Эмпатия к злодею

      Настенные часы планомерно отмеряли время в тревожной тишине опустевшего отеля. Истерическая суета сменилась тихой паникой. Михаил Оленин уже охлаждал матрас в одном из номеров рука об руку с, накрытыми простынями, пригорками забытых посетителей: Лолиты Образской, Адама Ожегова и Лидии Набоковой. Первую цель, с которой началось это безумие, — Даниила Пешкова наверняка уже заметает десятый слой снега.       — Вета! — шаги с лестницы вторили цокоту часов. На миг всё смолкло. Зовущий прислушивался. Не дождавшись ответа, тревожно выдохнул и повторил.       — Вета!       В вестибюль, взъерошивая вьющиеся волосы, вышел мужчина. Почти сразу за ним бесшумно появился второй. Толком не оглядевшись, Андрей сообщил:       — Её нигде нет.       — Спряталась. — на немой вопрос во взгляде портье Герман ответил. — Ты не слышал, как она слёзы лила, пока мы разбирались с телом?       — Другим был занят. — отвернувшись, огрызнулся тот и забегал глазами по последней не осмотренной комнате.       В опасно-напряжённом молчании мужчины продолжили мерить шагами пространство. Миллеров с неохотой заглянул в пару ящиков тумбы, видимо полагая увидеть там пропавшую девушку, пока резко наставшая тишина не заставила его взглянуть на неподвижного Андрея. Только сейчас они заметили, как по ногам проходит лёгкий сквозняк, а под дверьми главного выхода подтаивает наметённый снег. В замочной скважине, как маятник часов, из стороны в сторону колышется бирка ключа.       — Мать твою… Не вернусь — не ходи. Со дня на день должна приехать полиция.       Герман оживился, странно хмыкнул, притворился, что вытирает рот рукавом, но усмешка на его лице не осталась незамеченной. Только такой человек может радоваться подобному. Убрав руки в карманы бежевых брюк и покачиваясь с носков на пятки, он преспокойно наблюдал, как Коваль, схватив с вешалки гардероба ближайшую куртку, на ходу накидывает её на себя.       — Одно слово — девчонка. — пренебрежительно по-садистски весело начал Миллеров. — нервишки сдали, вот и убежала.       Но тут же он стушевался, будто внезапно вспомнив о чём-то важном, засуетился.       — Она дойдёт до ЖД вокзала?       — Еблет в окно высунь! — Андрею начала знатно надоедать заторможенность брата по несчастью. — Нет! — холодно отрезал он, прежде чем выскочить за порог в бушующую белую пелену леса. ***       Снег залепил глаза. Вета, щурясь, вытирала лицо с заледеневшими слезами на щеках рукавом вымокшей куртки и продолжала продираться сквозь метель. Былая уверенность улетучилась вместе с остатками сил. Дыхание превратилось в обрывки серебристого пара.       Чёрт, ничего не видно. Я уже дошла до асфальтированной дороги?       Но под ногами лишь поскрипывал плотный слой снега. Тысяча маленьких иголочек застряло в горле. Ноги дрожали, но шли вперёд, а девушка, каждый раз оборачиваясь назад, видела те же серые стволы деревьев, уходящие высоко вверх и исчезающие в снежной буре. Может она ходит кругом? Так долго идти прямо и не выйти на главную дорогу — невозможно. Только сейчас до неё дошло осознание, что дорогу назад к зловещей четырёхэтажной постройке она не найдёт. Стоит ей вырвать ногу из сугроба, как след тут же заметает.       Из горла вырвался отчаянный крик, тут же поглощённый воем ветра. Казалось, он передразнивает её. Милославская согнулась пополам, упёрлась руками в колени, в мокрые от снега штанины, не ощутив под ними собственные ноги. Занемели. Неужели десять минут назад этот побег казался хорошей идеей? Или, может, единственным выходом? Пройдя ещё пару шагов, Вета почувствовала, что очередной сугроб оказался твёрже. Что-то провернулось под ней, от чего она плюхнулась голыми ладонями в колючий снег. Зашипев, девушка села на ноги, отряхнула и тут же спрятала руки в карманы. Жгучий, как лёд для горячей кожи, страх моментально сковал мышцы.       А может это и не сугроб вовсе.       Ужас защекотал под рёбрами, когда пришло осознание, что Пешков точно так же, как и она сейчас, бежал из отеля. И не дошёл. И, что вполне вероятно, это он сейчас лежит позади неё. Вета со страху крутанулась так резко, что хрустнула шея, руки, служившие опорой, соскользнули, и она рухнула назад спиной, истерично забила ногами, цепляясь за снег ногтями и отползая подальше. Ей не надо было видеть его бездвижное тело, чтобы прийти в ужас. Достаточно пограничного с истерикой состояния.       