Ежели Бездна — имя твоё...

Думать мало кто хочет, все предпочитают судить.

— Лу, «ПСИ».

      От удара в голове гудит, зубы даже не соприкасаются между собой — так холодно. На плечах лопается кожа, то ли из-за новых перьев, то ли из-за обморожения. Внутри пылает огонь — обманчивое ощущение, чересчур опасное, чтобы верить ему. В созданном крыльями пространстве воздуха с трудом хватает на одного, а двое так и десяти минут не продержатся — смерть мозга наступит раньше. Лив пытается расширить своими новыми конечностями доступное свободное место, но за то время, пока она приходила в себя, снег успел уплотниться. Теперь его ни разбить, ни разворошить энергетическим выбросом. Лавина создала для них с монашкой гроб — холодный, тёмный, поскрипывающий в оглушающей тишине ночи.       Лив ещё пару раз толкает крыльями и головой стены природного склепа, но ничего не получается. От злости из глаз прорываются слёзы, и они капают, освещая короткими вспышками молний пространство и щекоча электричеством волосы отключившейся девушки. Гёрлейст наблюдает за этим с удивлением — за пару минут до этого она пыталась использовать Глаз Бога, но тот не поддался, словно у неё не хватало энергии. Промороженный мозг, знающий об ответственности за жизнь неизвестной, за Веля, за недоделанную работу с этой долбанной контрабандой, вдруг включается. Лив вспоминает о новом, только зажившем шраме у неё на спине, и что она ни разу за последнее время не превысила свои привычные лимиты.       А значит, чуть не разорвавшая её на части молния Сёгун Райден ещё находится в теле, надо только её вытянуть наружу и превратить в источник энергии. — Я… так… не умру! — ещё один толчок крыльями, и ничего не происходит, но она слышит потрескивание, не похожее на хруст снега. Значит, не почудилось. Значит, можно сделать дурость, если это даёт ей хоть небольшой шанс на спасение.       Глубокий вдох, короткий выдох. Лёгкие обжигает мороз, разгорающаяся в ней чужая молния наполняет тело, неся в себе гнев Богини Гроз. Начинает подташнивать, в голове звенит, а изо рта выходят с паром слова, которые двенадцать лет назад Лив клялась больше не произносить: — Ежели Бездна — имя твоё, на верность тебе я присягаю, — звон сменяется оглушающим шёпотом, а вырывающееся Электро поглощает тьма. Ногти становятся когтями, чёрные перья лезут наружу, когда она даёт волю чудовищу. — Клятва в обмен на жизнь, шанс в обмен на оковы. Учение Бездны: Разрыв миров!       Электро, преобразованное скверной, вырывается, прознает тела Лив и монахини цепями насквозь, чтобы в следующую секунду девушки исчезли, поглощённые вспышкой света.       А потом Гёрлейст чувствует, как больно ударяется повреждёнными крыльями о пол своего номера в таверне.

