Плен без надежды

Девушка сидела на поверхности, едва напоминавшей кровать. Жёсткий матрас покрывали сероватые простыни, которые едва скрывали его изношенность. Однако, несмотря на скудность обстановки, ей было относительно тепло. Как и обещал Сукуна, он принёс ей новую одежду. На ней была серая толстовка с мягким начёсом изнутри, заметно великая для её хрупкой фигуры — широкие рукава свисали почти до кончиков пальцев, а нижний край едва не доходил до середины бёдер. Чёрные леггинсы с плотным меховым подкладом облегали её ноги, приятно согревая, а шерстяные носки, тёплые и немного грубоватые, придавали хоть какое-то чувство уюта. Она сразу поняла, что одежда новая: этикетки всё ещё болтались на швах, их попросту забыли снять. Прошло немало времени с тех пор, как она оказалась здесь. Рутиной стали два скудных приёма пищи в день. Еду приносили в металлических мисках, внешне неаппетитную, но достаточно сносную, чтобы не оставаться голодной. Каждый её день проходил в монотонной тишине, нарушаемой только короткими шагами за дверью или скрипом замка. Единственной возможностью покинуть эту комнату были походы в душ. Девушку сопровождал Ураумэ — один из подчинённых Сукуны. Первое время её охватывали страх и смущение: она была вынуждена раздеваться и мыться в его присутствии. Его взгляд, бесстрастный и холодный, казалось, проникал в самую глубину её души. Но со временем она поняла, что ему совершенно безразлично, как она выглядит или что делает. Он стоял неподвижно, словно статуя, лишь изредка бросая на неё короткий, отстранённый взгляд. Осознание этого облегчило её страх, и она постепенно привыкла к его молчаливому сопровождению. Возвращаясь обратно, она часто задумывалась, сколько ещё дней пройдёт в таком забвении. Скупа на эмоции, эта обыденность затягивала её в бесконечный круг, словно пыталась заставить смириться. Наоми не видела ни Гето, ни Годжо с того самого дня, который навсегда врезался в её память. Она и не хотела. Шпильку, укравшую у Гето, она прятала под рукавом, всегда держа при себе. Камера была пуста, поэтому прятать её особо было негде. После того, как Сукуна кончил в неё, она начала принимать противозачаточные. Это было её единственной защитой, пусть даже иллюзорной. Побочные эффекты не заставили себя ждать: постоянная тяжесть в голове, слабость и общее ухудшение её состояния. Казалось, что каждый новый день становился ещё тяжелее, чем предыдущий. Но она знала: выбора у неё не было. Сукуна заходил часто, и каждый раз его визиты приносили только новые издевательства. Он любил унижать её. Иногда он ограничивался грубыми домогательствами, иногда касался её, как будто проверяя, насколько далеко она готова сопротивляться. Доходило и до того, что он колечил её за непослушание, оставляя синяки и ссадины на хрупком теле. Наоми давно поняла: сопротивление только усугубляет ситуацию, но смириться с этим оказалось выше её сил. Терпение давалось ей с трудом, потому каждый раз её тело поддавалось новым избиениям, истощаясь и ломаясь под натиском тяжелых рук мужчины. Боль становилась постоянным спутником, а мысли о том, что её внутренности уже почти не различимы, мучительно преследовали её. Другие мужчины тоже заходили. Они не могли войти в её камеру, но даже их голоса за дверью вызывали у неё омерзение. Каждый раз она слышала их гнусные, отвратительные комментарии. — Вот бы всунуть ей, милашка ведь, — прозвучал однажды голос одного из них, в котором сквозило животное вожделение. — Сукуна ей в прошлый раз так всунул, что, небось, ещё долго сидеть не могла, — раздавался смех другого, грязный и низкий, будто ножом полоснувший её по ушам. Наоми закрывала глаза, сжимала кулаки так, что ногти впивались в ладони. Она ничего не могла сделать, ничего. Все её силы уходили на