Душа на весах

      А месяц и правда летел стремительно. Так же стремительно изо рта Сайно летели различные каламбуры.       — Знаешь, что такое истинное доверие? — спросил он у Тигнари, придерживая его за талию, пока тот стоял на стремянке и пытался закрепить купленные лампы. — Это когда два каннибала друг другу члены сосут.       Тигнари прикрыл глаза и прислонился лбом к железу, глубоко вдыхая. Если бы это был единственный каламбур за всё время, такой уставшей реакции не последовало бы. Но это повторялось по несколько раз на дню.        Конечно, своей популярностью Сайно обзавёлся среди тех, о ком все каламбуры и были. Буквально купался в своеобразной славе и каждый день слышал слова Тигнари о том, что такими темпами в один момент они оба не проснутся. Именно поэтому дверь на ночь подпирал стул.        Но Сайно это не останавливало.        Зато хоть на пару минут остановил тот факт, что Тигнари снова загорелся идеей отправиться в злосчастный лес чуть глубже, чем обычно. В ушастой голове во время поисков крепких лоз и таких же веток просто промелькнула мысль: что могло бы помочь в предстоящей битве? И ответ нашёлся сам собой, но не понравился Сайно абсолютно.        Пару недель назад оба пришли к гипотезе о том, что Тигнари станет одной из главных целей Истребителей. Об этом можно было судить из причины его попадания в Ад. Разрушение скульптуры Адама, конечно. А ещё из слов Чарли об этом ангеле. «Самовлюблённый, напыщенный и отвратительный индюк» — именно так она его описала. Сложив два плюс два, парни и выдвинули свою гипотезу. Если этот Адам и правда самовлюблённый, то за свою скульптуру он наверняка захочет отомстить.        И Тигнари предложил следующую идею: найти в чаще леса тот самый оккепс, посаженный самостоятельно, и дать ему принять его облик снова. Тогда противники будут отвлечены, а настоящий Тигнари вместе с Сайно получит возможность уничтожить их. В ловкости и силе этого растения никто из них не сомневался после того злополучного дня.        Сайно долго не соглашался, уверяя, что кто-то из своих может спутать двойника с настоящим Тигнари. Но потом быстро понял, что иначе рисковал потерять своего дорогого человека уже по правде. Безопасность Тигнари надо было обеспечить любой ценой.        Так что, одевшись поплотнее, чтобы каждая часть тела была закрыта, Тигнари всё же пересадил оккепс чуть ближе к комнате, чтобы потом не пришлось долго бегать за ним.        — В семье каннибалов умер отец, но он всё равно остался кормильцем.       — Пожалуйста, хватит… — Тигнари прижал уши, выходя из комнаты.       Весь месяц в Отеле царила атмосфера напряженного ожидания. Спокойного дня из всех тридцати одного не было. Коридоры не пустовали: в них постоянно крутились каннибалы, около стен стояли тележки с оружием, а каждый уголок был уплотнён деревянными балками. Если сравнивать Отель тот же самый месяц назад и теперешний — различий найдётся уйма. Кого-то это пугало, воодушевляло или же… разбивало.        Чарли из раза в раз повторяла одно и то же:       — Ангелы не остановятся ни перед чем, чтобы разрушить наш дом. Но вместе мы сможем защитить его!        Все понимали, что она тревожилась не меньше остальных, но изо всех сил старалась излучать уверенность. Пусть её выдавали бегающие глаза. Пусть её выдавала слишком натянутая улыбка. Каплю решимости Чарли всё же смогла посеять в каждом.       Оружиями занимались Пентиус и Вэгги. Вся гостиная была сплошь обклеена рисунками ангелов с их уязвимыми местами. Краткие и подробные инструкции, быстро написанные пособия — всё лежало на столе. Тренировки проводились на заднем дворе Отеля.       И с каждым новым сбором стремительно нарастал страх, недавно поселившийся в сознании Кавеха:       А вдруг его отец будет в рядах Истребителей?        Такая мысль пришла внезапно. В голове просто всплыло воспоминание о том, как сам Люцифер говорил, что пересекался как-то раз с Ахзаром. А Истребления-таки, со слов Чарли, стали проводить именно как раз по разрешению её отца. Имело ли смысл сопоставлять эти два факта? Верить не хотелось, но было боязно. И этим страхом Кавех поделился только с аль-Хайтамом.        Сколько бессонных ночей они провели, чтобы один наплакался, а второй науспокаивал… Не счесть. Преследовало навязчивое ощущение, что либо Кавех погибнет от рук собственного отца, либо Ахзар погибнет от рук собственного сына. И из этих двух вариантов Кавех отдавал большее предпочтение первому, пусть и осознавал, что делал этот выбор из перманентного чувства вины.        Неимоверно сложно.       И хоть как-то сублимироваться выходило лишь на тренировках.       С видом оружия все определились достаточно быстро: Кавех решился попробовать себя с копьём, Сайно взялся за пистолет. Тигнари из лоз и нескольких опавших веток в лесу соорудил лук, а аль-Хайтам… отказался вооружаться. Конечно, кто-то возмутился, думая о его нежелании бороться за общее благо, а кто-то просто недопонял. Но в ответ всем было сказано лишь одно:       — Ему не потребуется оружие, — хитрым голосом Аластора.        Аль-Хайтам никаких комментариев по этому поводу не давал. Одно лишь: «Потом узнаете». И каждый не понимал, когда именно наступит это «потом». День сменял другой, а ответ не менялся. Что ж. Наверно, на это были причины.        Свои причины, но уже для веселья, находили Энджел и Пентиус. Тренировки их не изматывали от слова совсем. Плюсом ко всему, когда подключался и Хаск, они втроём могли избежать очередного тараканьего спектакля Ниффти. Ну или не избежать, а просто послушать, лёжа на диване. Точнее, пропустить мимо ушей, пока сознание проваливалось в сон.        В Отеле по-настоящему кипела жизнь, если так можно выразиться. Кто-то занимался ловушками, кто-то подготавливал защитные механизмы, а кто-то просто поддерживал моральный дух остальных. Чарли смотрела на своих друзей и чувствовала гордость за то, что они объединились ради общей цели. Сердце трепетало от одной только мысли о том, что каждого она могла назвать частью семьи, созданной ею, готовой бороться бок о бок.       И обидно, что на такое сближение они пошли лишь тогда, когда Истребление стало неизбежным.        Когда Истребление приближалось с каждым днём.       И этот каждый день все проводили так, будто в последний раз.        — Я подойду попозже, — утвердил аль-Хайтам, перемещая резинку с запястья на волосы Кавеха.        — Почему? — тот заранее зажмурился, ожидая той самой мимолётной боли из-за туго затянутого хвоста, но тут же расслабился, вспомнив о невозможности её почувствовать.       — Аластор просил помочь.       Кавех резко развернулся, тем самым случайно ударив аль-Хайтама своим высоким хвостом по лицу. Абсолютная безмятежность в его выражении. Но больно-таки.       — Извини! — Кавех тут же покрыл поцелуями кожу, а после обхватил щёки ладонями. — Зачем тебе опять к этому психопату? Вы и так слишком много времени вместе проводите, — в голосе слышались нотки то ли ревности, то ли раздражения, то ли обиды. А может, всё вместе.        Аль-Хайтам глубоко вздохнул и взял Кавеха за запястья, несильно сжимая. Унять запал это не помогло: ответ на вопрос всё-таки хотелось получить.       — Потом узнаешь.        Да какое «потом»?! Кавех нахмурился и отвёл взгляд. На протяжении месяца один и тот же глупый, немногословный ответ. Истребление будет завтра. Тогда наступит это «потом»? Этот вопрос Кавех уже не осмелился задать. Уже и так слишком тяжело давался факт завтрашнего дня. Бойня с ангелами… Всё походило на странный сон, из которого просто так выбраться невозможно.       За сохранность жизней близких Кавех стал переживать ещё сильнее, чем за возможность оставить их в Аду при получении искупления. Слёзы поневоле наворачивались на глаза каждый раз, как мысли утыкались в блядское Истребление.        И сейчас от этих двух заученных аль-Хайтамом слов стало так же тошно и до одури плохо.        — Иди, Кавех.        Аль-Хайтам погладил его по плечу и коротко поцеловал в щёку, подбадривая. Кавех прикусил нижнюю губу и неуверенно кивнул.        — Только будь аккуратен, — сказал он на выдохе, — я этому долбаёбу не доверяю, — и поплёлся на выход.        Ноги пусть и несли в гостиную, Кавех всем нутром не хотел расставаться с аль-Хайтамом даже на час или два. Завтра судный день, разве не правильней было бы провести сегодняшний всем вместе? Отдохнуть, хотя бы на две минуты забыть о том, что следующий день может принести потери?        На лестнице Кавех чуть не врезался в какого-то каннибала, но они быстро разошлись.        С этим народом Кавех вообще не мог поладить. Во-первых, не мог отпустить ситуацию с тем чудаком, что клеился к аль-Хайтаму. Во-вторых, в красках представлял себе, как эти самые каннибалы едят мёртвых близких. И Кавеху становилось тошно даже не потому, что представлял он это в красках. Нет. Потому, что допускал мысль, что его близких могут убить.        Готовишься к худшему — надейся на лучшее.        Надежда была слабой. А готовность…        Кавех взял из корзины в гостиной одно из копий. Управлять им несложно. Поначалу, может, да, но потом быстро привыкаешь. С чучелами проблем не возникало. Возникнет ли с ангелами? Кто знает… Пугало и то, что щита никакого не было. За копьё надо держаться двумя руками. За лук тоже, но того же Тигнари мог с лёгкостью подстраховать Сайно, который со своим пистолетом чуть ли не единым целым стал. Стрелял хорошо и точно. А Кавех оставался без защиты: аль-Хайтам не пойми где, но с Аластором.        Чувство страха всё-таки обрело новый вид — ревность.        Нет, Кавех не хотел уходить без ответа на вопрос, чем же эти двое занимаются наедине. Потому, мотнув головой, сунул копьё обратно в корзину и устремился наверх. 

