I‘ll Feel Your Warmth

      Дань Хэн избегал узнавать что-то о своей жизни по двум причинам.       Во-первых, что, если Дань Фэн не был таким ужасным, как все ему говорили? Что, если Дань Фэн был просто человеком — не каким-то всемогущим правителем — который был немного эгоистичным и совершал сомнительные действия? Тогда, Дань Хэн участвовал в активной клевете на себя самого — версию, которую он прятал, активно избегал и очернял память о ней. Все потому, что он верил словам наставников-придурков, которые всегда ненавидели Дань Фэна. Ему придется отбросить свою гордость и признать, что он был неправ, и вещи не всегда поделены на черное и белое, как сразу может показаться. Он должен будет признать все части себя, которые ненавидит, все части, которые он называл «Дань Фэн» и отбрасывал в сторону. Он должен будет изменить свое мнение о прошлом, и ко всем, кто с ним связан. Вот исправленная версия с корректировкой пунктуации и стиля:       Во-вторых, что, если наставники были правы? Что, если Дань Фэн действительно был ужасным человеком? Дань Фэн — это прошлое Дань Хэна, его часть, которая всегда будет с ним. Дань Хэн не может убежать от Дань Фэна, потому что носит его в себе. А это значит, что зло — тоже часть Дань Хэна, часть, от которой он никогда не сможет избавиться. Он просто не может принять эту версию себя. Но в то же время он начинает понимать, что не хочет жить, постоянно отрицая те стороны себя, которые ему не нравятся.       Это ощущалось как заведомо проигрышная ситуация, в которой он не мог пошевелить и пальцем. Однако, несмотря на то, что кошмары больше его не преследовали, он понял: бесконечно избегать этого невозможно. Как и Стелла, он задавался вопросом: если твоё прошлое формирует твою нынешнюю личность, можешь ли ты по-настоящему знать, кем являешься сейчас, если не знаешь, кем был в прошлом?       Поэтому, его решением было написать Цзин Юаню и пригласить его на прогулку.       Будет неловко признать, что он пытался избегать Цзин Юаня с момента прибытия на Лофу. Поэтому, он не собирается это признавать.       С тех пор, как плотина прорвалась, стало трудно игнорировать, как прежняя дружба Дань Фэна и Цзин Юаня влияет на отношение Дань Хэна к генералу. Он испытывает тот же прилив нежности и желание защитить, что и со Стеллой и Март, когда находится рядом с ним. Это кажется странным и вызывает беспокойство. Однако он может признаться, что та часть его, которая с такой теплотой думает о Цзин Юане, испытывает облегчение от того, что выборочное избегание наконец-то закончилось. И, возможно, даже радуется, что генерал не на поле боя и не на политических заседаниях.       Цзин Юань выглядел явно удивленным, когда Дань Хэн обратился к нему, что было вполне логично, ведь раньше он так не поступал. Дань Хэн чувствовал себя немного неловко, отрывая генерала от его напряженного графика, но Цзин Юань был более чем любезен. Он даже упомянул, что отложил рабочие дела, чтобы встретиться с Дэн Хэном, добавив, что всё равно не горел желанием ими заниматься.       После недолгой переписки, они решили пообедать в закусочной через несколько дней. Пока Дань Хэн ждал, он растерял всю уверенность относительно своего внезапного решения. Он начинает понимать, насколько он не продумал, как это будет выглядеть. Что он вообще хочет от этого разговора? Почему он думает, что Цзин Юань даст ему то, что нужно? Хочет ли он быть друзьями с Цзин Юанем? Он не уверен. Он даже не знает, что хотел бы спросить. Должен ли он спросить о Дань Фэне? Если кто и будет о нем что-то знать, так это Цзин Юань. Он единственный человек в воспоминаниях Дань Хэна, которым он может доверять. Он, скорее всего, единственный, кто даст точный ответ на его нынешнюю дилемму — был ли Дань Фэн хорошим человеком?       