Дневник Павла Юдина

Fear & Hunger Fear & Hunger 2: Termina
Гет
В процессе
NC-21
Дневник Павла Юдина
голубиный голубец
бета
Sindzy.ww
бета
Хлеб с маком
автор
Пэйринг и персонажи
Описание
Пока вы осматриваете лежащего без сознания лейтенанта на диване поезда, вы замечаете внутренний карман в армейской рубашке. В нëм лежит среднего размера тетрадь для заметок. Внутри на первой странице, крупными буквами стоит подпись на воронском: "дзëннiк Павла Юдiна".
Примечания
!ВНИМАНИЕ! В фике воронский язык это смесь русского, украинского и белорусского. Это сделано для того, чтобы показать, что Ворония это не определëнное государство, а сбор всех славянских народов. И ещë, для удобства чтения не всегда будет использоваться язык Воронии, а только в важных сценах! Но держите в голове мысль, что определëнные персонажи разговаривают именно на языке Воронии И ещë важная справка, фанфик жестокий, потому что авторша (я) использовала информацию о военных преступлениях Германии времëн Второй Мировой, поэтому они будут описаны до мельчайших подробностей. Будут также подниматься для кого-то тяжëлые темы: война, армия, проституция, изнасилование (и даже связанное с детьми), если вы не переносите такого, то лучше не начинайте читать! А все те кто готов пройти через всю боль вместе с персонажем, то буду рада видеть ваши лайки Тгк: https://t.me/Hlebushek050
Поделиться
Содержание

