Behind seven seals

Когда Гавейн раздумывал, серьезно раздумывал и строил хоть какой-то план, как им с Розалиндой победить ее страх перед сексом, он понимал, что это займет время. Даже подготавливал себя как-то к тому, что и вовсе никогда не удастся, но пока успокаивал себя мыслью, что отчаиваться рано: она все еще хочет сама попробовать. Но он не думал, что побороть страх займет столько времени. С их начала попыток и свадьбы прошло уже больше года, когда все же удалось. Ссор отчаянья было невероятное количество. Отчаянья, беспомощности и ее страха, что он уйдет. Его собственного — что она прогонит его, полностью и окончательно укрепившись во мнении, что она безнадежно «больна» страхом, словно чумой. Несколько раз им приходилось брать перерывы, чтобы не разругаться в пух и прах на этом фоне и, не дай Мерлин, не разойтись уже на самом деле. Но в итоге получилось. Первый раз был никакой: Розалинда лежала, с силой зажмурившись, и толком не шевелилась, а Гавейну было страшно даже как-то громко вдохнуть, чтобы она не оттолкнула его. Ощущения были странные. Вроде, это должно радовать: они смогли, все получилось. Но с другой стороны, это было… Гавейн не мог сравнить это с чем-то полноценно. Разве что частично: с попыткой втолкнуть в себя еду, когда совершенно не голоден. Хотя он уже долгое время голоден. Ее хотелось постоянно: когда они вдали друг от друга и когда рядом. Не говоря уже о тех моментах, когда они слишком близко, чтобы желание появилось по понятным причинам. Но желаемое не принесло тех эмоций, на которые он рассчитывал, а Розалинда вообще никак не реагировала, пока он первое время, где-то с минуту, пытался разговорить ее или хотя бы увидеть даже подобие улыбки на его слова, что ему нравится быть с ней сейчас. А Гавейн даже сам не верил, что ему нравится. Да ему и не понравилось. Совершенно и точно нет. Нет, с ней все также хорошо, но не сам процесс, который он быстро прервал. Он не верил в собственные слова ни на мгновение, поэтому вскоре умолк. И главное, закончил это все. Как будто реальное насилие совершает да еще и над ней. Он напряженно уставился в стену перед собой, сидя на краю постели, не зная, что сказать. Надо было, но ни одно слово не лезло, даже не находилось. Внутри только метало от омерзения к себе. — Схожу в душ, если ты не против, — донеслось из-за спины от Розалинды, и Гавейн лишь кивнул. Ее тон никак не отозвался в голове: словно это сказал кто-то, лишенный любых эмоций. Возможно, так и было, а возможно, он их просто не распознал через собственные. В голове роились мысли отвращения и безнадеги, которые через время прервал повторный слабый щелчок от двери в ванную, но Розалинда почему-то не вернулась в спальню. Выйдя в коридор и выглянув из-за угла, Гавейн увидел ее у плиты, сжимающей собственные плечи руками, пока она смотрела на кружку и валивший пар из носика чайника. Но что ей сказать? Идей все еще не было никаких, поэтому он просто ушел мыться. Смыть это омерзение к себе хоть как-то. «Может, станет полегче», — успокаивал он себя. — Я вижу, что тебе не понравилось, — все тем же ровным голосом произнесла Розалинда, когда Гавейн уселся напротив нее за стол. Он глянул на нее, не поднимая головы, пока прокручивал на пальце собственное кольцо. Что, серьезно, это тот момент, когда он ей соврет? Ложь во благо? Да и она не поверит: прекрасно видит все и читает между строк. Намного лучше него. — Просто получилось не так, как я ожидал, — выдавил он из себя. Даже и не соврал, в общем-то. Всего лишь не ответил на вопрос прямо. Всего лишь. — Ты больше меня не захочешь. Он уже поднял голову: так и не понял, это был вопрос или утверждение. В любом случае, это не так. — Я же сказал, что получилось немного иначе. Прямо сейчас: да, я не хочу повторять, но это не значит, что потом не захочу. Жена лишь хмыкнула, дернув подбородком, когда посмотрела в сторону камина. — Ты ненормальный. — Спасибо, мне очень приятно, — сарказм вырвался сам собою, и Робардс дернул плечами, отпустив кольцо и сжимая руки в кулаки. — Я хочу, чтобы тебе было приятно, Гавейн, но и ежу понятно, что тебе не было. — Нам нужно время. Честно говоря, он уже сам устал повторять это как мантру. Как заедшую пластинку: «Нам нужно время», «Подожди немного», «Все будет чуть позже» и так по кругу. А по ощущениям, как будто ничего толком не менялось. Одно сменялось другим, одна проблема за другой, словно в очереди к палатке иностранного магозоолога, что привез диковинную зверюшку в Туманный Альбион на пару дней, и зеваки понабежали глазеть. И Гавейн тут, у этой самой очереди, наблюдает, как одни лица-проблемы сменяются другими. Жена опять хмыкнула. — Что ты хочешь услышать, Роуз? Что я тебя больше не хочу? Ладно: я тебя больше не хочу. Так лучше? — и он сжал челюсти аж до скрипа зубов. Едва Розалинда повернула голову, и он встретился с ее распахнутыми глазами, как нестерпимо захотелось врезать самому себе за сказанное. Возмущение, обида, оторопь — все перемешалось в ее взгляде. Нижняя губа через несколько мгновений поджалась: она хотела что-то сказать перед этим, но, так и не издав ни звука, взмахнула руками и, вскочив из-за стола, быстро ушла в сторону спальни. «Вот как можно быть таким кретином?» — Роузи… — он осторожно заглянул в комнату, заметив жену лежащей на постели спиной ко входу. — Оставь меня, — глухо отозвалась она. — Дорогая, прости. — Dejarme en paz. — Я не понял… — испанский во время таких стрессовых ситуаций испарялся из его головы, словно и не учил. — Вот как раз в словаре прочитаешь, — и она подтянула на плечи одеяло, так и не повернувшись. Гавейн скосил взгляд на стену, за которой располагалась гостиная. Пойти заглянуть в словарь? Остаться с ней? Черт его знает. Вновь посмотрел на Розалинду. Ну, может, она сказала что-то… хорошее? «En paz», вроде бы, что-то про мир. «Я прощаю тебя»? Он знал, что обычно она произносит эти слова иначе, мягче, спокойнее, дружелюбнее, а не так, будто одолжение делает, но вдруг это какой-то редкий вариант. Книга же сложила для него пазл в куда менее приятный ответ: «Оставь меня в покое». Гавейн уставился сквозь нее. Как же все раздражает. Он сам себя раздражает. Ничего не может: ни понять Розалинду, ни сделать так, чтобы ей было хорошо, ни даже чертов испанский выучить. Мерлин, он же встречал уже слово «dejarme». Он же знает перевод. «Бесполезный кусок дерьма». Ни на что не годен, делает все только хуже. Он делает хуже ей. Он делает хуже самому главному человеку в своей жизни. Взгляд зацепился за наручные часы: полвторого ночи. «Еще ебучая смена с утра», — он фыркнул, заваливаясь на диван. Спать сегодня, видимо, придется одному, хоть они оба дома. Как же все достало. И как же он теперь ненавидит спать один. Полноценное возвращение на работу, а не только дежурства в Мунго, первое время отдавалось жуткой тревогой. А вдруг туда кто-то придет, когда Роуз на смене, а он либо дома, либо на дежурстве, но вдали от нее? Гавейн постоянно справлялся о ее делах чарами, но каждый раз получал короткое: «Все хорошо», или что-то в этом роде. Это должно было успокоить, но едва ли. А заваливать ее сообщениями каждую минуту — звучит дико. Дела же в Аврорате заметно поменялись за время его отсутствия в здешних стенах. Несколько знакомых лиц пропало: трое погибли, а еще около десяти человек уволилась после каких-то кровопролитных стычек или были переведены в другие филиалы. Да и общая атмосфера стала сильно мрачнее и нервнее. Все руководство, в том числе и главы отделов, постоянно ругались по поводу того, что Дженкинс никак не хотела учитывать обостряющуюся ситуацию с Пожирателями, а поэтому — никакого увеличения бюджета, который требовался в том числе и для найма большего количества сотрудников, когда их ряды только и делали, что редели. Многие повышения тоже стопорились. Отказ в выделении средств затрагивало и то, что группа правопорядка то и дело била себя пяткой в грудь, что им можно поручить что-то серьезное, хотя справлялись они откровенно плохо и без серьезных задач. Но для Дженкинс это звучало, как предлог: есть возможность обойтись без очередного выделения денег управлению, а значит, крутитесь как хотите, даже занижала бюджеты. И это бесило не только Гора и Муди-старшего, но и других чиновников, которые прекрасно понимали, к