Лунная пыль

Мерцающие светодиоды на темных стенах, музыка мягкая, но ритмичная, от нее все тело будто напряглось пружиной, а сердце билось так, будто из груди выскочит… Или это от того, что полулежал в объятиях Стэфа на его пугающей алой кровати таких размеров, что здесь запросто поместились бы четверо, а то и больше? В причудливом сплетении теней слайдер казался совсем молодым. Да, упыри не стареют из-за своей регенерации, но все равно странно: он будто ровесник, двадцатилетний парень, только высокий, очень сильный и такой серьезный… — Ну что, сокровище мое, — прошептал Стэф, опалив скулу Реми горячим дыханием. — Нравится тебе на Луне? — Очень, — сдавленно пискнул в ответ парнишка и попытался улыбнуться. — Ты такой добрый, Стэф, такое красивое мне все купил, и вообще… И вообще… Отвратительно вышло, насквозь фальшиво, но что другого он мог сказать? Что беззаботная жизнь в роскоши оказалась совсем не такой, как смутно мечталось? Что слайдеры — вовсе никакие не защитники Селениса, а долбаные извращенцы, которые водят землян на поводке, наряжают в рабские шмотки и превращают в живые «статуи»? Что очень хочется позвонить домой, но все контакты нейробраслета, кроме Stefanion, «заблокированы владельцем», и от этого Реми ощущает себя заложником маньяка?! — Такие пальчики у тебя… — Слайдер осторожно сгреб ручищей в черной нейроперчатке тонкое запястье парнишки, прижал к четко очерченным жестким губам и как-то странно, затаенно улыбнулся. — Знаешь, я в первые дни в анклаве Новгор едва не искрил от того, что постоянно менялось освещение, температура и давление. У нас — автоматическая подстройка физиологических параметров, но вот на душе было тяжело. Особенно пугал звездосвод: голубой, да еще и это солнце… — Так ты на Земле был? — оживился Реми и чуть приподнялся на локте, с каким-то новым интересом разглядывая своего слайдера. Тени красиво играли на его аристократических скулах, длинные антрацитовые волосы разметались по шелковой подушке, а в темно-серебристых глазах отчего-то была такая безысходная тоска, что даже стало как-то не по себе. — Стэф?.. — Я служил в Серебряной Сотне, карательный отряд. — Слайдер резко приподнялся и сел на край кровати, на груди и руках его ярко полыхали искры. — В ту ночь была гроза. Пустошь, нужно стрелять, с неба льется вода, напарник что-то кричит, а я застыл, смотрю на звездосвод, который пронзает молния… Такая сильная, свободная. Она никому не принадлежит и может делать все, что захочет… Я стоял и смотрел на нее, Реми. Просто стоял и смотрел… — Стэф… — Вот чувствовалось, что нужно что-то сказать, но Реми не нашел слов. Тоже приподнялся, несмело тронул слайдера за руку. А тот и не шелохнулся, темно-серебристые глаза его пылали странным огнем. Будто сейчас он был там, на Земле, где идет дождь и грохочет молния. — И тут вдруг из-за холма вылетает бронекар Нейролитовой Сотни, — странно улыбался Стэф, стиснув руки. — Весь в грязи и каких-то кровавых ошметках. И выпрыгивает он, и сходу начинает палить в мимиков с обеих рук. Черные волосы разметались по плечам, изящный — сразу видно, что из чистой линии, улыбается так азартно, безумно… Он был будто молния, которой я любовался: тот, кто никому не принадлежит. И от этого так захотелось взять его себе, подчинить, чтобы был только моим… Слайдер замолчал. Реми тоже не знал, что сказать, но чувствовал — что-то не так. Стэф снова стиснул полыхнувшие молнией руки и достал из кармана инъектор, в котором фиолетовыми искрами переливалась какая-то жидкость. — Это наркотик? — догадался Реми. — «Кристалл», — мрачно ответил слайдер и вогнал себе в вену четверть. — Боевое психотропное вещество. Земляне разработали целую плеяду LER-X, которые управляют нашими эмоциями и ощущениями: апатия, гнев, возбуждение, радость… Их можно комбинировать, LER-210 «Кристалл» — самая популярная смесь