3 февраля 1938 год

«За последнее время столько навалилось груза и стресса на работе. Мне иногда кажется, что это всё происходит не со мной, но это я, и я здесь. Из-за недавней сложившейся неприятной ситуации я узнал о финансовых проблемах Дарии. Почему-то мне хочется ей помочь, она не выглядит той, кто должна носить старое потрёпанное пальто, уже немодные, хоть и чистые, платья, грязные поношенные сапоги. Но я, к сожалению, не могу ей помочь…» Тихая мелодия, играющая из радио, добавляющая веселья за столом, звук наливающегося виски в стакан, и как всегда Мэкс не забыл о мяте. Мята и виски — идеальное сочетание. Гавенда достаёт портсигар и берёт между пальцев сигарету, поджигает и делает затяжку, и пьёт. — Будешь? — предлагает, протягивая мне портсигар. Я курю редко, по настроению, и сегодня прекрасный день, чтобы закурить. Беру одну, и друг поджигает её. Дым табака сразу ударяет в нос, я затягиваюсь, несколько секунд блаженства и спокойствия настигают меня, и я выдыхаю. — И так, мистер нервозность, рассказывай, что опять произошло? — Мэкс делает затяжку и пристально смотрит на меня. Он знает, что я курю только при большом стрессе. «Поймал меня, гад» — я ухмыляюсь при такой мысли. — Просто неделя дурацкая. Сам понимаешь, у нас сейчас куча проверок, ремонтов и прочего. А ещё эти балбесы не слушаются, — делаю затяжку и выдыхаю, чтобы успокоиться, — ну ничего, я всю дурь из них выбью. — Был бы я на их месте, то вёл бы себя как паинька, — усмехается и выпивает, я делаю то же самое. Гавенда доливает себе и мне ещё виски. — Слушай, — начал друг, — а я тебе не рассказывал, что в апреле буду участвовать в гонках? — Нет, не говорил, — с широко открытыми глазами говорю ему. — Мэкс, и как давно ты тренируешься от меня в тайне? — Ну год, в прошлом году начал, — он лениво потягивается на стуле. Всё же у него есть от меня секреты. Какая-то лёгкая боль и обида прошлась по сердцу. Гавенда никогда не скрывал от меня ничего, делился всем сразу же, а тут я только сейчас узнаю о таком. — Почему ты мне не сказал? — лёгкая обида слышна в моём голосе. — Ты бы меня отговорил участвовать, сказал бы что-то типа: «Мэкс, это же слишком опасно, а помнишь, как в прошлом году несколько гонщиков разбились прямо на выступлении? Хочешь закончить как они?» — делает новую затяжку. — Я же всё же твой друг и беспокоюсь о тебе. Уверен, что ты не разобьёшься, но какая гарантия того, что ты не вернёшься со сломанными ногами, рукой или сотрясением? — я смотрю на друга с беспокойством и тревогой. Мэкс тихо вздыхает. — Я уверен: всё пройдёт гладко и быстро, приведу нашу страну к победе, — он улыбается мне, и эта улыбка магическим образом снимает с меня волнение. — Просто я хотел бы, чтобы ты присутствовал на гонке. — Хорошо, я обязательно приду, — и я улыбаюсь ему в ответ. Но сердце опять застонало из-за слов «нашу страну». Бремен не наша родина, не наш дом. Так почему же он считает Бремен своим государством? Эту тему мне не хочется сейчас с ним обсуждать, слишком лёгкая атмосфера для такого тяжёлого вопроса. Мы снова выпиваем, и Мэкс разливает уже третий стакан виски. Окурки от сигар потушили и положили на пепельницу. — Давай лучше новости послушаем, а то надоела эта музыка, — предлагает Гавенда и переключает станцию. Из радио донёсся женский, известный на весь Бремен, голос Карин Зауэр. «… Сегодня в административном здании… (помехи) … состоится встреча с главной помощницей Кайзера бременсмаршал Д’Арс Каталисс и с… (помехи) … они ответят на волнующие вопросы журналистов, такие как: коррупция среди политиков, странные исчезновения и убийства в армии МЛНД, появившиеся слухи о неких переговорах с Восточным Союзом и…» Дальше я не слушаю. Мои мысли заполняются только лишь повторением слов: «..