Душа на весах

Genshin Impact Отель Хазбин
Слэш
Завершён
NC-17
Душа на весах
mosha w
автор
Nimfad0ra
бета
Описание
Вы когда-нибудь жалели о своих желаниях? Кавех, стремясь исправить свои ошибки и заслужить место в Раю, начинает путь к искуплению. Однако впоследствии он осознает, что в Аду остались все его самые близкие и дорогие люди. Внутренний конфликт разрывает его душу: стоит ли ему жертвовать радостью в Рае ради возможности быть со своими близкими в Аду? Трудный выбор, согласитесь. К какому решению Кавех всё-таки придёт?
Примечания
Я постараюсь не затягивать фанфик на десять лет, но прошу понять, что у автора сейчас одиннадцатиклассная суета и поступление. Свободное время посвящаю главам 🤍 ‼️Своим долгом считаю предупредить, что некоторые сцены/моменты могут быть триггером для кого-то. Вселенная Хазбина по всей своей натуре тёмная, так что, надеюсь, каждый понимает, какой кроссовер он решил почитать, открыв эту работу. Всевозможные метки я поставила. Всех обняла!
Поделиться
Содержание Вперед

12. Контракт во мраке Ада

You'll be the saddest part of me

A part of me that will never be mine

It's obvious

Tonight is gonna be the loneliest

THE LONELIEST — Måneskin

      Холодный ветер прошёлся по коже, взлохматив волосы. В наушниках играла какая-то сопливая песня, которая просто попалась в потоке. Аль-Хайтаму было лень переключать, да и ему дела до этого никакого. Всё его внимание направлено лишь на список недавних звонков. Красным неприятным цветом выделялось самое приятное имя вместе с тройкой в скобках.       Три пропущенных от Кавеха.       И два исходящих, тоже пропущенных, уже от аль-Хайтама.       В чате намертво укоренилось последнее сообщение:       «Как освобожусь — наберу»       Которое кривым лезвием разрезало сердце на куски. Слёз оно не вызывало. Только опустошённость.       Как назло, именно в этот момент голос в ушах пропел:

«I love you so

Please let me go»

