Шепот твой стал моим спасеньем

Шэнь Юань осторожно обмакнул кончик кисточки в чернила. На пергаменте один за одним расцвели иероглифы - первые строки старой поэмы. Эту сказку они с Цзю-гэ знали с детства, они множество раз слышали ее в пересказе то Цю Хайтан, то девушек из Ивового дома, то от самых младших учениц Цинцзин. Ничего удивительного здесь не было. Эта поэма была стара, как сам мир и повествовала о излюбленной теме всех времен: трагичной любви. Их любовь - сосуд греха, Она черна как ночь, Она ужаснее чем тьма. Чернила отдавали золотом в приглушенном свете свечей. Юань невольно поморщился. Его глаза уже слипались от усталости, но он никак не мог оторвать кисть от бумаги. В голове крутились знакомые строчки. Но что мне делать, коль люблю тебя? Шэнь Юань тряхнул головой. От этого незначительного движения его рука сместилась на жалкий цунь, испортив ровные строки. Юноша тихо зашипел, откладывая кисть в сторону, случайно задевая бумагу и тем самым смазывая еще не высохшие чернила собственным рукавом. Кажется сегодня просто не его день. Иначе как объяснить, что он с самого утра то ронял что-то, то ломал. Нет, должно быть он просто нервничает из-за приближающегося Собрания Союза Бессмертных. Цзю-гэ весь был в заботах и волнении, неудивительно, что это настроение передалось и ему. Шэнь Юань поежился, с недавних пор стоило ему покинуть дом и отправиться прогуляться по роще он чувствовал чей-то хищный взгляд. Иногда ему даже казалось, что он видел силуэт этого человека, но стоило только сделать шаг в его сторону как тот исчезал, точно туман по утру. Наверное стоило рассказать об этом брату, но он не хотел сваливать на чужие плечи еще и эту проблему. Цзю-гэ и так слишком много делает для него. Юноша осторожно отложил кисть в сторону, решая заварить себе чай и попытаться лечь спать. Брат всегда слишком волновался, если он спал недостаточно. Это была еще одна его черта, появившаяся еще в детстве. Цзю-гэ еще тогда взял за привычку отдавать ему все самое лучшее, не пренебрегая собой только потому что за ним неустанно следил дагэ. Юань тихо выругался, отскакивая в сторону от разлетевшегося вдребезги чайника - идея нагреть воду при помощи ци больше не казалась хорошей. Теперь ему пришлось спешно искать что-то чем можно было протереть стол и пол. Занятый этим он не сразу обратил внимание на несколько маленьких фарфоровых осколков, вонзившихся ему в ладонь. Что еще хуже, небольшие ранки обильно кровоточили. Десяток алых капель даже упали на пол. Нет, сегодня точно не его день. В голове опять всплыли строчки поэмы. Он хорошо помнил, как однажды Цю Хайтан с восхищением зачитывала ее перед ним, восхищаясь поступком Прекрасной Биюэ[1] пожертвовавшей жизнью и шансом повторно вознестись ради своего любимого. Помнится, молодая госпожа Цю тогда еще целый месяц вздыхала над несчастной судьбой небожительницы, вовсю стараясь походить на нее. Шэнь Юаня это почти забавляло. Ему скорее хотелось посочувствовать Биюэ, которая в конце поэмы остается наедине со страшной правдой, узнавая, что ее любимый когда-то давно убил ее Учителя, а потом и вовсе женился втайне от нее на другой женщине, обманывая ее и используя ее, чтобы получить власть и сесть на императорский трон. В конце-концов она просто бросается в реку, проклиная Небеса за то, что те подарил ей красоту и множество талантов, но не дали ни минуты счастья, день за днем отбирая дорогих сердцу людей. Но что мне делать, коль люблю тебя? Последняя строка поэмы продолжала вертеться у него в голове. От этого становилось почти физически больно и плохо. Верно, любовь чаще всего слепа, так почему тогда так больно...? Шэнь Юань тряхнул головой, отгоняя дурные мысли и воспоминания. Этого не случиться. Он не допустит такую же ошибку вновь. *** Время для Ло Бинхэ текло неравномерно. Раньше это мало волновало его, в конце-концов все эти года, проносящиеся мимо него, словно всполошенные птицы не имели веса - он был бессмертным Императором, подчинившим демонов и повергшим Небеса. Его окружали существа такие же, как он - бессмертные заклинательницы, могущественные демоницы и павшие небожительницы. Уже тогда он нередко мог проморгать целые десятилетия, понимая это лишь когда смотрел его взгляд падал на детей, которые успевали из младенцев превратиться в юношей и девушек. Но даже это никогда не заставляло его задуматься о странном восприятии времени. С возвращением на Цинцзин это изменилось. Дни удлинились, наполняясь заботами