***

      Дилюк ошарашенно смотрит на потерявшего сознания Кэйю и совсем не понимает, что ему теперь делать. В голове резко становится совсем пусто, от умиротворённого выражения лица Альбериха в груди всё сжимается, а сердце начинает биться в разы быстрее. Кажется, у него горят щёки, и из ступора его выводит только смешок Веля. — А, так у вас такие отношения, — он ухмыляется и складывает руки на груди, слишком похожий в этот момент на свою сестру. — Лив проиграла мне три тысячи. — У нас не… три тысячи? — Рагнвиндр резко поднимает голову и смотрит в глаза мальчишке. — Вы что, ставки делали? — Ну да, сразу, как в город приехали. Лив сказала, что Кэйа безответно в тебя влюблён, но ты исключительно по женщинам, я же ставил, что испорченная аристократия и в Монде испорченная аристократия.       Дилюк открывает рот, но тут же прерывает себя, не позволяя вырваться грубости. Вель — подросток, а учитывая, что его старшая сестра приятным характером не отличалась, он явно в этом возрасте выдаёт все самые жуткие мысли без капли стыда, просто благодаря юношескому максимализму. А потому мужчина просто перехватывает Кэйю поудобнее и, слегка покачиваясь, встаёт на ноги. С некоторым неудовольствием замечает, что Кэйа и выглядит исхудавшим, и ощущается немного легче, чем раньше. Он заставил себя перестать отслеживать состояние Кэйи хотя бы издалека, но, видимо, зря — слишком ярко на его лице проступают скулы. Альберих его слушать не будет — простая истина, учитывая, насколько натянутые у них отношения и как сложно Дилюку смириться и с неуместным признанием, и с новой птичьей сущностью Кэйи, и с его непонятной связью с Орденом Бездны. Или он больше боится признать, что даже эти факты не отвернули его от, возможно, самого лживого и опасного человека во всём Мондштадте?       Выкинув все сложные мысли из головы, Рагнвиндр решает, что главное сейчас — добраться до таверны. О внезапном поцелуе и причинах обморока они поговорят потом, да и, в принципе, поговорят — ведь в голове ещё сидят старые обиды, которые Дилюк не намерен отпускать, пока не услышит внятных объяснений. Вель, стоявший немного в отдалении, откидывает за спину длинные волосы и кивает в сторону города. — К нам в номер потащим, или куда? — Лучше ко мне в таверну, на третьем этаже есть пара жилых комнат для сотрудников, — Кэйа немного заваливается в сторону, и Дилюк, вздохнув, почти подкидывает его, чтобы сместить центр тяжести. — Надо как-то пройти мимо охраны, чтобы лишний раз не светиться, иначе к нам будет много вопросов. — Ну-у, мы можем швырнуться через телепорточку. — Что? Телепорточку? — теперь Дилюк поудобнее устраивает длинные колени Кэйи на локте и жмурится, когда мех накидки щекочет ему нос. — Я не понял ни слова. — Ой, пиздец ты дед, конечно! И не скажешь, что тебе не за сорок, — брови мужчины поднимаются всё выше, и Вель, хмыкнув, указывает на точку телепортации неподалёку. — Я говорю, что мы можем ей воспользоваться. В Монде как раз одна стоит удобно, окажемся рядом со спуском на ту улицу, где таверна. В отличие от Лив, которая прыгает самостоятельно, нам не понадобится с ней много энергии для переноса. Или ты своего не-любовника хочешь через главные ворота тащить?       Легкое покачивание головой, и Вель, хмыкнув, подходит к устройству. Дилюк немного сжимается, когда видит, как парень проводит энергию, чтобы запустить телепорт. Он пользовался ими крайне редко, чувствуя себя неуютно при каждом перемещении. В отличие от прыжков Кэйи, после них у Дилюка кружится голова и тошнит, как после огненной воды, но предложение Веля действительно кажется самым логичным.       Вель улыбается, и вспышка поглощает их, чтобы в следующее мгновение они оказались рядом с фонтаном. Ночной Мондштадт обрушивается на них скрипом лопастей мельниц и чьими-то пьяными криками, а Рагнвиндр с трудом не падает, когда голова резко осознаёт, где они находятся. Только привычка выполнять рискованные атаки с длинным клеймором помогает поймать ноги Кэйи и удержать равновесие. Вель за спиной коротко смеётся, и даже после строгого взгляда не прячет улыбку, то ли осознавая, что ему ничего не грозит, то ли из подростковой вредности. Переглянувшись, они устремляются к таверне, стараясь держаться поближе к стенам домов и не мелькать в поле зрения рыцарей. Когда наконец расстояние оказывается преодолено, Дилюк бодро взбирается по чёрной лестнице и останавливается, пытаясь понять, как ему достать ключ от технического этажа. Сзади тихо приближается парень и выжидающе хлопает глазами. — В каком кармане? — вопрос звучит странновато, но Дилюк только благодарно вздыхает и бормочет: «В правом», специально приподнимая тело рыцаря и отставляя ногу.       Вель быстро находит связку и, не копаясь, открывает дверь, за что винодел готов говорить «спасибо» ещё пару десятков раз — тащить на себе взрослого мужчину длительное время то ещё удовольствие. Они вместе проходят внутрь, и Дилюк, не нуждаясь в свете, вслепую приближается к своей комнате, чтобы ногой открыть её и, зайдя боком, уложить Кэйю на кровать. Тот немного хмурится, бормочет что-то на каэнрийском, но Рагнвиндр не обращает на это внимания. Щелчком пальцев зажигает свечи, вешает пальто на крючок у двери и видит, как Вель быстро проходит, сгибается и принимается ощупывать голову Альбериху. Дилюк наблюдает за ним краем глаза, но не вмешивается в происходящее — опыта в оказании первой помощи у парня явно больше, чем у него. — Ощущение, что его по голове огрели, но повреждений нет, может, небольшое сотрясение. Не знаю, его Зверь спас, или повезло, и удар не пришёлся в опасную зону, но ни ран, ни даже синяков, — он что-то прощупывает, внимательно наблюдая за спящим Кэйей, но у того ничего в лице не меняется. — Надо понаблюдать за ним после пробуждения, если стошнит — надо к нормальному врачу, хотя я бы и так показался, учитывая, что он без сознания уже… минут двадцать. Да, если не повезло, то у него может быть серьёзное сотрясение. — Точнее сказать не можешь? — Дилюк наливает стакан воды из кувшина и подаёт Велю, и тот благодарно делает несколько глотков. — Проблема в Звере. Если бы мы говорили об обычном человеке, я б сразу предположил сотрясение третьей степени, так как он вдруг потерял сознание, или бы распознал элементальное воздействие, которое его вырубило. Тут же… — Альвальди внимательно смотрит на мерно дышащего Кэйю, кладёт руку ему на голову, но уже через пару мгновений убирает. — Я наоборот прекрасно вижу, что у него была травма головы, но ни степени, ни влияния, ни даже то, почему он не пришёл в сознание, предположить не могу. То ли воздействие было… иного характера, то ли в ближайшее время Зверь вылечит его до конца, и никаких последствий не будет. Судя по опыту подобных травм у Лив — второй вариант наиболее вероятен.       Дилюк наливает воды и себе и присаживается на стул, быстро окинув взглядом накладные, которые принёс ещё днём, желая разобрать их после смены, но теперь сил у него нет совсем. Чарльзу отдавать их кажется кощунством — и так оставил его посреди вечерней запары, да ещё и замыв пришёлся на бармена, ведь горничная сегодня попросила отгул. Наверное, стоит послать к нему Апфель с письмом, чтобы завтра он не выходил на работу — к тому же, так легче будет скрыть появление Кэйи в таверне. — Ты отправишься искать сестру сейчас? — уточняет Дилюк, вставая и снимая форменную жилетку. От неё неприятно пахнет потом — нужно будет замочить в тазу, чтобы завтра с утра подсушить с помощью Пиро. — Мы же так и не выяснили, куда она делась. — Скорее всего она на Драконьем хребте или там, где сейчас идёт гроза. Чем хуже погода — тем ей приятнее, она любительница сунуться в местечко пострашнее и торчать там, пока не окажется на грани смерти.       Вель потягивается, разминает плечи и отставляет стакан на рабочий стол. Он ещё раз оглядывает мирно спящего Кэйю и, хмыкнув, выдаёт с крайней степенью иронии: — Ну ладно, любовнички, не буду мешать вашей приятной ночке. Зови, если он утром не включится или начнёт блевать, — и, махнув рукой, Вель исчезает в коридоре, а уже через минуту хлопает входная дверь.       Немного обескураженно смотря на место, где только что сидел парень, Дилюк долго выдыхает, а после, откинув волосы за спину, берёт со стола портсигар, подходит к окну и, открыв его, обводит взглядом город. Видит мелькнувшую макушку с голубыми волосами, и, подкуривая, затягивается горьковато-кислым дымом, смотря на переливающиеся в темноте звёзды. Где-то кричит почуявший весну кот, пара рыцарей на стенах неподалёку тихо переговариваются, и их доспехи поскрипывают, недостаточно смазанные. Восточный ветер колышет развевающийся флаг Мондштадта над одной из башен, даря ощущение безопасности и защиты от Архонта.       А в следующее мгновение, когда Дилюк делает вторую затяжку, на карниз окна падает апрельский снег.

