alibi

От автора.

      Вы знаете, на какие вещи люди готовы пойти, когда не уверены в себе? Надеюсь, что нет, потому что нет ничего более удручающего, чем ненависть к тому, с кем ты проводишь каждую секунду жизни. Помню, как в один из дней мне пришлось убираться в раздевалке после тренировки чирлидерш, и один из шкафчиков был открыт.       Я почувствовала тошноту даже просто взглянув на ту херню, которая там стояла. Баночки с витаминными добавками, которыми кое-кто из чирлидерш заменял еду, термос с зелёным кофе, экстракт южноафриканского кактуса и пачки японских имбирных жвачек. Мне уже тогда стало понятно, что ничем хорошим это не закончится.       Я не ошиблась. Через месяц, на одной из тренировок, девчонка, которой принадлежал этот шкафчик, грохнулась во время построения пирамиды. Итог – сломанный нос, выбитые зубы и травма головы.       Когда всё время вызываешь рвоту, в глазах постоянно лопаются капилляры. Тонкими нитками они пересекают глазное яблоко, пока их не становится настолько много, что сам глаз становится ярко-красным. Даже радужка. Жуткое зрелище.       Но люди ведь всегда говорят: «Это будет с кем угодно, но не со мной». И романтизируют. В этом плане мне нравится фильм «Голод», но с чего бы вас волновало, что мне нравится, а что – нет, не так ли? Вы здесь ради другого, и я, разумеется, дам вам это.

***

Допрос 6. Следователь: «Полное имя». Дживон: «Ким Дживон». Следователь: «Род занятий». Дживон: «Школьница». Следователь: «Вы знали господина Кима?». Дживон: «Нет». Следователь: «Никогда не общались?». Дживон: «Может быть пересекались два или три раза во время каких-то больших ужинов, но почти не разговаривали». Следователь: «Что вы делали в день его смерти?». Дживон: «Сперва была в школе, потом прошлась по магазинам, затем поехала к Рэй и была у неё до утра». Следователь: «Вас кто-нибудь видел в доме Рэй?». Дживон: «Её родители. Я немного поболтала с ними, пока Рэй готовила попкорн, а затем мы поднялись к ней во комнату. Кажется, мы ещё несколько раз спускались, чтобы приготовить ещё попкорна или взять что-нибудь из холодильника, но их уже не было. Они всегда ложатся спать в районе одиннадцати». Следователь: «Судя по записям с камеры на магазине убитого утром накануне смерти господина Кима вы были у его магазина. Что вы там делали?». Дживон: «Его магазин в паре минут ходьбы у моего дома. За пару дней до смерти господина Кима мои родители снова уехали, а мне было лень готовить завтрак, так что я решила купить там что-нибудь, чтобы перекусить. Но магазин оказался закрыт». Следователь: «Вы видели господина Кима? Может, его машина стояла неподалёку?». Дживон: «Не помню ничего такого». Следователь: «Вы знаете, что ваша подруга принимает антидепрессанты?». Дживон: «Разумеется. У неё был сложный год. Понимаете, чирлидинг отнимает много сил, а Рэй помимо этого занималась ещё по нескольким углублённым программам в школе, так что в какой-то момент просто вымотала себя». Следователь: «Что вы можете сказать о Вонён?». Дживон: «Мы дружим. Она… она своеобразная, но всё же заботится обо мне и других чирлидершах. Просто по-своему». Следователь: «Знаете что-нибудь о её отношениях с господином Кимом?». Дживон: «Она жаловалась, что он иногда странно смотрел на неё, когда подвозил, но на этот всё. То есть… я знаю, что он удочерил её, потому что её мать попала в больницу после того жуткого случая, но не могу сказать, почему. Наверное, из-за дружбы с её матерью». Следователь: «А что связывает Вонён и Юджин?». Дживон: «Они соседи и подруги». Следователь: «Вы можете быть свободны». *звук удаляющихся шагов, мужской вздох* Следователь 2: «Я только что получил звонок от экспертов. Рана на затылке могла быть получена вследствие падения с такой большой высоты. Говорю тебе, это несчастный случай». Следователь: «Похоже, но… не знаю, эта девчонка… Вонён… она меня беспокоит». Следователь 2: «Я поговорил кое с кем из учителей, и они сказали, что она давно и плотно сидит на каких-то таблетках. Наверняка вся её болтовня о Киме – бред. Ну, или она хочет привлечь внимание. Расслабься». Следователь: «Не хотелось бы, чтобы эта болтовня дошла до его семьи». Следователь 2: «Даже если и дойдёт, то кто поверит наркоманке? Теперь ей уже исполнилось восемнадцать, так что в приют её не отправить, но поверь год или два, и она станет такой же, как её мамаша – будет прыгать с одного члена на другой, пока не охмурит какого-нибудь тупицу. Нечего о ней беспокоиться. Просто закрываем дело. Подозреваемых больше нет».

