Конфабуляция

      Вечер приближался, а место в сердце всё не планировало заканчиваться. Все эти факторы: фильм, приятная атмосфера, чай, тёплые карие глаза в паре сантиметров от пылающих неловкостью щёк.       Хелен осматривал комнату в перерывах, когда в сюжете были бесполезные моменты. Он приметил несколько развороченных тетрадей. Они были усердно сложены на краю стола и прикрыты ещё несколькими книгами. Джону наверное станет стыдно, если Отис упомянëт об этом. Тот, кажется, занят своими мыслями, а не фильмом. Задумчивый взгляд, словно сквозь монитор; снова нервные движения и немного печальное выражение лица.       Если этого человека что-то и тревожит, то это Хелена точно не касается, но удивительное чувство причастности к происходящему заставляет переживать вместе с Джоном. — Джон, если что-то не так, то просто скажи. — внезапно оборачивается парнишка, всматриваясь в чужое лицо, которое, кажется, сменяет сотни эмоций за пару секунд. Его поймали с поличным и огромных усилий стоит не засмеяться на явное смущение. — Всё в порядке, правда. Просто задумался. Оу, уже поздно, тебя родители искать будут. Проводить тебя домой? — поспешно сообщает парень, хватаясь за позднее время в углу экрана, как за последний шанс.       Конечно это звучит так, словно он просто хочет побыстрее выпроводить незваного гостя, поэтому Хелен хмурится, долго смотрит прямо в мелко подрагивающие зрачки, а после всё же кивает и собирается. Время действительно позднее. Родители скорее всего волнуются о том где он.       Джон встаёт следом, быстро прибирается (что и уборкой, если честно, не назвать) и спешит в след. — Не надо меня провожать. — сердито заявляет юный художник, накидывая куртку и шарф. В каждом движении сквозит какая-то странная из ниоткуда взявшаяся обида. Парнишка настолько сконцентрирован на том, чтобы покинуть эту квартиру, что не замечает, как Джон подходит ближе. Отис открывает рот, чтобы что-то сказать, но тут же затыкается, когда длинные пальцы кутают его в куртку и застёгивают молнию. Но гораздо более аккуратно, чем мама. — Уже довольно прохладно. И я тебя всё же провожу. — руки, с которых ещё не сошёл загар юга, заботливо повязывают шарф вокруг шеи, изредка неаккуратно задевая пальцами юношеские щёки. — Спасибо... — бурчит Хел, всё ещё хмурясь так, что брови сходятся к переносице, образуя маленькую морщинку. Голубые глаза холодно следят за тем, как друг завязывает шнурки кед, накидывает пальто и тащит к двери, задорно улыбаясь. — У тебя что нет шарфа? — Хелен пялится на оголённую шею, которую явно продует на улице. Последствия таких прогулок парнишка отлично помнил ещё с детского возраста, когда назло матери бегал по улице без шапки и шарфа, а потом оказывался на кровати с головной болью и ужасными ощущениями. Джон неловко отвёл взгляд и коснулся рукой затылка, топорща отросшие волосы. — Ага. Когда уезжал, то не взял, а здесь ещё не успел приобрести. — мальчишка кивает и делает шаг навстречу, намекая, что если решил провожать, то нечего стоять у порога. Карие глаза в миг загораются и парень по-детски хихикает, открывая дверь и пропуская вперёд.       Эта искренность, признаться, подкупает, поэтому Хелен улыбается в ответ и выходит из квартиры, слыша, как сзади щёлкает дверной замок.

***

      Выходишь на улицу и тело окутывает пробирающийся под одежду холод. Хелен то не переживает, он тепло одет, ему лишь слегка жжёт глаза до влаги на уголках. А Джон вздрагивает, старается сдерживать трясущиеся плечи, чтобы не вызывать беспокойства у близких людей. "Вот они, южане. Сначала легко одеваются, а потом ноют, что холодно." — думает юноша, размашистыми шагами топая по асфальту, словно покрытому блестящей влажной обёрткой, сияющей при свете фонарей. Этот месяц должен быть необычным. Ведь обычно американцы встречают Рождество без снега. Но с неба падают крошечные, похожие на капли дождя, снежинки. Каждая новая, не похожая на другую. Произведения искусства от самой природы.       Джонатан идёт следом за другом, пожимая плечами в попытке закрыть шею воротником куртки. Он тихо ступает точно по отисовым следам, что напоминает детскую игру. В голове расцветают воспоминания, как Хелен когда-то так же ходил по маминым следам. В те дни родители старались брать меньше работы, чтобы провести праздник вместе.       Улицы сменяли друг друга, снова проходили через множество мерцающих вывесок. Отис наблюдал за тем, как его спутник забавно вертит головой, рассматривая окружение, и губы сами собой дрогнули в улыбке. Холод мазнул по щекам вместе с ветром. Когда же они придут? Неужели Хелен настолько далеко жил? Или просто каждый момент казался отчаянно длинным из-за мëрзнущих коленей и тихой поступи рядом?

