Шепот твой стал моим спасеньем

— Хуалин, — Ло Бинхэ устало помассировал виски, — как продвигаются дела в царстве демонов? — Западные и Восточные царства уже пали под нашим натиском, — демоница кокетливо улыбнулась, склоняя голову на бок, точно кошка. В полутьме дворца, разгоняемой только слабым светом волшебных факелов, по её коже плясали множество золотистых бликов. Многие бы отдали душу, чтобы хотя бы краем глаза увидеть это зрелище, но Ло Бинхэ мало волновала красота подчинённой. Его заботили более важные вопросы. — Что насчёт Мобэй-цзюня? — спросил он, едва заметно касаясь ножен Синьмо. Меч в ответ недовольно зарычал, чувствуя перемену настроения своего хозяина. — Он согласен принять вызов? — Наши посланники пока не получили ответа. Ша Хуалин склонилась в поклоне, готовясь встретиться лицом к лицу с недовольством своего владыки, но Ло Бинхэ только досадливо поморщился, не скрывая своего раздражения. Несмотря на прошедший год с момента его падения в Бездну, всё продвигалось гораздо медленнее, чем ему хотелось бы. В последние несколько месяцев он с трудом сдерживался от того, чтобы не заявиться на Цанцюн, сгорая от нетерпения и ревности. Император пока успокаивал свой пыл лишь тем, что был не готов. Всё же строительство дворца только началось, а часть демонов так и не склонили голову перед ним, вынуждая Ло Бинхэ тратить время на подавление многочисленных восстаний и мятежей. Шэнь Юань же был достоин большего. Тем более что в этот раз Императору нужно было получить согласие Шэнь Цинцю, а тот вряд ли просто позволит им пожениться. Зная учителя, тот прицепится до всего, лишь бы не дать брату выйти замуж. — Владыка, — Ша Хуалин нервно выдохнула, прежде чем осторожно спросить: — Вы обдумали предложение южных князей? Ло Бинхэ закатил глаза, чувствуя, как Синьмо недовольно рычит, заслышав злость своего владельца. Меч всё ещё не успел привыкнуть к нему и время от времени пытался проявить характер, вынуждая Императора думать о том, что следовало бы оставить эту треклятую железку в Бездне. — Я не собираюсь ни брать наложниц, ни жениться, — повторил он, едва скрывая раздражение. Конечно, для Ша Хуалин его слова были мало понятны. Всё же большинство демонических владык, обладающих даже меньшей властью, чем он, имели гаремы, состоящие не из одного десятка редких красавиц и красавцев. О чём говорить, если у первого из Небесных демонов в гареме даже побывали несколько небожителей и небожительниц. Среди демонов это был своеобразный способ продемонстрировать власть и силу, но Ло Бинхэ это мало волновало. Он твёрдо решил не допускать тех же ошибок, что и в прошлой жизни. О нет, гарема с его интригами и дрязгами ему хватило на три перерождения вперёд. Один Тао Лу чего стоил. Поэтому в этой жизни у него будет только один супруг — Шэнь Юань. Остальные его не интересовали. В этот раз Ло Бинхэ сделает всё, чтобы Юань-эр вновь поверил ему и ответил взаимностью, несмотря на все его ошибки. Он станет достойным супругом для своего сокровища, наконец-то выполнив обещание. Он будет любить и лелеять даочжана, лишь бы тот больше никогда не познал боли предательства и одиночества. Император на мгновение прикрыл глаза, понимая, что это будет совсем непросто. В прошлой жизни он натворил такого, что ему следует вымаливать прощение на коленях. Тому, что он совершил, не было оправданий — любые объяснения выглядели настолько жалко, что вряд ли он хоть когда-нибудь осмелится произнести их. Их история началась в Ивовой роще, рядом с Люлинь — небольшим городком, где жил даочжан. Ло Бинхэ попал туда по чистой случайности. Сильно раненый и утративший контроль над Синьмо, он ошибся при открытии портала, оказавшись не в спальне одной из своих супруг, а в неизвестном месте. В тот вечер он с последних сил терпел боль от яда луан-няо и ран, нанесённых их железным оперением. Даже звук шагов и юношу, склонившегося над ним, он сначала принял за предсмертное видение или галлюцинации. Когда же он открыл глаза на