Doubts that Linger

Тогда молвил Создатель:

«Вам, мои рождённые вторыми, даю такой дар:

Да пылает в вашей душе

Неугасимое пламя,

Всепожирающее и ненасытное.

Из Тени Я сотворил вас,

И в Тень вы будете возвращаться

Каждой ночью во сне,

Чтобы всегда помнили Меня»

— Погребальные песни: Сотворение человека

      Тень — место, где живут демоны и духи; туда попадают все, кроме гномов, во сне; туда отправляют ученика, что готов стать полноценным магом Круга. Суть Истязаний держалась в строжайшем секрете, это таинство известно лишь Первому Чародею и храмовникам. Уён представлял это себе иначе. То есть он знал, что дело будет в Тени, старшие маги говорили об этом вскользь, с опаской, что их накажут за раскрытие секрета. Но когда его привели в зал Истязаний, где ждали рыцарь-командор, несколько лейтенантов и Сан, внутри всё неприятно загудело тревогой. Первый Чародей стоял посреди круглой комнаты, сложив руки в замок и его блеклые глаза неподвижно следили за учеником. Лучшим из учеников, старшие маги негласно называли его одним из самых способных среди сверстников. Уён задворками разума думал, что его могли бы посвятить в маги без всех этих условностей, его мастерство не требовало доказательств. Но совет и Первый Чародей решили иначе.       Когда Уёну говорят, что в случае, если он не проснётся через час, храмовники убьют его, он боязно смотрит Сану в глаза и думает, что лучше бы он надел шлем. Спрятался за ним, не дал знать, что он здесь. Так, наверное, было бы спокойнее. Уён уверен в себе, демонам Тени придётся постараться, чтобы влезть ему в голову, но... Но чувство полнейшей несвободы одолевает его как никогда прежде, как не бывало даже в первые годы заточения в Башне. Почти при любом раскладе его убьют. Задержится? Погибнет. Позволит дать себе слабину? Погибнет как одержимый. Как выбраться из запутанного и изменчивого мира снов, зная, что любовь всей твоей жизни стоит над тобой в реальности, занеся над головой меч?       Когда рыцарь-командор назначает Сана ответственным за весь процесс, Уён смотрит на него бегло, кусая сухие губы. Ещё вчера они дурачились, прячась от посторонних глаз, а сегодня Уёна вырвали из постели и поставили перед фактом: ты готов пройти Истязания, начало после полудня. Сан старается избегать его взгляда, он дрожащими руками сжимает рукоять обоюдоострого меча и смотрит перед собой, его губы содрогаются в немой молитве.       — Да будет тебе известно, — Первый Чародей подходит к Уёну и заглядывает в его побледневшее от волнения лицо. — Храмовники имеют право усмирить тебя, если что-то пойдёт не так.       Уён моргает один раз и во рту пересыхает. Сан вздрагивает, слыша это ужасное слово. Он смелеет, смотрит косо на ученика.       — Да будет вам известно, — хрипло отвечает Уён. — Лучше проткните мне сердце мечом, чем лишите всего, что делает меня человеком.       — Надеюсь до этого не дойдёт, — с горечью говорит Чародей, пожимая острое уёново плечо своей сухой ладонью. — Можем приступать.       Уён ложиться на подготовленное место, смотрит на бледное лицо Сана. Ученик улыбается уголками губ, стараясь вложить в это остатки своей весёлости, уверенности, ободрения. Сан шепчет так, чтобы услышал лишь Уён:       — Я не смогу этого сделать.       — Тебе не придётся, — Уён закрывает глаза и первые секунды слушает дыхание Сана рядом, потом — голос Первого Чародея. Не успевает пройти минута, как сознание ускользает из-под его цепкого контроля...       Раскрыв широко глаза, Уён осознаёт, что парит в воздухе. Вверх ногами. Размытое полотно земли кажется непомерно далёким. Если он упадёт с такой высоты, то разобьётся. Осматриваясь по сторонам, в зелёном мороке Тени видно острые шпили Чёрного града. Он будто прямо перед носом, на расстоянии как от Башни до пристани, так и манит своей непроглядной тьмой, скрывающей в себе и первородный грех, и ответ на загадку Создателя. Чёрный град виден из любой точки Тени, но как не старайся туда не добраться. Никому и никогда.       Уён вспоминает урок истории и Песнь Света. На уроке старший маг рассказывал о кощунстве Магистров, услышавших зов Древнего Бога Думата. О том, как в Городе Цепей нескончаемо лилась рекой кровь рабов и Завеса треснула, не выдержав страдания и смерти. Завеса раскололась и впустила физические оболочки Магистров в святую святых, тем самым её осквернив и выпустив Мор. Острые и высокие башни Чёрного града рассекают мутно-зелёные небеса, словно город плывёт и стоит на месте одновременно.       Уён делает глубокий вдох и окружение резко меняется, притягивая его к земле. Он не падает, а словно ложиться в обманчивую мягкость пыльных мхов. Поднимаясь, он оглядывается вокруг. Белые дорожки расползаются в разные стороны, где-то упираясь в тупики, заставленные перевёрнутыми стульям, отчасти вросшими в материю Тени; где-то примыкая к сияющим порталам, ведущим в другие измерения мира снов; а где-то петляли между холмов, уходя в неизвестность.       