исчезновение и убийства в армии МЛНД». Я крепче сжимаю стакан виски в руке и опустошаю его одним глотком. Мэкс же выглядит задумчивым, на его лице пробежала ухмылка. — Такой милый голосок, а рассказывает такие страшные вещи, — и он выпивает почти весь стакан. Его слова заставляют меня вернуться в реальность и удивиться. — Тебе эта стервятница кажется милой? — из меня выходит смешок. — Ой, да ну брось, — выражение лица друга меняется и становится более серьёзным и смущённым, — я всего лишь пошутил. Ты вообще хоть когда-нибудь видел её с мужиком? Хах, я уверен, что у неё ни одного мужчины не было. — Да это и понятно каждому; кто захочет иметь отношения с девушкой, которая помешана на Кайзере больше, чем бременсмаршал на нём? — Тут ты прав, — он замолкает на пару секунд глядя на дно стакана, а после поднимает взгляд на меня. — Предлагаю спор. — Какой? И на что? — сразу соглашаюсь. Люблю спорить с Мэксом, неважно на что, ведь я всегда выигрываю. — Спорим, что я смогу затащить Карин Зауэр в постель. Опять я издаю смешок. Звучит это глупо, но весело. — Да ну, ставлю на год. Если не справишься, то будешь платить за меня во всех барах, кафе, ресторанах, кинотеатрах и так далее. — А если выиграю я, то будешь уже платить ты. — Договорились. И мы пожали руки. Я не верил в победу Мэкса в споре, ведь Карин известна как самая бесячая журналистка в Бремене, она не только выводит из себя правительство, но и обычных граждан. Когда кто-то упоминает её имя, то найдётся парочка таких, кто скажет: «Эта же та самая злая блондинка с радио», «Эта та самая скандальная журналюга» и прочие неодобрительные словечки. Скандальная она, потому что освещает неприятные для государства темы, из-за чего на неё несколько раз составляли уголовное дело, но босс их газеты как-то сглаживал углы. Из-за этого стали ходить слухи, что «Полуночная газета» имеет связи с политиками, поэтому до сих пор скандальная журналюга так и не была уволена или посажена в тюрьму. Есть, конечно, ещё более нереальные теории, но меня мало волнует это. Сама Зауэр мне никогда не нравилась. Для меня она одна из тех самых журналистов, которые кричат больше всех, но на деле и пальцем не пошевелят, чтобы что-то сделать. Лицемеры, которые наживаются на сенсациях. А характер у неё сложный. Даже коллеги могут отзываться о ней плохо, не раз слышал как по радио или телевизору хоть один журналист из «Полуночной газеты» или другой газеты выскажется о Карин. Если Гавенде и удастся соблазнить эту стервятницу, то я лишь посочувствую. — Кстати, — голос друга выводит меня из мыслей, — мы же как раз можем её подкараулить. — И снова его лицо расползается в глуповатой пьяной улыбке. — Хочешь на морозе торчать до вечера? — посмеиваюсь, но понимаю, что он серьёзен. — А что здесь делать? — он раскидывает руки, показывая на свой дом. — Скукота одна, а прогуляться — хорошее дело. Я смотрю на пустой стакан, в котором остались капли виски. И правда, мне бы не помешало развеяться. — Хорошо, заводи свою ласточку. Только сказав это, Мэкс сразу же скрылся в коридоре, крича мне: — Уже бегу! Тихий вздох эхом раздаётся по кухне. Мой взгляд пробегается по радио. Теперь играет новая музыка.