чему такая наивная неосторожность, халатность может привести. Но далеко не всех, чтобы эта ситуация поменялась хоть как-то. Гавейн прошелся взглядом по дежурствам грядущей недели: четыре из шести он будет нести в одиночку. Джером — вообще все. Больше всего удивляло то, что некоторые немногочисленные стажеры отправлялись на дежурства либо вдвоем, либо с кем-то из младшего звена. Но их посылали хотя бы в относительно спокойные места: туда, где еще не успели окропить кровью гражданских или авроров землю Пожиратели и просто темные маги. А таких мест становилось все меньше. — Гавейн, тебя что-то не устраивает? — над ухом раздался голос МакБрайта, и Робардс посмотрел на того. — Немного удивлен распределением пар, но более — ничего, — он постарался прозвучать как можно нейтральнее. Возможно, лучше было вообще ничего из этого не говорить, дабы не разозлить Ридуса. — И что же тебя удивило? — начальник однако выглядел спокойно. Да и звучал тоже. «Ну, раз уж я сам начал»… — Почему стажеры работают вместе или с младшими аврорами? Раньше так не было: они прикреплялись либо к среднему рангу, либо к старшему. — У меня всего два старших аврора, не считая меня, а ты — один из пятерых, — он раздраженно дернул уголком рта. — Слава Мерлину, тебя хотя бы вернули в строй. И я не могу посылать что «мелких», что стажеров в пекло. Поэтому так, — и направился дальше, куда-то в коридоры, нервно потрясывая полусжатым кулаком в воздухе. Гавейн проводил его удивленным взглядом: неужели Ридус стал его считать не криворуким? Это что-то новенькое. Хотя… Он окинул глазами общий зал. За прошедшие пару месяцев Робардс не мог вспомнить ни одного случая, когда МакБрайт ругал хоть кого-то из своих подчиненных. Да, он был чаще всего нервным или злым, но это не распространялось на авроров его отдела. Что-то поменялось в нем или кто-то вправил мозги? Вряд ли Гавейн узнает. И он, переписав себе график собственных смен, направился к столу. Еще куча бумажной работы, которую требовалось выполнить перед уходом домой. Где бы еще найти сил, чтобы после работы заниматься заданиями от Мюррея? Кажется, пора заглянуть к нему с плохой новостью, что такие объемы он уже не в силах выполнять. Хотелось, конечно, усидеть на обоих стульях, но сильно долго он так не протянет: голова постоянно гудит и мышцы ломит от усталости с такими объемами сотворяемой магии и вообще занятости, а ошибок ляпать не хотелось ни в Аврорате, ни у Кесслеров. Но заработок от второй работы приятно утяжелял карман и был слишком нужен с учетом всех их с Роуз планов по облагораживанию жилья и всего острова. Без него это затянется на куда более долгое время, и откладывать совершенно не хотелось. К тому же нужно было уделять время и самой Розалинде. Хоть она и вернулась к работе, и через полгода окончится ее стажировка, а значит, она уже и не тоскует в одиночестве, но он так привык быть с ней постоянно рядом, что теперь этого времени до ужаса не хватало. И стало казаться, что их брак и отношения долго не протянут в таком ритме: еще чуть-чуть и они превратятся в двух людей, которые просто делят жилплощадь. Хоть увольняйся отовсюду. — Что, это всё, кого Рид смог прислать? — Джейсон Уэбб, старший аврор из отдела Аластора, недовольно посмотрел на прибывших Гавейна с Джеромом. — А ты ожидал дюжину человек на подмогу? Больше толком некого, — проворчал сонный Кесслер, которого выдернули из постели посреди ночи после смены. — Да и нас пятеро, этого не хватит? — Там семь человек с Мальсибером-старшим во главе, — Уэбб указал рукой в сторону дома и вновь критически оглядел свою группу. — Ладно, если что, вызовем самого Рида. А пока действуем следующим образом: вы двое, — он посмотрел на двух авроров, Уинчестера и Солта. Первого едва ли можно назвать еще таковым, прошло только три месяца его стажировки, совсем «зеленый», — держитесь пока что поодаль. Если будет попытка побега — идете на перехват, так что держите метлы наготове. Если начнется бой, то ко мне до иных указаний. Робардс, — и перевел взгляд на него, — жди сигнала от меня с задней двери. Кесслер — слева есть еще одна, ты туда. — Ты не хочешь хотя бы Криса взять на «дружеский» стук в дверь к ним? — Гавейн скептически посмотрел на главный вход. — Там вряд ли чай предложат гостям. Скорее, Авадой накормят досыта. Джейсон кинул на него мрачный взгляд. Пожевав нижнюю губу, он лишь хрипнул: — Выбора все равно толком нет. Был бы у нас еще кто-то. Уинчестер заметно поник, посмотрев в землю перед собой. Он, как и все остальные, понимал, что, будь он полноценным аврором, Уэбб оставил бы его или Солта тут, а не нарывался на град заклинаний в одиночку. Но правила не позволяют оставлять стажеров одних во время облав и арестов, когда в группе большего одного аврора. А брать Уинчестера с собой или приближаться сразу втроем — еще более рискованно. Оказавшись на позиции после осмотра предполагаемого места грядущего сражения через бинокль, Гавейн отправил сигнал Джейсону и посмотрел на тяжелую деревянную дверь, окованную железом, перед собой, стараясь дышать ровно. Тишина немного давила на мозг, но нужно сосредоточиться. Как только он ворвется в дом, противник может появиться либо перед ним в коридоре, либо за еще одной дверью с правой руки. Немного неудобно, но с другой стороны, если в него и попадут, то это будет не ведущая рука, а значит, выше шанс, что его жизнь не оборвется прямо здесь. Да и можно было укрыться в комнате слева: та должна быть пуста, а второго входа в нее не имелось. Стоило донестись звукам из дома, как Гавейн прислушался и скосил взгляд на свои часы в ожидании приказа. Секунда, две, пять. Голоса с противоположной стороны дома стали нарастать, становиться громче и недовольнее. Еще три. Прогремел взрыв, и Гавейн в ту же секунду выбил заклинанием дверь. Массивная деревянная преграда влетела внутрь помещения, сбив с ног двух противников, которые стояли к ней и Гавейну спиной. Одного из них отбросило в стену справа, и удар пришелся на голову, а второго придавило самой дверью. Короткое движение палочкой, и оружие лежащего противника прилетело Робардсу в руку, а в следующее мгновение было сломано надвое. Новый знак собственной палочкой в воздухе, и еще кое-как стоящий на ногах противник оказался привязан к стене веревками, которые концами приклеились к поверхности намертво. Оружие противника застучало по паркету, и Гавейн наступил на него ботинком, перенося вес на ногу. Хруст палочки под подошвой даже не прорвался через крики и щелчки со свистом заклинаний. Короткий взгляд вправо: Джером вел сражение как минимум с еще одним противником в широкой столовой, укрываясь за уже перевернутой мебелью и щитовыми чарами от летящих в него заклинаний. Взгляд на главный вход заставил Гавейна двинуться в эту сторону: Уэбб, удерживая равновесие на одном колене неподалеку от входа на улице, посылал вспышки в трех Пожирателей, пока к нему со всех ног мчались Солт с Уинчестером, прикрывая его своими Протего. Джейсону уже досталось, судя по залитому кровью правому глазу, что стекала с его лба из-под волос. Манящие чары в правую ногу одному из Пожирателей заставили противников обернуться к Робардсу. Яркая желто-красная вспышка полетела в него в следующую же секунду, и Гавейн еле успел пригнуть голову и отпрыгнуть, влетев плечом в дверь слева. Опять несподручно вести бой, чертыхнулся он про себя, выравнивая положение тела и коротко осматривая помещение. Пустой, слава Мерлину, небольшой кабинет и заброшенный, судя по пыли кругом и сложенным в стопки множеству книг: в книжных шкафах, на полу, рабочем столе и даже в кресле. Двое обездвижены, Пожиратель вряд ли выберется сам из-под двери, а трое были у главного входа. Значит, Джерри бьется с двумя. Если Солт или Уинчестер додумаются прийти тому на подмогу, то можно попробовать заставить отступить всех в соседнюю с Гавейном комнату. Или хотя бы троих, разделить эту группу. Отправив сигнал Уинчестеру и чуть пригнувшись, Робардс на мгновение выглянул из-за угла в коридор. Уэбб уже пропал из поля зрения в дверном проеме, один Пожиратель поднимался на ноги, второй отправлял заклинания во двор, а третий только и ждал появления Гавейна: над его головой тут же просвистело, но вылетело на улицу, где-то взорвавшись секундой позже. «Нил у тебя?» — он