Better to bind your brow with willow (--And follow, follow until you die,)

— Ну что, утята, — говорит он, убрав большую часть своей ярости по дороге назад. — Слушайте внимательно. Не хочу никого пугать, но жизнь здесь, возможно, в будущем поставит вас в какой-то список. Для тех из вас, кто не хочет с этим связываться, у меня есть достаточно золота, чтобы вы могли переехать в более безопасные места. Те, кто останется, должны знать, что я только что повздорил с правящей семьёй Дорна…

***

Блейз поклялся бы, что совершенно не намеревался вызывать такие потрясения в экономике Дорна, но факты говорят сами за себя. Лишь немногие из людей приняли его предложение взять золото и использовали его, чтобы уплыть из Дорна совсем. Остальные — их сотни — остались. Точно сказать он не может, но, по его подсчётам, в эти дни в его владениях живёт каждый представитель низшего класса среди работников секс-индустрии, стражников и солдат Солнечного Копья. Как это вообще возможно? На третий день к нему с визитом приходит Оберин Мартелл. — Принц Мартелл, — зовёт Блейз со своего лежака. — Что привело вас в мои края? — То да сё, — напевает принц. — В основном я пришёл извиниться; может, немного поунижаться. Хотя я совершенно не представляю, как именно это сделать. Прекрасно. — Для начала неплохо бы признать, как сильно вы напрягли моих ребят, а там посмотрим. — Ах. — Оберин окидывает взглядом нынешних обитателей Сада. В какой именно момент его сад начал писаться с заглавной буквы, он не знает, но вот так оно теперь. — Я предполагал, что они будут рады увидеть своими глазами, что пресмыкаться пришел не ты. Это правда. — Значит, вы этого хотите? Залатать мосты с опасным человеком, опасаясь насилия, которое я могу обрушить? Надо отдать должное Оберину: он даже не пытается хитрить. — Именно. Да, это не единственная моя цель, но, безусловно, одна из самых важных. Блейз хмыкает. Часть его ценит честность; большая часть устала. — Тогда дело сделано. Всё прощено. — Не думаю, что это правда, — говорит Оберин, умные глаза ищут что-то в лице Блейза, но ничего не находят. Даже если бы Блейз не был обучен лучшими — и худшими — держать эмоции под контролем, Оберин всё равно бы не понял, что увидел. — Но я ценю твой настрой. Не буду тебя больше беспокоить. Могу ли я навестить тебя снова? Блейз моргает. Это… неожиданно. — Могу я вас остановить? Теперь очередь Оберина закатить глаза. — Очень легко, если захочешь. Но тебе не придётся. Я не переступлю твои границы. — он пожимает плечами. — Если только мне не придётся. Или я не захочу. Вы же понимаете. Ну и… настоящий безрассудный гриффиндорец. Даже цвет кожи подходящий. — Уходите, Ваше Высочество. Приходите, если захотите. — Благодарю.

