Doubts that Linger

Здесь юноши начинают взрослую жизнь... и кончают.

      Когда Хонджун оказался в той хижине в дебрях Коркари, он не думал, что всё обернётся вот так. Даже когда старая ведьма отправила с ними её доставучего сына, он не думал, что их перепалки перерастут в продуманное злорадное издевательство друг над другом. Будто они ведут заочно счёт, кто больше придумает отвратительных подколок, заденет за живое, спровоцирует на конфликт и просто будет измываться с ехидным заговорщицким хохотом. Не было и дня, чтобы Сонхва не цеплялся к эльфу на пустом месте, а Хонджуну ничего не оставалось, кроме как быть бдительным и отбиваться от этих нападок.       Страшнее всего, пожалуй, было то, что Хонджуну со временем это начало нравиться. Сначала, несомненно, это выводило из себя и ему хотелось взорваться, воззвать ко всем Богам и проклясть этого хасинда с его кривой ухмылочкой самыми грязными проклятиями его народа. После долгих и утомительных приключений в лесу Бресилиан, Хонджун даже отчасти почувствовал к Сонхва что-то хорошее. Несмотря на свой абсолютно невыносимый характер, он умеет быть добрым и понимающим. Отдал дань уважения предкам в затерянном храме, посочувствовал утрате их клана, пусть в своей скотской манере, но посочувствовал же. После Рэдклифа Хонджун и вовсе начал думать, что они не плохие друзья, если вообще с Сонхва можно дружить. По крайней мере, желчь лилась из колдуна гораздо меньше, вся его злобная колючесть превратилась в забавные попытки повеселиться.       Всё было относительно хорошо, пока им не случилось оказаться в Денериме.       В "Жемчужине".       Вдвоём.       — Мы в борделе. День, полагаю, прожит не зря, — Сонхва усмехается ассиметрично, бросая хитрый взгляд на эльфа. У Хонджуна побагровели острые кончики ушей и ещё на входе его зажали с двух сторон женщины. Сердцебиение уже отдавало набатом в горле.       — Мы просто сделаем то, о чём просил Кусланд, и уйдём отсюда, верно?       — А ты хотел остаться и повеселиться? — Сонхва заглядывает эльфу в глаза. Это невыносимо. Его жёлтые очи словно смотрят Хонджуну в душу. — Не ожидал от тебя такого, Джуни. Я думаю здесь найдётся умелая долийка, чтобы удовлетворить все твои желания.       На них со смешками оглядываются местные... работницы. Одна из них эльфийка, но единственное, что делает её эльфийкой, это острые уши. Сонхва зловеще хмыкает над ухом и Хонджун, краснея всем лицом, жалеет, что не может натыкать в него стрел, как в подушечку для булавок.       — Почему каждый раз, когда мы разговариваем, ты поднимаешь эту тему? — сквозь зубы цедит Хонджун, заглядывая в просторный общий зал, где за рядами столов сидят клиенты и девушки у них на коленях с сияющими улыбками о чём-то им рассказывают. У стойки трактирщика толпятся пираты, а женщина в дорогом платье — хозяйка — пытается их в чём-то убедить.       — Если у тебя что-то поднимается, Джуни, когда я с тобой разговариваю, то это твоя проблема, — подхватывая с подноса пробегающей мимо подавальщицы медную кружку с элем, Сонхва с недоверием её нюхает и не решается пить.       — У меня ничего... Что?! — эльф подпрыгивает от злости. Сонхва улыбается, как довольный кот, обожравшейся сметаны, рассматривая Хонджуна своим хищным прищуром. — Как же я тебя ненавижу!       — Полно, маленький эльф, я же просто шучу, — Сонхва ставит чарку эля на поднос другой подавальщицы. — Пойдём, решим все дела и уйдём отсюда, чтобы не травить твою целомудренную душонку этим развратным местом.       — Я не...       — Что? Всё-таки не целомудренная? Так и знал, — Хонджун не успевает договорить, как колдун продолжает гнуть своё, раздраконивая эльфа всё больше. Видят Боги, однажды Хонджун не выдержит и накажет этого заносчивого засранца.       — Просто заткнись!       — Ты просишь о невозможном.       Хонджун переводит дыхание, повторяет про себя несколько раз ругательства на эльфийском и старается больше на этого демона в перьях не смотреть. Он травит ему душу. Не друзья они, вот ни капельки. Стоит хотя бы чуть-чуть расслабиться, показать слабину перед какими-то низменными вещами, как Сонхва не упускает возможность плюнуть язвительным ядом. Он невыносим. Как Страж выносит это создание оставалось для Хонджуна загадкой, как вообще все остальные разношерстные товарищи их маленькой компании терпят его... С ним же невозможно разговаривать! Он как банный лист, как язва, которая не даёт покоя.       