отправил чары Джерому, вновь спрятавшись за своим укрытием. «Нет». «Блядь! — выругался про себя Гавейн, пытаясь придумать, как ему лучше действовать. — Ладно, если Уинчестер не следит за сообщениями, то Солт точно должен», — и отправил тому чары, чтобы чертов стажер тащил свою задницу к Джерри. Однако, что делать личному ему? Выход обратно в коридор не подходил с его боевой левой — придется высовываться всем корпусом, а сломанная стена в соседнюю комнату откроет путь для отхода Пожирателям. Чем замуровать его, тоже не приходило на ум. Хотя… Возможно, они не захотят оказаться цирковыми львами, прыгающими через объятое пламенем кольцо. Если хоть одна искра попадет на них, то они сгорят заживо. Наколдовав Адское Пламя на весь дверной косяк, через который он появился в здании, Гавейн направил слабую Бомбарду в стену по левую сторону от себя. Едва прогремел взрыв и осела пыль вместе с дымом и летящими в разные стороны деревяшками и щепами, он подлетел к образовавшейся дыре. Укрываться в соседней комнате было практически не за чем: только пара тумб вдоль противоположной стены. Но Пожиратели, видимо, отошли от главного входа — ни одного не было видно отсюда, даже обуви или руки. Гавейн слишком поздно среагировал на шум за спиной: он уже дернулся в сторону нормального входа в комнату, как в правый бок прилетело заклинание, мигом разнося по телу оглушительную боль, и его отшвырнуло в стопки книг рядом на полу. Кое-как успел извернуться, чтобы не сломать палочку и послать ответные чары. Книги вокруг в ту же секунду полетели в сторону врага, частично окутанного дымом от Адского Пламени за спиной в паре шагов, с хлопками врезаясь и в Пожирателя и в стену. Тот хоть и пригнулся и закрыл голову обеими руками, но своеобразное оружие все равно поражало цель. Пожиратель уже было попятился из комнаты, но то ли Джером, то ли Уинчестер отправил в него Ступефай, и его отбросило обратно внутрь. Противник влетел всем телом в ближайший книжный шкаф и, видимо, отключился от удара и чар. «Еще минус один», — удовлетворенно промелькнуло в голове, пока Гавейн поднимался, держась за бок рукой и откашливаясь. И связал того чарами, выглянув перед этим в дыру, где никого, слава Мерлину, не оказалось. Значит, как минимум двое либо в коридоре, либо были оттеснены в комнату к Джерому. «Уэбб минус, вызываю Ридуса», — пришло на часы без подписи. Твою мать! Гавейн хотел было метнуться к двери из комнаты, но на нее уже перекинулось его Адское пламя. Использовав Акцио, небрежно подтянул Пожирателя к себе, разбросав мыском ближайшие книги подальше. Пусть и гандон, пусть и должен получить свое, но не сгорать заживо. В Азкабан его. И качнувшись от мути в голове и заполняющего дыма комнату, перешагнул через «порог» сломанной стены. Прижавшись правым боком к краю очередного дверного проема и чуть пригнувшись, осторожно выглянул: коридор пуст за исключением валявшейся двери и темной завесы дыма, через которую проглядывались языки пламени. С другой стороны на улице виднелся Уэбб, которого одной рукой за шкирку тащил по земле Уинчестер к ближайшему укрытию в виде достаточно высокой цветочной горки, а второй выставлял перед собой Протего одно за одним. Из комнаты, где должен быть Джером и, видимо, Солт, уже тоже валил темный, практически черный дым. Моргана, как в этой завесе хоть что-то увидеть? Надо выходить, пока не надышался этим дерьмом и не пропустил еще одно заклинание из-за около нулевой видимости. В ушах уже колыхало и шумело сердце. Короткий знак палочкой, и вокруг головы образовался спасительный пузырь с чистым воздухом. Нужно продержаться три чертовых минуты. Три минуты, даже уже чуть меньше, и будет подмога хотя бы в лице МакБрайта. Вывалившись в коридор на слабых ногах и встретившись плечом с еще одной стеной, Гавейн вновь заглянул в комнату с Джерри: он видел чьи-то передвижения то тут, то там, но кто это? Разбрасываться заклинаниями чревато, еще не хватало «подбить» своего. Едва показав нос из дома, он увидел троих Пожирателей, что подступали к Уэббу с Уинчестером. Рука тут же начала вырисовывать в воздухе знак очередного заклинания, пока сам Гавейн пытался понять, какого черта их целых трое?! Должно быть двое, если только один из них не выскользнул из дома через вход, который использовал Джером. Или через окно. Нил, пропустив новую атаку, был отброшен назад. Пожиратель, в которого целился Гавейн, в следующим миг тоже полетел вбок против своей воли, сбив на ходу еще одного. Последний противник обернулся к Робардсу и отправил в него зеленую вспышку под громогласный крик непростительного. Прыжок, по ощущению, был осуществлен в последнюю секунду. Проскользив раненным боком и обеими руками по земле, Гавейн перекатился и выставил палочку, наколдовывая Протего перед собой. От Авады, конечно, не спасет, но далеко не каждый может ее пачками сотворять. Две вспышки тут же разбили щит, и он выставил новый, пытаясь подняться через пронзительную боль во всем теле. Оказавшись на коленях, он использовал еще одно Протего и кинул взгляд в сторону двух коллег: Уэбб продолжал лежать на земле без движения, а вот Уинчестер уже поднялся на ноги и отправлял в Пожирателей, один из которых тоже вернулся к бою, заклинания. В доме что-то оглушительно громыхнуло, взорвавшись. Джером?! Надо к нему, но оставлять стажера с выведенным из строя старшим аврором против двух, а то и трех Пожирателей? «Блядский МакБрайт, тебя в углу черти ебут, что ли?! Где ты, нахер, пропадаешь?!» Кое-как поднявшись на обе ноги, Гавейна повело вбок от слабости, и он чуть не рухнул обратно. Еще и сил нихуя нет и из-за ранения, и из-за продолжительного боя, и из-за того, что он все еще несет бремя Хранителя их с Роуз острова, хоть и разделенное между всеми друзьями. «Солт минус», — пришло на часы как раз в тот миг, когда Гавейн, приземлившись на колени, поднимался обратно и выставлял очередные Протего и на себя и на Нила. Отлично, Джером жив. Это знание дало каких-то сил. Немного, но дало. Однако слишком поздно: одно из заклинаний противников все-таки прорвалось через защитные чары. Гавейна в ту же секунду сорвало с места и через еще одну-две его затылок встретился с неподходяще сейчас слишком твердой землей — или это был какой-то камень? — а после и левой рукой, выбивая из нее палочку. Хруст костей сразу же заглушила темнота. Хруст или щелчок резко прервался полной темнотой, которой он и не заметил. Словно кто-то выключил свет в его голове щелчком тумблера. Даже не успел что-то подумать перед тем, как тьма поглотила его. Сожрала за меньше, чем мгновение. Но выплюнула, даже не прожевав, обратно. Шум резко ворвался в уши и перемешался с адской, выворачивающей все нутро, болью. Гавейн непроизвольно было дернулся всем телом, но практически не удалось. Зато удалось заорать, хотя и не хотел. Или хотел. Боль вскипала внутри, грозилась вырваться наружу и разорвать самого Гавейна на части в этом стремлении. Перед мутным и плывущим взглядом вспышками появлялось что-то светлое, яркие лучи света и тени. — Держите его!.. — донеслось через оглушительную пульсацию отовсюду. Казалось, что весь мир — это адская боль и едкая пульсация везде. Везде: внутри, снаружи, он сам стал этой агонизирующей пульсацией боли. Еще чуть-чуть, и тьма вновь сожрет его, но уже окончательно. Какие-то голоса едва ли прорывались через мешанину в сознании и ушах. Боль начала стихать через целую вечность, хотя, возможно, прошла всего секунда. Но черт возьми, если это была секунда, то невероятно долгая. И новая тьма появилась очень быстро, но в этот раз она была другой: какой-то уютной, мягкой и воздушной. Как будто его обняла Роуз. Крепко, до хруста ребер и сводящих мышц, но зато это ее объятия. Им можно отдаться, забыться и пропасть навсегда. Новое пробуждение медленно разжимало ее эфемерные, выдуманные объятия, возвращая в каждую точку тела боль. Казалось, что боль — это единственное, что он чувствует. Через некоторое время пришло осознание: нет, еще дикое изнурение и жажду. Чертовски хотелось пить, да. На несколько первых попыток открыть глаза веки не поддавались, но в итоге получилось, и перед взглядом застыл белый потолок. До мозга медленно доходила информация, что он не лежит все еще на улице. И не находится в том доме с Пожирателями. Скорей