следующий день, Ло Бинхэ пропал. Рядом с ним, уснув на стуле прямо у кровати, сидел даос. Его лицо обрамляли коричневые, чуть вьющиеся пряди, а ресницы бросали тени на бледные, точно фарфоровые, щеки. Несмотря на то, что он видел достаточно красавцев, на их фоне его спаситель напоминал совершеннейшую яшму среди битой черепицы. В следующий миг юноша встрепенулся, приоткрывая глаза и сонно оглядываясь. Несколько секунд его взгляд был затуманен, прежде чем даочжан нервно вскочил на ноги, рассыпаясь в извинениях и начиная суетиться. Ло Бинхэ же наблюдал за ним, не скрывая улыбки. Юань беспокоился о нём так, словно он был не каким-то незнакомцем, а самым дорогим ему человеком. От этого в груди невольно разливалось тепло. В жизни тогда ещё молодого Императора было слишком мало людей, которые безвозмездно заботились о нём. Большинство его супруг и наложниц всегда ожидали от него чего-то взамен — нового ханьфу, драгоценностей, дворца или слуг. Шэнь Юань же, казалось, и вовсе не думал об этом, а стоило завести разговор о благодарности, как он с весёлой улыбкой говорил, что ему достанет одного «спасибо» и кувшина вина, разделённого на двоих. В жизни Императора это был едва ли не единственный человек, который просил что-то настолько несущественное. И даже когда он исполнил это пожелание, Шэнь Юань только рассмеялся, сказав, что это было вовсе не обязательно и он просто шутил. Для Ло Бинхэ это было настолько странно, что он не знал, что сказать в ответ. Несмотря на это, в тот вечер они всё же выпили немного, беспечно болтая о чём-то совсем несущественном, под песни цикад и шум ветра. Ло Бинхэ помнил, как Юань осторожно доливал ему вина, тепло улыбаясь, пока на его щеках расцветал румянец. Тогда он думал, что дело в алкоголе, но сейчас понимал, что даочжан был просто безумно стеснительным. Вряд ли он до этого когда-то пил что-то крепче зелёного чая. Но Ло Бинхэ совсем не жалел о том вечере: захмелев, Юань звонко смеялся, а потом и вовсе потащил Императора собирать семена лотосов и лилий. Правда, всё завершилось тем, что они, потеряв равновесие, просто упали с причала в озеро, намокнув до нитки. После этого их отношения начали неощутимо меняться. Даочжан всё чаще улыбался, а однажды, набравшись смелости, он и вовсе вырезал из дерева изящную подвеску, подарив её Ло Бинхэ. Император в ответ всё больше времени стал проводить на кухне, готовя любимые булочки Юаня. Он даже научился готовить традиционные лотосовые пирожные, которые можно было купить только в Люлинь. Иногда они часами гуляли по роще, собирая травы и лекарственные корешки, но больше всего Ло Бинхэ любил те редкие деньки, когда они, сидя на причале, заплетали друг другу волосы или подкармливали маленьких юрких рыбок. Именно тогда Император показал даочжану заклинание создания бабочек. Их полупрозрачные крылья, казалось, были сотканы из лунного света и напоминали тончайшее кружево. Шэнь Юань, точно ребёнок, бегал за ними, звонко смеясь, а бабочки, повинуясь воле Ло Бинхэ, порхали вокруг него, позволяя поймать себя или, наоборот, улетая прочь. Так они провели несколько месяцев, прежде чем Ша Хуалин нашла его. Но, несмотря на бесконечные войны и мятежи, Император всегда находил время, чтобы встретиться с Шэнь Юанем. Иногда их встречи длились не больше палочки благовоний, а иногда — целую ночь, но с каждым годом Ло Бинхэ всё более ясно осознавал, что он влюбился, точно глупый мальчишка. Императору было мало даочжана. Даже если им удавалось провести несколько дней вместе, он всё равно не мог сконцентрироваться на работе. Его супруги, конечно же, замечали это, многие гадали, когда же он приведёт новую красавицу или красавца во дворец, но этого не произошло ни спустя полгода, ни спустя год. А Ло Бинхэ тем временем всё меньше посещал свой гарем, переложив заботу о нём на плечи Цинь Ваньюэ и Нин Инъин. Так прошло десятилетие, прежде чем Юань впервые не явился на их встречу. Император прождал несколько часов рядом с причалом, терзаясь