Но хотел ли он вообще знать? Он не уверен. Или, скорее, он до сих пор боится узнать ответ. ​      Когда настал день встречи, Цзин Юань опоздал на десять минут и никак это не прокомментировал. Он выглядел так, будто это совершенно нормально для него — глаза сонно прищурены, а губы растянуты в лёгкой, почти кошачьей улыбке. Стелла и Март часто отмечали, что генерал всегда кажется расслабленным, и это их успокаивало.Однако по какой-то причине вечное спокойствие Цзин Юаня заставляло Дань Хэна нервничать. У него возникло неприятное ощущение, что что-то не так, но он не мог понять, что именно и почему он это чувствует.       Цзин Юань с самого начала расспрашивал Дань Хэна о его многочисленных путешествиях на Экспрессе, желая услышать больше о жизни Безымянного.       Он знает, что, когда он говорит, его голос звучит довольно и мягко, потому что он действительно любит приключения и свою семью, а улыбка, которую Цзин Юань дарит ему в ответ, постепенно становится теплее и искреннее. Как будто он рад за Дань Хэна.       Когда у Дань Хэна закончились истории, он начал расспрашивать Цзин Юаня о том, чем тот занимался. Генерал начал говорить о Церемонии, других генералах, его маленьком лейтенанте и предстоящем судебном процессе.       Его противоречивые эмоции, должно быть, отразились на лице, потому что Цзин Юань спрашивает:       — Что-то случилось?       Дань Хэн делает глубокий вдох и секунду колеблется, прежде чем спросить:       — Ты действительно позволил Блэйду и Охотникам за Стелларонами покинуть Лофу?       Когда генерал Фэйсяо рассказала об этом, Дань Хэн едва сдержал гнев. На самом деле он был в ярости на протяжении всего разговора. Даже если не все заметили эту тонкую деталь, было очевидно: Цзин Юань в тот день выглядел очень уставшим и напряжённым. Но, несмотря на это, он сделал всё, чтобы защитить свой народ. У Фэйсяо, как и у любого другого человека, не было права осуждать его за принятые решения. Она не знает, каково это — жить здесь.Она не была на Лофу, когда Фантилия напала. Как она смеет загонять Цзин Юаня в угол?       Может, Стелла была права в том, что он слишком заботливый. Когда на Цзин Юаня обрушился град огня, Дань Хэн тут же бросился его защищать, особенно после того, как Цзин Юань попросил его присутствовать на слушании. Как будто это было инстинктивно.       — Даже если я это сделал, твое мнение обо мне ухудшится? — Улыбка на лице Цзин Юаня не изменилась, но что-то печальное появилось в его голосе.       Дань Хэн уставился на него. Когда генерал Фэйсяо обвинила его в этом, Дань Хэн не успел его защитить. Конечно, он знал, что Охотники за Стелларонами сбежали с Лофу целыми и невредимыми после столкновения с Фантилией. Но он предположил, что это произошло потому, что эта организация была хитрой и нашла способ сделать это под носом у Цзин Юаня. Генерал был известен своим блестящим талантом в тактике и военном деле, и не похоже было, что он из тех, кто использует своё политическое влияние, чтобы позволить своим старым друзьям делать всё, что им вздумается.         