Душа на весах

      Вопреки всем ожиданиям, кошмар в эту ночь не приснился. Хотя причин для него выпало достаточно много: тут и взаимодействия с Аластором, и новый вид аль-Хайтама, и предстоящее Истребление. Можно радоваться: мозг решил не насиловать сам себя перед важным днём. Картинки уходящего сна потихоньку становились блеклыми: потребовалась одна минута для того, чтобы понять, что Кавех начал просыпаться.       Две минуты для того, чтобы понять, что Кавех не чувствовал Кики на груди и руки аль-Хайтама под своей шеей.       Три минуты для того, чтобы понять, что Кавех не лежал, а ровно сидел на коленях.       И одна секунда, чтобы открыть глаза.       Пространство не было комнатой в Отеле. Слишком ярко, слишком чисто, слишком… бело. Да и голова не гудела, боли в мышцах не чувствовалось. За столом сидели две абсолютно незнакомые фигуры: повыше и совсем уж маленькая. И обе одеты в одежду самого белого на свете цвета. Ослепительно.       Что происходит?        Кавех попытался нащупать кожу на боку, чтобы ущипнуть самого себя, но пальцами почувствовал ткань. Такая… мягкая? Та рубашка, в которой он провёл большую часть времени, была шероховатой. Опустив взгляд, Кавех заметил, что и брюки-то стали белоснежными, а сама рубашка — сшита в викторианском стиле.        Повторный вопрос: что происходит? Новый сон? Но воображение не может передавать физические ощущения! А Кавех отчётливо чувствовал ткань подушечками пальцев, боясь выпустить её из жемчужных рук. Прекрасно чувствовал и то, как ноги, на которых он сидел, затекали.        — Новая душа, — подала голос высокая фигура, а маленькая, сидящая напротив неё, радостно захлопала в ладоши, и это только больше сбило с толку.        Кавех всё-таки ущипнул себя. И стало так больно.        Стоп.       Больно?       Кавех ущипнул себя ещё раз. Так, чтобы ногти точно впились в кожу. И реакция не заставила себя долго ждать: стало адски больно. Адски….        Прядка упала на лоб от того, как резко Кавех дёрнулся. Он не мог чувствовать боль. Это невозможно. Аль-Хайтам ведь продал душу за его безопасность, вся физическая боль с того момента была забыта. До текущего. И… что сказала высокая фигура? «Новая душа»?..       Точно одержимый, Кавех продолжал щипать себя раз за разом, пока две слезинки не упали на щеку. Глаза в панике стали метаться по этому стерильному пространству, а мозг так и не дал команду встать с затёкших ног. Неизвестные фигуры с нежностью смотрели на Кавеха, а после неуверенно переглянулись.        — Чт… — он не успел даже вопрос задать. Из-за спины раздался звук открывшейся двери.       — Сера, прошу прощения, пришлось задержаться.       От этого мужского голоса Кавех почувствовал, как по телу моментально пробежал ток, а мир точно остановился. Внутренности в секунду превратились в лёд, рухнули. Разбились. А стук сердца раздался в глотке. Глаза раскрылись в недоумении, страхе и недоверии. Кавех не хотел оборачиваться. Не хотел.        — Я так понимаю, у нас новая душа? — тёплая рука пришедшего легла на плечо.       И Кавех чисто рефлекторно обернулся на мужчину.       Светлые волосы почти до плеч. Еле заметная щетина. Белый балахон до самого пола. А ещё эта улыбка. Мягкий бархатистый голос. И красные глаза, в которых растерянности было не меньше, чем в кавеховских.       — П… папа? — Кавех заговорил едва выше шёпота.       А тот… просто застыл. Тоже разглядывал растерянного, сидящего на коленях Кавеха и пытался осознать, правда ли это его повзрослевший сын. Но одного только взгляда в самые глаза стало достаточно.       Вспышка.       Удар молнии.       Они уже сидели в объятиях.       — Пресвятые, Кавех… — отец сжимал рубашку в руках, точно думал, что Кавех — мираж, что исчезнет рано или поздно.       Сомнений не оставалось. Это точно был Ахзар. Кавех спрятал нос в его груди, пачкая слезами балахон. Цеплялся в белую ткань так, словно если отпустит — потеряет. Опять. Потеряет навсегда и ещё болезненнее, чем несколько лет назад. Во снах нельзя было трогать отца. Никак. А сейчас можно…       Кавех задыхался в слезах, кутаясь в отеческих объятиях, и одними губами шептал что-то неразборчивое. Мир поставили на паузу. Дали семье воссоединиться в спокойствии. Спокойствие — да, несмотря на слёзы, несмотря на невозможность раз и навсегда осознать, что они наконец вместе, этот момент был пропитан спокойствием.        Эмоции омыли Кавеха волной и столкнули в морскую пучину — то лишь метафора, но какая подходящая. Так долго, мучительно, но осторожно пробираться по неустойчивым и влажным камням определённо стоило того, чтобы потом свалиться. Не боясь утонуть. Не боясь больше ничего. Отец рядом — это главное.        Кавех пытался отогнать воспоминания о его смерти, но они заполоняли и резали голову изнутри с каждым прикосновением. «Из-за Кавеха» такой светлый человек погиб, а сейчас даже не злился — тоже упивался самыми родными объятиями, не желая прерывать их и на секунду.        — Кавех, как ты… — в голосе чувствовались нотки горечи, но Ахзар, как и несколько лет назад, старался говорить ровно.       Чтобы вникнуть в незаконченный вопрос, потребовалось время. Наверное, много времени. Кавех не знал, как долго просидел молча, пытаясь осознать, что он может поговорить с отцом. Что он здесь. Рядом. Живой.       Да, прошло много времени. Не секунда, не минута и не три. Как объяснить отцу, что Кавех не выдержал обычных жизненных нагрузок и окончил свою жизнь самостоятельно?.. Поняли бы его? Приняли? Или как объяснить то, чего Кавех сам не понимал? Уснул в Аду, а проснулся уже... Это Рай? Верхний мир, то есть? Такое вообще возможно?       — Я не знаю… — шепнул Кавех, громко всхлипнув. Единственное, на что его хватило. Иного ответа он бы выдать не смог.        — Кхм… — подала голос, видимо, Сера, — я, так понимаю, могу оставить новую душу под вашу ответственность? — она говорила так мягко, словно точно-точно знала, какая именно душа оказалась здесь.       Ахзар отстранился, держа заплаканного Кавеха за плечи, и быстро закивал. А потом помог подняться. Ноги не гнулись теперь не из-за того, что затекли, а из-за того, что всё тело охватило ужаснейшее волнение, перемешанное с необъятной радостью, такой же горечью и таким же недоверием к происходящему.       Как они покинули этот белый кабинет, Кавех даже не понял. Он вцепился мёртвой хваткой в балахон отца, что шёл рядом, каждые полминуты оборачиваясь на сына. Не верил в появление здесь Кавеха тоже.       — Пап, а что происходит?.. — сбившимся шёпотом спросил Кавех, не зная, куда деть взгляд: глаза, застланные слезами, разбегались, пытаясь зацепиться за каждую постройку неизведанного и неизвестного города.        — Ты смог это сделать, сынок, я… — отец не мог ответить ровным тоном: голос дрожал. — Я верил…       — Что сделать? Что я смог? — Кавех даже не старался уже вытирать слёзы. — Ты знал, что я здесь окажусь? Пап…       — Сынок, погоди засыпать вопросами… М-мы сначала должны пройти регистрацию, — широкая родная рука осторожно приобняла за плечи в попытке унять мандраж.       Кавех вздрогнул от прикосновения и прижался ближе. Как же давно ему этого не хватало…       — Р-регистрацию?        — Конечно. После того, как душа попадает в Рай, её должны записать, — отец улыбнулся так тепло, что замешательство стало нарастать ещё сильнее.       Так это всё-таки Рай?! Каким образом? Кавех отчётливо помнил, что засыпал в Отеле, в Аду, вместе с аль-Хайтамом под боком и с Кики на груди. Ни о каких Небесах и речи не шло: только…        Про Истребление.       Кавех вытянулся подобно струнке и вытаращил глаза: сегодня же должно быть Истребление! Все, кто остался в Отеле, аль-Хайтам в том числе, в смертельной опасности! Тревога беспощадно влилась в каждую клетку тела, заставляя Кавеха ещё сильнее жаждать ответов на все свои вопросы. Отец обязан их дать.        Золотые массивные ворота отворились с еле слышимым скрипом. Отец прошёл вперёд, крепко держа Кавеха за руку. Показалась дорога в никуда, близ ворот стояла кафедра, за которой восседал, видимо, ещё один ангел. Голова готовилась лопнуть.        — Ох, серафим Ахзар, вижу, новая душа? — поинтересовался ангел за кафедрой.       Кавех ощутил, как в животе словно что-то перевернулось, а горло сжало. Как он его назвал? Серафим? Дыхание снова участилось, а хватка за руку отца стала ещё крепче.        — Ты… — Кавех осёкся, не закончив предложение.       — Да, Святой Пётр, запиши, будь добр, это мой сын, Кавех…       Возникло золотое перо, и ангел, названный Святым Петром, на чистой странице стал вписывать имя. Отец со взглядом, полным теплоты, безопасности и спокойствия, обернулся на Кавеха, застывшего в немом шоке.        — Кавех, ты чего?       — Серафим?.. — одно лишь слово, невпопад слетевшее с уст.       Отец тихо посмеялся.       — Ну… да. Уверяю, Кавех, я тебе обо всём расскажу, как только мы закончим регистрацию. Потерпи пару минут, — он похлопал сына по плечу, вселяя уверенность, и вытер слезинки с его щёк.       