alibi

От автора.

      Бывали в школе после уроков? Не в том смысле, когда вы задерживаетесь, чтобы потренироваться или посетить какой-нибудь кружок, а просто так, без всякой причины. Я любила так делать, пока не поняла всю прелесть нахождения дома в компании книги и хорошей музыку, и могу поклясться – после уроков школа меняется.       Нет больше топота сотен ног и звуков звонких подростковых голосов, нет окриков учителей, звонков.       Тишина…       Оглушающая тишина, страшная тишина.       Удивительно, что никто ещё не снял фильм ужасов про пустую школу, потому что нет ничего более жуткого, чем впервые за день слышать звук собственных шагов, и понимать, что всего час или два назад уши в этом месте закладывало от шума. И ещё пустые коридору пахнут моющими. Серьёзно, они так воняют, что нос начинает болеть, но обычно этого не чувствуешь, потому что старшеклассники любят поливать себя духами и одеколоном, а потом прибивать этот аромат литром дезодоранта.       К всему прочему, пустая школа – место для приключений. Иногда они опасные, иногда романтичные. Зависит от того, кого вы взяли с собой в это приключение.

***

      Юджин плотно сжала губы, когда Чан Вонён возникла за её спиной, будто призрак, и опустила руки на талию. Других баскетболисток уже не было; побежали в душ сразу после окончания тренировки, побросав вещи по лавкам и шкафчикам в надежде, чем уборщица (вернее, Юджин, потому что их уборщица срать хотела на ответственное исполнение обязанностей) приведёт всё в порядок. Юджин не против, – правда, – но иногда ей хочется получить хотя бы «спасибо».       – Поймала тебя, – пропела Вонён.       – Уйди.       – Не хочу. Подвезти тебя? Хёнсо уже уехала в магазин, а я не хочу возвращаться домой одна.       Юджин развернулась в руках Вонён и положила руки на её плечи.       Для каждого у Чан Вонён была припасена своя маска. Стервозная капитанша чирлидерш, наглая наркоманка, плохая дочь, лучшая подруга, которая «случайно» попала в неприятности. Раньше Ан верила, что с ней Вонён искренна, но сейчас это казалось всё большей глупостью. Искренна, да? В чём? В желании влезть в неприятности, чтобы убедиться, что Юджин бросится ей на помощь? В своём безрассудстве? В странных интригах, которые на первый взгляд не имеют никакого смысла?       Некоторые считала, будто Вонён почти сошла с ума из-за аддералла, но баскетболистка знала, что её мозг работал так же хорошо, как и до того, как она подсела. Пострадали чувства. Она то вовсе отключала их, как вампиры из того глупого сериала на Сидабе, то они накатывали на неё волной горячей воды, обжигая, сдирая кожу и обнажая внутренности, – всю боль, которую она прятала, все переживания.       И Юджин не знала, какое из двух состояний пугало её больше.       – Почему ты такая хмурая? – Спросила Вонён.       – Я должна убраться здесь.       – Нет.       – Я не хочу…       – Чтобы уборщица видела, что баскетболистки не в состоянии позаботиться о чистоте в собственной раздевалке? Забудь об этом. Эта старушка вливает в себя столько водки, что едва ли помнит, как её зовут, а этот бардак и вовсе примет за последствия какой-нибудь аварии. Брось всё и поехали домой.       – Что с тобой сегодня?       – Я соскучилась.       – Вонён…       – То, что ты меня не любишь, не означает, что и мои чувства к тебе исчезнут. Ты – лучшее, что со мной случалось, и только за это я буду обожать тебя до самой смерти. И ещё я надеюсь, что ты тоже чувствуешь что-то ко мне, но боишься ответственности. Впервые.       – Я не могу встречаться с девушкой, которая сидит на аддералле.       – А Гаыль?       Юджин нахмурилась.       – Причём тут Гаыль?       – Она тебе не сказала? Ох… а я-то думала, что вы друзья.       – Если ты собираешься распускать слухи…       – Ничего, кроме правды, красотка. Я видела Гаыль в больнице, когда приходила за рецептом. У неё тоже нарколепсия.       – Но эта болезнь не должны быть так распространена. То есть… два человека с нарколепсией в одном городе…       – И обе имеют на тебя виды. Но у меня ведь больше шансов, да?       Юджин потянулась к телефону, но Вонён перехватила его и положила в карман куртки.       – Позвонишь ей потом.       – Я просто хочу спросить, в порядке ли она. Когда ты узнала о болезни…       – Когда я узнала о болезни, то почти всё время проводила в твоей кровати. У Гаыль нет на это права.       – Мы просто друзья.       – И что?       – Ты ведь понимаешь, как ей тяжело? Дай ей помочь.       – Пусть её папочка ей помогает, – рявкнула Вонён.       Юджин скрестила руки на груди. За годы дружбы она привыкла к переменам её настроения, но эта вспышка ярости даже её заставила вздрогнуть. Господин Ким злит её? Но почему? Он что-то сделал?       – У тебя проблемы с господином Кимом?       – Никаких.       – Ты мне врёшь.       – Он просто взял за правило читать мне нотации каждый раз, когда приходит в гости. Как будто он мой отец. Не забавно ли, да?       – Ничего забавного.       – Ну, у тебя всегда было плохо с чувством юмора, – отмахнулась Чан. – А теперь идём. Я так хочу отвезти тебя домой, Юджин!       Почти весь путь до дома Вонён болтала о чирлинге, тренировках и соревнованиях, на которых у них не было и шанса попасть. Только за квартал до их улицы Чан всё-таки положила руку на колено Юджин и едва ощутимо сжала.       – Ты знаешь, что твоя сестра работает на господина Ким?       – Да, она сказала об этом вчера.       – Ты будешь встречать её?       – Конечно.       Взгляд Вонён внезапно стал серьёзным.       – Можно задать вопрос?       – Мне казалось, ты занимаешься этим последнюю минуту.       – На что ты готова ради своей сестры?       Ответ пришёл незамедлительно.       – На всё.       – На всё то есть «на абсолютно всё»?       – Почему ты спрашиваешь?       – У меня плохое предчувствие. Кажется, что-то случится скоро очень плохое.