то, чтобы не сломаться. Она знала, что эти люди — не её главная угроза. Они были лишь тенью того страха, который внушал ей Сукуна. Однажды, словно разрушая однообразие её удушающей рутины, дверь камеры снова открылась, и на пороге появился Сукуна. Его фигура заслонила тусклый свет из коридора, а голос, резкий и непривычно серьёзный, разорвал гнетущую тишину: — Вставай малая, мы уходим. В его интонациях не было насмешки, привычной для него издёвки, только твёрдость и недвусмысленный приказ. Наоми, сидевшая на том самом импровизированном ложементе, едва взглянула на него. Её лицо оставалось неподвижным, будто в нём не осталось ни капли эмоций. Лишь один уголок губ дёрнулся, когда она ответила холодным, почти равнодушным тоном: — Я никуда не пойду. Если хотите убить — делайте это здесь. – В этих словах не было страха, только обречённость, смешанная с леденящей безнадёжностью. Она говорила так, будто готовилась к смерти давно и теперь просто приняла неизбежное. Сукуна нахмурился. Её спокойствие, отсутствие хоть какого-то страха, раздражало его. Он привык видеть перед собой тех, кто умоляет о пощаде, кого ломает одно его присутствие. А она? Она просто сидела, словно уже всё решила. Наоми понимала, что её шансы на спасение ничтожны. Если её не убьют здесь, то могут передать Камо — об этом уже заходила речь между мужчинами за дверью. Или же её ждёт ещё больше унижений, насилия, и, в конечном итоге, смерть. У неё не было ни одного повода верить в то, что судьба готовит для неё что-то иное. — Не глупи, если не хочешь, чтобы я снова сделал это, — произнёс Сукуна, глухо и настойчиво. Его голос не поднимался, но в нём звучала уже привычная угроза. Пока он говорил, его руки заняты были замком на решётке. Щелчок, за ним второй — дверь камеры медленно открылась, пропуская слабый свет коридора. — Выходи, — его слова прозвучали коротко и твёрдо. Наоми сидела неподвижно, словно не слышала его, но спустя мгновение её плечи поникли. Она тяжело выдохнула, как человек, который принял неизбежное. Встав медленно, будто каждое движение давалось ей с трудом, девушка сделала шаг к выходу. Её ноги глухо стучали по холодному полу, пока она направлялась к решётке. Сопротивление? Это было бессмысленно. Она знала: если не подчинится, он вытянет её силой, и тогда последствия будут куда хуже. Её тело и так ещё не оправилось от прошлого «урока». Она прошла мимо него, стараясь не задерживать взгляд на его лице, но, почти ненароком, задела его локтем в бок. Её движение было слишком мягким, чтобы казаться намеренным, но Сукуна уловил скрытый протест в этом жесте. Он лишь усмехнулся, словно потешаясь над её слабой попыткой показать характер. — Неугомонная, — пробормотал он, а его рука, твёрдая и холодная, обвила её запястье. Его хватка была железной, болезненной, но Наоми не издала ни звука. Она знала, что это только начало. Сукуна развернул её и повёл вперёд, его шаги были широкими и уверенными, её же приходилось почти волочить за собой. Она чувствовала его силу, подавляющую и лишающую права даже на минимальный контроль над ситуацией. Коридор впереди слабо освещался редкими лампами. Наоми не знала, куда он её ведёт, но каждая секунда похода была мучительно долгой. Она держала голову опущенной, чтобы не видеть ни его, ни холодных стен, запомнившихся до мельчайшей трещинки. Её мысли метались между страхом и какой-то странной внутренней апатией. Сопротивляться — бесполезно. Оставалось только идти. Поднимаясь по узкой лестнице, Наоми вновь почувствовала резкий запах табачного дыма, словно он стал частью этого места. Ступеньки скрипели под её ногами, а слабый свет от ламп, закреплённых на потолке, едва освещал путь. Когда она достигла вершины, перед ней открылось знакомое заведение. Внутри было шумно, словно