***

Через два дня Оберин возвращается. На этот раз с подарком. — Я подумал, она подойдёт тебе, — говорит он. — Она? Что это? — Это панголин. Оберин мягко проводит пальцем по её спине, и панголин, странное существо с колючим телом, отзывается тихим шорохом, похожим на звук крошечных кастаньет. — Это карликовая порода. Она не вырастет больше, чем сейчас, — добавляет он, делая несколько осторожных шагов в Сад с видом человека, который входит в логово дракона, пытаясь выглядеть увереннее, чем чувствует. — Это спокойное существо, родом из Красной пустоши. Не доставит никаких проблем. Блейз смотрит на создание. Панголин отвечает взглядом. — Я её обожаю, — говорит он. У неё почти сердцевидные шипы. — Я утоплю её в комфорте и роскоши. У неё будет всё, что она пожелает. Чем она питается? — В дикой природе они едят муравьёв, — отвечает Оберин, пощекотав зверька под заострённым подбородком. Ящер дрожит от удовольствия, хвост весело издаёт щелчки. Её тело — за исключением хвоста — едва больше ладони Оберина. — Так что, полагаю, это делает их хищниками? Не самый изысканный вариант, но, по крайней мере, будет меньше беспорядка. Блейз впервые за два дня поднимается с лежака, если не считать походов в туалет. — Можно мне? — Разумеется. В отличие от их сородичей, они не пугливы. Это особенность вида: почти неуязвимые чешуйки и пятьдесят граммов чистого мяса делают их весьма успешными. — Кто вообще может захотеть съесть тебя, моя маленькая тыковка? Он протягивает руки, и ящер с радостью переползает к нему, чтобы исследовать нового знакомого. — Я неплохо справился, — заявляет Оберин через несколько секунд, его голос наполнен удовлетворением. Это даже не вопрос. — Ты справился, — подтверждает Блейз. — Трогательный жест. — Мм. Я вообще довольно неплох в извинениях. Приходит с опытом, ведь я часто бываю неправ. — Ну что, змеёныши, — произносит Блейз, нарочно повышая голос. — Как думаете, достаточно ли этот высокий красив, чтобы его можно было полюбить? Десятки глаз оценивающе осматривают Оберина с той интенсивностью, на которую способны только маленькие дети. — Да! — раздаётся всеобщее одобрение. — Ну что ж, Оберин, — продолжает Блейз, всё ещё сосредоточенный на крохотном ящере, пытающемся забраться ему в рукав. Её язык совершенно нелеп. — Вот и отлично. Прошу, садись, отдыхай, наслаждайся. — Благодарю за приглашение, но вынужден отказаться. Я ещё не закончил извиняться, — отвечает Оберин. Блейз с трудом отрывает взгляд от своего нового друга. — Кроме того, я мелочный, избалованный нарцисс. Я не опущусь до соперничества с животным за твоё внимание, если буду уверен, что проиграю. — Очень разумно, — соглашается Блейз. Его глаза едва заметно щурятся от улыбки. Он чувствует симпатию к этому безнадёжному человеку. — Мы ещё не на той стадии наших отношений, чтобы я стал умолять тебя остаться, но мою благодарность ты заслужил. У меня никогда не было питомца. Хотя сам он был питомцем… Нет. Нет. Лучше сосредоточиться на… это рептилия? Она рептилия? — Когда-то всё случается впервые, — говорит Оберин, резко разворачивается и уходит. — Скоро зайду снова. Удачи!

***

Оберин стал заходить всё чаще, принося с собой различные безделушки — продуманные, остроумные сувениры, которые говорили о его наблюдательности, — а также острые шутки и почти бесконечное обаяние. Сегодня он задержался дольше, чем обычно, осторожно облокотившись на дерево рядом с выходом. Его взгляд скользит по Вите, которая дремлет в золотом гамаке, раскинутом на груди Блейза. Сам по себе гамак, по скромному мнению Оберина, был крайне удачной находкой: очаровательная маленькая ящерица спит, а Блейз тем временем украшает её золотом и драгоценностями. — Не могу понять твою игру, но ты явно играешь мастерски, — говорит Блейз. — Не думаю, что всё так сложно. — Нет? — Блейз вздыхает. — Ради блага всех нас, надеюсь, ты не планируешь втянуть меня в какую-то глупую политическую интригу. Это закончится плохо. Для всех. Оберин вдруг смеётся, и в этом смехе звучит искреннее удивление. — Хотя я могу быть упрямым и грубым, я всё же не считаю себя безрассудным. Попытаться использовать тебя против моих врагов было бы сродни попытке убить мышей ударом гремучей змеи. — Здорово подмечено, — говорит Блейз, чувствуя, как последние остатки неприязни к Оберину рушатся. — Тогда в чём дело? Ты здесь по поручению своего брата? — Доран крайне недоволен тем, что я здесь вообще, — отвечает Оберин, его поза становится чуть более расслабленной, движения тела больше не кажутся настороженными. — Он считает, что я пытаюсь тебя соблазнить. Блейз моргает, затем наклоняет голову и окидывает его долгим, пристальным взглядом. — Но ты ведь этого не делаешь. Что бы ты ни задумал, ты определённо не пытаешься меня соблазнить. — Нет, не пытаюсь, — Оберин поднимает брови. — Ты весьма спокойно отнёсся к перспективе, что мужчина может добиваться твоего внимания. — Боги милостивые, — Блейз закатывает глаза. — Дорогой мой, ты и впрямь можешь подумать, что я пуританин? Постой… Я что, выгляжу человеком с сильными традиционными ценностями? Да упаси небеса. — Не особо, нет, — пожимает плечами Оберин. — Скорее, равнодушным. Если бы я думал, что у меня есть хотя бы малейший шанс, я бы попытался добиться тебя на то время, которое ты бы позволил. — Ах. Оберин пожимает плечами ещё раз. Как Блейз уже привык, на лице принца на мгновение мелькает острый, аналитический ум, но тут же прячется за его непринуждённым обаянием. — Но это, в конце концов, не моё дело. — Это правда, — спокойно соглашается Блейз.