✦•┈๑⋅⋯ ⋯⋅๑┈•✦

      Аластор расхаживал по комнате, держа руки за спиной. Каждый его шаг был тихим, но таким надоедливым. Аль-Хайтам сам не находился в восторге от того, что за весь месяц их встреч стало куда больше. Ещё сильнее не радовало то, что каждая эта встреча была одинаковой: «загадочное» молчание, сменяющееся дельными словами только после того, как весь пол будет истоптан. Именно так аль-Хайтам объяснял себе такое поведение Аластора. Мало ли, ходить ему нравится.       Наконец он остановился. Аль-Хайтам сложил руки на груди и склонил голову набок в ожидании слушать.        — Мне всё не давала покоя одна мысль, — заговорщицки начал Аластор. — Адам никогда не обратит внимание на такую пешку, как ты, так что все наши пункты скатывались в бездонную яму с самого начала.        Да, аль-Хайтам никак не отреагировал на прозвище «пешка»: уже и так привык к глупой кличке «аль-Хуйтам», которой так любил разбрасываться Аластор. Зато внутренне усмехнулся тому, что подобный разговор начался за день до Истребления, а не за тот же месяц.        При всей своей власти над аль-Хайтамом, Аластор вызывал его на встречи совершенно недолгие: по большей части они просто вместе разрабатывали план боя против Адама. Всё предельно легко: аль-Хайтам отвлекает, Аластор атакует. Но и в этом «легко» находились свои сложности.        — …поэтому тебя придётся научить принимать полную демоническую форму.        По вопросительно выгнувшейся брови Аластор понял, что аль-Хайтам ничего не слышал о подобных «формах», но всё равно решил спросить:       — Не понимаешь, о чём я?       Аль-Хайтам лишь отрицательно помотал головой. А улыбка Аластора, казалось, стала ещё шире. Глаза его недобро сверкнули. В следующий момент воздух вдруг ощутился густым от напряжения. К холоду, исходившему от Аластора, аль-Хайтам привык давным-давно, но сейчас чувства не были похожи на прежние. На его глазах, видимо, возникал истинный Радио Демон.        Маленькие неприметные чёрные рога вытягивались, превращались в настоящие костлявые деревья. Аластор и сам начал увеличиваться в размерах. Послышался хруст, будто воздух деформировался вместе с Аластором. Живот скрутило. Аль-Хайтам напрягся, но взгляда не отрывал.       Через считанные секунды вид Аластора поменялся полностью: пропала стройная, нарядная фигура, привычная для глаз. Сейчас он был так высок и велик, что даже не верилось. Мышцы пульсировали под бледной кожей. Глаза засветились глубоким, угрожающим красным, зрачки сменились стрелками. Из-за спины показались внушительные тёмные не то щупальца, не то крылья. Аль-Хайтам инстинктивно отступил назад и прищурился, стараясь уловить каждую изменившуюся деталь. Казалось, будто Аластор сейчас просто проломит потолок и стены, и его это ни капли не волновало. Зрелище и правда могло пугать. Оно же и захватывало дух.        — Не боишься находиться в одной комнате с таким мной? — голос Аластора изменился тоже. Стал более низким, более громким, хищным.        — Нет, — честно ответил аль-Хайтам.        Но Аластор не поверил. Одно дело даже не поморщиться, когда делаешь порез на руке ради подписания контракта, второе — твёрдо держаться, когда перед тобой тот демон, которого боятся все грешники в Аду. Любой бы хоть на мгновение поймал себя на мысли, что перед глазами стоит сама смерть.       Но не аль-Хайтам.       Единственное, что вызывало какую-никакую тревогу, — вероятность появления Кавеха здесь. Вот его реакция на полную демоническую форму Аластора пугала. Сколько она ему снилась в кошмарах, сколько слёз было пролито в страхе. Аль-Хайтам прекрасно помнил о каждом таком сне.        Издав какой-то непонятный звук, Аластор резко наклонил голову и всмотрелся в непроницаемое лицо аль-Хайтама. А после выпрямился, возвышаясь над ним, насколько позволяло пространство комнаты.        — Ты всегда создаёшь вид такого бесстрашного человека. Очень неразумно для ничтожного грешника.       Кривые длинные пальцы коснулись подбородка аль-Хайтама, и тот напрягся сильнее. Нездоровые глаза буквально прожигали насквозь, пытались достать до души, которой внутри не было. Аластор давил. За всё то время их знакомства он ни разу не видел животного страха на лице аль-Хайтама. И не увидит. Тот не испытывал ничего, кроме мимолётного раздражения.        А потом…       Совершенно внезапно Аластор снова принял обычный облик и поправил монокль. Аль-Хайтам потёр подбородок, в который считанный секунды назад впивались острые пальцы.       — Ты просил прийти, чтобы помочь, а не для этих бессмысленных фокусов.       — Хах, — Аластор прокрутил микрофон в руке и исподлобья выглянул на аль-Хайтама. — Какой нетерпеливый.        Тот никак не отреагировал. Не в «нетерпеливости» дело вовсе, но Аластор, определённо, от своей привычки к издёвкам и от длинных прелюдий отказываться даже не собирался. И аль-Хайтам прекрасно осознавал, что находился не в том положении, чтобы перечить.        — Наверно, мне стоит предупредить, что любая трансформация будет крайне неприятной. Но, раз из тебя так сочится твоё напускное безразличие, это не станет проблемой, — Аластор сделал два шага назад, окинул аль-Хайтама с ног до макушки изучающим взглядом, а после продолжил: — Во-первых, мне нужно, чтобы ты закрыл глаза и слушал только мой голос. Твоя голова должна освободиться от всякой ерунды.        Аль-Хайтам послушался, прикрыл веки и сделал несколько глубоких вдохов. Что Аластор имел в виду под «всякой ерундой»? От него продолжало веять холодом, к которому, казалось, невозможно было привыкнуть. Это немного отвлекало. Исполосанных предплечий коснулись ледяные ладони и потянули вниз. Аластор открывал грудь, видимо.        По звукам стало понятно: теперь он развернулся спиной.        — В тебе сидит сила. Визуализируй её, — его голос почему-то послышался в двух ушах сразу. Будто Аластор стоял не перед аль-Хайтамом, а раздвоился и встал по обе стороны от него. — Это может быть всё что угодно. Представляй, как ты используешь эту силу, позволяй ей течь через каждую клетку твоего тела.       То ли от самовнушения, то ли от слов Аластора в груди и правда появилось напряжение, какое не возникало никогда. Аль-Хайтам нахмурился, пытаясь понять, что именно ему визуализировать. И тут же мысль коротко зацепилась за наушники, что висели на шее. Вопреки всем своим ранним убеждениям, аль-Хайтам принялся представлять эти самые наушники как нечто, что может сойти за оружие. Господи, да он бы просто рассмеялся, скажи ему кто несколько месяцев назад, что так произойдёт.        И в голове ведь и правда вырисовывалась какая-никакая картинка. Помогало воспоминание о том, как аль-Хайтам свалил каннибала с ног проводом, тоже мало надеясь на действенность такого хода.        — Да, я чувствую, у тебя, на удивление, что-то получается. Продолжай.       И аль-Хайтам продолжал. Одновременно с этим чувствуя, как напряженность из груди расползалась к плечам, а с них — по всему телу. Это ли звалось той силой, какую просил Аластор? Как бы то ни было, картинка с наушниками из головы не пропадала. Наоборот, против воли обретала чёткость.        Вместе с ней возросла и головная боль. Перед глазами мелькнуло что-то, заставившее колючие мурашки пробежать по телу. Аль-Хайтам резко вспомнил о том, что подобные ощущения испытывал лишь тогда, когда узнал о смерти Кавеха.        Кавех.        Перед глазами возникло его мёртвое тело. Перекрыло всю ту картинку, какую аль-Хайтам старался представить. Он резко мотнул головой и распахнул веки, упустив весь прогресс. Кавех ведь совершенно не знал, зачем Аластор так часто забирал аль-Хайтама на «разговоры». Всплыли и все доверенные кошмары, что терзали Кавеха почти каждую ночь. Дыхание участилось от одной только мысли о предательстве. Не пойми откуда взявшаяся тошнота подступила к горлу.       — Сосредоточенность — это не просто слово. Видимо, не такой ты и чёрствый, аль-Хуйтам, — даже не разворачиваясь, пролепетал Аластор. — Так быстро ещё никто не сдавался.        — Я не сдавался, — отчуждённо ответил аль-Хайтам.       — Ну-ну. Все так говорят, — послышались помехи.       Если Аластор хотел вывести аль-Хайтама на эмоции, то плохо у него это выходило. Всё-таки ссоры с Кавехом при жизни стали неплохой закалкой, выработали иммунитет.        Потребовалось несколько минут, чтобы аль-Хайтам унял свои мысли, сделал глубокий вдох и закрыл глаза. В голове вновь всплыли картинки, и теперь всё внимание аль-Хайтам старался отдать только им. Кто знает, каков Аластор в гневе. Кто знает, чем обернётся бойня против Адама, если полная форма не будет получена. Спокойствие достигалось только этими мыслями.        Снова появилось напряжение в груди. Сейчас аль-Хайтам фокусировался на внутренних ощущениях, игнорируя всё остальное. Посмотреть на свой облик в новом виде стало даже интересно. Осталось лишь стерпеть боль и не отвлекаться.        Аластор молчал. А сердце забилось в такт тихим скрипам, витающим где-то в воздухе. Кто был их источником, сказать трудно. Картинка в голове аль-Хайтама снова стала чёткой, на этот раз вышло быстрее. А сам он чувствовал себя так, будто встал на пересечение реальности и чего-то неизведанного. Комната расширилась, её поглотила тень, оставив только Аластора и аль-Хайтама. Никакой мебели, никаких окон. Только два демона и чувства одного из них.        Энергия, бурлящая внутри, заставляла мышцы сводиться в судорогах. Острая боль вернулась в голову, перешла на плечи, торс. Точно кто-то невидимыми когтями рвал кожу вместе с одеждой, но при этом оставлял их нетронутыми.        Аль-Хайтам зажмурился, руки невольно легли на грудь. Словно бы что-то вынудило это сделать. Он ощутил, как тело накрыло нечто жгучее, что-то, что до этого отсиживалось глубоко в нём. Каждую клеточку тела пронзило огнём.       — Ты инстинктивно тянешься к источнику силы, — бесстрастно прокомментировал Аластор. — Питай её. Дай ей сформироваться.       Ещё несколько секунд аль-Хайтам стоял ровно, пока боль не заставила согнуться пополам и рухнуть на колени. Кости точно готовились вот-вот расплавиться, а голова — разлететься на куски. Аль-Хайтам сильнее сжал майку в районе груди и судорожно выдохнул.       — Пропусти эту энергию через себя.        Какие спокойные слова. Адская мука разлилась по телу, пыталась подавить разум, но аль-Хайтам из оставшихся сил сопротивлялся. Собственное тело вышло из-под контроля. Оно двигалось само. Аль-Хайтам стиснул зубы, запрокинул голову и раскрыл глаза. Но ощущение не исчезло, как в первый раз. Комната налилась ярким, ослепляющим светом. Боль, наполняющая всё нутро, сводила с ума. Хотелось кричать, но аль-Хайтам не мог. Сердце обожгло. Каждая вена пульсировала с необъятной силой.       Провод от наушников змеёй стал оплетать торс. А те полосы, что покрывали тело в хаотичном порядке, точно сменяли своё положение. Аль-Хайтам не мог смотреть — только чувствовать, крупно дрожать. Голова гудела. А глаза не закрывались. Аластор, вроде как, развернулся.        — Ещё немного…       Аль-Хайтам сравнил бы боль в груди с тем, что её сверлят, если бы вообще мог о чём-либо сейчас думать. Волосы не пойми от чего зашевелились, руки и шею стянуло чем-то тугим. Доступ к кислороду перекрыли. Глаза зажгло так, будто их ножом доставали из глазниц.        Так ощущается не внезапная смерть? Долгое биение в конвульсиях перед тем, как попасть в Небытие?..       Или раз Аластор выжидающе смотрел и молчал, то так и должна происходить трансформация?       Грудь словно пронзили насквозь. Боль ушла слишком резко, и аль-Хайтам жадно вдохнул полной грудью. Нутро заставило встать на ноги ровно. Сопротивляться невозможно.        Аль-Хайтам поднялся и почувствовал, что стал куда выше. Опустив взгляд, он заметил те самые наушники, что сместились на торс. Выглядели как обычный ремень. Полосы сплошь покрыли руки и теперь казались длинными перчатками без пальцев. Аль-Хайтам отнял ладони от груди, в которой появился странный зелёный кристалл. Голова стала свободной. Сила, видимо, наконец под контролем.       Аластор медленно захлопал в ладоши.       — Браво.        Его улыбка буквально сияла. Аль-Хайтам рассматривал каждый элемент своего нового образа: горло теперь стягивал ворот, а от того зелёного кристалла тянулись четыре золотые полосы. На перчатках появились вырезы в районе плеч, обрамлённые тем же золотом. На икрах образовался густой мех, а сами стопы сейчас напоминали массивные копыта.        Ладонь потянулась в голове. И…       — Да ладно… — голос изменился, раздвоился, понизился в тоне.        Аль-Хайтам нащупал два рога. Но не как у Аластора — скорее, как у козла. Поверить сложно. Во-первых, в то, что полная форма и правда существует, во-вторых, в то, что аль-Хайтам смог её получить. «Ничтожный грешник» же.        — Рога выглядят вполне уместно, не думаешь? — лукаво спросил Аластор.       Ответить аль-Хайтам не успел: дверь резко распахнулась. Две пары глаз уставились в проход.        Кавех.       Он попятился, а в глазах его застыл необъятный страх.        — Кавех! — голос исказился, перешёл от низкого к обычному: аль-Хайтам без промедлений бросился к двери, на ходу меняя свою внешность в привычную. Наушники слетели на пол.       — Ч… что за… — слова в горло не лезли.        Кавех остолбенел, даже не пытаясь усмирить участившееся дыхание и остановить слёзы, что мигом полились из глаз. Все кошмары всплыли в голове моментально. Уговоры Аластора заключить сделку, мумии родителей, машина, вылетевшая в воду. А сейчас и аль-Хайтам, выросший в размерах и обзаведшийся уродливыми рогами. Ноги подкосились, но Кавех, совершенно непонятно как, устоял.        — Кавех, всё… — аль-Хайтам прикоснулся к его плечу, но…       — Вот зачем он тебя звал так часто! — Кавех сбросил с себя его ладонь, перебив, и кивнул на Аластора.        А он, как назло, тихо стоял сзади и не вмешивался. И улыбался, конечно же. Тревога повисла в воздухе. И исходила она от Кавеха.        — Кавех, успокойся, пожалуйста…       — С меня хватит!        Дверь хлопнула оглушающе. Аль-Хайтам глубоко вдохнул через нос и сжал ладони в кулаки. Куда теперь пошёл Кавех? Что с ним будет? Как он переварит увиденное наедине с собой? А какими будут последствия?       Аль-Хайтам зажмурился. Может, Кавех поймёт, что эта встреча с Аластором и правда была необходимой?..       — И что мы собираемся делать сейчас? — бесстрастно спросил аль-Хайтам.        Аластор склонил голову на мгновение, размышляя над ответом на вопрос. Его глаза сузились. И в них не было и крошечного намёка на что-то хорошее.        — Было весьма опрометчиво менять свой облик. Тебе не под силу вернуть полную форму так же быстро и безболезненно, как выйти из неё, — Аластор в два шага оказался близ аль-Хайтама, беря его за плечо и протягивая наушники. Тот уже даже не противился этому прикосновению. — Что мы собираемся делать сейчас, мой дорогой, это продолжать. Необходимо отточить твои способности до совершенства. И, когда закончим, мы позаботимся о том, чтобы твой партнёр понял, насколько сильным ты можешь быть.        Аль-Хайтам отвёл взгляд. На смену той жгучей энергии пришло чувство такой же жгучей вины.        — Что за досада? Обещаю, мы сделаем тебя настолько сильным, что твой партнёр вернётся, умоляя о прощении. И не потому, что он боится, конечно нет. Он вернётся, потому что поймёт, как сильно тебя недооценил.       Выведя аль-Хайтама обратно в середину комнаты, Аластор отошёл и оглядел его с ног до головы. А вид-то был немного убитый.        — Приступай. У нас мало времени.       И аль-Хайтам понимал точно: Аластор его не убьёт, но замучает чуть ли не до смерти, а потом заставит сражаться в полную силу уже завтра, наплевав на всё. 