Но, опять же, разве Цзин Юань не простил Дань Хэна за все его преступления и не отменил его изгнание? Дань Хэн до сих пор помнит, как он себя чувствовал — в безопасности. Окруженным заботой. С тех пор, он перестал видеть в Цзин Юане только генерала-арбитра и начал замечать его доброту и человечность.         — Думаю, нет, — решил он. — Но… почему? Это действительно из-за Блэйда?         — Да, — подтвердил Цзин Юань, и его улыбка на мгновение дрогнула. Без неё, с выражением усталости на лице, он выглядел просто грустным. Таким же, каким он выглядел, стоя рядом с генералами Фэйсяо и Хуайянем во время допроса. — Когда Охотники на Стелларонами впервые прибыли на Лофу, Блэйд сразу же пришел в Обитель Божественного Предвидения, чтобы потребовать аудиенции со мной. Первое, что он сделал, когда прибыл сюда — сдался. Когда я спросил, помнит ли он меня, он ответил утвердительно. И, когда мы задержали его, он пошёл с нами добровольно.         Что-то щёлкнуло в сознании Дань Хэна — это была сцена, которую он видел во сне накануне прибытия Экспресса на Лофу. Должно быть, это было воспоминание, воспроизведённое в реальном времени. Как Дань Хэн смог это увидеть? В прошлом он мог случайно заглянуть в жизнь Блэйда, обычно, когда тот занимался чем-то бессмысленным — сражался или просто бездельничал. Однако все ли эти мгновения из жизни Блэйда происходили в реальном времени? Почему он вообще смог это увидеть?!         — А потом ты его отпустил? — догадался Дань Хэн, отбрасывая эту мысль в сторону.         — Да, — признался Цзин Юань. — Блэйд даже не удивился, когда я появился. Как будто он знал, что я приду и освобожу его. Когда мы остались наедине и я спросил его, что он здесь делает, он рассказал мне правду. Он не собирался причинять нам вред. На самом деле он планировал вмешаться в грядущие события, чтобы ситуация на Лофу, в итоге, сложилась для нас благоприятно. Итак, я решил довериться ему. Я проводил его до выхода. — Его улыбка снова дрогнула, но лишь на секунду. — Но, перед уходом он попросил убить его.         Дань Хэн сразу же вспоминает два момента. В первый раз Дань Хэн увидел Блейда, когда он попросил Цзинлю не уходить, прежде чем она не сразится с ним и не дарует «последнюю смерть».        Второе воспоминание было о том, как Дань Хэн впервые встретил его в этой жизни. Их бой длился долго — слишком долго, чтобы Дань Хэн мог чувствовать что-то, кроме растерянности и страха. Всё это время Блэйд пребывал в маниакальном состоянии, словно был оторван от реальности, не понимая, что происходит и с кем он сражается. Но всё изменилось, когда Дань Хэн осознал: Блэйд думает, что перед ним стоит Дань Фэн. Собравшись с духом, он отчётливо произнёс, что теперь он — Дань Хэн. Дань Фэн мёртв, и у него, Дань Хэна, нет ничего общего с прошлым. Его голос звенел решимостью: он потребовал, чтобы Блэйд оставил его в покое.       На мгновение Блэйд остановился. Его глаза расширились, словно он увидел нечто невозможное. Затем из его горла вырвался глухой безумный смех, и он ответил:       — Тогда вырви моё сердце и забери его, мне оно больше не нужно.         Дань Хэн убил его в тот день, но не зашёл так далеко.         — Это, должно быть, было тяжело слышать, — сказал он. — Особенно, если ты впервые увидел его спустя сотни лет.         — Да, но это имело смысл, — согласился Цзин Юань. — По крайней мере, теперь я знаю, почему он путешествует с Охотниками за Стелларонами — они обещали ему, что в конце концов он перестанет существовать. Это всё, что он хочет сейчас. Я бы ни за что не стал удерживать его от того, чего он так жаждет.         