***

      Господин Ким расхаживал по магазину как вооружённый бандит с Дикого Запада, – положив руки на толстый кожаный ремень и выпрямив спину, будто хозяйничал этим место. Хотя он на самом деле им хозяйничал. Хёнсо наблюдала за ним, оперевшись спиной на прилавок.       Итак, он спал с матерью Вонён. Не самое важное открытие, учитывая, что через её спальню прошли почти все мужчины в городе, кто был старше восемнадцати и младше семидесяти. Но почему она оставила ребёнка от него? Впрочем, и здесь ответ был достаточно очевиден. Тогда мать Вонён ещё была в браке с её отцом (небиологическим, разумеется) и могла посчитать, что дочь от него, а не от случайного любовника.       «Риск не оправдался», – подумала Хёнсо.       – Мои сотрудники работают в две смены, – объяснял господин Ким. – Тех, кто ещё учится в школе, я обычно ставлю во вторую, чтобы не отрывать их от уроков и внеклассных занятий.       – Это очень удобно.       – Во сколько ты обычно заканчиваешь с делами в школе?       – В районе трёх.       – Домой возвращаешься одна?       – Как повезёт. Иногда у сестры отменяются тренировки, и мы возвращаемся вместе, но чаще да, я иду домой одна.       – Если после закрытия смены никто не будет тебя встречать, то позвони мне. Я не хочу, чтобы такие юные девушки, как ты, возвращались домой в одиночестве.       – Почему? В этом городе не происходило ничего плохого со времён основания.       – И всё-таки я хочу быть уверен, что ты доберёшься до дома в безопасности.       Хёнсо кивнула и снова обвела взглядом магазин. Ничего, что могло бы вызвать интерес: ряды полок, заставленных продуктовыми товарами и частично моющими средствами, кафельный пол, деревянная дверь в крохотную подсобку. Обычный магазинчик, какой есть в каждом городе в стране.       – Если ты готова, завтра можешь приступить к работе.       – Меня устраивает.       Господин Ким сделал шаг к Хёнсо и улыбнулся.       – Подвезти тебя?       – Нет, я на велосипеде. До завтра.       – До завтра, дорогая.       Вонён уже ждала её. Не вынимая изо рта тонкую сигарету, открыла дверь на переднее пассажирское и кивком пригласила сесть. Когда дверь за Хёнсо закрылась, нажала на газ. В салоне её машины пахло яблоками. На брелоке на ключах висела заключённая в прозрачный пластиковый круг фотография: они с Юджин, обнявшиеся, на фоне того самого обрыва.       – Сколько вам на этой фотке?       – Двенадцать, – ответила Вонён. – Мы поехали туда в первый день каникул, чтобы устроить пикник.       Хёнсо кивнула, будто помнила тот день.       – Устроилась?       – Ага.       – Хорошо.       – И что мне искать? Наркотики? Подвал для незаконных собачьих боёв? Комнату пыток?       – Просто рассказывай мне, как он будет вести себя с тобой.       – Думаешь, он будет ко мне приставать?       – Возможно, – пожала плечами Вонён.       – Так я кто-то типа наживки? Чёрт… я попросила слишком дёшево за свою помощь.       – Может быть он на тебя и не посмотрит.       – С чего ты вообще взяла, что он пристаёт к своим сотрудницам?       Вонён крепче сжала в руках руль и чуть сильнее надавила на газ.       – Моя мать сказала, что он её изнасиловал.       – Что?       – Что слышала, – огрызнулась Чан. – Конечно, она была пьяна в хлам и наверняка взяла кое-что из моих таблеток, но я хочу проверить и понять, способен ли он на такое.       – Даже если и так, в полицию ты не пойдёшь.       – Мне нужно это для себя.       – Ты планируешь рассказать об этом Юджин или Гаыль?       – А есть смысл?       – Не знаю, но, если вдруг решишься, позови мне. Хочу понаблюдать за шоу.       – Весь этот город как декорация к шоу, в котором я не хочу участвовать.       – Чан Вонён не хочет быть главной героиней? Я что, проснулась в другом мире? – Хмыкнула Хёнсо.       – Быть главной героиней здесь – то же самое, что быть акулой в аквариуме с золотыми рыбками. Никакой конкуренции. Скучно.       – Тебе не нравятся скучные вещи, но при это ты влюблена в мою сестры. Противоречишь сама себе.       – Твоя сестра не скучная, Хёнсо.       – Разве? Не думай, я люблю её, но разве она – не типичная хорошая девочка? Играет в баскетбол, читает книги, заботится обо всех, кто её окружает. Что в этом интересного?       – Не недооценивай свою сестру.