Их задача была проста: найти каких-то разбойников, что докучают хозяйке, попросить их уйти отсюда и отчитаться перед стражником в городе. Ничего сложного, кроме компании Сонхва и приставучих проституток, загораживающих узкие коридоры своими полураздетыми телами. Хонджун держится за ремень колчана, проталкиваясь между продажными девками и чувствует, как в спину ему смотрят два жёлтых глаза и знает, уверен, что он лыбится и язык у колдуна чешется что-нибудь да сказать. Такое, с подковыркой, чтобы снова вскипятить Хонджуна и поставить его в неловкое положение.       — Ну что ты весь такой скрюченный, как толстая белка перед узким дуплом? — этот голос течет в воздухе, как заклинание, как проказа какая-то, от которой Хонджуну вряд ли удастся найти противоядие или оберег. — Расслабься, маленький эльф, никто из них не посягнёт на твои орехи. Если сам не попросишь.       — Знаешь, я слышал от нашего угрюмого товарища, что кунари зашивают магам рты, — Хонджун очень красноречиво смотрит на колдуна. — Я думаю, южанам тоже стоит начать так делать.       — Ты хоть знаешь, как это делается?       — Что именно?       — Как вставлять в дырку. Нитку в иголку, я имею ввиду, — Хонджун намерено больше не смотрит на него, потому что знает, какая там физиономия. Чревато быть опять опозоренным до конца дней. — Стежки зажимать. Петельки делать. Маленький эльф, чего это уши у тебя такие красные?       Хонджун не отвечает, а Сонхва вновь похихикивает у него над ухом. Всегда где-то поблизости кружит, как стервятник или сокол. Только и жди, что в шею вцепится и будет трепать, пока не доведёт до белого каления.       — Ты-то сам знаешь? — выдавливает наконец-то эльф, переступая порог просторных покоев, в конце которых обосновались те самые разбойники.       — Ты даже не представляешь, сколько всего могут рассказать и показать монашки, — хмыкакет колдун, перекатывая в руках материализовавшийся посох.       — Не думал, что они настолько хороши в рукоделии.       — В рукоделии особенно хороши.       Хонджун зажимает зубы, чтобы по глупости не продолжить этот разговор. Не мудрено, что хасинд часто заглядывал в деревни рядом с дебрями Коркари, но чтобы практиковал шитьё с монашками... Стрельнув в колдуна взглядом недовольным, Хонджун понимает, что его снова развели. Флемет, стало быть, помимо древней магии, ещё преподаёт уроки "Как убедительно заливать". Иначе объяснить это эльф не мог.       Задача с разбойниками правда казалась проще простого. Пока они не столкнулись с ними лицом к лицу. По доброму, путём максимально вежливых убеждений уходить они не захотели, заверили, что платят хозяйке много золота, а её жалобы это лишь попытка выбить ещё больше. Хонджун знал, что это чушь собачья. Сонхва же не пытался быть с ними вежливым, уступчивым и покладистым, одного его взгляда было достаточно, чтобы они ощетинились все как один. Желтоглазый колдун прямо в центре Денерима говорит укоренившейся здесь банде собирать монатки и проваливать? Быстрее небо разорвётся в клочья, чем они будут его слушать.       Выбора им не остаётся и начинается самый нелепый бой в жизни Хонджуна.       В борделе.       Бок о бок с Сонхва.       Смех какой-то.       И всё бы было хорошо, не окажись у разбойников в запасе какого-то чародея, иллюзиониста, фокусника?... Отступника, одним словом. Хонджун прибивает стрелой командира разбойников к стене и прицеливается, чтобы повторить это со вторым его плечом, но тут перед ним возникает ряженый шут и бьёт об пол склянку. Сонхва отпрыгивает в сторону и толкает Хонджуна плечом. Они оба оказываются в плотной пелене красного дыма. В нос бьёт резкий сладкий запах, вокруг всё заполняют клубы тумана, настолько плотного и яркого, что его при желании можно коснуться. Сонхва безуспешно пытается рассеять магию, но действие странной склянки не прекращается. Они оба падают на доски пола, роняя оружие и сознание предательски ускользает из тел обоих.