***

— Ну же, ну же, ты, нелепый человек, — говорит Блейз спустя неделю. — Вина, еды и всякой всячины здесь хоть отбавляй. Садись. Дети вот-вот закончат уроки. На это приглашение целая стайка оборванцев, ставшая подопечными Блейза, начинает ерзать на месте, предвкушая скорое окончание очередного дня скучной учебы. — Уроки? — Оберин поднимает бровь. Блейз вздыхает с притворной усталостью. — Обучаю свою будущую рабочую силу. Моим помощникам тоже нужны помощники. — О, естественно. Ты учишь их грамоте? — Среди прочего, — отвечает Блейз, отмечая растущее нетерпение детей. — Ну, ладно, проваливайте, вы, шайка маленьких монстров. Только учтите: если попробуете пробраться в запретные уголки сада, Каран сдерёт с вас шкуру. Мне, конечно, не очень нравится, что ваше прошлое сделало вас такими смышлёными, но никаких лазаний! — Мне, правда, стоит с тобой поговорить о том, что в Солнечном Копье теперь не осталось ни одного борделя. Блейз хмыкает и смеётся. — Правда? Не вижу, как эта беседа может закончиться для тебя чем-то хорошим. — Да, к такому выводу я тоже пришёл, — Оберин плюхается на подушку, только что покинутую одним из детей, в нескольких шагах от лежака Блейза. — Ох, как же я хочу, чтобы Эли и девочки скорее вернулись. Они точно добавили бы мне очков. — Скорее всего, — соглашается Блейз. — Хотя тебе это и не нужно. Ты ведёшь внушительное обаяние в атаку, а я в наши дни уже не тот, кто держит долгую злобу. Всё хорошо, что хорошо кончается — и, скажем прямо, самоконтроль никогда не был моей сильной стороной. — Ах, так? — Оберин улыбается, и в его улыбке проступает хитрая нотка. — А какими добродетелями ты бы себя охарактеризовал? Блейз пожимает плечами. Интересный вопрос. — Думаю, в последнее время я стал довольно спокойным. Справедливым, когда могу себе это позволить, — он задумывается чуть глубже. — И, наверное, я неплохо умею ладить с людьми, пока они умеют ладить со мной. — Прекрасные качества, — говорит Оберин, слегка наклоняя голову набок с такой кошачьей грацией, что это мгновенно снижает его обычную змеиную атмосферу. — Щедрость ты к ним не относишь? Блейз смеётся, и смех его искренен. — Если честно, я не совсем понимаю, что такое щедрость. Если ты делишься тем, чего у тебя много, разве это можно считать достоинством? — Хм. Тогда, может быть, верность? — Ах, — Блейз задерживается с ответом, нахмурившись. — Верность я, безусловно, уважаю, хотя уже не с тем пылом, что в молодости. Оберин моргает и нарочито комично хмурит брови, отчего уголки губ Блейза подрагивают, будто вот-вот растянутся в улыбке. — В молодости? Да тебе ведь и двадцати нет. Блейз смеётся снова, на этот раз дольше и не так весело. — Попробуй ещё раз. — Двадцать пять? — Оберин вопросительно поднимает бровь. — Сорок два, если уж на то пошло, — негромко отвечает Блейз, позволяя своей улыбке угаснуть до спокойного выражения. — Но спасибо за комплимент. — Нет! — театральное удивление Оберина сменяется искренним изумлением. — Ты старше