      Слова впечатались в самую душу. Откололи от неё важную часть. Аль-Хайтам стоял на мосту в свете уходящего солнца, понимая, что настоящего тепла больше не почувствует. Его солнце повстречало своё вечное затмение почти месяц назад.       Аль-Хайтам тогда, как освободился, и правда набрал. Вылетел из здания Кшахревара, пока в голове закрадывались отвратительные мысли, что с Кавехом могло что-то случиться. Не стал бы он аж три раза просто так звонить, верно?..       По локатору Кавех был дома. Ноги сами несли туда. Второй исходящий у самой двери в квартиру. Ответа нет. Аль-Хайтам звонился, стучал, но внутри и шороха слышно не было. А волнение понемногу начало брать верх. Может, не стоило оставлять Кавеха одного, пусть и ради того, чтобы хоть чуть-чуть облегчить ему учёбу? Профессора же даже согласились на все предложения аль-Хайтама…       Становилось не по себе. От преграды в виде двери исходила тревога. Колющая, режущая тревога, заползающая в самые недры. Превращающая внутренности в ледяное месиво. Может, Кавех опять напился? Или просто уснул? В его-то состоянии он мог учудить всё что угодно. Кавех всегда предупреждал, когда ложился спать или покупал выпить: вероятно, те звонки и были тем самым обыденным «предупреждением»? Мог бы и написать: за всё время аль-Хайтам научился разбирать даже самые непонятные его сообщения, которые словно были напечатаны мизинцем левой ноги.       И всё же. Аль-Хайтам достал телефон и набрал забытый давным-давно номер, который записал чисто из-за пьяных уговоров Кавеха где-то полгода назад.       Гудки безнадёжно отдавались в ушах.       — Алло? Аль-Хайтам, ты? Что случилось? — сразу спросил чуть обеспокоенный женский голос.       — Добрый вечер, Фаранак, вы не могли бы набрать Кавеха? Он не отвечает, а я под дверью стою.       Конечно, на чьи, как не на родительские номера люди отвечают быстрее, чем на чужие?       Чужие?..       Из динамика донёсся какой-то шум. Аль-Хайтам поморщился, но старался вслушаться в отрывистые слова:       — Позже… в метро…       Трубку повесили. Или звонок оборвался из-за окончательно потерянной связи. Как бы то ни было, аль-Хайтам убрал телефон в карман и запрокинул голову. Различные мысли продолжали возникать в сознании: от самых простых до сложных и тяжёлых.       Единственным оптимальным решением было вскрыть дверь. Не стоять же под ней, как идиот? Даже если Кавех просто уснул, то аль-Хайтаму нужно было успокоиться, на остальное плевать. Если что, то просто оплатит установку новой двери. Пальцы судорожно стали набирать номер МЧС.       Как только трубку взяли, аль-Хайтам принялся объяснять, что человек не открывает дверь, не отвечает на звонки и, пребывая в сложном положении уже продолжительное время, вероятно, что-то мог с собой сделать. На другом конце провода уведомили, что вышлют машину вместе со скорой помощью.       Стоя у двери около получаса и так же тщетно стучась в неё, аль-Хайтам всё глубже и глубже погрязал в переживаниях. Ходил из стороны в сторону, сложив руки на груди. И украдкой заглядывал в телефон, чтобы проверить возможный ответ Кавеха на все попытки достучаться до него и чтобы посмотреть на время, прошедшее после звонка. Ничего не радовало. Пусто. И эта пустота так же образовывалась в груди.       На лестничной площадке аль-Хайтам наконец услышал шаги. Несколько людей в соответствующих формах прошли к двери, увидев звонящего.       — Одиннадцатая? — спросил мужчина, возглавлявший наряд.       Аль-Хайтам кивнул. Могли бы и побыстрее приехать.       — Дэхья, неси отмычки.       Названная в ту же секунду принесла нужный ящик. Начали вскрывать дверь. Аль-Хайтам отошёл в сторону и опёрся на стену, наблюдая за операцией. Медики пусть и пытались как-то завести непринуждённый разговор, чтобы отвлечь, но аль-Хайтам твёрдо дал понять, что на глупые диалоги он не настроен.       — Есть, — через пять минут уведомил мужчина.       Аль-Хайтам отнялся от стены и, подождав, когда представители обеих служб пройдут внутрь, последовал за ними. В нос сразу ударил родной запах вперемешку со спиртом. Невольно аль-Хайтам поморщился: вот нельзя же Кавеха оставлять, зная, что все проблемы он будет запивать. Комната была пуста, но дверь в неё — открыта. Взгляд пробежался по интерьеру и зацепился за бутылки у дивана. Две пустые и стояли, третья — валялась в луже. По этикеткам яснее ясного: водка.       Кавеху нельзя крепкое.       Рука потянулась в карман: там лежал блистер с аспирином, какой аль-Хайтам взял за привычку носить с собой.       Из раздумий вырвало протяжное: «Во дела…», донёсшееся с кухни. Аль-Хайтам тут же сдвинулся с места и направился туда, где уже стояли люди. За их спинами разглядеть, что произошло, было невозможно. Одна из женщин перехватила руку аль-Хайтама, не позволяя пройти дальше.       — Молодой человек, постойте.       Аль-Хайтам остановился и нахмурил брови. С чего бы?       — Мне нужно пройти, — отрезал он, позабыв о том, что разговаривал со специалистами.       Женщина поджала губы и жалостливо заломила брови, всё ещё держа его за руку. Не пускала. Ради чего надо было стоять? Чтобы не получить ответы?       