всего, это Мунго, либо какая-то другая больница. И раз он все еще жив, то явно не в плену, иначе бы, скорей всего, истек кровью раньше, чем пришел в себя. Да и кому он, нахер, нужен, чтобы пленить? Он — никто. Мысли медленно и бесцельно кружились в голове, словно опавшие листья на водной глади. На поверхности какой-то грязной лужи в окружении взрытой промерзшей и голой земли, от которой несло пеплом и гарью. — Гави? — до ушей донесся знакомый женский голос, а через мгновений над ним склонилась Розалинда. Сил хватило только моргнуть, хотя дико хотелось ответить иначе, словами. — Лежи спокойно, не пытайся пока говорить. Он вновь утвердительно моргнул, и лицо Розалинды исчезло, а после послышались ее быстро удаляющиеся шаги. «Не уходи, пожалуйста», — в голове мгновенно возникла капризная мысль, но озвучивать он ее не хотел да и не мог. Хотя, может, и хотел, но из горла вырвался лишь хрип вперемешку со стоном. Оставалось только лежать и прислушиваться к тихому гомону голосов где-то вдалеке. Или эти голоса были внутри его черепушки? Через некоторое время вновь послышались шаги, множественные и разные по весу и звуку, и он вновь увидел сначала Розалинду, а после какого-то целителя. Он его точно встречал кучу раз, но имени сейчас вспомнить не мог. — Очнулся даже раньше наших прогнозов, отличные новости, — с улыбкой констатировал тот. — Пить можешь сейчас? А Гавейн понятия не имел, но дико хотелось. И вновь моргнул. Через пару мгновений Роуз осторожно просунула ему в рот трубочку, и влага наконец попала в его организм. Вкус был отвратительный, это явно не вода, но прямо сейчас — откровенно плевать. Пока Гавейн медленно втягивал жидкости, которые то и дело заканчивались и через несколько секунд их место занимали другие по вкусу, но все такому же отвратному, целитель приступил к каким-то манипуляциям, судя по непонятным, оттеночным ощущениям в теле: прикосновения и прохладный воздух, когда тот поднял то ли одеяло, то ли рубашку или что там было на Робардсе. Все это время Розалинда смотрела на него через дикую тревогу во взгляде и поглаживала по плечу, но иногда скашивала глаза на коллегу. — Гавейн, сегодня никаких подъемов с постели точно. Даже в туалет. Роуз, на тебе все зелья для него и прочая помощь, — она тут же кивнула на приказ, видимо, старшего по званию. Робардс, вытолкнув языком трубочку, сначала лишь хрипнул, но все же удалось произнести: — Говорить же можно? — Можно, но пока не увлекайся, — целитель полуулыбнулся. — И двигайся поменьше, а то швы разойдутся еще ненароком. Через час я вновь загляну, — и тут же исчез из поля зрения. — Как ты? — он скосил глаза на жену. — Лучше скажи, как ты, — она отвернулась на мгновение, видимо, убирая стакан. — Как будто меня сбил Ночной Рыцарь раз пять. Или сто двадцать пять. — Тебе сильно досталось, — сипнула она. — Как Джерри? И остальные. — Джерри только наглотался углекислым газом и получил легкий ожог на плече, но уже отпущен домой в здравии. Погиб… — она посмотрела куда-то в сторону, — ваш старший аврор. Еще до вызова колдомедиков. — Уэбб?.. — Да, кажется. В него попали Авадой. «Моргана», — он закрыл глаза на несколько минут и ощутил ее руку в своих волосах. — А остальные как? — спросил он все же, вновь посмотрев на нее. — Все, кроме Джерри, тоже тут, — Розалинда слабо качнула рукой куда-то в сторону. — Меня прикрепил к вашей палате Хэмильтон, так что смотрю за вами. Все спят под чарами пока что. Вашего стажера завтра, наверное, выпишем, он достаточно легко отделался, а вот ты и второй аврор пробудете здесь еще какое-то время. Пока никаких точных сроков, извини. Но Крис хотя бы жив, подумалось ему через горечь. — Я всего лишь наглотался дымом и получил два-три заклинания в бочину. Переживу. — Не два-три, Гави, — она напряженно поджала губы. — В тебя несколько раз попали Круциатусом ко всему прочему. По крайней мере, так сказал ваш начальник, МакБрайт, когда прибыл на место с подмогой. Да и… мы эти последствия тоже увидели. Так вот почему такая адская боль. Он вновь закрыл глаза, сглатывая. Неожиданная мысль сковала и без того деревянное тело: и это ощущала Роуз?! Ненависть мгновенно вскипела в венах, но как-то отдаленно. Словно эта ненависть в теле была отделена от его сознания. Как будто было второе его тело и оно сейчас полностью поглотилось бушующей ненавистью. — Тебе нужно время восстановиться, — добавила жена, а ее пальцы чуть сжали его волосы на макушке. Ненависть мгновенно потухла как по щелчку. — Посидишь со мной еще немного? Когда ты рядом, намного легче во всех смыслах, — он хотел было поднять руку, чтобы поймать ее и ощутить эту любимую мягкость и шелковистость кожи своими пальцами, но рука лишь дернулась от недостатка сил, так и оставшись лежать на постели. — Конечно, куда я денусь-то? — она сдавленно усмехнулась. — Буду здесь всю смену и после опять на ночь останусь. — Не надо после, иди домой, поспи нормально. Я же проснулся. — Гавейн, я буду тут, пока ты хотя бы не сможешь встать с постели, — уверенно отрезала она. — Тогда я уже послушаю твои препирания по поводу моего сна вне этих стен. Хотя бы послушаю, но не факт, что соглашусь, — и вновь усмехнулась. Он только вздохнул, не имея никакого желания ее реально переубеждать. Какая-то его часть откровенно ликовала внутри от мысли, что Розалинда с ним рядом, что он чувствует ее присутствие и даже прикосновения. И что он слышит ее голос, который сейчас казался какой-то колыбельной для его смертельно уставшего мозга и всего тела. Прозвучали твердые шаги, и следом донесся голос целителя: — Роуз, я закончил, зови, когда кто-то еще очнется. — Конечно. Через несколько минут Розалинда и вовсе села рядом с ним на постели и, чмокнув в лоб, осторожно приобняла за корпус. Потерлась носом о его висок и что-то нечленораздельно промурлыкала. Что-то про то, как она рада, что он жив и очнулся, и как сильно она любит его. Мерлин, ради этих объятий и слов стоило выживать. Ради нее хотелось жить и бороться. МакБрайт, заявившись на следующее утро, скорбно осматривал своих подчиненных в полупустой палате. Солт, едва проснувшись еще посреди ночи, тут же завопил от боли, и к нему примчалась сначала Роуз, а через несколько мгновений и Хэмильтон. Пара минут, и его крик сначала превратился в плач со стонами и мольбами избавить его от этой боли, даже посредством умерщвления, а после полностью затих. Судя по переговорам Редьярда с Розалиндой, они отправили его обратно в волшебный сон. Уинчестер, который тоже проснулся от криков, подавленно и молча посматривал то на Солта, то на Робардса. Ему как будто было стыдно, хотя какой, к черту, стыд? Надо радоваться, что остался жив и цел и на утро уже выпишут домой. — Гавейн, как самочувствие? — поинтересовался начальник, подойдя к его койке. — Так же, как и выгляжу, должно быть. Тело все еще ощущалось дубовым через свербящую боль то в одной, то в другой мышце, а иногда и сразу в нескольких. Он уже вставал сегодня утром сразу после осмотра, но ноги тряслись как сумасшедшие — еле дошел с помощью Роуз до уборной, а после около минут пятнадцати слушал бешенную гонку сердца в груди и ушах. Ридус тяжело вздохнул, кинув мрачный взгляд на спящего Солта. — Сэр, вам нужны мои воспоминания? — Подождут, пока ты хоть немного придешь в себя, — он махнул рукой. — Счастье, что вы остались в живых, — и добавил сильно тише и мрачнее на выдохе: — Почти все. — Я не помню вашего прибытия, — так же еле слышно заметил Гавейн, чтобы хоть как-то разбавить тишину. — Потому что когда мы прибыли, над тобой уже во всю изгалялся Мальсибер. — Поймали его? — Нет. Он и еще один сбежали. Еще один сгорел, нашли его обугленный труп. Остальных повязали. «Да и похуй, — Гавейн посмотрел под потолок, не испытывая никаких реальных чувств по поводу этого погибшего. — Жаль только, что это не Рабастан». Этого больного ублюдка, как и всю его семейку, не видали последние пару лет на улицах. Они явно осели либо в своем особняке, что скрыт Фиделиусом, либо у кого-то из союзников, которые свои дома тоже поскрывали чарами и туда не попасть. Просачивались также слухи о том, что они вовсе покинули страну, но вполне вероятно, это были лишь слухи: никаких точных фактов не было ни у Аврората, ни от коллег из других стран. Хотелось, конечно, их как-то выманить, но