***

      Снег мягко падает на мостовую, скапливается в пушистые сугробы, укрывающие землю от недавно прошедшей грозы. Лида немного нервно притоптывает ногой, но стук каблука тонет в окружающей тишине. За прошедшие двое суток они добрались до придорожной деревни с говорящим названием Шугуй — ведь та действительно находится в самой чаще Сибири. Завтра уже будут в Метелинске, где остановятся, чтобы сменить состав, ведь у этого в Аралтовых горах случилась какая-то неисправность. Лиду всю встряхивает, когда она вспоминает, как поезд резко остановился в туннеле, проводники зашуршали в коридоре, а потом кто-то начал крыть матом то конструкторов, то инженеров, проверявших реборды. Из их короткого диалога Громова поняла, что от того, чтобы сойти с рельс, их отделяло буквально несколько минут движения.       Зелёные лапы елей покачиваются от шквального ветра. Лида встаёт, чтобы размяться и не замёрзнуть на станционной скамейке, и делает несколько резких движений с поднятыми руками то влево, то вправо. Потом, достав из кармана пачку беломорканала, прикуривает, чувствуя, как дым щиплет лёгкие изнутри. От снегопада поверхность белого мундира слегка намокает, тут же покрываясь инеем. Но Лида этого не замечает, она смотрит только на возвышающуюся над горизонтом горную гряду с белыми шапками. Величественное зрелище, от которого дух захватывает. Влад сказал, что его мать предложила им после свадьбы перебраться в Бесоград, стоящий как раз с другой стороны, у подножия этих гигантов. Лида хмыкает: казалось бы, одно задание, и ещё полгода просидеть в офисе — и она свободна от Дисциплинарной комиссии, сможет попытаться построить нормальную жизнь обычного человека, семью, но с каждым днём пути это кажется всё более нереалистичной мечтой.       «У меня есть предложение, — вспоминает она слова, что услышала шесть лет назад посреди ночи в камере, ожидая своего приговора. — Ни тебя, ни твоего отца не расстреляют. Он будет отбывать за тебя срок в Перуновых горах, получит возможность выйти по УДО. Никто не будет преследовать твою семью. А доклад о… статейке, которую написала твоя сестра, исчезнет из архива и её личного дела».       Предложение, от которого нельзя отказаться — ведь в ином случае Аню будут преследовать за критику власти, Лиду расстреляют, а жизнь родителей испортится просто по инерции. Плевать, что ей всего четырнадцать, плевать, что задушенные ею офицеры сами были убийцами и насильниками, полными подонками, не имеющими права на существование. Перед ней, в этой тёмной камере, белым, сияющим пятном стоит Государева Немилость, две недели назад получившая майора за казнь Одиннадцатого Предвестника. Лида не знает, когда успела заинтересовать эту важную персону, но Лив продолжает:       «Видишь ли, мне очень нужно доверенное лицо, которое будет знать то, что происходит в низах, и ты идеально подходишь на эту роль, — от жуткой улыбки девушки Лида вжимается в холодную стену. Кажется, она всего на год её старше, а уже стала самым молодым старшим офицером в истории Дисциплинарной комиссии. — Заодно быстро научишься нюхать. Клятва в обмен на жизнь, шанс в обмен на оковы. Ну что, Громова, станешь моей мышкой?» — Лидия Николаевна! — бодрый голос дипломата выбивает девушку из воспоминаний, и та оборачивается, чтобы посмотреть на Василия Александровича, медленно моргая. — Лидия Николаевна, мне срочно требуется ваша консультация!       Новиков подходит бодрым шагом и останавливается, почёсывая тёмные бакенбарды. Лида снова застывает перед ним с сигаретой в зубах, раздумывая, как обороняться. Василий Александрович умеет доставать, иначе бы не стал в своё время доверенным лицом Синьоры и лучшим дипломатом в стране. «Даже удивительно — Лив исчезла из Снежной четыре года назад, но продолжает получать всё самое лучшее, что могут дать ей Предвестники», — от этой мысли Лида хмыкает, стряхивая пепел постукиванием. Мужчина достаёт свои сигареты и благодарно берёт предложенную девушкой зажигалку. — В общем, как я упоминал, мои ребята из Департамента просматривали отчёты и нашли странные списания и начисления пуль в Мондштадте. Учитывая, что сразу после отъезда госпожи Синьоры в прошлом году случилась, кхм, — он делает затяжку, а Лида отступает на шаг, чувствуя давление, — случилась, так скажем, неприятность с внезапной смертью главы филиала, пришлось заменять из имеющихся на месте кадров, и текущий глава посольства доверия у меня никакого не вызывает. — Разве других вариантов не было? Какой состав у делегации в Монде, неужели не нашлось человека с высокой лояльностью? — Новиков довольно кивает, слыша её вопросы, явно выказывая этим одобрение. — Может, у них случился перерасход, и они запасы пополняли? Некоторые любят потратить целую партию, но отчитываться сразу за всю не хотят, поэтому по несколько месяцев восполняют дыру в боеприпасах, понемногу увеличивая закупку. — Да, особенно так любит действовать нынешней руководитель посольства в Сумеру, — мужчина делает пару шагов в сторону загудевшего поезда, и Лида, метким броском отправив окурок в стоящую рядом со скамейкой мусорную корзину, нагоняет его. — Но тут об этом все знают и всё понимают, можно сказать, госпожа Синьора сама дозволила ему так действовать, чтобы не пугать господина Панталоне тратами. Но в Монде у нас нет ни проблем с согласованием поставок с Ордо Фавониус, ни отчётов о необходимости перерасхода — но зачем-то три месяца подряд списывали патронов в разы больше, чем планировалось, а потом резко увеличили закупку. Но это ладно, такое я тоже могу понять: чужое государство, долгие командировки. Может на охоту решили выбраться. Но в прошлом месяце, когда мои девочки направляли в закупки запросы и результаты инвентаризации, — Новиков выдерживает почти драматическую паузу, и Лида смотрит так, что становится понятно сразу — ей не понравилась эта театральщина. — Ох, не смотрите на меня так, Лидия Николаевна, вы взглядом убить можете. В общем, у закупок появились вопросы, ведь судя по инвентаризации — количество боеприпасов вышло в плюс. Можете себе представить подобное? — Пиздят, получается, — Лида говорит тихо, отчего ударение в бранном слове смазывается, но так и не уточняет — ведь смысл понятен обоим.       Громова вздыхает, краем глаза наблюдая за шевеление штор в ближайшем окне. Потом переводит взгляд на горы. Их склоны вычерчивает солнце, и они становятся багрово-коричневыми, точно запёкшаяся кровь. Наверное, нормальный человек бы придумал иную ассоциацию, но Лида чувствует во рту металлический привкус — и произносит, не тая появившуюся на лице ухмылку: — Ну, раз так, я надеюсь, что Государева Немилость не разучилась находить и карать преступников за эти годы.       Новиков хмыкает, докуривая сигарету, и облако кислого дыма заволакивает их головы вместе с паром от холода.