Тем временем Святой Пётр продолжал что-то делать за своей кафедрой: кроме вписанного имени, похоже, нужны были и другие махинации для регистрации.        — Пойми его замешательство, серафим Ахзар, — улыбнулся ангел, разбираясь с подобием планшета в своих руках. — Каждый умерший и вознёсшийся сюда мало что осознаёт в первые дни.       — Я это понимаю, — согласился Ахзар и снова взглянул на сына. — Без ответов я его всё равно не оставлю.       События происходили слишком быстро. Кавех толком не осознал, как оказался здесь, как встретил отца, который повёл на какую-то регистрацию. Что с Истреблением — непонятно. Что с Адом — непонятно. Что с Раем — непонятно. Одна мысль пресекала другую: если Кавех сейчас не во сне, то как постояльцы Отеля отреагируют на неожиданную пропажу одного из них?       Что сейчас испытывал аль-Хайтам? А Энджел? Сайно и Тигнари? Чарли, в конце концов? Кавех сминал низ рубашки, чётко ощущая её мягкость. Отец стоял рядом и в нетерпении завершения регистрации то поднимался на носки, то опускался на пятки. Так беззаботно…        Так беззлобно.        А Кавех ведь так был уверен, что отец вплоть до ненависти мог поменять своё отношение к нему из-за собственной смерти. Воспоминания о ней остались в голове перманентно. И чувство вины постоянно жгло сердце, но Кавех почти что привык.        Почти что.        И сейчас так странно, спустя несколько лет, видеть перед собой того же человека. Живого. Настоящего. Кавех не мог это переварить. Всё происходящее просто выходило за рамки понимания. Боль есть, отец есть, Рай есть. Аль-Хайтама нет. Ада тоже.        — Регистрация окончена, спасибо за ожидание, — уведомил Святой Пётр, закрывая толстую книгу. — Удачи, серафим Ахзар, с объяснениями.       — Как смешно, — улыбнулся названный и, взяв Кавеха за плечо, пошёл вместе с ним к воротам.       Никаких больше препятствий для вопросов нет? Кавех покорно шёл рядом и смотрел себе под ноги, раздумывая над тем, с какого будет целесообразно начать. Но только он открыл рот, как отец остановился.        Перед фонтаном.        Тем самым фонтаном, который в своё время разрушил Тигнари, за что поплатился свержением в Ад. Статуя Адама, причём целая, протянула руки к статуе Евы, образовывая подобие прохода. Взгляд Кавеха метнулся в сторону — вот и магазин, витрину которого тоже разрушил Тигнари. Это не может быть сном. Никто из грешников знать не знает, какие фонтаны стоят в Раю и какие здания построены рядом. Тигнари бы не смог сказать это наугад и попасть в точку.        Отец невесомо провёл рукой в воздухе, вода расступилась. Не успел Кавех удивиться, как отеческая ладонь легла на плечо и надавила. Мол, иди вперёд. Пришлось послушаться.        — Не беспокойся, — через буквальное мгновение произнёс отец, когда их обоих поглотил яркий свет, от которого Кавех машинально зажмурился. — Это просто обычный портал. Скоро мы окажемся в моей комнате.        Кавех себя ощущал обычной пешкой, которая не по своей воле шагала по полю и не подозревала, что произойдёт в следующую секунду. Через прикосновение отца он прекрасно чувствовал, как тот взволнован, но, видимо, берёг свои эмоции до самой комнаты.        Белый коридор был минован быстро. Вскоре отец приоткрыл одну из дверей, пропуская внутрь. И… Кавех обомлел. Почему-то ему думалось, что комнаты серафимов ничем не отличаются от тех, что в Отеле. Но то, что открылось перед глазами… Кавех в жизни не проектировал таких прекрасных комнат. Даже не думал об этом. Пространство словно было вырвано из реальности, и при этом оно выглядело удивительно гармонично.       Стены покрывал мягкий свет, который исходил не от люстры, а от самой белой, буквально сияющей ткани мебели. Это невозможно описать привычными терминами. Пол, выложенный из белоснежного мрамора, напоминал настоящее облако, на которое вопреки всем законам можно ступить. В углах комнаты стояли колонны из прозрачного кристального материала, из-за чего одновременно казались и прочными, и хрупкими. Они уходили в сводчатый потолок, украшенный тончайшими рельефами, изображающими сюжеты — ангелов в полёте, звёзды…       В центре расположился стол из светлого дерева с гладко-зеркальной поверхностью. Мебель здесь минималистична, но каждая деталь продумана до мелочей. Диван обит тканью, напоминающей облака, как и пол. Кавех представил, как сядет в него и ощутит необъятную мягкость. Стены были завешаны картинами. Такими живыми, словно каждая из них дышала. А в углу — личная библиотека с книгами в золотых переплетах.       Кавех невольно открыл рот.       А серафимы-то, оказывается, в такой роскоши живут… Или все ангелы так живут? На мгновения, потраченные на изучение комнаты, даже слёзы остановились. И какие-либо мысли относительно исчезновения из Ада и вознесения в Рай тоже будто стёрлись. Но лишь на мгновения. Кавех бы продолжил стоять, как вкопанный, если бы не отец, что пригласительным жестом указал на диван. Ноги не гнулись. Уже даже определить невозможно, из-за чего именно.        И Кавех, кстати говоря, не ошибся, представляя ощущения от сидения на этом диване. Очень мягко. Очень уютно. Только ради таких комнат стоит без конца работать, чтобы заработать звание серафима. Но Кавех, всё же вернувшись к возможности мыслить, жаждал получить ответы на свои вопросы.        — Ты смог это сделать… Ты молодец, — прошептал Ахзар, садясь перед сыном на колено.        — Пап, объясни, пожалуйста… — тот неуверенно потёр шею.       — Месяц назад Небеса навестила принцесса Ада, в суде было разбирательство, мол, может ли душа искупиться. Сначала мы рассмотрели дело какого-то паукоподобного грешника, — в этих словах Кавех узнал описание Энджела, — но мы посчитали его не слишком корректным примером. И потом принцесса назвала твоё имя, — отец вскинул брови, похоже, повторяя свою реакцию в суде. — Я не поверил. Точнее, подумал, что, может, просто твой тёзка, но… Хах, свою родную кровь я узнаю из тысячи. Какой бы облик ни был.        Кавех точно потерял способность дышать. Он сопоставил фразы «Ты смог сделать это» и «Может ли душа искупиться», и… недоверие лишь усилилось. Это точно не сон? Душа правда искупилась? Кавех даже не помнил, что мог такого сделать, чтобы заслужить вознесение в Рай.       Выдержав паузу, отец продолжил:       — Я взволновался, очень взволновался, когда увидел тебя. Представляешь, насколько мне было больно узнать, что ты погиб и отправился в Ад?.. И в искупление я не верил, — Ахзар нервно сглотнул и отвел взгляд в сторону, заламывая пальцы, что было так необычно для него. — До сегодняшнего дня, — он порывисто сжал ладони сына в своих, больших и тёплых, — Ты огромный молодец, Кавех, я горжусь тобой.       Слёзы навернулись на глаза снова. Последняя фраза прозвучит обыденно из уст любых других людей, но когда ту говорит не «любой другой», а отец — только плакать остаётся. Кавех хотел снова обнять его, но внутри что-то кольнуло. Воспоминание об одном из кошмаров. О том, в котором Аластор сказал:       «Обиженным не разрешено прикасаться к святым».       Кавех задрожал, прикусил нижнюю губу и отвернулся.       — Пап, прости меня, умоляю…        Ахзар посмотрел в ответ снисходительно, привстал, взял инициативу объятий на себя и погладил сына по голове.       — Ну-ну, за что?       — Из-за меня ты умер. Я себе места не находил все эти пять лет… — наконец Кавех смог сказать те слова, что резали его душу каждый день, и рана от них никак не могла затянуться, она разрасталась только сильнее с каждым днём. Дыхание перехватило. Кавех вновь, как ребёнок, вцепился в отца, не желая отпускать.       Донёсся невесёлый смешок.       — Сынок, ты ни в чём не виноват. Никто не знал, что могло случиться.        — Но я отдал тебе те проклятые билеты. Я купил тебе смерть, я… — теперь поток признаний было не остановить.       — Чш-ш, — Ахзар отстранился и заглянул в родные красные глаза. — Кавех, послушай, смерть — такая вещь, какая находит нас внезапно. От того, что купил мне билеты на поездку, ты не стал моим палачом. Просто некоторые люди не умеют водить, потому и случается… всякое.        Он говорил без злобы. Просто, по факту. Мягко, по-отечески. А Кавех всё не мог принять тот факт, что все пять лет истощал себя жгучим чувством вины, которое оказалось иррациональным. Отец не держал обиды…        — Но как?.. — голова разрывалась на части. Взгляд замылился, сузились зрачки. Кавех громко всхлипнул, пытаясь переварить сказанное отцом.       — Я не знаю, да и зачем знать? — признался тот и беззаботно улыбнулся — Главное, что сейчас всё хорошо. Просто знай, я никогда не винил тебя в своей смерти.        Это же чувство, испытываемое в данный момент, Кавех впервые познал в тот день, когда аль-Хайтам проливал свет на причину пропущенных звонков.        «Больно, когда выстроенная картина ломается вдребезги от добавления новых деталей. Её осколоки всегда впиваются глубоко в кожу».       Больно. Больно. Больно.        