ⵈ━══════╗◊╔══════━ⵈ

      Приятно пахнет и что-то тёплое, мягкое касается кожи. Обнажённой кожи. Хонджун дёргается, словно в судороге, распахивает глаза и смотрит в потолок. Тёмный и далёкий, рассекаемый несуразной перекладиной, покрытой алыми тканями, на манер балдахина. Эльф щурится и вздыхает, пытаясь понять. Под головой чувствуются подушки, плотно набитые и облачно-мягкие, утягивающие в себя комфортными объятиями. В голове гудит пугающая пустота, даже после ритуала посвящения с ним такого не случалось...       Рядом ощущается движение. Хонджун, приложив много усилий, поворачивает тяжёлую голову на мягких пёстрых подушках и утонув в них, видит лишь острую линию плеч, выпирающие лопатки и несколько родинок на бледной коже, практически белой, как снег в Морозных горах. Эльф моргает пару раз, пытаясь сообразить, кто может лежать с ним рядом. К коже льнёт покрывало и в голову стреляет тревожное осознание. На нём нет одежды. Вообще.       Эльф ещё некоторое время смотрит в тёмный гипнотизирующий потолок, а в голове по прежнему пусто, но возвращается чувство тела. Онемение в конечностях сменяется расслабленной негой, как после долгой тренировки забраться в горячую ванну, как если бы он тут...       Хонджун громко вздыхает и поднимается на локтях, неуклюже садится после, чувствуя как усталость прокатывается от макушки до пят, призывая его лечь назад, утонуть в этих подушках. Первым делом он смотрит на себя. Ему не померещилось. Одежды и правда не было. Край алого, вышитого узорами, покрывала едва прикрывал стратегически важные места. Тусклые свечи освещали постель и оттеняли остальное убранство комнаты. Обычные бордельные покои. Так, он в борделе. Это он помнил точно. Но какого...       Поворачивая голову в сторону, Хонджун видит стройную фигуру, не прикрытую покрывалом. Бледная, тонкая кожа покрыта мурашками и красные полосы от ремней и верёвок одежд сплетаются узорами по крепким бёдрам, спине и рукам. Чёрные вихры волос стелются по подушкам. Он спит, спрятав одну руку под подушку и сжав второй рукой клочок покрывала. Эльф смотрит не моргая. В голове звенящая пустота. В животе собирается какая-то странная субстанция, сводящая ему внутренности тупым нытьём. Человек рядом двигается, с удовлетворённым стоном поворачивается. Теперь Хонджун видит разлёт острых ключиц, вечно игриво скрывающихся за тонкими фиолетовыми тканями одежд и колдовскими амулетами. Видит равномерно вздымающуюся грудь, вставшие от прохлады тёмные соски, впадинку плоского живота и косые линии выпирающих тазобедренных косточек. Ниже смотреть он боится, но отворачиваться уже поздно. Сонхва спит так умиротворённо, будто его ничего не тревожит. Его острый профиль мягко ласкает свет свечей, накрадываясь на морозную бледность приятным тёплым тоном. Розовые губы чуть приоткрыты, а густые чёрные ресницы подрагивают. Хонджун кусает себя за щёку, прекрасно понимая и чувствуя, как жар прокатывается по нему, как вспыхивают острые кончики ушей. Он отворачивается, зажимая ладонью рот. Нет, этого быть не может. Это невозможно. Даже если Хонджун выпьет весь запас вина из погреба Жемчужины, он не дойдёт до того, чтобы добровольно лечь в постель с ним.       Во имя Арлатана, он же не мог переспать с Сонхва?!       Сонхва растягивается на постели, словно гибкий кот. Он вытягивает руку вперёд и длинные прохладные пальцы касаются хонджуновой спины. Эльф весь покрывается мурашками и дёргается истерично, но всё ещё не в силах выскочить из этой постели и убежать куда-то в другую часть Тедаса, где его никто не найдёт и никто никогда не узнает, что он проснулся в одной постели без одежды с этим чёртовым колдуном. В голове по кругу бегают розовые наги и поют людские песни, прерываясь на истошный вопль отчаяния. Пальцы Сонхва скользят по его позвоночнику, будто бы пересчитывая косточки. Хонджун пялит в пространство расфокусированным взглядом и боится шевелиться. Он щипает себя за руку, чтобы убедиться, что не спит. Он не спит! Ужасно! Лучше бы спал, всё можно было бы спереть на злобные происки демонов Тени. Лучше бы он проснулся в одной постели с бородатым гномом в платье, чем...       