Doubts that Linger

И тьма подступает всё ближе, и жарко дышит она ― Шёпот в ночи, поступь обмана со снах.

― Преображений 1:6

      Они бегом сбегают с имперского тракта в кусты, завидев впереди череду нагруженных повозок. Уён натягивает дрожащими пальцами капюшон плаща, поджимает коленки близко к груди и вжимается в сырую землю, между корней разросшегося могучего дуба. Сан сидит рядом, задержав дыхание. Над их головами заросли боярышника, скрипучие ветви дерева и серое небо, затянутое тучами. Скоро пойдёт дождь.       Уён прижимает холодные ладони к своей груди и кусает тревожно губы. На них уже не осталось живого места, они высохли и потрескались, то и дело лопаясь подобно кожице переспелого винограда, пуская алый сок. Щёки впали, а под глазами образовались серые круги. Они были в бегстве уже несколько дней. Позволили себе привал лишь пару раз, и то на несколько часов, чтобы набраться сил и бежать дальше. То, что они сделали — страшное преступление. Но то, что началось в Круге прямо накануне — страшнее. Улизнуть от полчищ одержимых магов и храмовников прямо под носом у Первого Чародея оказалось проще простого, но страх за содеянное не убавился. Теперь Уён отступник. И оставаться в Ферелдене ему нельзя. По правде говоря — теперь ему нигде нет места, разве что далеко на Севере, но... Помимо неудачных Истязаний, Башню сотрясла запоздалая весть о Море. Ферелден не просто место, где нельзя было оставаться, опасаясь преследования Церкви, теперь это место, которое вскоре затопчут чёрные сапоги порождений тьмы.       Мимо проезжают повозки. Слышны хриплые голоса. Торговцы-наземники, везущие товар в Орзаммар. Уён нащупывает пальцы Сана и сжимает его руку, жмуря глаза. Всё внутри мага покрывалось острыми колючками льда.       — Слышал, что при Остагаре погибли не все Серые Стражи, — говорят проходящие мимо гномы.       — А я слышал, что в Лотеринге видели кого-то на них похожего. Эльф, человек и разодетый хасинд, — говорит другой. Его голос звучит очень близко.       — Нам стоит вернуться в Орзаммар, говорят в Редклифе что-то не ладно, — говорит третий и Уён широко распахивает глаза, почти натурально леденея от услышанного.       Сан сжимает его руку крепче и говорит тихим-тихим шёпотом: "Всё хорошо"       Уён много лет не видел свою семью и не получал от них вестей. Но если они до сих пор живут в Редклифе? Если их маленький домик, который Уёну довелось увидеть в Тени, разрушат порождения тьмы? Если... Один раз увидеть родную мать стоило бы того, чтобы сбежать из Башни. Но Уён в один момент просто смиренно принял свою участь и запечатал глубоко внутри воспоминание о родителях. Чёртовая демоница разворошила в нём всё. С момента Истязаний он не мог найти себе места, бродил в закоулках своего разума от мечты, которая была слишком идеальная, чтобы сбываться, и кусочком его украденного детства.       — Мы же не можем, да? — хрипло спрашивает Уён, смотря перед собой не моргая и держа Сана за руку.       — Я хотел бы, — всё так же тихо отвечает храмовник, трогая холодными пальцами впалую уёнову щёку. — Я бы сделал всё, что бы ты увидел их. Но мы преступники.       Гром раскатывается по небу и начитается дождь.       — Куда мы пойдём? — выбираясь из укрытия и шагая вдоль имперского тракта, близко к обочине, чтобы всегда можно было свернуть с него и затеряться, Уён сильнее ютится в свой тонкий плащ и капюшон.       — Доберёмся до порта Недремлющего моря, — Сан смотрит на него через плечо. Он оставил свои доспехи, сохранил лишь храмовничий меч. Его лицо потеряло прежний здоровый цвет, кожа посерела от холода и стресса. Но Уён не мог не смотреть на него без ощущения, что его сердце сейчас переломает рёберные дуги.       — А дальше?       — Сядем на корабль, — Сан накидывает на голову капюшон, стряхивая с волос влагу. — Скажем, что беженцы.       — И куда отправимся? — Уён выравнивается с ним, но больше не смотрит. Боится, что увидит на любимом лице что-то, что сделает ему больно. Он понимает всё по голосу, по тому, как всё происходит. Они поступили безумно, даже не имея плана.       — Предлагаю не выбирать, просто довериться ситуации, — Сан дёргает Уёна за локоть, чтобы тот не споткнулся о корни дерева. Мир за стенами Башни казался магу чужим.       — Как насчёт Антивы? — Уён улыбается с сильной натяжкой. Мысль об Антиве напоминает ему о маме.       — Хочешь жить в роскошном замке с кучей слуг?       — Разумеется! Хочу, чтобы Королева звала меня на прогулки по садам и кушать на обед маленькие пирожные. А по вечерам будем ходить с тобой смотреть закаты над заливом. Отлично, не думаешь?       Сан притормаживает и встав полубоком, треплет Уёна по щеке. С улыбкой. Мягкой, доброй, не вымученной. В ней вся искренность, что в нём есть, вся любовь и забота, которая принадлежит лишь Уёну. Магу, которого храмовник самолично вытащил из заточения. Под одеждой Уёна томился тонкий резной пузырёк с его каплей крови, ключом его свободы. Так просто их теперь не выследить.

