Дневник Павла Юдина

«Было ли правильным решением сотрудничать с ней? Дария очень скрытная и тихая, она мало что рассказывает о себе и что-то недоговаривает. Сегодня из-за неё были бы проблемы в казарме! Мне нужно её научить правильно выслеживать жертву…» — Рота, подъём! — повышенным тоном говорю, заходя в спальню, где спят не особо опытные рядовые. Они тут же, как ужаленные, встают, включают свет, застилают постель, выравнивая одеяло и подушки, а после встают в линию по росту. Стоят прямо и ждут, когда я обойду каждого. Медленно прохожу мимо них, разглядывая, чтобы не сгибались и не тряслись. Убедившись, что всё чётко, осматриваю постели. Приятно удивившись, что наконец-то все кровати были застелены как нужно, снова прохожу мимо рядовых и встаю в самое начало, посередине. — Выходим на зарядку. Они выстроились в одну линию и вышли друг за другом, а я, не задерживаясь, вышел из спальни. Пока на площадке рядовых в холод заставляют упражняться, я подготавливаю своё рабочее место: убираю ненужные бумажки, складываю документы по папкам, все карандаши, которые нахожу, складываю в специальный металлический контейнер, где хранится запасная канцелярия. Убедившись, что мусора нет и всё прибрано, вытаскиваю из шкафа форму — лёгкая, удобная и приятная на ощупь. Футболка, рубашка, штаны с ремнём и невысокие сапоги. Подхожу к окну, чтобы посмотреть на своих парней. «Уже отжимаются», — подмечаю. Тишину прерывают два быстрых стука и третий чуть позже. — Заходи, — с лёгкой радостью даю разрешение. — Ты представляешь, — влетает он, хлопая дверью, — мои наконец-то научились застилать постель! — О, мои тоже, — я слегка посмеиваюсь. Мэкс отвечает за обучение танкистов, а я — за пехоту. Мы смотрим на своих через окошко. Устав стоять, друг садится на мой мягкий стул. — Как ни зайду, так у тебя всегда уютно! — С чего это? — Да просто у тебя тут всё чисто, сложено идеально! Да ещё вид из окна красивый. Про вид он прав: моё рабочее место расположено как раз на востоке, где и встаёт солнце. Поэтому здесь красивый рассвет. — Чтобы было так же, нужно хоть немного времени уделять уборке, — с лёгким дружеским подколом подмечаю его неряшливость и облокачиваюсь спиной на подоконник. — Мне в своём мусоре комфортнее. Я лишь тепло улыбаюсь ему, надеясь, что этот день будет спокойным. Неожиданно снова кто-то стучится. — Войдите. К нам заходит один из патрульных. Уже зная, что будет, я хмурюсь. — Обер-Фельдфебель Пав Юдин, один из ваших рядовых, Хенрик Корф, был замечен в курилке. Я недовольно цокаю. — Я сейчас выйду с ним разобраться. — Так точно! — и патрульный ушёл, закрыв дверь. Гавенда смотрит на меня с сочувствием. — Как они продолжают этим заниматься с таким-то офицером? — задаёт вопрос то ли мне, то ли себе. Меня это сейчас мало волновало. Из шкафа достаю пальто и фуражку. — Сейчас и узнаю, — одевшись, я пулей вылетаю из комнаты. Чуть ли не бегом спускаюсь по лестнице и выхожу на улицу — холодный ветер тут же меня пробивает. По стадиону бегают парни из моей и других рот. Взглядом замечаю, как вдали стоят двое патрульных и мой рядовой — ждут, когда я приду. Следом за мной вышел третий патрульный и повёл к остальным. Прячу руки в карман, чтобы не было так холодно. Я даже завидую парням, которые бегают: им менее холодно, чем мне сейчас. А ведь когда-то я так же бегал по этому стадиону. Неприятные воспоминания о прошлом врезались с обидой и болью. Я сжал руки в кулаки. И вот уже подходя к рядовому, замечаю его лёгкий страх в глазах. Смотрю на него сурово, свожу брови, и появляется ощущение, что мой и так орлиный нос стал ещё больше похож на клюв орла, готового заклевать им же непослушного паренька. — Спасибо, что сообщили об этом, — благодарю троих мужчин, а после перевожу взгляд на Хенрика. Тот старается стоять прямо. — Я не давал приказа «смирно», — сквозь зубы проговариваю, и рядовой встаёт