Шепот твой стал моим спасеньем

      - Когда прибудет делегация из Хуаньхуа? - Шэнь Цинцю устало помассировал виски, чувствуя подступающую головную боль. Он все еще лежал в постели из-за постоянной слабости в теле и головокружений, поэтому разговор проходил в Бамбуковой хижине. Лорд Цинцзин не был рад этому, но и выбора, как такового у него не было. Не тогда, когда на кону стояла репутация школы. - Через месяц, шиди. - Юэ Цинъюань задумчиво повертел в руках изящную фарфоровую чашку с с чаем, виновато улыбаясь. Этим он раздражал и без того недовольного всем Шэнь Цинцю еще сильнее. Ему до трясучки хотелось съездить чем-то по светлому лику главы Цанцюна, лишь бы стереть с него это отвратительно выражение нежности, жалости и еще не пойми чего. Какого демона он вообще нарушил покой его обители? Дел больше нет или появился излишек свободного времени? Только Му Цинфан оставался все таким же невозмутимым, считая пульс. Казалось, что он и вовсе не замечал напряженной атмосферы, царившей между его боевыми братьями. Даже его голос был бесцветным и ровным, лишенным каких-либо эмоций. - Это исключенно, шисюн Юэ. - целитель еле заметно нахмурился, но складка меж его бровей быстро разгладилась, словно ничего и не было - Столь длительное воздействие демонической ци не прошло даром, поэтому этот шиди советует шисюну Шэню уйти в медитацию в пещеры Линси хотя бы на год, чтобы востановить циркуляцию энергии и предовтратить риск искажения. Му Цинфан осторожно отпустил руку Шэнь Цинцю, заканчивая проверять пульс. Лорд Цаньцяо выглядел уставшим и невыспавшимся, что было, впрочем, неудивительно. Последние несколько дней он сбивался с ног, пытаясь лечить пострадавших в Люлинь и параллельно готовить учеников к Собранию Союза Бессмертных. Те, пусть и не принимали участия в охоте, но оказывали ее участникам помощь в случае травм. А уже за этим внимательно будут наблюдать другие школы и ордена, поэтому мастерство учеников Цаньцяо должно быть неоспоримым. - До Собрания Союза Бессмертных осталось менее полугода, я не могу уйти в столь длительную медитацию. Впрочем, в этот раз главный целитель Цанцюна был непреклонен: - Шисюн Шэнь должен уйти в медитацию, иначе он сляжет с искажением ци в ближайшие же несколько недель, а его состояние только ухудшится. На несколько долгих минут в Бамбуковой хижине воцарилась тишина, нарушаемая только шагами Юаня на кухне. Юэ Цинъюань выглядел мрачным, его плечи виновато поникли, а взгляд блуждал по комнате упорно избегая Шэнь Цинцю. Му Цинфан и тот тихо выдохнул, не в силах вынести, ставшую вмиг мрачной, атмосферу. Юань появился на пороге комнаты неожиданно, держа в руках поднос с чайником и тарелочками со сладостями. Он приветливо улыбнулся лорду Цаньцяо и главе Цанцюна, стараясь идти медленно и осторожно, чтобы не уронить ничего на пол. Первым спохватился Юэ Цинъюань, осторожно перехватывая поднос и кладя его на низкий столик, пока Шэнь Цинцю сверлил его убийственным взглядом. Юань тем временем присел на кровать, на несколько мгновений замерев, словно готовясь к прыжку в воду. - Брат должен уйти в медитацию, - уверенно заявил он. Шэнь Цинцю почувствовал неясный приступ беспокойства. Он напоминал змея, приготовившегося к прыжку, готового впиться клыками в шею любого, кто будет достаточно глуп, чтобы попасться ему на глаза. Пиковый лорд уже был готов выгнать всех взашей, чтобы остаться с братом наедине, как следует вправив ему мозги на место. Впрочем, вся его решимость превратилась в пыль, стоило его драгоценному диди нежно улыбнуться ему. - Я не оставлю пик, иначе эти оболтусы опозорят весь Цанцюн, - Шэнь Цинцю немного смягчил тон, беря Юаня за руку. Его брат ни в коем случае не должен волноваться из-за него. Юань в ответ переплел их пальцы, вот только теперь смотрел он необычайно твердо и уверенно, как если бы уже решил что-то для себя. Это немного смутило Шэнь Цинцю. Все же его драгоценный диди был очень спокойным и мягким человеком. Ожидать от него чего-то подобного, это все равно, что ожидать от Лю Цингэ воспитанности, а от Ци Цинци - тактичности. Увы, но Шэнь