alibi

От автора.

      Могу представить, что некоторые из вас уже довольно потирают руки и представляют себя великими детективами, считая, будто разгадали дело за одну только главу. Действительно, всё ведь так просто. Отчим приставал к падчерице, и та убила его, а лучшая подружка/соседка обеспечила ей алиби. Не буду вас переубеждать, потому что любая теория имеет место на существование.       Если бы я была на вашем месте, то подумала бы также. Но я не на вашем месте.       Нет, я по другую сторону, – там, среди этих шестерых девушек, жизни которых в самое ближайшее место разделятся на «до» и «после». Я одна из них, и так оно и останется даже после того, как закроете тетрадь, в которой это написано и вернётесь к своей обыденной жизни.       Довольны ли вы ею? Задумайтесь над этим прежде, чем дойдёте до той же точки, что и я когда-то.       Кстати, чуть не забыла, – под тетрадью лежит вырезка из газеты со статьёй на тему, которая вас наверняка заинтересует. Прочитайте, если интересно.

***

Статья.

      20220523       Утренняя тишина была разрушена воем полицейских сирен. Они направлялись за город, к обрыву, с которого почти три года назад скинулась школьница Ю Джухён, и так же, как и в тот душный вечер, повод для этого был абсолютно трагическим.       Два туриста, прогуливающиеся в той местности, обнаружили на земле тело. Как нам известно из достоверных источников, его лицо было изуродовано от удара о землю, а смерть наступила в период с полуночи до двух ночи. Предварительной причиной этого коронер считает несовместимые с жизнью повреждения внутренних органов, полученные в результате падения с большой высоты.       Пока не удалось установить ни личности погибшего, ни того, сам ли он решился на той отчаянный шаг или был убит, но мы уже выражаем соболезнования всем, кто был как-либо связан с ним.       20220524       Выражаем соболезнование семье Ким в связи с трагической гибелью отца и мужа. Весь город скорбит с вами. Будьте уверены, каждый, кто знал господина Кима, сделает всё, что в его силах, чтобы найти убийцу.

***

Допрос 2. Следователь: «Полное имя». Юджин: «Ан Юджин». Следователь: «Род занятий». Юджин: «Ученица выпускного класса». Следователь: «Вы знали господина Ким?». Юджин: «Разумеется. Он отец моей лучшей подруги». Следователь: «В каких отношениях вы стояли с убитым?». Юджин: «Ни в каких. Иногда он подвозил меня до дома после школы, если нам было по пути. Пару раз возил нас с Гаыль в их летний домик, но на этом всё. Никакого близкого общения». Следователь: «Почему он принял решение удочерить Вонён? Кажется, для этого не было никаких предпосылок, не так ли?» Юджин: «Он со мной об этом не говорил. Я знаю, что мать Вонён и господин Ким учились в одном классе. Возможно, когда госпоже Чан потребовалась госпитализация, он просто решил позаботиться о её дочери по старой дружбе». Следователь: «Вонён не говорила вам об их отношениях?». Юджин: «Нет». Следователь: «Вы с ней близки?». Юджин: «Дружили в детстве». Следователь: «А сейчас?». Юджин: «Вы хотите узнать что-то конкретное?» Следователь: «Госпожа Чан сказала, что на момент смерти господина Кима находилась с вами». Юджин: «Это так». Следователь: «И она никогда не уходила? Возможно, вы уснули…». Юджин: «Полагаю, Вонён уже рассказала вам о характере наших отношений, поэтому сокрытие информации может сильно мне навредить. Мы спали. То есть занимались сексом. А до этого весь день провели вместе. У меня мы были около одиннадцати и провели в комнате около четырёх или пяти часов, пока с работы не вернулась моя мать. Не знаю, видела ли она обувь Вонён в прихожей. Когда я вышла, чтобы принести ей ботинки, мама уже спала на диване, так что не уверена, что она сможет подтвердить мои слова. Потом я принесла обувь Вонён, и она ушла через окно. А утром в городе начали говорить о теле под обрывом». Следователь: «Вы бывали там?». Юджин: «Как и все. Это популярное место. Там… тихо». Следователь: «Поэтому оно вас привлекает? Из-за тишины?». Юджин: «Я бы не сказала, что оно меня привлекает, просто… есть места, в которые хочется возвращаться. Это было одним из таких».

