равно захотят вернуть: придут к брату или родителям вообще…
— И что в итоге?
— Ну, спасибо аврору Мёрдоку, — Найджел кисло улыбнулся, хоть и с благодарностью в глазах. — Этого урода с компанией повязали, меня целый день допрашивали, сводили к обливиаторам… Короче, день тот был насыщенный. Но ко мне, вроде бы, не предъявили обвинений.
— Вроде бы?
— На данный момент их нет. Только просьба не покидать пределы страны, пока не пройдет суд.
— Надеюсь, что и не будет, — Розалинда вздохнула, чувствуя себя немного ошеломленно после этого рассказа. Слава Мерлину, она сама в это не полезла разнюхивать, а Бобби. Надо будет ему какой-нибудь подарок в благодарность сделать. — А с девушкой той что?
— Моргана, — Хэмильтон тут же махнул рукой, помрачнев. — Говорю же: идиот я. Как только она избавилась от долга своего, то про меня забыла опять. «Кто такой Нейд? А, этот придурок наивный? Пусть дальше надеется, ха-ха», — он, видимо, передразнил ту.
— Мне жаль, Нейд. Правда жаль.
— Это было глупо. Чертовски глупо, — он поморщился.
— Надеюсь, она не убила в тебе веру в женский пол после такого.
— Сейчас я точно не хочу ни в какие отношения вступать, — он немного нервно усмехнулся. — Надо в себя прийти после такой гонки за жизнь. Да и… — он выдавил напряженную улыбку, больше перекашивающую его лицо, — надо тут остаться. Целительство-то мне интересно, хоть и не было заметно.
— Рэд-то как отреагировал на эту историю?
— О-о-о, тут… — он снова усмехнулся, но теперь задумчиво. — Я ожидал много чего, но не: «Слава Лазарю, ты жив и цел остался». Ну, и конечно же, назвал идиотом раз сто. Еще миллион раз услышу, но тут я согласен полностью.
— Не выставил из дома? — Розалинда улыбнулась.
— Не-а. Но пообещал выставить, если я не закончу стажировку идеально.
— Так ты поэтому решил извиниться передо мной? Чтобы я сжалилась?
— Мне это не поможет, — Найджел кисло улыбнулся, хохотнув. — Всю последнюю неделю стажировки, если я дойду до нее, конечно, он будет лично присутствовать на моих сменах. Если что-то не так: он сам меня уволит, и ни ты, ни еще кто-то не поможет. Даже мама сказала, что не будет никак влезать или переубеждать отца по поводу любого его решения.
— У тебя есть еще целый год, чтобы нагнать, — заметила она.
— Слава Лазарю! — он тут же сложил ладони в молебном жесте, потряся ими в воздухе.
— Розалинда! — за спиной раздался знакомый голос, и она обернулась, увидев Скримджера.
— Да?
— У тебя есть минутка поговорить где-нибудь тет-а-тет? — он подошел к ней, посматривая на людей, заполняющих сейчас коридор приемного.
— Разгар дня, Руф. Меня пациенты ждут, — она кивнула в сторону смотровой, предполагая и причину разговора и что он продлится сильно дольше минутки. И черт, лучше бы пришел сам Гавейн, а не подсылал своих друзей.
— Тогда когда у тебя будет время?
— Можешь зайти к нам домой вечером после восьми.
— У вас Энни, а я не хочу при ней говорить. Да и Катрина.
— Энни съехала.
— Съехала?..
— Ну, так уж вышло, — она развела руками, не желая сейчас вдаваться в подробности. — А Кат нам не помешает.
Он сокрушенно помотал головой, но согласился: «Хорошо, тогда там встретимся. Напиши, как освободишься», и направился из больницы.
Розалинда, провожая его взглядом, вновь вернулась мыслями к недавнему: все ее попытки как-то поговорить с Гавейном, обсудить происходящее, разбивались о неприступную стену игнора. Кажется, эти попытки только усугубили положение, и он практически перестал появляться дома. Он реагировал только на ее письма-просьбы посидеть с Катриной, когда дочь уже до животного страха и отчаянья где-то внутри изводила ее вопросами, а где же папа.
И она решила пойти ва-банк: если что-то и могло его вернуть к ней, то вопрос, поставленный ребром. Она ожидала, что Гавейн тут же принесется домой, едва завидев бумаги на развод, но нет. Весь тот день она проходила как иголках, но муж даже не пришел. Появился дома он только на следующий вечер с подписанным заявлением. Подписанным!!! Как только она увидела его подпись, то чуть не расплакалась прямо на месте. И это бы произошло, но ее мысли через мгновение охватила такая злоба, что она едва ли смогла что-то ответить.
