Better to bind your brow with willow (--And follow, follow until you die,)

Блейз никогда особенно не задумывался о необходимости держать что-то в секрете. В масштабе его забот маглы, которые уже наполовину привыкли к магии и полностью её принимают, не стоят и минуты его размышлений. Забавно, но именно его равнодушное отношение становится лучшей защитой. Своим поведением он даёт понять, что ничего спорного в нём нет, и люди, в большинстве своём, следуют этому примеру: кто-то из верности, кто-то из-за неуверенности, а кто-то просто потому, что хочет выглядеть круто. Это, на удивление, надёжная система. Оберин не позволяет себе полностью поверить в это, но в то же время его мечтательная натура невольно тянется к причудливой сути происходящего. Блейз не стремится стать мучеником ради исправления мировых несправедливостей, но готов помочь тем, кто ему симпатичен, если это в пределах разумного. Пока что никто даже не приблизился к тому, что он бы счёл чрезмерной просьбой — если уж на то пошло, он предпочёл бы, чтобы его подопечные просили о помощи раньше — так что он не особо об этом беспокоится. Когда убийцы неизбежно появляются — а он прожил здесь уже семь лет, так что их медлительность в высшей степени позорна — его охранные чары не дают им и шага переступить границы владений. Более того, даже если бы они смогли проникнуть на территорию, он не слышал о людях, которые могли бы надёжно справиться с ним. Его собственная безопасность практически гарантирована. А вот его подопечные — это совсем другое дело. Их сотни, а он один. И, в отличие от него, они регулярно покидают поместье. Обеспечить их абсолютную защиту потребовало бы уровня диктаторского контроля, который ему не по душе, так что приходится импровизировать. Для этих целей образ переменчивого эгоиста оказывается довольно полезным. Оглядываясь назад, он понимает, что его вспышка в дворце Солнечного Копья пошла вразрез с этим образом. Но, с другой стороны, тупоголовый лорд позволил себе оскорбить его настолько, что это можно списать на личный выпад, а не на защиту окружающих. Он тяжело вздыхает. Слабый аргумент, ничего не скажешь. Нет, нужно что-то более надёжное. Магические украшения могли бы стать временным решением, но большинство хороших артефактов не работают на маглах. Создание новых — возможный вариант, но на то, чтобы достичь нужного уровня в чарах, уйдут месяцы, если не годы. Решение, на котором они в итоге сходятся — хоть и запутанное, и сложное — приходит от Оберина.

***

— Почему тебя называют целителем? — спрашивает Оберин спустя три недели их неожиданной дружбы. — Не пойми меня неправильно, конечно, с твоими результатами трудно спорить, но… Дело только в магии? Блейз широко улыбается, в его глазах мелькает искра шутки: — Только в магии? Как быстро меркнет очарование! Ещё неделю назад ты был заворожён моими крыльями, а теперь я уже приелся… — Ох, перестань, — фыркает Оберин, и его скулы окрашивает лёгкий румянец. — Ты прекрасно понял, о чём я. — Так ли? — смеётся Блейз, легко, как будто само солнце заливает его своим светом. Он откидывается назад, прикрывая глаза от яркого сияния. Где-то рядом Вита с удовольствием чешет спину о подвесной гамак, инкрустированный сверкающими камнями. — Ну хорошо, понял. Я, по правде говоря, не особенно целитель. Всё, что я умею, — это самодельная импровизация, которой я научился на собственном опыте. Оберин от неожиданности замирает, рот чуть приоткрыт. Он искренне удивлён: — Ты не целитель по профессии? Лёгкость на лице Блейза становится жёстче, как натянутый лук: — Я родился в богатстве, что ты, вероятно, уже понял по всей этой показной пышности. В нашем кругу профессиями особенно не занимались. — Но тебя же чему-то учили, — не унимается Оберин, его глаза горят любопытством. — Я вижу это. — Ничему, что имеет значение, — отрезает Блейз, добавляя резкости в голос, чтобы отбить охоту копаться в прошлом. Оберин ему нравится, но эту тему он точно не собирается обсуждать. — Сейчас я просто бездельник. Бездельник с хобби в виде исследований. И не думаю, что это изменится, — на мгновение облачко заслоняет солнце, бросая мимолётную тень, словно подводя итог его словам. — И это я говорю не из гордости, но всем нам стоит молиться, чтобы так и осталось. — Учту, — спокойно отвечает Оберин. Но по выражению его лица видно, что слова Блейза едва ли дошли до его сознания, что не может не вызывать тревогу. — Чем ты занимаешься в своих исследованиях, если не секрет? Я, между прочим, обученный целитель. Блейз моргает. — Ты? — удивление в его голосе слишком искреннее, чтобы быть ложным. Но, как человек неглупый, он быстро хватает предложенный Оберином отвлекающий манёвр. — Никогда бы не догадался. — О? — Оберин улыбается, обнажая белоснежные зубы. — А я считаю, что вполне преуспел в этом деле. Блейз делает вежливый звук, выражающий сомнение. Кто бы мог подумать, что этот гедонистичный молодой человек способен на что-то большее, чем праздное веселье. — Ну, тогда, возможно, тебе пригодятся мои записи. Хочешь взглянуть?