Не этот ответ он хотел услышать. Что угодно, даже банальное: «Я ненавидел тебя, пока не принял своё положение» или «Мне было всё равно». Мысли резанули по сердцу.        — А… а что насчёт Истребления? — попытался перевести тему Кавех.       Ахзар на долю секунды удивлённо вскинул брови, а потом хмыкнул и поправил капюшон балахона.       — Постоянно забываю, что в Аду про Истребление знают все, в отличие от Рая. А что до него? Сегодня будет. Тебе не о чем переживать, Кавех, ты теперь ангел — ты в безопасности.        И эти слова ударили так, как точно не должны были. Кавех запнулся об них, полностью перекрыв доступ к кислороду. Отец ошибался. Никакого «не о чем переживать» не может быть. Там ведь аль-Хайтам, Энджел, Сайно с Тигнари… Одна только мысль о том, что Кавеха не будет на битве, решающей множество судеб, резала хуже ангельского копья.        Ангельское копьё!       Кавех машинально, под непонятливый взгляд отца принялся развязывать верёвочки на новой рубашке, пытаясь оголить плечо.        Да.       Шрам там был. Грубый. Тот, который аль-Хайтам целовал вчера. Тот, за который Энджел тысячекратно извинялся.        — Ты чего, сынок? — отец поднялся с пола и подал руку.        — Ничего, я… я не понимаю ничего, — Кавех встал следом и отвёл взгляд.        Впервые ему хотелось, чтобы появился Аластор и стал наседать с предложениями о сделке. Лишь бы доказать, что происходящее сейчас — не более, чем сон. Кавех даже не понимал, на что именно сейчас переключить свои мысли: на то, чтобы разобраться в райских условиях, на отца, воссоединение с ним, или на то, что может происходить в Аду в данную секунду. Как там аль-Хайтам?.. О чём сам думает? Перевернул ли он Отель вверх дном или решил сосредоточиться на предстоящей битве? Или душа Кавеха разделилась напополам, и теперь оба её куска находятся и в Раю, и в Аду? Ну уж нет! Даже если такая сепарация и правда произошла, Кавех не собирался здесь изнемогать от невозможности даже дотронуться до аль-Хайтама!        — Это исправимо. Например, я мог бы тебя научить летать…       Кавех вопросительно выгнул бровь и обнял себя за плечи. И в собственных прикосновениях показались хайтамские. Всего на мгновение. Стало больно. Аль-Хайтам же сидит там, в Аду, без возможности выбраться на Небеса. Без возможности даже думать о них. Когда-то Кавеху было сказано: «Суть любви в понимании». Но сам Кавех отказывался даже представлять, что там «напонимали» аль-Хайтам и Энджел, как авторы той фразы.        А ещё не отказывался, но не мог в целом осознать, что за перфомансы с Раем и встречей с отцом происходили с самого пробуждения. Физические ощущения есть — не сон. Отчётливо слышен голос отца и других ангелов — не сон. Даже то, что Кавех раздумывал над этим всем, не могло говорить о сне.        Какое искупление? Какой Рай? Какое…       Ахзар вывел сына в центр гостиной, тем самым выведя его и из мыслей, обошёл со спины и осторожно коснулся её ладонями. Машинально Кавех повернул голову, почувствовав приятное тепло прикосновений. С аккуратными, воздушными движениями рук Ахзара из спины вылилось золотое свечение. Кавех подавил восхищённый вздох, из-за чего сдавленно кашлянул. Вскоре золото сменилось пушистыми белыми крыльями, только ожидавшими того, чтобы их обладатель ими воспользовался.       — Потрясающе, правда? — усмехнулся отец, изучая вытянутое в изумлении лицо Кавеха.       А тому в ответ и сказать нечего. Слов не было. Неужели у Тигнари когда-то на спине тоже красовались подобные крылья? Большие, мягкие, белоснежные… А больно ли, когда их вырывают из спины? Кавех не особо хотел проверять, конечно, просто чистый интерес.       Мысли хаотично сменяли друг друга: от Ада до Рая, от отторжения до любопытства, от радости до горечи…        — А… ангелы не получают крылья сразу же? — всё-таки вырвалось из уст Кавех. — Почему до этого их не было?       Отец добро посмеялся.       — Как раз для этого прибывшие души и забирают серафимы. Их задача — помочь разобраться во всех нюансах Рая, привести на регистрацию, подарить крылья и развить данную Небесами способность… С тобой мы сделали только полтора пункта, хех, — он расправил кавеховские новоиспечённые крылья с приглушенным шорохом.        Это так странно: чувствовать прикосновения там, где никогда их не было. Учитывая, что и этого «там» не было никогда. Россыпь мурашек покрыла тело, и Кавех наконец повернулся к отцу лицом. Умение летать, однако, полезное.       И каждый ангел об этом знает как никто другой: иначе бы их беспощадно не вырывали при свержении.        — Сейчас, пожалуйста, попробуй ими помахать. Только не напрягайся, — спокойным тоном сказал Ахзар и, сняв балахон и положив его на диван, расправил собственные крылья.       Кавех вскинул брови, разглядывая их. Те были в разы больше и внушительнее. Неудивительно: такие присущи только серафимам. Это Кавех неотчётливо, но помнил из тех книг, которые просматривал при жизни. Просматривал и никогда не думал о том, что увидит их не на глянцевых страницах, а прямо перед собой, за спиной своего же отца.       Неуверенно Кавех обернулся на собственные крылья, пытаясь пошевелить ими. Как управлять той частью тела, которой никогда не было? Кавех поджал губы и нахмурил брови. Отец же выжидающе, с теплотой глядел на него. И в глазах его с точностью можно было прочесть: «Я знаю, у тебя получится».        Что там отец говорил? Не напрягаться? Кавех делал именно это. Иначе ему не представлялось, как ещё заставить эти крылья шевелиться. Да и вообще… Как будет это ощущаться? Резко в голову пришла мысль спросить об этом у Тигнари, но она так же резко и распалась, ударившись о невозможность. Кавех судорожно выдохнул.        — Тебя что-то гложет, — мягко произнёс отец. — Не хочешь поделиться? — и нежно коснулся плечей Кавеха.       А что ответить? «Я скучаю по Аду»? Вообще, это было бы частичной правдой. Кавех скучал не по Аду, а по близким, да и не скучал, а безумно переживал за них. Что они делают? Как себя чувствуют? По телу прошла дрожь, которую Ахзар ощутил.       — Сынок?..       — Фонтан, — невпопад выпалил Кавех и протёр лицо в попытке пресечь вновь нашедшие слёзы. — Фонтан, он… он очень красивый и функциональный, я бы никогда не подумал, что это портал.       Что этой речью о фонтане хотел узнать Кавех? Добиться ещё одного доказательства, что он не сошёл с ума.        Отец по-доброму усмехнулся.       — Ты переживаешь о фонтане?       Кавех закивал, продолжая свою ложь:         — Да, он красивый… и хрупко выглядит. Интересно, что за материалы использовались для его постройки.       Бровь на лице Ахзара непонятливо выгнулась, а после он сам глупо улыбнулся.       — Узнаю своего юного архитектора, — новая фраза, вызвавшая боль в груди. — На самом деле, этот фонтан и правда достаточно хрупкий. Несколько месяцев назад, может, даже год, один из учеников Серы — той женщины, что ты уже видел — ни с того ни с сего разбил его, — Ахзар недовольно повёл носом. — Тогда был полный переполох.       — А… а что стало с тем учеником?       На секунду-другую повисло молчание. Ахзар точно думал, посвящать ли сына в такие подробности. Но потом всё же отвёл взгляд и отрезал:       — Его свергли.       Вся история сходилась. Кавех получил ещё одно доказательство. И ещё одну причину взволноваться. Теперь точно никакие полёты ему не светят: не напрягаться не получалось совсем. Мысли утекали вниз, в Ад, где сейчас и находился тот самый свергнутый «ученик Серы».        — Сынок, тебе не о чем переживать, — заметив замешательство, успокаивающе произнёс Ахзар. — Правда. Рай не так плох, как ты мог подумать из моего рассказа.        «Рай не так плох». Кавех стиснул зубы. Крылья поневоле — или по воле — опустились, переняв настроение хозяина. «Рай не так плох». Поэтому фонтан, пусть даже «очень функциональный и красивый», ангелам дороже человеческой души.        — Стой, повтори, — Ахзар с ожиданием взглянул на сына, отпуская его плечи.       — Что? Человеческие души? — не понял тот и вздрогнул.       Вознёсся смех. Отцовский.       — Какие души? Ты только что смог опустить крылья, Кавех!        И Кавех машинально взглянул себе за спину: и правда, крылья не стояли, как при появлении, а были аккуратно сложены. В голову ударило ещё одно воспоминание — о хвосте Тигнари. Тоже часть тела, к которой пришлось долго привыкать. И тоже часть тела, которая двигалась в зависимости от настроения, переполняющих эмоций.        — Наверно, я неправильно начал, — Ахзар невесомо провёл рукой в воздухе, отчего посередине гостиной возникла тонкая светлая полоска, разделившаяся в большой овал. — Подойди сюда, пожалуйста.       Кавех неуверенно приблизился к, видимо, порталу и стушевался: перед глазами возник белоснежный пустырь. Ноги коснулись земли, какая оказалась на самом деле облаками. Негромкий хлопок сзади уведомил о том, что портал закрылся. Кавех проводил отца взглядом — тот вышел вперёд и развёл руки в стороны.       — Мы находимся на Облачном Плато, — невидимые стены подхватили его голос, раздалось эхо. — Это, наверно, самое спокойное место в Раю, и, я надеюсь, смена обстановки немного тебе поможет расслабиться, — отец развернулся лицом к Кавеху, что нервно теребил верёвочки на рубашке. — Запомни, сынок, эти крылья — не просто украшение или символ нашей природы. Они — часть нас самих, нашего внутреннего мира. Когда ты смотришь на них, помни, что они отражают твою душу.       Кавех бы спокойно воспринял эту мысль, если бы не вспомнил о Тигнари снова. Если крылья — это «душа» и «внутренний мир», то при свержении человека его просто лишают какой-либо свободы? Отвратительно. Всё время, что Кавех провёл в Отеле, ему так хотелось вознестись на Небеса, а сейчас все эти представления о Рае разбивались вдребезги. И в то же время какой-никакой интерес был. Чёртова амбивалентность.        — Как только ты научишься доверять своим крыльям — перед тобой откроется всё, — Ахзар, расправив свои массивные крылья, чуть согнул колени и в ту же секунду взмыл в воздух.        От неуверенности, смешанной с восторгом, Кавех открыл рот, проводя отца взглядом. Тот спокойно и свободно летал. Завораживал. Крылья рассекали воздух, несли тело в любом направлении…        Они бы точно помогли в Аду. Слишком ценная вещь. Кавех кашлянул, вспомнив фразу отца о том, что серафимы должны «развить данную Небесами способность». И очень хотелось верить, что развитие этой самой способности — не долгосрочный процесс. На подкорке сознания Кавех для себя набросал план: взять от Рая всё, что нужно, и попробовать отправиться в Ад. С надеждой, конечно, успеть к Истреблению. Отец ведь сделал портал к этому Облачному Плато, что ему мешает провернуть такой же трюк, только перенеся Кавеха в Ад?       Вот оно. Откликнувшееся в груди чувство, подарившее тепло, энергию. Кавех отмер от своих мыслей в тот момент, когда отец приземлился. Собственные крылья зашевелились.       — Ты молодец, двигать ими на месте уже можешь, — с гордостью сказал Ахзар и взял руки сына в свои. — Попробуй оттолкнуться, когда почувствуешь, что готов.       Кавех ощутил отеческие прикосновения, и тут же снова накатило чувство вины. Что он хотел? Отправиться в Ад? Оставив отца снова в одиночестве? Без любимой жены, без любимого ребёнка? Кавех сжал родные ладони в своих крепче. Сердце заныло. От предательства. Но научиться летать надо в любом случае, верно?..       Ноги чуть согнулись в коленях, Кавех прикрыл глаза и сделал два размашистых взмаха крыльями. Воздух свистнул, врезавшись в них. Тело покачнулось. Спину пронзила ноющая боль. Но какое-никакое доверие и правда появилось. Отец крепко держал за руки, начал медленно отходить назад… И Кавех совершенно некстати вспомнил о том, как учился плавать в далёком детстве.       Он снова маленький, мама сидит на песке и лепит из мокрого песка замок, а отец крепко держит за руки и помогает поймать волну. Гладь воды переливается в лучах яркого солнца, а Кавех с постриженными волосами напрягается, пытаясь грести ногами. Никто даже мысли не допускает о том, что когда-то их семья распадётся. Распадётся так рано. Начнётся это, когда Кавеху только исполнится девятнадцать, а продолжит, когда числа зайдут за двадцать.       Но теперь всё это в прошлом. Время не повернуть вспять. Ничего не изменить… В прошлом… да.       Тело охватило чувство безысходности. Слёзы снова навернулись на глаза. Кавеху хотелось уйти. Исчезнуть. Лишь бы не думать вообще ни о чём. Сердце просто разрывалось на части. Рай представлялся спокойным местом, где нет невзгод. А реальность оказалась совсем не такой. В Аду было лучше. Или так только кажется?..       Хотя, наверно, не кажется.        Но это же противоречит… всему!       В Аду Кавех мог просублимироваться через рисование. А сейчас его блокнот лежал где-то в сороковой комнате. И нет никаких гарантий, что кучка Истребителей не истерзает его в труху.       За что все эти мысли?        Кавех не сразу понял, что оторвался от облаков. Открыл глаза и заметил отца: тот с тёплой улыбкой неизменно держал его за руки. И махал крыльями. Лениво, редко, но так, чтобы спокойно держаться в воздухе. Как и Кавех. Собственные крылья пусть чаще, но двигались подстать отцу.       Воздух облизывал кожу лица, как бы говоря: «Да, ты летишь». Наверно, так же говорил и отец. У себя в мыслях.       — Отпускаю, — предупредил Ахзар и осторожно разъединил их ладони.        Если Кавех хотел испугаться, то не вышло. Крылья крепко держали в воздухе. Не позволяли упасть. Подпитывались внутренним желанием своего хозяина оставаться на лету.        Описав невидимый круг, Кавех разрешил себе улыбнуться. Скомкано, но искренне. Вот уж… Никогда бы он не подумал, что когда-то настанет подобный момент. Момент, когда собственные крылья будут нести в любом направлении, каком только пожелаешь.        Заметив улыбку на лице сына, Ахзар вновь провёл рукой в воздухе. Возник портал, в котором виднелся интерьер комнаты. Кавех всё летал где-то сверху, чувствуя свободу. Крохотную, но свободу. Если в Ад придётся возвращаться без крыльев, то Кавеху хотелось вдоволь налетаться.       Приземление вышло не особо удачным. Тот зеркально-гладкий стол немного сдвинулся от того, как Кавех пытался остановиться. Всё-таки не всё будет получаться с первого раза, да. Отец хлопнул в ладоши, портал закрылся. Сейчас комната слышала только учащённое дыхание Кавеха, пытавшегося привыкнуть к твёрдому полу под ногами. Летать — прекрасное умение.        — Ты прирождённый ангел, сынок…       Снова фраза, не предназначенная для боли, но оказавшаяся именно такой. Кавех сложил крылья, поправил стол и поджал губы. Нет, не прирождённый ангел. Ни разу. Судьба изначально отправила в Ад. Несмотря на все слова и действия, Кавех не считал себя «святошей». Но на фразу отца неопределённо улыбнулся. Чисто чтобы не расстраивать.       — А что за способности я должен развить? — спросил Кавех, немного поправив рубашку.        Ахзар поманил сына рукой, чтобы они снова стояли напротив друг друга. Тот послушался и нервно стал хрустеть пальцами. Стало интересно, развивая способности, Кавех поменяется внешне, как аль-Хайтам?        Аль-Хайтам…       «Держи слёзы, умоляю», — мысленно себе сказал Кавех, зажмурившись.        — Каждая душа, в зависимости от того, чем занималась при жизни, получает способность здесь. Взять в пример того ученика Серы, если я не ошибаюсь, при жизни он много посвятил ботанике и биологии в принципе…       Кавех хотел закивать, затараторить: «Да, да, да, Тигнари жил естественными науками, это правда», но что-то останавливало. Наверно, воспоминания о том, как недовольно отец говорил о его поступке с фонтаном.        — …потому и способностью его стало умение разговаривать с животными. Тот малой и сам на фенека был похож, — отец нахмурил брови, пытаясь вспомнить внешность Тигнари. — Да, несмотря на то, что он сделал, его свержение стало настоящей потерей для нашего зоопарка.        Сердце точно остановилось. «Потеря для зоопарка»? Отец, заметив изумлённое лицо Кавеха, тут же замахал руками.       — Кавех, тихо-тихо, он там работал! Никто бы не позволил запечатать человеческую душу в клетку.       Отлегло. Кавех даже облегчённо выдохнул. Не хватало ещё, чтобы ангелы подобным образом с Тигнари обращались.        — А ты, сынок, посвятил много времени архитектуре. Держу пари, твоя способность — созидание, — Ахзар развёл руки в сторону, ожидая реакции.       Созидание?.. Созидание… Кавех зачем-то посмотрел на свои руки, точно из них бы прямо сейчас вылетело нечто, созданное им. Но ничего, да, не произошло. Если отец прав, то эта способность будет покруче умения летать. Ведь можно создать абсолютно всё! Даже, наверно, и крылья тоже. Или есть какие-то ограничения?        — Я хочу попробовать, — сжав кулаки, утвердил Кавех и взглянул на отца.        — Хорошо, — тот кивнул и зашёл на спину. — Закрой глаза.       Кавех послушался. Теперь голос отца почему-то послышался с двух сторон сразу:       — Нужно сосредоточиться. В тебе сидит определённая энергия. Твоя задача — совладать с ней. Представляй всё что угодно, растягивай понятие этой энергии так, как тебе хочется. Для начала её необходимо ощутить.       Тяжёлый вздох. Грудь вздымалась и опускалась от размеренного дыхания. Звуки стихли.        Сосредоточиться. Сосредоточиться?..       Кавех повёл носом, пытаясь сделать именно это. Как вдруг ощутил ладони отца на своих кулаках — тот их разжал. Находясь с закрытыми глазами, Кавех бы и не отличил отцовские руки от хайтамских. Как раз этого он и не сделал. На долю секунды в этих прикосновениях показался аль-Хайтам. Сердце защемило. Мысли опустились в самый низ, в Ад. Веки против воли раскрылись.        — Сынок, ты чего?.. Опять переживаешь из-за чего-то?       И отец так тепло смотрел в ответ… Кавеху стало дурно. Очень.        — Нет, я… давай продолжим…       Кажется, это будет вечностью. Долгой, мучительной, нескончаемой вечностью. 