Он. Подписал.
Подписал по личному решению.
Собственноручно подписал, а после также собственноручно собрал вещи и ушел. Весь ее изначальный план не то что пошел не так, а разлетелся на мелкие кусочки, которые забились в дыхательные пути и слезные каналы, не давая нормально ни вдохнуть, ни заплакать.
Он согласился на развод. Ее Рикки-Тикки-Гави ушел. Он больше не ее Рикки-Тикки-Гави. Лишь папа их общего ребенка и все.
Ко всему прочему, ее разрывало еще и от того, что у Энни появился этот Митчел, к которому она в итоге уехала пару недель назад. Розалинда заглядывала несколько раз в дом ее родителей, но там было пусто, а рыскать по всему Йорку — бесполезное занятие. Один раз она попытала счастья у команды Корво, но ребята не видели Энни на трибунах уже несколько месяцев, а про Митчела они вообще ничего не смогли внятного сказать. Ну да, видели его один-два раза около нее, но не более.
Был бы с ней Гавейн, слышал бы он ее — она бы обязательно ему сказала, но он не был с ней и не слышал ее.
— Роуз, не буду ходить вокруг да около, — начал Руфус, появившись поздно вечером на пороге и не снимая даже шарфа. — Ты серьезно подала на развод? Зачем? Вот зачем? Он же любит тебя до потери пульса.
— Я этого не замечаю последний год. Или полгода хотя бы.
— Джером умер.
— Я в курсе! — воскликнула она. — Я в курсе, что умер он и все остальные. Думаешь, я этого не вижу? Что я слепая?
— Нет-нет-нет, — он тут же поднял ладони. — Но ему тяжело. Безумно тяжело.
— Да? А мне, думаешь, каково наблюдать этот призрак дома? Да и появлялся он тут откровенно редко. Знаешь, когда он был тут последний раз перед тем, как вручил мне подписанные бумаги на развод и ушел окончательно? Знаешь? Ты знаешь? — она сделала шаг к нему, еле сдерживаясь от досады и злобы. — Он был месяц назад до этого! Где он, мать его, ночует хотя бы? У него кто-то появился?
— Да кто у него появился? — Руфус поморщился. — Он в Аврорате ночует, — и куда-то в сторону мотнул головой. — Ну, может, у Ала или Бобби иногда.
— Вот пусть и спит у них дальше. Если ему тяжело — я всегда говорила, что выслушаю его. Но нет, он ни разу мне ни о чем не сказал. На все мои вопросы только рычал, чтобы я заткнулась и отстала от него. Это ты называешь любовью? Это, по-твоему, Гавейн?
— Нет, — он кивнул. — Согласен, что… Что не похоже на него, но… дай ему время. Пожалуйста, дай ему время, не руби с плеча хотя бы… — он прервался, фыркнув. — Я не знаю, ведь ты уже.
— На что мне ему время дать? Чтобы вспомнить, что у него есть жена? Слава Мерлину, хоть про Кат вспоминает, — и добавила, выплюнув: — Иногда вспоминает. Бобби на его фоне — примерный отец, пусть и видит Мартина, дай Мерлин, раз в полгода.
— Он чаще ездит к ним.
— Шикарно. Еще лучше, чтобы сравнить, но не в пользу Гавейна, — Розалинда фыркнула с отчаяньем и раздражением. — Ты не представляешь, как я устала просить вас с Вик или Ала посидеть с Катриной. Я безумно вам благодарна за помощь, не подумай, но у меня тоже работа, на которой я устаю как собака. А он просто вычеркнул всю помощь. Как будто он сам не хотел что жениться на мне, что заводить ребенка.
— Я понимаю и… Мы рады тебе помочь как-то. Но Гави… — Руфус пожевал нижнюю губу, хмурясь. — Он опять в свою депрессию свалился. Окончательно: то и дело с похмельем на работе появляется. Или прям там подбухивает, думая, что никто не замечает.