ревностью. Синьмо, впервые за столько лет ощутив, что он теряет контроль, попытался опять взбунтоваться. Несмотря на то, что ему удалось усмирить меч, его душевное равновесие всё же пошатнулось. Ло Бинхэ, вернувшись во дворец, походил на монстра, вырвавшегося из глубин Бесконечной Бездны. Даже бесстрашная Лю Минъянь вздрогнула, увидев его. Возможно, беды можно было бы избежать, но в тот вечер он нашёл у кровати письмо, написанное почерком Юаня, где тот просил его прийти в храм Байхэ для встречи. Что ж, даочжан действительно был там. Только зайдя в храм, первым, что заметил Ло Бинхэ, была статуя божества — прекрасного юноши, державшего в руках кисть, вырезанную из нефрита. Но что ещё хуже, Император узнал в статуе черты даочжана. Сердце вмиг пронзила вспышка ярости, подстёгиваемая ядовитым шёпотом Синьмо. Того же дня по всей стране вспыхнули сотни храмов и монастырей, уничтожаемые войсками Императора. Ло Бинхэ не разбирался в произошедшем: ни в том, как письмо попало в его покои, куда не было хода никому, кроме него и нескольких старших супруг, ни в том, почему Шэнь Юань поступил так. В тот роковой день им владели только ярость и злость. Император не пощадил никого — даже Небесные чертоги пали под его натиском. Он не думал о том, что, сжигая храмы, он ставит под угрозу даочжана, лишая его источника силы. Ему просто хотелось выплеснуть накопившуюся за столько лет ревность и страсть. В себя он пришёл только посреди одного из дворцов небожителей, когда в его губы впился Шэнь Юань, из последних сил сжимая в руках ткань его одежд. Это продлилось не больше нескольких мгновений, заполненных ревом пламени и криками умирающих. Император едва успел прийти в себя и осознать, что натворил, когда к даочжану подлетел небожитель в алых одеждах, вырывая его из объятий Ло Бинхэ и вталкивая в портал. Именно на этого сумасшедшего в тот вечер обрушился весь гнев Императора Трёх Миров. Небожитель разве что успел немного задеть его в непродолжительной схватке, прежде чем Ло Бинхэ вырвал ему сердце и отбросил его прочь, к остальным телам, вокруг которых плясало кровожадное пламя. Но момент уже был упущен. Юань исчез, подобно ветру, затерявшемуся в кронах деревьев. Небесная столица была сожжена дотла. Там, где некогда возвышались прекрасные дворцы и сады, остались лишь руины, сплошь покрытые пеплом и залитые кровью. Разве что иногда из-под слоя грязи виднелись покалеченные тела, изломанные, словно тряпичные куклы. Тогда же Ло Бинхэ совершил вторую ошибку — привёл во дворец Тао Лу. Он и сам не мог сказать, почему сделал это. Просто что-то в образе небожителя пробуждало в сердце светлую тоску. Последующие пятнадцать лет показались Императору вечностью. После падения Небес в мире наступил хаос. Монстры и демоны, только научившиеся уживаться с людьми, снова обезумели, и множество городов и деревень подверглись многочисленным атакам. Часть небожителей, не до конца растерявших силы, присоединилась к мятежникам или сошла с ума. В отсутствие заклинателей именно императорским войскам пришлось разбираться со всеми этими проблемами. Одновременно с этим гарем всколыхнул слух о том, что Ло Бинхэ наконец-то выберет Императрицу. Десятки влиятельных семей вступили в борьбу друг с другом, и все противоречия обострились до предела. Несколько раз доходило даже до кровопролития. Во всём этом хаосе Император время от времени начал сбегать в Люлинь, чтобы просто немного посидеть на причале, подкармливая глупых рыбёшек и наблюдая, как волшебные бабочки порхают над водой. Признаться честно, в душе он лелеял надежду, что однажды к нему из глубины рощи выйдет Шэнь Юань, но этого так и не произошло. Он всегда был один. В конце концов, доведённый до отчаяния, он даже нашёл того небожителя, который сумел оттолкнуть даочжана в тот роковой день. Хун Люфэн - это имя он запомнил слишком отчетливо, до изгиба каждого иероглифа. Правда, толку от этого было немного. Несмотря на все угрозы или обещания награды, тот