Kinktober 2024: Джереми Блэр/Вейлон Парк, сборник

      10. Prostitution/проституция       После трудного и бесконечно долгого рабочего дня, когда ни сил ни нервов уже не осталось, Джереми Блэр шлет на хер все. И всех. В голове — вакуум. Хочется отпустить любую мысль, которая, кажется, способна взорвать и без того переполненный мозг.       С этим хорошо может помочь всего несколько средств, не дешевых, но зато ужасно действенных: выпивка, наркотики и секс. Особенно когда уже довольно долгое время Джереми приходилось забивать на прихоти своего животного начала. И желательно, чтобы все эти три составляющие шли в комплекте, иначе качественного отдыха не получится.       Однако, даже в таком большом городе очень трудно найти место, которое совпадет по всем параметрам и не будет раздражать раскаленную добела нервную систему. К счастью, Джереми обладает не только великолепным счетом в банке, но и неплохими связями, которые и привели его к нужной двери.       — Добро пожаловать, сэр. Мы рады вам.       Блэр только отмахивается от слишком уж услужливого персонала. Он прекрасно знает, что все, что происходит под крышей этого «бара» (с красноречивым названием «Яблоко раздора») — не законно. Всем, кто здесь работает, грозит огромный срок, но кто будет думать о сроках, когда на кону — тысячи и тысячи долларов, а за спиной — весьма и весьма влиятельные клиенты?       Здесь очень даже уютно. Музыка спокойная и плавная, свет максимально приглушен и приятен для уставших глаз, а мебель — удобная и мягкая. На счет алкоголя Джереми не сомневается — все только по его вкусу и в большом количестве, как и кое-что посерьезнее, за что приходится платить отдельно и крайне много. Но кое-чего все-таки не хватает…       Если осмотреться, то в волшебстве неоновой темноты можно обнаружить прекрасные в своем изяществе тела, которые неслышно, словно тени, перемещаются в шелковом тумане, покачивая изящными бедрами и прекрасными, словно выточенными из мрамора, плечами. Некоторые — просто танцуют, хотя их танец больше напоминает трепещущие цветы (а может, это эффект наркотика?), некоторые — уже окружают искусственной любовью своих подопечных, которая позже прибавит еще больше нулей в их ежечасной прибыли, а кто-то — просто демонстрирует всю красоту этих загадочных узоров, которыми покрывают их тела вместо одежды. Но все это — сущий пустяк. Куклы. Джереми скучно. Он пробовал их на вкус, и за красивой, прямо-таки неземной оболочкой всегда находил пустоту и холод, пресность.       Он готовится отдать дань очередному бокалу, забывая о своем порыве. Возможно, сегодня он обойдется и без своей потребности номер три.       Но долго сидеть в одиночестве ему не дают. Из молочно-синей густоты бормочущих музыкой теней вдруг проявляется образ, который заставляет забыть о выпивке.       Он еще молод, Даже слишком. Волосы — платина напополам с пшеницей, отражают синеватую подсветку бара, плавно переливаясь. Кожа — атлас, нежная, будто прозрачная, прикрытая лишь затейливыми узорами, которые скользят и извиваются золотыми неоновыми змеями вверх, к плечам. На бедрах — что-то наподобие полупрозрачного парео, напоминающего золотистые паутинки. И вся эта тонкая фигура, его торс, руки, ноги и даже лицо — чистый в своей правильности рисунок художника. Бесстыдный, развратный — живой магнит для денег, но вот глаза…       Два невинных зеленых огонька.       — Добрый вечер, сэр.       Джереми кивает ему, тяжело втягивая ноздрями воздух. Сладость, свежесть… Легкость.       — Меня зовут Вейлон. Я могу составить вам компанию? Сегодня здесь не слишком весело, но вы выглядите особенно удрученным.       Блэр смаргивает очередное наваждение и уже более ясными глазами оценивает подошедшего: он уверен на сто процентов, что этот мальчик — новенький. Пусть он знал далеко не всех ангелов «Яблока раздора», но этого Вейлона он бы запомнил точно.       — Сэр? — парень незаметно оказался рядом, и Джереми понял, что снова уплывает.       — Да… Пожалуй. — супервайзер проводит ладонью по волосам, приглаживая их. — Ничего особенного. Просто долгий рабочий день.       Вейлон кивает. Легким движением он отбрасывает едва прикрывающие уши волосы и Джереми различает на его левом ухе длинную серьгу. Тоже золотистая змея.       — Может, потанцуем?       Джереми удивленно смотрит на эту змею. Где-то рядом поблескивают живые, невинные глаза.       — Хм…       Вейлон расценивает его замешательство как согласие и влечет за собой в гущу теней. Блэр не успевает ничего понять, а ловкие, длинные пальцы уже скользят у него по плечам, оглаживая шею. И это приятно. Это заводит. Кажется, что они плывут в тумане, но Джереми видит только свет зеленых глаз да ощущает, с какой нежностью его гладят в волосах. И вскоре понимает, что желание взять этого Вейлона здесь и сейчас сильнее, чем что-либо еще.       А светловолосый «ангел» понимает его желание. Джереми не приходится ни намекать, ни говорить — его влечет за ароматом свежести куда-то в укрытое от посторонних глаз место, предназначенное для самых жарких встреч. И вся магия рассеивается — Блэр берет свое, долго и с особенным упоением выбивая стоны и вздохи из этого «чуда», которое способно заставить его возбудиться одним только видом этих умоляющих глаз.       