никто из присутствующих и не замечал, что где-то в подвале держат пленницу. За столами сидели несколько мужчин, одетых небрежно, с сигаретами в руках и бутылками дешёвого пива перед ними. Они бросили короткие взгляды на Наоми, когда она вышла из подвального помещения, но, заметив за её спиной Сукуну, быстро вернулись к своим делам. Его присутствие действовало на них как молчаливое предупреждение — никто не осмеливался встревать или задавать лишние вопросы. Заведение, казалось, жило своей привычной жизнью, наполненной шумными разговорами, громким смехом и глухим стуком посуды. Наоми оглянулась по сторонам, но взгляд цеплялся лишь за обшарпанные стены и мутные окна. Этот мир был для неё чужим и враждебным. Когда они вышли на улицу, воздух показался ей свежим, хотя всё равно нес лёгкий запах дыма и сырости. Наоми осмотрелась и сразу заметила чёрную BMW с тонированными стёклами, припаркованную рядом. Она резко контрастировала с окружающей обстановкой: покосившимися стенами забегаловки, старым деревом, отслоившейся краской и разбитыми окнами. Забегаловка выглядела так, будто её забыли где-то на задворках времени, а машина была воплощением современности, единственным намёком на власть и деньги. Наоми почувствовала неприятное предчувствие, но подчинилась, не говоря ни слова. Она подошла к машине, открыла пассажирскую дверь и села внутрь. Салон оказался ещё одной неожиданностью: идеальная чистота, кожаные сиденья, холодный блеск приборной панели. Наоми пристегнула ремень, стараясь держать лицо бесстрастным. Её взгляд метнулся к боковому стеклу: за тонировкой не было видно, куда они отправятся. Она чувствовала, как напряжение вновь сковывает её тело, но оставалась внешне спокойной. Через несколько мгновений водительская дверь открылась, и в салон сел Сукуна. Он не сказал ни слова, лишь завёл двигатель. Низкий рёв мотора прозвучал глухо в этом заброшенном уголке, и машина плавно двинулась с места. Наоми молчала, глядя прямо перед собой. Она видела, как вдали тянулась узкая дорога, окружённая редкими деревьями и покосившимися заборами. Здесь не было ничего, что напоминало бы ей о свободе. Всю дорогу в салоне царила гробовая тишина. Лишь мягкий гул двигателя наполнял пространство, становясь частью напряжённой атмосферы. Наоми сидела, крепко сцепив руки на коленях, а её взгляд был устремлён вперёд, за стекло. Дорога уходила вдаль, петляя между редкими деревьями и серыми силуэтами заброшенных строений. Только теперь, краем глаза, она заметила, что Сукуна был одет совсем иначе, чем обычно. На нём красовался дорогой чёрный смокинг, идеально подогнанный по фигуре. Ткань была безупречной, явно дорогая, переливалась мягким блеском при движении. Лацканы плотно облегали его широкие плечи, подчёркивая мускулистое тело, а лёгкая складка на манжетах намекала на то, что костюм создан был исключительно для него. Наоми машинально задержала взгляд на нём, не сразу осознавая, что делает это. Но Сукуна, как будто почувствовав её внимание, повернул голову и ухмыльнулся. Его глаза искрились скрытым весельем, словно он наслаждался её растерянностью. Она быстро отвела взгляд, чувствуя, как по спине пробежал неприятный холодок. — Тебе ведь интересно, куда мы едем? — его голос неожиданно разорвал тишину. Наоми вздрогнула, но не повернулась к нему. Она медленно подняла глаза, словно чтобы показать, насколько глупым был этот вопрос. Конечно, ей было интересно. Ведь от ответа зависела её судьба. Сукуна хмыкнул, заметив её взгляд, и перевёл внимание на дорогу. Его лицо оставалось расслабленным, а голос приобрёл едва заметную насмешку: — Мы не рассказали твоей семье, что нашли тебя, — сказал он, не глядя на неё. Эти слова будто оживили её. Она инстинктивно сжала руки сильнее, ногти впились в