молчал. Единственное, что спасало его от пыток и мучительной гибели, — Нин Инъин, которая сумела донести до мужа, что если он начнёт пытать друга Шэнь Юаня, то настроит их обоих против себя. Одновременно с этим Тао Лу как-то незаметно стал частью его жизни. Он сопровождал Ло Бинхэ на пирах, приносил ему завтрак и доливал горячий чай. В отличие от многих других членов гарема, он отличался невероятно кротким характером и мягким нравом. Тао Лу никогда не повышал голоса ни на полтона и всегда покорно склонял голову. Он казался прекрасной жемчужиной на фоне отвратительно роскошных и ярких драгоценностей. Неудивительно, что Император увлёкся им. Тогда Ло Бинхэ оправдывал себя тем, что Шэнь Юань должен его понять. В конце концов, он и так займет самое высокое место при дворе, одна интрижка не должна сильно его обидеть. Да и почему он вообще должен оправдываться? Он — Император. Именно его воля — закон, а чужая ревность не его проблема. Юань и так занимает достаточно места в его сердце, так что плохого в том, что Ло Бинхэ уделит несоизмеримо меньше внимания Тао Лу? Что ж, это была его третья ошибка. Увлекшись новым наложником, он незаметно для себя дал ему в руки слишком много власти. Сначала он просто сделал Тао Лу одним из своих супругов, потом передал в его ведение управление слугами в одном из павильонов. К тому времени, как он получил первые вести о Шэнь Юане, Тао Лу уже мог посоперничать по влиянию с Нин Инъин и Лю Минъянь. Но Император не замечал этого. Ло Бинхэ был слишком поглощён подготовкой к свадьбе и коронации, пока даочжан, взволнованный и испуганный, остался в павильоне Лилий один. Он навестил его всего два раза: чтобы сказать, что они поженятся, и в канун свадебной церемонии, принеся подарки и торжественные одежды. После этого Император начал медленно охладевать к своему консорту. Он всё реже и реже навещал павильон Лилий и всё чаще оставался на ночь у Тао Лу. Тогда же на плечи Шэнь Юаня легла забота о дворце и его жителях. Ло Бинхэ не был уверен, но слуги и младшие наложники и наложницы, кажется, действительно любили даочжана. По крайней мере, он нередко видел своего консорта в компании то старших, то младших супругов. Единственным, о ком забыл Ло Бинхэ, был Хун Люфэн. Что ж, Нин Инъин не прогадала, и тот действительно оказался близким, даже слишком близким другом Шэнь Юаня. В итоге это привело к тому, что Хун Люфэн, не выдержав страданий даочжана, помог ему бежать второй раз. Закончилось всё более чем ужасно — Шэнь Юань лишился глаз и потерял не только его благосклонность, но и власть во дворце. Последующие пять лет и вовсе превратились для него в ад. Император, сам того не осознавая, воплотил самый главный страх даочжана в жизнь. Юань оказался позабыт и никому не нужен, как когда-то это случилось с его матушкой. Но Ло Бинхэ тогда не было до этого дела — он окончательно увлёкся Тао Лу, всё своё внимание уделяя именно ему. После этого он навестил Юаня только раз, в преддверии коронации Тао Лу. Тогда Император наговорил достаточно гадостей, не сдерживаясь в выражениях. Даочжан даже не пытался возражать. Просто с каждой минутой он становился всё бледнее и всё сильнее сжимал истончившимися пальцами ткань ханьфу. Вторая их встреча и вовсе стала последней. Юань тогда выпил отравленное вино, которое предназначалось Ло Бинхэ. Именно тогда пали все маски, но было уже поздно. Он опоздал. Даочжан был уже мёртв. Бывший Император устало прикрыл глаза, пытаясь отогнать воспоминания. Насколько бы легче было, если бы Юань просто не помнил ничего, но когда это судьба была милостива к нему? — Хуалин, я хочу, чтобы ты отправила разведчиков в мир людей, пусть глаз не спускают ни с Цанцюна, ни с Хуаньхуа. Демоница послушно кивнула, склоняясь в поклоне. Она уже достаточно хорошо знала своего Владыку, чтобы понять, что сейчас он хотел побыть наедине. Бывший Император же проводил её фигуру задумчивым взглядом. Ему нужно было набраться терпения. Всё же он слишком торопил события.

