Год дракона

Северное Племя накрыл туман. Густой и тягучий, он медленно спускался с отвесных скал Ледяной Тундры, словно пена, перевалившая за стенки котла. Туман заполнял собой город, сокрыл ледяной дворец, дома, каналы, мосты, неприступные городские стены и высокие древние ели — все, за исключением людной городской площади. Собрались все жители от мала до велика — никто не стал бы пропускать праздник, который отмечают раз в двенадцать лет. В толпе изредка тихо перешептывались, переминались с ноги на ногу, потирали замершие руки: люди прождали на морозе больше получаса, но и не думали уходить. Для Хакоды то был пятый год дракона. Первый он не помнил по причине малого возраста, на второй напился с трех чаш медовухи и пришел в себя уже поутру, пропустив все веселье. На третий родился его сын: его первенец появился на свет под вой ветра, заглушающий торжествующие крики воинов. На четвертый Хакоду застиг во время охоты сильнейший на его памяти буран: он, Бато, Анбор, Торн и другие воины пережидали бурю вдали от дома. А теперь, вот, туман — часть давнего ритуала, на котором настояли старейшины. Ученики мастера Пакку постарались на славу, не только небо, пелена накрыла всех и вся, уменьшая обзор до радиуса в десять метров. Иными словами: — Нихрена не видно, — недовольно буркнул в бороду Кунор. — И как прикажешь разглядеть этих горцев-мятежников? — С гор они спустятся, разве что, спрыгнув с отвесных скал — к подъемнику велено не пускать никого, будь то северянин или южанин. — Не-маги не спустятся, а вот маги и... — Кунор произнес имя «Хама» беззвучно, только шевеля губами. — Эта явится, даже если по пути разобьется насмерть. Не удивлюсь, прилети она, оседлав Духа. На шутку Хакода только хмыкнул, нахмурив брови. Хама не из тех, кто устраивает эффектные появления, ведьме больше по нраву руководить из тени, дергая за ниточки. Так было и прежде: она появилась в Северном Племени, будто из ниоткуда, и сколько бы Хакода ни спрашивал, северяне отвечали, что не помнят дня, когда та поселилась в храме целителей. Югоде она представилась как маг воды с Юга, даже придумала правдоподобною историю о бегстве ее семьи в Царство Земли. Если и назвала город, верховная целительница не запомнила названия, как не помнила и корабля, что смог провезти беглянку мимо блокады магов огня. Прошлое Хамы оставалось неизвестным, пока она не поведала о нем своей ученице. И только после смерти принцессы Юи, Катара пролила свет на темную, полную трагичных событий и лишений, историю своей наставницы. Его умная и талантливая дочь, как и большинство девиц ее возраста, повелась на ведьмину сказку. Катара поверила и посочувствовала всем бедам, что выпали на долю Хамы. Даже оправдывала ее преступления, именуя их помощью — единственным шансом для «не желающих мириться со своей судьбой». И невдомек ей было, что ведьма помогала только себе. Всего за один год пребывания в Северном Племени Хама обрела влияние, которое пошатнуло установленный быт. И не отступилась даже после своего изгнания. Затаилась... Если ждала подходящего шанса для своего возмездия — вот он. Некогда плененная народом Огня и ненавидящая его всей душой, Хама не потерпит закрепления мирного соглашения. Ее цель избавиться от всех почетных гостей: Хозяина Огня, его наследника, невесты-принцессы, от каждого мага, солдата, от любого, кто носит красные цвета. А так же от Вождя, который предложил этот союз и советников, некогда требовавших ее смерти. Она убила бы всех собственными силами, наверняка грезила о том, как одно за другим вырывает из груди их окровавленные сердца. Но Хакода не ждал ее появления: ведьме будет куда приятнее наблюдать, как обидчики рвут друг друга на части. Стая послушных псов вцепится в глотку огнедышащему ящеру под ликующий смех сумасшедшей старухи. Так день Духов — священный праздник начала нового года, обернется концом — финалом цели всей ее жизни. Хама не явится, он был уверен. Нападут северяне. Они придут... или, скорее, они уже здесь. Хакода всмотрелся в ряды разодетых в лучшие меха мужчин и женщин. Все они, на вид воодушевленные, стояли плотно друг к другу и близко к пустому центру, где вот-вот состоится церемония. У каждого в рукаве мог быть припасен острый кинжал или ледяной кол, сотворимый магией. Всего один шаг, одно движение, одна секунда