***

      Глубокий вдох и лёгкие наполняет свежий воздух, что покалывает изнутри. У юного художника подмëрз и покраснел кончик носа, от чего он казался ещё более болезненно бледным. Они стояли около входа в многоквартирный дом, где жила семья Отис. Вот только ни один из парней не желал первым прощаться. — Иди домой. Спасибо, что проводил. — тихо отвечает парнишка, кутаясь носом в шарф и отводя взгляд. — Да, ты тоже замёрз. — пассивно отвечают ему, а следом протягивают руки, вставая в открытую позу, — Можно?       Приглашение в объятия оказалось нешуточным, потому что Джон всерьёз ждал ответа. Теперь пылали не только нос, но и щёки. И как отказать этим отвратительно милым, почти щенячьим глазам? Сердце отчего-то зачастило, а его импульсы прокатывались по телу теплом. Это было неловко. Хелен никогда такого не делал. Даже в детстве, от материнских объятий воротило.       Тяжëлый шумный вздох. — Можно. — и он сам делает первый шаг, осторожно положив ладони на чужие лопатки и обнимая так, как знал. Джон на пару секунд завис, так и застыв с выставленными руками. А после мальчишка почувствовал, как его крепко прижимают к себе. И от этого стало спокойнее. Лёгкое давление на рёбра вытесняло стыд и лишние мысли, оставляя лишь чувство уюта и приятный запах от чужой открытой шеи. Хелен прикрыл глаза. Это первые объятия, от которых ему не хотелось разбить лицо или выблевать органы. Чувство времени начало ускользать. Иначе Отис не мог объяснить то, что в тепле рук и приятной близости начало клонить в сон. — Мне надо идти. —осторожно отстраняется школьник, отводя взгляд в асфальт, блестящий в свете вечерних фонарей. Лучше не злить и без того взволнованную мать. Она наверняка устроит ему допрос. Благо отец в командировке.       Джонатан пожимает плечами и ëжится. Кажется, что после объятий ему стало холоднее, чем было. — Конечно. Доброй ночи, Хелен. — добрая улыбка сопровождает вслед до входа в подъезд. Сердце дрогает и улыбка сама наползает на лицо. Отис даже позволяет себе обернуться и проследить за чужим взглядом, который всё равно прожигает внутренности. Ждёт когда Хелен зайдёт домой.       Закрывая тяжёлую входную дверь, парнишка видит, как спутник пару секунд смотрит в телефон и уходит. Мелкий момент заботы окончен. После него на душе осталась приятная лёгкость, которую не очернял даже факт родительского неодобрения. Нужно почаще проводить время вместе. Это, как оказалось, так хорошо отвлекает от проблем. Шаг за шагом, чем ближе узкое помещение лифта, тем стремительнее настроение парнишки растёт. Снова у него есть друг — человек, который принимает его со всей вспыльчивость и грубостью. Необычно - спустя столько времени - но так вдохновляюще. В голове столько сюжетов, сменяющих один другого, перемежающихся моменты радости и счастья с предательской правдой, подбрасывающей картинки смерти. Фил с пробитой головой и похороненный так жалко и нелепо. Изувеченный Том на асфальте с вывернутыми конечностями. Если этот ужасающий ряд пополнит Джон?       Дверь в квартиру тихонько щëлкнула замком. В тёмном коридоре осталась тонкая полоска света, идущая из кухни. Значит мать не спала, а ждала Хелена. Сняв верхнюю одежду, парнишка старается наступать как можно тише. Они заглядывает в кухню, замечая Джулию, сидящую за столом с блокнотом и ручкой в руке. Поодаль стоит чашка с чем-то. Явно не первая. — Почему так поздно? — с напускным спокойствием говорит она, поднимая злые глаза и демонстрируя сведённые брови. Для Хелена до сих пор непонятно злится она или просто раздражена внешним миром, когда делает такое лицо. Наверняка у него оно всегда такое же. — Гулял с другом. — рассеянно кивает сын, отводя взгляд и пряча неуверенность за равнодушием. Джулия недоверчиво склоняет голову в бок, отчего её черные волосы спадают с плеча. — Том умер несколько месяцев назад, а ты уже нашёл ему замену. Как живо. — начинает она, снова возвращая взгляд к бумаге и многочисленным записям пополам с телефонными номерами. Даже сейчас у неё на уме лишь работа. — Да ещё и связался скорее всего с плохой компанией. Иначе бы ты не задерживался, зная как мать переживает. — она нервно вычëркивает пару имён и снова поднимает глаза на сына. Но на этот раз смотрит обеспокоенно, словно сказала что-то, чего не следует говорить.       Плечи Хелена отчего-то поднимаются, а внутренности скручивает в тугой узел. К горлу подступает ком, сдавливающий и не дающий вдохнуть. Подобная реакция стала уже привычной на ссоры с родителями. С детства такие моменты вызывали слëзы. Юноша делает пару глубоких вдохов и смотрит на мать в ответ. — Вот именно, мам. Тома больше нет. Я в этом не виноват. И вернуть его к жизни я не могу, хоть и хотел бы. Очень хотел. — младший Отис замолкает, сдерживая себя от подступающего отчаяния. Джулия закрывает лоб рукой и устало вздыхает, откладывая ручку. Она встаёт с места, подходит к сыну и гладит по волосам, словно пару секунд назад не обвиняла его в предательстве. — Ты прав, милый. Прости меня, стоит взять отпуск, а то доработаюсь так до нервного срыва. Но, прошу тебя, не задерживайся больше так поздно. Или познакомь меня со своим новым другом, чтобы я знала, что ты в безопасности. — она легко посмеивается, что вызывает у Хелена улыбку. Если Джулия возьмёт отпуск, то это будет восхитительно! Может они даже смогут провести время вместе.       На душе вдруг стало безумно спокойно. Школьник отправился к себе в комнату. Сердце приятно и ощутимо билось в груди, а с каждой секундой росло вдохновение. Нужно срочно взяться за кисть. Срочно, пока в голове не исчез чёткий образ человека.       Комнату освещала лишь взошедшая луна, а при включении света глаза пришлось зажмурить. Мелкий бардак на рабочем столе ничуть не смущал. Около стены стоял тубус с начатой ещё при первой встрече с Джоном картиной. Вернее лишь эскизом к ней. Хелен собрался с мыслями и, взяв в руки краски, принялся снова выводить линии и ставить мазки. Вот вырисовывается звёздное небо, вот фигурные руки, а вот на плечи спадают пара коротких завитых прядей. В голове момент за моментом, отображается лицо. У Хелена возникает ощущение, что он рисует с натуры, а не по памяти. Ночь всё быстрее близится к своему пику. За дверью обеспокоенно ходит мать. А творец полностью погружён в свои картины. Тишину прерывает лишь шуршание кисть и напеваемая песенка, которую Отис помнит в гитарном исполнении.