***

— На улице стало теплее, почему бы нам не прогуляться немного подольше? — Юань уже привычно сжал руку Хун Люфэна, осторожно опираясь на трость Несмотря на то, что зима уже минула, а снег растаял, Шэнь Цинцю упорно продолжал ругаться, если он слишком долго задерживался на улице. Что еще хуже — это был едва ли не единственный вопрос, в котором Цзю-гэ и Люфэн достигали удивительного единодушия. Даже Ци-гэ и тот лишь качал головой. — На улице все еще слишком холодно, даочжан. — Тогда я могу одеть теплый плащ, - поспешил возразить Юань. — Если мы выйдем на улице, то вы не вернетесь в дом, пока не обратитесь в ледышку, потому что я просто не смогу вам отказать. — Что? — бывший небожитель возмущенно стукнул друга по плечу, не понимая, как он же и оказался виноватым. — Давайте я лучше заварю вам чая, — Хун Люфэн усадил его в кресло, осторожно приперев трость рядом так, чтобы Юань легко мог нащупать ее. Юань со вздохом откинулся на спинку кресла, уже не в первый раз сталкиваясь с таким исходом. Ему хотелось возразить, но правота Хун Люфэна была неоспоримым. Это всегда происходило одинаково: стоило выйти на улицу, как брат и друг начинали суетиться, словно он был хрупкой фарфоровой статуэткой. — Я не нуждаюсь в таком уходе, — тихо пробормотал он, скорее себе, чем Хун Люфэну. Но тот все равно услышал. — Даочжан, я просто беспокоюсь о вас, — с мягкой улыбкой Люфэн достал из шкафа очередной, немного аляповатый сервиз и чай. — Я знаю, — Юань подогнул ноги, располагаясь по удобнее - просто мне не хочется быть обузой. В конце-концов вы и так проводите со мной почти все время. Я чувствуя себя слишком неловко из-за этого. — Вы не обуза, — Хун Люфэн мягко, но уверенно возразил, наполняя чайник горячей водой. — То, что я провожу с вами время, — это мой выбор. Я делаю это потому, что хочу, а не потому, что обязан. Юань отвел взгляд, чувствуя, как неприятное чувство вины поднимается в груди. Ему хотелось верить Люфэну, но всё его существо сопротивлялось этому. Привычка быть независимым, справляться самому, не обременять других — это была часть его сущности. И всякий раз, когда кто-то оказывал ему заботу, она казалась ему чем-то навязанным. Тем более, что Люфэн и так стольким пожертвовал ради него. Говоря откровенно не будь его рядом — его судьба могла бы стать куда ужаснее и трагичнее, чем была. — Я бы хотел верить тебе, Люфэн, — проговорил он тихо. — Но... мне сложно. — Это нормально, — отозвался Хун Люфэн, оборачиваясь к нему с чашкой чая в руках. — Это не должно быть легко. Но я рядом, и никуда не исчезну. Даже если вы будете считать меня назойливым. Юань поспешил закрыть руками лицо, чувствуя одновременно благодарность и раздражение. Люфэн действительно был слишком настойчивым, и порой Юаню казалось, что его друг намеренно игнорирует все намёки на дистанцию, которую он пытался установить. Но в этом была и странная утешительность. Хун Люфэн не сдавался, даже если Юань отталкивал его. — Я не считаю тебя назойливым, — наконец признался Юань, смягчаясь под теплотой его слов. — Просто я чувствуя себя слишком странно. Слишком много всего навалилось за прошедший год. Иногда мне даже кажется, что я не могу доверять ни своему сердцу, ни уж глазам. Юань горько улыбнулся, принимая чашку, теплую, но отнюдь не обжигаюче горячую, как это можно было ожидать. Прервав молчание, он внезапно заметил: — Люфэн, ты никогда не рассказывал, как вы с Юэхуа вознеслись. Почему? — Потому