Десять казней Египетских

Анубис предстал перед ней с окровавленной пастью. Капли крови падали на песок и шипели от жара, раскаленная красная пустыня вставала проклятием перед ней. Незыблемым и вечным. Кажется, начни мир умирать, она встанет перед ней и будет до последней секунды. Пока тело не воспламениться и не обуглиться, пока солнце не сожжёт её волосы, пока падальщики не вырвут ей глаза. В руках его лежала безголовая шезму. Руки еë украшали письмена во славу Сета. Золото пало вслед за головой, заливая глаза ярким блеском. Голова у ног смотрела на неё пустыми глазами, светлые волосы пропитались и прилипли ко лбу. Пустая оболочка, лишенная души и душа, которая никогда не придёт к своему отцу. Он нахмурился, отбрасывая жертву в сторону, к горе похожих трупов. Гнев плескался оранжевым хаотичным блеском в глазах. Бог опустился, поднимая тонкую золотую цепочку, на конце которой сияли аметисты. Фиолетовые, как убийственные глаза, живущие в еë душе. — Держи, — рыкнул бог. — Оно защитить тебя от тех, кто хочет остановить. И даст тебе зрение. Отныне тьма не будет преградой. Дрожащая рука коснулась холода металла. Дар нежно лег в еë ладонь. Эвтида послушно приложила его к груди, застёгивая на шеи. Теперь во снах ей будет спокойно, но разум возвращал еë на место погибшей. Что будет, если она провалит поручение? Будет ли ей дана хоть какая-нибудь смерть, или же еë оставят блуждать неприкаянной по миру? — Я знаю, где она может быть, — едва шевеля губами проговорила она, заламывая руки. Конечно, она найдëт еë, жить хотелось больше, тем более там был черномаг. Но сути это не меняло, как и тяжелый груз на собственных плечах. Анубис в своей звероподобной форме кивнул, разрывая тело очередного предателя. Они все клялись служить ему, когда впервые коснулись силы. И все они его предали, возжелав власти. Подобное всегда наказуемо. Бог медленно подошёл к ней, грубо беря лицо одной огромной рукой с когтями, сжимая до боли. — Если выполнишь то, о чëм я прошу и верность мне сохранишь, получишь всë, о чëм только смела мечтать. Но если посмеешь сокрыть, то ни люди, ни боги не спасут тебя, — острый коготь прошёл по щеке. Началась последняя битва, и вскоре весь песок наполниться кровью людей. Эвтида тихо вскрикнула и открыла глаза. Над головой было тёмное звёздное небо. Она и не заметила, как уснула. Вернувшись в лагерь, Амен раздал указания, а выживших усадил у огня и приказал оставаться до следующего дня. Подобная осторожность была понятна, они могли принести с собой скверну, да и сам эпистат остался с ними. Сейчас он сидел у огня, согревая клинок в языках пламени. Эва поднялась, рассматривая его с замиранием сердца. Она перестала ощущать с ним только страх, и злилась за это. Разве можно было только опасаться? Амен был красив, и только дурак будет твердить обратное. Его хотелось желать, ощущать ту тонкую близость, что возникала, стоило их глазам встретиться. Его нельзя было не желать. Он отвернулся от костра, и яркие всполохи огня отразились в необычных глазах настоящим пожарищем. — Не спишь? — он словно нисколько не удивился, привык часто видеть еë по ночам. Она неловко улыбнулась, будто пойманная воришка, и поднялась со своего места. — Кошмары, господин, — шезму сны не снятся, а она вскакивает от них уже который день. И это даже на руку. Амен хмурился каждый раз при таких словах, словно сомневаясь в своих подозрениях. И в этот раз также. Только вместо страха Эва впервые залюбовалась белыми ресницами, плотно сжатыми губами. Сама же себя за это поругала. — Тогда присаживайся, — он кивнул на места, ожидая, что она сядет напротив. Эвтида сама, не осознавая свой порыв, разместилась у его плеча, протягивая руки к огню. Было забавно наблюдать, как он в смятении касался оружия на поясе. — Вы