***

      Едва Вонён вошла в дом, в ном ударил аромат перегара. Бутылки из-под вина стояли на кухонном островке; мать осушила почти пять перед тем, как завалиться спать на диване в гостиной. К счастью, пару лет назад она перешла на электронные сигареты и перестала оставлять повсюду непотушенные окурки.       Чан даже не стала смотреть на неё, а быстро поднялась в свою комнату и закрыла дверь на два оборота. Потянулась к телефону. Набрала знакомый номер. Голос Дживон звучал устало и очень взволнованно.       – Она всё ещё не говорит со мной! – Воскликнула она.       Вонён выдохнула и покачала головой.       – Расслабься.       – Как я должна расслабиться?! Она… Рэй…       – Ты сказала её родителям?       – Да. Они хотят отвезти её к врачам.       – Так будет лучше для неё.       – Но она разговаривает со мной!       – Её рвало зелёной жижей, а ты переживаешь, что она злится? Серьёзно? Конечно, она, блять, будет злиться на тебя, но это не отменяет того факта, что ты помогла. Просто ей нужно время, чтобы это понять. Время и твоё терпение.       – Я стараюсь.       – Старайся лучше. Нам всё ещё нужно узнать, кто вбил в красивую головку Рэй мысль о том, что ей нужно худеть. Поможешь в этом?       – Конечно!       – Тогда перестань ныть, и… ты ведь близка с её родителями?       – Да.       – Тогда расспроси их о том времени, когда она работала на господина Кима.       – Для чего?       – Просто делай так, как я говорю.       Когда Дживон положила трубку, Вонён забралась на подоконник и задумчиво посмотрела на домик напротив. Юджин наверняка сидела за одной из своих книг или готовила ужин для Хёнсо, и от мысли об этом по телу прошёлся приятный жар. Она любила наблюдать, как Юджин готовит. По большей части из-за того, что во время этого та выглядела так уверенно, что это не могло не возбуждать.       Короткие волосы, стянутые на затылке в хвост, закатанные рукава, шорты, оставляющими открытые спортивные икры. Мечта, а не девушка.       – И она будет моей, – пообещала Вонён. – Рано или поздно.

***

      Одно слово – подростки.       Шесть недель кажутся им вечностью, а любая проблема – фатальной, но в этом есть своё очарование. Каждый подросток уникален, пока не сталкивается с ответственностью, которая в итоге скрючивает его в скучного, унылого во всех отношениях взрослого с постоянной работой, ипотекой и в некоторых случаях оравой детей. У меня такого не будет.       И это не оставшийся во мне подростковый максимализм. Я на самом деле достаточно давно поняла, что не в состоянии испытывать романтических чувств. Я – наблюдатель. Если угодно, зритель, наслаждающийся представлением с самого лучшего места, и мне это нравится.       Иногда не быть главной героиней драмы на удивление приятно.       В любом случае, мы всё ближе к развязке, смерти господина Кима и раскрытию личности убийцы. Вы уже догадались, кто он? А кто я?