не было никаких адекватных идей ни у Гавейна с друзьями, ни у самого управления. Радовало, если можно так вообще выразиться, только две вещи: Аврорат загнал их в самый угол, обрубив по максимуму способы официального заработка, а мирная часть населения магического мира не желала сотрудничать и хоть как-то помогать тем, чьи рожи постоянно мелькают на плакатах и в газетах с текстом: «Особо опасны» и «Разыскиваются». Единственные, кто ставил палки в колеса по этому поводу — гоблины. Те не соглашались отказать Лестрейнджам в обслуживании, но хотя бы дали добро на присутствие авроров в общем зале банка. Хотелось думать, что единственный способ попасть в свою ячейку был через главный вход, но верилось с трудом. И верилось с трудом потому, что у них, к сожалению, все еще были средства не только к существованию, но и к ведению своей деятельности, как Пожирателей. Вероятно, будь у Аврората больше людей, то найти помощников и союзников было бы легче и быстрее, но увы — состава катастрофически не хватало. Ал вместе со своими подчиненными то и дело находил очередные ниточки, но детективный отдел, состоящий всего из пятнадцати человек и еще двух десятков из филиалов, физически не поспевал за новой информацией. Ведь нужно было еще и другими делами заниматься: деятельность Аврората не заканчивалась на поисках одних лишь Пожирателей, преступления другими людьми все равно совершались. — Хэмильтон передал мне, — продолжил Ридус после паузы, — что ты до конца недели точно тут. Гавейн мгновенно напрягся. — К сожалению, сэр. Рад был бы вернуться к службе побыстрей. — Давай ты выздоровеешь сначала, — тот усмехнулся. — После Круциатуса любому нужна передышка. Неожиданное заявление. Раньше бы МакБрайт рычал на то, что его, неумеху, кто-то смог подстрелить заклинаниями, а тут вдруг какое-то подобие дружеского или хотя бы нейтрального разговора между начальником и подчиненным. Что за изменения? — Вы попадали под него когда-нибудь? — спросил он раньше, чем подумал, а стоило ли вообще открывать рот. — Было год назад и еще несколько до этого, — он в раздражении приподнял уголок рта. — Рука еще пару месяцев не до конца слушалась. Но в меня попали единожды последний раз, хоть и прицельно, а в тебя… — и молча посмотрел на Гавейна несколько мгновений. — А тебя точно какое-то время помучили. Явно дольше моего. Плюс полученные ранения. Так что давай, выздоравливай. И да, пока не забыл, — МакБрайт вновь выдержал паузу. — Я правильно понимаю, что ты Хранитель? — Так точно. Ну, после женитьбы на Розалинде ни у кого не осталось сомнений, у кого ее можно искать. За чьей спиной она пряталась и прячется до сих пор. Поэтому предположение Ридуса о том, что он Хранитель, вполне логичное и виться ужом на него нет никакого смысла. Возможно, он даже не поверит, что их с Роуз дом не под Фиделиусом. — Мой тебе настоятельный совет: либо раздели эту честь с кем-то, либо избавься от нее вовсе. Гавейн опять напрягся. Это совет как от старшего коллеги к младшему? Или он тут пытается убедить Гавейна снять Фиделиус, чтобы сообщить об этом успехе Лестрейнджам? Он тяжело закашлялся, когда в груди что-то сдавило в очередной раз, и заметил немного взволнованно поднятые брови МакБрайта. Нет, этот человек не будет спектакли перед ним устраивать. Если бы ему нужно было, он сделал бы все это как-то иначе. — Уже разделил. Давно еще. — Значит, этого недостаточно. Хэмильтон сказал, что у тебя при поступлении была средняя стадия Доверительного Истощения. Еще пару дней или неделя максимум, и ты бы уже еле ходил. Да, пока ты тут и дома будешь на больничном, восстановишься, но по возвращении на службу у тебя опять будет просадка по силам. — Я понимаю, но не могу перестать быть Хранителем. Иначе на дом могут напасть, и вы сами знаете причину. — Робардс, реши проблему, — отрезал МакБрайт. — Иначе в следующий раз может произойти такая ситуация, что твою жену уже будет некому защищать, — и он, кинув взгляд на спящего Солта и пустующую постель отошедшего Уинчестера в самом начале его появления, развернулся на каблуках ботинок и вышел из палаты. Робардс молча проводил его взглядом. Спорить было бессмысленно, даже если бы начальник остался. Гавейн прекрасно понимал, что МакБрайт прав, и сейчас было без разницы, по какой на самом деле причине тот это все сказал: если произойдет что-то непоправимое, то Роуз останется одна. Не совсем одна, конечно же, но лично Гавейн не сможет уже ее защитить, не говоря об остальном. А друзья хоть и помогают, но у них нет такого интереса в этом деле да и собственная жизнь тоже в наличии. Но что, блядь, делать-то? Реально увольняться со второй работы? «Нет, должен быть другой выход», — он откинулся на подушку, посмотрев в белоснежный потолок. Его размышления быстро прервал знакомый стук каблучков: в палату вернулась Розалинда. По короткому взгляду на ее лицо Гавейн заподозрил, что что-то случилось, но эмоции были какими-то перемешанными, чтобы угадать хотя бы направление. Она, быстро проверив Кристофера, тут же вернулась к Гавейну и с явной тревогой опустилась на постель рядом. — Роузи?.. Жена поправила волосы, скача взглядом по его лицу, и все-таки выдохнула: — У нас получилось, — и нервно улыбнулась, кусая нижнюю губу. — Получилось что?.. — он же терялся в догадках, будучи все еще частично поглощенным предыдущим разговором. — Я беременна, — она шумно вдохнула носом. — Только что пришли результаты: шестая неделя. Гавейн молчал, во все глаза уставившись на нее. Мысли перемешались, сплелись в какой-то клубок, в снитч, который заметался в голове из стороны в сторону с бешенной скоростью. — Гави, у нас будет ребенок, — ее голос стал едва уловим, улыбка уже пропала с лица, а во взгляде появилась тревога. — Это же точные результаты?.. Они уже несколько лет пытались зачать, но где-то полгода назад Розалинда заявила, что устала от бесполезных попыток. Он замечал, как она ужасно переживала, даже убивалась из-за своего диагноза. Он постоянно ловил ее тоскливые и завистливые взгляды на родителях с детьми, но как ей помочь, не имел ни малейшего представления. Он делал все, что только возможно, но этого не хватало. И сейчас, когда они уже отчаялись — или даже лично она — и бросили эту затею, вдруг получилось. Но что если это ошибка? Или что-то пойдет не так? Что она сделает с собой, если случится… что-нибудь не то? Он с содроганием вспоминал ее попытку суицида, а после подаренной надежды, которая не закончится хорошо, не оправдает себя, было страшно подумать, что с ней будет. — Точные, — она тут же расплылась в улыбке, в которой только мельком проглядывалась все та же тревога, но теперь появилась неподдельная радость. Гавейн осторожно принял полусидячее положение и взял ее ближайшую руку в свои. Но если все получится, то они станут родителями. Он станет отцом, а она — матерью. У них будет ребенок. Сын или дочь. А может, и сын и дочь. Или несколько дочерей или несколько сыновей. И они будут счастливы. Розалинда будет счастлива, а значит, и он. — Иди сюда, — Гавейн потянул ее за руку к себе, и стоило жене счастливо пискнуть и прижаться к нему, как он крепко ее обнял. Настолько крепко, насколько позволяло состояние. — Я так рад, — он шепнул ей на ушко. — Рад, счастлив и люблю тебя, змейка моя. Ты самая невероятная змейка. — Удивительные вкусы у вас, многоуважаемый барсучок, — она хихикнула, вжимаясь в него и гладя руками по бокам. — Увидел вас однажды, миссис Робардс, и решил, что раз уж вы меня обезоружили одним внешним видом, то обязательно нужно попробовать завоевать. Поохотиться, так сказать. — «Поохотиться»? — она слегка отклонилась и посмотрела на него, выгнув левую бровь. — Барсуки же хищники, — Гавейн усмехнулся. — Но да, неправильно выразился. Все-таки фраза «устроить брачные игры» тут более подходящая. Она засмеялась, отведя смущенный взгляд ему в плечо. Он же, полюбовавшись ею, вновь сжал в объятиях и уперся носом в ее шею. Черт возьми, пусть все получится и в этот раз в его жизни. В их жизни. — Ты очень красивая, — прогундел он. — Такая красивая, что иногда хочется укусить, — и с этими словами легонько прикусил ее нежную, шелковую кожу, после сразу поцеловав в то же место. — И вкусная. — Рикки, не увлекайся, — шикнула она. — Я уже увлекся до конца своей жизни, — и опустил