меня? — Если тебе меньше сорока двух, то да, — с деланной надменностью отвечает Блейз, намеренно передёргивая плечами. — Это семейное, не переживай. Оберин несколько раз моргает, пытаясь осмыслить услышанное. — Долголетие — это особенность твоего народа? — Да, но моя семья была… особенной, — говорит Блейз, чуть склоняя голову в задумчивости. — Наш предок обладал невероятной магией, и мы унаследовали от неё большинство наших необычных качеств, — он задумывается ещё сильнее. — Хочешь узнать? — Хочу ли я… — глаза Оберина расширяются от любопытства. — Конечно, хочу. Ты первое магическое существо, которое я встречаю и которое не оказалось искажённым, жестоким или злым. Брови Блейза ползут вверх. Ну и комментарий. Прямо в сердце. — Пока ты так добр ко мне, я буду наслаждаться этим моментом. Ладно, слушай. Мы можем вырастить крылья, если захотим. Оберин тут же подтягивает подушку ближе, двигаясь вперёд, как ребёнок, ожидающий чуда. — Ты мог бы? — Вполне. Вопрос лишь в том, хочу ли я. — Ну, ладно, — ворчит Блейз, окидывая взглядом окрестности, пока не замечает Дарина. — Эй, Дарин, я тут немного волшебства устрою. Передай всем, ладно? — Хорошо, но потом нам надо поговорить о томах с шестого по девятый. Там на полях опять бред какой-то. — Бред? Это исправления! Я учёный, я дорабатываю свои труды! — Если ты хочешь внести исправления, напиши их на чистом листе, и я добавлю их в отдельный буклет. Солнце мне в помощь, ну и сумасшедший… Блейз, усмехнувшись, кидает взгляд на Оберина и замечает что-то странное. Принц смотрит на Дарина со смесью печали, вины и какой-то глубокой грусти. — Это был Дарин, — говорит Блейз, намеренно выделяя каждое слово. — Мой лучший младший исследователь. — Дарин, говоришь? Красивый парень. Глаза впечатляющие. Блейз быстро оценивает ситуацию и решает не устраивать сцену. Дари достаточно взрослый, особенно по местным меркам. Если тот решит прокатить принца, это уже не его дело. — Он не из тех, кого легко впечатлить, как ты мог заметить. И я не уверен, что он вообще интересуется мужчинами, но попробуй, если хочешь. — Что?! — Оберин резко разворачивается, глаза его широко распахнуты от шока. — Нет! Он же ребёнок! — Смело с твоей стороны бросаться такими словами, — сухо парирует Блейз, склонив голову. — А тебе сколько? Двадцать один? Два? — Двадцать шесть! — Ужас. — Блейз говорит тоном, переполненным притворным сожалением. — Ему девятнадцать. По вашим законам он вполне взрослый, чтобы спать с красивыми незнакомцами. Тем более, если я смогу покрыть его долги в случае чего. — Я бы никогда… — Оберин замолкает, хмурясь от возмущения. — Мы… Он… Мы родственники. Дальние. — Вот как? — Блейз прикрывает глаза, подавляя внезапный всплеск раздражения, неизбежный при упоминании сложных семейных историй. — Он ничего мне об этом не рассказывал, так что и тебе не стоит. Кем бы он ни был раньше, теперь он — Дарин. И Дарин — исключительно отличный молодой человек. — Рад это слышать, — тихо отвечает Оберин.

