Doubts that Linger

И тьма подступает всё ближе, и жарко дышит она

― Шёпот в ночи, поступь обмана со снах.

― Преображений 1:6

ⵈ━══════╗◊╔══════━ⵈ

      Матушка расхаживает по комнате, торопливо собирая свои роскошные, пронизанные нитями серебра, кудри в причёску. Юбки её платья мягко шелестят, а золото украшений в ушах переливается в лучах полуденного солнца, забравшегося в покои сквозь отполированные широкие окна. У неё на щеках девчачий румянец и полные губы подкрашены пунцовой помадой.       Уён сидит на подлокотнике кресла, опираясь на плечо Сана. Она оба наблюдают за матерью, напоминая не то любопытных котов, не то притаившихся шпионов на балу Императрицы. Сан недавно вернулся с дневного патруля и в его волосах поблескивала дорожная пыль, красные следы от наручей окольцовывали запястья. Уён сегодня не выходил из дому. Странное недомогание приковало его к постели и только к обеду он смог найти в себе силы, чтобы подняться.       С их ночной прогулки в литейную прошла неделя. Ёсан доложил о своей находке городской страже и те увеличили количество патрулей. До Сана дошли тревожные слухи, что к поискам хотят официально подключить Орден, но Рыцарь-командор пока не дала точного ответа. Зашуганные жители Клоаки были не на шутку взвинчены. Бедные и брошенные едва сводили концы с концами после резни, устроенной кунари, а стоило слуху об убийце прокатиться по всему Киркволлу, как случаи нападений в Нижнем городе участились. И это даже не были подражатели, одни убивали других ради выживания, денег, еды и одежды. Безумие всегда царствовало здесь независимо от правителя, восседающего на троне Наместника. Уён лучше всех знал и чувствовал, что чем больше крови впитывает в себя земля, тем тоньше незримая людям граница между их миром и миром по ту сторону. Завеса в Киркволле напоминала тонкое старое кружево, уже потёртое и изношенное, держащееся на последних нитях, препятствующих потере рисунка. Сколько крови должно пролиться ещё, чтобы эти нити лопнули?       — Как я выгляжу? — покрутившись, мама смотрит на своих сыновей, хлопая чёрными глазами.       — Императрица Селина блеклая мышь по сравнению с тобой, — Уён широко улыбается, а Сан хлопает его по бедру. — Разве я не прав? Все аристократки Верхнего города должны завидовать маме.       — Империя Орлей не выдержала бы такого заявления, — матушка смеётся, поправляет завиток волос и направляется к креслу, где сидят её мальчики. Её походка полна юной грации, фигура не утратила чётких линий и форм, а возраст не тронул её лица. Она стареет красиво.       — В отличие от них, нам хватает смелости не прятаться за масками, — Уён неосознанно запускает пальцы Сану в волосы. Это движение выученное, как и множество других, не всегда поддающихся мимолётному контролю. Быть близко с Саном, значит прикасаться к нему. — Сегодня будет что-то особенное?       — Квентин пригласил меня на прогулку по морю. Может быть… — мама усмехается полными губами, подмигивая.       — Не думал, что когда-то поведу свою матушку под венец, — Уён мечтательно вздыхает, представляя маму в белом свадебном платье.       — Тише! — она машет ладонями и на её красивом лице мелькает испуг. — Не говори наперёд! Вдруг всё пойдёт не по плану.       — Если он не сделает Вам предложение, то этот Квентин настоящий кретин, — Сан разводит руками и Уён согласно кивает его словам.       — Я не встречала таких мужчин со времён твоего отца, — мама вдруг делается печальной и потирает красную нить на запястье. Смерть отца долгие годы не оставляла её в покое.       — Тогда он точно должен жениться на тебе! — гордо заявляет Уён. — Мы благословляем!       Довольная, мама покидает их поместье в Верхнем городе. Она накидывает на голову шерстяной платок и окрылённая любовью, уносится по каменным улочкам Киркволла к пристани. Сан закрывает за ней дверь, а Уён провожает взглядом через окно. В большом зале трещит камин и служанка напевает некую песенку, пока вышивает крестиком, сидя в кресле перед огнём.       — Ёсан попросил помочь ему, — Сан приближается к Уёну и нежным движением убирает за ухо выбившуюся из тугого пучка прядку. — Он подозревает одного орлесианца, который живёт неподалёку. Нужно проверить.       — Мне резко стало не по себе, — хмурясь, Уён снова смотрит в окно. След мамы там давно простыл.       — Снова недомогание?       — Нет, — Уён качает головой. — Скорее ощущение, будто скоро случится что-то плохое.       — С мамой всё будет хорошо, — Сан гладит его по щеке.       — А со мной? — прикрыв глаза и наслаждаясь лаской, тише спрашивает Уён. Пальцы Сана замирают у него на коже и дрожь пробирает тело. — Несколько лет назад ты сказал, что тебе страшно за меня. За то, что со мной происходит. Тогда я повёл себя вспыльчиво. Посчитал это предательством. А теперь, знаешь… Огонь обжог мне ладони. И мне самому стало страшно.       — Ты не думал обратиться к Первому Чародею? — Сан берёт его за руки и гладит мягкие подушечки. Ожоги исчезли быстро, но воспоминание о них — вовсе нет.       — Это было бы проблематично и рискованно. Только если бы кто-то не организовал нам встречу. Он не просто так носит это звание, верно? Наверняка знает, что делать, когда магия становится сильнее мага.       — Если хочешь, я могу помочь тебе в тренировках. На Рваном берегу есть пару укромных мест, а я ещё не забыл того, чему учили в Ордене.       — Нет, — Уён отрицательно мотает головой. — Я сжёг дотла демоницу. Вдруг я потеряю контроль и наврежу тебе? Если это все варианты, то лучше встретиться с Орсино.       — Как скажешь, — Сан обводит ладонями лицо Уёна и улыбается. — По счастливой случайности среди наших знакомых есть старкхевенский принц и контрабандист из Хартии. Нам нужно лишь выбрать через кого будем дёргать ниточки.       Среди стриженных аллей района, где проживают аристократы и купцы, Сана и Уёна встречает Ёсан. Наследный лук как всегда висит у него за спиной и выделанный из кожи колчан полон стрел. Он крутит между пальцев маленькую записку и хмурится. Его лицу вовсе не идёт такое выражение.       — Он живёт тут, — принц указывает на резную дверь. — Соседи говорят, что он затворник и чудак. Вполне ожидаемо, что он может заниматься… всяким.       — Магия крови? — Сан оглядывается по сторонам. Ещё было рановато для взлома с проникновением. В конце улицы патрулирует стражник. Внизу, возле лестницы, они видели храмовника.       — Спросим у него сами, — Ёсан пожимает плечами. — Я послал ему письмо. Он согласился на встречу, но мне показалось, что что-то не так. Поэтому вы идёте со мной.       — И только поэтому? — Уён лукаво усмехается. — Разве не ты втянул нас в это расследование?       — Удивлён, как вы сами в это не влезли.       — Остепенились.       — Что? — принц удивлённо вскидывает светлые брови. — Сейчас упадёт небо, не иначе!       — Мы заняты другим, Ваше Высочество, — фыркает ему в ответ маг.       — Я читал твой манифест, — принц стучит в дверь.       — Не лучшая была затея, — Уён качает головой. Он бы многое исправил в том, что написал и распространил по городу в виде анонимных записок. Его манифест был призывом к борьбе. Ересь, запечатанная между строк. Бунт и протест сочились из написанных размашистым почерком букв, таились в пятнах чернил и завитках карикатурных рисунков храмовников. Но Уён думает, что чрезмерно вычурно и резко выразил свои мысли. Породил смятение в сердцах, но не добился чёткого результата.       — Ты не можешь решить все проблемы разом, — Сан трогает Уёна за плечо. — Маги сражаются как могут. Они слышат тебя. Ты даёшь им надежду и силы. Не списывай свой труд со счетов.       — Я и не списываю.       — Правда? А прозвучало иначе.       — Тебе показалось, но спасибо.       — Манифест, парочка убитых храмовников, десятки спасённых магов, — Ёсан загибает пальцы. — Ах, да! Обозлённые рыцари и целое подпольное движение повстанцев. Не лучшая затея, говоришь? Первый Чародей как минимум должен тебе.       — О нём поговорим потом, — Сан хмурится, когда резная дверь открывается сама по себе и их встречает лишь стыдливая темнота чужого дома. — Зайдём на чай?       Сан заходит первым. Когда Уён переступает порог, дверь с громким хлопком закрывается у него за спиной. В полумраке парадной залы виднеются очертания бордовых дорогих ковров и потухший камин. На втором этаже, где-то у стены, горит одинокий подсвечник. Уён вдыхает и громко цокает языком, слово пробуя и темноту, и воздух на вкус. Он выкидывает руку вперёд и лёгкое древко посоха материализуется зажатым в его пальцах. Всполох искр пробегает вдоль длинного инструмента, наполняя посох живительным огнём. Навершие испускает тусклый свет. Сан и Ёсан не задают вопросов. Стрела накладывается на тугую тетиву, а отполированный меч ловит блик магических искр.       Ступеньки скрипят под ботинками и эхо уносится под высокий потолок. Мигающий огонёк одинокого подсвечника внезапно гаснет, не успевает троица достигнуть второго этажа. Мрак окутывает цепкими лапами тяжёлые бархатные шторы, стелется густо по мягким коврам и разрастается по всему пространству, порождая причудливые искажения малочисленной мебели.       — Орлесианский колдун, — хмыкает Уён и перекладывает посох в другую руку. — Живёт в роскоши прямо под носом Мередит. Этот город поразителен, вы согласны?       — Ты тоже, — констатирует факт Ёсан.       Уён дует губы, но Ёсан этого не видит. Сан делает шаг в сторону по коридору, ориентируясь по ощущениям. Маг вздыхает и щёлкает пальцами, зажигая все свечи на этаже. Свет стремительно изгоняет тьму, окрашивая тёмные стены тёплым светом. Жёлтые блики свеч трогают портреты в резных рамах и селятся между складок тяжёлых пыльных штор. Одинокий подсвечник плачет восковыми слезами на мятые листы пожелтевшей бумаги и разлитые по столу чернила поглощают всякий свет.       От вспышки огня Сана передёргивает и он развернулся к принцу и магу. Он смотрит на последнего с толикой негодования, но получив в ответ хитрую улыбку, не может сохранить этого недовольного выражения.       Ёсан проходит в другую сторону по коридору, но все двери там оказались заперты. Они с Саном возвращаются к Уёну, застывшему посреди коридора и в молчании все трое переглядываются.       — Может быть нам нужно три раза постучать и позвать его?       — Я могу устроить пожар, — Уён жмёт острыми плечами, подпирая щекой посох. — Выкурим его.       — Нет, мы не будем устраивать пожар, — Сан отрицательно качает головой. Уён с усмешкой смотрит на него. В другой ситуации, скорее всего, Сан бы на это согласился. За эти годы в нём не осталось ничего праведного, чопорно-правильного, навязанного некогда церковниками. Лишь холодная рассудительность, щедро приправленная осознанием, что его жизнь принадлежит только ему.       — Он пытается нас напугать, — Ёсан обращает внимание на свечи, что вновь постепенно гаснут. — Наверняка он думал, что я приду один.       — И темнота испугала бы тебя? — Сан не верит ни единому слову и по выражению его лица всё прекрасно видно. — Ваше Высочество, да вы полны сюрпризов.       Свет тухнет. Дверь резко хлопает и холодное слизкое ощущение пробегает вдоль позвоночника, пробирая всех троих табунами мерзких мурашек. Уён слышит их дыхание и шуршание по мягким коврам. Темнота поглощает их, крутится чёрными клубами, невидимо завлекая в ловушку. Вооружённый луком принц наверняка потерялся бы в этом пугающем смерче, даже несмотря на свои отполированные доспехи. Шорох подступает всё ближе. Уён набирает в лёгкие холодного, пропитанного неприятной магией, воздуха, и наощупь ориентируясь, заталкивает себе за спину своих спутников. Рыжие искры блестят в его глазах. Древко посоха стучит о пол. Порыв тёплого ветра тревожит могильный холод, выгоняя его на задворки неосязаемой трещины между измерениями. Круглая магическая печать появляется перед Уёном и множество огненных сгустков хаотично разлетаются по коридору, поджигая шуршащие похоронные саваны призраков. Их уродливые маски кусает огонь, проникает внутрь их пустого естества и разрушает слабое тело, изгоняя обратно в Тень.       Магу требуются считанные минуты, чтобы призванные твари рассыпались и потухшие свечи вновь вспыхнули огнём. Дверь в другом конце коридора оказалась открыта.       — Наш орлесианский друг хочет поиграть, — недовольно ворчит Уён, бросая взгляд через плечо сначала на принца, потом на любимого.       — Значит он не чист на руку, — Ёсан накладывает стрелу на тетиву. — Если я первый его найду, стрел в задницу напихаю.       — Андрасте стыдно за тебя, — шутит Уён, намекая на праведность Его Высочества.       — Она меня простит, — принц усмехается ему. — Я ведь ради благого дела.       — Сан, скажи ему! — Уён первым уходит в открывшийся проход, пока принц и стражник следуют за ним. Маг слышит, как в шутливой манере Сан отчитывает принца за неподобающее поведение, ссылаясь на церковные книжки и Песнь Света. Разве это видано, чтобы послушник церкви так сквернословил?! Возмутительно.       Спустя несколько запутанных коридоров они попадают в обеденный зал. Стулья наставлены друг на друга странной пирамидой, битые тарелки под ножками поблёскивают гладкими сколами. Один единственный портрет в центре стены, над потухшим камином, перекошен и недовольное лицо пожилого мужчины смотрит на незваных гостей. На полу стелются пожелтевшие листы бумаги. Уён поднимает один из них и пробегает по завиткам букв. Чернила залили половину письма.       — Тут что-то про стакхевенский Круг магов, — бубнит он. — Дальше ничего не понятно.       — На моей памяти, там всегда было спокойно, — Ёсан выхватывает листок из пальцев мага и читает сам.       — Последний раз ты был дома когда? — Уён закатывает глаза.       — Идём дальше, — Ёсан значительно мрачнеет, убегает от вопроса и спешит к следующей двери.       Принц поворачивает ручку и у них за спинами раздаётся треск. Словно подожгли сухие дрова. Из потухшего камина появляются руки, расплёскивающие сгустки горячей лавы во все стороны. Из угольков выбирается огненное существо, лишённое человеческих черт. Сгорбленное, зубастое, с застеленными пеленой белыми глазами. Он расправил ручища и издал утробный рык. Огненный след тянется за ним, как слизь за улиткой. Вот только Гнев — эмоция мгновенная, приходящая быстро. Поэтому и его воплощение движется стремительно, протягивает руки и жаждет вцепиться в горло того, чья душа ближе всего к Тени.       Несколько стрел сгорают в теле демона. Сан наносит удар мечом, опаляющий жар жжёт металл, но маг вовремя зачаровывает оружие на противоположную стихию. Тонкие снежинки пляшут в воздухе, иней покрывает заточенный клинок и с шипением острие погружается в тело Гнева. Уён уверенно держит рисунок заклинания, пропуская через посох непривычный ему морозный холод. Его чары защищают Сана от огня. Ледяной клинок источает мороз и корка постепенно разрастается, поглощая горящее тело демона.       Гнев рычит и тянется рукой к лицу Сана, Уён хмурится и в печати заклинания возникает тонкая трещина. Если Сан сейчас отойдёт, всё будет насмарку. Ёсан стреляет из лука и стрела врезается аккурат промеж белых глазниц, отвлекая существо от стражника. Уён до боли сжимает зубы и берёт посох двумя руками. Воздух в комнате наполняется свежим морозным воздухом и ледяная скорлупа за считанные секунды покрывает Гнев. Застывшая во льдах тварь трещит и источает пар.       Сан с болезненным шипением отнимает руку от клинка, Ёсан стреляет из лука и статуя рассыпается блестящими осколками льда. Уён устало ведёт рукой по волосам, убирая со лба выпавшие из пучка прядки. Первое, что его беспокоит, это Сан, трясущий пальцами.       — Покажи, — говорит он ему, протягивая руку.       — Да всё в порядке! — отнекивается стражник, сжимая ладонь в кулак.       Уён его не слушает. Он берёт Сана за руку и обводит покрывшиеся инеем костяшки, своим теплом растворяет тонкие белые льдинки. Блеклое зелёно-жёлтое свечение исходит от пальцев мага, проникает в нежные ткани до самых костей, стирая раны с повреждённой кожи и плоти. Уён наклоняется и целует Сана в тыльную сторону ладони, делится частичкой своего внутреннего жара с любимым через это нежное мимолётное касание. Отогревает.       — Вот об этом я и говорил, — потирая большим пальцем санову ладонь, Уён смотрит ему в глаза.       — Это не стоит заклинаний, золотце, — Сан улыбается. — Всё равно что лизнуть кувалду на морозе!       Уён ему не отвечает. Из развалившегося тела демона маг поднимает меч Сана и отряхивает его от льдинок. Уён размораживает клинок и протягивает его владельцу. Они пересекаются взглядами, но ничего друг другу не говорят. Внутри Уёна больше не было страха, что Сан откажется от него из-за того, кем Уён является. Их отношения прошли через многое, чтобы доказать, что Сан не поступит так, чтобы Уён не сделал. Сан любит Уёна, его магию, его уникальность. Пока в глазах храмовников, церковников, кого, чёрт возьми, угодно, магия есть корень всех проблем, злостная мерзость, то для Сана это всегда было чем-то особенным, может быть даже прекрасным. Опасным вне сомнений. Такое могущество не может быть безопасно. Стоит Уёну сотворить фокус, либо одной строчкой заклинания выжечь толпу призраков, в глазах Сана будет восхищение.       — Как думаешь, мама уже вернулась? — проходя дальше, заводит Уён тихий разговор.       — Думаю, сегодня она останется на ночь, — Сан с хитрой ухмылкой смотрит на мага.       — Хочу увидеть её в свадебном платье. Пышном, как у принцессы. Ей бы пошло, согласен?       — Конечно, — Сан прикрывает глаза на мгновение и нежно улыбается. — И цветочный венок. Красный подошёл бы лучше всего.       — Как только она вернётся, нужно обо всём расспросить, — Уёна будоражат мысли о замужестве матери. Он думал даже, что хочет этого больше, чем она сама. В конце концов, его мама заслуживает счастья. Она ещё молода и прекрасна, она имеет право прожить ещё одну историю любви.       Окна одной из спален выходят на внутренний двор. Тяжёлые шторы покрывает слой пыли и Уёну хочется чихать от этой неопрятности. На полу разбросаны вещи, в открытые сундуки навалена одежда, будто кто-то собирался как можно скорее всё упаковать, но на половине пути передумал. Расплавленные столбики свечей на прикроватных тумбочках давно застыли в восковом водопаде и, блюдца под ними затвердели, и прилипли к лакированному дереву. В имении тихо и на корне языка нет знакомого привкуса, за спиной Уён не ощущает потустороннего присутствия.       Ёсан заглядывает под подушку, пока Сан разворачивает наваленную одежду. Уён же ведёт пальцами по обрывкам страниц, исписанных чернилами. Ему знакомы эти знаки и символы, рваные полукруги печатей, пугающие своей остротой и угловатостью письмена. Это обрывки магического дневника и тот, кто вёл его, или ведёт по сей день, осознанно пришёл к тому, чтобы пользоваться этим.       — Думаю, мы все были правы, — Сан бросает на пол свёрток пропитавшейся кровью ткани. Ёсан выглядывает из-за ширмы, а Уён с брезгливой гримасой опускает на это взгляд. — Наш орлесианский товарищ увлекается магией крови.       Несколько склянок с кровью треснули, от того и перепачкали ткань, но другие остались целы. Следом за этим Сан бросает на стоящую рядом постель несколько женских платьев.       — Либо наш имперский друг обладает некоторым фетишем, либо… — храмовник многозначительно смотрит на своих спутников.       — А я-то думал, стража уже осматривала его дом, — Ёсан опускается на корточки у разбитых флаконов с кровью. Он мажет кончиками пальцев по свежему пятну и трёт их между собой. — Кровь здесь уже несколько дней.       Сану нечего ответить на замечание. Будь он хотя бы на йоту ближе к командованию этим сборищем коррумпированных увальней, может ему бы удалось навести порядок в этом городе не прибегая к помощи ни магов, ни храмовников. Уён же ещё раз осматривает письмена на столе и умалчивает их значение.       Вдоль коридоров то вспыхивают, то гаснут огоньки свечей. Уён задумчиво трёт тёплое древко посоха, рассматривая идущего перед собой Сана. Горько, в очередной раз, горько, осознавать, что своими собственными руками маг может нанести вред даже самым близким. Уён опасен не только для Сана, мамы и других, он опасен сам для себя. Ему негде получить знания без риска быть заточённым, ему негде искать наставника, способного помочь обуздать всё могущество внутри. Этот мир до ужаса несправедлив.       Ёсан выбивает дверь и за доли секунды накладывает стрелу и прицеливается. Отпусти он тетиву, наконечник врежется аккурат промеж глаз орлесианца, застывшего в ошеломлении пред сидящей на коленях девушкой. Её лицо бледно. Его руки — в крови.       — Так и думал, — Ёсан клонит голову в бок, но лук не опускает. Его Высочеству, в общем-то, не всегда было необходимо смотреть на свою цель, чтобы в неё попасть.       Девушка подбирает юбки и истекая слезами, мчится к двери. Её запястья туго перевязаны тряпками, никто из присутствующих не успевает перехватить её, поскольку пойманный с поличным колдун привлекает всё их внимание.       — Это не то, что вы думаете, — маг не опускает рук, смотрит принцу в глаза. Уён осматривает комнату бегло, на ковре выжжен магический круг. Такой же рваный и отвратительный, как рисунки на тех пожелтевших листах.       — Это именно то, — говорит Уён. — Ты маг крови.       — Я хотел защитить её от убийцы! — рыкает в ответ орлесианец и капли густой крови скрываются с его ладоней на очертания магической печати под ногами.       — От самого себя? — Сан хмурится и колдуна передёргивает от его взгляда. Такое случалось порой, не все маги могли выдержать это в Сане. Даже Уён иногда сдавал назад, не имея даже и мысли, как именно это объяснить.       — Я не убивал других. Я на вашей…       — В твоём доме платья пропавших девушек и пузырьки крови, — Сан разводит руками. — Назови хотя бы одну причину, почему мы должны тебе верить.       Колдун закатывает глаза. Разговаривать дальше бесполезно. Вибрации барьера пронизывают воздух и кровь с ладоней сгущается, обретает форму и силу. Печать на полу отсвечивает алым и полотно реальности рвётся, впуская в этот мир жителей Тени.       — И так всегда, — недовольно ворчит Ёсан.       — Ты хотел напихать ему стрел в задницу, — Уён вскидывает бровь, смотря на друга. — Вот твой шанс.       — Хотел бы закончить с этим делом, — принц выпускает взрывчатую стрелу в кучку призраков и взрыв разрывает их на ошмётки.       — Не всё идёт так, как мы того хотим, дорогуша. Я рассчитывал увидеть что-то стоящее…       Уён едва касается плеча Сана, маневрируя между призраками так же ловко, как долийцы меж ветвей вековых древ. Сан понимает его без слов и прикрывает, позволяя магу подобраться как можно ближе к заклинателю, трусливо спрятавшемуся за барьером.       Пока принц и храмовник сражаются, Уён настигает орлесианца и с размаху колет острой частью посоха в барьер. Каково же удивление заклинателя, когда лезвие из оникса прорезает магию и снопы искр летят в разные стороны.       — Так просто ты меня не возьмёшь! — оскаливается колдун и телепортируется через пространство плотным сгустком энергии, проскакивая между толпой сражающихся.       Уён сжигает несколько призраков перед ним и пускается в погоню через витиеватые коридоры имения. Орлесианец знает свой дом лучше, поэтому путает незваного гостя, заманивая в лабиринт дверей и комнат. Запыхавшись от беготни, Уён вновь оказывается в столовой, где ледяные осколки Гнева до сих пор усыпают пол. Пот стекает по вискам, но всё его тело, его посох, воздух вокруг пышут жаром, раскаляются, как на поверхности живого вулкана. Уёну надоели эти догонялки.       — Я спалю этот проклятый дом дотла, — рычит он и навершие посоха чихает искрами.       — Да ты просто чудовище, — отовсюду слышится орлесианский акцент. — И меня считаешь ничтожеством лишь потому, что я взял пару капель крови в своих корыстных целях? Не колет ли тебе правда глаза, молодой маг?       — Неужели тебе не хватает собственных сил, чтобы добиваться целей? — фыркает Уён ему в ответ.       И это провоцирует. Орлесианца задеть за живое проще, чем найти девственницу во всём Киркволле. Их раздутое самомнение наверняка прекрасно видно даже с туманных островов Сегерона, а может и с более удалённых от материка мест.       Заклинатель появляется и кидается в бой. Его посох зачарован холодом, поэтому все его атаки таят прежде, чем достирают Уёна. Позади, в коридорах, Уён слышит топот: Сан и Ёсан. Колдун тоже слышит. Он скребёт посохом по паркету, призывая стену льда и кидается к противоположной двери. В суматохе топота, треска льда и огня, становится не слышно ничего, но во всём этом Уён улавливает гулкий стук, словно что-то тяжёлое ударилось о что-то значительно легче.       Ёсан и Сан вбегают в столовую когда Уён разрушает стену льда. Взору всех троих пристаёт удивительная картина. Орлесианец лежит навзничь у самого выхода, а над ним, закинув на плечо молот, возвышается безбородый гном. Знак Хартии на перстне-печати отбрасывает блик.       — Мне показалось, вам нужна помощь, — усмехается гном и скидывает оружие с плеча. Тяжёлая верхушка с грохотом опускается на пол, рядом с трупом орлесианца. Вряд ли кто-то смог бы пережить удар гномьего молота по голове.       — Чонхо? — Ёсан удивлённо вскидывает брови.       — Ваше Высочество, — гном изображает корявый реверанс. — Ребята!       — Неожиданно, — Уён и Сан переглядываются друг с другом.       — Мы с тобой договорились встретиться, — гном тяжёлой походкой подходит к ним, но его взгляд направлен лишь на Ёсана. — Ты не пришёл. Я решил, что здесь что-то пошло не по плану. И вот он я! Порадовались бы хоть, чего мины такие кислые?       — Ты убил подозреваемого! — Сан разводит руками.       — Такое иногда случается, — хартиец хрипло посмеивается. — Осуди посмертно, друг мой. Героически помер при встрече с гномьей наковальней, задолжал Хартии три золотых… придумай что-нибудь, ты же стражник в конце-концов! Вы таким каждый день занимаетесь...       Покидая имение, Уёна не оставляет то странное ощущение, что случится что-то плохое. Чонхо и Ёсан беседуют о чём-то своём, уходя далеко вперёд, пока как Уён отстаёт и едва плетётся, пристально смотря себе под ноги. Они убили этого мага. Значит ли это, что убийства женщин в городе прекратятся? Хотелось верить, что да. Однако Уёна беспокоило не столько это, сколько колкие слова колдуна. Вероятно он сказал это, чтобы спровоцировать, но…       Может, он всё-таки прав?       — Эй, золотце, — тихо зовёт его Сан. — Что тебя беспокоит?       — Он назвал меня, — Уён притормаживает, прячась в тени высокого кипариса. В этом тихом уголке их не услышит стража. — Чудовищем.       — Сдаётся мне, тебя называли и похуже, — Сан щёлкает Уёна по носу, но тот дует губы. — Тебя это задело?       — Самую малость.       — Я свяжусь с Первым чародеем, — Сан убирает выпавшие длинные пряди Уёну за ухо и гладит его по щеке. — Для тебя.       — Только осторожно, никто не должен…       — Я знаю, — Сан кладёт палец на пухлые уёновы губы, не дав ему договорить. — Разве я хоть раз заставил тебя сомневаться?              Уён улыбается и в его глазах поблёскивают искорки. Нет, ни разу в жизни. Начиная молодым безумством и заканчивая всем тем, что они делали вместе в бегах и здесь. Сила Сана и его слабость одновременно в том, что он бесконечно предан тому, кого любит. Сан прижимается губами ко лбу Уёна и поглаживает его по затылку, пока маг чувствует себя таким крошечным рядом. Пока он позволяет себе на секунду расслабить плечи посреди улицы, вдохнуть до конца, забыть на мгновение, что он отступник в стенах самого проклятого во всём Тедасе города.       — Возвращайся домой, — Сан поправляет капюшон у Уёна на голове. — Я приду сразу же, как доложу капитану о случившемся.

ⵈ━══════╗◊╔══════━ⵈ

      Тепло, уже ставшего родным поместья, приятно касается щёк и Уён вдыхает приевшийся запах белых лилий. Он бросает плащ на лавку в холле и потягиваясь, шествует в основной зал, где как всегда трещит камин. Наверняка прислуга занята на кухне…       В голове мага ворох мыслей и вариантов, чем ему заняться себя, пока Сан не вернётся, но в главном зале он видит не привычное ему румяное лицо очаровательной девушки. Она смотрит на него ошарашенно, припухшие веки утяжелили её взгляд и дорожки от слёз высушили нежную кожу. Руки дрожат и Уён долго не размышляет, а бежит к ней и берёт личико девушки в свои сухие, пропахшие гарью, ладони. Она вся колотится.       — Госпожа… — тихо говорит она и внутри Уёна всё замирает. — Госпожа, мессир, она…       — Тише, дорогая, — маг гладит её по волосам. — Я здесь. Скажи, что случилось.       Девушка набирает воздуха, разрешает хозяину вытереть свои слёзы, а потом, выдыхая, начинает говорить:       — Она заглянула домой. Я подумала, что госпожа вернулась со свидания. Но, мессир, она… — девушка вновь заплакала. — Её глаза…       Спазм сводит внутренности. Уён усаживает служанку на тахту, подкладывая ей под спину подушку и делает круг по залу, ожидая тревожно, что она скажет дальше.       — Она забрала какие-то вещи и сказала, что уходит в Нижний город, — девушка смотрит слезящимися глазами на хозяина. — Мессир, она была сама не своя. Я испугалась и побежала за ней, но… Мессир, она словно испарилась у меня на глазах.       Уёна бросает в холод. Он замирает, как окаменев. Всё внутри заходится в тревожном клёкоте, мысли спутываются клубком и кровь отбивает пугающий набат в ушах. Они же убили убийцу, верно? Верно ведь?       Дверь в поместье распахивается. Ёсан и Сан едва не сносят её с петель.       — Девушка, что была с орлесианцем! — кричит принц. — Она исчезла!       Уёну, по правде говоря, наплевать. Ёсан не сразу понимает повисшее в помещении настроение, его стремление сообщить новость значительно поубавило внимательность. Сан же прослеживает выражение лица прислуги, а после в несколько шагов подходит к Уёну. Маг даже не открывает рта, как лицо храмовника теряет цвет, словно он на ином уровне понимает, что что-то не так.       — Как давно она ушла? — Уён проглатывает ком в горле и поворачивает голову к девушке.       — Совсем недавно, мессир… — она снова начинает рыдать.       Уён бросается к выходу, позабыв спрятаться в свой плащ. Сан просит прислугу закрыть двери на ключ и никому не открывать, и мчится за магом следом. Ёсану ничего не остаётся, кроме как кинуться за ними со вех ног.       Холодный вечерний ветер хлещет Уёна по лицу и снующие по городу стражники оборачиваются на него, но продолжают нести свой пост, совсем не придавая этой спешке значения.       Когда ему от холода сводит руки, он обнаруживает себя на рыночной площади. Сердце стучит так быстро, что за его шумом маг не слышит ничего вокруг. Всё его естество кричит ему, что она рядом, просто гуляет, заблудилась, встретилась с кем-то знакомым и задержалась. Что всё сказанное служанкой ей лишь почудилось. Что не была его матушка околдована…       Сан и Ёсан догоняют его, сбегают с лестницы, перепрыгивая по две-три ступеньки сразу. Принц юрко уходит вперёд, обследуя площадь, а Сан бежит к Уёну и хватает его за плечи, намереваясь привести в чувства.       — Посмотри на меня, — просит он. Уён смотрит сквозь, в сторону, куда угодно, но не на Сана. — Умоляю, посмотри. Мы найдём её!       — Эй вы! — принц зовёт их со стороны лестницы, ведущей в Нижний город.       