ладони, но Наоми не произнесла ни звука. — Однако изначально мы думали просто отдать тебя им. Наши цели совпадали, а возиться с тобой — лишняя морока, — продолжил он, чуть замедлив речь, словно наслаждаясь её реакцией. — Но потом пришли к выводу, что лучше держать тебя рядом. Наоми бросила на него короткий взгляд, стараясь уловить скрытый смысл в его словах. — Не пойми неправильно, — продолжал он с лёгкой усмешкой. — Мы не хотим портить отношения с твоим великим кланом, но и доверять мы им не можем. Его тон был почти игривым, но каждое слово разъедало её изнутри. Сукуна наслаждался этой игрой, он хотел видеть, как она изо всех сил пытается сохранить самообладание. Наоми молчала, но слушала его внимательно, анализируя каждое слово. Она не хотела возвращаться к своей семье, как и оставаться здесь, в окружении этих людей. Однако в данной ситуации выбора у неё практически не было. Из двух зол приходилось выбирать меньшее, и, если быть честной с собой, она выбрала бы остаться здесь — у Сукуны. Его контроль был подавляющим, но он казался меньшим из ужасов, чем её собственная семья. Машина мчалась вперёд, а за окнами мелькали редкие огоньки. Наоми лишь смотрела на дорогу, погружённая в свои мысли.

***

Подъезжая к массивному особняку, автомобиль медленно миновал кованые ворота, скрытые за высокими, внушающими стенами. Территория была ухоженной — ровно подстриженные газоны, мощёные дорожки, и сад с роскошными кустовыми розами, расцветавшими в нежных пастельных тонах. Дом возвышался перед ними величественно, но без излишней показной роскоши — гармония и вкус читались в каждой детали его архитектуры. Мужчина, припарковав автомобиль, бросил взгляд на свою спутницу. Та нетерпеливо дергала ручку двери, словно надеясь, что та чудесным образом откроется. Он усмехнулся, без слов, словно её наивность была для него привычной. Затем спокойно обошёл машину, открыл дверь со стороны пассажира и, склонившись, протянул ей руку. — Где мы? — спросила девушка, её недоверчивый взгляд пытался проникнуть в его мысли. — Это твое временное пристанище, — спокойно ответил мужчина. Его тон был холодным, но в нём чувствовалась скрытая насмешка. — Пока что останешься здесь. Позже решим, что с тобой делать. Не дав ей времени на возражения, он уверенно потянул её за руку, вынуждая выйти из машины. Не ожидая такой резкости, девушка вскрикнула от боли и внезапности, но сопротивляться не стала, лишь хмуро посмотрела на него исподлобья. В этот момент дверь особняка открылась, и из дома вышел высокий парень. Годжо, не торопясь, направился к ним, бросая короткий взгляд на девушку, которую держали за руку крепкие мужские руки. — Не думал, что ты появишься вот так, без предупреждения, — сказал он, чуть приподняв уголки губ в своей фирменной улыбке. Его взгляд метнулся от мужчины к девушке, задержавшись на ней чуть дольше, чем следовало. — Давно не виделись, Наоми. Особняк за его спиной выглядел уютно и даже приветливо, несмотря на свой внушительный размер. Сад, украшенный нежными кустами роз, наполнял воздух лёгким ароматом, который словно смягчал напряжение между присутствующими. Девушка молча обняла себя руками, словно пытаясь защититься от невидимого холода или взгляда окружающих. Её глаза скользили по территории особняка, изучая каждый уголок, но ничего не задерживалось в её поле зрения надолго — взгляд оставался блуждающим, словно отрешённым. Сатору, стоявший чуть в стороне, нахмурился. Его внимательный взгляд тут же подметил ссадины и кровоподтёки, проступающие на коже девушки. Хотя её фигура была прикрыта свободной толстовкой и чёрными леггинсами, некоторые следы побоев всё же выглядывали из-под ткани, выдавая пережитые страдания. Секунду он медлил, затем холодная маска на его лице чуть дрогнула, и в