Цинцю не успел переубедить брата. Тот быстро повернулся к главе Юэ, вмиг становясь собранным и серьезным. - Шисюн Юэ, - его голос стал холодным и надменным, до ужаса напоминая голос пикового лорда, даже вечная улыбка и та исчезла, заменившись ледяным спокойствием. Юань не успел продолжить. Шэнь Цинцю же едва не подпрыгнул на постели, поняв, что удумал его брат. - Я против! - Это выход, Цзю-гэ. Ты ведь сам знаешь, как мы похожи! Если бы не небольшая разница в росте и оттенке глаз... - Нет! Именно эта разница и может стать фатальной! Ты не будешь так рисковать собой! Хватит делать вид, словно я тут помирать собрался! - Это выход, шисюн, - Му Цинфан задумчиво отпил из чашки, ловя взгляд, предвещающий ему все небесные и земные кары, если он заткнется - если бы не очевидная разница в возрасте, этот шиди настаивал бы, что вы близнецы. Голоса, мимика, движения - даже они похожи. К тому же никто не говорит, что Юань будет принимать прямое участие в самой охоте во время Собрания. Хватит только его присутствия, тем более, что рядом будут шисюн Юэ и шиди Лю. Это оптимальный выход из сложившейся ситуации. - Я не позволю рисковать здоровьем своего брата! - Тогда этот шиди готов лично поручиться, что здоровье Юаня не пострадает. - Шиди Шэнь, - Юэ Цинъюань казалось рассчитывал что-то в уме. Его пальцы, загрубелые от постоянных тренировок с мечом, чуть крепче сжались, поглаживая тонкий фарфор чашки. Одно неловкое движение, и та разлетится на сотни осколков, подобно терпению и выдержке Шэнь Цинцю. Пиковый лорд ждал слов Юэ Цинъюаня, как приговора. После недавней взбучки, устроенной ему незадолго до отъезда в Люлинь, он больше не осмеливался уж слишком откровенно проявлять неуважение или недовольство. Тот день дал ему слишком много пищи для размышлений. Юэ Цинъюань тогда даже голоса не повысил, зато сам Шэнь Цинцю выставил себя полным идиотом. В конце-концов тогда он принял болезненное, но давно необходимое решение - раз и навсегда разделить Ци-гэ и главу Юэ у себя в голове. Ци-гэ всегда был мягким и терпеливым, словно большой кот, позволяющий неразумному ребенку таскать себя то за усы, то за хвост. Шэнь Цинцю тосковал именно за ним и одновременно с этим злился на него, что не мешало ему наслаждаться их редкими прикосновениями и неловкими разговорами. Ци-гэ был его тихой гаванью и пусть нахождение рядом с ним приносило не только тепло, но и казалось бы давно позабытую боль от предательства, он все еще дорожил этим. Юэ Цинъюань же вызывал у него уважение, трепет и малопонятный страх. Его голос всегда был бесцветным и ровным, губы изгибались в вежливой улыбке и только глаза напоминали штормовое море. Это был не его Ци-гэ, а глава школы, ставящий интересы ордена на первое место. Возможно именно поэтому такая резкая смена поведения всегда отзывалось в сердце Шэнь Цинцю болью. Как бы он не твердил, что ненавидит их общее прошлое, он все еще дорожил той нитью, что связывала их. Он хотел быть достойным своего старшего брата и шисюна, он старался достичь этого, он почти готов был простить предательство, лишь бы Ци-гэ опять вернулся к нему. Но Ци-гэ все чаще уступал место надменному и рассчетливому Юэ Цинъюаню или доброму, но такому чужому шисюну Юэ. Раньше, в те года, когда они с Юанем были разделены, такие перемены доводили Шэнь Цинцю едва ли не до истерики. Злость и боль от предательства тогда только лишь немного остыли, уступая место тоске, кошмарам и одиночеству. Тогда он как-никогда нуждался в Ци-гэ. Но место Ци-гэ тогда впервые занял Юэ Цинъюань. Это было больно. В первый раз, когда это случилось Шэнь Цинцю упился до беспамятства, найдя покой лишь в трепетных объятиях какой-то сестрички из Теплого красного павильона. На пик Цинцзин его притащил шисюн Юэ. Тогда он закатил скандал, в надежде услышать не ледяное и отрезвляющее "Шиди" или виноватое "Цинцю", а именно полное теплоты "Сяо Цзю". Когда этого не случилось, внутри Шэнь Цинцю что-то сломалось. Ему давно стоило понять, что Ци-гэ больше нет, но ему понадобилось без малого десятилетие, чтобы сделать это. Их последний разговор, перед тем, как