***

— Ладно, вы, ребята, — говорит Блейз, обращаясь к толпе в Саду. Каждое окно, за исключением того, что ведёт в его лабораторию, буквально ломится от голов, стремящихся рассмотреть всё в подробностях. — Это, конечно, перебор, но что поделать. Я могу показать вам магию и позже, мне не сложно. — Хватит тянуть, — раздаётся голос Карана. — Да-да. — Блейз снимает свой плащ, не обращая внимания на свист и смешки. Он знает, что выглядит хорошо. Его, в буквальном смысле, создали таким. Это никогда не приносило ему ничего, кроме смерти, отчаяния и горя, но отрицать очевидное бессмысленно. — Это, между прочим, не часть представления, как бы странно это ни выглядело. Ладно, немного отойдите, дайте мне место. Не уверен, насколько они большие сейчас. Вырвать крылья из своей спины иначе, как болезненным процессом, назвать нельзя. Но это хорошая боль. Та самая, что ощущаешь, когда наконец снимаешь тесную обувь и растягиваешь затёкшие пальцы. Высвобождение магии — настоящее облегчение. Он впитал столько окружающей энергии, что буквально трещит по швам. Левое крыло всегда вырастает немного медленнее, чем правое — странный биологический каприз. Когти появляются более-менее одновременно, жаля лишь в момент, когда их цвет изменяется, а затем они превращаются в гладкие сверкающие дуги. Больше всего болит лицо: эта трансформация почему-то происходит медленно. Скулы становятся резче, надбровные дуги утолщаются, глазницы увеличиваются и углубляются. Глаза сами по себе тоже меняются: зрачки сужаются в вертикальные щели, радужка расширяется. Линия подбородка перераспределяется, формируя остроконечный треугольник сразу под ушами. В целом, для неподготовленного зрителя это, возможно, выглядит шокирующе, но трансформация довольно скромная. Он всё ещё остаётся человеком. Он поворачивает голову и вытягивает крылья. Белые пятна на чёрных перьях стали для него столь привычными, что он уже и не помнит, как те выглядели раньше. Как это было… до начала истинных ужасов. — Вот и всё, — говорит он, стараясь не позволить магии проникнуть в голос. Сдерживать своё очарование в таком виде всегда сложно. — Та-дам. Дети первые разрывают магическую тишину. Они бросаются к нему, спотыкаясь в своём стремлении оказаться первыми. — Осторожно, — смеётся он. — Не дёргайте. Перья — как волосы, только чувствительнее. Если выдернете хоть одно, я буду очень сердит и целую неделю не буду читать вам истории о кровавых преступлениях и бедствиях. — Какие красивые! — восторженно восклицает Тани, первая из его маленьких подопечных, добравшаяся до него. — А летать ты можешь? Ха. — Раньше мог, — он делает вид, что улыбается непринуждённо, чтобы скрыть боль от этого вопроса. — Но больше нет. Такова жизнь, ты же знаешь. Дети дружно кивают, давно усвоив, что жизнь — штука тёмная и полная ужасов. — А они большие? — Можно посмотреть на когти? — Почему у тебя странные глаза? — У тебя есть зубы, как у монстра? — Так, дети! — вмешивается Дарин, ставя руки на бока и нахмурившись. — Не надо быть надоедами. Принц Оберин был первым, кто задал вопрос, так что будет справедливо, если он спросит первым. Блейз встречается взглядом с Оберином и подмигивает. Другой мужчина выглядит настолько ошеломлённым, что только сидит, разинув рот. — Ну что, Оберин? Справедливость превыше всего. Спрашивай. — Я… — он сглатывает. — Ты… Ты можешь повернуться? Они просто великолепны! Комплимент, пусть и полупустой — Оберин не имеет ни малейшего представления, как должны выглядеть крылья вейлы — всё же греет душу своей искренностью. Когда-то его крылья действительно были прекрасны. И именно это однажды навлекло на него беду. — Конечно, — словно по привычке, он складывает крылья и поворачивается. — Я раскрою их медленно, чтобы ты лучше рассмотрел. Мне всегда нравилось это движение. Моя мать… — слова застревают в горле, словно ножи. Что ты вообще говоришь, безмозглый болван? — Впрочем, неважно. Смотри…