«Ich brech' die Herzen der stolzesten Frau'n

weil ich so stürmisch und so leidenschaftlich bin

mir braucht nur eine ins Auge zu schau'n

und schon ist sie hin…»

***

Весёлая музыка из радио продолжает навевать лёгкую и радостную атмосферу. Мэкс не торопится, чтобы приехать вовремя, ведь разговоры будут идти долго. Приехать рано и морозиться не самый лучший вариант. Я же наслаждался теплом в салоне машины. После недавних событии я просто молча наслаждался минутами покоя. Гавенда переключил станцию, чтобы проверить, как идёт интервью. «… это правда, что в армии МЛНД появился некий убийца?» «Я могу ответить только отрицательно на этот вопрос. Нет и никогда не было. Могу узнать, из-за чего ваша газета пускает такой слух?» Друг снова переключает канал возвращаясь к музыке. — Ещё долго эта клоунада будет идти, — с разочарованным вздохом выдаёт вердикт он. Меня же как током пробило после услышанного из радио. Стараюсь не подавать вида и продолжаю смотреть в окно, но внутри меня нарастает буря эмоций. После того как я предложил Дарии сотрудничество, мои мысли о скором раскрытии всех убийств не покидали меня. Мне не страшно быть наказанным, а я боюсь не выполнить цель, ошибиться и сорваться, столько времени и усилий было потрачено, только чтобы я по итогу был казнён? Нет-нет, я не должен допустить такого. Нужно действовать скрытно. — Пав, — позвал меня друг. — Да? — Наверное, это не самая весёлая тема, но и правда, тебе не кажется, что в нашей армии стало больше пропадать людей? — Мэкс остановился, давая дорогу кучке пешеходов. — Ой, я уверен, что правительство в этом замешано, — перекидываю ответственность на государство, оставаясь с каменным лицом, но в душе нарастала паника. — Мне мало в это верится, если честно. Конечно, я наслышан о некоторых бесчеловечных экспериментах, для которых используют тёмную магию и оккультные учения, но… — его лицо сменилось на серьёзное, даже непривычно видеть его таким, — это звучит как бред. Не думаю, что они своих же людей используют как сырьё для такого. Его слова заставили меня удивиться. Гавенда особо никогда не вникал в такое и редко задумывался о государстве и что оно делает. В основном он соглашался с моими утверждениями или лишь глубоко вздыхал. Сейчас же всё изменилось. Я не предал особого значениями такому. Всё же много лет уже прошло, и, возможно, его взгляды поменялись. Когда загорелся зелёный цвет, машина тронулась и мы продолжили путь.