***

      От звуков за тонкой пластиковой дверью в туалет Дживон тошнило. Ей не нужно было смотреть, чтобы знать, что там происходит. Рэй, - ей милая, добрая Рэй с пухлыми ярко-розовыми губами и звёздочками в чёрных глазах, - сейчас обнимала унитаз и выплёвывала в него обед, который Вонён с трудом запихнула в её рот в кафетерии. Пять минут назад она лежала на полу, - прямо на холодной плитке, – и делала скручивания, а затем вытолкала Дживон за дверь.       Будто думала, что та ещё не знает о её проблемах.       Ага, конечно. Они были знакомы почти всю жизнь, а Рэй до сих пор наивно верила, словно может хранить от Дживон секреты. Как и в десять лет, когда она на скопленные от обедов деньги впервые сама купила для неё подарок, и прятала его, считая, будто Дживон не знает. Как и в двенадцать, когда ей понравился тот же мальчик, что и Дживон. Как и в пятнадцать, когда она впервые поцеловала этого мальчика.       Через пару недель он целовал уже другую девушку, а Рэй целый вечер прорыдала в объятиях Дживон, потому что думала, что это разрушит их дружбу.       Дурочка…       Её никогда не интересовал ни тот парень, ни его отношения. Лишь Рэй. Та самая милая и добрая Рэй, чьи глаза от слёз становились ещё прекраснее, потому блеск в них становился ярче.       Её лучшая подруга Рэй.       Когда дверь открылась, и зеленовато-бледное лицо Наои показалось в проёме, Дживон заставила себя улыбнуться.       Всё изменилось около полугода назад. Тогда, в очередной раз придя в дом Наои к ужину, Дживон увидела на тарелке Рэй не вкуснейшие тонкацу её мамы, залитые густым соусом мисо и щедро посыпанные сушёной морковью, а омлет из белков со шпинатными листьями. Затем она перестала покупать любимые булочки с корицей во время обедов. Когда они приходили в кафетерий, Рэй обычно потягивала из любимого стакана с бабочками мерзкого вида жижу с кусочками имбиря. На прямой вопрос Вонён она ответила, что просто отравилась чем-то несколько дней назад и теперь хочет «немного очистить организм».       Разумеется, она врала, но Дживон и Вонён, обменявшись взглядами, решили, что поверят. Что ж, это было ошибкой. Только за последний месяц Рэй сбросила почти пять килограммов, а о том, сколько она потеряла за полгода, Дживон и думать не хочет. Вонён иногда заставляет её есть, но, если она уходит по делам (а такое случается постоянно), Рэй находит способ запереться в туалете и выдавить еду из себя, выблевать её. Первое время Ким пыталась её останавливать, даже прижимала к стене, держа, пока тело её лучшей подруги билось в истерике, но это всегда заканчивалось расцарапанными плечами и очередной рвотой.       – Ты уверена, что всё в порядке? – Спросила Дживон, помогая подруге выйти в пустой коридор.       – Конечно. Просто… кхм… наверное, я подхватила кишечную инфекцию. Нужно будет записаться на приём.       – Я пойду с тобой.       – Не нужно, – Рэй заставила себя улыбнуться.       – Нужно. Посмотри, ты едва на ногах стоишь.       Легко подхватив Рэй за талию, Дживон притянула её к себе. Губы скользнули по тёмным волосам, и их аромат, – нежный и цветочный, с нотками чего-то конфетного, – наполнил лёгкие. В особенно плохие ночи она представляла, как запускает пальцы в эти волосы, притягивает подругу к себе. Они целовались. Сперва нежно, лаская губы друг друга, но со временем прикосновения становились всё голоднее. Рэй садилась к ней на колени, цеплялась за плечи, пока Дживон водила ладонью по её позвоночнику, а их языки боролись друг с другом.       После такого Ким часами не могла уснуть. Прокручивала в голове фантазию за фантазией и тут же злилась на себя за то, что не могла сдержаться. Так или иначе, но Рэй нравились парни и только парни, и ни в одной из Вселенных она не посмотрела бы на Дживон как на свою потенциальную девушку.       Вонён ждала их на парковке. Зажимая между пухлых губ тонкую сигарету, она отстукивала изящными пальчиками понятный только ей ритм и скучающим взглядом изучала других учеников. Чирлидерский топ чернел под её дутой курткой, а ветер дотрагивался до кожи, но она даже не морщилась. Впрочем, вряд ли её интересовало что-либо, кроме собственных ощущений, – зрачки её глаз стали такими большими, что полностью перекрыли радужку. Опять.       Дживон не помнила, когда она подсела. Кажется, в четырнадцать или раньше, – точно после того, как её отец ушёл, на весь город объявив, что её мать – шлюха. Сперва она справлялась сама, но с каждым днём выглядела всё более уставшей и злой, потерянной, и тогда её отвели к врачу. По школе ходили разные слухи. Кто-то говорил, что мать начала напаивать её по ночам, чтобы Вонён могла хоть как-то уснуть, кто-то, – что она сама горстями заглатывала снотворное, потому что боялась кошмаров.       