Уён скидывает руки Сана с себя и бежит на голос друга. Весь взвинченный, заведённый. Таким он был более непредсказуем, чем в праведном гневе. Расстояние до лестницы Уён преодолевает легко и быстро, совсем не чувствуя усталости в ногах. Ёсан сидит на корточках у самых ступенек.       — Взгляни, — он протягивает Уёну серьгу из золота. Можно было бы подумать, что это чья угодно серьга, ведь на рынке за день ходит не мало женщин из состоятельных домов, гномы торгуют ювелирными изделиями и воры промышляют тут и там, но… — Мы вместе покупали их для неё.       Уён рвано выдыхает, сдерживая накатывающие слёзы. Он забирает мамину серьгу и сжимает её в кулаке, шепча сквозь зубы поисковое заклинание. Она не могла потерять её просто так. Столько лет носила и потеряла? Нужно быть глупцом, чтобы поверить в такое стечение обстоятельств.       — Быстрее! — хрипит маг, слетая вниз по лестнице, к закоулкам Нижнего города.       — Сан, — Ёсан на бегу бросает взгляд на храмовника.       — Нам просто стоит идти за ним. Если мы ошиблись…       — О Создатель! — принц на мгновение поднимает глаза к чёрно-жёлтому небу над Киркволлом. — Убереги матушку от бед…       Уён не слышит их. Он несётся далеко впереди, едва не сбивая с ног редких прохожих и сметая на своём пути наваленное хламьё, коим торгуют на ступеньках оборванцы. Сан же сомневается, что в этом крае Создатель властен над чем-либо. Если и было место, куда точно не падает его взор, то вот оно. Самый несправедливый и жестокий город во всём Тедасе, построенный на крови лишённых свободы.       Напротив «Висельника» Уён склоняется над землёй и воздух вокруг него раскаляется, едва ли не обжигая смельчаков, подходящих ближе. Сан сглатывает липкий ком в горле, эта женщина дорога ему не меньше, она стала ему подругой и матерью, точно такой же, какой она была для Уёна. Ёсан с каждым шагом становится всё серее и дрожь прошибает его тело. Для них троих это была не просто женщина.       Кровавые пятна витиевато ведут их по улицам, битым лестницам, словно к самым зловонным недрам этого проклятого города. Посох в руке Уёна появляется ещё в пути и его вовсе не беспокоит, что здесь могут быть храмовники. Он испепелит их дотла, если они встанут у него на пути, и все трое прекрасно знают об этом. Страшнее мага в гневе, как уяснил для себя когда-то Сан, будучи ещё молодым храмовником, может быть лишь маг в отчаянии. Гнев вспыхивает и угасает, отчаяние обретает множество колющих граней, доводящих до безумных решений.       След приводит к уже знакомой литейной. Двери в это корявое здание чуть не срывает с петель, — с такой силой Уён толкает их и рвётся внутрь, раскаляя огнём посоха пространство. Остальные бегут за ним, хватая губами сухой и горячий воздух, едва не кашляя от концентрации магии вокруг.       На первом этаже никого нет. Уён бежит вверх по скрипучей лестнице, туда, где они впервые нашли отрубленные женские кисти с обручальным кольцом. Тогда он видел здесь чей-то силуэт, но потом и след простыл. В его лишённым рациональности разуме всё же присутствовал здравый смысл. Ничего не исчезает и не появляется просто так. Даже по волшебству. Этим фокусом можно дурить зевак в Вал Руайо, но точно не мага вроде него.       Уён двигает несколько ящиков магией и за считанные минуты находит припрятанный люк. Он ударяет ониксовым острием о пол и то выбивает икры. Сан и Ёсан встают позади. Один смотрит на люк, второй смотрит на Уёна и этот взволнованный взгляд он научился чувствовать ещё, казалось, вечность назад.       — Надеюсь, мы не опоздали, — шепчет Сан, касаясь горячей ладони Уёна.       Уён молча открывает люк, потянув за кольцо. Не заперто, словно брошено в спешке. По скрипучей шаткой лестнице они спускаются вниз.       В логово убийцы.       Древние, как сама Тень, саваны призраков волочатся по песку и их шарканье режет острый слух мага, чувства которого и так выкручены на максимум. Не успевает стрела лечь на тетиву, как огненный смерч сметает на своём пути и саваны, и ломает маски, и разрушает их тела. Уён крепче сжимает посох, но даёт себе пару секунд передохнуть. Такое мощное заклинание здорово треплет ману. Лириумные зелья он с собой не додумался прихватить, да и некогда было об этом думать. Маг опирается на свой посох и оборачивается назад, сразу же ловит на себе взгляд любимых глаз. В другой ситуации ему стало бы спокойно, но не сейчас. Сан взвинчен не меньше, он до белых костяшек сжимает свой меч и желваки пляшут под кожей острых скул. Если уж Уёну не хватит маны, чтобы сжечь это место, он прирежет мерзавца, покусившегося на его мать, хоть острием своего посоха, хоть ржавым ножом, хоть осколком стекла…       По выбитой в камне лестнице они спускаются ещё ниже, в некое подобие обжитого кабинета, где горит очаг и не заправлена постель. Сан и Ёсан идут настороже. Тетива лука натянута до звенящего предела, наверняка у принца устала рука, но он скорее лишится её, чем отпустит раньше времени. Уён провоцирует кончиком посоха ловушку на земле и её звонкий звук не сулит им ничего хорошего.       — Снова демоны! — кричит Ёсан, выпуская наконец-то стрелу в призрака.       Мертвецы с луками и мечами, скрипящий и смердящие. Отвратные порождения магии крови, не упокоенные несчастные души. Их иссохшие телеса охватывает огонь и острый меч рубит головы, заставляя светящиеся глаза потухнуть уже навсегда. Град стрел пронизывает похоронные саваны и выбивает мечи из иссохших рук.       Уён и Сан прижимаются друг к другу спинами, мерцающий барьер накрывает их и зачарование рунами плетётся по острию храмовничьего клинка. Они добивают последнего мертвеца, когда громкий стук меча о щит доносится из глубины полумрака. Высокая фигура Восставшего из мёртвых показывается в пляске огней. Его доспех отдаёт бронзовым блеском, а на щите вековые выбоины и ржавые борозды крови побеждённых. Длинные острый меч выбивает искры из каменной породы стен.       — Пригодится твоя помощь, золотце, — Сан отряхивает меч от демонического ихора и делает шаг вперёд, позволяя магу спрятаться за него. Ёсан отпрыгивает на безопасное расстояние и неспеша, не привлекая к себе внимания, натягивает тетиву.       — Осторожно, — Уён ставит посох перед собой и печать с зеленоватым свечением возникает перед ним. — Эта тварь…       — О да…       Сан ускоряет шаг и Восставший из мёртвых не уступает ему. Замах длинного меча способен сносить головы целому отряду, одна эта тварь проходит сквозь пехоту, как нож в мягкое масло. Чрезвычайно опасная нежить, призванная кем-то сюда, чтобы задержать погоню? Вне сомнений.       