Kinktober 2024: Джереми Блэр/Вейлон Парк, сборник

      7. Crossdressing/Обмен одеждой       Как они к этому пришли? Джереми задавался этим вопросом постоянно. Он успел трижды проклясть свою несдержанность, когда он, находясь практически на пике возбуждения, пообещал этот «эксперимент». Но отчего же он все-таки выполнил свое обещание? Должно быть, Парк на него дурно влияет. Подумать только. И самое интересное: в его крови сейчас не так уж и много алкоголя. Разум Джереми чист.       Супервайзер рассматривает себя в зеркале: оно отражает его сильное, крепкое тело, которое так непривычно пошло смотрится в… Белье.       Одно дело — видеть его на Вейлоне. Тот при желании мог быть достаточно женственным, чтобы носить такое. Блэр же был совсем другим. В его чертах не находилось того природного изящества и излишней легкости, а совсем наоборот — сильные, широкие ноги, плотный, истинно «мужской» торс, на котором вырисовывались мышцы, волосатая грудь и не менее волосатый пах делали его слишком далеким от понятия «женственность». А его крепкие руки и выдающееся мужское достоинство? Это изящное белье смотрелось на нем естественно неестественно.       А еще эти чертовы чулки… Они даже немного пережимали его бедра и заставляли нервно одергивать резинку всякий раз, как приходилось делать шаг.       Дверь неслышно приоткрылась и также неслышно вернулась в исходное положение. Легкие шаги.       — Парк. Если ты сейчас хоть что-нибудь скажешь…       В зеркале отразился Вейлон. На нем были обычные черные боксеры (правда, едва не падающие) и расстегнутая рубашка. Кстати, тоже довольно большая для его фигуры.       — Даже не думал, мистер Блэр.       Программист едва не задохнулся, когда смог во всех деталях разглядеть это потрясающее зрелище: Джереми Блэр, его собственный начальник, стоит перед ним в том самом белье, которое было куплено для его, Джереми, услады. Он протянул руку и осторожно провел по волосатой груди, сжатой в таком узком лифчике и ниже, к ремешку на талии. Пришлось призвать на помощь все свое самообладание, чтобы не сделать тоже, что Блэр сам делал с ним всякий раз, когда на пике их страсти поблизости попадалась любая горизонтальная поверхность, ведь такой удивительный и бесконечно пошлый внешний вид объекта его сексуальных фантазий не мог приснится даже в самом мокром сне.       Но супервайзер и сейчас оставался главным, поэтому он сам подтянул Парка к себе за края рубашки, тут же едва сдерживая себя, чтобы не выругаться — холодные пальцы проникли под ремешки чулок, нагло отнимая и без того узкое пространство. Склонившись к шее Вейлона, Джереми прочертил носом линию к самому уху, вдыхая знакомый запах, перебитый его собственным.       — Так вот почему ты выбрал именно эту рубашку…       — Да… Она слишком сильно пахла вашим парфюмом.       — Парк. Мне жмут твои сраные чулки.       — Потерпите…       — Блять.       Спустя несколько долгих мгновений, ошеломленный ощущениями Вейлон наконец понял, что нужно делать. Он опустился на колени и объял губами член сквозь трусики, возбуждаясь с каждым мгновением все больше. И хотя он был уверен, что даже такое тесное белье не помешает Джереми отыграться на его многострадальном горле, программист готов был кончить немедленно, как только увидел проступающие сквозь полупрозрачную ткань пятна естественной смазки.       В итоге, уже на излете дыхания, никто и не обратил внимания, что белье бессовестно порвано, а рубашка измята. Эксперимент явно удался.       8. Latex/Латекс       — А ты думал, что я просто так соглашусь надеть это чертово белье?       Вейлон вскрикнул, дернулся. Ему начинало казаться, что его тело горит — Блэр не жалел сил, которые вкладывал в каждый удар новой латексной плетью. На теле Парка расцветали красные отметины: на фоне старых, фиолетовых, они выглядели еще ярче. Все было бы не так плохо, ведь Парк привык к такой боли, если бы не этот латексный бандаж, который явно прилагался к плети — он накрепко связывал руки и шею программиста, заставляя его запрокидывать голову и вдыхать через раз.       — Не расслабляться, Парк!       Джереми грубо надавил рукой на его нижнюю губу и оттянул ее, приоткрывая мужчине рот. Затем толкнул ему между зубов небольшую таблетку. Ухмыльнулся.       — Вот так. Совсем скоро ты почувствуешь невероятное. А сейчас…       Последовал особенно хлесткий удар.       — Продолжим, пожалуй.       Находясь на грани своего болевого порога, Вейлон забыл как кричать, когда его раны и синяки начали расцветать самыми причудливыми цветами, а потолок и стены превратились в бесконечный мигающий неон.       9. Scars/bruises/Шрамы/синяки       Каждый шрам, каждый синяк, каждая царапина на теле Вейлона — заслуга Джереми Блэра. Это следы его страсти, похоти, желания, ненависти и ярости, всего этого безумного микса, который он испытывал к своему подчиненному. Его тело давно стало своего рода холстом, на котором Джереми оставлял росчерки всех возможных оттенков и красок: от антрацитово-черных, до жгуче-алых. Тело Вейлона можно было читать как книгу, и Джереми, как ее автор, мог гордиться результатом своей упорной работы.       Пока Вейлон спит, Блэр наблюдает за тем, как едва-едва приподнимается его бледнеющая в синей темноте грудь, как морщится лицо, как он покусывает красные от крови и немного опухшие губы, как неровно падает на лоб светлая челка… Иногда Джереми спрашивает себя, как его угораздило приютить у себя этого щеночка, как он смог не убить его еще на этапе приручения и дрессировки, но потом с удовольствием оставляет на нем новый росчерк и забывает о своих вопросах, напоследок убирая мокрые от пота волосы со лба.       А ведь на этом теле можно отыскать и теплые оттенки нежности, заботы и ласки… Практически незаметные, но тем не менее.       Они все-таки есть.