***

      Вель бежит по стремительно промерзающей улице, которую укрывает первый снег в Мондштадте за последние Барбатос знает сколько лет. Крупные хлопья проникают сквозь барьер, чтобы осесть на стенах и впитаться в камень. Пара пьяниц молятся, вопя от ужаса, и у Веля всё сжимается в груди. Он видит, как купол буквально трескается под напором снегопада — и Альвальди интуитивно понимает, кто может быть причиной этого природного явления.       На лестнице «Кошкиного хвоста» у него заканчивается воздух, и он, похрипывая, с трудом взбирается на второй этаж. В пару рывков достигает двери в номер Лив, толкает её и замирает в коридоре, глупо пялясь на представшую перед ним картину в тёмной комнате. За окном ночь превращается в оранжевую серость, на первом этаже слышны чьи-то обеспокоенные разговоры, а Лив стоит с ободранными крыльями, на которых прямо на его глазах вырастают новые, блестящие перья, и подметает ошмётки, бурча под нос мелодию, в которой слышится то ли популярная песня, то ли гимн Снежной. В гнездовье из одеял и подушек теперь завёрнута какая-то незнакомая девушка, и то, Вель замечает её лишь тогда, когда она издаёт глухой стон. — Ты что…за пиздец тут устроила?       Лив поднимает на него взгляд двух обычных, светло-голубых глаз, и заталкивает перья в совок. Выкидывает их в непонятно откуда взявшийся мешок, ставит в угол метлу и только после манит брата к кровати, на которой расположилась неизвестная. Подходя ближе, Вель всем телом чувствует исходящий холод от девушки. Бледное лицо с тёмными линиями покрыто красными пятнами, словно её лихорадит, и Лив прикладывает ладонь к её лбу, проверяя температуру. А Вель с лёгким ужасом смотрит на удлинившиеся ногти сестры, острой формой напоминающие когти. Судорожно оттолкнув Лив, он принимается ощупывать лицо девушки, перемещается на шею, прощупывая слабый пульс. Она выглядит обмороженной, чересчур высокая концентрация Крио элемента подтверждает эту теорию. Оглянувшись на Лив, Вель не успевает спросить, как та выдаёт: — Пересеклись на Хребте, нас снесло лавиной, меня вырубило — снег успел уплотниться, — отрывистая речь, как на докладах перед начальством, и Альвальди словно возвращается во Дворец. — Когда очнулась, поняла, что Глаз Бога использовать не могу, видимо, оторвался. Пришлось прыгнуть через создание червоточины. — Что использовала как источник энергии? — Вель кидает взгляд на правую ногу Лив, понимая, что элементального артефакта там и вправду нет. — Только Бездну? — И её тоже, но в основном — вытащила из себя молнию Райден. Хоть какой-то от неё прок будет, а то в тот раз в бою она мне не помогла.       Парень невольно вспоминает тот раз: ещё в начале гражданской войны Сопротивление смогло сделать вылазку в дворец Тэнсюкаку, но уйти без потерь не удалось, и случилась стычка с самураями, после которой вышел приказ о начале Охоты на Глаза Бога. Лив была среди диверсантов, защитила их от Сёгун, что вышла во двор, наполненный звоном оружия и криками раненных. Поймала молнию Райден, получив второй шрам — а Вель в тот день получил, впервые в жизни, её труп.       Отгоняя мысли о двух смертях сестры, что Вель наблюдал своими глазами, парень немного неловко подлезает под белый топ с высоким горлом. Ощупывает грудь в том месте, где бьётся сердце, а после, сосредоточившись, сливается с её кровью, сплетаясь энергией с полуживым телом. Незнакомка чересчур холодная, и ему надо разогнать эту ткань, чтобы у неё был шанс выбраться из обморожения без последствий. Сильное женское тело под его рукой превращается в застойную реку с множеством ответвлений, и он со своими силами движется по нему, борясь с течением и желая отыскать то разветвление, что приведёт к очагу.       Академия запретила эти заклятия после Падения Каэнри’ах, но Вельгунд не зря изучал семейный гримуар, практикуясь контролировать гидро в крови людей без оглядки на чьи-то законы. — Вель. — М? — А если я тогда… действительно умерла?       С трудом не сорвавшись и не потеряв контакт с телом девушки, он поворачивает голову, чтобы посмотреть на сестру. Лив сидит на стуле, поглаживая когтями перья, а Вель замечает, как за её ушами начинают выступать какие-то непонятные мешочки. — Тогда — это когда конкретно? — Ну… когда поймала молнию в Перуновых горах, — Лив принимается загибать пальцы, — когда Разрыв открылся рядом с Дворцом, и когда эта долбанная Богиня меня молнией ударила. Когда… когда Ливтрасир меня утопил. Что, если я умерла, и на самом деле мы не избежали проклятия бессмертия, которое коснулось всех чистокровных? — После Перуновых гор и Разрыва точно скажу, что ты живая была. Иначе бы Дотторе давно задолбал тебя опытами с расчленением, — вздохнув, Вель наконец находит точку, от которой может запустить толчок. Небольшое вмешательство — и девушка охает, а он физически ощущает, как Крио энергия начинает отступать. Чтобы не попасть в неловкую ситуацию, он вынимает руку из-под топа. — А насчёт остального…       Наверное, давно было пора признаться, что он считал теорию о том, что они «чистые» от проклятия дети, которым вместо него достался Зверь — полным бредом, но это означало поставить под сомнение слова отца. Отца, который их воспитал, научил пользоваться своими силами, оберегал. Как-то не хотелось этого делать, словно Вель становился предателем, признавая очевидное. Но глядя на нервно чешущую крылья Лив, на её ставшие голубыми глаза, помня о том, как их заволакивала пелена Скверны, когда сердце девушки переставало биться — он не может не сказать: — Да, Лив. Прости, что я не сказал раньше, я думал, что никогда и не понадобится, — подходя к сестре, он приседает, чтобы видеть лицо. Из её глаз тонкими ручейками вытекают слёзы, отчего каждое слово Велю даётся с трудом. — Но молния Райден в тот раз… и вправду сожгла тебя изнутри. А Ливтрасир смог утопить. И я, честно говоря, совсем не знаю, что с этим делать.       Лив заходится в тихой истерике, сгибается, пока пузыри за её ушами лопаются, и из них выходят маленькие чёрные крылышки, похожие на те, что были на голове у Коломбины. Солёные слёзы пропитывают его рубашку, но Вель только тихо успокаивает её и поглаживает по волосам, не зная, как утешить по-другому. Ведь он тоже начинает плакать, осознавая произошедшее в полной мере.       От столь простых слов разваливается всё: и надежда на избавление от Зверя, и шанс на нормальную жизнь. Семья, дети, радости полноценного взросления, старения с теми, кого они любят — всё это заменит гниль Скверны, методично пожирающая их тела. Плесень мироздания поглотит их, как это случилось с лицом Капитано, они станут уродливыми, как разложившаяся рука Оттара. И это же признание заставляет вернуться к исходной точке, когда они совсем ничего не знают о проклятии и о том, как же погибли их матери.       Ветер проносится с гудением по улицам Мондштадта, не оставляя без ласки ни одну стену, ни одну крышу. Он забирает с собой отравленный Скверной снег, выносит за пределы голода, а после звонкое пение барда, сидящего в ладонях статуи Барбатоса, наполняет силой потрескавшийся элементальный купол. Сегодня Мондштадт выстоит и укроет в себе детей Благородных Домов Каэнри’ах.       Чтец Бездны, наблюдающий за этим, с неудовольствием захлопывает свою книгу и разворачивается, чтобы вернуться на Драконий Хребет. На не скрытом маской лице виднеется отвратительный шрам в форме молнии, повреждённая правая щека напоминает всем приспешникам о его провале. И он намерен исправить свою ошибку как можно скорее.

***

      Кэйа встаёт с жуткой болью в голове, но заботливо оставленная микстура от мигрени и стакан воды спасают его от дальнейших мук. Рядом лежит записка:

Запасной ключ на стойке, закрой, когда уйдешь, я срочно уехал на винокурню. Накидка чистая висит в подсобке, на стойке стоит еда. Увижу, что не хватает вина — убью.

— Д.