он отбыл в Люлинь, поставил точку в этой истории. Его Ци-гэ больше нет. Но разве он сам не желал когда-то оборвать свои связи с прошлым? Вот только те истаяли и без его помощи, исчезнув, как роса на рассвете. - Если Юань-диди не возражает, то это оптимальное решение. Шэнь Цинцю мысленно отвесил себе пощёчину, ощущая, как внутри разливается боль. Почему он говорит так только с Юанем, а не с ним? Неужели теперь он не достоин такого тона и нежной улыбки? Ему ведь тоже хочется этого. Ему тоже нужен Ци-гэ. Голос в голове холодно напоминает - для него Ци-гэ больше нет. Есть Юэ Цинъюань и шисюн Юэ. Это и так больше, чем заслуживает такой человек, как он. - Если эргэ не против. Пиковый лорд мягко сжал руку брата, соглашаясь. Раз Юань хочет этого, то он уступит. А еще сейчас этот год нужен ему. В пещерах Линси он оплачет былое, не ставя репутацию школы под угрозу и не беспокоя любимого младшего брата. Ему не в первой корчится от боли на холодном полу, он уже переживал это раньше, переживет и сейчас. Юань нежно обнял его, светясь, словно маленькое солнышко, вызвав тем самым у Юэ Цинъюаня нежную улыбку, а у Му Цинфана острый приступ неловкости. У целителя, обычно невозмутимого и спокойного, даже запылали мочки ушей, а на щеках выступил предательский румянец. *** - Шисюн Ло такой очаровательный, - Сю Ань мило захлопала ресницами, подозрительно долго заваривая нужный отвар. Ло Бинхэ уже в который раз за последнюю палочку благовоний тяжко вздохнул. Он уже и забыл какими липучими были девушки, окружавшие его. Сю Ань тем временем кокетливо улыбнулась своему пациенту, вызвав у Императора когнитивный диссонанс. Она ведь старшая ученица, так откуда у Сю Ань столько времени, которое она еще и так спокойно тратит совершенно впустую? По комнате разнесся аромат подгоревших трав, заставивший девушку тихо ойкнуть и недовольно поджать пухлые губки. Ло Бинхэ тем временем незаметно закатил глаза. Это уже просто невыносимо! Он только лишь хотел получить треклятый отвар и уйти восвояси, желательно куда-то по направлению к домику Шэнь Юаня. - Шисюн Ло, эта скромная шимэй такая неуклюжая - опять пожаловалась Сю Ань, наконец-то доставая чашку и осторожно переливая в нее едва не подгоревшее лекарство. Император тем временем уже в который раз убедился, что супруг и супругов он явно выбирал не по уму. Иначе, как объяснить, что в его гарем попала легкомысленая старшая ученица Му Цинфана? Сю Ань тем временем приблизилась к Ло Бинхэ, старательно вертясь, словно желая, чтобы он рассмотрел все и в особенности ее выдающуюся грудь, плотно обтянутую тканью ханьфу. Император в ответ на это вежливо улыбнулся девушке, пытаясь осторожно отодвинуться куда подальше. Пусть лучше это сокровище достанется старшему ученику Юэ Цинъюаня, а он радостно организирует им свадьбу и осторожно уйдет в сторону. Гаремов ему хватило на десять жизней вперед. И вообще, он официально переквалифицировался из любителя сочных персиков в обрезанного рукава. От необходимости продолжать бессмысленный разговор его спасла вовремя появившаяся Нин Инъин, привычно сопровождаемая Мин Фанем и еще несколькими шисюнами. Император почти что был рад видеть их, настолько его успела утомить Сю Ань. К щебетанию своей шицзэ он хотя бы привык. Путь на Цинцзин занял совсем немного времени, вот только по возвращению их ожидал не самый приятный сюрприз, в виде живого, мать вашу, Лю Цингэ с учениками. Ло Бинхэ, абсолютно не ожидавший подобного, на несколько мгновений просто замер на месте, сверля бога войны неверящим взглядом. Лорд Байчжань почти не обратил на них внимания, сильнее сжав пальцы на рукояти меча. Он даже не счел нужным выслушать их приветствия, идя прямо к Бамбуковой рощи, окружавшей обитель Шэнь Цинцю. Мин Фань спешно бросился к одной из тайных троп, чтобы успеть предупредить Учителя о столь малоприятном госте. - А-Ло? - Ло Бинхэ очнулся от шока только тогда, когда тонкие пальчики Нин Инъин коснулись его плеча - Ты словно призрака увидел. Может тебе все же стоит вернуться на Цаньцяо? Шимэй Сю высказывала опасения о твоем состоянии... - Этот шиди