Шепот твой стал моим спасеньем

— Даочжан, — Ло Бинхэ пьяно улыбнулся ему, поднимая голову. Они оба лежали на лилейной поляне, окруженные белоснежными цветами. Небеса, чистые и украшенные тысячами ярких звезд были частично сокрытиями ивовыми ветвями. И только где-то вдалеке слышался шум ветра, который играл с озерной водой, поднимая небольшие волны. — Да? — Юань и сам был пьян не меньше.  Его глаза влажно блестели, будто затянутые тонкой пеленой лунного света. Зеленое ханьфу растрепалось, а пояс ослаб. Юань казался таким эфемерным, подобным утреннему наваждению, что его страшно был коснуться. Поэтому Ло Бингэ только смотрел. Его взгляд, жадный и горячий скользил по острым ключицам, по лебединой шее, по кистям рук, выглядывающим из под грубой ткани.  Ло Бинхэ смотрел на него, будто он был божеством, тем божеством, которому еще только предстояло вознестись. Юань же был слишком беспечен. Он возлежал среди лилий, подложив руку под голову и вертя меж пальцев алую ленту. — Даочжан, — услышав второй оклик Юань не спеша поднялся, завязывая ленту вокруг запьястя.  На его лице горел лихорадочный румянец, а губы покраснели. Лунный свет скользил по его телу, лаская открытую кожу и черные пряди. Лишь иногда, когда облака закрывали небо на жалкие мгновения Юань становился полностью его. От этого Ло Бинхэ почти что хотелось скрипеть зубами, хотелось прикоснуться, поцеловать, сжать пальцами шелк кожи и огладить прекрасные бедра.  Юань склонился над ним, легонько покачиваясь. Он выглядел таким расслабленным и даже сонным, что хотелось обнять его и больше не отпускать. Ло Бинхэ потянулся к нему, так и не осмеливаясь коснуться. Его пальцы замерли всего в цуне от лица Юаня, невыносимо близко и так далеко одновременно.  — Молодой господин, что вы делаете?  — Не знаю, — Ло Бинхэ тряхнул головой, отгоняя наваждение — но сегодня вы кажетесь особенно прекрасным, даочжан.  Юань тихо рассмеялся, запрокинув голову, и этот звук прозвучал для Ло Бинхэ как серебряные колокольчики, качающиеся под порывом ночного ветра. Лилия, прилипшая к его распущенным волосам, лишь усиливала этот образ: не человека, а создания, сотканного из лунного света и сна. — Вы пьяны, молодой господин, — проговорил он, не отстраняясь, но и не приближаясь. — Ваши слова навеяны вином. — Если я и пьян, даочжан, — Ло Бинхэ чуть поднялся, упираясь локтями в мягкую землю. Его голос звучал хрипло, как будто воздух не хотел проходить сквозь горло. — То виновато отнюдь не вино. Юань опустил глаза, его улыбка стала тоньше, почти невидимой. Он снова принялся теребить алую ленту, завязанную на запястье, будто она могла дать ответ на вопрос, который он не решался произнести. — Это не так важно, — наконец произнёс он тихо, но в его голосе прозвучала едва уловимая нотка усталости. — Ночь всегда делает нас ближе к вещам, которых на самом деле не существует. Завтра наступит утро, и всё станет как прежде. Ло Бинхэ резко выпрямился, теперь уже не скрывая своей напряжённости. Его взгляд был острым, как у охотника, преследующего добычу, а тон — неожиданно суровым: — Даочжан, я расстроил вас? Неужели вы не доверяете мне? Юань взглянул на него с лёгким удивлением, но быстро опустил глаза, прикрываясь своей привычной маской безразличия. — Разве это важно? — ответил он ровно, без эмоций, но рука, сжимающая ленту, дрогнула. — Рано или поздно вы забудете эти слова, забудете меня, забудете этот вечер. Хорошее забывается слишком быстро. Ло Бинхэ обхватил его запястье, осторожно, но решительно, заставляя Юаня поднять голову. — Я никогда не забываю, даочжан, — произнёс он тихо, его голос стал низким, почти шепчущим. — И вас я тоже никогда не забуду. В глазах Юаня на мгновение промелькнуло что-то тёплое, но он тут же опустил ресницы, чтобы скрыть это. — Вы говорите это сейчас, — прошептал он. — Но слова всего лишь ветер, хотя и мне льстит, то, что вы говорите, молодой господин. Ло Бинхэ склонился ближе, настолько, что их дыхание смешалось, а звёзды, казалось, замерли, ожидая продолжения. — Но знаете, молодой господин, — Юань выдохнул, — даже если я когда-то пожалею об этом, то пусть это будет потом, а не сейчас. Пускай я лучше буду жалеть о свершившемся, чем жалеть о том, чего не совершил. Юань склонился к нему, касаюсь его губ в целомудренном поцелуе. Это было простое, мимолетное прикосновение, нежное, как