***

Блейз искренне наслаждается тем, как Оберин восхищается его лабораторией для зелий. Его люди, благослови их боги, не имеют ни малейшего представления о том, как должна выглядеть исследовательская лаборатория. Для них кажется совершенно нормальным использовать безупречно вырезанную мебель и стойки, сделанные из драгоценных металлов. Его склянки выполнены из хрусталя, благородных металлов или даже из драгоценных камней. Всё это выглядит чертовски забавно. Тем не менее, Оберин почти не обращает внимания на пышность обстановки и сразу направляется к книжным полкам. — Алхимия? Брови Блейза удивлённо поднимаются. — Вдохновенное и совершенно верное предположение. — Едва ли, — отвечает Оберин, не отрывая взгляда от полок. — В Цитадели есть отдел алхимии, но это… — он отмахивается рассеянным жестом. — Дым и зеркала. У них уж точно не встречали настоящей ведьмы. — Волшебника, если позволишь. Всё же я не выгляжу настолько женственно. — Нет-нет, ты совершенно мужчина, — рассеянно говорит Оберин. — Ещё бы. Но вернёмся к делу. Что это всё? Ты сам это написал? Блейз пожимает плечами, подводя его к ближайшему столу. Оберин послушно следует, обхватив руками охапку книг. Он так похож на Гермиону Грейнджер, что у Блейза внутри будто вспыхивают раскалённые иглы, пронзающие почки. — Я разбираюсь в нескольких направлениях магии, но зелья и ритуалы — золотой стандарт исцеления. Мой народ потратил века, документируя магические свойства органических и неорганических веществ. А здесь мне приходится начинать с нуля. Отсюда и всё это. — Невероятно, — Оберин снова погружается в книгу. — Безумно, но невероятно. У тебя нет системы? Блейз фыркает: — Можешь взглянуть на мои записи и попытаться заметить какую-нибудь закономерность, которую мы упустили. Я человек хаотичный, но Дарин — пугающе умный молодой человек, у него целая команда талантливых ребят, которые стараются привести наши открытия в порядок. Если они до сих пор не нашли модель, значит, её, скорее всего, не существует. — Может быть, — неопределённо соглашается Оберин. — У меня есть несколько идей. У тебя найдутся бумага и чернила, чтобы я мог… Ну конечно, это происходит. Как он мог подумать иначе? — Конечно, бери любую ручку, они самопишущие. Какой он заучка, честное слово.

***

Оберин излагает свою мысль, но Блейз не в силах её понять. Тем не менее, его анализ настолько ценен, что обеспечивает ему расположение Дарина — а это само по себе говорит о многом. Дарин не слишком жалует Блейза в обычные дни, и это несмотря на годы, которые они провели вместе. Тем не менее, двое тут же затевают спор на темы, которые кажутся совершенно бессвязными: история и география сменяются философией, поэзией и искусством. И прекращать они явно не собираются. Это выглядит крайне странно. Блейз не спрашивает, что это значит, но со стороны наблюдать ему нравится. Несмотря на прошлые разногласия, Дарина это, похоже, беспокоит куда меньше, чем Оберина, а это уже облегчение. К тому же, их разговоры смотрятся довольно мило. Милыми — и совершенно бесполезными в текущей ситуации. Какие бы гипотезы ни строили Дарин с Оберином, плоды их размышлений появятся ещё не скоро. Блейз предпочитает ничего по этому поводу не говорить. У него и так полно дел. После нескольких аккуратных переговоров с соседями, ему удалось выкупить их участки за щедрое вознаграждение. Блейз, предусмотрительно, добавил ещё золота, чтобы его запомнили добрым словом. У некоторых из соседей были дети, а сами они провели на этой земле немало лет. Было бы нечестно не облегчить им жизнь в обмен на их согласие. С новыми приобретениями владения теперь охватывают весь городской квартал, примерно шестьдесят акров. Неплохо, учитывая, сколько людей здесь живёт. Теперь у них будет достаточно места для планомерного строительства, а не хаотичного нагромождения зданий, лишённых какой-либо логики. Но новые территории нуждаются в защите — и это требует усилий.