и... «Дун-дун!» Внезапный звук удара в обтянутый кожей ритуальный барабан оборвал гомон голосов. Толпа затихла в одночасье, даже дети умолкли и замерли, словно вырезанные из дерева тотемы. Туман, казалось, стал плотнее, приближался все ближе, скрывая от взора ряды людей. — Наконец-то, — молвил Кунор и отступил, скрываясь из виду. На начало церемонии ему полагалось стоять позади — прикрывать спины, если в том возникнет необходимость. С Кунором еще десяток воинов, вдвое больше замыкают последний — внешний круг толпы. Еще часть охраняет дворец и сторожевые вышки на стенах, но... Что толку выставлять стражу у ворот, если зло затаилось в колодце? Вода уже отравлена. Случись битва сейчас, достань Хакода меч, на кого его направить? «Дун-дун!», — повторилось снова. Рука в кожаной перчатке рефлекторно сжала эфес. Толпа двинулась, разделилась на две части — расступилась пропуская жениха, что шел с запада, и невесту, прибывшую с востока. По левую сторону от Сокки шел Муто, Хакода скользнул меж рядов, чтоб встать по его правую руку. Теперь он, как должно, стал частью процессии, что двигалась к центру круга. Шли шаг за шагом, медленно, осторожно, будто ступали по хрупкому насту, который вот-вот проломится под их весом. «Дун-дун!» — впереди, сквозь туман, показалась группа невесты. Принцессу Азулу сопровождали ее отец и брат, за ними шли старухи-советницы. И вот, две процессии остановились. Молодожены оказались лицом к лицу. Сегодня принцесса надела цвета Племени Воды: платье из синего бархата, на плечах волчий мех, на тонкой белоснежной шее серебряное брачное ожерелье. Невеста смотрела на жениха невидящим взглядом, на красивом лице ни тени улыбки. Сокка смотрел на принцессу иначе, но и его нельзя было назвать счастливым. Так жаль, сначала Катара, а теперь и ее брат. Хакода желал для своих детей лучшего исхода. Если бы он мог повлиять... «Дун-дун!» — прогремело снова. В тумане здесь и там загорались синевой глаза предков — Духов, которым поклонялись Племена Воды с незапамятных времен. Не из плоти или небесной материи — лики вырезанные из белого ясеня. Тотемы, сокрытые промозглой дымкой, появляющиеся под звуки барабанов, являли собой зрелище внушительное. Вот зоркие глаза полярного орла — покровителя всех охотников, что смотрят на тебя, как на добычу, а чуть позже очертания его перьев — настоящих перьев, дополняющих крылья деревянного идола. Снова звуки барабанов и снова яркая сине-голубая вспышка: на этот раз в тумане проступают два рыбьих глаза — Туи и Ла, Духов Луны и Океана. Их черная и белая чешуя отливает перламутром морских раковин. Следом вспыхивают волчьи глаза, и толпа отзывается не сдерживаемым возгласом — смесью ужаса и ликования. Еще бы, ведь перед ними голова легендарного белого волка раскрывает свою пасть в кровожадном оскале. Кровь на клыках настоящая, свежая — козья, вероятно. На миг Хакода улавливает ее запах, пусть и стоит поодаль. Барабаны бьют все быстрее, тотемы появляются все чаще, изображая прочих Духов-покровителей Племен Воды: бурой медведицы — хранительницы домашнего очага, оберегающей детей; храброго и статного серебряного оленя; мудрой белоснежной кошко-совы; усердного яка с рогами расписанными символами и росомахи с кинжалами замест когтей — покровителей ремесленников и кузнецов. Но Хакода смотрел не на них, он искал взглядом то самое движение, которое может оборвать жизнь его сына и положить начало новой войны. Звуки барабанов смолкли, над площадью воцарилась тишина — сигнал, что сопровождающим жениха и невесты пора отступить. Хакода отмерил три шага назад, советник Муто отступил с ним вровень и остановился. Оба ждали. Пристально следили каждый за своей стороной. Они знали, что вот-вот произойдет, готовились к следующему этапу ритуала или же нападению. А тишина тем временем становилась давящей, абсолютной. И вот, наконец, ее разорвал вой. Не волчий, пусть и очень на то похожий, вой сменился надрывной нотой: один из шаманов начал ритуальную песнь. Голос старика звучал из тумана, со стороны востока — точнее не определить. К первому голосу присоединился второй — уже с запада, он дрожал, и дрожь эта волнами расходилась по телу слушателя, будто то ветер прокрался под меховые одежды и покалывал ледяными осколками спину. Туман отступил, мало-помалу отдалялся от площади, являя круг за кругом