Doubts that Linger

Грешники те, кто дарит свою любовь Ложным богам.

― Преображений 1:6

      В часовне густо пахнет плавленым воском. Тлеющие жёлтые свечи отпускают нежные тени на застывшую Пророчицу, на тонкие изгибы алтаря, на мрамор белых скамей и на лица учеников. Маги собрались в часовне для вечерней молитвы. Сестры Церкви поют Песнь Света, Преподобная мать вторит их нежным голосам своим глубоким контральто. В полутьме крохотной часовни гулко звучит молитва, льётся чистым ручьём любовь к Создателю, в огоньках свечей трепещет уважение к жертве Андрасте и скорбь по величайшей из людей.       Храмовники серебристыми истуканами стоят поодаль, за тонкими спинами магов. Молятся тише, шепча строчки писаний одними губами. Сану вовсе трудно совладать с собой, произнося священные слова. Он прячется в доспехах, за пылающим праведным мечом и щитом, но нежнейшей кожей ощущает взор с укоризной на себе. Его взгляд неуверенно направлен вверх, к застывшему лику Невесты Создателя. Его руки потеют, сжимаясь в молитвенном жесте. В горле сохнет и першит, там застревают слова песни. Среди всех праведных душ в этой часовне, он ощущает себя чудовищем.       Его воспитывали строго, консервативно, по канонам Церкви, под неумолимым бдением Создателя. День начинался и заканчивался Песнью Света, душа его была чиста и не тронута низменными человеческими пороками. Чопорный святоша, видевший в себе лишь орудие для совершения воли Бога, наказа Церкви, устава Ордена.       Смотреть в глаза Андрасте невыносимо, её каменный лик всецело осуждает и пробирается пугающим холодом под кожу, парализует нежные нервы. Губы сухо дрожат, опрометчиво путая слова Трансфигураций. По щеке ощутимо скатывается капля пота и тревожное чувство давит на затылок. Тот, что стоит рядом, услышал его ошибку, он смотрит косым взглядом. Сану хочется спрятаться, убежать отсюда, мчаться без оглядки до границы с Орлеем, лишь бы его не поймали с поличным.

Много есть таких, что бредут в грехе

― Преображений 10.

      Он главный грешник в этом зале. Ему нет искупления, Андрасте не подарит своей милости. Взгляд судорожно скользит по белому каменному телу Пророчицы, упирается в острый смуглый профиль полукровки-антиванца, припадающего губами к чаше причастия. Он смотрит исподлобья не то на Преподобную мать, не то на корону Невесты. Его пухлые губы прижимаются плотно к бронзе, алое вино льётся между раскрытых половинок, тонкой струйкой стекая с уголка.       Сан закусывает щёку, пропуская ещё один куплет.

ⵈ━══════╗◊╔══════━ⵈ

      Руки предательски дрожат и сильно потеют, растворяя смазанные чернила на клочке бумаги. Уён передал записку Сану, когда уходил из часовни. Тихо и не заметно, как и все тысячи тех записок, которыми они общались в тайне ото всех. Частые беседы между храмовниками и магами провоцировали вызовы в кабинет Рыцаря-командора, часовые нравоучения о том, что дружбы между разными видами не должно существовать. За годы жизни в этой золотой клетке между ними выстраивалось доверие, но строгий глас учений Ордена раз за разом давал в нём трещину, рождая в магах сомнение, а в храмовниках — непринятие.       Баланс постепенно нарушался. Невидимые весы контроля и свободы терзали неравноправные тревоги.       Записка размокает в руках. Сан переживает, что его поймают. Чем дальше они заходили, тем более рискованным было то, что скрывалось в росчерках чернил, долгих взглядах через всю библиотеку, придуманных шифрах из коротких и длинных постукиваний, в тайных встречах по ночам после отбоя. Прятались в тенях круглых коридоров, в приоткрытых кабинетах и покинутой часовне, подвергая себя опасности раз за разом.       Сан ныряет в пропахшее церковными благовониями помещение, но не смело рассекая грудью плывущую пелену воскового морока, а погружается туда тихо, как осторожный кот, выслеживающий птичку. Задерживая дыхание прижимает дверь, чтобы не спровоцировать скрип. Разворачивается неуверенно, смахивая со взмокшего лба короткую чёлку. В часовне полумрак. Покинутые на алтаре молитвенники раскрыты на псалмах. В горле собирается комок липкого ощущения, рубашка пристаёт к коже и спёртый воздух забивает лёгкие.

Кто знает меня так, как Ты?

Ты был здесь ещё до моего первого вздоха.

Ты видел меня тогда, когда никто иной не узнал бы моего лица.

Ты принёс гармонию в моё сердце.