отчего не спите? — она осторожно прикоснулась к его руке, ощущая напряжённые мышцы. Амен явно не знал, как себя вести. Женщины никогда не вводили его в ступор, скорее они при его появлении опускали глаза и очаровательно улыбались. Блудницы вели себя раскрепощенно, им не был видан стыд, и титулы ничего не значили. В подобных заведениях человек лишался всего до выхода. Эта шезму вела себя так, словно не понимала, кто перед ней. И по воли богов вызывала в нём ненужные чувства. Еë отчего-то хотелось видеть рядом с собой постоянно, хотелось коснуться загорелой тёплой кожи. Она пахла как забытое лето, как дикий лес в дальних странах. Как сон, как детство, как жаркое солнце. Как много можно было уместить в одного человека. Нет, не человека, врага. Он всегда напоминал себе об этом, но стоило вновь увидеть длинную гриву темных волос и как будто эпистат уходил на второй план, оставляя мужчину. Исфет. . Влюблённого мужчину. Он был честным человеком перед собой. Честь всегда была важна. Влюбиться можно в погоду, в изображение или мечту. Влюбленность любит красоту, а любовь — нечто большее. От не можно уйти, он уйдёт. Обязательно. Ему хотелось попробовать еë красоту на вкус, ощутить сладость кожи и губ. Всë было бы так просто, будь она обычной ученицей. Проклятия. Шезму любили их, а она навлекла на него самое страшное. Рано или поздно она провалиться, откроет своё лицо и ему придется убить еë. Собственными руками лишить мир лучшего творения Бастет. Он сделает это, ведь так требует долг и честь. Он жил этими словами и верно служил им. — Мне достаточно сна, Неферут, — он мирно усмехнулся. — Вы держитесь за кинжал, господин. Неужели я вас пугаю? — Нисколько, — он недовольно поднялся с места, стараясь скрыть ложь. Он боялся до жути, что подозрения станут перед ним непробиваемой стеной. Обманывать себя приятно, а биться об камень — нисколько. Эва поднялась следом, вдыхая запах трав из костра. Зола смешивалась пол ногами с песком, делая его приятным, тёплым. Ледяной ветер нисколько не пугал еë, присутствие Амена горячило кровь лучше вина. — Тогда взгляни на меня, господин, — зачем она просила его? Боги всегда немы, но ей везло. Быть может, повезло бы и в этот раз. Амен тяжело вздохнул, подбрасывая кинжал в воздух. — Чего ты добиваешь, Эвтида? Пытаешься околдовать меня? — он сделал шаг навстречу, оттеснив еë к стене дома. — Пытаешься смутить мой разум? Он не должен был вымещать свой гнев на невинную девочку. Она старалась ею казаться, но каждый раз вглядываясь в хитрые глаза он тонул. Солёный запах дальнего моря. Она была им. Не спокойным, не покорным, своенравным. — Разве смею я? — она едва шевелила губами и радовалась, что друзья решили разместиться на берегу реки. Они стояли непристойно близко, совсем одни. Он думал, что это хорошая возможность для неë нанести удар, вонзить кинжал в его сердце. — Я ведь не противлюсь вам, господин. В моих мыслях и словах нет ничего позорного. Того, что могло опорочить вашу честь и добродетель. — Прекрати, — он отмахнулся от неë, а затем словно опьяненный осторожно уложил еë руку на рукоять. — Чувствуешь? Она горяча даже в самую холодную ночь. Тонкие пальцы бережно прошлись по иероглифам, касаясь с небывалым трепетом каждого. Кажется, они оба были околдованы. И была ли на то воля Бастет, никто не знает. Но шум моря преследовал обоих далёким гулом. Они стояли, и только тонкое изящное лезвие разделяло их. Обоюдное оружие, которым порезались оба, так и не решившись прижечь кровавую рану. Оставалась только дышать друг друг. Причудливый мирт смешивался с ярким базиликом, унося остатки разума в счастливое небытие. Их окружала прочная тишина, похожая на каменную стену вокруг города. Словно весь мир замер, и даже боги внимательно всматривались в их