И те, и другие ошибались.       Из-за приступов нарколепсии врач прописал её аддералл. Вонён перестала постоянно чувствовать сонливость и постоянно засыпать даже стоя, и всё будто пришло к хорошему финалу, пока за одно лето она не подсела. Никто не знал, как это случилось, да и вряд ли хотел знать. В мае Дживон перед отъездом в лагерь общалась с милой девушкой, а вернулась к стерве, которая не любила никого, кроме себя. Сейчас её характер стал мягче, но вспышки ярости иногда возвращались, и в такие моменты все, кто её окружал, превращались в личных врагов.       Ким не хотела пускать её за руль, но Вонён не спрашивала разрешения. Погрузив ещё дрожащую Рэй на заднее сидение, коротким кивком велела Дживон сесть рядом и заняла водительское кресло. Холодок прошёлся по спине Дживон, когда капитан повернула ключ в замке зажигания и выехала с переполненной парковки.       За пять минут Рэй уснула, опустив голову на плечо Ким, и Вонён начала разговор.       – И что мы будем делать?       – О чём ты?       – О ней, – бросила взгляд на Рэй. – Не знаю, кто и что ей наговорил, но теперь это начало превращаться в катастрофу.       «Тебе ли говорить о катастрофе», – подумала Дживон, но вовремя прикусила язык.       Да, именно ей. Никто в городе не знал о катастрофах больше, чем Чан Вонён, а значит, никто не знал, как лучше всего с ними справиться.       – Ей нужен врач.       – Определённо.       – Но она не пойдёт к нему, а тащить её – не вариант, верно?       – Верно.       – И…       – Кажется, полгода назад она где-то работала, да? Не напомнишь, где.       – В одном из магазинов господина Кима. Почему ты вообще спросила об этом?       – Когда она уволилась?       – Пять месяцев назад. Почему ты спрашиваешь?       Вонён отмахнулась.       – Позвони её родителям и скажи, что она будет ночевать у тебя. Я скину рецепт, приготовь его и заставь съесть, только проследи, чтобы она снова не сплюнула всё в унитаз, как сегодня в школе.       – Ты знала?       Глупый вопрос. Вонён знает всегда и всё, и в этом её суперсила. Не имеет значение, мимо какого здания в городе вы проходите, у Вонён есть там знакомые, которые не против снабдить её информацией. Часть из них – бывшие дружки её матери или дружки дружков, а часть – парни, которые хотят затащить её в постель. Она с ними не спит, – брезгует, – но они слишком тупы, чтобы это понять. Хотя Дживон тоже никогда Вонён не понимала. Между гениальностью и безумием лежала тонкая граница, и Чан прыгала через неё как по классикам, никогда не задерживаясь ни на одной из сторон.       – Я всё знаю, Дживон. Особенно о тех, кто входит в мою команду.       – Я просто не понимаю, что пошло не так. Она ведь… то есть… Рэй же красотка, верно? Как она может думать о себе плохо?       Вонён усмехнулась, словно услышала самый глупый вопрос в своей жизни.       – Всё познаётся в сравнении.       Дживон нахмурилась. В этих словах не было равнодушие. Вонён говорила их тихо, будто нехотя, сжимая губы так плотно, что воздух проходил через них со свистом. В её взгляде сверкнуло что-то непривычное. Не злость или насмешка, а боль. Искренняя, сильная боль, покрывающая её изнутри, словно гипс повреждённую конечность, стягивая.       – Ты в порядке?       – Я под кайфом, – отмахнулась Чан. – Конечно же, блять, я в порядке. Просто сделай, как я скажу, и сегодня Рэй точно больше не упадёт в обморок. Поняла?       – Да.       – Хорошо. На одну проблему меньше.       Через десять минут она остановила машину у дома Дживон. Родителей не было, – мама ещё утром уехала выбирать мебель и сейчас наверняка спорила о цене на доставку, а отец уже три дня был в Сеуле по делам бизнеса. Ким повернулась к Вонён, но та смотрела на другую сторону улицы. Гаыль притянула Юджин к себе, обнимая за сильные плечи, а затем прошлась пальцами по коротким чёрным волосам. Ан рассмеялась, – так, что появились ямочки, – а Вонён сжала руль до белых пятен на костяшках.       Господин Ким тоже был там, – сидел в машине и наблюдал за дочерью и её подругой, нетерпеливо постукивая пальцами по рулю.       – Думаешь, они встречаются? – Спросила Дживон.       – Нет.       – Юджин так нежно к ней относится…       Она замолчала, когда злой взгляд чёрных глаз пронзил насквозь.       – Чёрта с два они когда-нибудь сойдутся.       – Я слышала, вы с Юджин дружили.       – Мы и сейчас дружим. Просто… сложный период.       – Как скажешь.       – Ага. Теперь выметайся из машины. У меня есть ещё куча дел.