крыло бабочки. Ло Бинхэ замер. Это касание, почти невесомое, будто само дыхание ветра, разожгло в нём огонь, который он уже не мог и не хотел сдерживать. Его взгляд потемнел, наполнившись эмоциями, которые невозможно было скрыть, а рука, сжимавшая запястье Юаня, слегка дрогнула. — Даочжан… — прошептал он, голос стал низким, почти ломким. Юань отстранился, но не резко, а словно растворяясь в воздухе, едва заметной тенью. Его глаза блестели, в них читалось что-то одновременно печальное и тёплое. — Не принимайте это близко к сердцу, молодой господин, — сказал он с лёгкой улыбкой, будто ничего не произошло. — Это была лишь прихоть. Ночь всегда дарит нам странные мысли и поступки. — Для меня это не прихоть, — твёрдо ответил Ло Бинхэ, выпрямляясь. Его голос звучал так, будто каждая сказанная им фраза была клятвой, высеченной в камне. — Это желание. Это правда. Юань посмотрел на него с лёгким укором, но в глубине его взгляда читалось смятение. — Желание, молодой господин, — мягко произнёс он, убирая прядь волос за ухо, — слишком хрупкая вещь, чтобы доверять ему в свете луны. Завтра вы проснётесь и подумаете, что это была всего лишь игра вашего разума. Ло Бинхэ тихо рассмеялся, но в его смехе было что-то мрачное, почти горькое. — Вы можете сомневаться во мне сколько угодно, даочжан, — сказал он, вставая и глядя на Юаня сверху вниз, — но не думайте, что я отступлю. Юань приподнял бровь, но ничего не ответил. Он снова лёг на лилейную поляну, закрыв глаза, словно ничего из сказанного не было важным. Но рука, которой он теребил алую ленту, больше не была спокойной. Она слегка дрожала. Ло Бинхэ наклонился к нему, его голос стал тише, почти шёпотом, но каждый его звук пронзал Юаня, как острие клинка: — Вы можете отвергать меня, даочжан. Можете считать мои слова ветром. Но я не сдамся. Не сейчас, не завтра, никогда. Юань не ответил. Но его дыхание стало чуть быстрее, и он всё так же не выпускал алую ленту из своих пальцев, словно держался за неё как за якорь, спасавший его от этого пугающего, пылающего взгляда. Тишина, нарушаемая лишь далеким шёпотом ветра и шелестом листвы, повисла между ними. Ло Бинхэ выпрямился, но не отводил взгляда, будто пытался запечатлеть этот момент в своей памяти. Юань лежал неподвижно, словно лилия, опавшая в густую траву, его лицо казалось спокойным, но каждое его движение, каждый жест выдавали напряжение, которое он тщетно пытался скрыть. — Молодой господин, — наконец произнёс он, не открывая глаз, — если вы не остановитесь, то пожалеете об этом. Ло Бинхэ наклонился ближе, его голос прозвучал почти умоляюще: — Что, если я ни о чём не пожалею? Юань открыл глаза, его взгляд был тихим и глубоким, как озеро под звёздным небом. Он приподнялся на локтях, их лица снова оказались на опасной близости друг от друга. — Тогда это будет твоей бедой, — прошептал он, но в его голосе слышался не упрёк, а скорее усталое смирение. — Я не тот, кого вы ищете, молодой господин. Я — иллюзия, которой суждено исчезнуть при первом луче солнца. — Иллюзия? — Ло Бинхэ горько улыбнулся, его глаза сверкнули. — А я готов верить даже в иллюзию, если это ты, даочжан. Юань отвёл взгляд, но не отстранился. Его пальцы всё ещё держали алую ленту, будто в ней скрывался ответ, которого он не хотел произносить. — Вы слишком молоды, — сказал он тихо, глядя в сторону, на тёмные воды озера. — Вы ещё не знаете, что такое сожаления. Ло Бинхэ мягко коснулся его руки, накрывая её своей ладонью. Его прикосновение было неожиданно тёплым, почти обжигающим. — Я знаю одно, даочжан, — сказал он серьёзно. — Если я упущу этот момент, если отпущу вас сейчас, то буду сожалеть об этом всю свою жизнь. Юань замер, его взгляд на мгновение встретился с взглядом Ло Бинхэ, и что-то в этом взгляде дрогнуло. Но уже в следующее мгновение он аккуратно, но твёрдо убрал руку. — Тогда живи с этим сожалением, — сказал он тихо, поднимаясь на ноги. Его силуэт на фоне звёздного неба казался почти призрачным. — Потому что то, чего вы хотите, — это невозможно. Он отвернулся и пошёл прочь, оставляя Ло Бинхэ одного на лилейной поляне. Его шаги были медленными, но уверенными, словно он боялся, что, если замедлится хоть на миг, то не сможет заставить себя уйти. Ло Бинхэ смотрел ему вслед, сжимая в руках алую ленту, которую Юань, сам того не заметив, оставил в траве.