сомкнутые ряды из господ, торговцев, воинов, ремесленников, их жен и детей. Солдаты страны огня, стояли ровно, будто то было построение на площади, но взгляды их рассеянно опасливо блуждали. Не такой брачной церемонии они ожидали, ох, не такой. Песнопения и сияющие кристаллы глаз деревянных идолов пугали их: то-то и понятно, откуда чужакам знать здешние легенды и предания? Культура Племен Воды всегда виделась им варварской. Даже жаль бедолаг: стоят по струнке, дрожа от пиков шлемов до острых носов металлических сапог. А ведь они даже не слышали о Хаме и ее магии. Барабаны вновь заиграли: тихо-тихо, отбивая дробь. К дуэту шаманов, аккурат за спиной Хакоды, присоединился третий: не громкий и пронзительный крик, а скорее полушепот, хрипло проговаривающий слова или же их обрывки. То был старый язык, давно позабытый. Только шаманы знали его — речь предков, на которой говорят Духи. Так старейшины призывали их в наш мир. Но, сколько бы ни пели, небо оставалось все таким же серым. За легкой дымкой тумана проглядывалась многослойная пелена, такая плотная, что даже луны не видать. Быть может, оно и к лучшему? Быть может, старый обряд действительно спасет их от чар старой ведьмы? Если Хама, конечно, заявится на праздник. Если она... Хакода почувствовал тяжесть у локтя, а обернувшись обнаружил старуху, ухватившуюся за его руку, как за единственную опору. — Так задумался, что не заметил меня? — улыбнулась его мать беззубым ртом. — Поведай, что тебя тревожит в столь светлый день? — Можно ли назвать светлым днем туманный вечер? — Можно, если это свадьба твоего сына. «Вторая свадьба», — подумал Хакода. Первая была куда лучше: тогда день был поистине ясным, пир веселым, а его сын счастливым. То был день объединения двух братских племен, сейчас же... Всего за год все перевернулось с ног на голову. — О, как же хороша невеста. И жених ей под стать. А ты? Хмур и напряжен. Не отнекивайся, я все вижу. Ответь Хакода искренне, перечисления заняло бы время. Он боялся за будущее, которое может не настать, он переживал за положение своего сына, за судьбу Катары. Он страшился грядущего. Жених и невеста стояли в кольце людей, разодетых в синие и красные одежды, шаманы заканчивали свое пение. Невидимое солнце зашло за горизонт и небо потемнело — ритуал шел как положено, разве что Духи так и не явились плясать над собравшимся, озаряя снег и лед яркими всполохами. И пусть. На площади без того хватает гостей. Чем скорее начнется пир, тем раньше закончится. — Думаешь, Сокка принял правильное решение? — наконец нашел Хакода слова. Замысел сына — исток всех его тревог. — О женитьбе? — мать прищурилась, поджала губы в тонкую линию. — О мире между Водой и Огнем? О таком ведают только Духи. — Духи мне не ответят. — Говоришь, будто все знаешь. Не слушаешь, и уверяешь, что не слышишь. Даже не смотришь, а потому и не видишь. Не хочешь узнать, оттого и не знаешь. — Снова твои загадки? Мать покачала головой: — Есть те, кто не хочет знать, потому знание от них сокрыто. Есть жаждущие знаний, но лишенные возможности познать. Есть неверующие — они отказываются от дара, противятся ему. И есть те, кто избран Духами. Ты из первых — воин, привыкший полагаться на свой меч. В клинке своя сила и смелость. Твой сын же — сын своей матери, он видит куда больше. — Видит будущее? — не сдержал смешок Хакода. — Раз так, носил бы он столько шрамов? Будь у него дар провидца, Сокка бы уклонился от любого удара. — Он да уклонился? — взгляд матери был ясным, точь-в-точь сверкающие синевой глаза-кристаллы тотемов. — Нет, твой сын принимает каждый удар судьбы. Ведь он сын Каи — своей матери-южанки, единственной, кто видел Духов в ночном небе. В толпе, где-то между третьим и шестым рядом, показалось движение. Хакода крепче сжал рукоять меча, уже приготовился выкрикнуть приказ защищать Вождя, но то маги воды перешли к новому этапу: взмах, полуоборот, и снег в центре круга обратился водой. Вода поднялась по щиколотку, насквозь промочив подол невесты, затем обернулась водяным хлыстом. Словно змей, он заключил молодожен в кольцо, и кружил, поднимаясь все выше и выше, взлетел над головами, отрастив крылья и вытянутую морду. — Погляди-ка, — довольно хмыкнула Канна. Хакода подумал было отмахнуться, ведь водяной дракон не Дух вовсе, он сотворен учениками Пакку для ритуала. Но