***

      К вечеру медицинский центр почти опустел. Кивнув старушке за стойкой администрации, Вонён походкой профессиональной модели прошла мимо молодого санитара и остановилась у знакомого кабинета. Гаыль тоже дожидалась приёма. Сидела на мягком кресле в метре от входа, вцепившись короткими пальцами в колени.       Чан села рядом, наслаждаясь тем, как дрожь прошла по чужому телу.       – Расслабься, – хмыкнула, откинувшись на спинку кресла. – Я тебя бить не собираюсь.       – Я и не думала…       – Ага. Невролог, да?       – Да.       – Тебе выпишут аддералл.       – Откуда…       – Я всё и всегда знаю, Гаыль. Хотя… один вопрос у меня всё же есть – Юджин в курсе?       Ким покачала головой. Вонён было почти жаль её, – сейчас, в этом огромном кресле, она казалась слишком маленькой и слабой, словно пятилетний ребёнок, впервые оставшийся дома без матери. Её губы подрагивали. Она даже не смотрела на кабинет, – лишь под ноги, на свои кеды.       Чан помнила, что выглядела также. Мать не сопровождала её на приём, лишь дала с собой кофе, смешанный с энергетиком, чтобы убедиться, что дочь не уснёт прямо за рулём велосипеда, и уехала на встречу с новым любовником. Сидя здесь, – в этом же самом кресле, – Вонён через силу проглатывала мерзкую жидкость и сдерживала слёзы. Она не понимала, что с ней и как с этим справляться, и это пугало даже сильнее грома и фильмов ужасов, которые так любила Юджин.       – Я скажу ей, если диагноз подтвердится.       – Он подтвердится.       – Ты ведь… то есть… у тебя ведь тоже это есть, да?       – Нарколепсия? Ага. С этим можно жить, если готова к тому, что придётся постоянно закидываться таблетками. Аддералл – самое большое дерьмо. После него чувствуешь себя королём мира, но затем эффект проходит, и ты понимаешь, что всё это время оставался таким же жалким ублюдком, что и раньше. Но так со всем вещами.       – А ты здесь для рецепта?       – Да. Таблетки закончились. К этой хрени быстро вырабатывается резистентность, поэтому приходится пить больше и больше. Сперва одна таблетка, потом две и три и так, пока не словишь передозировку.       – Я уверена, что есть более современные способы.       – Ну, в больницах для обезболивания до сих пор используют морфий. И под «до сих пор» я имею в виду с тридцатых годов. Думаешь, с того времени не придумали средств получше? Конечно, блять, придумали, но зачем ломать то, что работает, верно? Хотя… может, у тебя и найдутся деньги на средство получше. Папа оплатит, да?       Гаыль ещё сильнее сжала пальцами колени.       – Где он? – Спросила Вонён с фальшивым равнодушием.       – Ждёт в машине.       – Заботится о тебе? Так мило.       – Чего ты хочешь?       – Поболтать.       – Ты меня ненавидишь. О чём нам болтать?       – Я тебя не ненавижу. Я вообще никого не ненавижу, Гаыль. Это отнимает слишком много времени и сил, которые я бы предпочла потратить на другие вещи. Например, на аддералл. Нет… мне скучно, только и всего. И… думаю, у нас всё же есть кое-что общее.       – Что же?       – Все говорят, что ты умная девочка, так что… подумай сама, Гаыль.       – Я не хочу играть в твои игры.       – Ну… не играй, – хмыкнула Вонён.       Дверь открылась. Проводив Гаыль взглядом, Чан улыбнулась одной половиной губ и расслабилась в кресле. Пропитанный хлором больничный воздух неприятно холодил кожу под курткой и короткой юбкой, но Вонён не обращала на это внимания. Мысли двигались внутри черепной коробки со скоростью гоночных болидов, крутя такие же сальто, как и чирлидерши на тренировках.       Гаыль…       Господин Ким…       Руки Юджин, опускающиеся на её бёдра для того, чтобы повязать на них рукава своей куртки.       Вскоре весь её разум сосредоточился на образе Юджин.       Вспомнилось, как в одну из особенно сильных гроз она выбежала из своей постели и как была, – в пижаме и босиком, – перебежала улицу и забарабанила в окно Юджин. Им тогда едва исполнилось десять, но Ан уже вела себя так, словно была старше как минимум лет на пять. Наверное, из-за того, что её мать закрутила интрижку с парнем, который только выпустился из школы, и всё время проводила с ним.       Юджин впустила её, уложила в свою кровать и обняла, а затем к ним попросилась и Хёнсо. В ту ночь они лежала на плечах Юджин, пока она гладила из по волосам и рассказывала глупые сказки о небесных светлячках. В особенно тёмные дни они начинали танцевать, и тогда небо раскалывалось от части от вспышек молний. Но светлячки делали это лишь для того, чтобы дать людям свет, поэтому не стоило их бояться.       Под эти рассказы Вонён засыпала лучше, чем под любую колыбельную.       «Такого уже не будет», – с горечью подумала Чан.