***

Некоторые из его псевдо-исследователей заявляют, что хотят узнать, как проходит процесс, хотя ясно, что повторить его они всё равно не смогут. — Чем больше данных, тем лучше мы будем понимать твою магию, — настаивает Амила. — Ты же постоянно говоришь о каких-то универсальных законах. Так вот, твои защиты и зелья — всё это создаётся твоей магией. Я хочу знать. Блейз долго смотрит на неё и, наконец, произносит: — Мне жаль, что у тебя нет учителя лучше, чем я. Под его руководством ты была бы просто ужасающе сильна. Хотя и сейчас ты пугаешь до дрожи. — Твоё самобичевание отмечено и отвергнуто. А теперь скажи — что такое рунический камень, если точнее? Семя мысли, зародыш идеи мелькает в его сознании, пока он подбирает упрощённое объяснение сути рунических камней для магглов. Что если… О. Ох? О! — Это в лучшем случае временное решение, — произносит он, и, кажется, его рот успевает за мыслью быстрее, чем сам Блейз. — Я давно думал основать Дом Забини. Это ритуал, в общих чертах. Я создам источник семейной магии и свяжу его с землёй, — ну, что-то вроде. — Это будет куда стабильнее, если разобраться. Амила моргает. — Ты собираешься жениться? — Что? — он начинает смеяться — громко, искренне, от всей души. — У меня уже сотни детей и двоюродных родственников. На что мне муж или жена? — Ах. Её совершенно чёрные глаза наполняются слезами, и Блез моментально впадает в панику. — Я… Или нет? Не плачь, цветочек, ты же знаешь, это меня убивает! Просто скажи, что тебя расстроило, и я отправлю это прямо в солнце… Амила фыркает, и её смех выходит мокрым, с захлёбом, немного отталкивающим. — Мы… Большинство из нас не имеет семьи, которая бы нас приняла, даже если бы они были живы. Это не… Этот грандиозный особняк, твоё золото и магия… Я и не думала, что всё это задержится надолго. — Хм, — он задумывается. — Амила, моя душечка, я не могу сейчас устроить задушевный разговор, — признаётся он, осознавая своё полное бессилие придумать что-то и мудрое, и обнадёживающее. — Ты моя. А значит, ты будешь в безопасности даже тогда, когда меня уже не станет. Я впитаю свою кровь в эти земли, так глубоко, что ничего и никто не сможет её оторвать. Надо было заняться этим давным-давно. — Поняла. Она абсолютно некрасиво плачет. Большинство людей некрасивы, когда плачут, но у Амилы глаза опухают, кожа вокруг носа становится красной, как пожар, покрывается пятнами. Плюс мышцы вокруг её рта то и дело дёргаются, что добавляет образу неопрятности. Получается растрёпанный, ранимый подросток. Блейз только вздыхает и, наконец, швыряет ей носовой платок. — Держи это. Убери всю эту… влагу, а потом я дам тебе погладить Виту. Вот до чего ты меня довела, злое дитя.