***

      Дживон знала, что что-то шло не так. Она пришла к Рэй без разрешения, вечером, и всё же в окнах её дома не было ни полоски света. Дверь оказалась открыта, хотя ключ и оставался в замке. Любимых туфель госпожи Наои не было, как и выходного пиджака господина Наои, но все кеды Рэй стояли в порядке цветового градиента на их обычном месте.       Дживон поднялась на второй этаж.       Дверь в туалет рядом с комнатой Рэй оказалась открыта, и из щели между дверью и косяком лился на паркетный пол и белую стену яркий свет. Рэй лежала на кафеле, одной рукой цепляясь за обод унитаза. В воздухе витал кислый запах рвоты. В мутной воде и на стенках унитаза зеленела мерзкая скользкая масса.       – Боже…       Подбежав к Рэй, Дживон подняла её. Голова была цела, но на губах ссохлась та же зелёная жижа. В помутневших от слабости глазах кровавыми точками краснели лопнувшие от напряжения капилляры, а под носом длинной линией застыл на коже тонкий ручеёк из крови. Ким подхватила её на руки, перенесла в комнату. Когда она положила Наои на кровать, матрас даже не прогнулся под ней.       – Джи… – всхлипнула Рэй.       – Я здесь.       – Джи…       Едва Дживон дотронулась до неё, как Рэй резко подскочила на кровати и вцепилась в её лицо. Короткие ногти вцепились в её шею и потянули вниз, оставляя на коже длинные и тонкие царапины, и Наои затряслась будто в приступе истерики. Слёзы текли по её лицу.       – Не трогай меня! Не трогай!       – Рэй, пожалуйста, – Дживон прижала девушку к кровати. – Это я. Рэй!       Пока Наои трепыхалась под ней, рыча и плача, её мобильный начал вибрировать. Ким смахнула слайдер.       – Эй, Рэй…       – Вонён?       – Дживон?       – Позвони родителям Рэй.       – Что происходит?       – Просто позвони её родителям. Она… ей плохо!       Ругнувшись, Вонён нажала на газ и, судя по звукам, развернула машину. Не прошло и пяти минут, как она вбежала в комнату. Дживон всё ещё держала Рэй за руки, пока ты пыталась кусаться и пинать её, но силы медленно оставляли её, сменяясь тихой, но полной ярости истерикой. Ким не успела даже возразить, как Чан силой открыла Рэй рот и влила туда прозрачную жидкость с неприятным запахом.       Наои развернулась, сплёвывая часть на подушки, закашлялась, но успокоилась, хотя её взгляд и остался таким же пустым.       – Что это? – Дживон с трудом встала.       – Водка, – пожала плечами Вонён.       – Ты… ты чокнулась?!       – Ну, извини, это единственное, что было у меня под рукой. Или ты хотела, чтобы я ударила её по голове, чтобы успокоить?       – Я же просила позвонить её родителям. Боже… что… что ты устроила?!       – Не пищи, – огрызнулась Вонён.       Когда Дживон снова посмотрела на Рэй, та уже спала. Грудь в ровном ритме то поднималась, то опускалась.       – Приготовь для неё что-нибудь.       – Что с ней было?       – Последствия отказа от еды и приёма каких-то таблеток. Полагаю, она просто забыла, где находится. И с кем находится.       – Нам нужно сказать её родителям.       – Определённо, – кивнула Вонён. – Но будь готова, что станешь главным врагом для неё после этого.       – Если это ей поможет, то плевать.       – Хорошо, но попробуй задать себе другой вопрос, Дживон. С чего это началось? Когда это началось? Родители и врачи смогут помочь ей выйти из этого состояния, но какой у всего этого триггер?       – Я… я не знаю.       – Я тоже, но скоро узнаю.       – Что ты задумала? – Дживон скрестила руки на груди.       Пожав плечами, Вонён бросила последний взгляд на Рэй и залпом допила остатки алкоголя из бутылочки.       – Пока сама не знаю.

***

      Я помню, как когда-то моя мать в разговоре с подругами возмущалась, что дети сейчас начинают курить прямо в старшей школе. Она затягивалась коричневой папироской с отвратительным запахом и рассказывала ей, что сама впервые закурила в двадцать, а я смеялась в подушку, потому что такова моя реакция на откровенную тупость. Я не говорю, что курить хорошо, потому что на самом деле это не так, и вы наверняка достаточно умны, чтобы понять это и без меня, но мы сейчас пытаемся размышлять о причинах.       А причина одна – жизнь.       Чья-то мать забивает на ребёнка, и он тратит всё время, чтобы добиться её одобрения, а чья-то носится со своим как с яйцом Фаберже, и он мечтает только о том, как бы свалить подальше от такой «заботы». Кого-то отправляют в больницу с кофе, смешанный с энергетиком, а для кого-то уже с трёх лет расписывают план будущей жизни от детского сада до женитьбы и пенсии. И то, и другое утомляет.       Что касается меня, то я не увлекаюсь курением.       У меня есть другая дурацкая привычка – думать. Мне нравится сидеть у окна и думать о людях, которых я вижу и не вижу, о машинах и любой другой хрени. Я люблю наблюдать и рассматривать, вчитываться в то, что вижу. На самом деле это иногда спасает от многих проблем. Меня трудно обмануть.       Наверное, поэтому из всех нас именно я это и пишу. У меня нет никакой предрасположенности хвалить и ругать тех, чьи имена вы видите, без причины. Даже себя.       И у вас снова мог возникнуть вопрос – кто ты, блять?! Или «блин», если вы не материтесь. В любом случае, я предпочту потянуть интригу.       Просто знайте, что я тот, кто видел это, участвовал в этом, и я ни вру вам ни в одном слове. Этого достаточно