***

От автора.

      Надеюсь, вы хотя бы на шаг приблизились к решению проблемы. А может, я слишком недооцениваю вас, и вы уже догадались, кто убийца.       В любом случае, ни одна газетная статья или даже репортаж с места событий не сможет передать то, что случилось с городом после того, как стало известно имя найденного под обрывом трупа. Он затих, умер вместе с этим человеком. Ещё почти день люди не осмеливались смотреть друг другу в глаза и мысленно спрашивали себя: «А вдруг ошиблись?».       Не ошиблись.       Его похоронили через два дня, после того как коронер официально объявил, что причиной смерти стал открытый перелом черепа. Говоря простым языком, ему раскроили голову так, что мозг вытек через дыру и ссохся на его волосах. Отвратительное зрелище.       Машину господина Кима нашли у тропы к обрыву, а в крови обнаружили алкоголь. В вечер перед его смертью шёл сильный дождь, поэтому полицейские решили, что он приехал сюда, чтобы прогуляться, но из-за помутнения сознания от высоты и алкоголя потерял равновесие. На редкость глупая смерть, не так ли?       Из хорошего – после смерти господина Кима на том месте поставили ограждения и таблички с телефоном доверия на случай, если туда придёт тот, кто устал жить.       «Почему так не сделали после смерти той девочки?» – спросите вы.       Ну… когда я была классе в седьмом, то есть ещё в средней школе, ребята постарше проводили среди нам опрос. Они спрашивали у нас, что важнее – жизнь рыбы или жизнь человека. Разумеется, все отвечали, что важнее человек, и тогда они начинали постепенно повышать ставки. Десять рыб против человеческой жизни. Сто рыб против человеческой жизни.       Лично я сказала, что жизни тысячи рыб важнее жизни одного человека.       Полагаю, то же можно и сказать про жизни господина и той девочки-самоубийцы.       Для администрации они были неравноценны. Поэтому после смерти девочки никто не устраивал в городе траур. Нет, все выглядели так же, как и день назад, улыбались и шутили, смеялись, и лишь изредка думали о том, почему она поступила так, как поступила.       Но после смерти господина Кима город впал в траур. Стоил ли он того? Думаю, на этот вопрос вы должны ответить сами. Лично я ответила много лет назад и сейчас уверена в его правильности так же, как и в тот самый день.