ⵈ━══════╗◊╔══════━ⵈ

      Им досталось место на последний корабль. Затолкали в трюм, словно они не люди, а набитые мешки. Там, в трюме, было полно народу с серыми лицами, потерявшими дом и всех своих родных. Вынужденные убегать от Мора в другую страну, лишённые всего, что было нажито непосильным трудом. Опечаленные, брошенные, пропащие, но плывущие за море, чтобы постараться построить свою жизнь заново.       Среди пассажиров были и те, кто говорил без умолку. Это был молодой юноша, тараторящий о том, как Серые Стражи спасли его. Что один из них — эльф — пронзил гарлока стрелой с расстояния в двадцать локтей! Его глаза горели и руки тряслись, пока он говорил о маге, что обращается не то волком, не то медведем. В ответ ему смеялись, говорили, что всё это какой-то бред, а Уён слушал краем уха и история о хасинде в компании выживших Серых Стражей уже не казалась ему приукрашенной сплетней. Судьба Ферелдена теперь зависела от двух стражей, один из которых долийский эльф, и шамана-хасинда с топей? Что ж, побег из Круга со своим любовником-храмовником уже не выглядел так безумно.       Недремлющее море раскачивало корабль волнами, из решётчатого окошка в палубе над трюмом было видно бесконечное небо, редкие белые крылья чаек. Это плавание тянулось бесконечно.       Уён дремал у Сана на плече, пока тот изучал карту Тедаса, прижав её к бедру. В желудке было пусто, горло пересохло от жажды и под рёбрами неприятно дёргали очередные спазмы. Сесть на корабль после стольких лет заточения в Башне сравнимо с добровольным прыжком в Бездну.       Сквозь пелену сна Уён видит в окошке обрывистые фьорды, на острых вершинах которых вьют гнёзда стервятники. Помимо общего недомогания волна тревоги прокатывается по нему от кончиков пальцев до макушки. Чувство сильной тошноты усиливается, когда на смену фьордам приходят высеченные в камне сгорбленные рабы. Плачущие и обречённые. Врата Города Цепей.       Цитадель тевинтерских Магистров, которые некогда пускали по улицам города реки крови захваченных рабов, денно и нощно работающих в шахтах. Киркволл — страшное и настрадавшееся место, стоящее у подножия Расколотой горы, где долийские эльфы векам хоронили своих собратьев.       — Казематы, — шепчет Уён, смотря на возвышение белой башни. Её хорошо видно даже из трюма.       — Тише, — Сан гладит его по руке. — Мы не задержимся здесь.       У Уёна нет причин Сану не верить. За все годы они ни разу не предал его, хотя мог бы несчётное количество раз. Он предал свою веру в Создателя, он предал свой Орден, но не поступил так с Уёном. Уён не был в чём-то уверен так же сильно, как в Сане и его праведной преданности. За все те маленькие игры, которые Уён проворачивал в первое время, его могли бы серьёзно наказать, но не наказали. За то, что Уён — обаятельный плут и украл у храмовника сердце — его не карала даже длань Создателя и не мучали кошмары. Поэтому Сан не может говорить не правду. Пока Сан рядом, с Уёном ничего не случится. В конце концов, его не затащат в Казематы и не посадят под охрану здешних храмовников.       В потоке беженцев, что спускаются по деревянной доске с корабля, Уён видит женщину, чья голова укрыта потрёпанным платком песочного цвета. Он антиванский. Чёрные с седым завитки кудрей выбиваются и обрамляют её смуглое лицо, урезанное бороздами морщин. Она прижимает к груди тесёмки скромного мешочка и на худой руке покоится тонкая красная ниточка с узелками.       Сан тянет Уёна в гущу толпы, чтобы затеряться там и не привлечь к себе внимания храмовников, которых полно даже в порту. Но Уён не двигается с места. Он смотрит на женщину, чей песочный платок освещает закатное солнце, уходящее подобно последнему лучу надежды за белую башню Казематов. Она оглядывается по сторонам и натыкается на юношу, что пристально её изучает.       