Аль-Хайтам вывернулся из хватки под ещё один возглас: «Молодой человек!» и, проигнорировав его, прошёл внутрь. Взгляд метнулся к…       Пол вышибли из-под ног. По телу пробежался ток, выстрелив в сердце.       Кавех.       С телефоном в ладони.       С пустой пачкой снотворного рядом.       Мёртвый.       Несколько рук оттащили аль-Хайтама назад. Он покорно поддался, не понимая, что происходит. Голова отказывалась соображать. Её закружило. Кровь отлила от лица. Подступила тошнота. Мир точно потерял хоть какой-либо смысл прямо сейчас. Все звуки отдалялись. Кто-то что-то говорил — аль-Хайтам ничего не понимал. Его сердце, обычно безучастное к эмоциям, вдруг так сильно забилось в груди, точно пыталось напомнить о себе.       Кое-как усадив аль-Хайтама на стул, ему протянули стакан с водой и что-то продолжали говорить. Тот мотнул головой, пытаясь прогнать возникнувшее наваждение, но впервые этого не получилось сделать сразу. Тревога словно пронизывала каждую клетку тела. Вода освежила пересохший рот и в какой-то момент даже помогла вернуться в реальность. И всё равно. За то короткое мгновение аль-Хайтам смог в красках рассмотреть произошедшее.       Смерть — естественный процесс, который когда-нибудь настигнет любого человека. Аль-Хайтам старался успокоить себя этой мыслью, но она меркла на фоне пробившегося, сильного чувства сожаления. «Настигнет любого человека».       Настигла Кавеха.       Кавеха, что под определение «любого человека» для аль-Хайтама лично не попадал.       Рука предательски дрогнула, и часть воды плеснула на штаны, доказав в лишний раз, что происходящее — не сон. Аль-Хайтам стиснул зубы чуть ли не до скрипа и закрыл глаза.       Мёртвый Кавех.       — Этот пришёл в себя? — услышал аль-Хайтам краем уха.       Он исподлобья глянул на подошедшего с блокнотом в руках мужчину.       — Кем вы приходились умершему?       Умершему. Умершему. Умершему.       Аль-Хайтам глубоко вздохнул, пытаясь вникнуть в вопрос, и ответил не сразу:       — Другом.       — Имя и полный возраст умершего? — так же бесстрастно спросил мужчина.       Такие простые вопросы. И как же сложно. Аль-Хайтам отвечал сухо и коротко, и если раньше то было в порядке вещей для него, сейчас он говорил именно так потому, что всё ещё не мог осознать смерть.       Попросили контакты родителей. Аль-Хайтам открыл недавно набираемый номер и, кашлянув, продиктовал. Фаранак должна знать. И мысли у него не было, какая именно реакция будет на смерть единственного сына. Фаранак ведь и в курсе состояния Кавеха в принципе не была: его скрытности в этом плане можно и позавидовать.       Любовь дружеская и любовь родительская различаются. Это аль-Хайтам точно знал. Но не хотел получать доказательств. Аксиома их не требует.       — Спасибо за информацию. Мы вас подве…       — Не надо, — перебил аль-Хайтам и встал со стула.       Мужчина вскинул брови, точно не понимая, как тот в подобном состоянии сможет дойти до дома самостоятельно. Но аль-Хайтаму просто жизненно необходимо было хотя бы прогуляться по свежему воздуху, а не просиживать штаны в чужой машине, где просто не удастся как следует погрузиться в мысли.       Можно ли было избежать смерти Кавеха, если бы аль-Хайтам оставался рядом постоянно? Впрочем, повернуть время вспять и что-то изменить нельзя.       А Кавех в последнее время часто говорил, что жизнь несправедлива. И вот теперь он ушел, оставив аль-Хайтама с этими мыслями. Неужели это и есть справедливость?       Если Кавеху было так плохо, может, смерть — облегчение для него?       Но почему от этого «облегчения» так больно?..       Почему аль-Хайтам чувствует себя так паршиво, если смерть нагонит каждого?       Прогулка до дома не помогла. Слёз не было, только мысли-мысли-мысли-мысли, которые разрывали голову и пересекались между собой.       Два проворота ключа. Квартира.       Аль-Хайтам, словно находясь в трансе, осел на пол, прислонившись к входной двери. В голове всё не могло устаканиться. И он не понимал, что чувствовал. Недоверие? Горечь? Нет, что-то гораздо сильнее и глубже. Что-то, что аль-Хайтам не мог распознать.       В кармане раздалась вибрация.       — Аль-Хайтам, только-только связь появилась. Кавех тебе открыл? На мои сообщения он не отвечает, — сразу начала Фаранак, как аль-Хайтам принял звонок. — Телефон, может, разрядился…       И все её слова как удар топором. Так же наивно думают условные котята, которых спрятали в мешок, чтобы утопить. Они сидят в темноте и темени, не понимая, что счёт идёт на минуты.       Аль-Хайтаму понадобилось несколько секунд, чтобы утвердить одну мысль:       Фаранак должна знать.       — Фаранак, — он прикусил язык и закрыл глаза, — Кавех мёртв.       Молчание. Звонок всё ещё шёл. Аль-Хайтам тяжело вздохнул и сжал телефон крепче, точно ещё чуть-чуть, и сломал бы. Произнесённые слова — сухой факт, чёрствая правда, за которые аль-Хайтам всегда цеплялся.       — Аль-Хайтам… — голос дрогнул, разрезав тишину. — Я перезвоню… наверно…       Звонок завершён. Аль-Хайтам медленно отнял телефон от уха и, согнув ноги в коленях, поднял взгляд в потолок.       И то странное чувство, таившееся в груди, наконец получило своё опознание.       Аль-Хайтам впервые чувствовал себя беспомощным.

