Лунная пыль

На улице стало совсем невыносимо: ледяной ветер пробирал до костей, жгуче хлестал по щекам, мучительно было даже дышать. На глаза навернулись слезы — толи от мороза, толи от осознания, как бездарно проходят лучшие годы юности, когда хочется вдыхать жизнь полной грудью и беспечно веселиться, а вместо этого приходится выживать и считать каждый нейрокредит. Ну, а в сущности, разве плохо Каю с красавицей-упырихой? Спит, сколько хочет, не думает о деньгах, делает все, что душе угодно — да о таком только мечтать можно! Где-то в глубине подсознания протестующе трепетала мысль, что у этой беззаботной жизни за чужой счет непременно есть обратная сторона, но Реми не слушал внутренний голос — перед глазами хаотично мелькала то переливающаяся огнями бриллиантовая подвеска, то невероятный соболиный воротник, то раболепно кланяющийся усатый швейцар «Атриума». Ноги будто сами вели к сверкающей золотыми фейерверками вывеске «Звезда Ростова». Вошел в просторный офис, часто заморгал от блеска хрустальных светильников, отражающихся в зеркалах в позолоченной оправе, растерялся, разглядывая диванчики из белоснежной кожи и кадки с пышной зеленью тропических растений. — Эй, ты! Посылку принес? — надменно окрикнула длинноногая девица в таком коротком обтягивающем алом платье с глубоким декольте, что не оставалось никакого простора для фантазии. — Давай сюда, и проваливай, босота, нечего нам тут ковры пачкать! — Я… да я… — пролепетал мальчишка, ощущая, как в груди жгучим ядом разливается обида. «Босота». Вот так всю жизнь только и будут называть его. И гнать взашей из своего запретного роскошного мира. — Мне бы спросить только… — Пошел вон, не то охрану позову, — угрожающе сдвинула точеные брови красотка, презрительно скривив пухлые кроваво-красные губы. — А ну, цыц, шалава! Место свое забыла? Так я сейчас живо напомню! — раздался резкий мужской голос, и побледневшая девица попятилась к стойке ресепшн, что-то виновато бормоча. Реми обернулся и увидел холеного господина лет сорока в меховой шубе в пол. На голове его был леопардовый цилиндр, в затянутых в белоснежные кожаные перчатки руках — трость с золотым набалдашником. А рядом с ним стоял громила-телохранитель с каменным лицом. Парнишка совсем растерялся и просто молча поклонился, не зная, что делать. — Что ты хотел спросить, хороший мой? — совсем уже другим тоном произнес мужчина. Приятный голос его никак не вязался с цепким взглядом: он будто раздевал и ощупывал. — А ну-ка, шляпочку свою сними… Как тебя зовут? — Реми, — сбитый с толку мальчишка послушно стащил с растрепанных прядей шапку, что связала мама. Вихри, да что происходит вообще? — Ух ты! — причмокнул губами странный господин, расстегивая шубу. Оглянулся на телохранителя, и добавил: — Ксэн, миленький, ты же понял, да? — Мой друг… То есть, не совсем друг, мы просто работали вместе, — сбивчиво начал Реми. — Он сказал, что есть такой господин Лазариус, который помогает… ну… чтобы аукцион. — Да это же я! — с умилением воскликнул мужчина и снова зачем-то оглянулся на своего телохранителя. — Так! Натка, а ну, живо мальчику глинтвейна в мой кабинет! Не видишь, шалава безмозглая, он же натуральным образом замерз! Где Николя́? Где этот аспид, я тебя спрашиваю? И пиктографа найти срочно! Живо мне всех сюда, я сказал! Реми перестал вообще что-либо понимать. Настроение экзальтированного господина с драгоценной тростью менялось едва ли не с каждой секундой, поднялась суета. Бегали туда-сюда перепуганные красотки в коротеньких платьях и невысокий изящный брюнет в черном трико, Лазариус хаотично размахивал своим вычурным цилиндром, отдавая непонятные приказы, и только телохранитель его так и стоял с каменным лицом, сжимая в руках роскошную шубу хозяина. — Пойдем, — ласково улыбнулся сутенер, крепко схватил Реми под руку и потащил в какой-то коридор. — Сейчас все оформим в лучшем виде! — Я… да я только спросить… — запротестовал паренек. Первой мыслью было вырваться и бежать без оглядки. Но сзади раздавались тяжелые шаги телохранителя, а значит, затея заведомо обречена на провал: этот уж точно догонит. Так что ничего другого не оставалось, как идти с Лазариусом и на всякий случай запомнить повороты извилистого коридора. — Ну вот, хороший мой, — умильно улыбнулся сутенер, усадив Реми на мягкий диван в своем кабинете. — Ты же совершеннолетний, да? — Девятнадцатого октября исполнилось. — ответил мальчишка. — Ай-яй-яй, нельзя вот так бездарно время терять! — покачал головой Лазариус. — Оглянуться не успеешь, как за двадцать перевалит, и кто тебя такого захочет? А твой друг, это Кай, верно? — Как вы