нормально. — Пойдём, поговорим. Хоть и неохотно, но он идёт за мной. Я завожу его в казарму, не даю стряхнуть снег с себя, как тут же подхожу вплотную, прижимая к стене. — Сколько раз говорилось, что во время зарядки не убегают курить, есть, заниматься другой хернёй, кроме зарядки?! — кричу на парня, да так, что было слышно даже на третьем этаже. — Я… — Кто разрешал тебе отвечать? — я становлюсь ещё громче. Рядовой молчит и со страхом смотрит на меня. Мне всегда говорили, что, когда я злюсь, выгляжу бешеным, словно животное, готовое рвать кого увидит. Я дышу тяжело, что даже видно еле заметный пар. У входной двери холодно. — Отдавай сигареты. — Протягиваю ему руку. Хенрик не спеша ищет пачку. — Быстро! — снова кричу. И вот уже пачка в моей руке. Я без зазрения совести сжимаю её в руках, превращая в ещё один мусор, и кидаю в ближайшую урну. — Ещё раз напоминаю для САМЫХ ТУПЫХ: никаких сигарет и алкоголя в армии, не убегать во время зарядки! — Так точно, — тихо произносит он. — Я не слышу, — повышаю голос. — Так точно, — повторяет, но уже чуть громче. — Я не слышу! — и снова кричу. — Так точно! — крикнул в ответ. Когда моё дыхание уравнивается, я поднимаюсь по лестнице. — Отправляйся бриться.

***

Рядовые проходят через полосу препятствий, ров, лабиринт, окоп, через разрушенный мост и лестницу, перебираются по канату над ямой, проходят по минам и в конце стреляют из винтовки по мишени. Кто справился с полосой, идёт оттачивать удары на манекене. В последнее время слишком много задач стали взваливать на нас, обычных унтер-офицеров. Танкистам теперь нужно обучаться новой технике, а лётчикам в управлении — ракетами и подрывами с воздуха. Морской флот также не оставили в стороне нововведения: создали радары — теперь кораблям будет проще найти и не попасть под обстрел противника. Только пехота подверглась маленьким изменениям. В основном нам выдали новые пулемёты, пистолеты, винтовки с очень убойной силой. Из всех унтер-офицеров мне больше всего повезло, ведь мне не нужно беспокоиться о том, что нерадивый солдат застрянет в танке, словит панику в замкнутом пространстве или упадёт с огромной высоты, разбившись в самолёте. Конечно мне приходится тяжелее в воспитательном плане. Смотря из окна своего кабинета на то, как эти олухи двигаются со скоростью улитки, я недовольно вздыхаю и встаю со своего удобного стула, снова одеваюсь и спускаюсь вниз. Поставить на место себя другого коллегу оказалось ошибкой. Он даже не следит за ними! И вот я оказался на улице — солдаты, только увидев меня, стали действовать более активно. Подхожу ближе и окидываю взглядом каждого парня. Замечаю, как один из них еле-еле передвигается по канату. — Двигай руками! — кричу ему и показываю, как нужно делать. Он вздрагивает, но прислушивается к совету и повторяет за мной. Справившись, он приступил к минам. Опытным глазом я вижу, что он нервничает, ноги его сами не слушаются, а мысли путаются. Понимая, что он не пройдёт, так и произошло: упал на мину. — Ещё раз, — громко говорю ему. Парень пытается снова, но падает на том же самом месте. — Ещё. И опять никакого результата. Даже хуже, чем в прошлый раз. — Эй, — кричит кто-то сзади рядового, — можешь как-то побыстрее? — Молчать! — крикнул на недальновидного парня и он тут же засунул язык подальше. Устремляю взгляд на другого парня. Не сказал бы, что он атлет, выглядит слегка щуплым и маленький ростом. Как таких принимают в армию? — Ты понимаешь, в чём твоя ошибка? — спрашиваю твёрдо, но спокойно. Парень стоит прямо, боясь смотреть на меня. — Наверное, я плохо подготовился. «Врёшь», — понимаю я, но не говорю этого вслух. — Дело в другом: тебе не хватает концентрации. Представь, что ничего и никого вокруг нет и перед тобой только мины — сосредоточься на них, можешь для большего эффекта вообразить их настоящими. Рядовой смотрит на мины и сначала осторожно