лик. — И много крови он знал? — по коже пробегали мурашки, пока Амен статуей возвышался над ней. Он склонил голову, перемещая руку на тонкую шею, слегка сжимая, контролируя силу и слабый страх. Девчонка словно понимала, что он не сможет нанести вред. Губы так и манили к себе, но он не смел опорочить. Честь. — Достаточно, госпожа, — он специально выделил это с усмешкой, но этого хватило, чтобы начать задыхаться. Его госпожа. Исфет. — Простите, — тихо вымолвила она, но он не знал за что именно. За дерзость, за непослушание, за колдовство или за нечто большее? Он не хотел еë так, как хочет мужчина женщину. В этом было что-то глубинное и более страшное. — Не извинялся, пока, — он вернул кинжал на своей место, возвращаясь к костру. И словно стали слышаться звуки. Зашумел Нил, застрекотали насекомые, заквакали лягушки, которых в последнее время становилось всë больше и больше. Загудел вновь ветер и холод вернулся с новой силой. Она осторожно вернулась на своë ложе и вдруг поняла, что ужаса перед кошмаром больше нет. Пока она здесь, могучий эпистат защитит еë, жаль только не от себя. Жаль, что никто не защитить еë от Эвтиды. Но это были лишние мысли, по крайней мере сейчас. И засыпая вновь она видела на тонких губах улыбку. Утро принесло большие проблемы, но не столь критичным, как кровь. Лягушки заполонили собой пространство, недовольно квакая и ругаюсь друг с другом. Исман сидел рядом, всматриваться в бледно розоватую воду, у которой животики были ещë больше. — Расплодилось же их, — недовольно пробурчал он, сжимая еë ладонь. — Ты долго спала, эпистат уже собирает отряд и велел тебя не будить. — Как мило с его стороны, — она откинула покрывало, с недовольством замечая испачканное платье. — Мне нужно переодеться, если я хочу с отрядом. — Может тебе лучше остаться? — он обеспокоенно взглянул на сестру. — В городе небезопасно. Тебя могли также растерзать, как тех бедняг. — Если я буду прятаться вечно, ничего не получиться, — Эва поджала под себя ноги. — Мне сняться сны, — понизив голос сказала она. — Ты знаешь, почему меня это беспокоит. Я не знаю, что это значит. Сил моих меньше не стало, только тревожно стало. — Может это тебе боги намекают, что нужно прекращать, — шепотом ответил Исман. Эве захотелось рассмеяться. Боги хотели, чего угодно, только ей дали ясно понять. — Не думаю, — она с тяжестью в груди поднялась с места. — Как твои успехи? Они все старались не говорить о том, что произошло в городе, предпочитая забыть его. Так было проще жить. Исман сильно переживал, но не мог винить ни голодный народ, ни решение эпистата. Все были согласны, что основной грех лежал на плечах наместника. — Ливий говорит, что из меня выйдет талантливый лекарь, — гордо сообщил он, радуясь, как маленький ребенок. Эва нежно растрепала густые тёмные локоны. — Эпистата нельзя заставлять ждать. — Эва, он решил взять другого лекаря, тебе нужен отдых, — такие простые слова подняли в душе бурю эмоций, и самой сильной был гнев. Еë нельзя заменять, особенно сейчас, когда она так близко от девушки. Она гневно вскочила, беспокойно осматриваясь по сторонам, словно дома могли ей дать ответ. Исман подозрительно посмотрел на неë, не понимая причины перемены. Не сказать, что его сестра была сильно исполнительной. Да и работа с подобными удовольствие вряд ли приносило, однако гнев её был силён. — Нет уж, никакой другой ему не нужен! Я сама с этим справлюсь и никакая забота мне не нужна! — Ты чего? — брат был сильно удивлен. — Неделю назад ты на всë была готова, чтобы только не работать при нëм, а теперь. — Ты не понимаешь, это дело моей чести, — Эвтида и сама не понимала, отчего так сильно злилась. Неужели Амен после ночи решил так отделаться от неë? Исман коснулся еë руки, стараясь успокоить. — Тише, — он