      Кэйа вздыхает, чувствуя, как сердце замирает, чтобы тут же забиться в районе кадыка. Забота по-дилюковски: сухо, по делу, но обязательно вспомнить, что Кэйа извалялся в грязи, что пропустил ужин. От такого можно улететь в сторону Селестии — и эта резкая оттепель посреди бесконечной хмурой зимы кажется немного подозрительной, но в голове Альбериха мелькает какое-то болезненное то ли видение, то ли воспоминание о громовых оковах и ране на шее Дилюка, а потому он решает сконцентрироваться на том, чтобы привести себя в порядок. На жилом этаже таверны, кроме двух комнат для персонала, находится небольшая уборная, и Кэйа немного удивлённо отмечает, что Дилюк раскошелился на новинку техники — водопровод, который снежняне всего полгода назад впервые провели в Монде. Быстро умывшись, он спускается вниз, в тёмное помещение.       На первом этаже окон почти нет, и солнечный свет, чересчур бледный для апрельского утра, с трудом очерчивает предметы, а потому Кэйа не надевает повязку. На барной стойке находит небольшой ключ и приятно пахнущий пакет из «Хорошего охотника», в котором обнаруживается несколько остывших куриных шашлычков. Легко ориентируясь в рабочем пространстве Дилюка, Кэйа находит помолотые зёрна, после уже в пристройке, которую сделали зимой, обнаруживает турку и быстро варит себе горький кофе. Кажется, в феврале мимо Альбериха мелькали документы на организацию полноценной кухни — но пока эта небольшая комната за барной стеной оборудована лишь переносной печкой, а будущие окна заделаны плотной тканью. — Вряд ли у него нет денег, скорее, времени. Надо будет расспросить Ча-арльза, — переливая напиток в один из высоких стаканов, Кэйа добавляет немного воды и материализует несколько кусочков льда.       Холодный и горький. Идеальный кофе, чтобы ненавидеть весь мир — Розария поделилась рецептом, когда тот пожаловался, что вставать на службу с каждым годом становится всё труднее. По её словам, просыпаться без этой гадости у неё не получается, и вскоре к утреннему кофе в компании подруги подключились сигареты, после которых живот постоянно выл. Правда, потом Кэйа понял, что от подобных практик нюх у него сильно ухудшился, и пришлось отказываться хотя бы от пагубной табачной привычки.       Быстро разделавшись с завтраком и убрав за собой, Альберих наконец находит свою меховую накидку. Лоснящийся мех слегка мокрый, и Кэйа, морально приготовившись, закрепляет воротник, морщась, когда влажная ткань хлопает его по спине, а шею колет. Наплечники и декоративные застёжки-звёздочки на жилете наперебой брякают, пока он поправляет и закрепляет накидку. Бездна знает, зачем он тогда уговорил Лотти сшить ему не просто куртку или жилет, а это экстравагантное нечто, но смотреть на лица провожающих его взглядами людей было самым любимым занятием на прогулках, а потому он продолжал мучиться с этой имитацией крыла из ткани.       Или, возможно, на это повлияла как раз проявившаяся птичья сущность — точного ответа у Кэйи не было, была только одежда, с которой он чересчур долго возился.       Быстро поправив чёлку у зеркала в подсобке и удостоверившись, что правый глаз скрыт под повязкой, капитан кавалерии берёт ключ и выходит через заднюю дверь. Соблазнительную мысль появиться на улице через главный вход и попортить холостяцкую репутацию Дилюка он отметает сразу, как только она приходит ему в голову, впрочем, подобные выходки без непосредственного присутствия Рагнвиндра особого смысла не имели. Бодрым шагом выйдя из-за таверны, он вдруг тормозит, видя рыдающую над прилавком Флору.       Девочка заливается слезами так горько, что у Кэйи сжимается сердце. Подбежав к ней, попутно замечая отсутствие привычных лотков с овощами на их законных местах, он осматривает прилавок цветочного магазина — и обнаруживает подмёрзшие цветы.       Хныча, Флора пачкает пальцы в земле, вытирает лицо ими же и развозит грязь по щекам, смотря на любимую сесилию. Из-за угла показывается Клорис, что со злым выражением лица перетаскивает горшки с умирающими цветами. Донны не видно, но что-то подсказывает Кэйе, что та помогает матери девочек разбираться с проблемами в оранжерее. — Эй, Флора, — садясь рядом с ней, рыцарь осторожно трогает юную флористку. Та поднимает на него заплаканные глаза. — Милая, что произошло? — Сне-ег пошёл, — и, не выдав более ничего вразумительного, она снова заходится в рыданиях. Из соседнего дома выбегает обеспокоенная черноволосая женщина и, перепрыгивая горшки, приближается к ним. — Я прошу прощения, сэр Кэйа, — она берёт десятилетнюю девочку на руки, хоть Флора явно тяжелее, чем она могла бы спокойно выдержать. Прижав дочь, Астрид продолжает: — Сегодня ночью снег пошёл. Пока никто не сказал, что происходит, но те растения, что у Флоры стояли на улице у дома, все промёрзли. Она их сама с зимы проращивала, вот и расстроилась.       Астрид говорит торопливо, немного извиняющимся тоном, словно боясь лишний раз задержать капитана кавалерии, но тот внимательно выслушивает её. Клорис подходит к матери и вдруг тоже начинает подвывать, хлюпая носом. Кэйа поспешно гладит девочек по голове, просит Астрид не покидать сегодня город, и, тихо ругаясь, переходит на бег.       В Мондштадте действительно мало народу, что необычно — обычно к началу апреля в город стекается много гостей, желающих попасть на Луди Гаспартум. Праздник начнётся, правда, тридцатого числа, но ещё недавно в городе было оживлённо — а уже сегодня даже Сары нет за прилавком «Хорошего охотника». Кэйа пробегает один, второй, третий лестничный пролёт, иногда от скорости чувствуя лёгкое жжение в груди. Когда достигает фонтана рядом со зданием Ордена, замечает толпу рыцарей у входа — и почти перепрыгивает через ступени, чтобы добраться до сослуживцев. А потом ветер забирается ему под одежду, и он, покрывшись мурашками, оглядывается на соборную площадь.       