Уёну нужно найти демона, которого приманили по его душу, нужно его одолеть и благополучно выбраться из этого сюрреалистичного места. Уён решает идти по белой дорожке в сторону холмов, не рискуя прыгать в порталы. Он идёт быстрым шагом, оглядываясь по сторонам, но ничего кроме неизменного пейзажа и мутно-зелёного марева не наблюдает.       Когда Уён сворачивает на повороте, перед ним возникает домик. Один из таких, что строят в деревнях, как в Редклифе. Притормаживая на половине пути, Уён щурится и осторожничает. Вот и первая игра. Это его дом. Точнее его отражение, воспоминание из детства, рождённое Тенью по обрывкам из его памяти, как это видел ребёнок ещё до того, как его забрали храмовники. У дома мутное очертание грядки с капустой и слабо-сияющий силуэт женщины работает на ней. Уён давится образовавшимся в горле комом.       Он подходит совсем близко, женщина продолжает работать. Чёрные волосы спадают на смуглое лицо, на руках сухие мозоли от работы. Заглядываясь на неё, Уён сжимает руки в кулаки.       Она поднимает голову и смотрит. Смотрит прямо на Уёна.       — Сынок, — говорит она, улыбаясь. Улыбаясь так же, как Уён взрослый. Он запомнил её такой: молодой, работающей, красивой. — Сынок, принеси мамочке воды!       Уён с ужасом охает. Она говорит с ним?       — Чего ты застыл? — её голос вдруг становится чуть требовательнее. Да, она так делала, когда её прихоти не исполнялись сразу же. Маленького Уёна это порой раздражало, но взрослый он точно такой же.       Уён оборачивается — позади никого нет.       — Что с тобой сегодня такое? — она вытирает пот со лба. — Забыл где в нашем доме вода?       — Нет, мама, — маг неуверенно вытягивает руку вперёд, а после одёргивает. Он делает пару шагов в сторону и заглядывает в родной дом.       Внутри мебель разбросалась хаотично: стол был на потолке, стулья застряли в стенах, посуда кружила в воздухе. Покосившиеся окна растекались, словно пятна краски. Это иллюзия, это сон. На кухне перед Уёном возникает отец. Он что-то мастерит из деревянного бруска, вытачивает. Всё такой же, как много лет назад. Уён замирает, рассматривая смазанные черты, выстроенные по его воспоминаниям.       — Сынок, что случилось? — он оборачивается и улыбается. Родинка под глазом так чётко выделяется. У Уёна такая же.       — Папа... — всхлипывая, говорит маг и делает шаг ближе, вновь протягивая руку вперёд.       Рядом с отцом появляется мама. Её лицо кажется размазанным, но подсознание дорисовывает черты. Они оба кажутся самым реальным из того, что Уёну доводилось видеть до этого. Вот мама подходит к нему и касается рукой щеки. Он чувствует давно забытое тепло её рук. Папа смотрит с родительской любовью в глазах.       — Ты сегодня сам не свой, сынок, — приговаривает мама, поглаживая его по щекам. Уёну хочется закрыть глаза, задремать от её ласки. — Я сделаю тебе твоё любимое рагу, будешь?       — Да, мама... Стой!       Уён распахивает глаза и хмурится. Лицо матери искажается. Словно заворачивается в воронку, смешиваясь с зелёным туманом. Отец исчезает позади них, весь дом смазывается, растворяется. Уён отмахивается от иллюзии своей матери.       Он вновь стоит на белой дорожке и от его дома не осталось и следа.       — Моя мать не умела готовить, — шипит он себе под нос. — Этого ты узнать не смог, верно, демон?       Тень ему не отвечает. Дорожка из белого камня ведёт дальше.       Холмы сменяются коридором Башни Круга. Знакомые витражи и бесконечные стеллажи в библиотеках. Книги парят в воздухе, шкафы сплелись воедино, склеились и смазались. Столы и стулья поменялись местами. Тусклые фонари погнулись, словно искажённые рябью на воде.       Причудливость Тени удивляла, но порождала страх. Сколько уже Уён блуждает тут? Сколько ещё будет ходить в поисках?       Сворачивая туда, где в его памяти были ученические комнаты, Уён оказывается в часовне. Свечи горят тускло, размытые писания в раскрытых молитвенниках невозможно прочесть. Странная вытянутая фигура на месте Андрасте расплывается вверху, мозаики путают друг друга, коверкая сюжет. Уён прикусывает щёку, прекрасно понимает, какое воспоминание украли из его головы.       У алтаря, сложив руки в молитвенном жесте, стоит Сан. Без своих блестящих доспехов. Рубашка плотно охватывает широкие плечи, липнет к разогретой коже. Уён видит, как капли пота стекают по его лицу. Чувствуя присутствие Уёна, он открывает глаза, расцепляет руки и улыбается. Показывая ровный ряд зубов, симпатичные ямочки, щуря глаза-полумесяцы. Это не похоже на размытое лицо матери, это ощущается настоящим. Именно так Сан улыбается. Это его лицо. Его Уён знает в мельчайших деталях. Он с громкий вздохом опасливо отшатывается, заметив все родинки на чужом лице.       — Наконец-то ты здесь, — голос Сана воспламеняет кровь в жилах и Уён хватает губами безвкусный воздух Тени.       Картинка меняется вновь.       Неизменен в ней Сан.       Вместо тесных стен часовни их окружает поле. Высокая пшеница по пояс, прилегает зрелыми колосьями к рукам и обнимает гибкими стеблями ноги. Вдали видно маленький ухоженный домик, над которым гнёт ветви яблоня, усыпанная плодами. У дома тележка с овощами, корзинки фруктов, сколоченная из досок скамейка, заваленная маленькими подушечками. Сан смотрит на него с такой любовью в глазах, с которой может только он. Уён в который раз глотает ком в горле. Он ступает по полю так легко, касаясь ладонями пшеничных колосьев.       — Уён, пойдём домой, — говорит Сан и Уён чувствует, как слеза скатывается по щеке.       Он касается протянутой ему ладони, тёплой и хорошо знакомой. Он знает каждый изгиб, выемку, линию. Он встаёт близко, сжимая горячие пальцы. Соприкасается носом с Саном и чувствует его запах.       — Теперь всё хорошо, — говорит Сан, трогая Уёна за шею, путаясь в отросших волосах. Он всегда так делал. — Я закончил с кроватью сегодня...       Уён усмехается, прикасаясь губами к родинке на щеке. Стойкое ощущение происходящего. Разве это не может быть реальностью? Он, Сан, их маленький домик вдали ото всех, где никто не обвинит их в любви. Разве это не сокровенная мечта? Разве когда-то было иначе?       — Нам стоит немедленно оценить твою работу, верно? — смеётся Уён, прижимаясь к нему грудью, скользя ладонью по боку. Сан тихо смеётся ему в ответ, обнимая за талию.       Разве это может быть не правдой?       Уён касается приоткрытых губ, вдыхает громко, чувствуя силу любимых рук на себе. Он подобен воску в них, он тает и подчиняется.       Острый импульс врезается в мозг.       Течение электричества в пальцах пускает разряд в крепкие руки и Сан отходит от него, смотрит с испугом. Уён чувствует потоки магии в теле, как искры срываются с пальцев, огонь разгорается в груди.       — Что же ты... — Сан выглядит в крайней степени разочарованным. Уёну перебивает дыхание этот полный осуждения взгляд. Искры пламени сжигают колосящиеся стебли пшеницы. — Как ты можешь уничтожить всё?!       Уён чувствует, как слёзы стекают по его щекам, щипают кожу и горло забивает комок несоизмеримой боли. Нет. Нет. Нет. Это не правда. Этого всего... Не было никогда. Непозволительная роскошь. Мечта, которая слишком хороша, чтобы исполниться. Навязчивая грёза, желание на падающую звезду. Всё, что угодно, но не правда.       — Я ведь люблю тебя, — жалобный голос режет Уёну сердце. Огонь лижет языками крышу маленького дома. — Почему ты уничтожаешь всё, что нам досталось с таким трудом?       — Я тоже люблю тебя, — всхлипывая, признаётся Уён. — Настоящего.       Стоит Уёну сказать это, как весь пожар и Сан исчезают. Он трёт руками лицо — там нет слёз. Это игра сознания, душа без тела не может плакать. На месте высокой плодовитой яблони возникает тонкая фигура. Её лиловый силуэт подчёркнуто женственный. Пару изогнутых рогов украшают тонкие цепочки, голые груди по-девичьи стоят, тонкие лиловые ткани, словно из неё самой, худо-бедно закрывают промежность. Она трогает себя когтистыми ладонями и фиолетовые губы кривятся в зловещей улыбке.       — Хорошая была попытка, — рычит Уён, приближаясь к демонессе. Похоть. Желание. Какая ирония.       — Ты удивителен, юный маг! — она в восторге хлопает в ладоши. — Впервые встречаю такого. Все, такие как ты, хотят и желают таких же. Бредят в забытьи, просят, умоляют. Твоё же желание...       — Ты не можешь его исполнить, — отрезает Уён, пристально смотря демонессе в глаза. — Эта твоя маленькая иллюзия...       — Ты почти поверил в неё, — она довольно хихикает. — Я могу сделать это правдой, тебе лишь...       — Нет, — говорит он твёрдо. — Моё тело останется мне, демон. Какую бы убедительную сценку ты не придумала, я не впущу тебя.       — Зачем же тебе идти на такие жертвы, ради того, кого ты любишь? — её сладкий голос окружает его, но не приятно, а словно липнет к коже, как растаявшая конфета. — Я могу дать тебе счастье, подарить наслаждение и любовь, которой ты так хочешь.       — Мне не нужно это, — уверенно отвечает Уён, проматывая в памяти ощущение искренней близости на пшеничном поле. Он быстро отмахивается от этой идеи. — Ты видишь лишь желание, но не понимаешь более тонких вещей. То, о чём ты говоришь, уже у меня есть.       — Ты врёшь, — говорит она, наклоняясь рогатой головой вперёд.       — Совсем как демоны, — смеётся Уён, сбивая Похоть с толку. Она ошарашенно отшатывается назад.       — Что меня выдало? — искренне интересуется она, наклоняя голову и щуря глаза.       — Эта иллюзия была слишком хороша, — грустно улыбается Уён и фигура демонессы блекнет перед ним, а вместе с ней — вся Тень.