Дань Хэн слегка царапает ногтями поверхность стола, за которым они сидят.        — Так… ты сделал это?         — Я сделал всё, что мог, — признался Цзин Юань. — Я пронзил его грудь своей глефой и призвал силу Повелителя Молний, чтобы она прошла через его тело и сожгла до неузнаваемости. Мы тогда были в саду, я сидел у беседки и ждал, когда он очнётся. Через два часа он очнулся. Он подошёл ко мне, чтобы попрощаться, а потом удалился. Я сделал всё, что мог, но этого было недостаточно.         Дэн Хенг вздрогнул, представив эту картину.       — Почему ты это сделал?— спросил он, не в силах сдержаться. — Почему ты хотел это сделать?         — Потому что он был моим другом. — Сказал Цзин Юань. — Потому что, он до сих пор мой друг. Я рискнул и решил довериться ему. Даже если это окажется ошибкой, я не буду об этом жалеть. Я пока не хочу отказываться от нашей дружбы.       Он игриво улыбнулся.       — Ты знаешь, что он иногда связывается со мной?         — Например, по телефону? — спросил Дань Хэн. По какой-то причине он не может представить, что Блэйд пишет сообщения. — У тебя есть его номер?       — Почему ты так этим интересуешься? Хочешь узнать его номер телефона? — поддразнил Цзин Юань. Прежде чем Дань Хэн успел даже подумать, что ответить, Цзин Юань ответил на его вопрос по-настоящему.       — Да. Он не очень разговорчив, и, честно говоря, нам особо не о чем говорить. Хоть я и не тот бравый молодой лейтенант, которого помнит Блэйд, он... — Цзин Юань вздыхает, выдавая своё утомление. — От друга, которого я когда-то помнил, почти ничего не осталось. И всё же я не могу просто избегать его. Что ещё важнее, я не хочу этого делать.         — Но разве это не… — нерешительно начал Дань Хэн. Ему странно открываться перед Цзин Юанем, он всё ещё чувствует себя чужим. Но Дань Хэн знает его слишком хорошо, чтобы он дальше таким казался. — Разве не хуже находиться рядом с ним и знать, каким он был раньше? Разве ты не видишь разницы?         — Нас связывает время, — Цзин Юань качает головой. — Я уже не тот, что был тогда. Люди всегда меняются с течением времени, но это не значит, что они становятся тебе менее дороги. Приятно время от времени узнавать, как у него дела. Не то, чтобы он часто писал. Обычно он звонит, если хочет сказать что-то важное. Например, если он вдруг вспомнил обо мне или что-то в этом роде.         — И часто он это делает? — Дань Хэн задумался.         — Иногда, — отвечает Цзин Юань, его голос звучит мягко, но с лёгким оттенком загадочности. Он подпирает лицо рукой, слегка наклонившись вперёд над столом. Его улыбка медленно расширяется, становясь ещё более кошачьей и игривой. — Что ещё ты хотел бы узнать о Блэйде?         Дань Хэн смущённо поморщился, потому что, о Эоны, он действительно спрашивал Цзин Юаня о Блэйде.       — Я не хочу ничего знать о нём! — Дэн Хэн зашипел в ответ. — Я позвал тебя не для этого!         — Тогда почему ты решил встретиться со мной? — спросил Цзин Юань. Дань Хэн хотел поправить его, отрицать это, но Цзин Юань заговорил снова. —Ну же, друг. Я достаточно хорошо тебя знаю, чтобы понять, когда ты чего-то от меня хочешь. Не нужно стесняться. Давай, спрашивай.         Дань Хэн тяжело сглатывает, его ладонь сжимается в кулак, а слова, которые он хочет спросить, застревают у него в горле.        — Как ты думаешь... — он опускает взгляд на стол, не в силах смотреть генералу в глаза, — как человек, который его знал… — слова застревают у него в горле, словно он давится ими, — могу ли я спросить... Дань Фэн был хорошим человеком?         Когда Дань Хэн наконец поднимает взгляд, Цзин Юань кажется ошеломлённым. Это неудивительно, учитывая, что Дань Хэн всегда избегал попыток узнать что-либо о своей прошлой жизни         Цзин Юаню нужно подумать, и пока он размышляет, страх подступает к горлу Дань Хэна. Страх перед каждым возможным ответом, который он может получить. Он не уверен, хочет ли, чтобы Дань Фэн был хорошим или плохим, и не уверен, готов ли он к ответу. Он знает только, что ему нужно взглянуть правде в глаза, какой бы она ни была.         — Думаю...когда я его знал, он был именно таким, — говорит Цзин Юань. — В конце своей жизни Дань Фэн стал хорошим человеком. Но он был сложной личностью. Ещё до нашей встречи он прожил долгую жизнь, и, судя по хроникам и рассказам, в те времена его нельзя было назвать светлым и безупречным. До нашего знакомства он совершил немало плохого, и даже в период нашего знакомства за ним оставались ошибки. Если говорить о моём личном мнении...мне кажется, большую часть своей жизни он был ужасно одинок. Пожиратель Луны бесчисленное количество раз занимал пост Верховного Старейшины. Он был связан долгом и ответственностью перед Сяньчжоу, выступая единственным голосом всего народа видьядхар. Его окружение и наставники вознесли его на недосягаемую высоту, оставив в одиночестве. Сотни лет он провёл, погрузившись в политику и войны, не имея возможности выбраться из своей изоляции.         В голосе Цзин Юаня не было ни грусти, ни сожаления, когда он это сказал. Только честность. Дань Хэн задумался, не нужно ли Цзин Юаню выговориться так же сильно, как Дань Хэну нужно было это услышать. Тяжело горевать в одиночку, и он сомневается, что на Лофу остались люди, готовые слышать что-то хорошее о Дань Фэне.         — Я думаю, что, хотя люди почитали его как некое божество, на самом деле он был таким же уязвимым, как и все мы. В начале своей жизни у него были проблемы с эмпатией, потому что рядом не было никого, кому он мог бы посочувствовать. Конечно, это лишь моё мнение, но… я знаю, что мы стали его первыми настоящими друзьями. Первыми людьми, которые заботились о нём не из-за его статуса и не преследовали скрытых целей. Он говорил, что благодаря нам он почувствовал себя человеком. Как будто впервые в жизни он был просто Дань Фэном, а не Пожирателем Луны или Верховным Старейшиной.         Дань Хэн сразу же почувствовал, как у него защемило в груди от знакомого чувства, когда он ощутил отголосок любви. Он испытывал подобное к своим друзьям на борту Звездного экспресса. Первые люди, полюбившие Дэна Хэна за то, что он был Дань Хэном. Рядом с ними он чувствовал себя самим собой, он чувствовал себя свободным.         — Я думаю, что мы были ему небезразличны, — продолжил Цзин Юань. — Может быть, даже больше, чем он мог себе представить. И это подтолкнуло его к неверному решению. Но… я не ненавижу его за это. Мы были единственными, кто не заставлял его чувствовать себя… загнанным в ловушку.         Его улыбка слегка растянулась, пока он ждал какого-либо ответа от Дань Хэна. Слушая его, Дань Хэн понял, что это было примерно то, что он ожидал услышать. Все, что теперь оставалось — это проглотить правду и надеяться, что он сможет ее переварить.

