Любовь, магия и сумеречные талисманы

Много лет назад Джеймс кашлянул в кулак и, обнаружив на ладони кровь, удивлённо вскинул взор на противника. Тот застыл в боевой стойке напротив: уверенный, с горделивой осанкой, в чёрном сюртуке с пышными манжетами. Крупное рубиновое ожерелье, клинок с изящными линиями искусной гравировки и драгоценными камнями на гарде выдавали его высокое происхождение. Джеймс привык к тому, что его друг зачастую выглядит как напыщенный индюк, но сейчас в его холодном прищуре глаз и надменно вздёрнутом подбородке он разглядел недоброе. Он отшатнулся и почувствовал, как зрение теряет остроту, а ноги становятся ватными. Нужно было что-то предпринимать, и Джеймс атаковал молнией, слабо и неловко, почти промазав. Щиток противника поглотил ослепительную вспышку, даже не дрогнув, а Джеймс тревожно опустил взгляд на свои руки. Его всего потряхивало. Симптомы были прескверные, как и его подозрения. Он не пропустил ни одного удара, чтобы получить такие внутренние повреждения, а значит, дело в другом. — Ты меня отравил? Как ты мог?! — Его голос прозвучал тускло и надломленно, а хотелось убеждённо, надрывно, громко, чтобы даже сквозь магический барьер, ограждающий поле арены и заглушающий звуки, все зрители услышали его. Чтобы они знали, что тут происходит на самом деле, но мерзавец рассчитал дозировку верно. Яд какое-то время находился в организме и, скорее всего, был активирован заклинанием уже в процессе боя. Джеймс не мог понять одного: когда произошёл момент отравления. Вероятно, не сегодня — с самого утра он ничего не ел. Это правило он соблюдал всегда. Полный желудок ухудшал концентрацию и ослаблял боевые магические способности, снижал точность и скорость движений, а на турнирах Джеймс старался выкладываться на все сто. Однако теперь это было уже не важно. — Ты сам виноват, я тебе говорил, чтобы ты не совался в мои дела, — безразлично произнёс отравитель и посмотрел на трибуны. Толпа, не понимающая, в чём заминка, гудела. Люди выкрикивали имена сражающихся, подбадривая и желая продолжения схватки. Всем хотелось увидеть какой-нибудь замысловатый финт или фееричную магическую атаку, и они не могли и подумать, что прямо у них на глазах, на этом утоптанном и запёкшемся от магических вспышек песке, происходит убийство. С виду всё выглядело честно: обычный поединок между двумя известными магами высшего уровня. Один произвёл серию успешных ударов, ослабил противника, а тот, очевидно, получив травму, упрямо стоит на ногах и держит магический щиток, не признавая поражения. — Мы же друзья?! — из последних сил взмолился Джеймс и, поддавшись охватившей его непреодолимой слабости, выронил меч и рухнул на колени. Перед глазами стремительно темнело. — Были, — сухо отрезал отравитель. Понимая, что взывать к милосердию тщетно, Джеймс горько усмехнулся. Ещё пару недель назад он не мог себе представить, что случится такое: ему придётся использовать самую смертоносную магию против лучшего друга, с которым они с детства шли по жизни бок о бок, учились, работали, поддерживали друг друга. Но сейчас у него не было иного выбора, кроме как вложить всю силу в один удар, уничтожить щиток предателя и убить, совершить преступление, но спастись от верной смерти, выжить любой ценой, ведь у него есть ради кого бороться. Он не может оставить их одних, бросить, умерев так глупо и бессмысленно. «Брат, Лаура, я не сдамся!» — поклялся себе Джеймс и уже вслух проговорил: — Нужно было сдать тебя, как только я заподозрил неладное. — А затем, превозмогая слабость, вскинул вперёд руку. В это же мгновение из его ладони взметнулось сизое облако и молниеносно устремилось на отравителя, но в последний момент тот уклонился в сторону. Холодная и равнодушная ко всему живому инь не встретила преграды и бесшумно утонула в песке, превратив его в ничто́, образовав крупную яму. Трибуны ахнули. Раздались гневные возгласы. — Он его хотел убить! — Он что, с ума сошёл?! — Он использовал инь! — Позор! — Его нужно остановить! Джеймс слышал голоса толпы гулко и как-то замедленно, словно это были и не голоса вовсе, а отзвуки эха. Мысли текли вяло — последний удар отнял почти все силы, — однако, всё же осознав, что промахнулся, он в ужасе дёрнулся от несущегося на него силуэта с полыхающим мечом, скользящего за спину, а потом почувствовал резкую боль между лопаток. Он опустил взгляд — из груди торчало окровавленное остриё клинка, на зелёной ткани парадного кителя расцветало бурое пятно. Секундой позже остриё исчезло, вновь причиняя невероятную боль, но он не смог даже закричать, стон застрял в горле и выплеснулся мокрым булькающим звуком. Тускнеющий и затихающий мир завалился на бок: уголок серого неба, высокие, размазанные яркими пятнами и будто вставшие на дыбы трибуны, под щекой белое и шершавое, а затем всё исчезло, и прямо перед взором возникло полное глубокой скорби лицо лучшего друга. «Прости, Джеймс», — выжгло в сознании. «Лицемерный ублюдок», — в ответ подумал он, и его глаза закрылись навечно.