голубых глазах мелькнуло что-то, напоминающее недовольство. Не сказав ни слова, Годжо сделал приглашающий жест рукой, и все трое вошли внутрь особняка. Интерьер дома был таким же сдержанно-роскошным, как и его внешний вид: мраморный пол, светлые стены, украшенные изысканными картинами, и мягкий свет хрустальной люстры, разливающийся по просторному холлу. Девушку проводили в одну из комнат на втором этаже. Несмотря на кажущуюся невозмутимость, её движения выдавали усталость — она двигалась неуверенно, будто любое усилие давалось ей с трудом. Как только дверь за ней закрылась, тишина наполнила коридор, и напряжение в воздухе стало ощутимее. Войдя в комнату, девушка подмечает: Это место разительно отличалось от того, где она обычно оказывалась в последние дни. Просторная, светлая, с минималистичным интерьером, комната была чистой и уютной. Никакой пыли, грязи или ощущения опасности — всё это казалось слишком хорошим, чтобы быть правдой. Девушка, привыкшая к сырости и тьме подвала, долго не могла осознать, что теперь находится в совершенно ином месте. Казалось, её сознание всё ещё сопротивлялось тому, что бетонные стены с пятнами плесени, давящий запах сырости и угнетающая тишина остались в прошлом. Наоми не верила, что вместо грязного, пропитанного ужасом подземелья перед ней теперь раскрывается светлый и просторный дом. Интерьер поражал своей роскошью, но в то же время не кричал о богатстве — всё здесь было исполнено с тонким вкусом. Шёлковые шторы, струящиеся вдоль высоких окон, мягкий блеск мрамора, уютное тепло деревянных панелей на стенах и свет, заполняющий каждую комнату, будто вычеркивали из её памяти дни, проведённые во мраке. Наоми росла в обеспеченной семье, где богатство никогда не было чем-то необычным. Для неё роскошь была нормой, и она не привыкала придавать значение материальным вещам. Однако после времени, проведённого в ужасном подвале, её восприятие изменилось. Даже простое тепло, мягкость ковра под ногами или запах свежести казались почти волшебными. В сравнении с тем, что она пережила, даже убогие трущобы могли бы показаться раем. А здесь, в этом доме, окружённая красотой и уютом, Наоми испытывала странное чувство нереальности, как будто находилась в чьей-то чужой жизни. Осмотревшись, она заметила гардеробную. Приоткрыв дверь, девушка обнаружила вешалки с аккуратно развешанными мужскими вещами: рубашки, куртки, пара брюк. Она не решилась их трогать. Её взгляд задержался на двери, ведущей в ванную комнату. Она шагнула внутрь. Свет автоматически включился, осветив идеально чистое зеркало и сверкающую плитку. Наоми умылась, наслаждаясь ощущением прохладной воды на коже. Когда она подняла взгляд на своё отражение, её настроение резко испортилось. Спутанные волосы, порванная одежда, грязные пятна и тонкие линии царапин, пересекавших лицо. На щеке красовалась свежая рана "Он хорошо позаботился обо мне," — мелькнуло в голове. Её пальцы осторожно коснулись пореза, и она вздрогнула от лёгкой боли. Заприметив душ в углу ванной комнаты, Наоми тяжело вздохнула. В последнее время душ ей приходилось принимать крайне редко. Она медленно провела взглядом по душевой кабине, и не теряя времени, принялась избавляться от грязной, пропитанной потом и пылью одежды. Каждое движение давалось с трудом – кожа ныла от синяков и царапин, а боль от старых ран отзывалась резким покалыванием. Сняв последнюю вещь, Наоми почувствовала странную смесь облегчения и уязвимости, как будто вместе с одеждой сбросила часть накопившегося за эти дни страха. Открыв кран, она подставила ладонь под струю воды, проверяя температуру. Тёплая вода обожгла кожу, но это было приятное ощущение – словно первое напоминание о том, что она всё ещё жива. Наоми шагнула под душ. Вода стекала по её