наклонился к еë плечу, укладывая на него голову. — Эва, я правда не могу понять, что у тебя произошло, но ты всегда можешь мне все рассказать, что тебя тревожит. Эва вздохнув, посмотрела на свои руки. — Если б я знала, дорогой брат, если б знала, — она нервно касалась помятого платья. — Всё слишком сложно, и я не поспеваю за всем. — Ты же умница, Эва, всегда разберешься, — в его голосе стал слышаться смех. — Но хочешь знать мое мнение? Ты просто влюбилась в эпистата. — Ты с какой башни упал? — возмутилась она. — Я не могла. — Не реагируй так, будто это плохо. Ты занимаешься этим ради денег, ты сама говорила, но если ты станешь его женой. — Я тебя сейчас утоплю, Исман. Клянусь, — Эвтида толкнула его рукавом в бок, заставляя под прыгнуть на месте. — Я занимаюсь этим, потому что тогда я что-то значу. Я перестаю быть просто красивой девочкой. Я становлюсь магом, и для людей уже не важно дева я или мужчина. — Хорошо, — она знала, что их разговор только отложен на время, но не навсегда. Еë брат всегда будет пытаться защитить от всего. Только вот он не мог защитить её от самой себя. Эва рвалась на пламя, сжирающее крылья. Меньше всего он хотел видеть падение в бездну. В комнате опять было пусто. Дия пропадала чаще с каждым дней, вызывая волнения у наставника. Реммао это не нравилось, но пока ничего серьёзного не происходило, он просто ругался на неë. Эвтида волновалась, но все же больший интерес вызывала собственная безопасность и доверие. Она всячески пыталась заслужить это. И даже получалась. — Где же? — она стала рыться в сундуке, пытаясь отыскать нужную вещь, как вдруг пальцы коснулись какой-то склянки. Неприятный травяной запах проникал в нос, вызывая нервную дрожь. — Исфет, зачем она это пьëт? Ибога была столь же полезна, как и вредна. При большой концентрации она приводила к смерти черномага, вызывала рвоту и судороги. Но в то же время помогала уйти в сон ученику. Еë принимали только уверенными в своей безопасности. Эффект длился долго. Несколько часов, которые в неспокойное время могли обернуться гибелью. Если охотники поймают в таком состоянии, вопросов будем минимально. Простому человеку незачем принимать подобное, для хорошего сна подойдут обычные травы. Неужели она так спокойно привезла это с собой? Подвергая опасности не только собственную душу, но и остальных. К чему это Дие? Она прекрасно справлялась с заданиями сновидцев и без этого. У неë это выходило всяко лучше, чем у самой Эвы. — Нужно рассказать Реммао, — другого выхода она не видела. Дия была связана с ними и любой еë просчет мог сказаться на безопасности. Но это потом, сейчас нужно было поспешить, чтобы эпистат от неë не отделался. Амен собирал большой отряд в двадцать человек охраны, взяв пару солдат из города. Достаточно большое сопровождение для небольшой вылазки в город. Там на удивление было слишком тихо, к счастью, ей не пришлось видеть, как разгоняли злую толпу. Их кровь долго нельзя будет смыть с идеального камня. Амен словно чувствовал нехорошее. Выглядел он ещë более злым, чем вечером, что несколько уменьшало её шансы на поход. В группе виделись знакомые лица, даже Ливий о чём-то переговаривался с каким-то незнакомым охотником. Амен стоял во главе, обсуждая что-то с одним из командующих городскими войсками. Их пригнали сюда, если прислушаться к его словам, из Мемфиса, чтобы помочь сохранить порядок. Рядом с ним стояла девушка из лекарей, более опытная, чем Эва, но внезапно глупая и страшная, по еë мнению. " — Эвтида, да что с тобой? Неужто ты не равнодушна к нему? «. — Эвтида, что ты тут делаешь? — Амен обдал еë ледяным взглядом, и ей стоило бы опустить взгляд. Девушка с удивлением взглянула на неё, но тут же потупила взгляд. — Я хочу быть с отрядом, — смерти нужно смотреть в