Я действительно купила себе билет в один конец. А ведь дома, выслушивая упрёки матери, меня всей душой ждёт маленький Витька. Какого же будет его удивление, когда я не вернусь…       Ломоты и отчаяния не осталось. Только слегка саднило спину и покалывало пальцы. Рычание вьюги стало глухим — это заложило уши. Перед глазами залетали тёмные мошки. Островок зрения постепенно сужался, пока всё вокруг не превратилось в чёрное месиво теней. Теперь она лежала, постепенно заметаемая снегом, и улыбалась, наслаждаясь ни то своим состоянием, ни то постепенным притуплением боли. ***       — Закрывай дверь. Давай, давай, скорее. — Герман подскочил с места, круглыми растерянными глазами уставившись на вошедшего вместе с ветром и снегом. На руках у Андрея бездвижно, как нечто мягкое и неживое, висела беглянка. Её белая тонкая рука соскользнула и повисла хлыстом.       Герман, как будто очнувшись от долгих размышлений, ринулся к дверям и провернул ключ в замочной скважине. Обернулся, быстрым шагом подошёл к уже уложенной здесь же, в вестибюле на диванчике, девушке. Коваль стоял над ней в растерянности, глаза его беспорядочно бегали по её бескровному восковому лицу и синюшным губам. Тут ресницы её дрогнули, а лицо постепенно стало наливаться красками. Мужчина облегчённо выдохнул, спрятав лицо в ладони. Зелёные глаза испуганно уставились на пространство перед собой. Вета попыталась привстать, уперевшись подрагивающими руками в сиденье дивана.       — Дура! Ты чем, блять, думала, перед тем как в метель выскочить?! — девушка от неожиданности дёрнулась, широко распахнула глаза, вжимаясь в мягкую обивку дивана, когда услышала, ставший таким жёстким и осуждающим, всегда до этого умеренный и весёлый голос Андрейки.       Ей стало не по себе. Даже с открытыми глазами она не видела его. Каша образов не желала выстраиваться в полноценную картинку. Но Вета ясно почувствовала, как диван рядом слегка прогнулся, и голова мужчины вдруг опустилась на её сложенные на животе руки. Всего на долю секунды, но и этого хватило, чтобы привести Вету в недоумение. На удивление стало легче, её перенапряжённые мышцы расслабились. Он отстранился, поднял голову и, оглянувшись на идущего к ним Германа, уже спокойнее, но с нотками недовольства произнёс.       — Пизданутая на голову… Раздевайся живо.       — У-у. — она приподнялась, облокотившись спиной на подушку, странно заулыбалась и отрицательно замотала головой.       — Раздевайся говорю. Снимай обувь и верхнюю одежду.       — Я не пойду так по…       — Думаешь, что сможешь на своих двоих дойти до третьего этажа? — по повышенному тону голоса девушка прекрасно поняла, что терпение мужчины вот-вот закончится, а дать словесный отпор она не в состоянии, поэтому Вета не стала искушать судьбу.       Я обязательно выбешу его позже.       Куртка висела на подлокотнике диванчика позади головы Веты. Ей расстегнули несколько верхних пуговиц её белой, слегка вымокшей рубашки и измерили температуру. Наконец наступило долгожданное вязкое спокойствие. Мягкий диван грел спину, но продолжало морозить, изредка потряхивало от пережитого стресса. Тёплые жёлтые лампы попеременно мигали. Коваль, уткнув опустошённый и явно вымотанный взгляд в пол, сидел на табуретке чуть поодаль от диванчика, подпирая ладонью подбородок. Милославская и сама с радостью провалилась бы в сон, но Герман, крутящийся вокруг неё, не давал ей это сделать.       — Ну говори давай. Что? — пробубнил портье, не поднимая уставших глаз с пола.       — А что говорить? Температура под тридцать восемь. Переохлаждение. Заморозили девчушку.       Вета с досадой нахмурилась и повела плечами. Только болеть сейчас не хватало. С нынешней ситуацией…       Размышления о маньяке вновь оккупировали её болезненную, перегревающуюся голову, глазки забегали по двум людям, окружавшим её сейчас, в такой сложным момент. Момент решения.       Кто?       