***

Приехав на место, нам пришлось ждать ещё час стоя на улице. Было всё ещё холодно, но не так сильно, как в январе. У администрации стояли не только мы, но и толпа других журналистов и мимо проходящих прохожих, которым стало интересно услышать подробности интервью из первых уст. На самом деле, половину они либо забудут, либо перефразируют так, что основной смысл будет утерян. А журналисты как коршуны ждут, только чтобы полакомиться свежим мясом и получить гонорар от статьи в газете. Только при виде всех этих людей меня корёжит. Хочется поскорее уйти от этой грязи, но продолжаю стоять рядом с Мэксом, вдали от толпы. Друг снова достаёт портсигар и закуривает сигарету. — Как думаешь, — обратился ко мне, — насколько будет сенсанционно, если я подойду прямо перед толпой познакомиться с Карин? — С ухмылкой спрашивает он. Я, недолго поразмыслив, выдал ответ: — Ну журналисты только рады такому будут, но не думаю, что это хорошее начало для построения доверия, — ответ мой честен. Мэкс задумчиво отводит в сторону взгляд от меня к администрации. — Да, возможно, ты прав, — с неким разочарованием в голосе сказал мне. Уверен, будь он сейчас пьян, его бы ничего не остановило совершить это. К счастью, наше терпение окупилось, и из дверей выходит Карин, несколько других журналистов из газет и после них, не сразу, Д’Арс Каталисс со свитой приближённых Кайзера. Они быстро садятся в чёрные мерседесы, отказываясь напрямую отвечать, и уезжают стройным рядом. Зауэр даёт интервью под камерами, рассказывая о собрании, другие журналисты с микрофонами внимательно слушают, но на нашем расстоянии не было слышно ни единого слова. Друг заметно тряс ногой, ему не терпелось подойти и начать диалог с Карин. — Ну, давайте быстрее… — бубнил про себя он. Выглядел Гавенда в этот момент как машина, готовящаяся к тяжёлой гонке. — Не нервничай, скоро она освободится, — успокаиваю его, на что Мэкс перестаёт трясти ногой. И вот, камеры отключили, а журналисты стали расходиться. Карин неспешно проверила оборудование, свою сумку и цокая каблуками сапогов пошла в противоположную сторону от нас. Мы с другом тронулись с места и пошли за ней. Гавенда почти бежал за ней, а я даже с учётом своего роста не мог за ним поспеть. — Ты спрячься где-нибудь, — сказал мне он. — Понял. И вот мы идём по оживлённой улице, вечер, красивый красно-синий закат с жёлтым отливом, а уличные фонари уже зажглись и отдают тёплым светом. Карин подходит к красной машине Kadett KJ38. Чтобы не смущать своим присутствием, сел на лавку с чей-то брошенной на ней газетой. Взяв её я сделал вид, что читаю, а сам краем глаза следил за журнялюгой с Мэксом. Пока девушка только открывала дверь в машину, Гавенда сразу же подошёл к ней с приветствием: — О, здравствуйте, Вы же Карин Зауэр? — лёгкая улыбка сияла на его лице. По девушке было понятно, что она не горит желанием общаться. — Да, это я, что Вам нужно? — с лёгким недовольством ответила она. — Да так, — Мэкс видя, что собеседница не настроена на разговор, остаётся спокойным, — просто Вы недавно общались с важными шишками, и вот, мне интересно, что там было. В глазах Зауэр появилось недоверие. — Вы можете это прочитать в утренней газете, мистер, — она закинула сумку на сиденье. Друг стал действовать более настырно, подойдя чуть ближе и положив руку на крышу машины. — Ну Вы сами понимаете, что в газете многое приврут и приукрасят, а из первых уст, тем более той, которая там присутствовала, будет лучше услышать. Карин недовольно цокнула, но было заметно, что ей самой не терпелось всё рассказать, хоть она это и скрывала. — А Вам зачем эта информация? — Я же гражданин Бремена, меня волнует, что творится в нашей стране, — он делает искреннее лицо волнения, а после чуть ближе наклоняется к ней и шепчет. Я напрягаю слух, чтобы расслышать его. — И эти убийства за последнее время меня настораживают. Журналистка всё же громко с недовольством выдыхает, готовясь поведать то, что слышала на собрании. — В общем, скажу тебе кратко. Недавно было найдено почти сгоревшее тело обер-лейтенанта Луиса Лангена. Д’Арс и другие всё же признали, что у них есть проблема, связанная с убийствами в МЛНД, поэтому теперь будут осуществляться очень строгие проверки перед выездом из страны, — с каждым новым словом она убавляет голос. — Предполагают, что во всех убийствах замешан не бременец. Моё сердце забилось бешеным ритмом. Гавенда стоял с серьёзным лицом. Не знаю, насколько ему была интересна эта информация, но из-за его серьёзности я почувствовал себя неуютно и поёрзал на холодной скамейке. — Вот как… — отвечает он. — Если это всё, что Вы хотели узнать, то можете уходить, — журналистка садится в машину, закрывает дверь, но Мэкс остаётся напористым и стучится ей в окно. Она опускает стекло. — Но я так и не представился, как-то невежливо с моей стороны, — всё такая же лёгкая и беззаботная улыбка. — Можете оставить при себе свою вежливость, — прыскает ядом на него Карин. — Если я не скажу, то буду всю жизнь жалеть, что так и не сказал своего имени такой известной журналистке. — Ну, удиви. — Мэкс Гавенда. — Не бременская фамилия, — с подозрением подметила она. Улыбка друга стала немного грустной. — Меня сюда привезли во время Великой войны. — Сожалею. — Ничего страшного, главное, что здесь мой дом, — он отошёл от окна. — До свидания, Карин Зауэр. — Ага, удачи вам, Мэкс Гавенда. Журналистка закрыла окно и уехала. С довольной улыбкой Гавенда сразу же подошёл ко мне, чуть ли не летя. Он присел рядом со мной с очень счастливым лицом. — Ну и как? — спрашиваю у него из вежливости, хотя в голове творился полный бардак. — Вроде коннект есть. Конечно, она ещё та; из всех женщин, которых я встречал, она самая непробиваемая. «Железная леди», во, так бы её назвал. — Да скорее уж Ядовитая кобра, — шучу, и мы посмеиваемся, но мне всё не даёт покоя слова Карин о выезде из страны. В моей голове только Дария. — Вот блин, я забыл номер у неё спросить, — с досадой говорит мне Мэкс. — Она бы точно не дала бы номер телефона первому встречному. — Ничего, я добьюсь от неё номер, — с уверенной ухмылкой смотрит на меня. Отвечаю ему неискренней улыбкой. Я выбрасываю газету в мусорку и отряхиваю пальто от снега. — Ну, я пойду. — Тебя подвезти? — Нет, я сам. — Ну как знай. Мы пожимаем руки и расходимся. «Нужно добраться до дома Дарии», — повторяю себе это.