глаза, вот и она смотрела. Прямо, без страха и раболепия. — У меня уже есть лекарь, — усмехнулся он, кивая в сторону Ливия и девушки. — Третий мне не нужен. — Значит буду писцом, не беспокойтесь, это не оскорбит мою честь. Хотелось добавить ещё кое-что, но ей хватило ума промолчать. Амен скептически осмотрел еë, а затем выдохнул. — Чего тебе на месте не сидится? Мало приключений получила? В дом возвращайся и помогай до моего прихода. Там я найду тебе занятия, раз так хочешь. — Но это нечестно, господин! — возмутилась она, складывая руки перед грудью. Глаза Амена неприлично долго задержались на фигуре под синем платье с жёлтыми узорами. Достаточно, долго, чтобы смутить волю и самому на себя разозлиться. — Я ведь вам сообщила про наместника и чужаков, и разве после произошедшего я не достойна узнать правду из его уст? Не гоните меня, — понизив голос попросила она, понимая, что не имеет право приказывать или требовать. Своими словами она ставила его в тупик. — Не дай Ра ты что-то выкинешь, Эва, — он подошёл близко, чтобы только она слышала его слова. — Ты не всегда будешь пользоваться моим расположением, так что умей слушаться. — А она уже собирается его собрать? — стало обидно. Она и не пыталась завоевать его, но подобное сильно оскорбляло еë умение управлять мужчинами. — И как же мне заслужить его обратно? Преклонить перед вами колени и лечь? — Уметь держать язык за зубами, а с кем разделить ложе я сам найду. " — Мерзавец» — выдохнула про себя Эвтида, сдерживая порыв ударить мужчину по лицу. Его довольная усмешка выводила из себя, но приходилось сдерживать порыв. Она опустила глаза, очаровательно хлопая ресницами. — Тогда вам не пристало зажимать юную ученицу по ночам. Молва пойдëт. А у меня тоже может юноша есть. — Ничего, перетерплю, а теперь будь добра, — он запахнул плащ, сохраняя лицо. — Вставай отряд, пока я не закопал тебя в песок. Отряд выдвинулся ближе к полудню. Солнце безжалостно палило, обжигая кожу. Дворец наместника располагался в высоком городе, среди роскоши садов и тишины. Улицы были чисты и спокойны. Эвтида недовольно посматривала на «соперницу», которая смущенно говорила о чем-то с Тизианом. — Прекрасно выглядишь, — Ливий появился рядом неожиданно, слегка касаясь руки. — Решила соблазнить эпистата? — Его и бабуин совратит, — обиженно выдала девушка, сама не понимая на что точно. Амен не был должен ей чего-то, но после встречи у костра в душе теплилась надежда, что его поведение поменяется. Между ними что-то было, что-то непонятное, но достаточно, чтобы сводить их из раза в раз. — Он никого не любит, смотрит на всех, как торговец на гнилой фрукт. — Он сам гнилой фрукт, — она тихо засмеялась, прижимаясь плечом к плечу нового товарища. — Зачем тебе идти к наместнику? Ты не глава, не писарь. — Напали на моих людей. Невозможно лечить народ, пока они считают нас палачами. Нужно понять, отчего это произошло. Во дворце наместника царила невинная тишина. По садам прогуливались служанки в лёгких платьях белого цвета, которые ветер плотно прижимал к их телам. Их красивые лица привлекали взгляд, но в глазах стоял какой-то непонятный ей страх. В чëм могла быть тревога в этом божественном месте. Месте, где прохладные фонтаны покрыты мрамором и цветами. Где всегда можно подойти к дереву и сорвать сочный фрукт, сладкий как мëд. Где нет нищеты или голода, где твое тело ласкают лучшие ткани, а не старое тряпье. Эве было трудно понять. Она выросла среди трущоб, богатая жизнь казалась ей идеальной. Бедняк никогда не пойму, что его железная клетка может быть золотой, красивой, но такой же прочной и жестокой. Девы также умирали в родах, пытаясь родить мужу наследника. Также умирали от болезней или войны. Все было также, лишь менялся вид. Эва не знала этого. И начинала