Она не могла вынести приговор. Вот так обвинить кого-то из этих людей, ставших ей знакомыми. Насколько хорошо она их знает? Кому можно доверять здесь, где обман скрыть так легко?       — К ночи ей может стать хуже. Есть здесь какие-нибудь жаропонижающие? — сложив все медикаменты обратно в разваливающуюся коробочку, терапевт протянул её Андрею.       — Поищу… — тот, вяло встав со своего места, поплёлся в другую комнату.       От чего-то Вета даже усмехнулась, уголки её рта совсем чуть-чуть, кривовато, но приподнялись.       Сначала не поняла, что это за чувство. Забота. Именно с таким лицом Поля совсем недавно заматывала мне руку.       Девушка приподняла рукав рубашки, с улыбкой разглядывая белую полоску затянувшегося шрама. Но вдруг вспомнилось нечто другое. Более близкое сердцу воспоминание, навивающее одновременно радость и серую тоску. Вета быстро прогнала из головы сравнение с отцом, но оно успело согреть ей душу.       Не без посторонней помощи Вета вернулась в свою комнату. Тусклую и холодную. Изнурение и плохое самочувствие дали о себе знать, стоило ей лечь. Очнулась ото сна она лишь тогда, когда окно угрожающе заныло под давлением ветра. Комната стала ещё более блёклой и тёмной, как подземелье. Недомогание потихоньку сходило, позволив девушке собрать силы, чтобы встать с кровати. Одежда мёртвенно перегибалась через ледяные трубы сушилки. Небольшой генератор не давал им прогреться. Выбор был один, как и последняя сухая вещь — платье. Она нашла его, когда полезла в тумбу. Вытащив вещицу, Милославская удивилась ещё больше. Как она могла забыть об уликах, так тщательно спрятанных два дня назад в прикроватной тумбочке. Со дна ящика на неё смотрели жёлтый почтовый конверт из номера Германа и Андрейкина записная книжка.       Нет уж. Сегодня я точно разберу это. Кто знает, может там найдётся что-нибудь занятное.       Она даже не подозревала, что из-за этих двух предметов, этих недостающих деталей в расследовании всё перевернётся так конкретно.       Милославская утёрла гудящие жаром глаза, кое-как надела широкую кофту, любезно оставленную одним из мужчин, и под действием голода поплелась по коридорам. Тишина и гнетущие размышления сильнее надавили на уши, когда она проходила мимо Андрейки, тревожно, не замечая ничего вокруг, вдавливавшего окурок в пепельницу на подоконнике. Девушка с трудом переборола резкое желание отвесить ему подзатыльник, раскрутить чёртовы сигареты и пустить их по ветру, лишь бы он перестал. Сердце кровью обливается, когда она снова видит его с этой дрянью в руках.       Обед прошёл в напряжённом молчании. Три фигуры за одним небольшим столом гипнотизировали свои тарелки. Одна Милославская изредка поглядывала то на одного, то на другого.       Что же творится в этом чёртовом отеле. Всё обман. Герман может оказаться и не Германом вовсе! Но как узнать наверняка?       — Думаю, ближе к пяти часам соберёмся там же, где и вчера, в гостиной. Будем пробовать дозвониться.       Вета устремила взгляд на Андрея, решившего подать голос.       — Вет, как чувствуешь себя? Сможешь с нами пойти?       Она кивнула. К пяти вечера она как раз управится. Расследование начинает набирать новые обороты, что требует больше времени и внимания к мелочам. Вета положила ложку в полупустую тарелку, уже собиралась вставать из-за стола, но Герман вдруг перевёл тему.       — Это не несчастный случай. Я… осматривал тело и обнаружил гематому.       — Он с третьего этажа падал, я бы удивился, если бы её не было. — ухмыльнулся Андрей, переставив свою нетронутую порцию на стол позади себя.       — Не-е-ет. — протянул Миллеров. — Голова его пострадала от перил. Трещина была во-о-от здесь. — мужчина провёл пальцем по своей голове от виска до середины лба. — А гематома у него вот здесь. — тем же пальцем он указал на заднюю часть шеи под противоположным ухом. — У меня, конечно, богатая фантазия, но даже я не могу представить себе, как он бы умудрился так упасть.       Тишина зазвенела в ушах. Герман, сложив руки в замок у рта, скользил пытливым неоднозначным взглядом по своим собеседникам. Вета уверена, что он подумал о том же, о чём и она.       