***

      Театральный зал был наполнен шумом. Он отражался от стен, проникал под сидения в зрительном зале, окружал находящихся на сцене. — Сколько можно, Джин? Мы уже седьмой раз прогоняем одну и ту же сцену! — взвизгивает девушка, одетая в богато украшенное платье. Она хлопает веером, выданным костюмерами. Это лишь репетиция, а нервов столько, словно это натуральный прогон перед выступлением. Джон обречённо вздыхает позади мастера, курирующего их группу. Тот, кажется, тоже разделяет его настроение, солидарно прикрывая рот ладонью. Девушка на сцене продолжает ругаться, отчего её светлые волосы, завитые в локоны, забавно покачиваются. Парень, одетый в костюм придворного, сжимает кулаки, сдерживая себя, чтобы не начать кричать в ответ. — Ливи! Неужели мне стоит напомнить какой была твоя первая репетиция? — строго вещает на весь зал женщина-куратор, отчего бондинка на сцене замолкает, потупив взгляд. Джонатан хихикает в кулак. Он то помнит, какой была её первая роль. И как для неё было позорно стоять на сцене в костюме страуса, а остальные говорили "да ладно тебе, Ливи, плохих ролей не бывает!". — Чего смеёшься?! Ты вообще за всю учёбу ни разу на сцену не вышел! Вот и помалкивай, Блейк. — лицо Оливии раскраснелось от гнева, но тут же сменилось ухмылкой, когда Джон сжался и отвёл взгляд в попытке избежать лишнего внимания. У него не было страха сцены или людей. Нет, совсем нет. Он боялся лишь возможного осуждения с их стороны. Да и, признаться, актёр из него паршивый. Даже врать нормально не умеет. — Оливия, оставь Джона в покое. У него талант сценариста, а не актёра. — не оборачиваясь говорит мастер, гордо задрав нос. Как всегда. — Вот именно! Он самый худший актёр из всех, кто у нас учится. Чего он вообще присутствует на репетиции? — Джон краснеет от неловкости ситуации и отступапт на шаг в тень зала. — Вы — актёры — ничего из себя не представляете без данного вам текста и описания сцен. Если бы не листки с репликами, то ты, Ливи, и слово бы не проронила на публике. Тебе следует сказать спасибо Джону, что он даёт тебе работу. — куратор откровенно злится на вспыльчивую актриску. Они продолжают спорить, повышая тона, но Блейк уже не слышит. Он вжимает шею в плечи и заседает на самом дальнем ряду, чтобы его не видели лишний раз. И было бы замечательно, если бы он остался один. Парень открывает тетрадь, начиная чëркать в ней какие-то непонятные каракули, спирали и линии. Это всегда его успокаивало.       Вскоре гул стих, репетиция продолжилась, но тот, кто должен был оценивать работу актёров на сценарию, уже не следил за тем кто и что говорил. Джон совсем ушёл с головой в свои мысли, что не заметил, как на его плечо легла тонкая девичья ладонь с чёрными ногтями. Он вскрикнул, подпрыгивая на месте и оборачиваясь на пришедшую. — Добрый день, мистер сценарист. — хихикнула Эмра, заправляя прядь волос за ухо. Сегодня она выглядела не так, как обычно. На его пышной фигурке отлично смотрелась красное воздушное платье, а прямые волосы покорно лежали на бледноватых плечах. Джон невольно ахнул от удивления. — П-привет, Эмра. Ты пришла посмотреть на ребят? — на лицо наползла воодушевлённая улыбка, которая, видимо, выглядела глуповато, ведь Эмра рассмеялась, присаживаясь на соседнее место. — Да. Может, посмотрев как они работают, я пожалею, что отдала эту роль Оливии. А ты? Почему снова сбежал? — хитрый взгляд, подведëнный тонкими стрелками, цеплял Джона лучше, чем рыбу на крючок. На лицо снова наползал красный цвет, а в душе начиналась война. И Блейк искренне не понимал что это: паника или любовь?       