Величественная статуя Барбатоса словно держит небо в сложенных лодочкой руках. В каменных ладонях сидит недавно вернувшийся в Мондштадт бард — и Кэйа видит его издалека, почти что чует, невольно сглатывая. Венти прекрасный собутыльник и собеседник, но когда он в городе — это сигнал о том, что случилась какая-то беда. Надрывающая голос Джинн на ступенях Ордо не добавляет спокойствия, и Кэйа, заставив себя отвести взгляд, быстро идёт в её сторону. — Важно усилить контроль у главных ворот! Патрульных, находящихся на смене, прошу быть предельно внимательными, проверяйте всех въезжающих без исключения. Это важно для их же безопасности! — высокий голос девушки, не имея ограничений, разносится вместе с ветром. Когда Альберих наконец присоединяется к другим офицерам на лестнице, она только кивает. — Группа кавалерии и разведки вместе с Эолой отправится к лагерю искателей приключений у Драконьего Хребта, необходимо провести срочную эвакуацию. Рабочих лошадей сейчас нет, поэтому за каждой группой будет закреплён рыцарь с Глазом Бога, способный пользоваться точками телепортации! Капитан Герта, удостоверьтесь, что наших припасов хватит в случае заморозков, свяжитесь с Терновым Портом, узнайте, как у них дела, и подготовьте необходимые документы…       Рыцари бегают туда-сюда, кто-то присоединяется к толпе, кто-то, наоборот, отдаёт честь и уходит. Дверь в здание постоянно хлопает, что мешает Кэйе внимательно слушать Джинн и не испытывать головной боли. Он переводит взгляд на Драконий Хребет, догадываясь, что снег посреди апреля принесло именно с него, и видит застилающую гору бурю. Рядом встаёт Лиза. Она кутается в пурпурную шаль, расшитую золотистым узором в форме роз, и тихо говорит, чтобы не сбивать действующего магистра. — Не знаю, в курсе ли ты, но сегодня ночью с Хребта принесло снежную бурю, и снег проник через барьер. Слава Барбатосу, наш купол выдержал, но мы отправили пару разведчиков вместе с Эмбер на место, и вряд ли она принесёт добрые вести.       Кэйе не нужно комментировать произошедшее. Он задирает голову, смотря на не треснувший, но заметно ослабевший купол, и хмыкает. Вот в чём причина появления барда. Ночью прямо на головы жителям могла рухнуть серьёзная часть мощи их Архонта и устроить бурю, что смела бы Мондштадт до основания. Осталось разобраться, что именно вызвало такие интересные погодные явления.       Когда Джинн раздаёт последние предварительные указания, сверху хлопает ткань планера — и Эмбер спускается, аккуратно кружа над площадью. С ней никого нет, но Кэйа догадывается, что рыцари просто спустились с крыши своими ногами. Девушка, поправив растрепавшуюся чёлку и на ходу снимая лётные очки, бегом приближается в Джинн. Уже уходящие члены ордена останавливаются, ожидая слов скаута, и она, отдышавшись, вдруг принимается что-то вытаскивать из поясной сумки. Кэйа с ужасом смотрит на её голые ляжки, на которых до сих пор виднеются капли от растаявших снежинок, и с трудом напоминает себе, что читать лекцию об обморожении и цистите должны родители, а не взрослый мужчина. Впрочем, всё равно кивает на одежду скаута, смотря на Лизу, и та поджимает губы, понимая его без слов. Учитывая опыт объяснения Рейзору значения слова «секс», с такой простой задачей она должна справиться. — В общем, там в центре метели Разрыв, метров пятьдесят в длину. По бокам от него сошла лавина, занесло несколько станций Гильдии и руины, встретила Альбедо с Сахарозой — они тоже спускались, так как к лаборатории не подобраться. Побегала рядом, нашла вот… это! — она достаёт ремешок, на котором висит элементальный артефакт, и Кэйа резко подаётся вперёд.       Электро Глаз Бога слегка потрескивает, наполненный энергией и неспособный выплеснуть её без хозяйки. Серебристая оправа, напоминающая маску, насмешливо переливается в свете бледного весеннего солнца. Кэйа выхватывает артефакт, почти не веря, что видит его перед собой, но чувствует резанувший нос запах омелы — и всё вдруг встаёт на свои места.       Вестники Бурь — птицы, способные свободно перемещаться между Бездной и Тейватом, что вызывают метели и грозы в любом месте, где появляются. И одна из них, как раз с Электро Глазом Бога, два дня назад попала в Мондштадт. — Хоффман!       Голос мгновенно опускается на тон ниже, и открывшая рот для вопроса Джинн осекается, смотря на Кэйю, пока тот выискивает глазами других кавалеристов. — Регина Лив Гёрлейст, снежнянка, метр семьдесят ростом, фиолетовые кудрявые волосы. Повязка на левом глазу. Сняла два дня назад номер у Маргариты в таверне, есть лицензия Гильдии. Найдите и приведите сюда, осторожнее только — она опасна даже без Глаза Бога.       Рыцарь немного глупо хлопает глазами, смотря на своего капитана, а тот, не выдержав, почти что каркает: — Блядь, быстро обыскали мне весь город и нашли её! — он отмахивается от Джинн, когда та хочет напомнить ему о субординации, и трясет в воздухе ремешком с артефактом. — Или вы хотите упустить ту, из-за которой сегодня весь город мог превратиться в руины?       Это срабатывает, как целебная пощёчина. Лоуренс, Майлз и Свен присоединяются к Хоффману, договариваются о районах, что будут проверять, и разбегаются в разные стороны. Кэйа наблюдает за этим со злобой в глазах. Он не может выразить ту степень гнева, что захватила его, когда он увидел Глаз Бога. Лавина, буря, Разрыв, снегопад, пропавшая ночью Птица — слишком логично, чтобы быть неправдой. И если эта фатуйская мразь решила так выслужиться перед начальством — он избавится от неё прежде, чем новости о случившемся дойдут до Дворца.