Меч мертвеца проводит вдоль сановой груди, но возникший каменный доспех лишь выбивает из зазубренной стали искры. Оказавшись близко к нечисти, Сан нападает первым. Он рубит сильно, пока издалека в мертвеца летят стрелы одна за другой. Уён поддерживает доспех и накладывает чары на оружие — это всё, чем он может быть полезен против твари, устойчивой к магии.       Сан режет мертвеца по левой руке, перерубая сухожилия. Он не сможет удержать щит. Длинный меч Восставшего пролетает у Сана над головой и всполох барьера чуть не слепит глаза. Уён на секунду испугался, что Сану сейчас снесут голову. Храмовник выбивает из рук мертвеца щит, уклоняется от нескольких атак и отпрыгивает подальше, когда мертвец начинает вращать мечом вокруг себя и истошно кричать. Ёсан прицеливается и выпускает взрывчатую стелу, но не в мертвеца, а в пространство перед ним. Взрыв поднимает вверх пыль и песок, на крошечные секунды сбивая чудище с толку. Сан пользуется этим. Уён повторно накладывает чары магии духа на клинок. Сан бьёт мечом наотмашь. Громкий лязг режет слух. В пыли и суматохе видно лишь мерцание барьера и каменного доспеха, но вскоре из песчаной тучки выкатывается одетая в шлем голова Восставшего из мёртвых и его мощное тело в доспехе падает на песок, роняя зазубренный клинок.       Сан вздыхает с облегчением и магия вокруг него рассеивается. Уён опирается на свой посох, переводя дух. Ёсан подходит к нему, хлопает по плечу довольно любезно и протягивает синий пузырёк.       — Откуда это у тебя? — Уён поднимает глаза на друга. Выглядит он паршиво, но сам Уён, наверняка, выглядит ещё хуже.       — Всегда ношу с собой, — Ёсан чешет затылок. — Для тебя.       Маг усмехается. Его Высочество редкостный засранец, которого выбрала в любимцы Владычица церкви. Уён долго не думает, вытаскивает зубами пробку и выпивает лириумное зелье. Сан, приближающейся к ним, внимательно за этим наблюдает. Хрупкое стекло разбивается о мелкие камни под ногами и маг приобретает здоровый цвет лица.       Однако его, цвет лица, он теряет вновь, когда поворачивает голову и над догорающим очагом видит портрет.       Нет.       Алтарь.       — Святая Андрасте… — говорит Ёсан, замерев перед картиной.       Вокруг портрета выставлены свечи, потухшие и истёкшие алыми восковыми слезами. С картины в золотой раме на них смотрит женщина. Чернобровая и прекрасная. С серебром в чёрных кудрях. Её профиль красив и изящен, совсем как…       — Она ведь… — Сан приближается к портрету и словно не верит своим глазам. — Точная копия матушки.       — Пойдёмте, — Уён не находит больше слов. Лишь бы они успели…       Уён и Сан уходят вперёд. Ёсан напоследок смотрит на портрет ещё раз, а потом пробегает по незамысловатому кабинету некого больного на голову чародея в поисках чего-то полезного и чтобы собрать свои стрелы.       Уён скорее мчится вперёд, замечая ловушки и бросая в них камни и простые заклинания, чтобы провоцировать элементарные механизмы. В нём уже селилась усталость и бёдра покалывало от нагрузки. Она знал, что стоит ему задержаться ещё хоть на секунду и он будет винить себя всю оставшуюся жизнь, но он всё-таки тормозит на мгновение, хватая с песка что-то яркое… Приблизившийся к нему Сан охает громко и они оба бросаются вперёд изо всех сил.       Уён сжимает в руке красную нить, которую мама всегда носила на руке. Как и он. Они сворачивают на крутом повороте и видят. Уён весь содрогается и на его лице одновременно столько эмоций, что трудно уловить хотя бы одну. Он кидается вперёд, но Сан одёргивает его и крепко держит за руку. Уён в непонимании поворачивается к нему и выражение лица любимого, кажется, ничто иное, как последняя капля самообладания…       Свадебное белое платье сшито прямо по фигуре матушки, идеально подчёркивает её формы. Кудри обсидиана и серебра собраны в причёску и украшены заколкой со свадебной фатой. Она стоит к ним спиной и поза её… Андрасте, её поза!       — Вы как раз вовремя! — мужчина выходит из теней и ни для кого из присутствующих не секрет, кто он такой. Квентин. Уён оседает на песок, но Сан пытается его удержать.       — Ты… — цедит сквозь зубы Сан.       — Узрите же! — мужчина протягивает руки к женщине в свадебном платье. И разворачивает её. Как куколку.       Сана передёргивает, Уён чувствует всё, что с ним происходит. Они делят этот ужас на двоих. Матушка поворачивается к ним. В её руках букет белых лилий. Чёртовых белых лилий, запах которых стал Уёну ненавистным. Стоило задуматься ещё давно… Её кожа побледнела и рубцы швов покрывают всё тело. Сшитая марионетка с лицом матери. В её глазах больше не осталось того звёздного блеска, который Уён с честью перенял у неё. Её полные губы утратили цвет и они больше никогда не растянуться в улыбке… Квентин, стоящий позади неё, улыбается во все зубы и выражение его лица сродни гримасе полного безумца.       — Моя любимая… — шепчет он. — Я вернул тебя, любимая… Это грандиозное достижение. Я…       — Ты чудовище! — одними губами говорит Уён. Слеза скатывается у него по щеке.       — Заткнись! — рыкает Квентин. — Ты не понимаешь! Я отдал всю свою жизнь, чтобы вернуть её. Мою любовь, мою жену.       Ёсан на ватных ногах подходит ближе к остальным и в его светлых глазах месиво из гнева и ужаса. Сан напряжён настолько, что не двигается. Уён же… Потерять, обрести и вновь потерять. Он лишился материнской любви и воспитания из-за своего дара в первый раз, он лишился матери сейчас из-за какого-то безумца, возомнившего себя Создателем?       — Смерть нельзя повернуть вспять, — Сан набирается сил, чтобы заговорить. — Ты создал чудовище и загубил столько невинных женщин ради своего… грандиозного замысла. Это не твоя жена!       — Но я повернул, — Квентин нежно гладит кончиками пальцев мертвенно бледное лицо матушки и улыбается. — И она здесь, чтобы я снова мог быть с ней, и она со мной. Чтобы мы были вместе целую вечность… Знаешь, что могущественнее всего во вселенной?       — Что же? Магия крови?       — Нет, — Квентин смеётся над ним. — Любовь.       