✦•┈๑⋅⋯ ⋯⋅๑┈•✦

      Тело аль-Хайтама было напряжено до невозможности. Сам он сидел на кровати в комнате номер сорок и просто сверлил взглядом пол. Энджел же расхаживал из стороны в сторону, хватаясь за голову. Они отбросили всё, что могло стать преградой для прямого взаимодействия. Сейчас их связывало одно — переживания за Кавеха.       — Может, он убежал куда-то?.. Или…       — Его бы наверняка кто-то увидел, — перебил аль-Хайтам, проводя ладонью по чуть вспотевшему лицу.       Ему ничего не стоило проснуться без Кавеха под боком, ибо тот всегда был ранней пташкой, вскакивающей ни свет ни заря. Но когда эта самая пташка точно упорхнула куда-то, причём совершенно бесследно и надолго, сохранять самообладание было очень и очень непросто.  ╰┈➤       Утро выдалось вполне обыденным. Вставать пришлось рано, чтобы быть к Истреблению полностью готовым. Если память не подводила, то примерно в два часа должна была начаться атака. Аль-Хайтам не чувствовал страха от слова совсем. В руках книга — хоть почитать напоследок успеет, может, к тому времени и Кавех решит вернуться обратно и проверить, проснулся ли аль-Хайтам. Спешить пока что всё равно некуда.       Вот только количество страниц уже заметно уменьшилось с левой стороны, а Кавеха всё нет и нет. Может, слишком переживает по поводу Истребления и просто безвылазно сидит в гостиной, оглядывая её как в последний раз? Досадно… Аль-Хайтам убрал книгу обратно на тумбу, зачесал немного растрепавшиеся волосы, придавая себе более презентабельный вид, и покинул комнату.        Коридор встретил тишиной. Обычно в них всегда толпились каннибалы, но сейчас у стен стояли только ящики с оружием. Через часа два их можно будет передвинуть ближе к первому этажу. Аль-Хайтам, не заостряя на них внимание, проследовал к лестнице.       В гостиной… развернулся спектакль. Ниффти развлекалась на полу в окружении дохлых тараканов, своей маленькой сцены и сидящим на диване Чарли, Вэгги и паре каннибалов показывала очередную глупую постановку. Аль-Хайтам ретировался к бару быстрее, чем его бы опознали как нового зрителя. За стойкой неизменно стоял Хаск, вот только он не протирал бокалы, как обычно, а начищал стрелы. Наверно, для лука Тигнари.        Если вообще не зацикливаться на скоплении оружий и паре попавшихся каннибалов в Отеле, создавалось ощущение, что никакого Истребления и в помине не было. Все вели себя максимально непринуждённо. Правильно ж, лишняя паника конкретно сейчас ни к чему. Да и во время битвы — тоже.        — Утро, Кавеха не видел? — обратился аль-Хайтам к Хаску.       Тот в ответ отрицательно покачал ушастой головой.        — Может, с Энджелом сидит где-то. Его я тоже не видел. Хоть бы не убежали опять в клуб какой-нибудь, — дополнил Хаск уже с еле заметной улыбкой.       Аль-Хайтам неслышно прыснул. Да уж, он прекрасно помнил, как двинулся вслед за Кавехом и Энджелом в самое грязное место Ада вместе с Хаском. Сколько же времени прошло, сколько всего поменялось. Казалось бы, Кавех тогда на весь тупичок кричал о том, что не хочет разговаривать, а сейчас… А сейчас Кавех, собственно, где?       Ну, хорошо. Аль-Хайтам благодарно кивнул и, постояв ещё секунду-две, отвёл взгляд: на стойке лежал небольшой лист, расписанный номерами телефонов. Чарли, Вэгги, Энджел… Глаза зацепились за наскоро написанное имя. Да, то имя, местонахождение обладателя которого аль-Хайтам всё хотел узнать. И когда Кавех успел заполнить эту «ведомость»?        — Это что? — аль-Хайтам кивнул на лист.       Хаск на долю секунды оторвался от стрелы, мельком глянул в сторону, а потом обыденным тоном сказал:       — Чарли вчера перед тренировкой просила всех заполнить, типа «не потерять связь», — сказано было со слащавой интонацией, присущей Чарли.        Аль-Хайтам ещё раз оглядел список номеров. За всё то время, что находился в Аду, он ведь почти что не пользовался телефоном. Следовательно, и номера ничьи не записывал. Даже кавеховский. Ведь сам Кавех постоянно находился рядом и тревожиться по его поводу было незачем.        Ладно. Сказав Хаску что-то вроде: «Увидимся», аль-Хайтам решил уйти обратно в комнату. Пусть Кавех, если правда отсиживался у Энджела или ещё у кого-то — Сайно и Тигнари, например, — спокойно отдохнёт. Лучшее, что можно дать человеку, — свободное время. Его аль-Хайтам сам ценил как никто другой. И в чужое не влезал.        Вот и своё время он решил провести за чтением. Утреннюю книжку можно будет дочитать, а потом взяться за что-то другое. Что-то, что вернёт ощущение приближающегося Истребления, — пособия из гостиной. А может, Аластор опять заберёт прогнать весь план. Кто знает.        Страница за страницей. Глава за главой. Конец.        Прошло полчаса.       Час.       Час с лишним.       Страница за страницей. Информация за информацией. Конец?       Аль-Хайтам отложил пособие обратно на столик в гостиной. Удалось почитать в тишине — спектакль Ниффти закончился ещё давно. И что-то уже немного начало волновать, где же Кавех находился. С самого пробуждения прошло уже достаточно времени, а те же объятия или поцелуи получены ещё не были. Достав прежде ненужный телефон из кармана, аль-Хайтам набрал адский номер Кавеха, списанный с того листа на стойке.        Гудок. Второй. Третий.       Шестой.       Чувство дежавю. Аль-Хайтам на долю секунду оцепенел. И грудь сдавило. Взгляд расфокусировался. Невольно в голове возникли те ужасные кадры мёртвого Кавеха с разбросанными таблетками. Раздражённый выдох. Фантомный джеб.       Вызов завершён.        Помотав головой, аль-Хайтам увидел статус «был вчера в…» и решил ретироваться из гостиной на четвёртый этаж. Точно хотел уйти от воспоминаний, вызванных неотвеченным звонком. Такое просто так из сознания не выбросишь. Но аль-Хайтаму хватало присутствия Кавеха, чтобы отвлечься от этого. А сейчас…        А сейчас аль-Хайтам шёл по коридору. Уже даже появилось желание отработать весь план с Аластором. Что угодно, лишь бы от гнетущего наваждения избавиться. И как оно совершенно некстати, но так ловко смогло на секунду выбить из колеи?        В Аду желания имеют свойство исполняться. Причём достаточно быстро. Повеяло холодом, что отсиживался где-то в конце коридора и наконец вышел навстречу. Каждый находящийся в Отеле мог с лёгкостью сказать — то не ветер и не волшебное отсутствие отопления. Это, конечно, Аластор. Вот он и обрёл наконец физическую оболочку, рассыпав в узком коридоре всю теневую. Появился и, не церемонясь, взял аль-Хайтама за плечо, проводил в одну из комнат. Сопротивляться смысла нет. Но короткий раздражённый вздох с губ всё же слетел.        — Какая удача, что мы повстречались сейчас! Истребление будет уже совсем скоро, аль-Хуйтам, — как ни в чём не бывало произнёс Аластор, включил свет в комнате и вышел вперёд. — Мне хотелось бы сделать кое-что. Я специально оставил эту часть нашего плана на последний момент, чтобы попусту не тратить твои силы.        Вот это великодушие. Аль-Хайтам еле слышно хмыкнул и приготовился слушать. Аластор и впрямь все разы до этого кратко упоминал, что у него есть лазейка, но о ней говорить было рано. Сейчас, видимо, время пришло. Ну что ж.        — Приступай, — Аластор отвернулся, ожидая, когда трансформация будет закончена.       И нет, легче она не стала от слова совсем. Аль-Хайтам уже и морально, и физически был готов к боли, которая протечёт через каждую клетку тела. Аластор говорил, что обычному грешнику невозможно превращаться быстро и безболезненно. А аль-Хайтам, естественно, осознавал, в какие рамки себя ставил, продавая душу. Продавая душу за не пойми куда девшегося Кавеха.        Через несколько мгновений на голове появились те самые изогнутые козлиные рога, полосы на руках затянулись в перчатки, рост увеличился, а голени обзавелись мехом. Аль-Хайтам сделал круговое движение головой, тем самым вызвав хруст в шее, и уставился на Аластора с выжиданием. Тот хмыкнул с помехами, а после развернулся лицом. Взгляд его хищно зацепился за то, что блеснуло на груди аль-Хайтама в свете лампы. Да, неприметный зелёный кристалл. Аластор протянул руку. Всё стало понятно без слов. В следующую секунду заветный камушек уже лежал в костлявой ладони.       — Это — наше главное оружие против Адама, — заговорщицки начал Аластор и взмахнул рукой. Теперь кристалл висел в воздухе между ними.        Аль-Хайтам вопросительно выгнул бровь. И «вопросительно» не потому, что он не верил в мощь маленького камня, а потому, что вряд ли уж два разноплановых демона смогут дать достойный отпор сильнейшему ангелу. Это ведь абсурдно.        — Отличная идея показать «главное оружие» за полтора часа до Истребления, — аль-Хайтам сложил руки на груди.        — Ах, — Аластор издал такой звук, будто что-то внутри него надломилось. — Козыри всегда вскрываются под конец, аль-Хайтам.        А названный-то теперь готов был делано удивиться тому, что Аластор произнёс его имя правильно, никак не коверкая. Но, впрочем, не так уж это и важно.        — Мы должны объединить наши силы и закрыть их в этом кристалле. Всё предельно просто. До нужного момента он будет лежать у меня, — Аластор осторожно стукнул микрофоном в камушек. То ли проверял на прочность, то ли опять какой-то ерундой занимался.       — Любопытно, — только сказал аль-Хайтам громким шёпотом.        — Любопытно и действенно. Адам отвлечётся всего на пару секунд. Этого времени должно хватить. Так что твоя задача — это…        — Отвлекать, — закончил аль-Хайтам.       — Правильно.        Как неожиданно. Аль-Хайтам пожал плечами и выглянул из-за кристалла, чтобы в очередной раз узреть неизменно хитрое улыбчивое лицо. Аластор резко схватил его за запястье, впиваясь когтями, и чуть дёрнул на себя. Но аль-Хайтам не покачнулся, точно ноги в пол вросли, хотя ожидал именно этого. С этим движением Аластора из груди по руке прошла та жгучая энергия. По ощущениям она проходила аккурат в костлявую ладонь. Аль-Хайтам заметно напрягся.        Воздух снова стал сгущаться, наполняться трескучими звуками. Аластор стал увеличиваться в размерах, всё усиливая хватку на запястье аль-Хайтама, точно хотел пустить струи крови. В ушах встал звон. Голову повело. Комнату поглотила тьма. Остался только донельзя сосредоточенный Аластор, покорный ему аль-Хайтам и светящийся кислотно-зелёным цветом кристалл.       