✦•┈๑⋅⋯ ⋯⋅๑┈•✦

      На заднем дворе собрались практически все. За исключением Аластора и аль-Хайтама, конечно же. А ведь даже Черри умудрилась затесаться к постояльцам и тоже успешно практиковалась. С каждой стороны был слышен звон от ударов мечей и копий, иногда — выстрелы. Все полностью погрузились в последнюю тренировку. Кроме кого? Кроме Кавеха.       Нет, он не мог выбросить из головы увиденное. Выросший в размерах аль-Хайтам с длинными козлиными рогами, его исказившийся голос, чёрные бездонные глаза… Колючие мурашки атаковали спину похлеще Энджела, что стоял напротив Кавеха и отрабатывал с ним приёмы. И второй находился далеко не на «прицеле», а в той злосчастной комнате, которую нашёл лишь по тому холоду, что вечно исходил от Аластора. Перед глазами мелькал аль-Хайтам. На остальное было плевать. Защищался от ударов Кавех по наитию.        — Кавех! — Энджел в секунду отбросил своё копьё и бросился к другу с тысячей извинений.       А он даже не понял, за что Энджел извинялся. Все четыре руки тут же легли на плечи, а испуганные до чёртиков глаза забегали по задумчивому лицу. Надо было насторожиться? Почувствовать что-то? Кавех никак не реагировал. Только ощущал нечто тёплое, чем пропитывался рукав рубашки.        — Чарли! Принеси бинт!        И Кавех только после этого крика вынырнул из своих мыслей. Взгляд он перевёл на плечо, в котором зияла алая рана. Теперь-то понятно, почему Энджел так перепугался.        А ведь никакой боли Кавех не почувствовал благодаря аль-Хайтаму. Благодаря тому, что он, желая уберечь любимого человека, продал душу, продал свободу. И сейчас просто отрабатывал своё решение. А Кавех обижался на это. За день до того события, которое может разлучить их с аль-Хайтамом навсегда.        Какое знакомое чувство вины. Казалось, что с почти каждым действием Кавеха оно лишь усиливалось.        Пуговицы на рубашке расстёгнуты. Плечо оголено. Энджел принялся перевязывать рану, попутно извиняясь. Руки его тряслись — это чувствовалось.        — Ты так спокоен… — невесело усмехнулся он.        — Боль бы мне не помешала, — Кавех отвёл взгляд в сторону и прикусил нижнюю губу. — К тому же, это просто порез.        — У тебя останется шрам, — утвердила подошедшая Вэгги, крепко держа готовившуюся расплакаться Чарли за руку. — Раны, нанесённые ангельскими орудиями, не затягиваются так же бесследно.       Если эта новость должна была раздосадовать Кавеха, то именно так отреагировал лишь Энджел. Лбом он уткнулся в перевязанное плечо, обнимая друга всеми четырьмя.        — Блять, Кавех, извини меня…       — Всё в порядке, — отмахнулся он. — Правда.        — Да чё ты раскис, уебанец? Ему хоть бы хны, — Черри скучающе оглядела Кавеха, но обращалась она к Энджелу, что не оценил её слов совсем.       Кавеха не радовало нахождение Черри здесь. Пусть та и пришла на помощь всему Отелю, глубоко в душе он не мог отпустить ту ситуацию со стеной, хоть времени прошло уже достаточное количество. Но пассивно-агрессивно отреагировать на неё не успел: внимание сразу перенял звук выстрела — явно от Сайно — и Аластор, появившийся в дверях совершенно один. Кавех нахмурился, пытаясь усмирить тревогу в груди: где аль-Хайтам? С этим вопросом он уже готовился вцепиться в мерзкое красное пальто и распустить его до единой нитки, но Аластор и сам приблизился. Энджел машинально схватился за запястье Кавеха, зная, как тот не переваривал встречи с этим улыбашкой.       — Твой аль-Хуйтам очень устал. На твоём месте я бы пошёл и успокоил его, — пролепетал он, даже не остановившись, а после вальяжно проследовал к Чарли.        Что это? Напускная забота? Кавех вскочил, заставив Энджела отпрянуть, и проводил Аластора взглядом. Была бы воля, сжёг бы этого психопата с лица Ада. Лишь бы он прекратил выводить из себя одним только своим присутствием.        Секунда-другая, и Кавех опрометью бросился ему наперерез, загораживая путь и одновременно пытаясь застегнуть свою рубашку непослушными пальцами.        — Что ты с ним сделал?!       — М? — Аластор выгнул бровь. — Ох, друг мой, тебе не о чем переживать. С ним всё в полном порядке. Я просто помог ему увидеть мир с другой стороны. Немного более… яркой.       Раз, два, три. Раз, два, три.       Раз.       Два.       Три.       Кавех тяжело и учащённо дышал, пытался успокоить себя, но ничего не выходило.       Аластор.       Его безразличная улыбка, насмешливый тон. И каждое его слово резало, как лезвие. По телу пошла дрожь. Кавех знал, что не должен позволять Аластору влиять на него, но каждое мгновение рядом с ним вызывало в нём только желание кричать. Он хотел сорваться, высказать все свои чувства, но вместо этого лишь сжимал кулаки и сдерживал слёзы.       — Позволь, я пройду, — не дожидаясь ответа, Аластор отодвинул Кавеха микрофоном и пошёл своей дорогой.       В мгновение ока рядом оказался Энджел. Все четыре руки легли на дрожащее тело, но эти действия — явно не то, что помогло бы унять пыл. Кавех буквально разрывался. Слова в горло не лезли никому. Да и нужны ли они сейчас?..       — Я к аль-Хайтаму, — выдержав паузу, бросил Кавех, наспех обнял Энджела и скрылся за дверьми.       Энджел задержал взгляд на друге до самого прохода. А потом поймал взгляд Черри, в котором привычного запала не было совсем. Да и губы её сложились в тонкую полоску.       — Очень переживаешь? — сочувственно спросила она, кивнув на закрытые двери.        — Он мой друг. Я не могу не переживать за него, — Энджел одну пару рук сложил на груди, второй стал нервно перебирать пальцы. — Ещё и завтрашний день…       Черри глубоко вздохнула и фалангой указательного пальца подцепила нос Энджела, возвращая ему более уверенный вид.       — Всё образуется. Он, судя по твоим рассказам, не какой-то обрыганец.       Губы Энджела сложились в слабую улыбку.        — Далеко не обрыганец. Пойдём.