мать указывала не на него, а на Катару: та смотрела на водяного дракона так, будто уже видела прежде. — И туда, — мать кивнула в сторону жениха с невестой. Принцесса Страны Огня не выдавала эмоций, словно водяного змея не было вовсе, не важно Дух то или поток воды. А Сокка, хмурясь, вглядывался в небо. Небо, которое оставалось темным, по-прежнему затянутым пеленой. — И что я должен заметить? — наклонившись, шепнул Хакода матери, а затем увидел: Десятки огоньков загорелись в небе. И... приближались? Появившись в одной точке, они стремительно двигались к площади, возрастая в размере, а после со свистом пронеслись над головами и вспыхнули пламенем в паре метров от внешнего кольца людей. Праздничные костры. Сокка ждал лучников, не Духов. Его сын никогда не верил в их существование, не слушал сказок своих бабки и матери. Он тоже был воином. Водяной змей исполнил свою роль: закончил пляску, связывающую молодых узами брака под взором Духов и людей, взвился в небо и рассыпался на тысячи снежинок, теперь медленно опадающих головы. Костры разгорались все ярче, в котлах подогревалось пряное вино, а миг спустя щедро разливалось по чашам. Древние традиции были соблюдены, и настало время официальных поздравлений. Хакода обменялся любезностями с Хозяином Огня и обнял принцессу — свою новую дочь. Катара, как и подобает, оставалась с принцем Зуко, а Сокка что-то обсуждал с Муто и Кунором. — Ни следа, — услышал Хакода слова советника. — С моей стороны тоже ни шороха, — почесал бороду Кунор. — Может, не явятся вовсе? — Хорошо, если так. Отец? — деловито обратился к нему Сокка, оборачиваясь. — Все тихо. И никаких вестей от дозорных. — А значит, можно и расслабиться, а? — подмигнул Кунор, глянув в сторону и присвистнув: — Эй, Кунья, вина! — Для меня честь прислуживать Вождю и его советникам, — отозвалась девица. — А вы, дядя, нальете себе сами. Дорогу к котелку с вином вы всегда отыщите. Кунор в ответ на колкость расхохотался, будто только того и ждал. Он ушел, продолжая посмеиваться, пока его племянница раздавала чаши. — Принцесса кажется такой одинокой, — обратилась она к Сокке. — Негоже бросать невесту в день ее свадьбы. — М-да, Пакку не лучший собеседник, — поддержал советник Муто. — Поспеши развеселить ее, Вождь. К большому удивлению Хакоды, Сокка тремя скорыми глубокими глотками осушил полную до краев чашу, и удалился. Советник же обратился к Кунье: — Как обстоят дела во дворце? — Повара вовсю заняты на кухнях, подносы трещат от яств, камины топятся, для новобрачных застилается постель. Одним словом — суматоха. Наблюдатели Товака на чеку, но за всеми не уследить. — В таком случае, не помешает пара лишних глаз. Муто и Кунья обменялись понимающими кивками, после чего девица поспешила в сторону дворца. — Вы привлекли ее? — нахмурился Хакода. — Кунья еще так молода... — Ее рекомендовал сам Вождь, разве Совет мог отказать? — Муто пригубил горячего вина. — Ночь предстоит долгая, тебе не помешает согреться, советник Хакода. — Я бы предпочел сохранить ясность ума. — В таком случае, прояви свой ясный ум: сделай пару глотков перед гостями, пока они не заподозрили неладное. Чуть повернув голову, Хакода заметил четверых наблюдающих за ними северян. Они стояли кучно, деловито беседуя, но заметив на себе его взгляд, вдруг умолкли. — И не смотри волком, распугаешь, — Муто вновь сделал глоток. Однако вина в его чаше не убавилось. — Мой сын... — Под присмотром Пакку и его учеников. Вождь сейчас со своей невестой, вернее уже женой. Для нее он выбрал лучшую защиту, — Муто хмыкнул. — Будто она ей нужна. — На принцессу Азулу могут напасть в первую очередь. — Жаль этих несчастных. Муто снова пригубил вина, отвернулся и ушел, не желая продолжать разговор. Хакода остался наблюдать. Он ждал. Пил только для виду, смотрел, как из дворца выносят подносы с дичью и рыбой, как снег под ногами преображается в длинные ледяные столы со скамьями, как маленькие группы собираются в группы побольше. Прав советник: ночь предстоит долгая. Полная нетрезвых тостов, пожеланий новобрачным, смеха, воинских кличей. И тревог, которые рассеются только по окончанию полнолуния. Набрав в грудь влажного морозного воздуха, Хакода запрокинул голову, выдохнув облако пара. И заметил, к счастью, наверное, что небо оставалось таким же темным, затянутым плотной пеленой.