Аластор раскрыл глаза. Зрачки обратились в стрелки, белки почернели. Грубо отпустив руку аль-Хайтама, он сжал кристалл в своей ладони. Всю комнату охватил яркий свет. А потом всё резко стихло. Аластор принял свою обычную форму, аль-Хайтам — тоже. Меж костлявыми пальцами был зажат кристалл.        — Ты крепкий орешек, аль-Хуйтам. Иди.        Повторять дважды не пришлось. После такого перфоманса и впрямь появилось ощущение высосанной энергии. Но только не той, особой, а жизненной. Нашёл-таки Аластор время выбрасывать свои козыри. К началу боя восстановиться бы.        Комната осталась позади. Аль-Хайтам даже не обратил внимание на её номер. Из-под двери следом выползла тень и удалилась в противоположном направлении. Всё, оставшееся время каждый будет готовиться к Истреблению. И где же всё-таки Кавех? Хорошо, конечно, что он случайно не зашёл во время аласторских манипуляций в комнату, но аль-Хайтам ведь за весь день его так и не увидел. А пора бы.        В дали коридора показалось то, что заставило аль-Хайтама восстановиться моментально. Это шёл Энджел. Спокойно шёл. Расстояние между ними было сокращено быстро.        — Кавеха не видел?       — Кавех не с тобой? — заговорили одновременно.        Фантомный апперкот. Энджел аж отступил на шаг и обеспокоено вытаращил глаза. А аль-Хайтам… вздёрнул бровь и тут же отвёл взгляд в сторону. Всё утро был уверен, что Кавех находился с Энджелом. А, оказывается, и сам Энджел не в курсе.        — Что-то случилось? — осторожно спросил он, сложив одну пару рук на груди.       — Да, — аль-Хайтам мигом двинулся по коридору дальше, оставляя Энджела в одиночестве.        Сайно и Тигнари — последняя надежда. Нет, не надежда. Последний факт, который сможет либо опровергнуть зародившуюся гипотезу, либо подтвердить её окончательно. Ладонь тут же легла на ручку, аль-Хайтам приоткрыл дверь, огляделся по сторонам, но ни одного из хозяев комнаты на месте не застал. Пока не услышал шаги сбоку.       — В гости решил заскочить? — это был Сайно.       Его тело полностью покрывала чёрная одежда, на шее даже ворот оказался широким — чтобы закрыть лицо. Подошедший Тигнари выглядел точно так же, только розы жёлтые на плечах торчали. Аль-Хайтам вопросительно выгнул бровь и оглядел парочку с ног до головы.       — А Кавех где? — поинтересовался Тигнари, заглядывая внутрь комнаты, точно думая, что друг уже зашёл туда.       — То есть, и вы не знаете, где он? — аль-Хайтам сложил руки на груди и опёрся на стену, нахмурившись.       Сайно и Тигнари переглянулись.       — В каком смысле? — спросили они в унисон.       Тяжёлый вздох. Аль-Хайтам сжал руки в ладонях сильнее. Гипотеза подтвердилась. Серия фантомных ударов закончилась. Теперь — фантомный нокаут.        — Никто не видел его сегодня.        — Может, он у Энджела? — сразу оживился Сайно и стал прямо в коридоре снимать кофту, под которой оказалась майка. — Только что с ним пересеклись.       — Нет, Энджел тоже не знает, — ровным тоном ответил аль-Хайтам, хотя в голове его бушевал настоящий переполох.       Ушки Тигнари опустились, Сайно, приложив кулак к подбородку, задумался. Аль-Хайтам зачесал волосы и отвёл взгляд в пол. Всё, что хотел, узнал. Но вот только стало ли от этого лучше? Определённо нет.        — Вы откуда такие наряженные? — вдруг спросил аль-Хайтам и кивнул на одеяния.       — Оккепс пересаживали во двор, — Тигнари повёл носом и выдохнул. — Чтобы он не превратился в кого-либо из нас, пришлось одеваться плотнее.        — Ясно, — аль-Хайтам отнялся от стены. — Удачи на битве, — и последовал к месту, где они разминулись с Энджелом пару минут назад.        Сайно, грубо, но совершенно точно говоря, охуел. Аль-Хайтам? Желает удачи? Но, в любом случае, было приятно. Тигнари подбадривающе пригладил белоснежные волосы.       — Он разберётся, не переживай.        И как же в эти слова хотел верить и Тигнари, и Сайно, и сам аль-Хайтам, что не услышал их.       Он достаточно быстро перехватил Энджела у самой лестницы, а после требовательно окликнул его:        — Пойдём со мной.        А Энджел… остолбенел, так и не ступив на лестницу, но тут же зачесал волосы, закивал и с опаской двинулся следом. Направлялись они в сороковую комнату.        Как только дверь за их спинами закрылась, аль-Хайтам нервно потёр шею и осел на кровать. Энджел же опёрся на стену, одну пару рук складывая на груди, вторую оставляя вольно висеть.       — Что случалось? — осторожно спросил Энджел и поёжился. Просто так аль-Хайтам бы его не позвал пойти с собой в комнату — аксиома. — Это связано с Кавехом?       — Он пропал.       Голос был твёрдым, даже слишком. Так аль-Хайтам не позволял ему дрожать. А Энджел ощутил атаку из мурашек по всему телу.               — В-в каком смысле?..        — С утра его нет.        — И никто не видел?       — И никто не видел.        Вернулись к тому, с чего начали. Аль-Хайтам целиком и полностью, не утаивая ничего, пересказал все события до текущего момента. И одинокое пробуждение, и неотвеченный звонок, и слова Сайно с Тигнари о том, что они не в курсе местонахождения Кавеха. Энджел внимал каждому слову, а необъятная тревога становилась всё сильнее. Колючее. Мерзостнее. Свои чувства он понимал прекрасно: пропал лучший друг, это донельзя жутко. Но чувства аль-Хайтама, у которого буквально пропал любимый человек… Энджел даже представить боялся. Ещё больше сводило с ума внешнее спокойствие аль-Хайтама, что если и выдавал свою тревогу, то в одних коротких действиях. Ладони рассматривал, волосы зачёсывал…        Энджел сглотнул и стал ходить из стороны в сторону, пытаясь придумать хоть одну причину этой неизвестной пропажи. На все вопросы аль-Хайтам быстро находил ответы, даже не раздумывал. Атмосфера в комнате за считанные секунды — не минуты — накалилась до предела. И всему виной два слова. Кавех пропал.        И ведь ничего беды не предвещало. Если только… Ну, Кавех со всеми прошедшим вечером старался наговориться… Но делал же он это ввиду сегодняшнего Истребления, а не своего исчезновения! Если бы Кавех дулся на Энджела за раненое плечо или за что-либо на аль-Хайтама, то со стопроцентной вероятностью пошёл бы к Тигнари и Сайно. Но если и они ничего не знают, то что тогда остаётся? За каннибалами следила Чарли ещё с первого их появления, да и аль-Хайтам бы не позволил кому-либо из этого народа причинить Кавеху вред… Хаск думал, что тот сидит с Энджелом где-то. Чарли, а с ней и Вэгги, сегодня слишком заняты, они бы точно не были в курсе. Ниффти, при всей её интригующей личности, не полезла бы на Кавеха — «хорошие парни» её не привлекают. Пентиусу не до этого, Черри обязательно бы сказала Энджелу обо всём.       Кто остался?..       Энджел резко остановил свою ходьбу и весь вытянулся подобно струнке.       — Может, Аластор..? — он даже не договорил, ибо сам не знал, что Аластор мог сделать. И мог ли.       Аль-Хайтам без колебаний отрезал:       — Сомнительно. Я бы был в курсе.       А других вариантов просто не возникало в головах. Учитывая и то, что последние Энджел высасывал из пальца как только мог. Ну не может же человек просто так пропасть без вести, когда Отель переполнен потенциальными очевидцами!       И пусть аль-Хайтам на догадку о последнем кандидате на причастность к исчезновению Кавеха отверг сразу же, что-то в сознании всё же вспыхнуло. Короткое воспоминание. О подобии разговора с Аластором сразу после первой близости с Кавехом. Аль-Хайтам приложил руку ко лбу и прикрыл глаза, точно это могло воспроизвести тот диалог с точностью от первого до последнего слова.       И откликнулось-таки:       «Наслаждайся временем со своим Кавехом».       Аль-Хайтам открыл глаза. Аластор ещё тогда что-то знал? Или просто невпопад ляпнул фразу, чтобы добавить загадочности? Кто ж поймёт, что у этого психопата на уме. А аль-Хайтам хотел понять, но не находил зацепок дальше. К Кавеху Аластор не лез, да и сам Кавех его шугался. Ничего бы никто никому не сделал. Значит, та фраза смысла не имела вовсе?       «Суть любви в понимании» — фраза, сказанная Энджелом и аль-Хайтамом напополам. И как бы они Кавеха ни любили в своих манерах — романтически или дружески, — оба откровенно не понимали ничего. Совершенно ничего.       Энджел вцепился в свои плечи, словно температура в комнате упала на несколько градусов, и судорожно выдохнул. Сколько они с аль-Хайтамом ломали головы — неизвестно. Может, час, полтора или тридцать минут. Но время ползло мучительно долго. И приближалось оно к…        — Скоро Истребление. Лучше иди, — аль-Хайтам отвёл взгляд в сторону, стараясь никак не поймать зрительный контакт. Не хотел, чтобы глаза его волнение выдали с поличным.        Просто уйти? Так и не узнав, где Кавех?.. С другой стороны… Энджелу, наверно, ничего больше и не оставалось. Одними своими раздумьями они важного для них человека не вернут, пусть потратят на это хоть весь день.        Больно.       Очень.       Энджел неуверенно кивнул, а после всхлипнул и всё же вышел за дверь.        Аль-Хайтам подошёл к окну и взглянул на небо, откуда через считанные минуты должны появиться Истребители. Страха смерти не было.        Страха вообще никакого не было.       На его смену пришла та тревога, что уже посещала аль-Хайтама несколько месяцев назад. Та тревога, что выбила из колеи, заставив уйти в себя ещё дальше и потеряться. Все окружающие звуки меркли, не долетали до ушей и растворялись где-то в воздухе. Один лишь стук, доносившийся снизу, где все вставали на позиции, гремел в голове. Словно отсчитывали секунды до чего-то. Аль-Хайтам почему-то услышал в этом звуке мотив песни, которую любил слушать Кавех ещё при жизни.       Или не любил. Но включал часто.        Это аль-Хайтам помнил досконально: она фоном звучала на каждой ночёвке и попадалась в плейлисте аккурат в тот момент, когда наступало время ложиться спать; строчки из неё Кавех выписывал на бумагу и рисовал что-то вроде логотипа, непонятно, для чего именно; даже во время того, как она попадалась в потоке, Кавех два-три раза обязательно проигрывал её снова. Аль-Хайтам бы и не запоминал такие мелочи, но они были связаны с самым близким человеком, а значит, оставались в голове надолго.       В какой-то момент аль-Хайтам, не заинтересованный в подобной музыке, и сам вдруг решил послушать ту песню полностью. И ещё раз. И ещё. Всё пытался понять, почему Кавеха она так цепляла.        И догадался-таки, когда открыл перевод.