***

Одиннадцать часов вечера, ночь, а пустой автобус высаживает меня на остановку. Осматриваю район. Одна из трёх уличных ламп не горит, кромешная тьма и ни одного человека. Смотрю на листок: «Дом 4, квартира 12». Выдыхаю холодный воздух через нос и иду вдоль дороги, смотря на таблички зданий. «Восьмой… седьмой…» — перечисляю дома на моём пути. Замечаю разбитые бутылки у дверей, порванные газеты, окурки от сигарет под ногами и мусор. Смотря наверх я чуть не наступаю на грязную туалетную бумагу под ногами, успеваю заметить её и перешагиваю. «Это гетто?» — спрашиваю у себя. Стены домов грязные, во всяких жидкостях, красках и прочем. Ускоряю шаг, чтобы поскорее дойти до нужного дома. «Шестая… пятая…», и вот я дохожу до четвёртого дома. Радостный я открываю деревянную дверь с громким скрипом и захожу внутрь. И лестничный проём не выглядел лучше, а даже хуже. Вонь не пойми чего врезалась в нос, да так, что я закашлял. Прикрыв шарфом нос и рот, стал аккуратно, но быстро подниматься наверх. Чем выше я поднимался, тем менее зловонным становился запах, но за дверьми я слышал пьяные разборки, смех, стоны и прочее, то, что я не хотел бы слышать сейчас. И вот, поднявшись к заветной квартире, я подошёл к двери с номером двенадцать. Негромко стучусь. Прислушиваюсь. Шаркающие шаги. — Кто там? — полусонный голос Дарии. Я взволновано говорю ей: — Да я это, я. Слышу, как цепь замка была снята, передо мной распахивается дверь. — Заходи быстрее, — с недовольством шепчет мне и загоняет внутрь, сама же осматривает с паникой лестницу. Послушно зайдя первым делом, осматриваю жильё. Квартирка видно, что старая, мебель вся потёртая, пошарпанная, обои жёлтые. Да и сама квартирка небольшая: кухня, стол, диван и радио. — Почему ты так поздно? — спрашивает меня и указывает на вешалку. — У нас проблемы, — не тая выдаю ей и вешаю пальто. Она серьёзно смотрит на меня и даёт тапочки, я, конечно же, надеваю их и прохожу к столу. — Могу предложить только дешёвый чай. — Давай. Пока она кипятила чайник, я продолжал осмотр квартиры. На потолке виднелись трещины, люстра покрыта налётом, а на диване подушка и одеяло. Делаю вывод, что она спит на грязном, возможно заражённом клопами диване. — Как тебя сюда занесло? — спрашиваю с удивлением. — У меня особо выбора не было: денег мало, а всё, что я взяла с собой, потратила на жильё. Послышался свист чайника. — А ты где-нибудь работаешь? — Ну так, время от времени. Сам понимаешь, кто будет иностранку брать на работу без паспорта и образования? — она разлила кипяток в чашки. Она поставила передо мной чашку чая, а сама села рядом со своим чаем, внимательно смотря, ожидая, что скажу. Я отпиваю немного чая и постукиваю пальцем по столу в ритм часов, висящих на дальней стене. — Тело Луиса нашли, как в прошлый раз избавиться от тела не получилось, — я нервно сглатываю. Не знаю, почему меня так беспокоит его смерть. Возможно, потому что мы убили уже более важную шестерёнку в армии, а может то, что мы сжигали его, когда он был жив. Я даже слышал его крики в той мусоросжигающей печи. Хоть я и повидал многое, и делал ужасное, но его крик всё равно стоит в моих ушах. Дария смотрит на стол, в её глазах я не могу прочесть, что она чувствует. Страх, гнев, или ей всё равно? — И что дальше? Его делом занялись? — Да, и другими убийствами тоже. Теперь перед выездом из страны будет более жёсткий контроль, и они знают, что это сделал не бременец. Её руки сильно сжались. Всё же боится, нервничает. — Так значит в этом и был твой план? — неожиданно её голос стал более грубым и злым. — Решил меня использовать для прикрытия всех своих злодеяний? Меня охватывает боль, как будто пронзили сердце этими словами. Хотя она была права, такие мысли у меня были. — Раз ты предполагала и такой исход, так почему не отказалась? — отвечаю ей вопросом с хмурым видом. — Ты же понимаешь, что мне, девушке, охотнее поверят, если я заявлю на тебя, притворюсь жертвой, а тебя посадят. За всё, что ты сделал, — теперь она больше похожа на хитрую, но злую лису. Я стукаю кулаком по столу, да так, что тарелка и чашки слегка подпрыгивают. — Не смей вешать на меня всё. Я лишь помогал избавиться от тел, а убивала ты как хладнокровный убийца. Она резко вскакивает с места и продолжает говорить злобно, но сдержанно. — По сравнению с тобой я пиранья, а ты акула. Ты и до меня убивал и знаешь самые зверские методы убийства и гениальные избавления от следов. Я тоже вскакиваю и не сдерживаю голос, но стараюсь быть тихим, чтобы другие не слышали. — А кто пользовался моими знаниями для своей цели? Может, ты и пиранья, но хитрее и опаснее меня. В какой-то момент она перестаёт смотреть на меня с гневом и медленно садится на место. Я тоже успокаиваюсь и сажусь на стул. Чай уже остыл. — Если мы продолжим ругаться, это ни к чему не приведёт, — очень тихо с задумчивым взглядом в чашку говорит мне. И я туплю в стол, понимая, что эмоции в этой ситуации только мешают. — Согласен. Нужно придумать, как тебя отсюда вывезти да самим не вызвать подозрений. Дария молчит, очень долго. Я тоже молчу. — Мне некуда ехать, — выдаёт она. — Мне тоже, — со вздохом отвечаю ей. — Раз так, то предлагаю просто жить. Делать вид, что всё нормально, — наконец-то она смотрит на меня своими голубыми красивыми глазами, а я на неё. От её взгляда стало спокойнее. — Думаешь, поможет? — Мне всегда помогало в сложных ситуациях. Я усмехаюсь, ведь вспоминаю себя нервного и тревожного. — А я так не могу. Слишком нервный. — По тебе видно, — девушка опускает взгляд на мою ногу. Перевожу взгляд на неё и замечаю, что она всё это время тряслась. Мы сидим ещё так минуту, и она встаёт с места. — Если это всё, то тебе пора уходить. Не хочу, чтобы тебя здесь увидели. Смотрю на часы, а на них уже двенадцать ночи. — Да, нужно домой. Мы быстро одеваемся и выходим. Она провожает меня по какому-то тайному проходу, в котором никого нет. Мы выходим на чистую ухоженную улицу, по которой я спокойно дойду до дома. Я поворачиваюсь к Дарии. — Я могу что-то для тебя сделать? Она лишь качает головой. — Не волнуйся, я привыкла к такой жизни. И я тяжело вздыхаю. Мне больно отпускать её туда. Хочется забрать к себе в тёплое уютное место, а не в пропитую алкашами грязь. Но и насильно отвезти к себе её не могу. — В любом случае приходи ко мне, я помогу. Она мило улыбается. — Учту. И мы расходимся. Она в свою грязь, а я в свой пустой дом из сожалений.