***

Блез может и не быть мастером в создании и проведении ритуалов, но он наследник рода чистокровных волшебников, чья родословная способна потягаться с любой в Магической Британии. Разве что азиаты и африканцы обойдут его в этом деле, но на этом всё. Суть в том, что он знает не меньше полусотни различных ритуалов укоренения магических родов, причём даже без подготовки, а ещё сотню может собрать буквально на ходу. Выбрать подходящий — тоже не задача, особенно в мире, где нет многочисленного магического населения, от которого надо было бы защищаться. О, если бы его предки могли видеть его сейчас! Любой из тех старых ведьм и магов рыдали бы от зависти. Сила семейной магии определяется двумя ключевыми факторами: числом магических подписей, связанных с родом, и, что ещё важнее, расположением рунического камня. Когда Британия и Европа ещё оставались незаселёнными, дома, обладающие численностью и знаниями, захватили все земли, богатые магией, связали их своей кровью и пожинали плоды из поколения в поколение. Чем меньше магии в земле, тем менее мощные защиты она может поддерживать. Одни дома компенсировали это количеством — как Прюэтты, Уизли или Булстроуды. Другие заключали контракты с магическими существами. Забини выбрали второй путь, объединившись с вейлами и используя их магию для подпитки защитных чар, которые сами бы не потянули. А потом появилось Солнечное Копье. Да что там, весь этот мир! В королевствах Нагов Кхандавы не было даже доли магической плотности, как у какой-нибудь просёлочной дороги в Вестеросе. Здесь магия повсюду — старая и новая, молодая и древняя, жаждущая применения. Повсюду, за исключением самих людей. Практически это означало, что Блейзу не нужно было ломать голову над балансом защиты, поддержки и стоимости — основой любого рунического камня. Он не переживает о том, что несовершенные чары позволят проникнуть хитрой магической атаке, и благодаря обилию свободной магии может позволить себе лучшие решения. И он не скупится. Чертит невероятно мощный узор и вкладывает почти всю энергию, кроме символической малой части, в поддержку. Защита, конечно, хорошая вещь, но Блейз предпочёл бы видеть своих людей процветающими, а уже потом добавить более надёжные оборонительные чары. К тому же, оборонительная магия имеет свои пределы. Когда-то семейная магия Забини была исключительно защитной, но не особо помогла, когда Тёмный Лорд решил завести себе «питомцев». — Полагаю, это варварство необходимо, — с презрением фыркает Каран, всем видом демонстрируя безразличие. Блейзу, который не мог отделаться от него больше чем на пару минут с начала ритуала, не особенно верится в эту показную незаинтересованность. — Необходимо. Магическая кровь — самый сильный ингредиент из возможных. Земля старая, своенравная и немного помешанная на огне, — он ухмыляется. — Я тоже старый, своенравный и немного помешанный на огне, так что мы подходим друг другу, если этот этап сделать как следует. — И ты не можешь использовать кого-то другого? — Как бы тебе ни хотелось, чтобы я связал какого-нибудь несчастного и спустил с него кровь, это должен быть я, — фыркает Блейз. Он пользуется моментом, чтобы перевести дух, пока очередной кластер рун активируется. Ещё один готов, осталось сотни. — Не беспокойся, дорогой. Я понимаю, это выглядит жутковато, но другого пути нет. — Я? Беспокоюсь? Когда ты за последние полсуток потерял, что, два литра крови? С чего бы мне волноваться? Блейз смеётся так сильно, что перья на его крыльях чуть шевелятся, а кончик одного опасно приближается к одной из множества чаш с кровью и зельями. Он отвлекается. — Конечно. Если тебе так нечем заняться, почему бы тебе не оказать мне услугу и не придержать мои крылья? — Что? — Или нет, — задумчиво произносит он, обдумывая другую возможность. — Можно было бы их как-то зафиксировать, но… — фу. — Скорее всего, я запаникую и сделаю что-нибудь безумное. Я бы убрал их, но это — наиболее честная форма моего естества, и врать своей магии сейчас не самое мудрое решение. Каран громко дышит, собираясь с мыслями, и, надо отдать должное, довольно быстро берёт себя в руки. — Я не это имел в виду. Прикасаться к твоим крыльям — это… кажется слишком интимным. — Вот и умница, — отзывается Блейз с горечью. — Романтические иллюзии у меня давно развеяны. К моим крыльям притрагивались многие, чаще всего без какого-либо моего согласия. Через пару дней я усыновлю тебя кровью в свой дом; не думаю, что это можно сравнить. — Мм, — глаза Карана становятся одновременно проницательными и пустыми. — Понятно. Я бы хотел что-то сказать, но, боюсь, мне нечего. Если ты точно уверен? — Вперёд, — он не врёт. Скрываясь за завесой боли и усталости, легко игнорировать то чувство осквернения, которое всегда сопровождает такие моменты. — Тебе стоит поговорить с кем-то об этом, — говорит Каран. — Не со мной, Семеро знают, я бесполезен в вопросах эмоций, но с кем-то. Твой принц справился бы, если уж на то пошло. Ну да, конечно. — Без обид, цветочек, но я бы предпочёл умереть. — Справедливо.

***

Семь дней работы с кровью, тринадцать дней непрерывного вливания магии в рунический камень, три дня медитации — и всё. Закончил. Выматывающий процесс, честно говоря, но в конце концов, он магическое существо. Ему больше подходит поглощение энергии из окружающей среды, чем из пищи, и по мере работы земля, похоже, начала всё больше его замечать. — Всё. Готово. Ф-фух. Это было что-то. — Ещё бы, — отзывается Каран, самопровозглашённый представитель небольшой армии его змей, собравшихся, чтобы посмотреть финал. — Как самочувствие? Ты выглядишь, как смерть, так что вопрос закономерен. Блейз пожимает плечами, выдавливая слабую улыбку: — Хорошие новости, тюльпанчик. Скоро тебе не нужно будет волноваться, что я откину копыта. Магия привязана к земле. Ты пока не получишь всех преимуществ, пока я не усыновлю вас, но уже сейчас можешь приходить и уходить, как тебе захочется. Здесь тебе ничто не угрожает. — Чудесно. Ну, значит, всё решено. Тогда можно просто кинуть тебя в яму со скорпионами? — Каран, свет моей жизни, у тебя, случаем, есть яма со скорпионами? Нет-нет, постой, что за глупость, конечно, есть. Они у тебя разбросаны по всему имению? К карте ямы прилагаются? Конечно, есть карта. Она цветовая, по видам скорпионов, верно? — Хватит болтать чушь, ты, ужасный человек, — обрывает его Каран, изображая строгость. Только вот незадача: Блейз замечает мягкий изгиб уголка его рта. — Ви, ну же, помоги мне дотащить этого нелепого старика до софы. Дети, разбегайтесь, приготовьте еду и горячую ванну. Если я ещё хоть раз почувствую запах крови, смешанной с его проклятыми настойками…