что вы никогда не спрашивали, а в нашей истории нет ничего выдающегося, что было бы достойно упоминания. Но если даочжану интересно, то я могу рассказать вам об этом. Хун Люфэн осторожно коснулся его руки, заставив Юаня улыбнуться. Чужая ладонь давала ощущение поддержки и спокойствия, словно они опять были в центре Небесных чертогов, засидевшись допоздна за чаркой вина или интересной поэмой. — Мне будет интересно послушать, Люфэн. — Хорошо, — бывший небожитель откинулся на спинку кресла. — Мы с Юэхуа выросли в небольшой деревне и в возрасте семи лет поступили в монастырь. Я уже и не помню, почему мы это сделали — может, из-за голода или бедности, не знаю, — но именно там мы впервые встретили Наставницу. Под её руководством мы совершенствовались двадцать лет, прежде чем нам удалось стать небожителями Средних небес. Мне кажется, она искренне гордилась нами, но всегда оставалась отстранённой. Тем не менее, именно благодаря Наставнице мы попали в свиту одного из богов войны, вместе с ним сражаясь против демонов. В те времена мир ещё сотрясали последствия убийства Императора Демонов, хотя это произошло более нескольких сотен лет назад. Мир людей был наводнён самыми разными монстрами, а Бесконечная Бездна грозилась уничтожить не одну страну. Юэхуа уже в то время стала любимицей людей. Ей начали возносить молитвы, прося о покровительстве, и возводить первые храмы. Я же был не настолько хорош. Сражения никогда не были моей страстью. Тем не менее, когда небожителям наконец-то удалось уничтожить сильнейших демонов и мы ворвались во дворец Императора Демонов, нам удалось обнаружить нечто ужасное. Хотя Владыка и был убит, меч, которым вырезали его сердце, пропитался кровью и тёмной ци насквозь. Он несколько столетий копил злобу и ненависть, превратившись в опасное оружие, способное довести своего владельца до безумия. Каждый, кто пытался приблизиться к нему, платил за это своей жизнью. Но в конце концов, я тоже решил попытать удачу. Ещё с детства я лучше прочих умел блюсти чистоту помыслов, и мне казалось, что я сумею совладать с мечом. Что ж, мне действительно удалось скинуть проклятое оружие прочь в Бесконечную Бездну, вот только после этого моя душа оказалась повреждена. Именно тогда мои волосы поседели, как и волосы Юэхуа. — Хун Люфэн замолчал, переводя дыхание. В комнате сразу же воцарилась уютная тишина. Юань сделал ещё один глоток чая, прежде чем спросить: — Тем мечом был Синьмо? — Да, именно это имя он получит, когда какой-то безумец сумеет достать его из Бездны и станет его первой жертвой. Юань задумчиво кивнул, прежде чем задать следующий вопрос, чувствуя лёгкий мандраж и подступающий к горлу ком. — Люфэн, а кто убил Императора демонов? Кому принадлежал тот клинок? — Простите, даочжан, но я и сам не знаю. Прежде чем небожители сумели ворваться во дворец, прошло несколько столетий. Свидетели произошедшего, если они и были, к тому времени давно умерли. — Но неужели там не было совсем ничего странного, ничего, что хоть как-то бы намекнуло на произошедшее? — Юань наклонился вперёд, не скрывая своего любопытства. — Странного? — Хун Люфэн закусил губу. — Хм, если я хорошо помню, то вся комната была украшена красной тканью и лентами, словно перед свадьбой. А, точно! От одеяния Императора как будто отрезали часть ткани. Пожалуй, на этом всё. Юань благодарно кивнул, делая ещё глоток. Вот только в его голове, как никогда ясно, всплыли