«Ich kann auf Glück verzichten

Weil es Unglück in sich trägt

Muss ich es vernichten

Was ich liebe, will ich richten»

      Первые же строчки, говорящие о многом. Говорящие о той стороне Кавеха, какую он никогда не хотел никому показывать. Но демонстрировал аль-Хайтаму.        Понятия как такового счастья и несчастья всегда дополняли друг друга: без света нет тьмы и без тьмы — света. Это аль-Хайтам прекрасно знал. Уничтожив одно, ты уничтожаешь другое. Кавех снова пропал. И вместе с ним так же снова пропала важная часть аль-Хайтама. Аналогия проста.       С Кавехом он был счастлив. Очень. Наедине с собой аль-Хайтам привык находить счастье тоже, но оно не совсем похоже на то, что возникало вместе с Кавехом.        И во второй раз он ушёл. Оставив в груди пустоту, разрастающуюся в геометрической прогрессии. Полёкши за собой цепочку мыслей, не находящих свой конец.       Может, и то, что аль-Хайтам счастлив, — так быть не должно?       Что за глупости…       — Wer mich liebt, geht dabei ein, — утвердил себе аль-Хайтам строчкой из этой песни. А следом с тяжёлым вздохом вырвалось: — Was ich liebe das wird verderben, — второй раз в нём проснулось желание что-то спеть. Он не знал, что бы ещё помогло справиться с отвратительным чувством, которое расползалось по всей груди. — Was ich liebe das muss auch sterben, muss sterben.       Будто бы стало чуть легче. Что теперь отстукивало ритм — толпа снизу или воображение — аль-Хайтам знать не хотел. Пальцы впились в подоконник. Сжали. Глаза не отрывались от неба. Словно что-то тянуло. Или кто-то.        А в памяти всплывали остальные строчки из любимой песни Кавеха. Слышал бы он, как аль-Хайтам её пел… Пел, вспоминая смех, прикосновения и любовь, которые когда-то согревали его проданную душу. Проданную на кой чёрт? Чтобы потерять Кавеха снова?

«So halte ich mich schadlos

Lieben darf ich nicht

Dann brauch' ich nicht zu leiden

Und kein Herz zerbricht»

      По телу пошла дрожь. Нет, не от холода, не от страха. Просто так, как показалось аль-Хайтаму. А с губ сорвалась строчка:        — Dass ich froh bin, darf nicht sein.       Грудь сдавило. С каждым пропетым словом из припева аль-Хайтам чувствовал что-то похожее на ту энергию, с какой он справлялся вчера и сегодня для трансформации. Но ведь сейчас его голова заполнена отнюдь не визиуализацией силы, откуда взяться этим ощущениям?.. Или это просто кажется? Чего на нервах не случится… Но нет, чувства слишком чёткие. Да и аль-Хайтам никогда не позволял эмоциям брать верх на разумом.       «Auf Glück und Freude»       Дышать стало тяжелее.        «Folgen Qualen»       Перед глазами начали мелькать пятна.        «Für alles Schöne»       Среди этих пятен — лицо Кавеха.       «Muss man zahlen, ja»       Обнять его. Поцеловать. Прижать к себе.        Сердце билось в неслышимый такт. Аль-Хайтам продолжал неотрывно смотреть на небо, позволяя словам песни слетать с уст самостоятельно. Тело перестало слушаться. Любое движение совершалось автоматически. И отчёта никакого не давалось. Аль-Хайтам будто чувствовал чьи-то прикосновения, но никого в комнате не было. Необъятная энергия возникла в груди и разлилась к плечам. А с них — по всему телу. Никакой боли. Просто ощущение накатившей волны, тянущей вниз, чтобы потом вытолкнуть на воздух.       — Was ich liebe… — собственный голос послышался чужим и отдался громким эхом в ушах.        Аль-Хайтам перевёл взгляд на свои руки, полосы на которых увеличивались, переплетались между друг другом, и хотел отступить, но не мог.        — Was ich liebe, — продолжал петь он, — Das muss auch sterben, muss sterben...       Волосы зашевелились. Нет, не как обычно говорят, мол, «от страха», — аль-Хайтам в самом деле чувствовал, как меж прядей вырастают — уже нечего отрицать, — рога. Полосы на руках наконец прекратили свой ход, превратившись в те самые длинные перчатки с золотыми вставками. Да и рост явно изменился. Аль-Хайтам свёл брови к переносице и последовал к зеркалу, наконец снова обретя контроль над собственным телом.       А в отражении стоял всё тот же аль-Хайтам, прошедший трансформацию. И он не верил в это. Аластор же говорил: «Любая трансформация будет крайне неприятной». Заставлял мучиться, страдать от нестерпимой боли и не переставать визуализировать эту жгучую энергию, чтобы хоть как-то поймать её в свои руки. Сейчас всё прошло иначе. Куда иначе.       Значит ли это…        Мысль пришла сразу. Гипотеза, скорее. Трансформацию можно получить двумя путями: через боль и через любовь. Аластору чужд второй, он не знает, каково это — любить. Потому и вёл по первому.        Донёсся тихий, невесёлый смешок.       Кавех ушёл, но не забрал самую важную часть аль-Хайтама.        А ещё в отражении он заметил то, чего прежде не видел. Белки в глазах стали чёрными, точно в них отсиживалась сама нечисть.        Но долго разглядывать себя нельзя. С минуты на минуту начнётся Истребление. Аль-Хайтам, сжав ладони в кулаки, усмирил тревогу в груди и вышел из комнаты. 

✦•┈๑⋅⋯ ⋯⋅๑┈•✦

      — Я не могу. Я просто не могу, — Кавех упал на колени и сложил крылья, закрывая лицо руками.       Запястий коснулись тёплые ладони, скользнули к плечами. Ахзар сел перед сыном и погладил его по голове.       — Если тебе тяжело, мы можем продолжить позже. Ты уже отлично потрудился с полётами.       Кавех не слушал. Каждый ебучий раз, когда он пытался сосредоточиться, перед глазами возникал аль-Хайтам, в ушах отголосками появлялся его голос, а сердце разрывалось на куски. Хотелось коснуться его, но Кавех не мог. Рай забрал у него любовь. Забрал аль-Хайтама. Как тут можно сосредоточиться?!        Слёзы Кавех уже не держал. За весь этот непонятный день он ни разу не прикоснулся к аль-Хайтаму. Ни разу не увидел его настоящего. Ни разу не услышал голоса. Это убивало изнутри.        — Сынок, ты плачешь?.. — Ахзар склонил голову набок, пытаясь разглядеть родные глаза через ладони.        Что отвечать? Снова врать насчёт каких-то фонтанов, до которых дела нет, Кавех не хотел. Да и не мог. Ему нужен был аль-Хайтам. Его аль-Хайтам. Не пустая картинка воспоминаний в голове. Кавех хотел сыграть с Сайно в карты, обняться напоследок с Энджелом, чувствуя все его четыре или шесть рук, что зависело от настроения. Послушать рассказы Тигнари о растениях. И всего этого Кавех оказался лишён.       Сердце забилось сильнее. В горле образовался горький ком. Так хотеть отправиться в Рай, чтобы сейчас жалеть об этом. Почему искупление получил не кто-то другой, почему именно Кавех и именно сейчас? Почему желания исполняются так по-дурацки, совершенно не в нужное время?! И ведь не в первый раз так: Сайно встретил Тигнари, что повлекло за собой истерику; аль-Хайтам появился в Аду, что обернулось истерикой побольше. И сейчас. И сейчас Кавех получил искупление, когда все его близкие в опасности. Это уже даже не обычную истерику вызывало. Кавех просто потерялся. Снова разговор о тех чашах весов, на которые улеглась душа. Либо вечное времяпрепровождение с отцом, по которому так Кавех скучал, либо жизнь в Аду с любовью и друзьями. Совершенно ужасные условия. Совершенно сложный выбор.       Плечи дрожали. И в такт им доносились всхлипы. Кавех не мог выпрямиться и посмотреть на отца. Всё тело сковало.       — Кавех… — Ахзар обнял сына сам, положил голову на дрожащее плечо. — Я рядом.        И Кавех не знал, как эта фраза должна была на него повлиять. Но прекрасно знал, как тяжело ему дастся выбор чаши эфемерных весов.  