— Что ж, сейчас я нахожусь там, где он знает, в целости и сохранности. У него есть предостаточно шансов зайти и поговорить, — она глубоко вдохнула от злобы. — Но он не сделал ни одного телодвижения для этого. Это не любовь, Руфус. Это не любовь, черт возьми! А я устала. От всего устала. Я уже в одном шаге от того, чтобы уволиться и уехать! Куда угодно уехать, но чтобы все это дерьмище в моей жизни исчезло! Я устала, пойми ты меня! Я устала впахивать, я устала держать весь дом с островом одна, я устала находиться в стране, охваченной войной, с маленьким ребенком. Я устала слушать вопросы от Катрины, где ее папа и почему он бросил ее. И я бы уехала, но мне некуда, черт возьми! У меня нет отца или тестя, который с радостью предоставит помощь, а ехать в Испанию, где, вероятно, находится Ленни, слишком опасно. Я понятия не имею, какая там обстановка по отношению к нашей семье в итоге и что сделает мать, когда узнает, что я в стране. А у меня еще Кат, хочу заметить. Кат, за которой нужно смотреть, которой нужно внимание, которой нужно заниматься, чтобы у нее не произошли никакие проблемы с развитием. И как-то содержать нас двоих.
Скримджер досадливо потер шею, ничего не говоря.
— Он может прийти сюда в любое время и поговорить. Зайти ко мне на работу, узнать, когда у меня хотя бы отсыпной, и прийти сюда. Я согласна на разговор. Нет, даже так: я жду этого разговора. Я хочу, чтобы он вернулся. Но мне нужно, чтобы он вернулся собой. Хотя бы отдаленно собой: человеком, которому я не безразлична, а не который посылает меня подальше, когда я хочу обнять его или поговорить хотя бы о том, как прошел его день. Даже не мой, черт возьми, день.
— Мам-мам-мам! — к ней со всех ног бежала Катрина, радостно размахивая каким-то конвертом. — Мам, тебе письмо!
Розалинда выглянула из дверцы теплицы и, получив конверт в руки, замерла от счастья. Леонор. Мерлин, отправителем была Ленни!
«Хоть какая-то хорошая новость».
— Ма, что там?
Катрина смотрела на нее снизу вверх глазами Гавейна.
«Гави, ну почему? Почему и ты не можешь быть со мной сейчас?» — она едва сдерживала рвущиеся слезы и из-за радости и из-за изъедающей тоски.
Она, приманив низкую табуретку, опустилась на нее и усадила дочь к себе на колени.
— Помнишь, я тебе рассказывала про свою сестру Леонор?
— Да-да! — Катрина смотрела на распечатываемый конверт с таким интересом, будто умела читать.
— Это ее письмо, слава Лазарю, — она уткнулась дочери в макушку, скользя взглядом по ровному, калиграфичному почерку сестры.
— Что там, что там? — она поерзала на ее коленях в нетерпении, и Розалинда тут же вспомнила, как похожим образом делала и Ленни в ее возрасте.
— «Дорогая Розалинда, прости, что так долго молчала, — начала она вслух зачитывать письмо. — У меня все отлично: работаю сейчас в больнице, где когда-то работал и папа».
Она, вдохнув поглубже, добавила:
— Твой дедушка лечил волшебников в известной у нас на Тенерифе клинике Орфея и Лиры. Это одна из самых известных больниц в Испании, в которой практикуется очень древняя магия музыки. Только там. Даже я ее не знаю, а вот твоя тетя Ленни — теперь залечивает раны таким образом.
Катрина задрала голову, посмотрев на нее.
— А я тоже там буду работать?
— Погоди немного, — Розалинда рассмеялась, чмокнув следом ее в лобик. — Давай ты сначала в школу поступишь.
— А меня могут не взять?.. — в глазах дочери промелькнул страх.
— Возьмут-возьмут. Обязательно возьмут. Мы все обучались там: и я, и твой папа любимый, — горло чуть сдавило, — и Энни с Аластором. Все наши друзья учились там, и ты тоже будешь обязательно.
— Мне уже почти одиннадцать!
— Почти, да, — она усмехнулась.
Розалинда чуть покачала дочь в объятиях, в мыслях давая себе надежду, что Гавейн хотя бы сможет присутствовать на ее первом дне. Что они вместе хотя бы посадят ее в Хогвартс-экспресс. На другое она уже, кажется, даже не надеялась: Гавейн так и не зашел для желаемого разговора. То ли Руфус ничего не передал, то ли он не захотел. И пусть лучше промолчал бы Скримджер, чем второй вариант…
И вдохнув поглубже, вернулась к письму. Пропустив упоминание о болезни матери, что она теперь прикована к кровати до конца жизни — возможно, даже уже короткой, и вариантов ее исцеления не было нигде в мире — она все-таки дошла до момента, который можно озвучить дочери:
— «Я, наконец, переехала и очень жду вас с… — она прервалась, едва увидев упоминание их с Гавейном, как о паре. — Очень жду вас к себе в гости. Пожалуйста, напиши мне, когда вы сможете приехать, я обязательно возьму отпуск ради этого события. Или, если хочешь, я приеду к вам первым доступным порталом».