одну руку к ее бедру, сжимая и наслаждаясь ощущениями даже через плотную ткань целительской мантии. — Гавейн, — Розалинда с укором посмотрела на него, отстранившись и переместив его руку обратно себе на талию. Стоило ему поднять на нее взгляд, как она тут же наигранно-недовольно замотала головой с улыбкой. — Такая скромница, — он хохотнул, закатив глаза. — Куда же эта скромность улетучивается, когда ты оказы?.. В этот момент в палату вернулся Уинчестер с бумагами в руке, и Робардс мгновенно умолк. Роуз же легонько щелкнула его по плечу, призывая не продолжать, хотя он и не планировал. По крайней мере, пока в палате есть бодрствующие, кроме него. Но Нил, собрав в охапку остатки своих вещей, попрощался и, пожелав скорейшего выздоровления, отправился домой долечиваться. Стоило младшему коллеге исчезнуть за дверью, как Гавейн лишь шепнул: — Люблю тебя, Роузи. Жена мгновенно повернула к нему голову, смущенно улыбаясь. — Вас обоих люблю. Или троих. Или четверых. Или… Розалинда уже захохотала в голос, и Гавейн опять замолк, так и не закончив. Он в очередной раз просто обмер, во все глаза смотря на нее. Время в ожидании выписки тянулось неприлично медленно. Силы потихоньку возвращались, и постельный режим раздражал с каждым новым днем в больнице. Хотелось заняться чем-то полезным, дома это было бы намного легче исполнить, но в Мунго у него совсем небольшой выбор: общение с заглядывающими друзьями, коллегой по несчастью в виде Солта, да с Роуз и целителями. Хотя с последними и общением толком не назвать, скорее, обсуждением его состояния. Еще были книги, с помощью которых удавалось коротать время, но оно все равно ползло, как чертова улитка в мороз. Заскучав в очередной раз, Гавейн закрыл чтиво и посмотрел через койку на Солта. Крис сейчас опять спал после зелий, и он решил пройтись, чтобы хоть немного размяться. А заодно проведать жену, которая дежурила сегодня в клинике. Сунув руки в карманы больничных брюк, Гавейн ленивым шагом двигался по длинному коридору, заполненному людьми. Их было привычное количество для второй половины дня, и Робардс лишь скользил взглядом по лицам. У нужного кабинета очереди не оказалось, а, подергав ручку двери, он обнаружил, что та заперта. Чуть помявшись, пошел также медленно обратно. Хоть он и видел жену пару часов назад, но сейчас до одури хотелось увидеть ее еще раз. Даже на секунду. И это нервировало: Гавейн прекрасно осознавал и видел, что его приплипчивость к Розалинде во время даже простого недомогания ее, порой, раздражала — в моменты, когда ему жгло мозг и тело от нужды увидеть ее, поговорить или коснуться, а она занята — но иногда с этим просто невозможно было совладать. Даже с возбуждением легче бороться, чем с этим, каким-то детским и, одновременно, нелепым желанием. Почти что дойдя до дверей своей палаты, он увидел выскользнувшую жену из кабинета неподалеку, которая, практически не глядя из-за каких-то пергаментов у носа, быстрым шагом направилась ему навстречу. — Миссис Робардс, можно вас? — он поймал ее за талию, останавливая. — Гави, я занята. — Две минуты. Она перевела на него немного напряженный взгляд, но все-таки опустила бумаги. — Что такое? — Мне нужно немного твоего внимания, — он со стыдом посмотрел на нее снизу вверх и, мгновенно сжавшись, отвел глаза на какую-ту неприметную дверь сбоку. — Я соскучился. — У меня скоро конец смены и обязательно зайду к тебе. — Пожалуйста, две минуты сейчас и тогда я спокойно дождусь окончания. Честное аврорское. Со «спокойно» он, конечно, приврал. Спокойно не выйдет, как ни старайся: будет скучающе, тоскливо и бесполезно. Возможно, даже повоет про себя в душé. — Тут что у вас? — он кивнул на дверь. — Склад лекарственный. — Отлично, не хочу смущать тебя своими объятиями у всех на виду, — и Гавейн, толкнув дверь плечом, утянул жену за собой. Стоило двери закрыться за ними, как он, практически потеряв всякий контроль, с силой сжал ее в руках и впился ей в губы. Розалинда протестно загудела через шелест вылетевших пергаментов из ее рук. — Мерлин, Гавейн, что на тебя находит иногда? — она, отстранившись, недовольно посмотрела на него, но в ушах уже било набатом от желания. — Хочу тебя, — кончики пальцев покалывало, не говоря о других ощущениях, немного болезненных, в теле. — Очень. — Гавейн, я на работе, — она тут же строго сузила на него свои темные глаза. — Тут, прямо вот тут, никого нет. — Нам двух минут не хватит. И главное: я на работе, — Розалинда отчеканила последнее. — Сочту это за комплимент, — ему было дико стыдно, но слова сами вылетали раньше, чем он успевал их проконтролировать. И вжав ее уже в стену, вновь впился в эти любимые губы. — Гави, — проговорила она с мольбой через поцелуй. И чуть толкнула его в плечи, разрывая поцелуй. — Роузи, у нас уже неделю ничего не было. Тебе же сейчас можно? Ну, во время беременности. — Ну конечно, я же перед работой теперь всегда отстегиваю свою матку, чтобы не мешалась, пока не рожу, — она закатила глаза. — Ты серьезно решил прямо сейчас сексом заняться? Здесь, сейчас? Прекрасное место, — сыронизировала она. — Но мы же можем пока еще? — Можем, но не здесь и не сейчас, — она уперлась ему в плечи ладонями, видимо, пытаясь контролировать его порывы, раз он сам справляется с этим из рук вон плохо. — Меня уже пациенты ждут. — Да нет никаких пациентов у твоего кабинета, я был там мину… — Вот ты где пропадаешь!.. — дверь распахнулась, едва не задев Гавейна, и они увидели Хэмильтона, речь которого сначала замедлилась и затихла на открывшуюся картину. И он, прочистив горло, вернул своему голосу привычную громкость: — Аврор, я бы попросил вернуть моего целителя в распоряжение больницы. — Да я просто хотел… — Ага, да, — он скривился, перебив. — Ты хотел обсудить ошибки внешней политики Японской империи, пока зажимаешь свою обожаемую супругу в подсобке, — и посмотрел поочередно на Гавейна и Розалинду, щеки которой уже пылали. — Давай-ка я тебя завтра выпишу с глаз подальше, и развлекайтесь вне этих стен, сколько хотите и где хотите. Как раз у целителя Робардс завтра выходной, будет время наворковаться вдоволь. — Да, сэр, простите, — он, опомнившись, убрал руки с ее бедер и пихнул их в карманы, сгорая от стыда уже не только перед Розалиндой, но и перед Хэмильтоном за неподобающее поведение. Тот лишь покачал головой, словно сетуя, каким развратным и бесстыдным уродилось их с Розалиндой поколение, и быстрым шагом удалился. — Думай головой, прошу тебя, — шикнула жена и, шлепнув его по заднице в назидание, вылетела из комнатки. Беременная Розалинда — это страшно. Гавейн все чаще ловил себя на этой мысли на последних двух месяцах, когда жена уже не могла работать и все время проводила дома. Да и дома она практически ничем не могла заниматься из-за постоянной усталости и, главное, общего состояния, которое сопровождалось токсикозом. Запахи — часто раздражали, а иногда из-за них и вовсе рвало. В еде она стала настолько разборчивой, что Гавейн, порой, не успевал слетать в магазин за желаемым изыском и обнаруживал, что за прошедшие полчаса она уже успела категорично передумать. Настроение, порой, скакало с дикой скоростью: минут десять назад она была радостной и восторженно о чем-то рассказывала, а потом момент, и она уже злится на собственные же слова или выводы, даже не его. Позже она извинялась и выглядела пристыженно, хотя он старался никак не реагировать и, уж тем более, не обвинять ни в чем. Но это, конечно, было не ежечасно и даже не ежедневно. Он уже давно заметил, что темперамент Розалинды по-испански вспыльчив и горяч — и это по-настоящему нравилось, его не напрягало вообще — но сейчас выходило за обычные рамки. — Все, иди уже, — отмахнулась Энни, которая стояла рядом у входной двери и ждала, пока Гавейн все же решится уйти. — Скоро Мари с Оуи придут, все будет хорошо. Отдохни нормально. — Слушай, я не… — Гави, иди. Пожалуйста, иди. Мы разберемся с ней. Из спальни донесся хохот Розалинды, а после и Кэйтлин, жены Мёрдока, и Гавейн посмотрел на подругу. — Вы точно не против? — Я тебе уже тысячу раз сказала, что нет. Девочки отдельно, мальчики — отдельно. — Котлеты отдельно, мухи — тоже, — он усмехнулся, доставая сигарету из пачки. — И кого ты сейчас назвал котлетами, а кого мухами? — Шторм в дружеском недовольстве