ⵈ━══════╗◊╔══════━ⵈ

      Уён распахивает глаза и острие храмовничьего меча застывает у него перед лицом. В голове мутно, но он слышит хриплый возглас.       — Стойте! Стойте, Ваша Милость! Он справится, я верю, он справится! Дайте ему ещё... — Сан надрывается. Его голос изламывается в унизительной мольбе.       Уён мычит недовольно, отводит пальцами острие клинка от своего лица и неуверенно поднимается. Всё вокруг кажется таким... реальным. Слишком ярким, плотным, близким и нормальным. Пол под ногами не тянет подобно трясине, не разъезжается в стороны, стены стоят на месте.       — Хвала Создателю! — Сан опускается на лавку у стены и роняет голову на свои ладони. Рыцарь-командор убирает меч в ножны и хмыкая, отходит в сторонку.       — Признаков одержимости нет, Ваша Милость, — говорит Первый Чародей, осматривая Уёна бегло. — Он прошёл Истязания.       — Долго, — рыкает главный храмовник. — Почти соблазнился уговорам демонов, не так ли? За тобой стоит смотреть внимательнее.       — Болтливая демонесса попалась, — бросает Уён, не думая даже как-то оправдываться. Он почти попался в ловушку.       — Демонесса, — с отвращением повторяет рыцарь-командор. — С этого дня ты под моим наблюдением, маг.       — Но я... — Уён ошарашенно смотрит на него, прикусывая щёку. — Почему?       Храмовник смотрит на него с презрением. Словно готов плюнуть в лицо. Уён чувствовал это всегда, но сейчас как никогда раньше. Сан у стены смотрит на них сквозь щель между пальцами. Его потряхивает.       — Приставленный к тебе храмовник не смог исполнить свой долг, — говорит, как отсекает, рыцарь. — Такой сильный чародей, как ты, должен быть под надёжным контролем.       Уён закусывает язык. Если он продолжит говорить то, о чём думает, его усмирят. Прямо здесь, без суда и следствия. Быть под контролем. Как же! Единственное, на что годны маги — это всю жизнь просидеть взаперти. Терпеть лишения и ограничения, не знать простых вещей, закапываться в фолианты магических знаний и плясать под дудку Церкви с храмовниками. Старшие из Ордена вели себя таким образом чаще молодых. Они видели в магах лишь оружие, которое можно выпустить из клетки по зову короля, каких-то шутов, скачущих перед Императорами. Под контролем. Уён устал слышать это. Останься он во сне, его телом завладела бы Похоть. Взяла бы под контроль. Куда не бросься, везде кто-то норовит прицепить к нему нитки марионетки.       Уён, уходя из комнаты Истязаний, думает лишь об одном.       Наступит ли для магов момент, когда они сами будут себя контролировать? Когда никто не будет нависать над ними и диктовать свои правила? Сколько можно терпеть несвободу, если каждый из них был в своём уме и совершенно точно не хотел добровольно отдаваться демонам?