— Мы поедем?
— Да, обязательно. Через пару недель или, может, месяц, — Розалинда прикрыла глаза под довольный, до краев счастливый возглас Катрины, когда же ее душа протяжно завывала от боли.
— А папа поедет с нами?.. — спросила дочь спустя пару мгновений.
— Не думаю, дорогая, что он сможет, — скрипнула она через резь в сердце от вопроса и не дала себе сказать, что он не захочет.
«Роуз, прости, я очень люблю тебя. Ты мне нужна».
Она со смесью тревоги и щемящей сердце тоски смотрела на угасающие буквы на браслете. Она уже забыла, когда последний получала чары от Гавейна, да еще и такие. Раньше они постоянно присылали друг другу чары с коротким «Люблю», или оставляли похожие записочки на столе или тумбочке, но это теперь казалось таким давним, что будто и не происходило в реальности. Неожиданно она поняла, что это сообщение читается как прощание.
«Где ты? Что с тобой?» — но сколько она ни смотрела на браслет, ответа не приходило.
И нервы, как бешенные, заиграли под кожей.
— Джо, я могу отлучиться ненадолго? — она без стука влетела в его кабинет. — Клянусь, минут двадцать-тридцать — это самое долгое.
Пару месяцев назад в больнице произошли перестановки, и Редьярд стал заместителем главного целителя Мунго, а Кроуфорд, после отказа МакБрайта, занял его место на посту заведующего приемным отделением.
— Что случилось?
— Гавейн прислал мне странное сообщение, хочу справиться в Аврорате, что он…
— Иди, — он перебил ее, махнув рукой.
Едва появившись на этаже Аврората, она увидела пустой общий зал, не считая постового у входа. Это не было бы чем-то странным, будь сейчас глубокая ночь, но еще даже не настало время пересменки на ночную.
— Розалинда? — из коридора выскочил Ридус, явно спешащий куда-то.
— Где Гавейн? Я получи…
— Он вызвал подмогу.
— Я могу с вами?..
— Нет, точно нет, — отрезал он. — Жди нас в Мунго, отправлю его туда, если все в порядке будет с ним, — и унесся в сторону аврорской каминной.
«Если?»
Она подошла к столу Гавейна, бесцельно оглядываясь. Она даже не заметила, как ее рука начала нервно теребить ворот его свитера, висящего на спинке стула. Взяв его в руки, уткнулась носом и как можно глубже вдохнула родной запах, который на этом свитере чувствовался, будто она вдыхает стоящего рядом Гавейна. Она буквально осязала его присутствие, даже любимые объятия, и от этого тут же прорвались слезы. Его вещи, которые он не забрал с собой, уже практически потеряли его запах, он выветрился без своего хозяина.
«Надо возвращаться, — напомнила она самой себе, все еще не имея желания отрываться от его свитера, но сделала над собой усилие. — Там я точно увижу его».
Видеть в Гавейне пациента Мунго до сих пор не давалось ей. Сколько она ни пыталась научиться отстраняться от того, что это он сейчас перед ней, весь израненный и еле живой, и твердила, что сначала его нужно вытащить из протянутых к нему лап смерти, а потом уже и попричитать и поплакать и даже поругаться немного на него от страха, но в такие моменты из ее головы выдувало всю целительскую часть, оставляя только паническую дрожь жены аврора.
— Роуз, выйди, прошу, — хрипнул Кроуфорд, занимаясь Гавейном на койке в палате вместе с Ариадной, которая стала его стажером.
— Я могу помочь с…
— Нет! Выйди! — он уже сорвался на напряженный восклик.
И следом она почувствовала, как чья-то рука потянула ее за локоть в сторону выхода. Только через несколько мгновений она взглянула на владельца: Найджел.
— У меня не получается сосредоточиться, когда он в таком состоянии, — тихо оправдалась она непонятно зачем. — Я до сих пор теряюсь.