наступает рядом с одной, а после очень ловко проходит это препятствие. Парень даже расправил плечи и возгордился собой за то, что прошёл. — Теперь возвращайся в самое начало и проходи всё заново, — приказываю ему всё также спокойно. — Так точно. И рядовой убегает в самое начало. Следующий солдат уже готов рваться к минам, но я хватаю его за плечо и крепко сжимаю, подставляю к себе ближе, чтобы он расслышал каждое моё слово. — Здесь тебе не спорт и не соревнование кто лучше, а армия! — я делаю акцент на последнем слове. — Здесь учат таких хлюпиков, как ты, становиться мужчинами и уважать своих товарищей по оружию. Если ты ведёшь себя как свинья, то будь готов к такому же отношению и к себе. Тебе всё ясно? — резко кричу на него, чтобы этот вопрос слышали и остальные солдаты. — Да, всё ясно, Обер-Фельдфебель Пав Юдин, — чётко произносит он с бегающими глазами. — Продолжай заниматься, — отпускаю его и отхожу к своей неудачной замене. Тренировка шла своим чередом, никто больше не испытывал проблем. С каждой секундой становилось всё скучнее, и краем глаза я подметил, что коллега хочет со мной поговорить, всё подходит ближе и ближе, пока не встаёт рядом со мной. — Пав, — обратился ко мне, — тебе не кажется, что ты слишком жесток к парням? — Если они хотят стать настоящими мужчинами и защитниками родины, то им нужно сразу понять, что армия — не детский садик, — не отрываясь от своих, отвечаю мужчине. — Возможно, ты прав, но они тебя до ужаса боятся. Я внутренне злорадствую, но лицо остаётся невозмутимым. Так этим свиньям и надо: пусть знают, какого это — быть пушечным мясом. — На войне нужно бояться. И мы замолчали. Я вспомнил, как во время стычек с солдатами Рондона выявил тактику: она заключается в том, чтобы неожиданно сделать вид раздевания. Я отодвигал рубашку, показывая им грудь, что заставляло их на секунду впасть в ступор, но каждая секунда на войне важна, и пока они так стояли, я стрелял в них, убивая. Такая тактика мне противна, но это был единственный выход для меня и для моего отряда, чтобы остаться с минимальными потерями. В войне любые средства хороши, даже самые грязные. Звонок разошёлся по всей казарме, сообщая время обеда. Солдаты сразу же бросились бежать в столовую, подальше от холода и строгого моего взгляда. — Нам бы тоже поторопиться, — подмечает мужчина. — Я ем у себя. — Ну как знаешь, — он улыбнулся мне и тоже ушёл. А я остался. Снежинки кружились и падали мне на ноги. Красиво, но не более. Зимы здесь не такие, как в Воронии, они не такие суровые. В них нет того тепла и своего шарма — одно однообразие без явных красок. Грустно вздыхаю и направляюсь в казарму. Поднимаюсь по лестнице, сапоги скрипят. На третьем этаже как всегда тихо. Именно он погружает меня обратно в детство, в кошмарный период жизни, первые месяцы службы. Я останавливаюсь там, где с Мэксом сидели когда-то на подоконнике. Хотел бы я с ним встретиться и сдружиться, но уже в другое время, в другом месте. Однако прошлое не вернуть, понимаю это, но продолжаю об этом думать, прокручивать в голове те события и спрашивать себя: «А если бы я их спас?», «А если бы я не был слабым?», «А если…» Тихо вздыхаю и продолжаю идти к кабинету. Прохожу мимо кладовой, в ней всегда тихо, но сейчас слышу приглушённое дыхание. Прислоняюсь к двери и вслушиваюсь в звуки за ней — небольшой скрип пола, возможно, один человек. Сюда почти никто не заходит, ведь здесь хранятся забытые вещи, хлам и прочий мусор. Я тихо со скрипом открываю дверь, и передо мной предстаёт высокий мужчина, приятная внешность, подтянутое тело, но с небольшим пивным животом. Мужчина резко поворачивается ко мне с фонариком и слегка дёргается. Замечая, что это я, он улыбнулся. Узнаю его: это наш обер-лейтенант Луис Ланген, лицемерная личность, однако, но при этом очень целеустремлённый, готов ради цели пойти по головам. — О, Пав