изогнула бровь. — Ну, раз ты не жужжишь, то тогда ответ очевиден, — он улыбнулся в надежде, что такой вариант верный, и пихнул сигарету в зубы. — Я тебе сейчас пинка дам, муха барсучья, — и она с усмешкой подтолкнула его на выход. — Для скорости. — Ладно-ладно, ухожу. Не дерись только, — он, открыв дверь, поднял ладони и попятился из дома. Мальчики, как выразилась Энни, сегодня собирались в «Аркануме», который уже несколько веков был местом силы всех работников Министерства после рабочих часов, в том числе и Аврората, и который пару лет назад стал и их излюбленным местом, чтобы пропустить лишнюю пинту и поговорить за жизнь. — Как думаете, — начал Джерри, глянув на наручные часы, — если «Арканум» перенесут в подвал к Бобби, он все также будет опаздывать на несколько часов или все-таки сможет явиться вовремя? — Тогда он будет приходить, когда мы уже давно разойдемся по домам, — выдохнул Ал. — Он всегда, что ли? Даже на службу? — удивился Корво, который давно влился в их аврорскую компанию. Особенно после долгожданной женитьбы на Энни. — За опоздание на работу я ему в задницу палочку засуну, — пьяно-недовольно прохрипел в стакан с виски Руфус. — Засунь ему туда тогда что-нибудь побольше. А то забодал уже за столько лет, — Аластор привычно закатил глаза. — Поздно уже. Его твой отец хочет в Эдинбург перевести. На фоне-то недавней катастрофы. За столиком мгновенно образовалась гнетущая и скорбная тишина. Смерти среди состава Аврората стали давяще-привычными, но ужас позапрошлого месяца прям-таки тряхнул всех. Все Министерство стояло на ушах, газеты — вопили, как банши, своими заголовками о безумной гражданской войне, с которой правительство ничего не делало и даже игнорировало. Среди людей до сих пор то и дело вспыхивала паника, стоило очередной новости о смертях, даже одной, от руки Пожирателей мелькнуть в новостях. В ту ночь вызвали подмогу со всего Аврората, из всех филлиалов: подняли и Гавейна с Руфусом, сорвали с дежурства Джерома, а Аластору и Роберту даже отменили отпуск. Двадцать один труп: пятнадцать отнятых жизней шотландских авроров и еще шесть среди гражданских. И еще больше десятка убитых Пожирателей и их приспешников. Остальная часть была либо повязана, либо все-таки скрылась. Такую бойню будут еще долго вспоминать и даже, возможно, проходить на уроках истории в Хогвартсе. Если не в Хогвартсе, то на курсах — уж точно, даже к провидцам не ходи. На поле боя тогда царил хаос. Было невероятное количество нарушений всех правил работы управления: полное несоблюдение субординации, плохая и оттого неверная поступающая информация и игнорирование приказов для отступления, перегруппировки и последующей атаки. Головы полетели буквально и метафорически: Министра, Юджину Дженкинс, все-таки сместили, глава эдинбургского Аврората был уволен вместе с последним оставшимся в живых старшим аврором, который не справился с руководством во время боя, а Гор — подал в отставку. Хотя, вполне вероятно, ему сделали предложение, от которого он не мог отказаться. На место Гора поставили Муди-старшего, который в итоге руководил остатком боя и который каким-то чудом смог сделать то, что не смогли сделать погибший шотландский заместитель и последующие его старшие коллеги: не допустить бόльших смертей, скоординировать эвакуацию всех раненных с поля боя и арест обезумевших Пожирателей. Не всех, но больше половины выживших благодаря этим действиям. МакБрайта Уинстон сделал своим заместителем, и, что удивило буквально весь Аврорат, с этим не захотел мириться Хини. Моргана, у них и так людей нет, а Филип решил заниматься таким дерьмом, как ставить перед выбором все управление: либо он заместитель главного Аврората, либо возитесь сами? Но Уинстон не был бы Муди, если бы согласился на такой ультиматум. Хини был уволен одним днем без каких-либо почестей и полагающихся бонусов за выслугу лет. Не было никаких прощальных вечеров, ему никто ничего не сказал, даже руку не пожал. Руфус, который ранее всегда отзывался о нем в самом положительном ключе, и тот притворился «деревом», когда бывший начальник последний раз появился в общем зале. Филип Хини молча и позорно ушел, а Руфус занял его место в охране и, заодно, стал официально курировать стажерскую подготовку. Второй удивительный момент на фоне этого безумства: Джерома повысили до старшего аврора и поставили во главу ОБР. Гавейн с Джерри успели вдвоем пропустить один стакан по этому поводу, но на тот момент это все отдавалось в душе и на языке чем-то мерзким: люди гибнут вокруг, и это причина для повышения? Праздновать не хотелось совершенно, но обмыть «звездочки» — они обмыли. И сегодня был первый вечер с той ночи, когда все друзья смогли собраться. Все, если Бобби все-таки соблаговолит дойти. — Может, он никак не может расстаться с Марти? — предположил Гавейн причину очередной задержки друга. — Да он с удовольствием сбежит подальше от хнычущего ребенка, — Руфус усмехнулся, покачав головой. — Он либо проспал, либо где-то брюхо набивает, либо им самим кто-то набил брюхо. Гавейну же этого было не понять: дети — это прекрасно. Ну, пусть плачут, но это же дети. Особенно, когда это твой родной сын. Он бы, наверное, предложил собраться дома в таком случае. Девушек отправить куда-нибудь развлекаться, пусть Роуз отдохнет с подругами, а он сам остался бы с ребенком. Как минимум, Джером хоть что-то понимал в маленьких детях, не совсем слепыми котятами были бы с оставленным ребенком. — Как его вообще в Аврорат взяли с этими вечными опозданиями? Мы который раз уже собираемся, и он всегда опаздывает, если Кейт не идет, — поинтересовался Корвин после глотка пива. — Чистокровных отрывают с руками к нам, — меланхолично заметил Гавейн. — Какой бы у них ни был уровень боевых и защитных чар. И качества. — Вообще-то, у Бобби были почти все экзамены сданы на «П», — тут же парировал Руфус. — Ага, за сколько из них он на лапу дал? — Джером скептически хмыкнул и глотнул пива. — Ни за сколько, — фыркнул тот. — Серьезно, ты его в бою ни разу не видел? — Ну, для справки: на Магическом Праве он едва прошел по минимальному баллу, — и Аластор почему-то засмеялся. — Возможно, его даже пожалел наш «любимый» очкарик. — Ты издеваешься? Когда это Гилл кого-то вообще жалел? — Руфус вновь фыркнул. — Он в каждого вцеплялся мертвой хваткой, пока все на зубок не выучишь. Да и в любом случае, Право — это теория. — Ага, скажи еще, что в вашем отделе она даже и не нужна особо, — Гавейн устало вздохнул, еще сильнее растекаясь по стулу и вытягивая ноги под стол. Пить даже особо не хотелось: за прошедшие полтора часа он всего раза два притронулся к своему стакану. — Видимо, поэтому Бобби к Филу и отправили, — Джером тут же пьяно заржал в голос. — Да хорош вам! — уже откровенно возмутился Руфус. — Он что, такой дерьмовый аврор? Еще и за спиной его обсуждаете. — Ой-ой, посмотрите-ка, защитник нашелся, — зацокал языком Джерри, не унимаясь. — Вот не был бы он таким любителем поотлынивать, мы бы молчали. Так-то я соглашусь, что аврор он сносный. — Кто это у тебя сносный, а, старший аврор? — за спинами Робардса и Кесслера прозвучал голос наконец явившегося друга, и они вдвоем повернули головы. Тот, вероятно, услышал весь ответ, но никак внешне не обиделся. Да и вообще, Мёрдок и обиды — это что-то из разряда фантастики, слава Мерлину. — Ты, на удивление, — мгновенно ответил Джером, отодвигая стул ближе к Гавейну и получая дружеский шлепок по плечу от Роберта. — Сколько тебя можно ждать вообще? — А ты спешишь куда-то? — Мёрдок плюхнулся на стул между ним и Муди, тут же шумно отхлебывая какую-ту алкогольную мешанину земельного цвета из своего стакана. Видимо, ром с колой. — Вы че пожрать-то не заказали до сих пор? — Моргана, Бобби!.. — Руфус всплеснул руками и прикрыл глаза ладонью. — Я больше не буду за твою тупую и прожорливую задницу вступаться. Аластор с Корво тут же загоготали, а Гавейн только переглянулся с Джерри, посмеиваясь. Она невероятно, просто нереально крохотная. Гавейн в застывшем восторге и счастье сейчас глядел на собственную дочь. Рассматривал, любовался, боялся вдохнуть. Ему казалось, что вдохни он или как-то двинься, то ненароком что-то сломает ей. Она такая крохотная, такая хрупкая. Гавейн медленно перевел взгляд на Розалинду, что сейчас, завернувшись