узнали? — смутился Реми, но тут же сам понял: курьерская нашивка на куртке. — Да вы же все мне как дети родные! — сутенер прижал пухлые руки к груди, будто в молитве. — Вот посмотри на себя: такой молоденький, красивый, а никакой радости в жизни. Бегаешь по морозу, таскаешь посылки, а вместо благодарности на тебя смотрят, как на пустое место. А можно ведь жить в роскоши, ни забот, ни хлопот, покровитель на руках носить будет, выполнять все твои капризы, подарками осыпать. Реми не знал что ответить. Соблазнительной казалась мысль о беззаботной красивой жизни, да только стыдно быть каким-то приживальщиком. Да и страшно лишиться свободы и абсолютно всех прав. — Слайдерам ведь нужно на что-то тратить деньги, — мягко ворковал сутенер, взяв в свои холеные пухлые руки холодную ладошку Реми. — Сами они драгоценностей не носят, разве что зажимы в косичках. И вот представь: идешь ты с ним по элитному торговому центру — так, прогуляться, купить дорогих безделушек, отведать в ресторане утиного филе в вишневом конфи со свежими ягодами, соусом манго и листиками мяты. Слайдер — в военной форме, а ты весь в бриллиантах, вот как у меня, смотри… Парнишка жадно сглотнул, пытаясь представить себе, что такое утиное филе, и невольно глянул на массивные золотые перстни, лучившиеся манящими переливами. — Он? — опомнился Реми, осознав, что сказал Лазариус. — Нет, мне девушку только! — Слайдерис? — горестно заломил аккуратно подщипанные брови сутенер и схватился за виски. — Да они же самым натуральным образом стервы, все до одной! Потому и не могут себе среди своих мужика найти, им подкаблучника подавай. А вот слайдер — это совсем другое дело… Лазариус так красочно описывал, что перед глазами невольно вспыхивали красочные заманчивые образы. Вазы с пышными букетами, лестница из натурального дерева, устланная пушистым алым ковром, он, Реми, в черном бархатном костюме, а в волосах — сапфировый венец, как у Великого князя Михаила, который блистает в светских шоу… И вот они со слайдером вальяжно так заходят в шарóвню «У Володи», стихает азартный гомон, все оборачиваются, и по толпе проносится восхищенно-завистливый вздох. А потом они летят на роскошном малиновом «Нексусе» по самой высокой нейротрассе! И на светофоре кричат красоткам в соседней машине: «Эй, девчонки, айда с нами, пивка попьем, мы на шарах кучу денег срубили»! Фантазия заходила все дальше: красоток в машине оказалось не две, а четыре, они со слайдером сняли самый дорогой номер в отеле, и там были фиолетовые бархатные шторы, а прямо посередине — огромная ванна с пеной, и бокалы шампанского, стоящие пирамидой, а еще — ручной тигр, как в том фильме, а потом… — Ваш глинтвейн, — почтительно пропела девица в алом платье и поставила на столик одуряющий терпко-сладким ароматом горячий напиток. — Пей, хороший мой, — ласково улыбнулся Лазариус и по-отечески погладил по растрепанным волосам. — Ты ведь замерз, так и простыть недалеко, а в наши с тобой планы это ну никак не входит, правда же? — Планы? — вернулся в реальность Реми и с подозрением глянул на стакан: а вдруг подсыпали какого-нибудь психотропа? Да ну, глупости, просто Лазариус очень добрый, ему уж точно можно доверять. Сладкое вино обжигало рот, жарким огнем растекалось в груди. Реми никогда не пробовал натуральных напитков, в голове слегка шумело, а еще стало как-то радостно и до того легко, что хотелось петь. — Да что ж это я, дурак такой, все рассказываю, да рассказываю? — хлопнул по колену Лазариус. — Куда лучше ведь самому посмотреть, правда же? Пойдем! Парнишка поднялся, голова слегка закружилась, но сутенер мягко обнял его за талию, усадил в кресло, а сам устроился за массивным столом напротив, включил нейроэкран и забегал пальцами по клавиатуре. — Ты у нас, значит, Реми из района Окта… Нашел тебя в базе. Так… номер нейробраслета... Сейчас личные данные отобразятся… Готово. Обучение: необученный… — Я три класса окончил, — твердо возразил парнишка. — И читать люблю! И еще в шары хорошо играю, а для этого нужен такой… как его… когда где-то в голове есть кладовка с цифрами. — Математический склад ума, — многозначительно поднял палец Лазариус. — Книги и бильярд... Все это я непременно укажу в примечаниях. Но здесь имеется в виду не образование, а иное обучение. Скажи, только честно, с мальчиками было у тебя? — Что?! — снова возмутился Реми. — Я не такой! Зачем вы это спрашиваете?! — Пойдем! — Лазариус проворно выскочил из своего кресла и подхватил Реми под локоть. Снова коридоры, бесконечные двери, позолота, хрусталь и зеркала, снова бегали длинноногие девицы в вызывающе-коротких платьях с глубоким