— Я понимаю, и эт…
— Хэмильтон! — донесся возглас кого-то из коллег, и Найджел метнулся обратно в палату.
Розалинда едва ли понимала, что происходит: лишь когда почувствовала спиной холодную стену, до нее дошло, что она вжалась в нее. И съехав на пол, закрыла лицо руками.
— Роуз? — она открыла глаза, увидев перед собой Скримджера. — Мы пытались как можно быстрее.
— Я знаю, Руфус…
— Он пытался прибить Стана, — он смотрел на нее со странным выражением на лице. Как угодно можно было интерпретировать его: обвинение, просьбу или еще что-то.
— И?..
— Смогли схватить только его. Они почти… — Руфус посмотрел через приоткрытую дверь в палату. — Он в одиночку ринулся сразу против троих: Розье и обоих братьев.
«Зачем, Гавейн?!» — она зажмурилась, чувствуя себя опять причиной всех его ужасных ранений и, вообще, проблем в жизни.
— Зачем, Гави? Ну вот зачем ты пошел против него?.. — спросила в шепоте она, когда весь ужас стабилизации поступивших раненных сошел на нет. Гавейн же спал сейчас под чарами и точно не слышал ее, но вопрос вырвался сам собой. — Ты мне нужен живым, а не в виде могилы.
— Он не знает об этом, — отозвался с соседней койки Аластор, и когда она посмотрела на него, то увидела, что он уставился на нее, как удав на мышь. Даже одного его глаза хватало, чтобы по спине взметнулись мурашки от его презрения. — Он не знает, Роуз. Он считает, что ты его разлюбила.
— Я не разлюбила, но… — она вновь посмотрела на спящего мужа, едва ли отличимого по цвету кожи от простыни. Или от мертвеца. — Он просто не замечал меня целый год. Я не знаю, не помню уже, сколько раз пыталась с ним заговорить, но все было бесполезно. Он приходил только спать домой. И… И иногда играл с Кат, но даже она видела, что с ним что-то происходит. Она вообще не хотела с ним находиться, мне ее уговаривать приходилось, когда Гавейн приходил, чтобы забрать к себе.
— И поэтому ты решила подать на развод? — он разочарованно-презрительно хмыкнул, закрывая глаз.
— Мы не разведены, — отрезала она. — Я сожгла эти бумаги, потому что изначально не планировала разводиться. Я думала, что это хоть как-то встряхнет его, но в итоге… В итоге он подписал и ушел.
— Салазар, как же с вами сложно, — он тяжело выдохнул, заворочавшись.
— С кем с нами?
— С женщинами. Что с тобой, что с Кэйтлин, что, вон, с Вик. Я даже маму не понимаю в половине случаев, когда они с отцом цапаются.
— Все очень просто, Ал: мы хотим не только слышать, что важны для вас, но и чувствовать это.
— Он что, недостаточно тебе свою любовь больную доказывал? Сколько лет он с тобой сидел, пока ты в кондицию живой женщины возвращалась? Он все твои истерики выдерживал, все твои слова, которыми ты его постоянно била. А как у него начался тяжелый период, так ты это все как будто забыла. Все, вали к черту, не нужен такой тебе недомуж, да? Только всегда идеального весельчака подавай. Нам тоже хочется иногда снять ношу щитовых чар, хотя бы ненадолго. Знать, что если нас что-то выбьет из колеи, то вы все равно останетесь с нами. Мы хотим знать, что нас любят не только, когда мы сияем.
— Я не забыла ничего, — вновь отрезала она. — Но когда ты пытаешься заговорить — просто заговорить, спокойно и без скандалов — с человеком целый год, а в ответ не получаешь даже взгляда, то варианты решить проблему стремятся к нулю. Я лишь надеюсь, что после этого, — она вновь взглянула на мужа, — что сейчас он захочет говорить. Что он захочет вернуться.
— Да он к тебе на задних лапках прискачет, как и всегда, — Муди сердито фыркнул. — Ты только за поводок потяни: он и извинится и что там еще делает для тебя, чтобы только вину свою загладить, которая далеко не всегда его.
— Ал, замолчи, прошу, — напряженно выдохнула Розалинда, чувствуя дикое раздражение. — Ты и половины не знаешь.
— Да кому какая разница, что я говорю? — и с этими словами он отвернулся к ней спиной.