Юдин, давно не виделись, — мерзкая, лживая улыбочка сияет на его лице. — Обер-лейтинант Луис Ланген, какая неожиданная встреча, — также лживо улыбаюсь ему, скрывая отвращение. — Извиняюсь за такой вопрос, но что вы тут делаете? — Да просто я услышал здесь шум, — он повернулся назад и посветил фонариком. Ничего не увидев, вернулся ко мне. — Боюсь, как бы крысы не завелись у нас. — Крысы в армии? Это даже звучит смешно. Мой взгляд устремляется случайно за плечо Луиса. Пока он что-то говорил посмеиваясь, я заметил тень, которая сразу же скрылась за хламом. Перевожу взволнованный взгляд на мужчину и делаю вид, что слушаю. — Ну ладно, я пойду, ты тут тоже не задерживайся, Пав. — Он выходит из кладовой. — Так точно, обер-лейтенант. — Тоже выхожу и смотрю, чтобы он спустился на второй этаж. Когда он скрывается, я захожу обратно в кладовую, включаю свет и закрываю дверь. — Эй, я тебя видел. Выходи по-хорошему, иначе будет хуже, — злобно угрожаю, закрывая выход собой. Если надо мной так решил поиздеваться Хенрик… будет наказан по всей строгости. Не проходит и секунды, как за коробками слышится шорох. Выползает на четвереньках Дария, отряхивает платье и смотрит на меня всё так же, без единой эмоции. — Дария? — удивлённо спрашиваю. Она подходит. — Что ты здесь делаешь и как вообще сюда попала?! — в растерянности спрашиваю, но тихо, чтобы никто не услышал. — Ваши, оказывается, не проверяют ящики с продуктами, — с какой-то насмешкой ответила она. — А ты мне помешал закончить то, что я начала. Я несколько секунд смотрю на неё как на дуру. Хотя она и есть дура, раз проникла сюда и готова была прямо здесь убить одного из младших офицеров. — Серьёзно? Тебе жить надоело? Она отводит взгляд в сторону. — Возможно. Мне, если честно, главное — отомстить. Наш разговор прерывают шаги в коридоре. Я жестом показываю ей залезть в один из пустых ящиков и закрыться, а сам делаю вид, что собираю мусор. Дверь приоткрывается, и внутрь заходит уборщик. — О, Обер-Фельдфебель Пав Юдин, не ожидал вас здесь встретить, — старческим, сиплым голоском обратился он. — А чем это вы занимаетесь здесь? — Отсюда стало попахивать старым хламом, решил некоторые вещи выкинуть, — делаю занятой вид, кидаю всё, что попадётся под руку, в тот самый ящик в Дарией. — Я уже закончил, сейчас ухожу. — Ох, спасибо, а то мне самому даже половину не выкинуть, — старик улыбнулся мне. — Да пустяки, — поднимаю ящик. Тяжёлый. — Ладно, мне пора, удачной работы. — И вам тоже. Вместе с этим ящиком спускаюсь по лестнице вниз, выхожу через чёрный вход к тому самому складу за санками. Забрав их, кладу ящик и направляюсь к выходу. «Главное, чтобы не проверяли», — надеялся на это я. Караульные, увидев меня, сразу бросили сиги и встали ровно, с подозрением посматривая на ящик. Останавливаюсь перед ними, один из них подходит ко мне. — Звание, имя, фамилию. — Обер-Фельдфебель Пав Юдин. — Причина ухода за территорию военной части? — Вынести мусор, — указываю ему на ящик. — До мусорки ближайшей далеко, лучше оставьте здесь. Я начинаю нервничать, надеюсь, что мне всё же дадут выйти. — Мне срочно нужно, — смотрю на караульного серьёзно, давая понять, что дело важное. Он смотрит на меня пару секунд, но всё же вздыхает и отходит. — Пропустите! Кричит человеку за будкой. Он нажимает на кнопку, и ворота открываются. — Только вернитесь к вечеру, — предупреждает караульный. — Понял. И я выхожу за забор этого мерзкого места и с облегчением вздыхаю. Прохожу далеко, чтобы нас не увидели. Когда казарма перестаёт быть видной, я останавливаюсь и открываю ящик. — Можешь выходить. — Протягиваю Дарии руку, чтобы помочь встать, но она отказывается от помощи и встаёт сама. Отряхивает платье и пальто. — Куда теперь? — Тут недалеко деревня, один автобус из неё едет в город. Нужно идти быстрее, иначе опоздаем. — Тогда идём. И мы продолжили путь вместе в молчании.