✦•┈๑⋅⋯ ⋯⋅๑┈•✦

      Аль-Хайтам лежал на кровати и просто смотрел в потолок. Больше ничего не делал, на первый взгляд. На деле — старался унять боль в мышцах, что острым ножом резала каждую. Да, Аластор не собирался убивать своего верного помощника, но измотал его же конкретно. Соображать приходилось куда быстрей, чем обычно.       «Первый человек будет атаковать ещё сильнее и внезапнее. Соберись!»       А собраться было сложно, но не невозможно. Наверно, это и значило «отточить способности до совершенства» — выучить наизусть каждое, даже малейшее действие Аластора, увернуться и нанести свой удар.        Опыт создаётся из ошибок. Эти самые ошибки и пронзали тело аль-Хайтама, частично затрудняя дыхание. Что будет завтра — неизвестно. Единственная аксиома — Адам окажется в разы сильнее и властнее Аластора.        Хоть как-то из мыслей о предстоящей битве вырвал скрип двери. Аль-Хайтам приподнял голову и заметил Кавеха. Показалось или нет, но боль от его вида немного ослабла.        Он же, в свою очередь, опешил от настолько подавленного состояния аль-Хайтама. В глазах застоялись слёзы. Наплевав на все глупые обиды, Кавех прикрыл дверь, последовал к кровати и осел на неё. Не мог он дуться. Не на того человека, что всегда делал многое на благо. Не на того человека, что продал душу за него.        — Аль-Хайтам, прости меня.       Три слова. И какой эффект. Тепло в груди, обильно залившее трещины на сердце. Аль-Хайтам осторожно приподнялся и коснулся руки Кавеха, точно через этот жест хотел показать, что не обижался совершенно. А тот… кинулся в родные объятия, давая себе волю выплакаться.        — Не бери в голову. Мне следовало хотя бы тебя предупредить, — аль-Хайтам положил подбородок на плечо.        Кавех уткнулся в шею, обдавая её своим горячим и неровным дыханием.       — Это уже неважно. Просто знаешь, как сильно я боюсь потерять тебя?..        Вопрос риторический. Слёзы продолжали течь, а аль-Хайтам — успокаивающе гладить спину.       — Я не хочу знать о том, что ты можешь погибнуть завтра. Я так много потерял, я не хочу больше…        Всхлип. Громкий. Режущий душу. Аль-Хайтам вдруг ощутил, как органы сжало. Не из-за физической боли — душевной. Он не хотел, чтобы Кавех переживал. Не хотел, чтобы плакал. Его улыбка и так слишком редко стала появляться на лице, становиться ещё одной причиной слёз — равно перечеркнуть всю свою готовность оберегать Кавеха. А ведь аль-Хайтам желал заботиться. Впервые он настолько сильного кого-то полюбил.        Не «кого-то» — Кавеха. Он создан для любви.        Создан для того, чтобы его любили, купали в заботе и оставались с ним рядом.        Аль-Хайтам отстранился, держа Кавеха за плечи, а после снова прильнул, но уже к губам. Солоноватый вкус ощутился сразу же. И как же терзало то, что аль-Хайтам в какой-то степени был его причиной.        А Кавех отвечал на поцелуй, запустив пятерню в серые волосы и сжав их, будто переживал, что аль-Хайтам — иллюзия, созданная Аластором, чтобы поиздеваться перед завтрашним днём.        Исчезло всё. Обиды. Боль. Осталась только любовь, которую и Кавех, и аль-Хайтам отдавали друг другу, как в последний раз. Или не «как»?..       Кровать скрипнула от того, как оба повалились на неё, не прекращая целоваться. Аль-Хайтам подхватил Кавеха под мышки и потянул наверх, усаживая на себя, стянул резинку с волос. Тот сразу почувствовал лёгкость, подогнул колени и прогнулся в спине, а после отстранился, ложась на грудь. Стало слышно учащённое сердцебиение. Кавех обтёрся щекой об майку, пытаясь уловить ритм. А аль-Хайтам усмирял дыхание, чувствуя, как придавлен приятной тяжестью.        — Я так тебя люблю… — еле слышно прошептал Кавех. На самом деле, он бы кричал об этом на весь Ад, чтобы все круги его слышали.        Рука в золотистых волосах. Аль-Хайтам медленно расчесал их, после — зарылся в них носом, вдыхая аромат. Родной аромат Кавеха. Все остальные мысли отошли на самый дальний план.        — И я тебя.       Формулировка ответа, на которую взъелись бы многие. Но не Кавех. Он всё прекрасно понимал. Аль-Хайтам любит действиями, не словами, но и они безумно действенные. Только правда. Никакой лжи. И огромная мощь. Тепло, откликнувшееся в сердце и разлившееся по всему телу. Кавех не понимал, как сам ещё не продал душу за безопасность аль-Хайтама. Подобных людей, настолько хорошо дополняющих тебя самого, встретишь нечасто. Кавех мог бы хвастаться своей удачей. Но не хотел.        Просто хотел любить. И делал это.        Тихую идиллию нарушил звук, напомнивший тот, что возникает при настройке микрофона. Кавех весь сжался, ожидая услышать противный голос Аластора, но… послышалась речь Чарли:       — Завтра ангелы увидят Ад, готовый обороняться и встречать победу!        Даже на третьем этаже можно было уловить нотки уверенности в её тоне. Чарли каждый день напоминала о том, что дух Отеля не сломить. Наверно, она была права. Но в животе всё равно будто что-то перевернулось от одного только слова «завтра».       — …что бы искупление ни значило, я видела, как вы старались. Я видела хорошее во всех вас, — продолжала Чарли.       А Кавех прикусил нижнюю губу, что всё ещё была влажной от слюны аль-Хайтама. Тот лишь крепче обнял его за спину, продолжая по-своему играться с волосами.        — …живите этим вечером как хотите! — фраза, ударившая прямо в сердце.        «Живите этим вечером как хотите»       — Ты боишься завтрашнего дня? — осторожно поинтересовался Кавех, устроившись на груди у аль-Хайтама поудобнее.       — Страх — не то, что поможет в битве против ангелов, — рационально ответил он.        И как аль-Хайтам всегда сохранял спокойствие? Его, казалось, вообще ничего испугать не могло. Ни Истребление, ни опаснейший демон Ада, ни летящая со всей скорости машина. Потрясающий человек.        — Не хочешь напоследок сыграть с Тигнари и Сайно в карты? — Кавех поднялся на вытянутых руках.        Секунда-другая. Зрительный контакт. Аль-Хайтам завёл прядь Кавеха за ухо и коснулся щеки.        — Можно.

✦•┈๑⋅⋯ ⋯⋅๑┈•✦

      Поиски этой парочки успехом не увенчались. Но только потому, что…       Вечерняя прохлада давала о себе знать. Казалось бы, Ад — совершенно другой мир с совершенно другими законами, но ветер так же трепал волосы, как и в прежней жизни. Кончики ушей Тигнари следовали его направлению. А взгляд был направлен на небо, в котором через считанные часы будут летать сотни, а может, тысячи ангелов, готовившихся безжалостно напасть на Отель.       Сайно и Тигнари опирались о перила, наблюдая за облаками, что в кои-то веке разошлись из плотного полотна в отдельные абстрактные фигуры. Молчание — это то, о чём желал каждый. Когда оно комфортное, никаких препятствий не возникает. А после усиленных тренировок — самое то. Просто смотреть на небо, наслаждаясь компанией друг друга. Без шуток. Без нравоучений. Без удручающих мыслей о завтрашнем дне.       — Красиво тут, а?.. — тихо спросил Сайно, разглаживая плечи в попытке немного согреться.       — Да, — Тигнари кивнул и тут же обратил внимание на то, как Сайно ёжился. — Погрейся об мой хвост.       Дважды повторять не пришлось. Тигнари коротко дёрнулся от прикосновения, но тут же улыбнулся, чувствуя любимые руки на себе. Где-то снизу были слышны разговоры каннибалов и других постояльцев, но их вниманием ни Сайно, ни Тигнари не одаряли.        С чего они вдвоём вообще решили отделиться ото всех, когда остальные, напротив, желали провести время вместе? А чёрт их знает. Может, чтобы избежать тараканьего спектакля Ниффти, может, оторваться от каннибалов, желающих услышать очередные каламбуры про свой народ. А может, просто прислушаться к внутреннему желанию остаться наедине и не думать про завтрашний день.       Ведь…       Завтра всё изменится. Завтра предстоит бой, который решит судьбы всех.        А сколько всего успело произойти за время, проведённое в Отеле…        Сайно перебирал шерсть на хвосте и не верил тому, что раньше плевать хотел на всё и отсиживался здесь просто по причине одиночества, а сейчас, имея самого близкого человека рядом и друзей, готовился защищать это место всеми силами. Как же с течением времени всё меняется. Это поражало.        А Тигнари, до сих пор вспоминая про своё свержение, не мог в полной мере осознать, что будет биться против тех, в чьём мире жил пару месяцев. Раны от вырванных крыльев зажили, превратившись в шрамы, и бесконечно напоминали о принятом решении. Разбить скульптуру Адама. Вот так решение. А что было бы, если бы Тигнари променял свою райскую жизнь зря? Впрочем, об этом думать прямо сейчас казалось глупым.        Сайно рядом с Тигнари. Тигнари рядом с Сайно. Всё именно так, как надо. Они ведь даже внешне друг друга отлично дополняли: абсолютно белые глаза в сочетании с чёрными кругами вокруг глаз другого; тёмные короткие и белоснежные длинные волосы; открытая и более закрытая одежда на телах. Об их идеальной совместимости можно было говорить вечно. Но сами они не находили это нужным: просто чувствовали и радовались тому, что стали объектами любви друг друга на настолько продолжительный срок. Звёзды сошлись, не иначе.        — Не хочешь развеяться? — неожиданно спросил Сайно.        Поворот головой, и их дополняющие друг друга взгляды встретились. Тигнари вопросительно выгнул бровь, наблюдая за тем, как Сайно протянул ладонь и отошёл на шаг. Будто бы всё сразу стало понятно.        Пальцы переплелись. Сайно нежно поцеловал тыльную сторону ладони и потянул Тигнари на себя, кладя одну руку на талию. Щёки второго обрели розоватый оттенок. Подумать только: из всех возможных вариантов «жить, как хочешь этим вечером» Сайно выбрал танец с любимым человеком на крыше Отеля Хазбин.        Неслышимый мотив песни подхватил их тела, двигая в неизвестном направлении. Действия неумелые, зато искренние. Стеснения нет. Мир вокруг Сайно и Тигнари растворился. Каждый поворот полон нежности, каждый взгляд — понимания. Ветер продолжал играть с волосами и ушками, и оба чувствовали родное тепло, которое было так необходимо в этот прохладный вечер.       Завтра всё изменится. Завтра предстоит бой, который решит судьбы всех. Но сейчас Сайно и Тигнари были здесь, на крыше, под небом без облаков, в любящих руках друг друга. Страхам и тревогам в их головах просто-напросто не было места.        Сколько они так танцевали — никто не знал и не собирался даже узнавать.       Описав очередной невидимый квадрат, Сайно отпустил талию Тигнари, тем самым давая ему возможность закружиться. Уголки губ смотрели строго вверх. Короткие объятия, и Тигнари прогнулся, опираясь на сильную руку Сайно. В воздух вознёсся искренний смех.        Мысли уходили к абстрактным облакам и упирались лишь в два имени, что таили такое тепло, такую любовь, каких в обычных словах не опишешь. Второй пируэт, четвёртый — и Сайно, и Тигнари погружались в каждое движение с головой, входили в ещё пущий резонанс, отдаваясь друг другу полностью.       Это и значит быть живым?        Если так, то как же прекрасно жить. Даже в Аду.        Тигнари приластился к груди Сайно, обвивая шею руками, а тот с упоением вдохнул аромат роз на любимых плечах. Импровизированный танец закончился вместе с ветром. Было слышно лишь учащённое дыхание.         — Люблю я тебя, Сайно, — мечтательно произнёс Тигнари на самое ухо.       — И ты знаешь, как сильно я тебя люблю, Нари.       Прохлада ушла. Забравши с собой всё лишнее из голов. И вот кто сказал, что не существует на свете настоящей и верной любви? Отрежьте лгуну его противный лживый язык! На крыше сейчас стояли два демона, опровергающие эту глупую гипотезу. 