― Песнь Испытаний: псалмы 1:11

      Сану покой даже не снится. Гармония за пределами его окутанного магическим флёром сердца. Там, в сердце, плещется море огня, ворох снежинок и колючие заряды электричества вспыхивают хаотичными импульсами. У него под кожей пугающее-восхитительное ощущение нежного невесомого касания духов Тени, призванных оберегать и защищать. На его разгорячённом тревогой и порочностью теле лишь невидимые отпечатки широких ладоней.       Сан смотрит на строки псалмов, перечитывая их и не улавливает смыслов, словно видит их впервые, словно не пел их вместе с остальными несчётное количество раз. Свечи горячие и от их марева душно. Он прикусывает губы и вдыхает осторожно, боясь показаться слишком громким в таинственной тишине часовни.       За спиной слышится шорох и храмовник резко оборачивается. В полумраке виднеются лишь ряды скамеек, тусклые очертания церковных мозаик, раскрытые и забытые на скамьях молитвенники.       Оборачиваясь назад, Сан роняет клочок бумаги на пол. В его голове рождалось губительно много разных сюжетов, самых непристойных и постыдных, но... Но не Уён, сидящий прямо на алтаре у ног Андрасте. Сидящий там, откинув в сторону голову, обнажая шею и покачивая беззаботно ногой. В его карих глазах пляски свечей и потусторонний блеск могущества. Буквального и фигурального.       — Сэр, где ваша хвалёная бдительность? — его губы растягиваются в язвительной усмешке. Сан осторожно делает шаг вперёд, но не слишком близко, боится не просто обжечься, а сгореть. — Так ведь можно попасть в неприятности. Разве вы не боитесь, что какой-нибудь неблагочестивый маг свяжет вас и будет использовать в своих целях?       Сан захлёбывается воздухом. Развязная речь и лёгкий акцент импульсами бегут по его нежным нервам, ноги не слушаются, расстояние сокращается. Уён с довольной улыбкой прижимает его к себе, обнимая ногами. Под робой адепта нет штанов. Это проклятье.       — Неблагочестивые маги должны несколько дней петь Песнь Света и поститься, — заглядывая в тёмные глаза, Сан скользит пальцами по мягким бёдрам, сминая плотную ткань и касаясь носом шеи.       — Вы такой лжец, — откидываясь чуть назад, упираясь макушкой в мраморное тело Андрасте, Уён расстёгивает застёжки на шее. — Но если хотите, я спою. Только для тебя.       — Ох, Созда... — Сан осекается, прикусывая губу. Уён хихикает, цепляя пальцами его подбородок и заманивая к себе, как послушную собачонку. В пальцах пульсирует электричество, все выученные священные песнопения забываются одно за другим, пропадая в бесконечной тьме карих глаз, где плутовство сверкает огоньками.       Уён касается сухими губами острой скулы, Сан с дрожью закрывает глаза, растворяясь в ощущении. Его благочестия не существует. Вся его праведность глупый вымысел. Андрасте была обманута и сожжена Империей. Сан же предал свою чистую праведную веру, не оказав Гессарионовского милосердия, дав ей сгореть в магическом пламени и жаре множественных поцелуев.       Он целует мага у сложившей руки на груди Пророчицы. Он сминает сочные бёдра до красных отпечатков на коже, слыша на периферии треск церковных свечей. Насмешливый голос язвительно шепчет забытые на службе строчки Трансфигураций, выдыхает горячо слова прямо в ухо. Уён вжимается гибким телом в Сана, льнёт тесно и близко, цепляется пальцами за плечи. Его слова как заговор, его тихие стоны слаще причастного вина и губительнее проклятий.       Сливаясь в грехе на алтаре Божьем, Сан забывает о своём предназначении в этом мире. Липкое чувство страха оседает вековой пылью в подкорках, сокрушённое одержимым желанием быть так близко, насколько возможно. Сан затыкает Уёна влажным поцелуем, глуша его звонкий голос. Непристойное мокрое хлюпанье совокупляющихся тел пугающим эхом отражается от стен, где одна за одной описаны походы Невесты Создателя.       Они сделали это в самом святом месте Башни.       Неблагочестивый маг. Плут, хитрый умопомрачительный лис. Он стонет Сану в губы слова о любви и смуглые пальцы мнут страницы, где псалмы расползаются невнятными строчками.       Падший грешник. Ведомый острыми кончиками лисьих хвостов. Заворожённый изгибами, погрязший в голодном желании. Он, стиснув зубы, вбивается в горячее, охотно принимающее, тело, растворяя духовное в собственном низком стоне.       Андрасте смотрит со своего постамента, молчаливо и пристально. Опасная мысль: так даже лучше, пронизывает Сану неспокойное сердце с первого поцелуя.       Сан не помнит всех молитв, он хрипит, блаженно закрыв глаза, клянётся, что отдаёт тело и душу лишь одному. И он здесь, из плоти и крови, гладит нежными подушечками пальцев от влажных висков к уголкам приоткрытого рта. Он здесь, самый прекрасный из всех, щурящий глаза в довольной улыбке.       Он здесь и Сан готов назвать его своим Божеством.       Сцеловывая с губ друг друга сакральные признания, вдыхая и чувствуя, двое не знали, что за стенами Башни клубится смертельной тьмой орда.