вырезом. Реми завели в какую-то комнату, набитую аппаратурой, и он смутно понял, что это — пиктостудия. — Пиктографа-то нашли, — развел руками изящный красавец в черном трико. — В баре неподалеку был, имеет право, рабочий день же окончен. Но он успел обнюхаться синт-пыли так, что только под утро в себя придет. — А утром я его уволю к вихрям! — гневно кричал Лазариус. — Николя́, мне сейчас надо, понимаешь?! Нет, вы все тут точно сговорились, чтобы меня в могилу свести. Толку от вас, как от кота — никакой пользы, убытки одни, да еще и все углы обоссаны! Сам все сделаю. Реми, снимай эту куртку свою дурацкую и вот сюда на стул садись. В который раз уж в груди заскреблась глухая тревога, но пререкаться с разъяренным сутенером вот совсем уж не хотелось. Реми разделся, и девицы презрительно зафыркали, глядя на его неопределенного цвета бесформенный поношенный свитер в катышках. Стервы! Да знали бы они, каково это — жить в районе Окта! Мать была так счастлива, что купила этот свитер на распродаже, такой теплый, пусть и на два размера больше, чем надо… — Что, прямо в этом? — Николя посмотрел на Лазариуса, как на сумасшедшего. — У нас ведь столько прекрасной одежды для пиктосессий! Я думаю, лавандовый… — Я не ослышался? — ледяным тоном перебил сутенер. — Ты думаешь? Похоже, мозги тут есть у одного меня. Восемнадцатилетний курьер из района Окта, в имени четыре буквы, и вдруг в блестящих дизайнерских тряпках? Да на этот свитер молиться надо, идиоты! Наконец, прекратилась ругань, Лазариус придирчиво осмотрел Реми, растрепал ему волосы, поправил пряди на лбу и сделал несколько снимков. — Великолепно, — выдохнул «творец», отправив изображение на большой настенный нейроэкран. — Ни капли фальши, чистейшая аутентичность! Реми тоже взглянул: вихри, до чего же дурацкий снимок… Лохматый, да еще и как будто испуганный. И вообще непонятно, зачем все это. — Теперь нюд? — поинтересовался Николя. — На кресле слишком дерзкий образ выйдет, лучше в кровати. Принести блестки? — Нюд… — горестно простонал Лазариус. — Николя, вот что у тебя вместо мозгов, а? Что в голове твоей дурацкой, я тебя спрашиваю? Видимо, как раз-таки блестки. Это же — необученный юный мальчик, в определенном смысле нецелованный даже, и вдруг нате вам: сладкий томный ню-ю-д! Уйди с глаз моих. Все вон, я сказал! Ксэн, а тебе, дураку, на всякий случай напомню: когда я говорю «все вон», тебя это не касается. Реми ощутил вдруг камнем навалившуюся усталость. За весь день ничего не ел, от настоящего вина клонило в сон. Вихри, а еще топать по лютому морозу пешком из Центрального района в Окту?! Ну нет, придется раскошелиться на нейроэкспресс. — Можно мне домой? — как можно жалобнее произнес парнишка. — Так поздно уже, завтра на работу вставать, а я кушать очень хочу. — Да ты ж мой хороший, — всплеснул руками сутенер. — Сейчас я закажу тебе вкусненькое. Пойдем. У меня ведь здесь не только агентство знакомств, но и… гм… В общем, есть прекрасная комната с большой кроватью и нежнейшим фиброшелковым бельем. А то как же ты сейчас пойдешь? Ночь уже, опасно по улицам Окты ходить: сектанты напасть могут, ну, или бандиты, сам же знаешь. — Это точно, — с благодарностью выдохнул Реми. — Спасибо, вы такой добрый, господин Лазариус! На улицу, где завывает ледяной ветер, вот уж совсем никак не хотелось, от перспективы поесть ныло в желудке. Ну, а комната... Да какая разница, где переночевать: у Лазариуса этого, или в квартире, где койку снимал? Есть даже весьма ощутимое преимущество: обойдется без пьяных воплей и страха попасться под горячую руку. И все бы хорошо, но где-то глубоко в подсознании глухо скреблась неприятная мысль: не бывают сутенеры добрыми. Вот просто не бывают. Лазариус под руку отвел мальчишку в крыло борделя, показал роскошную комнату, не упомянув, конечно же, для чего она предназначена, вышел и привалился спиной к захлопнувшимися стальным дверям с блаженной улыбкой. — Всевидец услышал мои молитвы! — ликующе произнес сутенер, подмигнув телохранителю. — Этот Реми — именно то, что нужно! — Лаза, у тебя хоть капля совести есть? — впервые за вечер подал голос Ксэн, подняв голову. — Этот мальчик ведь даже не понимает, во что ввязался. Неужто, и правда, в кратер Деландр продашь его? Ты хоть знаешь, что там упыри с землянами делают? — Так. Я, вообще-то, на минуточку, о тебе в первую очередь думаю, — раздраженно ответил Лазариус. — О нашем с тобой будущем, Ксэн. А раз уж так хочется, ты — моя совесть, понял? Куда шубу мою дел, железяка бестолковая? Мы в «Атриум» летим уже поужинать, или как? Живо шубу неси, а мне кое-кому срочно позвонить надо...