просто удивился, увидев здесь шишу Лю, вот и все, шицзэ. Пожалуйста, не предавай этому такого значения, это абсолютный пустяк. - Хорошо, - Нин Инъин важно кивнула - но если тебе станет плохо, то ты обязательно обратишься к своей шицзэ! - Этот шиди благодарен шицзэ! Ло Бинхэ отвесил Нин Инъин вежливый поклон, зная насколько девушка любит подобное признание своего статуса. Она, конечно же, спустя всего несколько минут опять вернётся к более неформальному стилю общения, по пока что Нин Инъин наслаждалась моментом. Спустя палочку благовоний их пути наконец-то разошлись. Вот только Ло Бинхэ отправился не к дровяному сараю, а в отдаленную часть пика. В конце-концов даочжан сам сказал, что будет рад, если Император иногда будет навещать его. Кроме этого и самому Ло Бинхэ было любопытно получше узнать, каким был Юань в столь далеком прошлом, до того, как на него выпали все те невзгоды. А возможно он просто соскучился по доброй улыбкой, являвшейся ему все время во снах. В Бамбуковой роще было, как всегда прохладно и тихо. Здесь не было шумных младших учеников и постоянного, монотонного гула от тихих разговоров. Только ветер играл с листьями и изумрудной травой, извлекая из них убаюкивающую мелодию. Женщина, что дожидается его в павильоне Лилий напоминает ночное видение. Черты ее лица постоянно меняются и только черные волосы остаются неизменными, паря в воздухе. Будучи ребенком Император именно так представлял себе небожителей, словно прекрасных созданий, слишком чистых, чтобы спускаться в сей бренный мир, марая себя мирской грязью. Незнакомка улыбается. В ее волосах вспыхивают маленькие искорки, напоминающие звезды в ночном небе. Ло Бинхэ невольно ощущает восхищение чужой силой, древней, неизведанной и от того особенно притягательной. Синьмо откликается на это тихим мурчанием, точно кот, изголодавшийся по хозяйской ласке. Император ожидал чего угодно, но точно не этого. Все же меч был враждебен почти ко всем небожителям, кроме Юаня, Тао Лу и этой женщины. Должно быть у них было что-то общее, но сейчас ему не хотелось думать об этом. - Ты умираешь, - уверенно заявляет она, голос ее пропитан странным сочувствием и застарелой тоской, такой знакомой, что Ло Бинхэ едва не скручивает в новом приступе боли и ненависти к себе. Синьмо едва ли не впервые не обращает внимание на своего хозяина, а тянется к незнакомке с мирным интересом. От меча по земле стелятся тонкие струйки ци. Женщина играет с ними, холеные пальцы мелькают среди длинных рукавов. Ло Бинхэ не отвечает на ее реплику, он знает, что отравлен, но он не препятствует яду. Впервые со своего рождения он не желает бороться за жизнь. - Кто ты такая? - только и спрашивает он. Незнакомка в ответ лишь пожимает плечами, не испытывая ни капли страха перед всемогущим Императором Трех Миров. Вместо этого она все также монотонно продолжает. - Я пришла проститься со своим воспитанником и твоим консортом. Мне жаль, что на его пути попался кто-то подобный тебе. - Я знаю, - Ло Бинхэ не спорит, он хорошо представляет, какой могла бы быть судьба даочжана, если бы он не влюбился в него. Женщина тем временем продолжает, отворачиваясь от Императора, точно не желая марать о него свой взгляд. Ло Бинхэ не уверен, ведь лицо незнакомки постоянно изменяется, но ему кажется, что она чем-то до ужаса недовольна. Это чувство настолько сильно, что оно даже перекрывает скорбь и тоску. Женщина тем временем продолжает. - А-Юань был чудесным ребенком, его судьба всегда была особой. С рождения он был благословлен Небом и наделен многими талантами, я лично следила за ним. Если бы ты не стал на его пути еще будучи мальчишкой, то он бы вознесся куда раньше, став божеством войны. Но он покинул войско, не совершив того, что он должен был. Вместо этого А-Юань ушел в уединение, но даже этого тебе было мало. Ты посмел явиться к нему, грязное недостойное существо, предающееся своим порокам днями напролет. Незнакомка замолкает и поднимается на ноги, отталкивая от себя щупальца ци, которыми ее оплел Синьмо. - Хотя чего еще можно было бы ожидать от демонического отродья? - ее