✦•┈๑⋅⋯ ⋯⋅๑┈•✦

      Не найдя ни Сайно, ни Тигнари, Кавех остановился в гостиной, где все стояли с бокалами и чокались ими за завтрашнюю победу. Они правда верили в успех, хотя по количеству явно проигрывали армии ангелов. Живот начало крутить, а тело охватил мандраж. Кавех не мог в полной мере осознать того, как спокойно себя все вели, зная то, что завтра от этой гостиной дай Бог останется хоть что-то.        Что опять за пессимистичные мысли?       Аль-Хайтам подтолкнул Кавеха в бок и кивком указал на Энджела, что сидел за барной стойкой в компании Черри. И второй всё понял без слов: раз Тигнари с Сайно не нашлись, то пусть небольшой разговор состоится хотя бы с Энджелом.        — Я подожду в комнате, — шепнул аль-Хайтам на ухо и двинулся к лестнице.        Не успел Кавех обернуться, как заметил лишь удаляющуюся любимую фигуру. Одна мысль вдруг пришла в голову:        Аль-Хайтам ревнует? Ревновал ли когда-нибудь вообще? Сейчас он оставил Кавеха, переступив через себя, или в самом деле хотел, чтобы тот поговорил со своим другом?..       Стоп.       Кавех, вспомни игры на доверие. Ревность — не про это. Ревность — чувство, возникающее у неуверенных в себе людей. А теперь…       Сопоставить имя аль-Хайтама со словосочетанием «неуверенный в себе» невозможно. Тогда и следует то, что никакой ревности быть не может.        Ревность — глупое чувство. Да. Совершенно глупое.        Кавех помотал головой и попытался вспомнить, как вообще канул в размышления подобного рода. Точно. Энджел. Колени вдруг затряслись так же, как и перед другим разговором, состоявшимся несколько месяцев назад. И по телу пошла другая дрожь — уже от облегчения. Кавеху правда стало легче от того, что все недомолвки они успели обсудить достаточно давно. Обсудить и сохранить дружбу.        Ноги сами пошли навстречу. А мозг даже не успел напомнить о том, что присутствие Черри не вызывало радости.        Энджел сразу же заметил приближающуюся фигуру и расплылся в улыбке, стакан, до этого зажатый в руке, приземлился на стойку.        — Как плечо?        — Всё хорошо, Энджи, я же не чувствую боли.        И повисло такое глупое молчание. Раньше тишина их не смущала. А сейчас… точно в воздухе висело что-то, заставляющее разговаривать, раскрываться. Напоминало о том, что завтрашний день может разлучить их.        — Я хотел…       — Ты…       Начали говорить одновременно. И так же синхронно замолчали, прижав ладони ко ртам. А после — рассмеялись.        — Говори ты, — глотнув из стакана, Энджел приготовился слушать.       Кавех обвёл взглядом и его, и Черри, а после потёр шею. Все слова мигом забылись. Что Кавех хотел сказать? Хотел ли вообще? Пожелать удачи на завтра? Может… Признаться в чём-то? В чём? Энджел и так знал всё.        — Ну… — Кавех замялся, но Энджел не торопил, а терпеливо ждал. — Я просто…       Может, стоит с аль-Хайтама взять пример? Если не знаешь, что сказать, — промолчи и действуй. Так Кавех и поступил. Совершенно не подумав, он налетел на Энджела с объятиями. Тот на долю секунды опешил, чуть не вылив остатки напитка, но почти сразу же ответил.        Почему-то только сейчас пришло точное осознание, насколько они оба дорожили их дружбой. В момент в головах всплыло общее воспоминание знакомства. Все разговоры по душам и не только. Доверенные секреты. Кавех вжался в тело Энджела сильнее.       Сердца колотились так, будто пытались вырваться наружу. Кавех чувствовал тепло от объятий и обжигающе холодный страх, разросшийся в груди. Что, если это происходит в последний раз?.. Кавех хотел запомнить каждую деталь: запах волос Энджела, родные прикосновения его рук. Запомнить так, чтобы выбросить из головы переживания.        И если бы тревожился только Кавех…       Энджел, прижимаясь к другу, пытался подавить свои негативные мысли. Кавех ведь не почувствует боли, если его ранят, но конечную смерть без второго шанса на жизнь он осознать ещё как сможет. В глубине проданной души Энджел знал, что бой может изменить всё. И эта мысль острым ножом ковыряла голову.        Жизнь может быть безжалостной. Особенно, если в Аду. Но ни Кавех, ни Энджел, не желали в это верить. Тонкая пелена слёз на глазах всё же образовалась.        — Прости, что я так резко… — Кавех медленно отстранился, поправил упавшую на лоб прядь и протёр глаза.        — Не извиняйся, — Энджел многозначительно усмехнулся и смочил губы. — Знаешь, Кавех, теперь мне кажется, я испорчу весь этот момент тем, что хотел сказать сам…       Кавех в непонимании склонил голову и внимательно проследил за тем, как тот вытянул третью пару рук с зажатой не то цепью, не то пушистой лентой в ладонях.        — Я хотел подарить тебе это…       И только когда Энджел протянул «подарок», пришло осознание, что же именно он вытащил.        — Наручники?.. — Кавех по-дурацки улыбнулся, вскинув брови.        — Ага. Хотел отдать раньше, но времени почти не было. А сейчас… Чарли сказала жить этим вечером как хотим. Может, вы и захотите с полосатиком попробовать что-то новое.       Энджел — настоящее золото в этой адской жизни. Кавех забрал наручники и снова кинулся к другу на плечи, крепко-крепко сжимая его в своих руках. Теперь на спину в ответ легли все шесть. Комфорт. Повезло же познакомиться с таким человеком демоном просто из-за обычных ежедневных перекуров несколько месяцев назад.        — Ты потрясающий друг, Энджи, — шепнул Кавех, звеня цепью наручников.       — И ты, Кавех. Ты окончательно дал мне понять, что в Аду ещё остались хорошие люди, — признался Энджел на выдохе. — Что бы завтра ни случилось, просто знай: ты для меня далеко не очередной «долбаёб» с дыркой вместо мозга.        Кавех засмеялся и отстранился. Взгляд встретился с одним-единственным глазом Черри, что наблюдала за «сопливой сценкой» всё это время. Обид Кавех никаких уже не держал.       — Задай им жару завтра, — неуверенно обратился к ней Кавех.        А та расцвела в улыбке, поднимая стакан над головой.       — Это я всегда рада! — и, чокнувшись с Энджелом, Черри выпила остатки напитка залпом.        Попрощавшись с надеждой, что утром они так же непринуждённо встретятся, Кавех поплёлся к аль-Хайтаму, раскручивая в руках новоиспечённые наручники. А они-то с приятным на ощупь розовым мехом были.       Дверь открылась тихо, но аль-Хайтам среагировал сразу же. К тому же, зазвенела цепь, что не могло не привлечь внимание.       — Уже всё? — поинтересовался аль-Хайтам.        — С Энджелом — да, с тобой — нет, — Кавех натянул цепь и с хитрой улыбкой приблизился к кровати.        Аль-Хайтам вскинул брови, смотря на наручники в руках, а после еле слышно усмехнулся. Вот как. Кавех игриво закусил губу, наблюдая за тем, как тот вертел их и проверял прочность цепи. Оба подумали об одном и том же.        Кавех забрался на аль-Хайтама сверху, придавливая к кровати, и обхватил ладонями его щёки. Зрительный контакт. Жар по телу. Мурашки. Банальная искра, банальная буря и такое же банальное безумие.        — Знаешь, что? — Кавех смочил губы, а аль-Хайтам вскинул брови, кладя ладони на его бёдра. — Завтра времени у нас не будет…       Для большего понимания Кавех поёрзал, потираясь пахом о пах аль-Хайтама. Тот прикрыл глаза и глубоко втянул воздух сквозь зубы, усиливая хватку на бёдрах.       Слов не надо. Нужны действия.        В следующее мгновение они уже оба упивались поцелуем, пока руки блуждали по телам, стянутым лишней одеждой, что лишь раздражала влюблённых. Страхи насчёт завтрашнего Истребления только подстёгивали желание близости. Желание отдать все свои чувства. Желание раствориться друг в друге.        Кавех наспех скинул рубашку, оголяя разгоряченную грудь, и кое-как стащил майку с уже влажного тела аль-Хайтама. Кожа к коже. Сердца забились в бешеном ритме ещё чаще. Кровь прилила и к лицу, и к паху. Никто против не был.       