телу, смывая слои грязи, оставляя на мокром полу небольшие разводы. Она зажмурилась, позволяя каплям скатываться по лицу. Это был редкий момент, когда она могла расслабиться и позволить себе слабость. Скользя пальцами по волосам, она медленно массировала кожу головы, чувствуя, как уходит накопившееся напряжение. Время будто остановилось; шум воды заполнил собой всё пространство, заглушая любые посторонние звуки. Ей казалось, что под этим потоком можно смыть не только грязь, но и хотя бы часть боли, что она носила внутри. Закончив, Наоми потянулась к тонкому полотенцу, висевшему на крючке. На ощупь ткань напоминала шелковистую роскошь. Под пальцами ощущалась бархатистая тяжесть, которая говорила о высшем качестве материала. Она завернулась в него, чувствуя, как по телу медленно распространяется приятное тепло. Обмотав влажные волосы полотенцем, девушка переступила порог гардеробной, куда едва проникал свет из ванной. Воздух здесь был свежим, но с едва уловимым запахом мужского парфюма — пряного, с нотками древесины. Она скользнула взглядом по ровным рядам одежды, и сразу было понятно, что гардероб принадлежал мужчине. Чужие вещи. Чужой порядок. Её тонкие пальцы скользнули по полкам, где аккуратно сложены футболки. Наоми ощутила лёгкую прохладу от ткани, приятную на ощупь. Она задумалась. Ситуация была далеко не комфортной: Своих вещей у нее нет, а других альтернатив не было. Вздохнув, она сделала шаг ближе к вешалкам. Слева висели рубашки — слишком строгие. Справа брюки и пиджаки — совершенно неподходящее решение для её текущего положения. Её взгляд остановился на нескольких парах свободных штанов и простых футболок. Они выглядели ненавязчиво, почти нейтрально. "Наверное, не самые важные вещи," — подумала Наоми, стараясь оправдать себя. В её положении любая деталь могла казаться кощунственной, но сейчас это был вопрос элементарного удобства. Она потянулась к тёмно-серым штанам, которые казались ей наиболее подходящими — мягкими, свободными, слегка потёртыми от времени. Затем выбрала белую футболку, чуть больше её размера. Ткань пахла стиральным порошком с лёгким оттенком свежести, словно эти вещи ждали своего владельца, но не успели стать по-настоящему нужными. Бросив взгляд в зеркало, Наоми задержалась. Штаны висели на её худых бёдрах чуть свободнее, чем она ожидала, а футболка укрывала тонкие плечи девушки. Вернувшись в комнату, Наоми замерла на пороге, позволив взгляду пробежать по полутёмному пространству. У стены стояла скромная полка с книгами. Медленно подойдя ближе, она провела пальцами по корешкам. Пыльный запах бумаги и времени обволакивал её, пока она изучала названия. Её взгляд задержался на потёртой, староватой книге. Она осторожно вытащила её, слегка расцарапав края. На кровати Наоми устроилась с книгой, поджав под себя ноги. Холод проступал даже через толстый плед, но она почти не замечала этого. Страницы шелестели в её руках, унося мысли далеко за пределы. Иногда её взгляд отрывался от книги, блуждая по окну, за которым едва пробивался тусклый серый свет. Каждая попытка отвлечься заканчивалась тем, что она снова и снова возвращалась к чтиву. Часы текли незаметно. Наоми не знала, сколько времени прошло, пока усталость не напомнила о себе: глаза начали слезиться, пальцы с трудом переворачивали страницы. Её слух обострился. За дверью послышались шаги, голоса мужчин. Тихие, приглушённые, но их резонанс наполнял комнату незримым напряжением. Эти звуки были напоминанием: свобода всё ещё далеко. Когда вечер окончательно окутал комнату тьмой, раздался резкий стук в дверь. Наоми вздрогнула, книга выскользнула из её рук и упала на пол с глухим шорохом. Она поспешно выпрямилась, кутаясь в покрывало. Её сердце билось часто, каждый удар отдавался эхом в тишине. Дверь