И никакой восторг не помешает супервайзеру оставить на этом теле свои особые отметины, которые будут напоминать о себе всякий раз, как Джереми сюда вернется.       «Уж точно не ради Вейлона» — скажет он сам себе.       И это будет ложью.       11. Сhastity/Невинность       — Парк. Тебе восемнадцать-то есть?       Джереми внезапно замер над ним, внимательно вглядываясь в полные желания и стыда глаза. Они лежали на смятых одеялах — одна нога Вейлона была уже на спине Блэра, вторая — отведена в сторону коленом последнего. Этот вопрос застал парня врасплох — сейчас он был готов уже абсолютно ко всему, не смотря на стыд, ведь на нем не было одежды от слова совсем. Да и оголенный торс Джереми Блэра, который вжимал его в постель, не давал повода отвлечься на посторонние мысли.       — А?.. Да, конечно… Еще осенью исполнилось…       — Значит, мне повезло быть твоим первым? — возбуждающий, низкий тон, на одном дыхании оставляющий ожег страсти на чувствительной шее. За ним последовал легкий укус и множество мелких поцелуев.       Вейлон плавился, не находя в себе ресурса на какую-либо реакцию. Он рассеяно тянул волосы Джереми, едва-едва выдыхая между каждым поцелуем и стоном — для него все это было новым, невероятным и сладостным. Даже страх сделать что-то не так ушел, пусть до этого Вейлон очень волновался, что облажается.       Ну кто бы мог подумать, что приглашенный на одну из лекций гость, с которым ему придется совместно готовить профориентационное занятие, начнет оказывать ему знаки внимания? В первый же день их совместной работы Джереми Блэр предложил подвести Вейлона домой, а затем снова и снова… Каким-то образом, этот весьма привлекательный, статный и обеспеченный супервайзер большой компании (на зависть всем однокурсницам) выбрал именно его, обычного непримечательного студента, объектом своего интереса, и на сопровождении домой все не остановилось: Джереми покупал ему кофе, дарил внезапно дорогие, но нужные студенту вещи, вроде хорошего ноутбука… Они даже целовались в его машине, правда, единожды, и Вейлону действительно понравилось.       И Парк сам пришел к тому, что доверился Джереми целиком — отдал не только свои все еще юные секреты и подробности жизни, но и тело и свою невинность, которую тот сейчас присваивал себе с особым наслаждением, нежно и в то же время собственнически, настойчиво и страстно.       И плевать, что Блэр старше Вейлона на двадцать лет. Внешность, возраст да и весь образ Джереми тянули Парка магнитом, он был будто под гипнозом его льдистых глаз, которые обещали ему наслаждение вперемешку с погибелью. Для супервайзера же он, Вейлон, был сладким, манящим и прекрасным искушением, таким молодым и невинным, неопытным и нежным, что хотелось его съесть, откусывая самые маленькие кусочки. Напитаться им, пробовать его, ласкать и драть как в последний раз.       И никаких «отцовских» чувств. Только похоть вперемешку с притяжением. Его светловолосый мальчик сделает все, что Джереми пожелает, и все равно останется в его глазах самой невинностью, которой хотелось добиваться.       Завтра в ВУЗе Вейлону придется надеть свитер с горлом, но раскрасневшиеся, зацелованные губы и выражение мимолётной боли при попытке сесть выдадут его с головой.       12. Body Worshiping/Телопоклонение       Порой, Вейлон Парк слишком много думал о Джереми Блэре. Даже слишком много для обычного подчиненного. Сидя за очередным заданием перед монитором, со слипающимися глазами и перманентной усталостью в мозгу, он убегал в самое глубинное, о чем не решался думать практически никогда. Это было самое постыдное, самое неприличное, но до одури приятное — секс с его непосредственным начальником.       Не то чтобы Вейлон романтизировал свое положение. Секс для Блэра был просто поводом «выпустить пар» и закрыть свои базовые потребности, о чем он не раз и сам говорил. Джереми не испытывал к Парку каких-то особенно теплых чувств, но зато всегда был уверен в том, что его сотрудник не потребует чего-то большего, чем физическая близость. И был прав. Хоть Вейлон и мог, порой, витать в облаках, он не задавал лишних вопросов (ведь он, как и Джереми, давно уже вырос из возраста сопливых мечтаний), но все-таки…       Он думал о теле Джереми чаще, чем должен был. В мыслях он снова и снова скользил кончиками пальцев по уже изученным грубоватым чертам, рассматривая их в который раз, по влажной коже, замирая на горячих точках, по жестким волосам и мышцам. И все эти движения рисовали слаженный образ, который уже не раз был выжжен где-то на подкорке сознания. Программист мог даже признаться, что влюблен, до странного, не проходящего колющего чувства. Не той любовью, когда вокруг только бабочки, цветы да конфеты. Должно быть, это был тот самый «преданный» вид любви, о которой ты можешь и не говорить, но зато испытывать достаточно, чтобы снова и снова бежать к этой страсти, будто кто дернул тебя крюками.       И пусть объект его страсти без задней мысли в любой момент может заменить его чем-то или кем-то куда интереснее — Вейлон будет идти в его объятия.       Будто язычник, желающий принести объекту истого поклонения жертву — всего себя.