***

      Колокольчик мягко звенит, когда дверь открывается, и Лив заходит в пахнущую нафталином, краской и пудровыми духами мастерскую. Ряды разнообразной яркой одежды висят на длинных напольных вешалках, мгновенно захватывая всё внимание девушки. Она осматривается, но за прилавком обнаруживается только очаровательный рыжий кот. Погладив приластившееся животное, Гёрлейст откладывает сумку в сторону и проходит к вещам. Теперь в нос попадает и запах крахмала — ведь она смотрит на женские блузки с ажурными воротничками. Выхватив одну, с рукавами в форме колокола и вставками вышивки в снежнянском стиле, она прикладывает ту к груди. Вель настаивал, что магазин госпожи Лотти стоит посещения, и теперь она уверена в справедливости этого утверждения. Брат, правда, пойти с ней не смог, оставшийся ухаживать за обмороженной монашкой, но Лив уверила его, что купит всё необходимое для запоздалого праздничного ужина.       Вчера, оказывается, у неё был день рождения, а она совсем забыла об этом. Двадцатилетие в Снежной считалось особым возрастом — ведь ежегодно для молодёжи, достигшей его, устраивали балы, на которых можно было встретить свою любовь. Для Лив это никогда не было актуально, но побывать на празднестве всё равно хотелось. А с этой беготнёй за немаркированными пулями не факт, что получится попасть этим летом — а потому купить себе какую-нибудь бесполезную шмотку в качестве подарка Гёрлейст обязана.       Размышляя так, Лив снимает с вешалки ещё и какое-то платье на примерку, отметив только его глубокий тёмно-синий цвет и плотную ткань, и вдруг натыкается на улыбающуюся женщину. Ей лет сорок на вид, на носу красуются очки в роговой оправе, а светлые волосы заплетены в мудрёную причёску. Госпожа Лотти осторожно забирает у оторопевшей девушки вещи и тут же начинает лепетать: — Вы Лив, правильно? Ваш брат очень точно вас описал! Очаровательный молодой человек, долго подбирал материалы для курточки, которую заказал для вас. Хорошо, что у меня сейчас не было никаких других заказов, и лекало он взял готовое, сейчас сможете забрать. А это примерить — вот сюда!       Тараторя, Лотти широким движением руки распахивает занавеску, за которой скрывается маленькая примерочная. Множество зеркал так усиливают свет от магической лампы, что комнатка буквально сияет изнутри, и Лив жмурится, не привыкшая видеть столько двумя глазами. Лотти оставляет вещи и исчезает, сохраняя личное пространство, и девушка быстро раздевается. С некоторым удивлением смотрит на кожу, с которой за прошедшую ночь исчезла половина шрамов. Только три следа от поглощённых за жизнь — смерть? — молний расчерчивают спину, напоминая о непростом прошлом Лив. За ушами красуется новый аксессуар, от которого она не придумала, как избавиться — маленькие чёрные крылышки, то вздрагивающие, то прижимающиеся к коже. Немного тяжёлые, места, из которых они вылезли, до сих пор жутко чешутся и болят, и с утра пришлось снимать корочку и обрабатывать раны, но почему-то именно они ей нравятся.       Примерив блузку и удовлетворённо хмыкнув, она быстро снимает её и принимается за платье. Длинное, до щиколоток, с разрезом на левой стороне юбки-трапеции, оформленном мудрёной вышивкой серебром. Верхняя часть больше напоминает кафтан из тех, что были в почёте у дочек важных шишек, посещавших дворец. Прилегающие рукава без манжет обозначены прямыми плечами и мелким узором из нитей на стыке ткани. Воротник-стоечка по внешнему краю также оформлен серебристой линией. Под V-образным вырезом, открывающим кожу до ложбинки меж грудей, виднеется полупрозрачная тёмно-серая ткань, на которой серебром вышиты симметричные узоры, чем-то напоминающие рисунки инея на окнах Дворца. Лив вертится, делает резкие движения в сторону, но плотная ткань богатого тёмно-синего цвета покорно движется за ней, не теряя формы и подчёркивая талию. Внутренняя Синьора довольно улыбается и говорит, что в такой одежде Гёрлейст наконец походит на даму из Благородного Дома, а не на приютскую оборванку. Лив с ней соглашается — она давно не носила то, в чём выглядит по-настоящему красиво.       Заглянувшая в примерочную Лотти приносит куртку, которая удивительно походит своими рукавами-фонариками, чёрной дублёной кожей и пурпурным мехом на форму дипломатов Фатуи, но тут же забывает о ней, принимаясь вертеть девушку из стороны в сторону. — Ох, как же вам хорошо! Я шила его для одной снежнянской дамы, она приехала в Мондштадт праздновать свадьбу, но жених ей изменил до того, как я успела закончить платье. А вам так подошло, даже подгонять не нужно! — улыбаясь, дизайнерша ставит Лив перед зеркалом и собирает ей волосы. — Пожалуй, вам стоит носить с ним пучок или низкий хвост, чтобы открыть эту лебединую шею. И крылышки ваши очаровательные покажутся. Не хотите серёжки к ним посмотреть? Мне сестра привезла из поездки всяких разных, есть и те, которые… как их… клипсы, вот! Прокалывать не нужно, если боитесь.       Лёгкое чувство восторга пьянит, и маленькие крылья пушатся и приподнимаются, выражая эмоции. Лив даже говорить ничего не надо — с ними она как открытая книга, но рядом с щебечущей Лотти закрываться не хочется.       Через полчаса Лив, эмоционально благодаря женщину, выходит из магазинчика, понимая, что оставила там половину офицерского месячного жалования. Не то чтобы это было проблемой — её выплаты до восемнадцати лет копились на специальном счету, а после она лишь добавляла туда деньги, остававшиеся от заданий Гильдии под конец месяца, но такая безусловно глупая и импульсивная трата заставляет её на секунду задуматься, стоило ли оно вообще того. Впрочем, смотря на загадочные переливы серебристой вышивки на синем платье, Лив тут же отметает эти мысли — во Дворец надо возвращаться в приличной одежде.       Идя в сторону таверны, девушка обращает внимание на вывеску ресторана на главной площади. Решив, что заказать еду в месте, специализирующемся на местной кухне, будет самым правильным решением, Лив уже сворачивает в его сторону, но её кто-то окликает: — Фройляйн, прошу прощения!       Настороженно прижав крылья к голове, чтобы скрыть их кудряшками, Гёрлейст поворачивает голову в сторону лестницы. К ней бегут два рыцаря, немного переваливаясь из-за неудобных доспехов. Лив смотрит на них, приподняв брови, пока те не подходят ближе. Один из них дышит так шумно, что девушке не нужно опускать взгляд на его выпирающий живот, чтобы предположить ожирение. — Вы — Регина Лив Гёрлейст? — спрашивает худой, в котором Лив узнаёт одного из стражников ворот. — Так точно.       Хочется солгать, но Гёрлейст напоминает себе, что перед ней не самураи сёгуната, и поудобнее перехватывает пакеты. Холодный ветер проносится, свистя, через площадь, и Лив не жалеет, что решила сразу нацепить на себя дублёнку с меховой оторочкой на воротнике. — Пройдите, пожалуйста, с нами, — толстый протягивает к ней руку, пытаясь взять девушку за локоть, но та молча сбрасывает чужую ладонь. — Зачем? Вы меня задерживаете? На каком основании? — худой делает шаг ближе, чтобы тоже попытаться схватить её, но Лив вдруг раскрывает крылышки и рокочуще произносит: — Представился, живо. По форме.       Мужчина смотрит на неё с недоумением, оглядывается на напарника, но тот также не знает, что делать. Командный голос сбивает их с толку, и Лив уже подумывает о том, чтобы прыгнуть, но осознает, что Глаза Бога-то у неё нет. — Вы подозреваетесь в создании Разрыва Бездны и попытке уничтожения защитного купола Мондштадта, — произносит третий рыцарь, подошедший в этот момент к ним, и в нём Лив узнаёт ещё одного стражника, кажется, даже вспоминает имя — Свен.       Оторопев от произнесённого им бреда, девушка невольно делает пару шагов назад — и её тут же хватают под локти. Взвизгнув и подумав о том, что теперь у неё есть отмазка для Синьоры, она изворачивается и первого потянувшегося к ней рыцаря ударяет со всей силы лбом в нос.