Поцелуи оказывались везде: на губах, на щеках, на носу, на подбородке. Кавех точно поставил цель исцеловать всё лицо аль-Хайтама так, чтобы и проблеска без заветных прикосновений не осталось. Кое-где оставлял игривые укусы и засосы, точно метки. Исполосанные руки блуждали по плечам, пока не нащупали бинт. Аль-Хайтам прервал Кавеха, переводя своё внимание на явную рану.         — Откуда? — аль-Хайтам кивнул на замотанное плечо.       Потребовалось несколько мгновений, чтобы Кавех хоть немного выбросил из головы все пошлые фантазии и осознал суть и причину вопроса.               — Неважно, — всё ещё опьяненным голосом прохрипел ответ.       Кавех сделал попытку лизнуть аль-Хайтама за шею, но тот остановил его, в момент посерьёзнев пуще прежнего.        — Откуда рана?       Закатанные глаза. Цоканье языком. Кавех перевалился с аль-Хайтама на матрац и, сложив руки на груди, отвёл взгляд.       — На тренировке случайно порезался.        Секунда. Несколько. Минута. Аль-Хайтам обратно потянул Кавеха на себя. Пальцы перешли на бинт, принялись развязывать. Как и предполагалось — рана успела затянуться в шрам. Нежно огладив плечо, аль-Хайтам осторожно, почти невесомо коснулся его губами, а после выглянул на Кавеха снизу вверх. Щёки того порозовели. А возбуждение напомнило о себе натянутой тканью брюк.        Поцелуи продолжились. Жаркие, обжигающие. Кое-как нашарив на матраце подаренные наручники, Кавех протянул их аль-Хайтаму и продолжил сминать его губы, повышать градус. Точно они не могли насытиться друг другом. Ах, а когда такого не было? Хотелось ближе, больше. Отдаться без остатка. Слиться в одно целое.        В мгновение аль-Хайтам сменил их положение. Теперь сверху — он сам. Хотел властвовать. Чувствовать. Кавех, изнывая от тянущего чувства внизу живота, выгнулся навстречу. Запястий коснулся приятный мех. Ремень, скрытый под ним, затянулся слишком туго, заставил издать тихий стон. Вот и отличный пример того, почему так хорошо иметь восприимчивость к физической боли. Над ухом зазвенела цепь. Аль-Хайтам взъерошил свои волосы и отполз к ногам, подцепил край брюк и потянул вниз.       Кавех готов был разлететься на мелкие частицы от прикосновений. Сделав неудачный рывок руками, он весь задрожал. Отнюдь не от страха — от новых ощущений, которые вот-вот могли уничтожить его. Ограниченный в движениях, находящийся под властью любимого человека — Кавех млел от описаний, под которые подходил.       Ладонь обхватила член. Тело Кавеха обдало мурашками. Колючими, но восхитительно-приятными. Факт невозможности задействовать собственные руки только сильнее разжигал огонь страсти. Ноющий след от зубов на губах не давал покоя. Всё. Это конечная. Та конечная, ради которой однозначно стоило терпеть весь путь.        Аль-Хайтам мазнул языком от основания к головке, а после поглотил её всю. В ответ на это с губ Кавеха слетел протяжный стон, громкий, залезший глубоко под сердце.       Если бы любовь была звуком — она бы звучала именно так. Аль-Хайтам это не предполагал, он знал.        Голова шла кругом. Кавех запрокинул её, закрывая глаза и плавясь под медленными движениями аль-Хайтама, который явно дразнился. И да, у него это получалось отменно. Кавех ёрзал, двигал бёдрами навстречу, лишь бы почувствовать желанную ласку во всех красках. Сдерживать стоны не было никакого смысла. Они заполняли всю комнату, отражались от стен, возвращались обратно, и так по кругу. Аль-Хайтам слишком хорош. Пусть в словах он не силён, — каждое его действие сводило с ума. Для полного безумия ему не хватало только принять полную демоническую форму, которая сейчас Кавеха не то что не пугала, а даже манила. Его не могло что-то отторгать в аль-Хайтаме. Ему нравилось всё. Каждая мелочь, каждое движение, каждый вздох, взгляд… Всё.         Он любил всё. Без исключения.        Аль-Хайтам с лёгким всхлипыванием высвободил член изо рта и, едва вздохнув и усмехнувшись, принялся обвивать головку языком, лаская у основания ладонью. Ещё одна попытка задействовать свои руки у Кавеха провалилась. Только кровать скрипнула. Будто бы усмехнулась, мол, лежи и не рыпайся.        А Кавех и не против.        Лёгкие саднило от учащённого дыхания. С каждым новым вдохом Кавех неустанно повторял одно и то же имя. То имя, для произношения которого нужно потянуть язык к нёбу, выдохнуть и сомкнуть припухшие, искусанные губы.        Последнее движение, и аль-Хайтам поглотил всю длину, пуская вибрацию. Кавех невольно свёл ноги, когда ощутил, что оргазм накатил волной. Щёки залились румянцем, кончики пальцев пронзило током. Аль-Хайтам поднялся на вытянутых руках, сглатывая. Оставил поцелуй на внутренней стороне бедра. А Кавех пленно глядел на него, пытаясь прийти в себя. Останавливаться на одном минете он точно не хотел.        Брюки отправились туда же, куда и рубашка с майкой. Куда? Чёрт их знает. Аль-Хайтам не глядя снимал остатки одежды, стараясь не отрываться от губ Кавеха. Подарили бы эти наручники раньше. Прекрасная вещь.        Презерватив раскатан. Смазка на пальцах. Аль-Хайтам — между ног. А Кавех в полном экстазе. Он готов потерпеть затёкшие руки ради того, чтобы в очередной раз подтвердить свою любовь к аль-Хайтаму.        Из головы вылетело всё: и Истребление, и искупление. Мир точно на паузу поставили, дав возможность насладиться друг другом в полной мере, не думая ни о чём ином.        — Пожа-а-алуйста… — простонал Кавех, запрокидывая голову.        А аль-Хайтам не смел медлить. Особенно после такой жалобной просьбы. Видеть Кавеха таким растрёпанным, возбуждённым и обездвиженным — сверх красоты. Если бы любовь имела физическую оболочку, она бы выглядела именно так. Аль-Хайтам готов был спорить с каждым несогласным.       Руки на бёдрах. Кавех выгнулся, вызвал очередной скрип кровати и судорожно выдохнул. Ему было мало аль-Хайтама даже тогда, когда он касался нужной точки, крепко сжимал жемчужную кожу и тяжело дышал. Его тихие стоны ласкали уши, отчего Кавех буквально пылал.        Любовь — это не слова. Любовь — действия. Любовь — аль-Хайтам.        Тела соприкасались со звонкими шлепками. Души соприкасались с каждым чувством. А этих самых чувств — уйма. Они были при жизни. Они останутся в Аду. Они при случае вознесутся в Рай.        Аль-Хайтам сжал бёдра до еле заметных отметин, заставив Кавеха буквально вымолить его имя, и сделал последний заход. Тело задрожало, обмякло, и аль-Хайтам, обратившись на несколько секунд в абсолютное удовольствие, осторожно отстранился. Кавех излился себе на живот.        Цепь зазвенела снова. Кавех пытался отдышаться и даже не заметил, как снова получил возможность свободно двигать руками. Аль-Хайтам лёг рядом, принимаясь растирать запястья в своих ладонях.       — Нельзя быть таким охуенным… — шепнул Кавех, чувствуя, как кровь потекла обратно к пальцам.        Аль-Хайтам лишь усмехнулся.        — Мы когда-нибудь будем планировать секс? — спросил он без капли злобы, глядя на Кавеха.        — Не в этой жизни, — посмеялся тот в ответ.        Оставшимися с прошлого раза салфетками аль-Хайтам привёл Кавеха в порядок. Наручники отправились в тумбу, тюбик смазки — туда же.        Спокойствие.        Оно продолжилось бы, если бы не навязчивая мысль, которая с потрохами забылась во время секса.       Кавех не поговорил ни с Сайно, ни с Тигнари. Как-то некрасиво получается. Аль-Хайтам сдул золотистую прядь с чуть вспотевшего лба и очертил линию подбородка.       — Ты очень обидишься, если я отойду на пару минут? — невпопад спросил Кавех, нежась от прикосновений.       — Зачем?        Да уж. Хороший вопрос с лёгким ответом. Стало стыдно.       — Я хотел с Тигнари и Сайно поговорить… — Кавех ушёл в шёпот, отводя взгляд.       Усталый выдох. Аль-Хайтам переплёл их пальцы и прижался к телу Кавеха, потёрся носом о шею. Какой ласковый. Так и не скажешь, что на людях аль-Хайтам весь такой кубик льда. Который тает лишь в тепле Кавеха.         — Может, завтра? Зачем именно сейчас? — и продолжил ластиться.        Чёрт. Аль-Хайтам решил использовать запретный приём. Кавех уже почти поверил и расслабился: под таким аль-Хайтамом этого не сделать невозможно. Но собственное желание всё-таки оказалось чуть сильнее.       — Ну аль-Хайтам! — Кавех привстал и оглянулся в поисках одежды.        Тот театрально закатил глаза и протянул знатно помявшуюся рубашку.        Спустя несколько минут комната осталась позади. Кавех искренне надеялся на то, что и Сайно, и Тигнари успели вернуться к себе. Иначе на негнущихся от оргазма ногах спускаться вниз — плохая идея. Что до аль-Хайтама? Отпускать Кавеха одного он не захотел, потому пошёл следом. Да и, наверно, отрицать глупо, что в какой-то степени аль-Хайтаму и самому не помешало бы увидеться с Сайно и Тигнари. Друзья, как никак.        Нужная комната нашлась быстро. Постучавшись, Кавех растёр свои запястья. От того, что затекли, или от нервов — сказать сложно.        Дверь раскрылась. На пороге стоял полуголый Тигнари, что, увидев друзей, мимолётно вскинул брови и навострил ушки.       — Какие люди, — на его лице расцвела улыбка. Тигнари отошёл в сторону, пропуская Кавеха и аль-Хайтама внутрь.       На кровати сидел Сайно и начищал пистолет, на полу лежали стрелы: видимо, тоже чистые-заточенные и те, которым ещё только нужна была подготовка. Вот как. Пока одни развлекались с подаренными наручниками, другие готовили оружие.        — И аль-Хайтам собственной персоной. Вы что-то хотели? — Сайно оглядел обоих, но задержался на Кавехе.       Растрёпанные волосы, розовые щёки… Лицо с субтитрами. Аль-Хайтам прикрыл дверь и опёрся на неё спиной.       — Да просто хотели узнать, как вы, — неопределённо сказал Кавех и проследил за тем, как Тигнари прошёл к кровати.       А на его спине в районе лопаток показались шрамы, каких ни Кавех, ни аль-Хайтам прежде не видели ввиду того, что и сам Тигнари перед ними без верха не появлялся. Повисла непродолжительная тишина, нарушенная смешком Сайно:        — А вы времени зря не теряли, — на самом деле, он прекрасно понимал друзей.        — Между прочим, мы хотели с вами в карты поиграть, — сложив руки на груди, уведомил Кавех и почему-то улыбнулся.        Сайно наконец отложил на тумбу свой начищенный до блеска пистолет и упёр руки в колени. Аль-Хайтам продолжал молчать, разглядывая лес за стеклянными дверьми.        — Может, тогда утром?        Тигнари вильнул хвостом, и оба взгляда устремились в сторону Сайно.        — Почему бы и нет, — Тигнари пожал плечами и вернулся к своим стрелам. — Если только наши голубчики проснутся после такой ночи…       В воздух сразу вознёсся смех Сайно вперемешку с возмущениями Кавеха. Аль-Хайтам оторвался от своих мыслей и сразу же перевёл внимание на друзей.        — Ничего она не «такая»!.. Сами-то!        — А у нас наручников нет, — Сайно шутливо поморщил нос и кивнул на спрятанные запястья. — Мы шутим-шутим!        — Чёрт с вами, — отмахнулся Кавех.        — Чёрт всегда со всеми. Мы же демоны.       Ладно. Это было смешно. Но Кавех, пытаясь скрыть рвущийся наружу смешок, отвернулся и сжал свою рубашку.       — Тигнари, это ты до завтра хочешь заточить? — аль-Хайтам кивнул на стрелы, что аккурат лежали в рядок.        — Хотя бы большую часть, — Тигнари взял одну из другого ряда и приложил к острию камень.        О чём ещё говорить? Желать удачи? В принципе…       — Удачи, — сказали аль-Хайтам и Кавех в унисон и переглянулись, скромно улыбнувшись.        Тигнари благодарно кивнул, продолжая точить стрелу. Сайно с интересом наблюдал за процессом, склонив голову.        — А откуда шрамы? — вдруг спросил Кавех.       Внимание сразу перешло на него. Тигнари, будто чтобы удостовериться, глянул себе за спину и невесело усмехнулся.       — Я же был ангелом. Когда меня свергли, вырвали крылья, — бесстрастно ответил Тигнари.        А в ушах у Кавеха эхом отскочили три слова.       Ангелы. Вырвали. Крылья.        Такие ли они святые, как хотят казаться? Истребления устраивают, крылья безжалостно вырывают… Кавех ощутил, как непонятная тревога скрутила живот, и мотнул головой.        — Завтра мы им покажем, — уверенно добавил Сайно, беря стрелу тоже. — Не переживай так, Кавех.        — Я не… переживаю… — ушёл тот в шёпот и в противовес своему ответу с взглядом, полной мольбы о помощи, глянул на аль-Хайтама.        Рука в руке. Кавех чуть расслабился. Никаких вопросов и других тем для разговора не приходило на ум. Наверно, пора уходить.        — Спокойной ночи, — аль-Хайтам приоткрыл дверь.       — Отдыхайте, главное! — воскликнул Кавех, уходя в коридор.       — Вам того же, — ответили и Сайно, и Тигнари.       Теперь в комнате остались лишь они. Сайно положил руку на колено Тигнари, поглаживая его большим пальцем.       — Последняя стрела, остальное — завтра, — чуть устало произнёс второй перед тем, как зевнуть.       Сайно закивал. Взгляд расфокусировался. Хотелось бы сказать кое-что… Кое-что, о чём Сайно думал каждый день, когда отсчёт до Истребления пошёл на недели.        — Нари, знай… — названный повернулся, заглядывая в глаза, — либо умрём оба, либо не умрёт никто.        Хватка за колено стала сильнее. Тигнари грустно улыбнулся, вильнул хвостом и положил свою ладонь сверху.       — Пока я с тобой, мне нечего бояться.        На эти стрелы уже стало всё равно. Губы слились в трепетном поцелуе.        Как только Кавех с аль-Хайтамом вышел в коридор, сбоку послышались тихие быстрые шаги. Словно бы это бежал кто-то такой маленький, чей вес с большой натяжкой можно было измерить в килограммах. Первым отреагировал Кавех, ведь именно к нему подбежала виновница этих шагов.       — Кики! Ты чего тут? — спросил он у кошечки, зная, что та не ответит.       А Кики аль-Хайтама даже своим взглядом не удостоила — всё внимание отдавала Кавеху, тёрлась об его ноги, затрудняя движение.        — Ты тоже хочешь пожелать нам удачи завтра? — расплылся он в улыбке и взглянул на аль-Хайтама.        Тот продолжал наблюдать за Кики, что очень настырно пыталась загородить проход к лестнице. Кавех поднял её на руки, почёсывая за ушком.       Вплоть до комнаты Кики не рыпалась, спокойно лежала на руках и мурчала. Аль-Хайтам не шибко хотел, чтобы она и на кровать с ними ложилась, но Кавеху, похоже, это было только в радость.       Кики улеглась на грудь и так застыла.        — Ну не милашка ли? — с детской радостью спросил Кавех у аль-Хайтама, что прилёг рядышком.        — Не очень хочу просыпаться с шерстью во рту.       — Фу, какой. Не принимает тебя, Кики…       Кавех повернулся на аль-Хайтама, что вскинул брови; а после тихонько рассмеялся.        — Шучу. «Уф, какой», — поправил сам себя Кавех и уместился на руке.       Аль-Хайтам прижал его к себе и невесомо поцеловал в висок, вдыхая родной запах. Теперь-то спокойствие не прервётся разговорами с друзьями. Вся ночь впереди. Любимый человек буквально под боком. А на груди — пушистый комочек, сотканный из комфорта.       Настоящий уют.        Кавех чувствовал, как все тревоги и заботы ускользали от него, словно тени, покидающие комнату, как только включаешь свет. Сердце отбивало спокойный, обычный ритм. Над ухом раздавалось тихое дыхание аль-Хайтама и мягкое урчание Кики. И эти звуки сливались в единую симфонию покоя. Несмотря на предстоящий бой, Кавех погружался в безмятежность. Всё-таки любовь и забота способны заглушить любой страх.       Сквозь лёгкую дремоту Кавех ощущал тепло тела аль-Хайтама, его надёжные руки, что обнимали плечи так крепко, точно защищали от всего мира. Внутренние переживания, бушевавшие в его душе, постепенно стихали. Улетучивались. Кавех понимал: что даже если завтра всё изменится, сегодня у него есть этот миг, наполненный искренним счастьем.