медленно приоткрылась, пропуская мягкий свет из коридора. Вошёл он — высокий, сдержанный, с подносом в руках. — Поешь, — коротко бросил он, ставя посуду на столик у окна. Гето даже не взглянул на неё. Его лицо было сосредоточенным, словно он выполнял давно привычную обязанность. Но его молчаливое присутствие наполняло комнату тяжестью. Наоми почувствовала, как внутри всё сжимается, будто пружина, готовая разорваться. Их последняя встреча оставила после себя странное послевкусие, смесь напряжения и недосказанности. Наблюдая за его поведением, она не могла избавиться от мысли: он знает. Его взгляд, мимолётный и цепкий, будто проникал глубже, чем ей хотелось бы. Словно он видел больше, чем позволяли обстоятельства. Она кивнула, словно ничего не произошло, и медленно протянула руки к подносу. Сказать было нечего. Слова, если они и существовали, застревали где-то глубоко в горле. Он ничего больше не сказал. Развернулся и вышел, закрыв за собой дверь. Металлический щелчок замка снова отрезал её от остального мира. Комната погрузилась в гнетущую тишину. Наоми смотрела на еду, не чувствуя аппетита. Но она заставила себя проглотить несколько ложек. Силы были нужны, даже если это казалось бессмысленным. Сознание постепенно погружалось в зыбкую пелену, веки тяжело опускались. Мысли, словно змеи, вползали в тёмные уголки памяти, вытаскивая оттуда болезненные образы. Каждое воспоминание резало душу, возвращая её к моментам, которые она мечтала стереть навсегда.

***

Пронзительный страх сковывал её тело, а в глазах стояли слёзы, которые она не могла удержать. Наоми чувствовала, как её руки оказались в тисках брата. Чосо, с его железной решимостью и холодным взглядом, аккуратно, но без лишней жалости уложил её на кровать. Его жесты были уверенными, продуманными, не оставляя места для сопротивления. Он был старшим, и она не могла перечить. – Доверься мне, – его слова звучали не как просьба, а как приговор. Наоми пыталась отмахнуться от этого, отстоять свою свободу, но уже знала, что её усилия напрасны. Слёзы текли по её щекам, и с каждым каплей она чувствовала, как теряет контроль. – Чосо, прошу, только не ты, – её голос дрожал, полон отчаянья, но она понимала, что сопротивляться было бессмысленно. Она была всего лишь шестнадцатилетней девочкой, воспитанной в страхе, что нельзя спорить с братом. Она научилась молчать, когда его решение было непоколебимо, научилась подчиняться, даже когда душа кричала о помощи. Чосо заметил её внутреннее сопротивление, но был неумолим. Он не собирался останавливаться. Для него это было не вопросом выбора, а просто необходимостью. Крупицы надежды, что тот нежный и заботливый брат вновь вернётся, всё ещё теплились в ее разуме, как слабый огонек на ветру. Она хотела верить, что этот холодный и отстраненный голос лишь часть его сложной натуры, что за этой маской вновь покажется тот заботливый братик. Девушка смотрела на него, отчаянно пытаясь уловить хоть намек на прежнюю теплоту, но его лицо оставалось непроницаемым. В его чертах не было ни следа того человека, которым она восторгалась. Казалось, все ее надежды тонут в ледяной тьме, окутывающей их. Она почувствовала, как его тонкие пальцы скользнули по ее коже, будто пытались напомнить о его власти. Ледяной страх пробежал по ее спине, заставляя сердце биться быстрее. Всё, чего она хотела, — понять происходящее. Парень медленно спустил короткие шортики с девичьих бедёр, в след за ними спустились и розовые кружевные трусики в бантик. Наоми сжала глаза, пытаясь втиснуть в себя хотя бы малую частицу надежды, что это скоро закончится, но ее тело не слушалось. В груди кольнуло, как будто сердце замерло, и она заставила себя отвернуться, пряча лицо в руках. Слабое всхлипывание вырвалось наружу, она