Гавейн очнулся только через двое суток: она провела все это время в больнице, сидя рядом с ним или проверяя пациентов этой и двух соседних палат. У нее едва ли получалось сомкнуть глаза даже на соседней свободной койке, хотя усталость без нормально сна и от морального перенапряжения буквально молила ее отправиться домой. Хэмильтоны, благослови их Лазарь, забрали Катрину к себе на несколько дней, когда узнали, что Гавейн поступил в настолько плачевном состоянии.
— Гави, тебе нельзя говорить вообще, — она осторожно положила палец на его пересохшие, растрескавшиеся бледные губы, когда он заметил ее рядом и попытался что-то сказать. — Пожалуйста, тебе нельзя. У тебя пробито легкое кроме всего прочего, дай зельям и чарам сделать свое дело.
Он медленно моргнул, соглашаясь, и Розалинда аккуратно опустилась рядом на постель, положив его руку себе на колени и поглаживая по ладони.
— Я очень люблю тебя, Гави. Очень люблю, — она сглотнула, чувствуя, как ком острым углом впился в горло. — Ты мне нужен. Ты мне тоже нужен. Безумно нужен именно ты.
Гавейн тут же хрипнул и открыл следом рот, но Розалинда вновь положила палец на его губы, после погладив по заросшей щеке.
— Нельзя говорить. Если хочешь, то можешь использовать часы, — и она прижала их к его руке, скосив взгляд на свой браслет.
Там мгновенно возникли слова: «Не уходи, умоляю».
— Я здесь и очень жду твоей выписки, — она посмотрела на него, обнаружив его глаза мокрыми от слез и чувствуя, как ее глаза уже тоже наполнились влагой. — Чтобы ты мог снова дома играть на моих нервах. Пожалуйста, поиграй на них, как всегда ты делал.
Стоило возникнуть жару от браслета, она перевела на него немного заплывший взгляд: «Ты выйдешь за меня снова?»
— Нет, — и обратно на мужа. — Нет, потому что я все еще твоя жена.
В его взгляде появилось вопросительное замешательство.
— Я изначально не собиралась, я не… Я выходила за тебя с мыслью, что ты будешь моим первым и последним мужем. Тот был молочным, ужасно болезненным, — она нервно улыбнулась. — Ты, Гави, мужчина, за которого я выходила по собственному желанию и обдуманному решению. И я не жалела об этом. Жалею только, что не сделала это еще в тот самый момент, когда ты сделал первое предложение.
«Тогда зачем ты прислала то заявление?»
— Я не должна была, я знаю, — Розалинда зажмурилась от все-таки потекших слез. И смахнув их, посмотрела на Гавейна и вновь погладила по колючей щеке. — Но я… Я чувствовала, что теряю тебя. Что не могла достучаться до тебя, что бы я ни делала и ни говорила. Думала, что если ты увидишь бумаги, то захочешь поговорить. Что это как-то… вернет тебя ко мне. Что у меня будет этот момент, чтобы вытянуть тебя из мрака.
«Я пытался заговорить с тобой в тот вечер».
— Да, но… Прости меня, умоляю. Прости меня, потому что я сама же это начала и не смогла сделать так, как хотела, как планировала.
Гавейн медленно поднял правую руку, которая тут же затряслась, и, взяв ее за предплечье, чуть потянул на себя.
— Я не могу тебя обнять пока, тебе нужно восстановиться хоть немного. Ты в ужа… тяжелом состоянии.
«Пожалуйста», — попросил он одними губами.
Розалинда все же аккуратно прижалась к его плечу носом, кое-как улегшись рядом на свободном клочке, и приобняла за бока, поглаживая. Гавейн попытался переместить свою левую руку к ней, но она едва ли слушалась его: тут же рухнула на постель и только двинулась где-то на дюйм. Розалинда протянула свою к его, переплетая их пальцы.
— Я очень сильно люблю тебя, Рикки-Тикки-Гави. Прости меня, пожалуйста.
Ее Рикки-Тикки-Гави лишь ткнулся носом в ее волосы, коротко замычав согласие, но тут же закашлялся и замычал уже от боли.
— Через полчаса тебе можно будет дать зелье от боли. Прямо сейчас не рекомендуется, — она посмотрела на него. — И именно поэтому тебе нужно сейчас молчать, поменьше двигаться и ровно дышать, чтобы не тревожить все свои раны. Хорошо, барсучок мой?
Он молча моргнул, соглашаясь, и она, не сдержавшись, прижалась губами к его щеке, а после вовсе к губам.