Великие духи!       — Твою ж мать! — ругается эльф себе под нос и осмеливается соскользнуть с постели. Он касается босыми ступнями холодного пола, но иной холод пробирает его до самых костей. Он затылком это ощущает.       Кровать прогибается. Человек за спиной садится на ней. Хонджун боится даже дышать. Одинокая капелька пота стекает по виску и все внутренности сжимаются в тревожный комок.       Эльф набирает в лёгкие воздух, тихо, через ноздри, готов что-то сказать, но цепкие пальцы сжимают его плечо и тянут назад, с такой силой, что всё его окоченевшее от шока тело чуть ли не со скрипом поддаётся. Хонджуна прижимают к кровати и сверху на него смотрят сонные жёлтые глаза. Чёрные локоны падают легкими завитками вниз, отсюда ему хорошо видны тонкие изгибы живота и тени рёберных дуг.       — Задница Андрасте! Будь я четырежды проклят! — хрипло выдаёт Сонхва, сверля эльфа нечитаемым взглядом.       — Не верю, что говорю это, но тут я с тобой согласен, — Хонджун чувствует то же онемение всего тела, будто после очень сильного похмелья.       — У тебя есть три секунды, чтобы всё объяснить, мелкий ты...       — Эй! — рыкает эльф. — Это ты должен пролить свет на происходящее!       Сонхва моргает, но молчит. Он ещё несколько ужасно долгих мучительных секунд смотрит Хонджуну в глаза, а потом соскальзывает с постели, как будто его ужалили осы. Остальные свечи в комнате моментально вспыхивают и Сонхва проносится вихрем по покоям, разыскивая одежду.       Эльф неспеша встаёт, превозмогая онемение всего тела. Оглядывается по сторонам, но следов того, за что он переживает больше всего, он не наблюдает. Сонхва раскрывает все шкафы и комоды, после лихо разворачивается и Хонджун ощущает нежной кожей, как в воздухе пульсирует магия.       — Я сожгу дотла всю эту шайку! — хрипит он и его голос пропадает за стуком в дверь.       Сонхва не стесняясь своей обнажённости, кидается к двери и рывком её открывает. Девушка в тоненьком платьице, судя по цвету кожи и крупным чертам лица — антиванка — с услужливой улыбкой протягивает ему сложенные в стопку два комплекта одежды.       — Вы были неотразимы, — кокетливо бросает она, и хихикая, смотрит на побледневшего эльфа. — Ваши штучки можно забрать в сундуке на первом этаже.       Потом она уходит.       Сонхва с нечитаемым выражением лица швыряет эльфу его одежду и отвернувшись от него, прячется в свои перья и кожу. Хонджун не возражает. Будет лучше, если он вообще забудет об этом случае. Если ни одна душа в Тедасе не будет знать об этом.       Завязывая шнурки на штанах, Хонджун вновь чувствует этот леденящий холод. Так смотрит Сонхва. Хонджун не уверен, что хочет сейчас встречаться взглядом с ним. Только не в этом виде, этой комнате, после... Нет. Он закрывает глаза, ныряя в горловой разрез нательной рубашки, а после вовсе абстрагируется от пристального взора на себе, прячась в слоях одежды и брони.       Выходят из покоев по очереди. Не смотрят друг на друга, не разговаривают, уважительно закрывают за собой дверь. На первом этаже их встречает хозяйка и расплывается в благодарностях, даже пихает эльфу в руки небольшой мешочек с монетами. Она уверяет, что разбойники ушли отсюда. А потом, повторяя про сундук, добавляет, что им всегда рады в этом месте.       