ⵈ━══════╗◊╔══════━ⵈ

      Уён спускается на нижний ярус Башни, где за мощными печатями и оберегами хранились филактерии всех учеников Круга. При прибытии в Башню у каждого брали каплю крови и помещали в специальный сосуд. Ещё одна мера контроля. Так храмовники ловят отступников и малефикаров. Они все словно собаки на привязи, клеймённые коровы, чтобы все знали, в каком они стаде. Кому вернуть, если свернёт не туда по пути. По правде говоря, обычно редко кого возвращали назад. Чаще всего сбежавших ждал храмовничий меч. Ведь дело в том, что не все отступники используют магию крови. Но в попытках выжить, им больше ничего не остаётся. Прочувствовав на себе тотальный контроль рыцаря-командора, Уён прекрасно это понял. Это не мышеловка, это капкан. Он перерубает мышцы ноги и чем больше двигаешься, тем больнее становится. Чем больше храмовники подавляют волю магов, тем меньше путей решения они видят, тем глубже раны на их руках и сильнее желание защищаться.       Сан встречает его между каменных колонн, прячась в тени. Здесь обычно никого нет. На те ничтожные часы, когда рыцарь-командор уходил на совещания с советом, Уён мог сбежать из-под носа приставленного к нему лейтенанта. Подозрительность храмовников по отношению к нему вскрывала ему все нервы. Каждый день казался наказанием. Наказанием за то, чего он даже не совершал.       Сан тянет Уёна за рукав одежд, прячет их двоих во мраке каменных изваяний. Уён обнимает его за плечи, целует в губы, не сразу попадая в них в темноте. Сан прижимает его к холодным камням, сминает худые бока и скользит вдоль складок робы по бёдрам.       — Давай сбежим, — шепчет Уён, подставляя шею под жадные голодные поцелуи. Похоть даже близко не подошла к этому, её игра была жалкой пародией на правду.       Сан останавливается.       — Мы не успеем пересечь порог Башни, — шепчет он в губы. — И оба тут же лишимся головы.       — Я лишусь головы раньше, пока командор будет рядом, — цедит сквозь зубы Уён. — Я вижу, как он смотрит на меня. Держит наготове ритуал усмирения, надеется скорее сделать из меня... Превратить в...       Уён вжимается затылком в холод стены и зажмуривает глаза. Ему уже не до страстных поцелуев. Внутри черепной коробки ворох пугающих мыслей, одна хуже другой.       — Мне запретили использовать магию дольше нескольких часов в день, они боятся, что я опасен после Тени. Санни, что же мне делать?       Храмовник без доспехов касается губами его лба. Любящим поцелуем, как жрица в церкви на проповеди. Вкладывая в касание губ больше, чем можно выразить словами. Но Уёну этого недостаточно. Всё его существо, некогда смирившееся с участью, сейчас бунтовало и рвалось наружу. Его жизнь в Круге превратилась в ад. Сана он видел несколько раз в неделю, его приставили к какому-то новичку. Каждый день был похож на предыдущий, травил душу и даже все молитвы Создателю утратили былое значение.       Эту золотую клетку больше невозможно терпеть.       — Хорошо, — много позже шепчет Сан и Уён смотрит ему в глаза. Там искренность. Как всегда. Честность. Сан считал себя грешником, но Уён не знал кого-то праведнее. — Мы сбежим.       — Что?..       — Филактерии. Нам нужно лишь украсть твою и улизнуть отсюда.       — Но они же... — Уён задыхается.       — Верно, — Сан берёт его лицо в ладони. — Один я не справлюсь. Но если могущественный маг поможет мне, то...       Уён улыбается.       Эта идея безумна.       Они это сделают.