✦•┈๑⋅⋯ ⋯⋅๑┈•✦

      Через два дня приехала Фаранак. И с ней лично аль-Хайтам никогда не виделся. Знали друг друга лишь благодаря Кавеху: то на видеозвонках с камерой подбежит со словами: «Передай привет маме!», то просто начнёт показывать маленький семейный альбом.       И аль-Хайтам чётко понимал, что настолько угасшей женщиной она никогда не была.       Потухшие глаза, в которых нет тех искр, о которых постоянно говорил Кавех, бледная кожа, худощавое телосложение. Да даже волосы, какие должны быть светлыми, казалось, потемнели.       На третий день назначили похороны, все расходы за которые аль-Хайтам взял на себя, несмотря на все уговоры хотя бы поделить сумму.       Каково это — смотреть на умиротворенное лицо близкого человека, зная, что он не спит? Аль-Хайтам не представлял. А у Фаранак возникло чувство дежавю. Больно.       Аль-Хайтам стоял ровно, пока Фаранак держалась дрожащей рукой за его предплечье и плакала. Взгляды обоих были направлены на гроб, крышка которого утопала в песке.       Каково это — терять мужа, а после и сына? Аль-Хайтам не мог понять. Если романтическую любовь можно запросто подарить другому человеку, то родительскую — нет. В каждом новом ребёнке ты будешь видеть черты первого. И каждый раз начнёшь погрязать в мыслях о его ужасной участи. Очень больно.       Когда похороны были окончены, Фаранак приехала на квартиру Кавеха, чтобы что-то забрать. Аль-Хайтам тогда отправился с ней. И старательно пытался не вслушиваться в её всхлипы, пока та находилась в опустошённой комнате.       Каково это — разрываться между тем, чтобы успокоить другого человека и чтобы успокоиться самому? Горе одно. А аль-Хайтам не умел в поддержку от слова совсем. И что-то внутри всё равно стремилось к Фаранак.       Ограничился ладонью, которую положил на острое плечо.       Не помогло. Никому из них.       Вечером третьего аль-Хайтам проводил Фаранак обратно на поезд.       Через неделю пришёл на могилу в одиночестве.       Свежезакопанная земля ещё не успела осесть. Всё это время аль-Хайтам держался холодно: не позволял себе быть уязвимым в присутствии Фаранак. И только сейчас, стоя над каменной плитой, он вспомнил обо всём, что пережил вместе с Кавехом. Правильно говорил Тигнари: их связь всегда точно намеренно усложнялась, в особенности из-за того, что аль-Хайтам предпочитал холодную логику тёплым чувствам. Теперь, когда Кавех ушёл навсегда, он осознал, что эта глупая дистанция была лишь маской.       Ведь… кто, как не Кавех, даже несмотря на все ссоры, всё равно возвращался? Кто, как не Кавех, имевший абсолютно противоположные с аль-Хайтамом взгляды, всё же пытался хоть немного его понять? Не всегда удавалось, может, почти никогда, это понятно. Но пытался ведь.       Аль-Хайтам вспомнил и о фильме, который хотел показать Кавеху, зная, как тот интересовался прочтённой первым книгой и всё переживал, что не поймёт смысла. Теперь это желание было похоронено вместе с ним.       И с Кавехом же ушла важная часть самого аль-Хайтама. В психологических статьях вечно говорили, что когда двух людей можно описать «полными противоположностями», это значит, что они оба подавляют доминантные качества другого. Аль-Хайтам тогда взял это на вооружение, но не приметил. А сейчас точно понял.       «Лишь утратив всё до конца, мы обретаем свободу».       Что ж, аль-Хайтам хоть и отрицал реинкарнацию и подобное, но сейчас почему-то очень хотел верить, что Кавех в самом деле обрёл свободу после того, как потерял многое.       Новые цветы появились и на могилах Тигнари и Сайно. Когда-то они все вчетвером спорили, кто уйдёт из жизни последним. Ставили на Кавеха: у него были очень высокие мечты об архитектурном деле.       Которые сейчас покоились под деревянной крышкой в метре под землёй.       И в данный момент аль-Хайтам стоял в полном одиночестве, опираясь на перила моста. Со дня похорон он приходил сюда чуть ли не каждый день, не зная, чего хотел. Порефлексировать? Может быть.       Песня успела смениться какой-то другой, иностранной, судя по тексту, и не менее грустной. Переключать, конечно, сил нет. Надо бы дойти до дома вообще.       Аль-Хайтам ещё раз окинул жёлтое небо взглядом и, вздохнув, поплёлся прочь.       Внутренний голос говорил: «Прошёл почти месяц, пора отпустить». И аль-Хайтам бы его слушался, если бы не… любовь. За прошедшее время он так долго копался в себе, что вынес одно, самое точное чувство: любовь, из-за которой не может так просто отпустить Кавеха.       Она всегда была такой непостижимой.       И так долго не признавалась, что становилось гадко.       Аль-Хайтам смотрел под ноги, пока музыка била по ушам. Пора переходить дорогу. Взгляда краем глаза хватило, чтобы понять, что загорелся зелёный.       А в песне пропели:

«Поздно, о чём-то думать слишком поздно,

Тебе, я чую, нужен воздух.

Лежим в такой огромной луже.

Прости меня, моя любовь»

      Жаль, что аль-Хайтам совершенно не вслушивался в текст.       На середине пешеходного перехода что-то подсказало обернуться. Только аль-Хайтам поднял голову и глянул вправо, как…       Машина.       Фары точно ослепили.       Аль-Хайтам не успел среагировать.       Столкновение.       Удар, прилетевший неожиданно, отбросил на несколько метров. Наушники мигом слетели на шею. Послышались крики. Боль, оглушающая и резкая, расползлась по телу. Аль-Хайтам зажмурился, чувствуя, как рёбра зажало в тиски. Голова неистово загудела, пока отголоски неизвестной песни тщетно пытались долететь до ушей.

«Тихо, не слышно ни часов, ни чаек,

Послушно сердце выключаем…»

      Аль-Хайтам не мог ничего толком осознать. Буквально пару минут назад он спокойно шёл домой. А сейчас силы выходили из него, пока перед глазами всё размывалось. Дрожащее тело ослабело. Кровь, что стремительно растекалась по одежде, — последнее, что аль-Хайтам почувствовал.       Перед глазами — небо, в голове — ничего. И такое же «ничего» вскоре накрыло всё. Веки против воли закрылись. Сознание кануло в безмятежную темень.