в одеяло на больничной постели, смотрела на них с уставшей, измотанной улыбкой. — Ты решила, как мы ее назовем? — шепотом спросил он, боясь разбудить дочь. — Я? Мы, вообще-то, оба родители. — Не я несколько часов, почти пол дня кричал от боли. Не говоря уж о предыдущих месяцах. Так что последнее слово за тобой, — он улыбнулся, в душе до сих пор испытывая стыд, что он никак не мог забрать хотя бы часть ее боли и мук. Бесполезно сидел рядом, пытаясь как-то поддержать и выдерживая собственную боль от того, с какой дикой силой жена то и дело стискивала его руку своей. И повторял как мантру указания целительницы, как Розалинде нужно действовать. Жена прикрыла глаза и, поерзав, вздохнула. После нескольких секунд вновь посмотрела на них с новорожденной дочерью. — Тогда я бы остановилась на своем варианте, — прошептала она. — Катрина, значит. Катрина Робардс, — Гавейн вновь посмотрел на дочь. — добро пожаловать в семью. Розалинда тут же тихо засмеялась. — Я не помню маму практически, — в очередной раз признался он. Даже не особо понял, почему решил сейчас озвучить. — Как минимум, благодаря ей родился ты. Мне кажется, это уже веская причина, но не единственная, — Розалинда расплылась в широкой улыбке, полной нежности и любви. — А какая еще? — Ты сам говорил, что твой папа ее любил. Что они любили друг друга. Он кивнул под аккомпанемент растекшейся грусти под кожей и в горле. Отец встретил маму за месяц перед войной, а после они целый год просто переписывались, пока ему не дали небольшой отпуск домой. И он буквально сразу, в тот же день, как они встретились второй раз в жизни, сделал предложение. По факту, они практически не успели насладиться совместной и мирной жизнью: мама умерла, когда Гавейну было три года, всего чуть больше года спустя окончания Второй Мировой. Когда он представлял, если бы такая ситуация произошла у них с Роуз, ему хотелось не то что выть, а удавиться от скорби, боли и отчаянья. Которые, должно быть, захлестнули отца после смерти жены. Но нет, у них уже шел шестой год брака и восьмой — совместной жизни. Счастливой семейной жизни: пусть они и не были женаты все это время, но он с момента возвращения ее в свою жизнь считал ее свой семьей. Главное, теперь сохранить эту семью, сохранить их любовь и сохранить жизнь Розалинды. Он вновь посмотрел на дочь. И Катрины, да. Теперь у него целых две женщины, пусть одна из них еще даже полдня не успела пожить на этом свете. И ради них, ради любой из них обеих он был готов без раздумий использовать любое Непростительное, которые парой месяцев назад разрешили пользоваться аврорам. «Он чуть младше войны», — как-то в детстве услышал он ответ отца на вопрос о том, сколько маленькому Гавейну лет. Кажется, это было на похоронах мамы. Раньше он не понимал горечь, что прослеживались в голосе отца и во взгляде его знакомого, но сейчас — мрачно, больно и настолько четко, что становилось страшно. У когда-то ребенка войны появился свой собственный ребенок. И тоже в военное время. Дети войны детей войны — это ужасно. Но хотелось верить, что Катрина разорвет этот порочный круг, а уж он приложит к этому все свои силы. Если доживет до внуков или хотя бы ее семнадцатилетия. Или до первого года в Хогвартсе. Или увидит ее первые шаги и услышит первые слова. — Хочешь подержать маленькую мисс Робардс? — спросил Гавейн, насильно выдернув себя из тяготивших раздумий. Жена тут же кивнула, опуская одеяло и принимая полусидячее положение, и Гавейн, чуть ли не паникуя от страха, сделал несколько мелких шажочков к ней с ребенком на руках. — Рикки, не забывай дышать, я тебя умоляю, — Розалинда тихо засмеялась, принимая Катрину на руки. — Ты теперь не только мне нужен, вообще-то. — Я стараюсь, честно, — он со смущением облизнул губы и, сев рядом, потупил взгляд на дочь, укутанную в детское одеяльце. — До сих пор не могу поверить, что… Что это реально, — и нервно улыбнулся. — Как и я, — она украдкой посмотрела на него. — Ты правда хочешь Ала сделать крестным? — Думаешь, это плохой вариант? — он удивился. — Нет, конечно. Я просто ожидала, что это будет Джерри. — Я уже крестный Оуэна, — Гавейн усмехнулся. — А у Ала… никого нет. Хочу отблагодарить и таким образом за все. За дружбу, за помощь. За все, в общем. Надеюсь, он не откажется. — Я думаю, он согласится, — Розалинда вновь улыбнулась. — Практически на сто процентов уверена, cariño. — Какого черта ты руководил?! — Ридус воспылал, стоило ему появиться в дверях палаты Мунго. — Где Джером?! Гавейн мгновенно оторвал взгляд от раненного в правый бок Стива, еще буквально месяц назад ходившего в стажерах. Еще двое пострадавших коллег уже спали под чарами. — Ему прислала срочные чары Мари. Несколько штук подряд. Ему пришлось оставить на меня команду. — Когда у вас вызов на арест Пожирателей?! — темные глаза начальника с ненавистью и возмущением впивались в него. — А кому еще передать? Лиам в отпуске, и, пока бы он добрался, они бы уже улизнули. — Меня, блядь, вызвать нужно было! Кого-то из старших из другого отдела, а не тебе без опыта руководства идти в бой. Тебе что, примеров недостаточно, к чему это может привести?! Гавейн постарался выдохнуть как можно беззвучнее: такой МакБрайт ему был привычнее, хоть уже и успелось позабыть старые времена. Ридус фыркнул заметно громко: — За мной, у меня нет сейчас желания искать домашний адрес Кесслера, сопроводишь к нему. Робардс окинул тяжелым взглядом палату и, отправив предупреждение об их визите Джерому, вышел вслед за МакБрайтом. Стоило им возникнуть на краю территории дома Джерри, как по спине вверх взметнулись холодные и колкие мурашки. Прямо у входной двери сидел Корво, привалившись к стене спиной, а его безжизненный взгляд был устремлен куда-то вниз. Весь его светлый свитер пропитался кровью, а волосы, плечи и ноги уже припорошил снег, тоже частично побагровев. Над его головой на стене чернела метка Пожирателей, кажется, с примесью крови. Ридус мгновенно сорвался с места. Гавейн заторможенно последовал за ним после того, как отошел от секундного ступора. Начальник скрипнул практически сразу, стоило ему приложить два пальца к сонной артерии Шторма: — Нет пульса. И холодный, как… Мертв, — и посмотрел на Гавейна. — Знаешь его? — Это муж Энни. Сестры Джерома, — прохрипел он, скача взглядом с Корво на метку, в которой теперь слишком отчетливо видел следы крови, и заметил через нарастающую внутри дрожь: — Сэр, никаких звуков. — Звуков? — Тут безжизненно тихо. Но Джерри же должен быть тут. Ридус повел палочкой: — Тут только трое людей. Живых, — сухо констатировал он. — И двое из них — это мы с тобой. Пойдем, — и качнул головой на входную дверь. Едва появившись в доме, они услышали тихие всхлипы откуда-то из глубин. Все убранство гостиной и кухни было похоже на эпицентр урагана. «Или бойни», — скользнуло в мыслях, когда Гавейну на глаза попался длинный и широкий кровавый след на полу, словно кого-то сильно раненного волокли. Он осторожно обошел его, стараясь не думать, чья именно это кровь. — Джером?.. — окликнул того Ридус. Но в ответ только новые тихие всхлипы, которые однако были остро слышны в мертвецкой тишине. Гавейн указал палочкой в сторону спальни Оуэна, и они с МакБрайтом медленно подошли к ней. Заглянув внутрь, увидели Джерома, который руками прижимал к себе Оуэна и в тихой истерике, сквозь слезы, что текли ручьями по его лицу, смотрел на лежащую у кровати сына Мари. Ее палочка валялась поодаль, а руки и лицо были все в алых смазанных отпечатках. Ее светлые волосы утопали в густой крови на полу, частично пропитавшись, и Гавейн непроизвольно дернулся, когда вопль встретился с невидимой преградой в горле. Джером сидел, покачиваясь в исступлении, на коленях в большой луже, весь вымазанный в темной крови и стоило ему чуть ослабить объятия, как сын стал выскальзывать из них. Взгляд Гавейна намертво застыл на серо-синих губах крестника. — Джером? — Гавейн не узнал голос МакБрайта, хотя говорил именно он. Тот очень медленно прошел к Кесслеру, присаживаясь рядом на одно колено, и посмотрел сначала на Марибет, а потом на Джерома с Оуэном. — Они м-мертвы. Я не успел-л, — дрожащим голосом ответил Джерри. Глубоко вдохнул через хрипы из горла и бульканье носом: — Я не успел, они… они… уже б-были мертвы… Все мертвы…