Сан вбивает меч в землю и поднимается с его помощью на ноги. Он держит Уёна за руку, сплетая их пальцы, и чувствует опаляющий жар ладоней мага. Они обожгут его снова, они обожгут его ещё множество раз, но если он отпустит эту руку, то вряд ли простит себе это когда-нибудь. Уён не шевелится, в его взгляде звенящая пустота и на пересохших губах словно застыли некие слова, которые он так и не скажет.       — Это не любовь, — Ёсан накладывает стрелу на тетиву и прицеливается в Квентина. — И твоё создание не даст тебе той любви, которой ты хочешь!       — Что такие дети, как вы, можете об этом знать! — мужчина машет руками и демоны лезут из ранок материи, шурша саванами, пропуская в расселины длинные паучьи лапы и являя реальному миру свои лиловые обнажённые телеса. — Сдохните и не мешайте моей любви!       Уён вздёргивает подбородок и из его глаз словно вылетают искры. Квентин прячется в слоях барьера, пока мерзкие твари окружают их. Пока очередная лиловая тварь улыбается и вертит бёдрами, словно кому-то действительно интересно то, что она может предложить. Уёну осточертело лобызание Тени ещё много лет назад, тонкая материя этого города словно стала частью его или это он сам сросся с нею, переплетаясь эфемерными стеблями. Проклятый город и всё, что происходит в нём. Запутавший их здесь, как липкая паутина огромного паука. Они могли бежать когда угодно, но каждый раз что-то останавливало, словно сам Киркволл был одной большой клеткой с утерянным от неё ключом. И вот к чему это привело. Его собственная свобода ни стоила и медяка, вся его помощь несчастным магам показалась такой бесполезной, весь протест, манифест, бунт — имеет ли оно смысл теперь? На него смотрят потухшие глаза его матери и это сродни подожжённому фитилю, дошедшему до конца.       Маг отпускает руку Сана сам, надеясь, что тот его понимает. Он толкает Сана в ногу посильнее, чтобы отошёл. Воздух в этих недрах Города Цепей раскаляется настолько, что становится трудно дышать. Искры кружат вокруг мага, цепляются, вращаются и огненные потоки сильных смерчей заворачиваются, сметая всё на своём пути. Саваны призраков растворяются, фиолетовая мерзость верещит проклятья, пока пузырится и догорает в смертоносном пламени, способным выжечь всё здесь, способным уничтожить весь Киркволл.       Пока Уён способен его контролировать, оно сжигает лишь тех, на кого он укажет.       — Она не упоминала, что её сын… — Квентин наконец-то выбирается из барьера и заинтересованно осматривает Уёна, побледневшего пуще прежнего от такого количества потраченных сил. — Один мой коллега из Казематов заинтересовался бы тобой…       — Андрасте ради, — Сан выхватывает кинжал у Ёсана и метает его в колдуна. — Закрой свой мерзкий рот!       Кинжал ударяется о стену и падает на землю. Квентин фыркает.       — Это было впечатляюще, — Квентин даже хлопает, а после ставит посох перед собой и его губы двигаются, читая заклинание.       Уён опускает бессильно руки и Ёсан ловит его прежде чем он рухнет на песок. Сан смело кидается в бой против колдуна. Ёсан вливает исцеляющее зелье в Уёна, а Сан вырывает на ходу зубами тугую пробку из склянки с голубым снадобьем. Лириум быстро проникает в вены, заполняет собой кровь и все мышцы сводит разом на доли секунды, словно сильный заряд молнии пронзает тело.       Сан хотел однажды это закончить. Он пытался не один раз. Сейчас был самый долгий период воздержания с которым он справлялся просто потрясающе. Без дозы лириума храмовники становились менее эффективны в борьбе с магами, Сану нужно было лишь пережить первые месяцы отмены, выстрадать это, а после… Принять двойную порцию рассчитанную на среднестатистического мага, а не храмовника.       Квентин выпускает в него ледяные копья и Сан рубит их взмахом меча. Маг отшатывается и начинает читать заклинание сначала, но Сан прерывает его. Опешив, колдун пятится назад, но рывком храмовник настигает его, бьёт мечом. Квентин защищается посохом, но он слаб и сильный удар откидывает его в сторону. Маг успевает взмахнуть посохом и навершие испускает очередной залп ледяных копий, которые Сан рассеивает одним движением руки.       Лириум словно вскипает у него в крови, слишком много для одной дозы. Голубые линии жидкой магии виднеются под кожей, тихий звон словно где-то в затылке гудит. Всё тело пылает. Сан сомневается, что даже в самую золотую эпоху своего пребывания в Ордене, чувствовал себя так.       Убийца поднимается на ноги, опираясь на посох и барьер мерцает вокруг него. Он смотрит Сану в глаза. Он смотрит храмовнику в глаза.       — Магия должна служить человеку, — говорит Сан, занося меч, — а не человек магии.       Выжечь всю ману у мага взглядом, говорят, могут лишь Искатели Истины. Единицы из них. Или двойная доза лириума в храмовнике в завязке? Сан не узнает ответ на этот вопрос, но знает наверняка, что весь лириум внутри колдуна взбурлил и воспламенился, оттого его так жутко скрючило. Кровавые ручьи хлынули из широко распахнутых глаз и губы исказил крик.       Сан рубит ему голову, слишком уж милосердно прерывает мучения.       Стряхивая с меча кровь, храмовник оборачивается назад. Созданное магом существо едва передвигает ноги, но она… идёт к Уёну. Маг открывает глаза и увидев перед собой свою мать не смог больше сдерживать слёзы. Всё его бледное лицо краснеет и кривится от боли. Она падает на песок рядом и Уён на дрожащих конечностях ползёт к ней, укладывает голову матери на свои колени. Сан подходит ближе и не то от лириума, не от горя, у него болит сердце.       Уён гладит её лицо и горячие слёзы падают на уродливые швы.       — Я так горжусь тобой, — хрипит она не своим голосом.       Сан падает рядом, сжимая крепко зубы, чтобы не расплакаться, чтобы не закричать. Он гладит её по волосам, касаясь пальцев Уёна. Ёсан стоит в стороне и с горечью признаёт лишь то, что никакие известные ему песни, псалмы и молитвы не спасут её от этой жуткой участи…       — Я так…вами горжусь, — повторяет она, едва-едва шевеля губами. — Будьте… счастливы. Вместе.       Магия покидает её тело.       Найденная спустя столько лет матушка умирает у Уёна на руках. Это свадебное платье ужасное ей подходит.       Уён срывает голос в рыданиях. Сан упирается лбом в живот охладевшего тела и позволяет себе тихо заплакать.       Они вдвоём — это всё, что у них теперь осталось.