и задачами, куда более тривиальными, чем он привык разрешать. Вместо военных советов его теперь дожидались нудные уроки с мастерами пика[2], вместо пиров - ничем непримечательная еда, не слишком паршивая, но мало дотягивающая до того, что он привык есть. Все это сопровождалось постоянной работой: стиркой, рубкой дров, готовкой, уборкой и прочим, чем не занимались даже ученики внешнего круга. К концу дня Ло Бинхэ хотелось упасть и не шевелиться, но он все равно находил силы прокрасться к домику в Бамбуковой роще, наблюдая за размытым силуэтом Шэнь Юаня. Это было не совсем нормально, но он просто не мог слишком долго находиться вдалеке от брата Учителя. В таком случае Ло Бинхэ начинала пожирать тревога и ужасающее по своей силе чувство вины. От этого хотелось взвыть. Он словно совершил чудовищную ошибку, но никак не мог вспомнить в чем она заключалась. Почему-то в голове Императора облик Шэнь Юаня был твердо переплетен с запахом крови и пепла, отчаянием, оседающим горечью на кончике языка и светлой грустью на грани с радостью. Иногда, ему даже удавалось ухватиться за обрывки воспоминаний. Чаще всего это был звонкий смех и зеленая лента, вплетенная в каштановые волосы. Реже - холод давно окоченевшего тела, пустые, выеденные воронами глазницы и чей-то полный злости смех, которому вторили всхлипы. Мэнмо, как и Ло Бинхэ, не понимал в чем тут дело. Шэнь Юань же был неуловим. Он приносил корзинку с едой и лекарствами, ласково гладил Императора по волосам и исчезал. Он был подобен ветру в кронах деревьев летом - он приносил прохладу, но глупо было пытаться удержать его. Для Ло Бинхэ это было хуже всего. Все мимолетные прикосновения, шелест дорогого шелка, даже запах бамбука и чернил - всё это вызывало острую тоску, а в голове то и дело вспыхивал страный образ: вихрь из зеленых и белых одежд, рукава, трепещущие точно крылья и венок из белых лилий и цветов мэйхуа[3]. Это несомненно был Шэнь Юань, хотя черты его лица были смазаными, а глаза скрывала белоснежная повязка, но несмотря на это он улыбался и кружился в танце, протягивая руку к Императору, тем самым приглашая присоединиться к веселью. Это было мало похоже на легкомысленный флирт и кокетство его жен - танец юноши был наполнен легкостью и радостью. Ло Бинхэ готов был поспорить, что за один взгляд на подобное совершенство любой и неважно будь то демон, человек или Небожитель отдал бы все богатства. Это почему-то поднимало в душе волну ревности. Эта картина была слишком возвышенной, для того, чтобы кто-то смел марать ее своими грязными помыслами, даже он, Ло Бинхэ, не имел на это права. Но все же он продолжал вспоминать, по сотне раз за день перебирал в голове каждый урывок воспоминаний, как молодая красавица перебирает бусины ожерелья, присланого женихом. Пусть это не имело смысла, но Императору казалось недопустимым опять забыть хоть что-то. Наверное именно поэтому он все чаще наведывался к домику, притаившемуся в роще. Неудивительно, что он утратил бдительность настолько, что одного похожего вечера он даже не заметил, как рассеянный взгляд Шэнь Юаня выхватил его силуэт среди ладных стволов бамбука. На жалкое мгновение его сердце, что давно должно было стать прочнее камня болезненно екнуло. Ло Бинхэ боялся, что его прогонят. Боялся, что в зеленых глазах вспыхнет ненависть и презрение, хотя откуда им там взяться, они ведь даже не знакомы?. Коралловые губы, немного припухшие, точно после длительных поцелуев изогнулись в улыбке. - Ты потерялся? - Шэнь Юань был действительно растерян, его тонкие брови вопросительно приподнялись, а холеные ладони скрылись в широких рукавах. Император сделал шаг вперед, задыхаясь от волнения. Брат Шэнь Цинцю выглядел слишком по домашнему. Его волосы были собраны в неряшливый хвост, обнажая шею, такую белую, с нежным розовым отливом, словно цвет яблони. Ло Бинхэ на мгновение представил, как на ней выглядели бы засосы или следы зубов и это было слишком откровенно даже для него. Завершая картину ханьфу немного съехало на бок, почти обнажая плечо. В груди поднялось нечто темное и злое, требующее схватить Шэнь Юаня и унести его куда-нибудь, спрятав от мира, чтобы никто не смел смотреть на него, чтобы он сам не смел смотреть на других... Император незаметно ущипнул себя, прогоняя наваждение. Он неожиданно для себя робко улыбнулся и кивнул. - Ты наверное спешишь, да? - Мастер ошибается! - Ло Бинхэ удивился, как по детски наивно звучал его голос. В нем не было ни едва заметной