строки легенды о Биюэ. Возвращаясь с похода однажды, В родной дом Биюэ поспешила. Учитель, отец ей, наставник и друг — Как давно же она у него не гостила. Но что ждет её взор в том родном уголке? Дом разрушен, разворованы залы. Мастер, ученики — все убиты зверски, Мечи и книги в прах распались. Неизвестно, как долго длилась та боль, Каждый в путь был последний отправлен. Она мыла их слезами, молча, И обрывок ткани — след для отмщенья оставлен. В клятве своей она молвила слово: «Не прощу я убийце поруганье святое. Каждого, кто меч поднимал на родных, Я найду и покараю зло это земное». Это показалось почти безумным, но Юань продолжил развивать мысль. Он хорошо знал, что Наставница ненавидела демонов, как никто другой. Ох, именно она множество раз требовала, чтобы он прекратил встречаться с Ло Бинхэ, повторяя, словно заведённая, что ни одно демоническое отродье не способно ни на любовь, ни на благодарность. Юань, как и прочие небожители, мало знал о прошлом этой женщины, но, несмотря на это, её сходство с Биюэ слишком ярко бросалось в глаза. Наставница при жизни была одной из талантливейших заклинательниц, которой довелось жить в то время, когда будущий Император Демонов только вступил на престол. Однако, несмотря на это, она вознеслась, покончив с жизнью самоубийством, а о причинах этого никто не знал. Может ли быть такое, что Наставница так яро ненавидела демонов, потому что когда-то была влюблена в одного из них, а затем была предана? Возможно, именно она и убила Императора, чтобы исполнить клятву, а потом сбросилась со скалы, не выдержав душевной боли от потери близких людей и вероломного предательства. Это действительно могло объяснить её ненависть к демонам. Да уж, была какая-то злая ирония в том, что именно меч Наставницы стал тем орудием, с помощью которого Бинхэ сначала завоевал три мира, а затем и вовсе уничтожил Небесные чертоги, ранив при этом Хун Люфэна, а потом и лишив Юаня глаз. Воистину Небо умеет насмехаться над чужими судьбами. Вот только пользы от этих догадок было немного. Они нисколько не приближали его к раскрытию личности Тао Лу, а время неумолимо двигалось вперёд. Юань уже лишился глаз. Сколько месяцев у него осталось до того, как яд луань-няо лишит его сначала рук, а потом уничтожит сердце? А ведь он так и не успел поговорить с Бинхэ. Хотя между ними в прошлой жизни и разверзлась пропасть, он скучал. Да, возможно, Юань скучал по образу, которого никогда не существовало, но от этого боль не становилась меньше. Он ведь, кажется, правда любил, и эта любовь шипами впивалась в сердце. Одновременно с этим он до ужаса боялся того, что может случиться с его братом и Цанцюн. Пиковые лорды стали для него семьёй. Юань не хотел, чтобы и они погибли из-за него. В конце концов, его рождение и так сделало несчастными стольких людей. Сначала мать, которая лишилась покровительства отца, потому что Юань был никудышным сыном, который не желал идти по стопам родителя. Потом Хун Люфэн и Юэхуа, которые лишились всего по его вине. Все, кого он любил, в итоге оказались в бедственном положении, словно его любовь была изощрённым проклятием. Возможно, ему вообще не следовало никогда появляться на свет. Разве не было бы лучше для всех? Ведь как бы он ни старался сделать любимых людей счастливыми, у него не получалось. Матушка так и не увидела, как он стал солдатом, а Люфэн не побывал на его свадьбе, став таким же пленником во дворце, как и Юань.