***

      Много лет Дань Хэн думал, что никогда не вернётся на Лофу. А если бы и вернулся, то никогда не стал бы возвращаться в Дом Кандалов. И всё же, он был там по просьбе Цзин Юаня. Его пылкая решимость защитить заставила бы его пойти на что угодно, лишь бы избавить Цзин Юаня от стресса. И всё же, оказаться здесь снова спустя столько времени...         Ему пришлось сосредоточиться на Стелле рядом с ним. Все в этом месте кричало об опасности. Жутко тихие залы, пространство, со странной схемой этажей, бездонная пропасть под ними, запах нечисти и гниющей плоти, и, конечно — леденящий холод. Все это вернуло его к воспоминаниям, каково это — жить здесь. Каждую секунду он был настороже, потому что знал, что не в безопасности. Это было странно, но больше всего он боялся, что случится что-то плохое, ведь теперь, когда Стелла рядом, это могло затронуть и её.        Это было худшее, что он мог себе представить — это место заберет единственное, что ему удалось приобрести за пределами Лофу — его друзей на Экспрессе. Дом Кандалов отнял у него всё — детство, ощущение связи с родным миром, самоощущение… Он не позволил бы ему отнять у него что-то ещё. Теперь он был больше, чем пленник Дома Кандалов, он не позволил бы ему удержать его.         Это было немного странно, но присутствие Стеллы дало Дань Хэну возможность сосредоточить все свое внимание и энергию на чем-то другом, так что он чувствовал себя менее рассеянным или взволнованным. Он действительно немного запаниковал, когда двери захлопнулись за ними. Была доля секунды, когда Дань Хэн подумал, что они застрянут там навсегда, но потом появился Цзин Юань и вытащил их оттуда.         Он вернулся туда добровольно, потому что Цзин Юань всё ещё был в затруднительном положении, и теперь весь Лофу был в опасности. Но, он всё равно сосредоточил всё своё внимание на друге. Логически он понимал, что Цзин Юань сильнее его, и ему не нужно было, чтобы Дань Хэн заслонял его каждый раз, когда они сталкивались с врагом. Но он всё равно продолжал это делать. Было приятно, что он рядом, как и приятно, что Стелла была рядом. Хоть он и всё это время боялся за их безопасность, он не паниковал. И это было хорошо. Дань Хэн, может, и не чувствует себя в безопасности в этом месте, но он больше не один. Это очень важно.         Он до сих пор не знает, что думать о фразе, которую случайно обронил Цзин Юань, касательно его рождения. Он немного расстроен тем, что не знал о своем прерванном перерождении с помощью магии. Он чувствует себя обделенным, лишенным права, которое есть у всех видьядхар — его прошлое и грехи должны быть смыты в яйце, как у любого другого представителя его вида. Но он также понимает, почему генерал не рассказал об этом Дань Хэну раньше. Дань Хэну, вероятно, не хотелось бы знать об этом раньше, он до сих пор активно избегал своего прошлого. Так что, он раздражён и благодарен за то, что Цзин Юань уважает его границы.

***

      Ударить Таожаня по лицу было приятнее, чем он мог себе представить. Он помнит наставников из своего детства, они были единственными, кто регулярно навещал его в камере. Они учили его разным вещам, например, читать и писать, рассказывали об истории их вида и истории его предшественника. Они научили его ненавидеть себя.         Ему не нравилось, как Таожань смотрел на Дань Хэна, словно знал его лучше, чем он сам. Ему не нравилось, как он обращался с Байлу, словно она была не человеком, а вещью. Ему не нравилось, как он раскидывался своей силой и рассчитывал выйти победителем. Как он не ожидал никаких последствий от своих действий. Впервые в жизни Дань Хэн понял, почему Блэйд злится, когда кто-то бежит от последствий своих поступков. Мысль о том, что никто никогда не заплатит за причинённые Таожанем боль и страдания, заставляет кровь Дань Хэна закипеть.         Таожань всегда оставался самим собой и останется таким, даже когда возродится.Он просто станет другой версией самого себя, вот и всё. И он не может бесконечно использовать свою силу таким образом.         Вступив в бой, Дань Хэн почувствовал, что наконец-то может расслабиться. Он не был в ловушке, он больше не был в тюрьме. Дань Хэн был свободен, он был собой.         