хрипотцы, ни властных ноток, ни звона железа - лишь журчание ручья где-то в глубине леса - Этот ученик хотел помедитировать и решил найти для этого более уединеное место! Он не хотел беспокоить мастера! - Ну что ты, - Шэнь Юань неловко покраснел, отводя взгляд - я вовсе не мастер! И ты не должен обращаться ко мне так официально! Ло Бинхэ мог бы возразить, в конце-концов он был наполовину Небесным демоном, и пусть его силы были заблокированы - даже так он мог ощутить чужое золотое ядро и оценить его силу. Шэнь Юань несомненно уступал брату и остальным пиковым лордам, но мог бы составить неплохую конкуренцию обычным мастерам Цанцюна. - Тогда как мне стоит обращаться к вам? - Мое имя Шэнь Юань, ты мог бы называть меня... - юноша неловко замолк, не способный выбрать правильное обращение, чтобы соблюсти приличия, но убрать лишний официоз и церемониальность. - Шэнь-гэгэ, - невинно подсказал Император. - Это не лучшее обращение, давай придумаем что-нибудь другое! - Шэнь-гэгэ не нравится общество этого ученика? - обращение на удивление легко слетело с языка. Ло Бинхэ ощутил укол ностальгии. Когда-то, еще в его прошлой жизни он уже звал так одного человека. Тогда это был молодой воин, спасший его от работорговцев на пути в Цанцюн и даже подаривший ему свой плащ. Император даже искал его, желая отблагодарить, но по прошествию стольких лет он не мог вспомнить ни чужого лица, ни города, где это произошло. Все, что помнил - приятная тяжесть добротного плаща на плечах и терпкая сладость имени. - Нет, нет, ни в коем случае! - Тогда я могу звать вас так? - Да, - кажется, Шэнь Юань решил, что проще сдаться, чем спорить - как тебя зовут? - Имя этого Ло... Ло Цянь[4]! - Император сам не понял, почему побоялся назваться настоящим именем, возможно дело было в странном страхе, мелькнувшем на прекрасном лице, когда он назвал свою фамилию, а возможно в предчувствии Ло Бинхэ, которому он привык доверять. - Ты точно никуда не спешишь? - Пусть Шэнь-гэгэ не волнуется об этом, я слежу за временем. - Тогда а-Ло не откажется выпить чаю в моей компании? Ло Бинхэ едва не расцвел от радости. Должно быть Шэнь Юань нашел это забавным, потому что он потрепал его голове и поманил за собой. Итак, много сносок: [1] Биюэ - Затмившая Луну, отсылка на одну из Четырех легендарных красавиц Китая [2] Цанцюн это первая по силе школа заклинателей в мире новеллы, на пике по определению не может быть только один учитель, Шэнь Цинцю это бы просто физически не выгреб, учитывая, что на нем еще и была бумажная волокита всего пика, собрания с другими лордами и сбор информации, читай шпионаж для школы. Поэтому я предполагаю, что в Цанцюне существовало разделения учеников на несколько групп, то есть на учеников внешнего и внутреннего круга. Учеников внешнего круга большинство - это дети с средним или низким потенциалом, не представляющие особой цености, но нужные для выполнения простейшей работы на которую пикового лорда не отправишь, потому что не пристало ему заниматься подобным(вспомним того же Шан Цинхуа и его первую встречу с Мобэй-цзюнем). Ученики же внутреннего круга - дети либо с наибольшим потенциалом отобранные лично Шэнь Цинцю, либо с богатыми родителями, способными отвалить Цанцюну достаточное количество денег, чтобы лорды закрыли глаза на бездарность их чад. [3] Лилия наделяется особыми качествами в культуре Китая. Считается, что цветы лилии помогают забыть неприятности и развеять печаль. К расцветающей среди снегов дикой сливе мэйхуа у народа Китая тоже особое отношение. Об этом свидетельствуют и стихи, и изображения этих цветов во многих произведениях искусства, и имена в честь цветка, которые дают девушкам. Китайцы говорят: «Цветок сливы — это холодная красота в морозное утро». Эта чистота цветков, отличающихся неброской красотой, ассоциируется с такими человеческими качествами, как чистота помыслов и скромность при наличии внутренних благородных черт характера. В Китае слива цветёт зимой, в первом месяце лунного календаря, когда кругом ещё лежит снег, в конце января — феврале. Тем самым мэйхуа воплощает в себе такие человеческие качества, как сила и несгибаемость, преодоление себя. Цветы мэйхуа также являют собой олицетворение стойкости и человеческой гордости — живые соки сохраняются в деревьях в самые лютые морозы. *Вся информация взята отсюда: ЦВЕТОЧНАЯ СИМВОЛИКА В ПОВСЕДНЕВНОЙ И ПРАЗДНИЧНОЙ КУЛЬТУРЕ КИТАЯ, авторства ТОЛМАЧЕВОЙ УЛЬЯНЫ КОНСТАНТИНОВОЙ [4] Отпустить сожаления