голос пропитан горечью и странным злорадством - Я твердила Юаню, что это дурная идея, что ваши двери не совпадают, а дома не подходят друг-другу[1], но он не слушал меня. Даже вознесшись, он несколько лет продолжал посещать столицу. Если бы не ты, он мог бы быть счастлив. Но тебе было мало этого, ты сжег Небесный город! Скажи мне, ты знал, что ты лично убил еще двоих моих учеников и друзей твоего возлюбленного, ты знал это? Они были теми немногими людьми, которые действительно заботились об Юане, об этом ты знал? Возможно ему следовало что-то сказать, но у Императора впервые за уже невесть сколько лет не было слов, потому что он правда не знал. Тогда его сердце и Синьмо пылали ужасающей и разрушительной по своей силе, яростью, он не думал о том, что среди небожителей у даочжана наверняка были знакомые и друзья. Наоборот, он преследовал цель сделать больнее, лишить Юаня того, что он любил и тех, кого он ценил. Количество небесных чиновников, которых он лично разрубил или чьи кости он раздробил собственным сапогом было огромно. Сейчас он не мог вспомнить почти ни одного лица, только крики, шум пламени, горечь дыма и звон колокола где-то вдалеке. Наверное, он бы сжег все Небеса до тла, уничтожив одну из основ мироздания, но даже тогда Юань спас его. Ло Бинхэ помнил, как к нему подлетел тонкий и хрупкий, как ему тогда показалось, силуэт, окутанный белыми и зелеными шелками. А потом его губ коснулись чужие, прохладные и нежные, чуть соленые от бегущих по лицу слез. В глазах Юаня тогда стояло такое отчаяние и решимость, словно он был не Верховным божеством Искусств, а Богом Войны, идущим на свой последний бой. Император лишь с опозданием ощутил, как безумие покидает его разум, но было уже поздно. Какой-то другой небожитель, с белоснежными волосами, в красных, точно свежепролитая кровь одеяниях, оттолкнул даочжана прочь, в только что открытый портал. Ло Бинхэ уже точно помнил, что сделал с этим безумцем. Кажется, он собственноручно вырвал чужое сердце, отбросив медленно умирающего юношу куда-то в сторону. Тот, из последних сил поднялся на ноги, успев схватить Императора за руку, за что он тут же поплатился, лишившись ещё и конечности. Судьба его после этого скорее всего была печальна и мало волновала Ло Бинхэ. Одной смертью больше, одной меньше, разве кому-то есть к этому дело? Что случилось после этого он помнил плохо. В памяти осталась только Лю Минъянь, сумевшая наконец-то остановить его. Вот только это не спасло Ло Бинхэ от безумия. Злость, подобно змее, прячущейся в высокой траве, притаилась на дне его сердца, готовая в любой момент вспыхнуть с новой силой и поглотить все вокруг. Из воспоминаний его вывел голос незнакомки. Казалось, она была готова вцепиться ему в глотку. - Твоими стараниями я похоронила троих своих учеников! И все это лишь из-за того, что тебе когда-то довелось родиться в этот мир, а не сдохнуть в холодных водах реки Ло! Женщина замолчала, точно удерживаясь от того, чтобы не ляпнуть что-то еще. В конце-концов она тяжело выдохнула. - И все равно он выбрал тебя! Если ты хочешь сделать хоть что-то доброе в своей никчемной жизни, то послушай моего совета - держись от Шэнь Юаня подальше! Ло Бинхэ тряхнул головой, ощущая острый приступ головокружения. Это еще кто такая? И почему Синьмо так странно отреагировал на незнакомку? Император лишь тихо выругался, медленно продолжая свой путь. Одни сплошные вопросы. Такое чувство, словно все одновременно сговорились и лишь один он не понимает, что тут вообще творится. Если все продолжится так и дальше, то он наведается на Небеса пораньше только за тем, чтобы наконец-то получить хоть какие-то ответы. Зато идя по Бамбуковой роще и наслаждаясь тишиной, он мог понять, что послужило одним из источников вдохновения, когда он возводил павильон Лилий. Кажется Император даже окружил его бамбуковой рощей, посчитав, что это наверняка прийдется Юаню по вкусу. Ло Бинхэ хорошо понимал своего супруга и именно поэтому он отделил жилище своего консорта от остального дворца, зная, что Юань любит уединение и тишину. И тем более ужасным ему