приятных ощущений. Тебе не позволю разбавленный курить, как любят земляне. Даже не проси. На душе отчего-то было тяжело. Скребло, липко тянуло, будто в чем-то виноват. И со слайдером что-то не то: обиделся он, что ли?.. — Стэф… — едва слышно позвал Реми и несмело тронул мускулистую руку упыря. Говорили, что они ничего не чувствуют, но ведь ежу понятно, что слайдеру почему-то стало грустно. Что с ним случилось в ту грозовую ночь?.. Может, сейчас нужно его обнять, как друга, сказать что-то ласковое?.. — А давай-ка мы с тобой развлечемся, — усмехнулся упырь и пробежал пальцами по экрану своего сияющего боевыми накладками-наградами нейробраслету. — Давай, — послушно согласился Реми. А разве мог он сказать что-то другое? Распахнулась стальная дверь, первым вошел высокий мускулистый Игрунчик в этих своих черных кожаных трусах и сияющей серебряными кольцами сбруе. А за ним — девушка в закрывающей верхнюю половину лица белой маске и с подносом в руках. Самая прекрасная, что только видел Реми: пепельно-русые волосы ее уложены в высокую прическу, перевитую жемчугом, на шее — золотая цепочка с большим алым камнем. А на изящном стройном теле — только какие-то белые ленточки, заплетенные красивой шнуровкой. — Вихри!.. — сдавленно вскрикнул Реми, увидев, что туго натянутые шелковые ленты продеты в серебряные кольца, которые покрывали бархатно-золотистую кожу красавицы: на руках, на бедрах, даже в аккуратных бледно-розовых сосках. — Стэф… — Знакомься: это Шалунья, — ровным тоном произнес слайдер. — Ты ее уже видел, она прислуживала тебе в ванной, но весьма неудачно, за что ее следовало наказать. Шалунья скоро выйдет замуж, как тебе ее свадебный наряд? Работа мастера Лерениона, мой подарок. — Красиво… — едва слышно пролепетал Реми. Красиво. Ужасающе красиво — сковало ледяным страхом, но внизу живота трепещет жарким огнем. О, вихри, как понять эту мучительно-сладкую смесь эмоций — ведь этой девушке больно от того, что туго натянуты блестящие шелковые ленты, продетые в кольца. Ей, конечно же, больно, но почему же нестерпимо хочется взглянуть еще, и внизу живота от этого замирает так ужасно и… так сладко? Вихри!.. — Шлюха, — жестко произнес вдруг Стэф, и Реми невольно вздрогнул всем телом. — Однажды, давным-давно шлюха возомнила себя главной, и с тех пор все идет наперекосяк…. Шалунья, подойди. Сегодня будешь прислуживать моему мальчику с именем из четырех букв. Девушка поставила поднос с бокалами на тумбочку и опустилась перед слайдером на колени каким-то «деревянным» движением, которое ну никак не вязалось с ее грацией. — Хозяин… — через силу выдохнула Шалунья. В голубых глазах ее полыхал протест и гнев, оглянулась зачем-то на Игрунчика, что стоял у стены, сложив руки за спиной. — Реми, тебе когда-нибудь целовали руки? — Слайдер снова схватил парнишку за узкое запястье и прижался губами. — Для нашей Шалуньи это очень символичный жест, он означает добровольное подчинение, признание власти над собой. — Нет, — дрогнувшим голосом отозвался парнишка. — Игрунчик, покажи, как уроженцы Верхнего района анклава Москва подают плебеям руку для поцелуя, — лениво приказал слайдер и повернулся к Реми. — Джон Слайдер оставил эту традицию для землян, у которых не буквы, а три имени: свое, имя отца и название клана. Землянин в черной сбруе вздрогнул всем телом, сжал кулаки, будто решил на бросится на слайдера. Но вместо этого он изящно, слишком уж привычно протянул холеную загорелую руку. — Видишь, Реми? — хищно улыбнулся слайдер и повернулся к стоящей на коленях девушке. — Шалунья! Целуй… Нет, не меня, а его, мое сокровище, мою Лунную Пыль… Реми трясло. Мелкая дрожь пробирала пальцы, хотелось проснуться, вот хотя бы в той луже у «Атриума», когда самым страшным происшествием казалось то, что он испачкал посылку. Нет в упырях ничего человечного, нет, и быть не может.