только своей путь к заветной власти. В тот момент еë жизни даже служанки казались знатными дамами. — Господин эпистат, — наместник тяжело поднялся с своего кресла, добродушно улыбаясь. В отличии от номарха он был обвешан золотом и был менее толстым. Будучи главой города, своей головой он отвечал за все дела, происходящие в этом месте. И по виду Амена можно было понять, что одной головой здесь не отделаться. — Могу ли я предложить вам яств? Хотите свежих фруктов? Нынче из-за распоряжений фараона стало тяжело добывать провизию, но сады Фив способны дать необходимую пищу, — его водянистые глаза хитро бегали от одного человека к другому, тонкие губы, блестящие от жира утёнка на огромном блюде с финиками, растянулись в притворной улыбке. — Люди с вами не согласятся, — голос Амена звучал равнодушно, враждебно, но с должным почётом, который стоило оказывать. — На мой отряд напали голодные бедняки. Нескольких моих лекарей разорвали на части. Что вы знаете о слухах, пущенных по улицам нижнего города? — Прошу вас, давайте сядем за стол. Негоже говорить с людьми вашего статуса сидя, — Амен и Тизиан переглянулись, и между ними словно за долю мгновений произошёл разговор. Одними глазами. — Позвольте, эпистат, — тихо начал Ливий. — Подобное неразумно. Любая пища может быть отравлена или заражена. Эвтида была с ним согласна, но желудок, привыкшей к постной каше, недовольно бурлил, ощущая потрясающий запах жаренного мяса с мёдом и травами. Она практически не помнила его на вкус, крестьяне и работники не могли позволить себе подобное, а в храмах было к лицу простота в еде. — Вынужден отказать вам, если вас это оскорбит, можете сообщить фараону. Я не стану рисковать здоровьем моих людей. Вы можете объяснить голодные бунты? Наместник недовольно сжал губы, возвращаясь на место. Высокий стул, больше похожий на трон, возвышал его над полом и гостями, как бога. Но Эве показалось, что даже если посадить этого дурака на самую высокую гору, он будет ниже Верховного эпистата в несколько раз. Вот как влияла внутренняя сила правителя. Каждый охотник был готов встать грудью, защищая своего командира, тогда как солдаты были готовы приклонить головы и обезглавить толстяка одним ударом. — По распоряжению фараона Фивы должны были ограничить ввоз и вывоз товаров с целью прекращения распространения проклятия. Люди недовольны этим. Они не могут работать и торговать, многие были заняты торговлей. Хлеб подорожал из-за прекращения ввоза, незаконная ловля запрещена. Я не в силах дать им достаточно, — в его словах была видна правда. И даже некая логичность. Он просто исполнял приказ фараона. Теперь становилась понятна чрезмерная любовь народа к Амену. Они видели в нём живой символ спасителя. «-А что, если Амен — сын фараона? У него могли быть незаконнорождённые дети от знатных дам, чьи мужья проводили дни в походах и сражениях. Сколько таких было утоплено старшими детьми. Частная практика, когда устраняли детей, чтобы те не смели претендовать на престол. Он не так давно женился на Эвредике. Ему уже больше сорока шести лет*, но у него так ещё и не родились дети в законном браке. Только дочь», — подобные мысли казались лишними. Ей не нужно думать о государстве и политике. — Вам стоило сообщить сатрапу о происходящем, — такое обращение к правящему несколько смутило. Хотя сам Птолеемей пока не стремился наречь себя фараоном, все обращались к нему именно так, стараясь получить расположение. Даже сам Амен иногда называл его так. Хотя. Он служил фараону, но никогда не упоминал какому. — Я уверен, он бы услышал вас и решил бы проблему. «- Нет, он же не может знать о смерти Осириса и о попытках свергнуть власть. Да и про его родство — это только моё предположение», — представить Амена с маской шезму в руках