Сан стоит у него за спиной, смотрит с непониманием. Когда Уён стягивает с головы капюшон, Сан и вовсе пытается одеть его обратно и шипит на ухо, что им нужно скорее уходить, что здесь небезопасно. Но женщина смотрит на Уёна с приоткрытым ртом. Маг дрожит всем телом.       Уён достаёт из кармана робы старую потускневшую нитку с парой узелков. Он хранил это много лет. Это было одной из печатей, наложенных на детство. Или ключом к ним.       Женщина ускоряет шаг, задевая худыми плечами прохожих. Сан кладёт руку на спину Уёна и, задерживая дыхание, смотрит. Смотрит, как эта миниатюрная дева с наливающимися слезами глазами переступает через несколько ящиков и...       — Ты... — её голос хрипловатый, почти как у Уёна, только по-женски мягкий. — Дыхание Создателя, это правда ты?!       Уён не может выдавить из себя даже писка. На его раскрытой ладони покоится тонкая нитка с узелками. Женщина роняет свой мешочек на каменную брусчатку и дрожащей рукой накрывает его ладонь. Её руки всё такие же тёплые, как Уён помнил. Она тянет его к себе, такая низкая и худая, тянет и прижимает голову к своему острому плечу. Сан моргает пару раз, смахивая с ресниц слёзы. Уён содрогается в рыданиях, а мама, которая была для него не больше чем забытой былиной, беззвучно плачет, пропитывая солью слёз потёртый плащ.       Сбежать из Круга стоило того, чтобы встретить свою мать в худшем из городов Тедаса.       Они падают на колени, крепко обнимаясь. Уён задыхается. Вся накопленная за столько лет боль разрывает ему нутро, выливается потоками слёз и несвязным бормотанием в чёрные с седым волосы. Мама целует его лицо сухими губами, шепчет хвалебные слова Создателю, благодарит Андрасте за то, что привела её сюда.       — Я разделяю чувства от этой встречи, — тактично и тихо говорит Сан, наклоняясь. — Нам стоит убраться отсюда, пока стража не начала разгонять беженцев.       Уён всхлипывает, вытирает ладонями слёзы и неуклюже поднимается, помогая маме встать. Она смотрит на него блестящими глазами и продолжает содрогаться в попытках вновь не расплакаться. Она трогает его лицо, убирает отросшие волосы за уши, потирает впалые щёки горячими пальцами. От неё даже пахнет так же, как раньше.       — Вам есть о чём поговорить, — Сан кивает почтительно женщине перед ним, а после переводит взгляд на Уёна. — Кажется, где-то в Нижнем городе есть таверна.       Они уходят вместе с потоком людей. Песочные стены порта путаются в лабиринты, бездомные просят монетку, шлюхи выставляют ноги напоказ и зазывают зайти с ними за угол, упрятанные в доспехи стражники и храмовники сквозь прорези шлемов смотрят с презрением на серые лица ферелденцев. В этом городе смердит гниением, вылитыми на дороги испражнениями, рыбой и отчаянием. Уён чувствует всем своим существом, что здесь что-то не так. Что Завеса здесь тонка насколько, что пустое безвкусие Тени щекочет ему корень языка, подзывая рвотный позыв. Чем глубже они уходят в лабиринты города, тем сильнее он ощущает потустороннее присутствие совсем рядом, словно ещё чуть-чуть и кто-то начнёт шептать ему в затылок и холодное прикосновение демона осядет на коже.       Маги Киркволла жили в Казематах под строгим надзором рыцаря-командора и её своры храмовников. Даже до Уёна доходили слухи, что в Круге Города Цепей творился произвол.       Его свобода была в его руках. Больше никто не смеет её у него отбирать. Осознание того, что теперь он — отступник, холодило ему кровь и сводило судорогами жилы, но реальность была такова. Уён, к счастью, научился быть осторожным по очевидной причине, шедшей перед ним спереди. Но сможет ли оставаться таковым дальше?