казалось его собственное решение запереть даочжана в пределах этого павильона. Об узниках Холодных покоев хотя бы заботились их личные слуги и друзья, а жители дворца, зная переменчивый нрав Императора, никогда не усложняли впавшим в немилость супругам и наложникам[2] жизнь, понимая, что те также внезапно могли получить благосклоность Ло Бинхэ обратно. Но в павильон Лилий не было хода никому, кроме Тао Лу, хотя Императору хотелось надеяться, что в дворце был хоть кто-то, кто бы нарушил его приказ. Ведь если за Холодными покоями следила Цинь Ваньюэ, которая строго пресекала любые издевательства или попытки вредительства, то павильон Лилий был полностью в руках сумасбродного небожителя. От размышлений его отвлек внезапно поднявшийся ветер, принесший с собой несколько тонких розовых лепестков, которые медленно осели на землю прямо у ног Ло Бинхэ. Черные шелковые пряди приятно скользят меж пальцев. Тао Лу не двигается. Его глаза закрыты, а восходящее солнце бросает золотистые блики на прекрасный лик. Только длинные темные ресницы трепещут, словно крылья бабочки. В эти мгновения в персиковом саду царит удивительный покой и тишина. Нет вечно суетящихся слуг и толпы придворных, требующих рассмотреть их прощения как можно скорее. Есть лишь рассеянные солнечные блики и нежный ветер, запутавшиеся среди пышных соцветий. Император наслаждается этими ленивыми и такими приятными минутами. Павильон супруга Тао несомненно прекрасен, настолько, что он может посоперничать в своем великолепии с покоями Старших супруг. Все это демонстрация того, кому отныне принадлежит мятежное сердце Императора, ведь еще недавно Тао Лу был просто плененным небожителям, а сейчас специально для него по приказу Ло Бинхэ возвели целый павильон, высадив в нем более тысячи персковых деревьев, благодаря чему по весне эта часть дворца казалось была окутана тончайшим розовым шелком. Ло Бинхэ осторожно отрывает небольшую веточку, сплошь усеянную цветами. Недолго думая, он осторожно вплетает ее в чужие волосы, одновременно с этим трепетно касаясь алебастровой шеи, покрытой засосами и укусами. Тао Лу замирает под его руками, едва заметно закусывая губу. Император, как никогда желает, чтобы это утро продлилось, как можно дольше. Чтобы тепло, которое он ощущал рядом с этим человеком, никогда не исчезало. Тао Лу ласково смотрит на него, тем не менее весь его облик выражает смирение и покорность. В своих персиковых одеждах из тончайшего шелка он кажется таким эфемерным, словно приятный сон в предрассветный час. Только протяни руку и он исчезнет, осев на землю хрустальной росой, как будто его никогда и не было. - Господин? - тихо зовет он. Ло Бинхэ в ответ улыбается. В его гареме было множество женщин и мужчин, каждый из которых мог похвастаться необычайной красотой. Многие среди них были наделены самыми разными талантами, но всё это разнообразие меркло по сравнению с Тао Лу. Тот был подобен прекрасной жемчужине, найденной среди речного ила и грязи. Император не успевает сказать хоть что-нибудь. Признание в любви, готовое сорваться с губ, так и остается непроизнесенным. Их уединение нарушает ритмичный перезвон золотых и нефритовых украшений. Нин Инъин двигается нарочито громко, точно желая предупредить о своем приближение. За нее по пятам следуют взволнованные Цинь Ваньюэ и Лю Минъянь - странная компания. Тао Лу вежливо кланяется им, поплотнее кутаясь в легкую ткань ханьфу. Цинь Ваньюэ, неожиданно, взрывается первой. Удивительно, но даже обычно спокойная Лю Минъянь поддерживает ее, сверля Ло Бинхэ осуждающим взглядом. Лишь только Нин Инъин внимательно наблюдает за Тао Лу, словно желая прожечь в нем дыру. Император осторожно закрывает супруга от плечом. В конце-концов он поклялся защищать его, это его долг, как хорошего мужа. [1] отсылка на идиому 门当户对 (mén dāng hù duì) — "Двери совпадают, дома подходят друг другу". Эта идиома означает, что семейное происхождение и социальный статус жениха и невесты должны быть примерно равными для удачного брака. [2] напоминаю, что здесь подразумеваются не только наложники, но и наложницы.