***

Разговор долго не клеился, но всю дорогу я посматривал на ней. Девушка она симпатичная, ухоженная, но слишком серьёзная — это и создавало неловкость. Зимний ветер слегка дует на нас, но совсем немного, чтобы ощутить морозную свежесть леса. — Скажи, а ты как попала в Бремен? — первой нарушает тишину она. Я смотрю себе под ноги, не знаю, говорить ей правду или лучше умолчать. Хоть мы и союзники и из одной страны, но друг другу — незнакомцы. — Меня привезли сюда, ещё когда я был мальчишкой лет четырнадцати. Направили на убой, как скотину, дрессировали, а после — на войну. К счастью, я выжил, вот и иду рядом с тобой, — рассказываю я ей без единой капли эмоций. — Сочувствую, — отвечает Дария, и молчание длится пару секунд. — А ты не пытался уехать? — Нет, мне бы не дали. Я слишком много знаю, по их мнению, поэтому отпускать за границу не хотят. — Пинаю какой-то камень в сторону. Он отлетает на длинное расстояние. — Те, кто выжили, либо продолжают службу, либо пошли на фабрики — у таких жизнь заканчивается плохо. — Вот как… — она молчит. Я смотрю на неё: лицо задумчивое, но от этого ещё красивее. — А ты бы хотел уехать? Я задумываюсь. У меня была мысль уехать в Валланд. Деньги, работа, спокойная семейная жизнь, а главное — подальше от этого континента, подальше от воспоминаний. — Да, хочу. — И куда же? — В Валланд. Как раз много работы, деньги, да и страна уже имеет лидерскую позицию в мире. В такой стране я бы хотел жить. Подальше от военных конфликтов, — мечтающе описываю я, но как жаль, что этого не случится. — Согласна с тобой, я тоже хочу уехать, начать новую жизнь, — в её голосе слышится искренняя, но печальная надежда. Мы оба понимаем, что не сможем сбежать. Уже день, а мы только на подходе к деревне. Деревянные дома, укрытые белым снегом пшеничные поля. Где-то вдали играются дети, кидаются снежками, лепят снеговика. Я смотрю на них теперь с грустью и тоской. Им весело, у них всё впереди, а я уже прожиток старого. С грустью вздыхаю и подхожу к месту с мусором, выкидываю ящик. Оглядываюсь назад, а Дария также смотрит на этих детей. — Что-то увидела? — спрашиваю у неё. — Нет, просто нравится, как дети играют. — Она отрывает взгляд от них и переводит на меня. — Через пару лет им уже будет не до игр. — Ты прав. И мы проходим дальше к остановке. Смотрю на солнце. Примерно уже три часа дня, может, на десять минут меньше. Смотрю вдаль дороги и замечаю автобус. Снова ищу в карманах мелочь, нахожу и протягиваю её Дарии. Она берёт её и смотрит на них, а после поднимает голову на меня. — Будешь меня всегда обеспечивать проездом? — Ну, если надо, то да. — Я так себе накоплю на новое платье. Я усмехаюсь, она тоже. Острая на язык, а ведь при первой встрече и не скажешь о ней такого. Транспорт подъезжает к остановке, тормозит, останавливается, и двери открываются. Я смотрю на девушку, она — на меня. — Ещё увидимся, Пав. — До скорого. И она заходит в автобус. Двери закрываются, она махает мне через окно, и я машу в ответ. Что-то есть в ней такое обворожительное. Всю оставшуюся дорогу назад я только и думал о ней. Если сравнить с другими девушками, которых я встречал, то она умная, расчётливая, но слишком одинокая и безэмоциональная — как большая ледяная глыба. Из-за этого мне с ней спокойно, я чувствую себя самим собой, даже с Мэксом у меня такого не было. С ним я не могу быть откровенен, не могу сказать многие вещи. Может быть, мне удастся с ней сблизиться? Но она выглядит неприступной — это ещё больше разжигает во мне азарт.