Кто-то хорошенько приложил Михаила Оленина перед тем, как сбросить с лестницы.       По спине забегал холодок. Странное чувство просило уходить да поскорее. Поэтому, кинув короткое «разберёмся», Вета удалилась.       Правильно ли она его поняла? ***       Мобильник все пять дней ждал этого момента. Девушка воодушевлённым вихрем залетела в свой номер, захлопнула дверь, схватила с полки камина телефон и уселась на кровати.       Будем начинать с простого.       Гаджет на последнем издыхании открыл Google. Тонкие пальчики заметались по клавиатуре. В поисковой строке появился первый запрос: «Герман Миллеров».       Сколько бы она ни рылась, абсолютно никакой информации о нём не было в сети. Ни на главной странице, ни на сайтах больниц его города. Вета прошерстила все медицинские учреждения, включая поликлиники и аптеки. Казалось, что за окном успело стемнеть, пока загружались сайты, а то, что телефон вообще ловил связь можно чудом назвать. В конце концов девушка отчаялась найти что-либо по этой таинственной персоне и перешла к следующей.       Вбив имя и фамилию портье в строку поиска, всё оказалось не настолько однозначно. Глаза девушки даже метнулись к написанному, чтобы удостовериться в его правильности. Вместо ожидаемого сайта отеля и списка сотрудников её встретила иная картина. Самые первые ссылки твердили о неком блогере миллионнике. Следующие, следующие и следующие… А с картинок Википедии на Вету смотрели те же карие глаза. Слишком много вопросов.       Как такая необычная личность оказалась здесь? В отеле в глуши. Что случилось? Трудные времена или конкретная цель?..       Всё это походило на розыгрыш. Милославская, застыв в одном положении, протянула свободную руку к тумбе, но под пальцами оказалась холодная деревянная столешница. Девушка оторвала непонятливый взгляд от экрана и взглянула на поверхность, где ранее находился блокнот.       Что за чертовщина?       Собственная память не будет держать её за идиотку. Блокнот был именно на тумбе. Удостоверившись, что вещь по собственному желанию не ускакала на пол или под шкаф, Вета вернулась с ногами на кровать совершенно одураченная и взволнованная не на шутку.       Ключи у неё, дверь заперта, а невероятно важная сейчас вещица исчезла сама по себе. Во первых, там раскадровки и наброски проекта, а во вторых, — догадки, сведенья и предположения, что сейчас было гораздо важнее. Ещё пуще пугало осознание, что-то другой теперь мог владеть этой информацией.       Хватило мозгов оставить всё вот так на видном месте! Как Андрей меня дурой называет, так, смотрю, он прав.       Отчаиваться рано. Конверт и записная книжка в целости и сохранности ждали девушку в тумбе, накрытые парой непросохший вещей. Тянуть дольше было попросту опасно, поэтому Вета сразу перешла к делу. В её руках оказался вскрытый почтовый конверт. Она раскрыла его, вынула содержимое — один мятый оборванный листок. Небрежный почерк съезжал с него вниз. Часть текста исчезала с оборванной страницы. Глаза заскользили по написанному.       Сотрудник справляется с поставленной задачей — ему гарантируется постоянная работа. Он поднимется в высшие круги. Гарантирую. Всё написанное ниже должно быть уничтожено. Адрес заказ…       На полуслове письмо от неизвестного отправителя обрывается. От ощущения, что она влезла во что-то незаконное, стала свидетелем того, чего не следовало, становится особенно неуютно. Так ещё и ничего не понятно. Отправитель не написан. Получатель не указан. Это вообще письмо для Германа или для кого-то другого? Покрутив его в руках ещё пару раз, Вета неприязненно отложила конверт в сторону, будто боялась, что он цапнет её за руку.       Пора узнать какие тайны скрывает в себе записная книжка с ресепшена. Первые страницы действительно были аккуратно оформлены. Синей шариковой ручкой выведена таблица с данными прошлых посетителей. Имена, фамилии, контактные номера, серии паспортов. Страница за страницей девушка не особо заинтересованно пролистала до середины, как вдруг почерк сменился на более рваный, а взгляд уловил знакомые фамилии. Вета тут же взбодрилась, пригладила листы и уже внимательнее вчитывалась в написанное. Слева от имён Даниила Пешкова, Лолиты Образской и всех остальных бегло начерканы цифры. Образская — 2, Миллеров — 6, Милаславская — … Стало не по себе. Только напротив её фамилии отсутствовала цифра. Лишь пара неуверенных чёрточек так и не сложившихся в знак.       