***

      В кабинете действующего магистра светло, тепло и слишком много рыцарей. Лив сидит, прижав крылышки к ушам, и иногда оглядывается на Свена, который держит у сломанного носа кусок льда. За такое точно штрафанут — это если повезёт отмазаться от отработок. Расклад совершенно не в её пользу: алиби — это монашка, лежащая в номере без сознания, должностные полномочия она уже слегка превысила, чтобы настаивать на своей тотальной невиновности, а лежащий на столе Глаз Бога и вовсе выглядит, как улика.       «Дерьмо», — лаконично обозначает ситуацию Лив в голове и устраивается в кресле поудобнее. Разговор явно будет долгим. — Госпожа Гёрлейст, я понимаю, что это неприятный разговор, но нам очень важно знать: вы были на Драконьем Хребте этой ночью?       От того, что у действующего магистра Гуннхильдр оказывается классический голос учительницы по снежнянской литературе, Лив даже становится смешно. В нём не чувствуется никакой угрозы — а потому она продолжает смотреть в голубые глаза Джинн с каменным выражением лица. И, резко приподняв уголки губ, лелейно отвечает: — А мне важно знать, что все мои права будут соблюдены, но вы почему-то до сих пор не сообщили Дворцу о ваших претензиях к майору Дисциплинарной комиссии Фатуи. Так что не вижу смысла отвечать на ваши вопросы, действующий магистр Гуннхильдр.       Хамит и выёбывается слишком откровенно — но её так маринуют уже минут тридцать. Виновник этой трагикомедии бегает непонятно где, и Лив про себя решила, что говорить начнёт, когда услышит объяснения именно от него. Иначе похоронить принципиальность придётся вместе с собственным телом.       Джинн тяжело вздыхает, опуская голову к раскиданным по столу документам. Кто-то разминает пальцы — Лив ловит хруст суставов слева, но так и не вспоминает, как зовут двух мужчин, стоящих там. Забыть Свена она уже не сможет — всё-таки, первый рыцарь Ордо Фавониус, которому она нанесла в этой жизни существенный вред. Когда её притащили в кабинет, он орал так громко, что сидящая у действующего магистра девчонка перепугалась и отыскала в подвалах охлаждающий элемент. Потом Лив всучила ей пакеты — Эмбер, кажется, так её звали, внимательно выслушала указания и убежала с ними, предварительно проверив содержимое, состоящее из платья, двух рубашек, мужских штанов, трёх пар чулок и одного кружевного бюстье (все майки, что Лив носила на работе, были недостойны нарядов из магазина Лотти). Во время этой нелепой сцены худой выдал ругательство, в котором Гёрлейст узнала «шлюху» на старомондштадском, но то ли Гуннхильдр была слишком принципиальной, то ли выслуживалась перед Фатуи — но стоило предъявить удостоверение, и тот под настойчивым взглядом магистра извинился уже на меже.       Только Джинн открывает рот, чтобы попытаться в который раз наладить контакт, открывается дверь, и в кабинет заходит сначала Кэйа, такой злой и взъерошенный, что даже Лив становится жутко, и женщина немного старше неё, в фиолетовом платье и ведьминской шляпе. Лив приподнимает брови и не скрывает своего удивления, когда уточняет: — Госпожа Минчи?       Та поднимает на неё зелёные глаза, и все сомнения Лив рассеиваются. Перед ней действительно лучшая студентка Академии Сумеру за последние двести лет, за которой рекрутеры Фатуи бегали несколько месяцев, уговаривая ту присоединиться к организации. Впрочем, их с Гёрлейст знакомство случилось при не самых лучших обстоятельствах, а потому Лив прекрасно понимает, почему та с ужасом смотрит на неё. Ведь после их встречи шесть лет назад у Лизы Минчи шрамы от электрометок на запястьях. — Вы? — она выдыхает это, прячась за спину ничего не понимающего Кэйи. — Что вы здесь делаете? — Работаю, очевидно, у меня других вариантов не бывает, — хмыкнув, Лив закидывает ногу на ногу. — Как руки?       Лиза игнорирует этот вопрос и спешно устраивается за столом. Кэйа проходит вслед за ней, не сводя взгляда с Гёрлейст. В комнате начинает вонять мускусом, мятой и лилией калла, и Лив невольно прижимает крылья к лицу, пытаясь спрятать нос. Действие привлекает внимание всех присутствующих, но лишние вопросы здесь задавать ей никто не хочет. — Что ж, в связи с угрозой безопасности Мондштадта, я сочла необходимым привлечь к нашему разговору нашу заведующую библиотекой и экспертку по элементальным явлениям, а также капитана кавалерии Ордо Фавониус. Прошу отнестись с пониманием, и надеюсь на ваше сотрудничество, — прокашлявшись, Джинн делает глоток воды из стакана, а после указывает на лежащий на столе Глаз Бога. — Так как на мой предыдущий вопрос вы не ответили, предлагаю пойти немного, кхм, другим путём. Вы узнаёте этот Глаз Бога? — Они типовые, как и крепления на ногу, так что я бы в любом случае его узнала, будьте конкретнее, — резко собравшись, Лив выпрямляется и ставит локти на подлокотники, наконец чувствуя себя в своей стихии. — И сокращу затраченное время: да, это мой Глаз Бога, сомневаюсь, что в Мондштадте случился ещё один Фатуи с Электро стихией, который одновременно со мной потерял артефакт. К тому же, они имеют свойство возвращаться в течение суток к владельцу, если им не препятствует какая-нибудь ограничивающая сила, но обычно этот процесс занимает не более двух-трёх часов.       Джинн внимательно смотрит на неё, а у Лив исчезают все лишние эмоции. Допросы, пытки, преследования — слишком привычная среда, она живёт этим, дышит уже который год, с восьми лет исполняя роль верной ищейки безупречно. У неё стаж больше, чем у всех здесь присутствующих, и это даёт свой отпечаток. Достаточно посмотреть на абсолютную эмоциональную деревянность Ланцова, чтобы это понять. — Вы считаете, что Глаз Бога не вернулся к вам из-за некой… ограничивающей силы? Какого рода? — уточняет Джинн, а Лиза выхватывает листок и делает пару пометок. На Кэйю Лив даже не смотрит — знает, что начнёт плеваться в него ядом. — Либо высокая концентрация Крио в той лавине, под которую я попала ночью, либо Разрыв, если он оказался рядом. Для этого надо анализировать остаточный энергетический след и местность, где нашли артефакт, а не меня спрашивать, — и вдруг, хмыкнув, она прибавляет: — Мы не в Инадзуме, чтобы было понятно, что Глаз надо из статуи выковыривать. — Вы были в Инадзуме?       «И зачем тебе эта информация?» — спрашивает про себя Лив, но на деле отвечает: — Да, длительная рабочая командировка. Но к Разрыву у вас это никакого отношения не имеет. — Разве не там ты использовала грозы для неких элементальных воздействий на окружающую среду? — Кэйа весь подаётся вперёд, и на лице его появляется хищное выражение. — Может, твой брат тоже причастен? — Тронешь брата — убью на месте и натравлю на Монд Предвестников, — угроза звучит, как гром в маленьком кабинете. Кэйа щурится, а Лиза, напротив, немного бледнеет. — А то, что ты спрашиваешь, закрывается пунктом о неразглашении и клятвой Царице. Хотите больше информации — общайтесь с Синьорой.       Сзади скрипят доспехи — кажется, кто-то из рыцарей приподнимается, но Кэйа останавливает его одним взглядом. Потом смотрит на Лив, без намёка на грядущий сарказм. Внутри Гёрлейст начинает заполошно биться сердце, и она с трудом выдерживает долгие переглядки с капитаном кавалерии. Он ей ровня, и в моральном, и в боевом плане — и это чувство опасности и невозможности получить полное превосходство оказывается таким захватывающим, что Лив вдруг понимает Аякса, который хотел найти соперника себе по уровню. И желание обыграть Кэйю, сделать неожиданный ход увлекает сильнее, чем необходимость настаивать на соблюдении процедуры.       Прежде, чем Альберих наконец говорит то, что хочет, девушка поворачивается к Джинн и выдаёт: — Давайте поступим так. Я невиновна, но у меня нет доказательств, а вместо алиби — чуть не сдохшая под лавиной монашка. Вы можете попытаться меня засудить, но даже для получения показаний вам нужно время, которого у вас при открытом Разрыве точно нет. Если госпожа Минчи согласится, вы можете сравнить мой энергетический профиль на месте с Разрывом и понять, что к его созданию я отношения не имею.       Свен, кажется, давится воздухом на диване. Лив, отчеканив эти слова, смотрит прямо в глаза действующему магистру, и та постепенно, точно змея кожу, теряет налёт добродушия и наивности. Гёрлейст видит, как у неё в голове крутятся шестерёнки, пока женщина не поворачивается к Лизе, чтобы увидеть её кивок. И майору больше не нужно ждать — резко поднявшись, она забирает свой Глаз Бога, суёт его в карман, заметив, что застёжка ремешка погнулась и стала непригодной для использования, и в следующую секунду оказывается перед Свеном, на коленях которого всё это время покоилась её сумка. — Взрывчатка идиотам не игрушка, — тело Лив наполняет какое-то сумасшедшее веселье, когда она видит искаженное злостью лицо рыцаря. — Не копаемся, господа! Тёплую одежду взяли и вперёд! У меня на вечер был праздник запланирован, нет никакого желания проводить его с такими, как вы!       И, хохоча, выбегает на улицу, огибая стражников, чтобы закурить сигарету. А на горизонте, на видимом склоне Драконьего хребта, разворачивается самая настоящая буря.