✦•┈๑⋅⋯ ⋯⋅๑┈•✦

      Ноги коснулись крыши. Есть же свои привилегии наполовину принимать облик козла — прыжки хороши и высоки. Аль-Хайтам отряхнулся и устремил взгляд вперёд — Аластор уже стоял наготове и со своей улыбкой смотрел на небо, из которого одной стаей летели Истребители.        — Ты как раз вовремя, аль-Хуйтам, — отметил Аластор. — Да начнётся шоу… — и громко-громко захохотал.       С взмахом его микрофона небо скрылось за тёмным куполом. Основной был поток отсечён. Снизу доносились звуки бойни, и аль-Хайтам стал мысленно отсчитывать секунды до того, как и они с Аластором ввяжутся в неё сами. Осталось совсем немного. Подобный щит первый человек пробьёт как нечего делать — аксиома. И наступит время аль-Хайтама. Повстречать свою смерть или отделаться обычными ранами — неизвестно. Зато пока что Аластор справлялся на дистанции: движениями кисти управлял щупальцами с зажатыми в них копьями.       История как будто бы повторялась, но отличалась конкретно. Познакомились аль-Хайтам и Аластор ведь тоже на крыше, а теперь на другой готовились бок о бок сражаться. Внутренне презирая друг друга как в первый раз…       — Ты чего-то невесел, мой дорогой друг, случилось чего? — не отрываясь от своих махинаций, спросил Аластор.       Аль-Хайтам завис. Правда ли тот интересовался его состоянием? Начало боя — не лучшее время, чтобы выяснять что-то не связанное с этим самым боем. Но с другой стороны… Может, Аластор сможет пролить свет на докучающий вопрос? Или объяснит, что значила та фраза в давнем разговоре?        — Кавех исчез. Ты не в курсе? — всё-таки выдал аль-Хайтам и сдул мешающуюся прядь со лба.        Аластор прыснул.       — Уверен, с ним всё в полном порядке. Не забудь, каким был наш уговор, аль-Хуйтам. Так что лучше выброси из головы это дело, скоро начнётся самое интересное… — последнюю фразу Аластор произнёс своим излюбленным, жутко-шипящим шёпотом.        Знал же аль-Хайтам, что «проливать свет» — не аласторский конёк. Впрочем, его слова имели смысл. Все-все. И про беспокойство, и про «выбросить из головы». Сейчас бы самому не исчезнуть из-за глупой ошибки.        Вот и самое ожидаемое из всех гиперожидаемых событий: купол потрескался и подобно пыли рассеялся в густом воздухе. Повеяло холодом — то Аластор обратился в тень и сгинул в засаду. Пути назад точно нет. Аль-Хайтам бесстрашно вышел вперёд и расправил плечи. Первый пункт плана: завести непринуждённый разговор.       А вот и второй участник этого самого разговора.        Адам, на секунду возвысившись над всем Отелем, хитро улыбнулся и спикировал к крыше. Выпрямился после приземления на балки, державшие вывеску, склонил голову, изучая вышедшего. Аль-Хайтам спокойно выдохнул через нос.        — Ха, очередной биомусор, — с усмешкой обратился Адам, раскручивая в руках свою ангельскую гитару.        Свечение от неё пришлось аккурат в то место, где аль-Хайтам и стоял. На сожаление Адама, правда, тот смог ловко увернуться. Злость отчётливо появилась на лице, скрытом маской.       — Адам, первый человек… — аль-Хайтам растянул эти три слова и пожал плечами. — Весь Ад наслышан о тебе, я не исключение. О твоих подвигах говорят везде, ты ведь это знаешь?       Адам засмеялся, а после склонился чуть ближе, внимая речи аль-Хайтама.       — Козлоёб, КАК я могу не знать? Все хуи человечества созданы из моего! — начал бахвалиться Адам.        Отлично. Скоро можно переходить ко второму пункту.       — О, да, для меня честь разговаривать с «родителем человечества», — лукаво произнёс аль-Хайтам, чуть склонив голову, но ни на секунду не теряя хватку. — В тебе ведь содержится такая сила, какую ни одна грешная душа даже представить не может…        — Да, блять, естественно! Я гораздо сильнее, чем любой конченный демон, такой как ты, например, поэтому советую просто попрощаться со своей никчёмной жизнью! — ещё один взмах гитарой, и…        Снова мимо. Аль-Хайтам отшагнуть успел.       — Подожди, Адам, — он театрально-грустно вздохнул. — Я для тебя не более, чем ещё одна пешка на шахматной доске, это правда. Но весь Ад знает обо мне так же, как и о тебе. Я бы хотел сделать свою смерть красивой. Чтобы каждый грешник страдал от того, что только ты смог убить меня.        Заметив лёгкую заинтересованность Адама в наглой лжи аль-Хайтама, второй мысленно кивнул себе и продолжил:        — Почему бы тебе не посмотреться в зеркало, чтобы убедиться, что ты готов покончить с моей жизнью красиво?       — Ах, козланчик, — Адам прыснул и перекинул гитару из одной руки в другую: так же любил делать Аластор со своим микрофоном. — Я бы с удовольствием заставил тебя умереть поистине впечатляющим образом…       — Тогда, — аль-Хайтам перебил и взмахнул рукой — вот и второй пункт плана подошёл: в воздухе появилось зеркало в тёмной раме.        Конечно, сила созидания аль-Хайтаму неподвластна — то Аластор из укрытия действовал. Адам, закатив глаза, в один взмах крыльями подлетел к зеркалу: отражение не искажено, ничего необычного. Аль-Хайтам по привычке хотел сложить руки на груди, но резко одёрнул самого себя. Сейчас надо быть начеку.        — Как всегда охуенен, — прокомментировал Адам и свёл брови к переносице.        В это же мгновение из отражения вылетела тень с зажатым в подобии рук ангельским копьем. Кончик едва не коснулся маски Адама — тот смог отреагировать на долю секунды раньше.       — Ты! — он со всей силы раскрутил гитару и разрубил тень пополам. — Ты, блять, реально думал, что сможешь обдурить меня?!       — Почти вышло, — пожал плечами аль-Хайтам и снова сделал рывок в сторону, скрываясь от удара.       Раздались медленные, но громкие хлопки в ладоши. Подошёл третий пункт плана, он же Аластор. Перенял всё внимание Адама на себя. Аль-Хайтам вздохнул через нос и сделал шаг назад.       — Браво. Первый человек — следующий труп, — спокойно произнёс Аластор, и зеркало испарилось.       — А ты чё за хуй? — усмехнулся Адам.       — Аластор, приятно познакомиться, очень приятно…        Золотой взгляд Адама прошёлся по всей оленеподобной фигуре в красном и вернулся к аль-Хайтаму. Изучал. А потом…        — Пф, ха-ха-ха-ха… ХА-ХА-ХА-ХА-ХА… — Адам потерял контроль над смехом, всё больше забавляясь представшей ситуацией. — Два рогатых долбаёба решили бросить вызов МНЕ? ДА ВЫ ХОТЬ ЗНАЕТЕ, ЧТО ДЕЛАЕТЕ?       — Не волнуйся, твоя кончина будет ещё красивее, — Аластор ударил микрофоном в крышу: та разошлась напополам, появились щупальца и кинулись на Адама.       — Милый голосок, но джаз для сопляков. Так что я бы советовал тебе закрыть твоё пиздло!       Аль-Хайтам стоял в стороне, наблюдая за тем, как Адам и Аластор боролись друг с другом. Все золотые свечения летели мимо; тени хоть и цеплялись за цель, но испарялись так же быстро. Время четвёртого пункта.        — Адам, по-моему, тебе не хватает дисциплины и контроля… — дал свой комментарий аль-Хайтам, изображая скуку.       — А ты! — Адам отвлёкся, что позволило Аластору нанести очередной удар. — Бля-я-ять, как же вы меня раздражаете! — он снова замахнулся, из грифа гитары вылетел огромный сгусток и устремился точно в аль-Хайтама.       Снова увернулся. Сгусток рассыпался в паре сантиметров от ног. Адам разозлился пуще прежнего. Ещё один бело-золотой поток — и снова мимо. Аль-Хайтам хотел отпрыгнуть и от последующего, но ощутил, как ноги оплело. Что-то одёрнуло его в сторону, помогши избежать очередного удара. Посмотрев вниз, аль-Хайтам понял: его держала аласторская тень. И что его удивило больше, он уже понять не смог: то, что эта тень ощущалась физически, или то, что Аластор помог.        Долго раздумывать не получилось. Всё внимание было переложено на Адама, что с каждым взмахом руки посылал очередной убийствинно-ангельский поток. Хорошо же прошли тренировки с Аластором — аль-Хайтам отскакивал от смерти раз за разом.        Пятый пункт. Новый. Пока Адам преследовал цель размазать аль-Хайтама по крыше, чтобы каждая трещина была забита его внутренностями, Аластор начал действовать. Кристалл блеснул в его руке. Тело обволок яркий свет, а взгляд стал в разы безумнее. Все тени разом сплелись в одну большую и полетели к Адаму. Тот, всё-таки заметив надвигающуюся атаку, отбросил попытки прикончить аль-Хайтама и развернулся к Аластору. Свечение по гитаре прошло снова.        Всё пошло не по плану. Никаких «нескольких секунд». Атака не прошла.        И всё как в замедленной съёмке. Адам, замахивающийся на сосредоточенного Аластора. Тени, без конца бегущие по изрядно потрескавшийся крыше. Вопль. Вылетающий золотой удар. И бегущий ему наперерез аль-Хайтам с наушниками в руке.       Провод мигом оплёл запястье Адама. Громкое «блять» слетело с его уст. Рука дёрнулась, и весь поток с гитары устремился в аль-Хайтама. Отскочил. Но уже не так ловко. Ангельская боль прошлась по правому рогу. Свечение со всей силы ударило по крыше под ногами. Та вмиг треснула сильнее. Обвалилась. Аль-Хайтам даже вздохнуть не успел.       Свободное падение.        Гостиная встретила отнюдь не с уютом. Приземление вышло болезненным. Очень. Больнее было только жжение в месте, где находился рог. Он же сейчас с грохотом свалился на пол. Поднялась пыль, заставив откашляться. Рёбра зажало в тиски. Аль-Хайтам зажмурился и приложил остатки сил, чтобы перевалить с себя один из камней. И даже не мог себе объяснить, почему так сделал. Почему бросился под атаку. Нутро подсказало? Аластор приказал? Сам захотел? Что…       Такое знакомое чувство. Лежать и корчиться от боли, прознавшей тело. И знать, что никто не придёт на помощь. Где-то вдалеке доносились звуки всё ещё идущей битвы. Аль-Хайтам старался глубоко дышать. Но как же тяжело. В той дыре в крыше виднелся тот зелёный свет, летал Адам, мелькали тени, щупальца…        Второй раз в Аду умереть нельзя. Эти ощущения — временны.        От униженности ситуацией аль-Хайтам почувствовал, как необъятный холод залез глубоко-глубоко в тело, к самому сердцу, да так, что отогреться будет невозможно.       Тепла нет.       Кавеха нет.       Он исчез. Пора признать.       Пора?..