После того, как битва закончилась и Цзин Юань вернулся на поле боя, чтобы арестовать Таожаня, Дань Хэн уставился на статую своего предшественника, вспоминая, как Таожань говорил с ним. Он сказал, что Дань Хэн всегда был упрям. Он задумался, был ли Дань Фэн таким же. Похоже, Таожань на это намекал. И если да, то что ещё у них было общего? Были ли у них общие не только отрицательные качества — упрямство, гордыня, жадность, — но и другие черты? Интересовался ли Дань Фэн миром и тем, как он устроен? Любил ли он историю и рассказы? Приключения? Любил ли он своих друзей так же сильно, как Дань Хэн любит своих друзей?         Дань Хэн был готов на всё ради экипажа «Звёздного экспресса», даже если это означало нарушение доверия, оказанного ему сородичами, совершение грехов и нарушение законов. Если бы Дань Фэн был таким же… возможно, всё встало бы на свои места, если бы выяснилось, что они связаны гораздо сильнее, чем предполагал Дань Хэн.       Когда Линша и остальные Облачные Рыцари вышли через главный вход, Цзин Юань, погружённый в раздумья, подошёл к Дань Хэну.         — О чем ты думаешь? — спросил Цзин Юань.         В голосе Цзин Юаня звучит теплота, словно он говорит с близким другом. Дань Хэн невольно задаётся вопросом: стали ли они действительно друзьями? За последние недели они несколько раз гуляли вместе, явно стремясь лучше узнать друг друга, и Дань Хэн готов признаться себе, что Цзин Юань стал ему небезразличен — таким, какой он есть сейчас, а не таким, каким он был для Дань Фэна в прошлом. Но отвечает ли Цзин Юань ему взаимностью?         Когда они впервые встретились в этой жизни, после того как Дань Хэн был помилован и освобождён из Дома Кандалов, генерал отнёсся к нему с чрезмерной фамильярностью. Это было не из-за дружбы с Дань Хэном, а из-за любви, которую он испытывал к Дань Фэну. Когда они недавно вернулись на Лофу, Цзин Юань воспринимал Дань Хэна как знакомого, но теперь снова начал обращаться с ним как с близким другом. Это стало похоже на излишнюю близость, проявленную при их первой встрече, и Дань Хэн начинает задаваться вопросом: заботится ли Цзин Юань о нём как о человеке, которым он является сейчас, или он просто привязан к тому, кем Дань Хэн был раньше? И, возможно, Дань Хэн приходит к выводу, что он действительно хочет, чтобы Цзин Юань заботился именно о нём, а не о прошлом.       — Просто бой с Таожанем доставил мне больше удовольствия, чем должен был.         — Что ж, в этом есть смысл, — рассуждает Цзин Юань. — Я имею в виду, что я уверен, что Пожиратель Луны на протяжении бесчисленных жизней испытывал неприязнь к наставникам.        С дерзкой ухмылкой он добавляет:        — Я уверен, что Дань Фэн гордился бы тобой.         — Даже несмотря на то, что я теперь Безымянный и отказался от всех своих обязанностей перед своим народом? — спрашивает Дань Хэн.         — Ну, вообще-то, да. — Цзин Юань согласился. — Ты знал, что Байхэн была Безымянной?         — Она была? — Дэн Хенг оживился.         — Да, — подтвердил Цзин Юань. — Когда мы впятером напивались, Байхэн рассказывала нам о своей жизни на борту Звёздного экспресса: о путешествиях по бесчисленным мирам, встречах со множеством людей, безумных приключениях. Думаю, мы все немного завидовали ей. Или, может быть, только я. Но я точно знаю, что Дань Фэн разделял это чувство. Он говорил, что чувствует привязанность к Лофу. Он посвятил свою жизнь, свои прошлые и будущие воплощения служению в качестве голоса видьядхар. Он снова и снова проживал одну и ту же одинокую жизнь, зная, что нужен своему народу. Не хочу приписывать ему слова, которых он мог не говорить, — и, может быть, не мне судить, — но мне кажется, если бы он знал, что станет тобой, Дань Хэном, он был бы счастлив.       Цзин Юань умолк и неожиданно для себя заметил, что Дань Хэн плачет. Тихие слёзы катились по его щекам, и он сам не знал, почему. Какая-то часть его, должно быть, испытала огромное облегчение, услышав эти слова.       Дань Хэн позволил этой части себя выплакаться. Столько, сколько потребуется.