Хонджун чувствует, как остатки его достоинства стираются о красные ковры этого места. Сонхва забирает все свои побрякушки из перьев, камушков и костей, и выходит на улицу, не дожидаясь. Хонджун так не спешит. Он перекидывает колчан за спину, пересчитывает стрелы, смотрит полон ли кошель и сумка с лечебными припарками, последним забирает свой лук.       На улице давно стемнело и по тихим улочкам бродили лишь пьяницы, вышедшие из городской таверны или бредущие сюда, к красным фонарям. Под одним из таких фонарей стоит Сонхва. Он опирается на древко светила и крутит между пальцев монетку. Красный свет фонарика придаёт его фигуре зловещий вид. Хонджун неуверенно кряхтит и пристальный взгляд врезается в него, как лопнувшая струна в мягкую плоть. Хонджуна бросает в дрожь, но при этом становится душно.       — Что ты скажешь в своё оправдание, маленький эльф? — Сонхва смотрит на него исподлобья, перекатывая между бледных костяшек монетку. Хонджун в ужасе от мысли, что им придётся общаться.       — Между нами ничего не было, — фыркает он в ответ, смотря куда угодно, кроме Сонхва. Он уверен, что ничего не было. Это не больше, чем злая шутка той шайки разбойников.       — Как же не было, Джуни? — Сонхва отталкивается от древка и встаёт напротив эльфа. Хонджун чувствует себя в ловушке. — Не пытайся сделать вид, будто ты ничего не понимаешь.       — Что ты несёшь? — рыкает эльф, но пальцы от напряжения подрагивают. — Я лучше перецелую стаю мабари, чем потрахаюсь с тобой.       Сонхва от возмущения весь дёргается. В его жёлтых глазах, куда наконец-то осмелился заглянуть Хонджун, вспыхивают пугающие огоньки. Колдун грубо сжимает хонджунов подбородок и приподнимает его голову. Хонджун сжимает руки в кулаки, но с ядовитым интересом не отступает, ждёт, что скажет ещё это невозможное создание. Его это задело? Правда?       — Я не пожалею всего золота Ферелдена, чтобы посмотреть, как ты целуешься с собаками, — наклоняясь, хрипло и с издёвкой говорит колдун. Его дыхание обжигает Хонджуну щёку. Хватка холодных пальцев кажется мертвенной.       — Всяко лучше, чем с тобой, — цедит сквозь зубы эльф. Он сам загоняет себя в эту ловушку. Но горячая глупость выбивает все мысли, что были в голове минуты назад.       — Ты ведь даже не знаешь, — Сонхва почти касается носом носа Хонджуна. Он так близко, даже ближе, чем в той чёртовой кровати. Хонджун чувствует, как уже знакомое онемение одолевает его тело. — Как это. Со мной.       — Да и не хочу.       — Чего не убегаешь тогда? — Сонхва смеётся ему в лицо. Его хочется укусить, цапнуть по-собачьи, чтобы знал своё место.       Именно на это и похож их поцелуй. Сонхва прижимает эльфа к стенке под красным фонариком, грубо тянет Хонджуна за волосы на затылке. Они не целуются, они кусаются. Почти с утробным рычанием, как дикие звери. Хонджун зубами тянет нижнюю розовую губу, чувствует привкус крови. Они стукаются зубами, матерят друг друга вместо того, чтобы глотнуть воздуха, кусаются-целуются снова, задевая неуклюжими телами столбик фонаря. Хонджун впивается пальцами в его руки, там синяки потом останутся, Сонхва толкает ему свой язык в рот и со слюной мешается их кровь, сочащаяся из покусанных губ.       Сонхва выдыхает ему в рот, протолкнув между влажных губ большой палец. Хонджун смотрит на него безумно, блестящими глазами. Слюна вперемешку с кровью стекает по подбородку.       — Теперь, Джуни, — Сонхва смахивает с лица взмокшие прядки и голос его низко хрипит. — Можешь под стать ферелденцу целоваться с собаками.       Хонджун кусает его за палец. Сонхва морщится от боли, но после надавливает подушечкой ему на десну.       — Терпеть тебя не могу.       — Я вижу, — Сонхва одаривает Хонджуна такой улыбкой, от которой его внутренности затягиваются в морской узел и отдают беспокойным цунами к горлу. — Повторим?       Хонджун злобно цокает, тянет его за волосы и целует-кусает снова.