Именно Милославская. Её специально выделили. Но почему? И что могут значить эти цифры. Напротив постояльцев в других месяцах этого не было. Странное ощущение прокатилось мурашками по коже, когда догадка пронзила голову девушки.       Это связанно со смертями. Нумеровка. Чёрт, он их пронумеровал! Пешков ушёл первым, Лола — умерла второй. Не может это оказаться совпадением! Неужели я сама разгадала тайну очерёдности?       Такое долгожданное чувство радости, удовлетворения вмиг потухло. Вета не только поняла жестокую загадку. Вета нашла виновника. ***       Из прожорливой пасти камина на девушку смотрела душащая чернота. Но отведя взгляд в другую сторону, лучше не стало. Теперь уже более живые голубые глаза мигом отвернулись от хорошенького профиля девушки, будто и не глазели на неё только что.       Говори! Спроси у него, что происходит!       Она молчала. Наверное подозревала, что дельного ответа не получит, но на всякий случай подвинулась на противоположную от него часть сидения. От этого мужчины тянуло могильным холодом. Она это чувствовала.       По другую руку сквозила отчётливая недосказанность. Это сказали тенистые глаза, что в таком плохо контролируемом напряжении сверлят деры в тёмном дереве стены. Белели костяшки рук. Кто он?       Вете впервые захотелось усомниться в своих детективных способностях. Почему нельзя залезть в их головы. Было бы гораздо проще.       Мир переворачивался. Вета чувствовала, как пол становится потолком, а голова тяжелеет. Сама комната шептала: «что-то произойдёт, жди». Девушка сидела по струнке.       — Связь есть? — вымеренный голос Германа развеял отдалённое тарахтение генератора.       — Едут. — предвидя дальнейший вопрос, ответил Андрей одними губами, не отрываясь от своего занятия.       Мужчину это не устроило, он тяжело протяжно выдохнул, погружаясь глубже в засаленное кресло, твёрдо и чётко сказал:       — Чёрт. Так они приедут, а тут спасать уже некого будет.       Две пары глаз устремились в его сторону. С осуждением и замешательством они пришпилили его к стенке.       —Да кому, блин, не понятно, что это делал кто-то из находящихся в этой комнате! — наконец эта мысль нашла отражение в словах. Уверена, все это понимали, но смиренно ждали чуда. — Кроме нас здесь никого больше нет. И пока что я предпочту общество Веты.       — Не понял. Ты хочешь сказать, что это я? — на удивление спокойно спросил Андрей.       — Я сказал. — огрызнулся Миллеров, резко встав с кресла и властно сцепив руки в замок за спиной.       Вета почти услышала как скрипнули зубы портье. Он отвёл измученный взгляд, уперев локти в подлокотники, потёр переносицу и неизменным тоном продолжил:       — В моих интересах сделать так, чтобы вы остались живы до приезда полиции и…       Нетерпеливые возмущения полились через край.       — То есть, это был я? Или может быть Вета? Не-е-ет. По-любому кто-то из метрвецов в двести четырнадцатом!       — Прекрати. Ты хочешь в этом разобраться самолично или оставишь это полиции?       — Мы не доживём до приезда полиции! — такое прямое изречение не вызвало резких эмоций у стоящей рядом девушки. Она будто бы давно поняла это, но яростно пыталась выгнать такие мысли из головы. — Как там ты писала, Настьк? У убийцы чёткая цель. Один вечер — один труп.       Вета вдруг встрепенулась, ошарашено уставилась на закипающего Миллерова.       — Ты забрал мой блокнот! Как ты вообще попал в мой номер?!       Её не услышали.       — Ты не хочешь ни в чём признаться? У кого есть все ключи? А? Или вещи из моего номера сами пропали? Точно! Ушли!       Сердце ёкнуло.       Он заметил пропажу конверта? И теперь думает на Андрея. Но… вещИ. Я брала что-то ещё?       Андрей слушал его сосредоточенно, из последних сил держа себя в руках. Нахмурившись, он манерно приподнял руки, будто сдаваясь.       — А где доказательства?       — На твоём криминальном лице!       Атмосфера в комнате накалилась до бела. Вета не могла выбросить из головы ту записную книжку. Она является прямым доказательством вины портье, но, глядя на развивающуюся ситуацию, так и не скажешь. Он ждёт полицию, не ищет поводов разделиться. Может ли это быть блефом? Девушка в ступоре наблюдала за мужчинами со стороны, пока тема не перешла к её персоне.       — Пошли! — Миллеров вдруг качнулся в сторону Милославской и вцепился ей в запястье.       — Нет! — вскрикнула она, чудом вырвав руку из цепкой хватки. На коже краснел след от его руки. — Что с тобой?       — А что? С ним пойдёшь? — Герман пренебрежительно махнул рукой в сторону Андрея. — Может окажется, что и ты к этому причастна?!       Милославская ошарашено распахнула глаза и, прижав руки к себе, отступила ещё на шаг назад. Только из-за разболевшейся головы она подавила резкое негодование в себе. Этот неприятный осадок расцарапал душу изнутри.       — Вета то здесь при чём? — вступился Андрей, а Герман не унимался.       Ругань лишь усилилась. Девушка не понимала, что ей делать. Разнять перепалку уже не в её силах. Даже стоять рядом стало попросту страшно. Она больше не могла никому верить, ни Герману, всё пытающемуся остаться с ней один на один, ни Андрею, когда у Веты за спиной были доказательства его вины. Записная книжка, покоящаяся в безразмерном кармане кофты проскрипела под натиском её сжавшихся пальцев. А градус всё повышался. Казалось, от напряжения между людьми летели искры. Последний упрёк и всё подлетит в воздух, как на пороховой бочке. Но, вопреки ожиданиям, перепалка не успела достигнуть своего предела.       Всё произошло в одну секунду. Что-то металлически блеснуло в худой руке Германа, выскользнувшей из кармана. Он сделал резкий выпад вперёд. В сторону Веты. Она успела уловить лишь то, как рука другого мужчины метнулась за пояс, прежде, чем звонкий выстрел разрезал воздух. Девушка отшатнулась, со страху зажала уши ладонями. Протяжный женский визг сопроводил звенящую тишину, пульсирующую в ушах. В тот же момент Герман неестественно дёрнулся, подался вперёд, но голова перевесила и он, обрушившись на колени, опрокинулся назад. Металлический блеск вывалился из его рук и глухо стукнулся об пол рядом с ним. Она бросила мимолётный, но полный неподдельного ужаса взгляд на Миллерова. Во лбу, рядом с глазницей красовалась брешь, откуда по безэмоциональному лицу, затекая в белеющий омертвело-голубой глаз, на ковёр струилось что-то тёмное, бордовое со сгустками. Кровь.       В голове одновременно пролетела тысяча мыслей. Опоздала. Была права, но не успела. Разгадала, но слишком поздно. И сейчас она поплатится за это. И у смерти её будут самые добрые глаза.       Вета сжалась, пытаясь лишний раз не шелохнуться, крепко стиснула кулаки и зубы. Тёмный силуэт высился рядом с бездыханным телом. Нет. Это был уже не тот, кого она знала. А когда он обернулся, ей показалось, что его глаза блеснули сталью. Крик застрял в горле комом битых стёкол, ватные ноги инстинктивно повели девушку назад.       — Послушай… — голос Андрея прозвучал совершенно спокойно. Он будто больше не принадлежал ему. От этого становилось ещё страшнее.       Девушка не слышала, развернулась и со всех ног бросилась бежать. Коридоры стали неимоверно длинными, а полы вязкими, они так и норовили уронить её. Она удержалась на ногах, только благодаря тому, что успела схватиться за двери, возникшие перед её лицом. Вета с силой потянула их на себя. Ручки щёлкнули, но не поддались. Она в панике задёргала сильнее. Заперто. Вета резко обернулась, замерла, оказавшись загнанной в угол, как дикое животное с колотящимся сердцем и злым перепуганным взглядом. Никогда ещё ей не приходилось оказываться в такой ситуации. Даже в самых страшных кошмарах.       В узкий длинный коридор вслед за ней вышел Коваль. Не оборачиваясь он закрыл двери за своей спиной. Свет в помещении взбесился, с характерным треском бешено мигал, рвано освещая приближающегося мужчину. Трясущаяся рука девушки метнулась к небольшому столику, оказавшемуся рядом.       — Стой на месте! — фарфоровая чашка полетела и, звонко взвизгнув, разлетелась осколками у его ног. Исподлобья Милославская наблюдала, как Андрей носком ботинка сдвинул их в сторону.       — Обманщик! Маньяк! — сквозь проступающие слёзы кричала Вета, но заметив оружие, до сих пор сжимаемое в его правой руке, её тон понизился, задрожал.       — Открой. Открой, или я выбью дверь! — возглас эхом долетел до конца коридора.       Мужчина проследил за взглядом девушки и сам с отвращением покрутил пистолет, но из рук не выпустил. Ему словно стало больно от слов Веты, он поморщился и почти по-доброму заговорил.       — Это не мой пистолет. А знаешь, где я его взял? У Миллерова в номере. — на его губах промелькнула почти незаметная усмешка, от чего девушку затрусило ещё сильнее.       Перед глазами пролетела картинка. Железный кейс в комнате Германа. Вот почему он обвинял его в пропаже вещЕЙ. Андрей наверняка готовился заранее. Знал, что у одного из постояльцев с собой пронесено оружие.       А какого хрена у Миллерова было оружие?!       — Зачем тебе это… Я ведь… я. Я… по-настоящему верила тебе. Представляешь? — смех ни с того, ни с сего стал прорываться почти через каждое слово. — Да, проскальзывали конечно сомнения… но. Ты играл очень правдоподобно. Молодец. — никому не стало легче от этих слов. Даже воздух стал тяжелее. — План готовил, да? Долго думал…как убить шестерых человек!       — Мусор вынес себя сам. Я лишь помог им осознать, что на этом свете им делать больше нечего. Да и ты их знала? Это были уже не люди. — Коваль постепенно приближался, заставляя Милославскую с большим усердием давить на дверную ручку, надеясь, что та поддастся. — Ты и представить себе не можешь какого труда мне это стоило! У меня руки тряслись, когда я к Оленину подходил! Я не убийца!       — О-о! Конечно! Меня ведь ты тоже ведь собирался убить?! — острила Вета, всем весом наваливаясь на дверь за своей спиной.       — Нет! То есть… с самого начала я…       Вета, стараясь успокоится, шумно глотнула воздух, но не удержала слёзы, и они потекли по дрогнувшим щекам вместе с коротким смешком.       — Послушай ты меня, пожалуйста!       — Прекрати, прекрати! Зачем ты это делаешь?! — она болезненно согнулась. Волосы закрыли её лицо.       Андрей как никто другой понимал ситуацию. Нервы были на пределе, а эмоции сменяли одна другую. Мужчина устало потёр ладонью лицо.       — Я идейный. Своего рода дворник. Уничтожаю биомусор. Но ни к одному из них я не приложил руку! За редким исключением. — его губы растянулись в улыбке. Ему надоело упрашивать, он устал от этого и начал просто издеваться. Шутить с улыбкой на лице и пистолетом в руке, неосознанно пугая девушку ещё больше.       — Электричество подкачало, так бы мне не пришлось мучаться с Олениным. Цирк мы устроили знатный, согласись. И как мне было на руку, когда Лида вдруг решила, что ночью тут бродит невидимый маньяк! Ты ведь тоже поначалу верила в эту байку?       Вета слушала и будто наяву видела, как Андрей с улыбкой наблюдает за убегающим Пешковым в окно. Как вешает крест в комнате Лолы на самый ржавый и короткий гвоздь. Крутит зажигалку в кармане, наблюдая за представлением Адама Ожегова. Замахивается битой на ничего не понимающего Оленина. Каждый вечер подсыпает что-то в еду Лиде Набоковой, в том числе и в её последнюю ночь, а ведь Вета тогда стояла буквально за его спиной! А потом он с милой улыбкой продолжает общаться с ней! И прячет за поясом огнестрельное оружие…       — Я прекрасно понимаю…       — Ничерта ты не понимаешь! — девушка хотела, чтобы он замолчал. С каждым новым словом, сказанным им, ей становилось только хуже. Но Андрей продолжал напирать, пытаться оправдаться.       — Ты считаешь меня конечным ублюдком, но это должно было прекратиться. Чёрт, это видели все, но всем было насрать! Пешков Даниил выгнал горничную из своего дома в лютый мороз. Два года назад. Её находят мёртвой следующим днём. Лолита Образская — учитель школы при церкви. Неверующих детей гнобила до такой степени, что те совершали самоубийства. О, это долго в новостях гремело. Ожегов — аферист. Сотни обманутых людей лишились денег. Оправдан. Лида Набокова — тысячи сообщений о неверности поставленных ею диагнозов. Оправдана и продолжает работать. Оленин — наркоторговец. Откупился! Жил себе припеваючи. Ты.! — он вдруг притих. Закрыл рот рукой, наконец поняв, как для неё это звучит. Как приговор. Она до сих пор видит пистолет у него в руке, предвидя свою судьбу.       — Я не виновна! — девушка оборвала гневную терраду, со страху сильнее вжалась в дверь. Замок под её давлением в конце концов хрустнул. Она повалилась назад, но, крутанувшись, удержалась на ногах, придержала подол платья и не оборачиваясь, кинулась прочь.       Но куда? За пределы трёх этажей не выйдешь. Затеряться в бесконечных коридорах? Дыхание перехватило. Девушка сбавила темп. Дёрнула на себя дверь ближайшего номера. Заперто. Шатнулась к другому. Заперто. До уха донёсся шорох прямо позади.       — Я не пойму, что тебе в голову ударило?! — в состоянии аффекта крикнула Вета, смахивая новые слезинки. Терять уже нечего. Горячный нрав прорывался наружу. — Нахера тебе это?! С головой не всё в порядке?!       — Родственника подставили. Судью купили. На пожизненном сидит человек!       — И ты решил за ним отправиться?! Думаешь, если не задушил каждого лично, полиция ничего не поймёт? — острые зелёные глаза вновь остановились на блестящем холодном оружии. — На пистолете твои отпечатки. Не за пять, так за одно убийство тебя посадят!       Его взгляд остановился на ней. В карих глазах застыл леденящий душу страх. Вета вдруг осознала, что только что указала преступнику на главную улику.       Господи, какая же я дура!       Эта холодная мысль обвила горло колючей верёвкой, приковала к полу.       Он точно не оставит меня в живых. После того что я видела. Но… должна же в нём остаться хоть капля человечности?! Хотя… о чём я говорю. Человечность у такого психа!       Возможно переутомление стало роковым моментом для Милославской. Она просто не успела вовремя отреагировать, даже сделать шаг.       — Блять! — только и смогла сдавленно крикнуть Вета, когда её грубо сгребли в охапку и резко оторвали от пола.       Опора ушла из-под ног, а грудную клетку стиснуло так, что сложно было продохнуть. Глаза защипало. Истерика нахлынула на девушку с новой силой. Она забила ногами об воздух, завыла надрывно попеременно с рыданиями на высокой ноте. Бестолку. Сколько бы она не извивалась её уже не отпустят отсюда живой.       Руки разомкнулись и она вмиг оказалась на полу. Первая здравая мысль — высвободить руки и защищаться, но запястья тут же перехватили и завели ей за спину. Под рёбрами защекотало, а от надрывного плача заболело сердце, она уже не могла успокоиться.       Дзинькнула металлическая пряжка, ремень плотно стянул руки за спиной. Импульс боли прокатился по позвоночнику.       — Сука, с места сдвинешься — я тебя прирежу!       Вета видела глаза Андрея в тот момент, когда он отстранился от неё. Они были полны ужаса. Никогда ещё он не был в такой опасности, никогда ещё его сердце не билось так сильно.       Дверь номера захлопнулась. Вета зарычала ещё сильнее, стараясь унять жгучую боль где-то в глубине грудной клетки. Задёргала руками, запястья оказались связанны с ножкой кровати. Девушку вдруг охватило чувство собственной ничтожности.       …тлеющие сигареты каждый вечер, чтобы успокоиться. Вот всё указывало мне на такой исход. Оставалось лишь понять, но я не поняла.       Внезапно сквозь собственный скулёж, она различила посторонний шум. Кажется с улицы… Вета выпрямилась, навострила слух. Нет. Ей не послышалось. Это была сирена. Полицейская сирена. Удивительно, но именно это придало утерянной решимости. Она не погибнет здесь. Не посмеет. Её спасут. Полуживая, растоптанная в хлам, но она не сдастся так просто.       Милославская, собрав оставшиеся силы, стала выпутываться. Она чувствовала, как кожаный ремень, сдавливая кожу, оставляя синяки, соскользнул с потных кистей. Вета по инерции подалась вперёд, в последний момент успев подставить руки.       Она уже плохо помнит, как, шатаясь, ринулась к двери, через налипшую на лицо чёлку увидела своё спасение, озаряющее вестибюль сине-красным светом, и как без сил рухнула на пол, до последнего цепляясь ногтями за полицейскую форму.