и черной мантии было сложно. «-Он же не может быть тем фараоном, которого хотят видеть отступники? Может ли он знать это? Кто стоит столь же высоко, как и он? Мне нужно узнать о его семье как можно больше, но где?» Тревога нарастала с каждой секундой, хотя казалось, сильнее уже не куда. Она сама себя накрутила, и теперь сама же лишалась рассудка. — Давайте поговорим наедине, если хотите, оставьте охрану, — это была возможность, которую Эва выбивала для себя ценой жизни. Сообщив Тизиану, которого оставили за главного, что она осмотрит помещения, девушка поспешила к комнатам слуг и наложниц. Нужно было найти девушку, её расспросы не могли завести её в тупик. Коридоры и комнаты превращались в сложный лабиринт Минотавра. Красные двери сменяли другие, а изображения цариц и царей пугали, пристально смотрели за ней. Их глаза скользили по спине, уводя за поворот. Воздух был тяжелым. Запах фруктов, жаренного мяса и грязи царил на нижних этажах. Везде слышится шум. Повара стучат ножами, корзинами с апельсинами и гранатами. Переговоры, сплетни, пересуды. Все смешивается в единый фон, но не мешает ей выйти на улицу обратно, только, с другой стороны. Тропа из желтого камня ввела её в глубь раскидистых пальм и сладкого запаха. Около фонтана сидел мираж. Она явно повзрослела с момента видений. Вместо напуганной юной девочки на мраморном выступе у прохладной воды сидела женщина невероятной красоты. Оливковая кожа без следов старости оттеняла аквамариновые и золотые украшения. Волосы черной волной спускались к водной глади, едва не касаясь её. Длинная голубая юбка с черно-золотыми узорами обнажала тонкие ноги быстрой лани. Грудь прикрывала черная ткань, от которой вниз спадали на тонких нитях какие-то кристаллы. Она казалась такой царственной, но в глазах плескалась печаль и тоска. — Извините, — Эвтида почувствовала себя чумазым ребёнком, по сравнению с ней. Даже самое лучше платье не даст той божественной красоты. И что вообще надо ей говорить? «- Вы не хотите случайно обратно вернуться к Анубису, а то он очень просил меня привести вас. Привести», — Эва не задумывалась об этом раньше, но как она должна это осуществить? Амен явно задаст пару сотен вопросов, пытаясь понять, зачем его лекарю потребовалась наложница. Обвинить в магии тоже не выйдет. Хотя это самый прямой путь к Анубису. — Вы заблудились? — голос нежный, несколько материнский. — Никогда вас не видела раньше, неферут. — Нет, но я видела вас, — тактики не было, как и плана. Эвтида не успевала их придумать. Для этого нужно время, а плохие личности вечно норовили вывести её из себя. — Что вы тут делаете? — Разве? — она удивленно и подозрительно посмотрела на девчонку. — Я сомневаюсь, что мы могли где-то видеться. Я достаточно уединенно жила. «- Она тоже маг. Не знаю какой, но не человек. Богиня? Тогда бы она не стала прятаться. Или же если в сговоре с Сетом, это самое разумное. Исфет! Что мне говорить? Или просто сообщить Анубису во снах где она? Да, это звучит как разумная мысль». — Ох, — она наигранно вздохнула, смущенно опуская глаза. — Простите, вы показались мне очень знакомой, — в голове судорожно билась одна мысль. Женщину перед собой она точно видела, и уже не в видениях. А где? — Ничего, как тебя зовут, дитя? Сколько тебе лет? — Эвтида, — она вежливо поклонилась. — Мне скоро будет семнадцать лет. Я служу у Верховного эпистата. — Да, я знакома с Аменом. Не думала, что он когда-нибудь выйдёт из-под руки правителя. Его сводная сестра тоже очаровательна. Быть может ты видела меня при дворе? — Эвтида была готова принять подобную идею, но звук падения отвлёк её. Где-то за поворотом дома, уходящего к загонам, послышался хорош и стук. — Я проверю, что там. И ей оставалось молиться, чтобы там не было очередного гостя.