✦•┈๑⋅⋯ ⋯⋅๑┈•✦

      Сны аль-Хайтаму снились очень и очень редко — почти что никогда. Это у Кавеха всегда была настолько развита фантазия, что каждое утро в чат прилетало голосовое сообщение на несколько минут с рассказом о новой чертовщине, придуманной сознанием. Но то, что аль-Хайтам видел, — не было похоже на сон от слова совсем.       Он, на своё же удивление, раскрыл глаза на какой-то тёмной улице. Солнечного света не было, вместо него — алое небо, затянутое тучами. Поднявшись с земли, аль-Хайтам отряхнулся и заметил, что все его руки покрывали тонкие полосы, напоминающие следы машины. Майка стягивала торс, на грудь свисал провод от наушников.       Так. Что происходит?       Воображение не может передавать физические ощущения. А аль-Хайтам прекрасно чувствовал твёрдую землю под ногами, мелкие камни, разбросанные по улице, и едва заметный ветер, что врезался в лицо.       Из-за угла выбежало непонятное существо. Аль-Хайтам проводил его взглядом, оценивая ситуацию. Он слышал шаги, слышал отдалённый голос пробегающего. Если придерживаться теории про обычный сон, то её можно отвергнуть: так отчётливо невозможно разобрать звуки.       Мысль о летаргическом сне аль-Хайтам отмёл сразу: видения при них не возникают.       Вопросов достаточно. И то, что аль-Хайтам свободно раздумывал над ними, уже не могло указывать на сон. Если бы это были галлюцинации, то он не смог бы анализировать сложившуюся ситуацию с такой ясностью. Тревога не возникала. Наоборот, аль-Хайтам по своей привычке сохранял самообладание, даже несмотря на то, что в самом деле ничего не понимал.       Ладно, надо бы подкрепить аргументы, указывающие на реальность этого места. Аль-Хайтам двинулся по улице, каждый шаг давался обыденно: никаких тяжестей в теле. Даже несмотря на то, что его на полной скорости сбила машина.       Сбила же?       Боль была, закат — тоже, фары слепили глаза. В ушах играла музыка. Имело ли это всё значение прямо сейчас? Чёрт его знает.       Через несколько мгновений в глаза бросился камень, лежащий у какого-то здания. Взяв его в ладонь, аль-Хайтам (ещё раз убедился в тактильных ощущениях) вытянул руку над землёй и выпустил из хватки. Камень совершенно естественно упал обратно на землю, отскочив в сторону. Отлично, законы Ньютона работают даже здесь. Следовательно, гравитация в этом месте присутствует.       Не уходя далеко от здания, аль-Хайтам осмотрел стену, а после занёс кулак, ударяя в неё. Костяшки встретились с шероховатой твёрдой поверхностью. Боль расползлась по всему предплечью. Аль-Хайтам встряхнул рукой и коснулся стены другой, как бы лишний раз прощупывая. Отрицать реальность этого места, видимо, тщетно.       Осталось лишь понять, как именно это самое место называется.       Рука потянулась к телефону. Включив его, аль-Хайтам поморщился от ярких огоньков, высветившихся на экране, а после заметил уведомление: «Добро пожаловать в Ад, грешник!».       Вот как.       Аль-Хайтам вскинул брови и вышел на «рабочий стол». Ничего не было. Ни приложений, ни чатов, ни недавних звонков с приятным именем и тройкой в скобках. Чей-то глупый розыгрыш?       В другом кармане аль-Хайтам нащупал блистер. Надо же. Таблетки тоже переместились с ним в так называемый Ад? Смешно.       Пора бы и пройти чуть дальше обычной пустой улицы и попробовать разузнать ещё чего-нибудь. Например, почему бы не последовать за тем существом, что скрылось за углом несколько минут назад?       Аль-Хайтам шагал легко и спокойно, пусть он даже понятия не имел, куда и где именно. С двух сторон улицы мелькали различные неоновые вывески: тут и порностудия, обклеенная постерами, и обилие клубов, и магазин техники, у которого толпился народ, и просто дома. Существа, попадавшиеся на глаза, выглядели абсолютно по-разному: в основном, конечно, антропоморфные животные на любой вкус и цвет. И аль-Хайтам, наблюдая за ними, всё упирался и упирался в мысль о том, что правда находился в «потустороннем мире», существование которых отрицал столько, сколько себя знал.       Длинная дорога сменилась небольшим районом, где виднелись кусты из роз и беседка. Жители, у которых глаза полностью были закрашены чёрным, голодными взглядами вцепились в аль-Хайтама, но тот продолжал идти вперёд. И остановился только у здания, на котором красовалась пёстрая надпись: «Торговый центр Рози».       Толкнув дверь, он оказался в светлом помещении, где народу оказалось не меньше, чем снаружи. Запахло чем-то тухлым. Кажется, так пахнут трупы или что-то вроде этого. Аль-Хайтам не прогадал и поморщился: на прилавках виднелись человеческие пальцы, ещё всякие конечности, какие он решил особо не разглядывать. За стойкой копошилась стройная женщина в шляпке и мило улыбалась людям, находившимся в очереди.       Терять нечего, аль-Хайтам встал за каким-то человеком, скучающе оглядывая помещение ещё раз. Тут и одежда продаётся, оказывается.       Сбоку кто-то подошёл почти вплотную. Аль-Хайтам почувствовал на себе пристальный взгляд и сделал неполный поворот головой, встречаясь с бездонными глазами.       — Такой молодой… Уверен, на вкус ты ещё тот сладуся… — прошептал подошедший, разглядывая аль-Хайтама с ног до головы.       Тот нахмурил брови и повёл плечом, показывая всем видом, что на разговоры не настроен. Но у этого человека, видимо, были другие планы.       — Неразговорчивый пирожок? Ну что ж… — и взял аль-Хайтама за руку.       — Не припомню, чтобы я позволял себя трогать, — отрезал он и вырвался из хватки, продолжая стоять ровно.       Подошедший удивлённо вздохнул.       — Какой острый язык! Ну, ничего, и не такое на тарелке оказывалось… — в голосе слышался звериный голод.       Может, не ждать своей очереди, а просто спросить у этого идиота, что за место? Аль-Хайтам сложил руки на груди и развернулся к нему полностью.       — Расскажи мне, где я, — потребовал он.       Человек вскинул брови и хищно улыбнулся, облизывая свои зубы. Зрелище не самое приятное.       — Ах, ты ещё и новенький? — сладко протянул.       Аль-Хайтам глядел на него из-под полуприкрытых век с абсолютным спокойствием на лице. Уже стало понятно, что подошедший — явно каннибал. Да и, наверно, все присутствующие здесь — тоже. Но страха не было. Страх перед Адом — всего лишь социальный конструкт. Аль-Хайтам не боялся мучений или полного наплевательства других на слово «порядок». Страдания не имели над ним власти, пока он сам их не признал. А аль-Хайтам не признавал.       — Я жду ответ на свой вопрос.       — Пирожок, ты в Аду, — усмехнулся человек. — А конкретно сейчас — в городке Каннибалов. Если не хочешь стать моим лакомством, что меня безумно огорчит, тебе лучше вернуться в Пентаграмм Сити.       Аль-Хайтам отвёл взгляд и для себя отметил точно: здешнее место — не случайный набор образов. Это определённая система. Есть основной город, есть районы… А сколько таких в принципе? Насколько Ад велик?       Ходу мыслей мешали охи-вздохи из открытой пасти подошедшего. Сдерживал себя, чтобы не загрызть прямо здесь? Аль-Хайтам кивнул и развернулся, чтобы уйти, но его снова перехватила дрожащая рука каннибала.       — Уже уходишь? — и он неприлично давился слюнями.       Аль-Хайтам закатил глаза и сделал рывок, но хватка усилилась.       — Пирожок… не уходи…       — Отпусти меня, — снова дёрнулся. На этот раз успешнее.       Здание было покинуто поспешно. Спиной аль-Хайтам чувствовал, что человек плёлся за ним, потому, дойдя до вывески: «Город Каннибалов», резко развернулся, чуть не сбив того с ног. Народу поубавилось.       — Я неясно выразился?       — Ты так аппетитно выглядишь… Отпустить тебя — смертный приговор… — продолжал каннибал.       В голову стрельнула с одной стороны глупая, но интересная идея. Аль-Хайтам мимолётно обернулся, а после вернул взгляд к каннибалу. Попятился, следя за тем, как слюни противно стекали по подбородку.       И резко аль-Хайтам сорвался на бег. Каннибал — следом. Быстро стянув наушники с шеи, первый замахнулся и прицелился в ноги. Провод закрутился на лодыжках, заставив каннибала повалиться на землю. Аль-Хайтам сам удивился: не думал всерьёз, что идея окажется рабочей. Прямо как в дешёвых фильмах.       Не дожидаясь, когда каннибал встанет на ноги и оклемается, аль-Хайтам дёрнул наушники на себя — те покорно вернулись, — и устремился вперёд по улице. Главное, чтобы след его сейчас затерялся.       Полученной информации не так много, но хоть что-то уже радовало. Это место — Ад, в Аду есть как минимум два города. Население — демоны, грешники и каннибалы (или вторых с третьими лучше объединить?). Будь аль-Хайтам сейчас по-настоящему жив, подумал бы, что за абсурд и почему он вправду пытается размышлять об этом на полном серьёзе.       Тем временем аль-Хайтам доплёлся до какого-то здания, что выглядело немного старовато. Безлюдно — уже хорошо. Можно, наверно, попробовать обосноваться? И ещё подумать над тем, что делать дальше. Вытекающих из имеющихся ответов вопросов накопилось достаточно.       Внутри здания, на счастье аль-Хайтама, оказалось пусто. Старая, полуразрушенная мебель на втором этаже вполне себе могла на время пригодиться. Спальное место, по крайней мере, было. Комфортом, увы, придётся пожертвовать.       Возможно, не так всё плохо?