Они с Эмрой начали встречаться полтора месяца назад. За это время Джон успел пару раз простыть под её окном, выслушивая истории, когда родители Эмры не отпускали с ним; спеть ей пару своих любимых песен, на некоторые из которых она морщила нос и фыркала; несколько раз неловко поцеловать её, давая забрать инициативу, а потом самому сбежать от повторного касания, ведь смущение и страх брало верх. Сейчас, когда Джонатан осознавал, что самая коммуникабельная девушка университета встречается с ним, что у них обоих может быть шикарная и громкая карьера, у него внутри возникал иррациональный страх за будущее. — Мне просто не хотелось их смущать. — нагло врёт парень, замечая, как серые, глаза напротив сужаются и подозревают. — Врëшь. Джон, ты отвратительный лжец. Именно поэтому тебе не быть актёром. — девушка наклоняется ближе. Её лицо останавливается в паре сантиметров он носа Блейка. Тот закусывает губу и вжимается в кресло, словно в попытке отстраниться, — Боишься меня? — Н-нет. С чего ты взяла? — парень старается расслабиться, чтобы не обидеть девушку, но та снова наседает. — Ты идиот, Джон. Я же говорю, не ври мне. Всё равно раскушу. — тонкая ладонь касается ключицы, очерчивая кость, спускаясь ниже к ладони. Голос низкий, ласковый, словно облизывающий ушную раковину, — А когда мы будем заниматься сексом, ты тоже будешь так смущать и прятать глаза? — об этом Джон даже не думал. О каком сексе речь, если он даже обнять её без неловкости не может? Да и не представляет он Эмру обнажённой перед собой. Разум отказывается рисовать эту картинку. — Я... Я не знаю. — звучит неуверенный ответ. Безумно хочется отвернуться, спрятаться, чтобы не видеть этих пухлых губ, что улыбаются так насмешливо. — Забавно. — руки молодой актрисы касаются ладони, поворачивая её к себе пальцами, — Не знала, что тебе по душе красить ногти. Да ещё и моим лаком. — усмешка слетает с её губ, а взгляд приобретает странную холодность. — Это друг накрасил. Тебе не нравится? — Эмра поднимает глаза на парня, смотря на него с подозрением, а после легко отвечает, как будто читает текст. — Друг? Не знала, что у тебя есть друзья, котёнок. Чёрный лак тебе идёт. Так... Необычно выглядит. — она отпускает его ладонь, вставая с места и, помахав на прощание, направляется к первым рядам. Нужно ведь напрячь Оливию, которая слишком расслабилась, заполучив главную роль.       Джонатан выдыхает, опуская взгляд на свои ногти. Чёрный лак, которым Хелен их накрасил до сих пор держался, но видимо Эмра не оценила этого дружеского жеста. Почему? И почему она так странно смотрела на него? Может она посчитала его геем?       В любом случае, репетиция продолжалась, а Блейк вскоре ушёл, прихватив с собой сценарий, который так и не отдал мастеру, постеснявшись отвлекать от занятия. Возможно, если бы он был смелее, то великое будущее действительно поджидало где-то рядом, но Джон молчал, довольствуясь местом за кулисами и склизким чувством внутренней обиды на самого себя.