сжалась, пытаясь найти укрытие в своем собственном разуме, в поисках тени, в которой могла бы раствориться. Но не было ни укрытия, ни спасения. Её мысли путались, а тело не слушалось. Она ощущала жесткость его рук, сжимающих её, его дыхание, слишком близкое, слишком угрожающее, словно оно сжимало пространство вокруг неё. Наоми почувствовала каждое прикосновение, каждый взгляд, как бесконечно тянущийся кошмар, который она не могла остановить. Брат… Как же она могла оказаться здесь, в этой ужасной реальности? Тот, кто должен был быть её защитником, стал её мучителем. Чувство стыда обжигало, и она чувствовала, как слёзы катятся по её щекам, смешиваясь с горечью, которую невозможно было стереть. Она закрыла глаза, пытаясь приглушить внутреннюю боль, но тяжёлое дыхание, звучащее с другой стороны комнаты, не давало ей покоя. В её теле с каждым вдохом усиливалась дрожь, и, несмотря на желание успокоиться, она не могла избавиться от чувства безысходности. В тишине, что царила вокруг, её собственное сердце билось так сильно, что ей казалось, оно вот-вот вырвется из груди. И вот, когда её внимание соскользнуло на неожиданный звук – шуршание ткани брюк, медленно сползающей с его тела – её мир как будто замер. Это было, как если бы времени не существовало, а её разум был охвачен только этим моментом. Безмолвная борьба внутри неё достигла своего апогея, и слёзы, невидимые и тёплые, с новой силой стали стекать по её щекам. Боль была невыносимой. – Чосо, прошу, прекрати, пожалуйста! – её голос дрожал, но слова, казалось, теряли силу, не доходя до его ушей. Он не слышал. Или не хотел слышать. – Не своди ноги и не закрывайся, — холодно и повелительно сказал парень, разрезая звенящую тишину комнаты. Наоми вздрогнула, её тело инстинктивно стремилось свернуться в клубок, как если бы оно искало укрытие от чего-то непереносимого. В голове было пусто, а в животе закололо от напряжения, но она заставила себя преодолеть эти чувства. Руки, которые прежде сжались в кулаки, медленно, с трудом, разжались, будто внутренний барьер рушился. Она послушно развела ноги, ощущая, как каждое движение становится всё более механическим, как будто подчинённым не ей, а тому, что витало в воздухе, в его голосе, в его требованиях. Её дыхание стало резким и прерывистым, тяжело ложась на грудь, с каждым вдохом все больше перекрывая свободу. Сердце бешено колотилось. В груди пульсировала тяжёлая смесь страха и смятения, но было нечто большее, что сжимало её душу — странная, почти чуждая покорность, будто она утратила способность сопротивляться, будто шагала навстречу бездне, зная, что уйти уже не получится. Она почувствовала как что то твердое упирается в промежность. Мгновенная боль. Резким движением он протолкнул член дальше внутрь. От столь грубого проникновения, Наоми сдавленно вскрикнула, на ее глазах выступили слезы, а ногти впились в простыню под ней. Подождав несколько мгновений, парень медленно начал вытаскивать орган из узкого, девственного лоно и потом так же медленно снова проникать в нее. Девушка всхлипнула от новых болезненных ощущений уже внутри себя.

***

Наоми резко проснулась, вырвавшись из тисков кошмара, и её крик разорвал тишину комнаты. Сердце колотилось, а дыхание было тяжёлым. На мгновение ей показалось, что боль, которая преследовала её в ту ночь, стала реальной — настолько она была яркой и пронзительной. Обхватив себя руками, она сидела на кровати, дрожа, словно от холода, хотя воздух в комнате оставался неподвижным. Её взгляд блуждал по темноте, пытаясь зацепиться за что-то реальное, что-то, что могло бы вернуть её в настоящее. Но воспоминания, словно привидения, продолжали терзать её сознание. Сон больше не приходил — его место заняла тревога, которая тенью легла на остаток ночи.