✦•┈๑⋅⋯ ⋯⋅๑┈•✦

      Весь следующий день аль-Хайтам думал-думал-думал. Как будто в другие дни он этого не делал, но. Отличие в том, что в груди таилась тоска. А в голове — попытки провести аналогии между адской и прошлой жизнями.       Удалось даже подгадать момент и выкрасть у какого-то остолопа наличные, чтобы сходить в местный магазин: на удивление, он тут в принципе был. Что для представляемого Ада казалось невозможным. Слишком современно.       Втеревшись в доверие какому-то жителю, аль-Хайтам подтвердил догадки: умершие люди, которые при жизни грешили, отправляются в Ад, иные — в Рай. Преисподняя опасна, но и свои привилегии имелись: как минимум, умереть во второй раз невозможно, а раны затягиваются достаточно быстро.       И большую часть своего времени аль-Хайтам проводил на крыше временного укрытия, откуда открывались достаточно неплохие виды на Пентаграмм Сити. Честно, некоторые мысли никак не соединялись с другими. Всё-таки Ад вызывал кучу вопросов, на которые даже тот доверившийся житель вряд ли ответил бы. Вот была бы книжка…       Вот и сейчас, на второй день, он стоял, оперевшись о перила. По правде говоря, взгляд был расфокусирован. Ветер колыхал волосы. В голове только Кавех. Он же согрешил, когда совершил самоубийство. Какова вероятность, что его удел такой же — сидеть в Нижнем мире, полном развратных грешников?       — Туман, пришедший со Средиземного моря, откутал город, который Пилат так ненавидел… — донеслось из-за спины вместе со смехом после.       Аль-Хайтам, явно не ожидавший никого, медленно повернулся, держась рукой за перила. Перед глазами появился оленеподобный демон с широчайшей улыбкой и тростью в руке.       — Не поклонник классической литературы? — с напускным сожалением спросил он.       Взгляд аль-Хайтама медленно прошёлся по каждой детали образа возникшего. Самая выделяющаяся, как бы банально ни звучало, — улыбка, не сползающая с лица. Похожая была у той женщины по имени Рози. Весь вид незнакомца не вызывал доверия абсолютно. Как он вообще здесь оказался?       — Ты кто? — коротко бросил аль-Хайтам.       Алые глаза блеснули и точно так же осмотрели вид аль-Хайтама. Наушники, провод от которых свисал на грудь, исполосанные руки. В ушастой-рогатой голове проскользнула мысль. Абсолютно верная.       — Моё имя Аластор. А ты, как я понимаю, тот самодовольный болван, который из-за того, что не взял трубку, заставил своего друга повстречать саму смерть?       Воцарилось молчание. Оба словно пытались глазами друг друга прожечь насквозь: изучали. Аль-Хайтам лишь прищурился, не понимая, зачем этот самый Аластор решил явиться. И… как он к нему обратился? «Самодовольный болван»? «Который не взял трубку»? Искра потухшей надежды блеснула где-то глубоко внутри и натолкнула на мысль: Аластор откуда-то его знает. И несложно догадаться, откуда, однако эта самая догадка в какой-то степени абсурдна по своей природе.       Так аль-Хайтама мог назвать только один человек.       — Кавех находится здесь? — решил рискнуть он с вопросом.       — А что, сердце мечется в поисках возлюбленного? — лукаво поинтересовался Аластор.       Аль-Хайтам сжал перила крепче. Напомнил же того идиота-каннибала.       — Ответь на вопрос.       Но с ответом Аластор, конечно, специально помедлил.       — Разумеется. Он здесь.       «Он здесь», — отскочило эхом в ушах. Аль-Хайтам отвёл взгляд и кивнул, собираясь с мыслями. Аластор знал, по-видимому, многое. Иначе бы не смог подцепить что-то внутри. Вряд ли он ещё тот альтруист, который за просто так выложит всю известную информацию. Пошлёт куда подальше, если не решит убить: здесь, вроде, подобные методы в порядке вещей?       — Так и будем молчать? — через мгновение спросил Аластор, разглядывая свои пальцы.       Не отцепится ведь.       — Я думаю.       — Думай-думай, дружище, это полезно, — он нагло перекинул руку через плечо аль-Хайтама.       Тот сие действие не оценил. Мягко сказано. Зажав пальцами тонкое запястье, аль-Хайтам убрал с себя противную костлявую руку.       — Хо-хо-хо, — Аластор поправил монокль и прокрутил микрофон, а после заговорщицки добавил: — Смею предположить, что хочешь увидеть своего ненаглядного?       Аль-Хайтам закатил глаза.       — Понимаю твоё замешательство. Не каждый день попадаешь в подобное место после того, как всю жизнь отрицал существование Ада и Рая.       Заметив явную безучастность аль-Хайтама в диалоге, Аластор тенью скользнул меж перил и появился перед его лицом, держась на краю на одних лишь носочках. Первый дёрнулся, но всё же посмотрел в алые глаза, понимая, что этому демону всё же что-то нужно.       — И ты, движимый своими убеждениями, даже мысли не допускал, через какой путь могут пройти грешники. Представь, вечная жизнь без правил, законов, угрызений совести… В этом нет смысла, когда твоя душа мечется от одного к другому и не знает, куда себя деть.       Не сказать, раздражало Аластора молчание аль-Хайтама или нет, но он точно отмечал для себя непохожесть на остальных. Другие демоны и грешники в страхе отползали и засыпали кучей несвязных вопросов, но не аль-Хайтам. Он выжидал и сохранял самообладание.       — А ты знаешь?       В воздух вознёсся короткий смешок, смешанный с помехами.       — Знаю. Уверен, ты слышал о сделках, которые заключают с демонами-оверлордами?       Про оверлордов без понятия, но аль-Хайтам определённо помнил, как Кавех постоянно сидел и смотрел кучу разных видео о мифологии и делился всем узнанным оттуда. Ад — гнилое место, где льются реки лавы и демоны варят своих жертв в котлах. Грешники, чтобы ослабить боль, совершают сделки, продают души. Кавех всегда говорил о нижних делах с восторгом и страхом. И никогда не думал о том, что окажется там.       Аль-Хайтам так и не ответил, но Аластор чётко уловил, как мимолётно изменилось его выражение лица: точно слышал.       — Здесь меня называют Радио Демоном, грешники всегда пугаются и страшатся, тщетно стараясь убежать прочь. Тебе так повезло, что я стою перед тобой совершенно спокойно и всё ещё не пустил твои предсмертные крики в радио эфир.       Вот как. Аль-Хайтам понимал точно: Аластор заинтересовался в нём. Для чего-то он ему нужен. А для чего? Что может потребовать от простого грешника этот демон, оверлорд, нечисть, олень или чёрт его знает кто на самом деле, — словом, Аластор? Если только…       — Значит, ты предлагаешь сделку?       — Бинго! — Аластор мигом скользнул обратно на крышу, держа руки за спиной.       Аль-Хайтам оглядел город ещё раз, постоял так минуту-две. Грешники в Аду — вечные пленники непостижимой системы. Никому не удастся разорвать тяжёлые прутья, в которые попадает душа после смерти. Так странно вообще думать о подобных вещах: Ад и Рай раньше были лишь образами в головах отчаявшихся людей, что готовы поверить в любую чушь, чтобы облегчить себе жизнь.       Но стоило ли сейчас раздумывать об атеизме, которого всегда придерживался аль-Хайтам, когда прямо перед ним стоял представитель Нижнего мира?..       Аль-Хайтам развернулся и вытянул руку.       — Я согласен.       Аластор дёрнулся, уши его навострились. Подцепил-таки.       — Так-так-так. Какого рода сделка тебя интересует?       — Я отдаю свою душу за безопасность моего Кавеха.       — Твоего Кавеха? — Аластор посмеялся. — Этот твой Кавех так нелестно отзывается о тебе…       Аль-Хайтам свёл брови к переносице. Да, он прекрасно понимал, что Кавех мог дуться. Имел на это полное право.       — Так что?       Аластор оглядел аль-Хайтама с ног до головы и охотно вложил руку в его протянутую.       — Договорились.       Начиная со скреплённых рук, всю крышу обволок яркий зелёный свет, в воздухе появились странные символы, а сам Аластор вытянулся в размерах, рога стали больше, взгляд безумнее. Поднялся ветер, аль-Хайтам безэмоционально смотрел на руки и думал о своём. Рядом с ними возник лист пергамента с текстом, в самом низу было окошко, видимо, предназначенное для подписи.       — Будет кровь пролита на пергамент, мы повязаны станем судьбами, — неестественным голосом буквально пропел Аластор, протягивая свободной рукой нож.       Аль-Хайтам сглотнул, держа лицо бесстрастным. Обхватив ладонью рукоятку, он провёл лезвием по предплечью, ни капли не поморщившись. Собрав немного крови на кончик ножа, аль-Хайтам оставил подпись в отведённом окошке. Та загорелась, впечатываясь в лист. Почувствовалось, словно сердце оплели теневые ветви и несильно сжали. По венам протекло неприятное жжение, и улыбка Аластора стала ещё шире, аль-Хайтам невольно повёл носом, сверля взглядом пергамент.       Ладонь опустела, Аластор махнул рукой, и подписанный контракт рассеялся в воздухе. Свет погас, и через считанные секунды парни разорвали рукопожатие.       — Даже не дрогнул, небось, тот ещё смельчак? — произнёс Аластор своим обыкновенным голосом, вытирая ладонь об алый пиджак. — Я позабочусь о сохранности твоего бездарного Кавеха.       — Отведи меня к нему, — немедленно потребовал аль-Хайтам.       — М? — Аластор резко склонил голову.       — Я же теперь повязан с тобой договором? Негоже мне дальше продолжать стоять на этой крыше и не быть с тобой рядом.       Сложно, когда два гения встречаются лицом к лицу.        Аластор усмехнулся.       — Ну что ж, прошу.       Со взмахом руки на крыше образовался портал, через который стало видно красные двери. Аль-Хайтам вдохнул воздух через нос и шагнул внутрь, Аластор — следом. Хлопок за спинами уведомил из о том, что портал закрылся.       Как только Аластор раскрыл дверь, в проходе тут же появилась Чарли и, увидев с ним ещё одного человека, обомлела в радости. Ещё один новый посетитель, ну какая же удачная неделя!       Но не успела она подбежать и представиться новоприбывшему, сам аль-Хайтам сразу метнул взгляд к Кавеху: сердце рухнуло куда-то к животу и вернулось обратно, начиная быстро стучать. Живой. Господи. Аль-Хайтам готов был молиться всем, в кого не верил, но никак не выдавал волнение внешне. Так странно видеть человека живым, когда ты буквально месяц назад хоронил его тело.       — Кавех спит? — тихо, но твёрдо спросил он.       Чарли стушевалась: Кавех в такой агрессии зашёл в гостиную, что до сих пор отойти не могла.       — Наш «Великий гений» аль-Хуйтам захотел проведать своего партнёра, — издевательски произнёс Аластор и посмеялся, отчего в воздух вознеслись помехи.       Аль-Хайтам с укором посмотрел на Радио Демона, как бы взглядом говоря: «Не шуми», а после приблизился к дёргающемуся во сне Кавеху. Чарли положила ладонь на его плечо и осторожно потормошила.       — Кавех? — тихо позвала она и перевела взгляд на аль-Хайтама: тот оставался непоколебимым и наблюдал за реакцией. — Кавех?..       — Э-Энджел... отвали, будь добр... — дрожащим голосом промямлил Кавех.       Брови аль-Хайтама нахмурились: что, Кавеху опять снятся кошмары? Раньше он плакал во сне только в этом случае, особенно, если пил перед тем, как лечь. Если Ад — второй шанс для грешников, то аль-Хайтам был спокоен по тому поводу, что хотя бы не потеряет Кавеха вновь. Хватило ему уже один раз.       — Или... Чарли... я знаю, что это ты. Со мной... всё в порядке… — донёсся всхлип.       Ни в какие ворота. Аль-Хайтам стиснул зубы и мотнул головой, молча приказывая Чарли убрать руку с плеча, а после забрал бутылку из ладони Кавеха.       — Что вы ему налили? — он не заметил никакой этикетки, потому принюхался к напитку: резкий спиртной запах сразу врезался в нос.       Хотелось добавить: «Ему нельзя крепкое», но, увидев, что Кавех зашевелился, решил смолчать.       Взгляды встретились: изучающий и расслабленный. Аль-Хайтам представлял, какой могла быть реакция на его появление. И все мысли претворились в жизнь: Кавех испугался, свалившись со стула. А потом перешёл в агрессию:       — Ты… какого хуя?!       Да уж, у аль-Хайтама теперь есть целая вечная жизнь, чтобы снова расположить Кавеха к себе...
Вперед